Текст книги "Румо и чудеса в темноте. Книга II"

Автор книги: Вальтер Моэрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Осада

Медная дева была готова, изысканный инструмент смерти, наконец, получил свою душу. Прекрасная вольпертингерша идеально заполнила внутренности смертельной машины, будто она была специально для неё создана.

Сразу же после того, как генерал Тиктак увидел Ралу, он приказал своей гвардии охранять её и никого к ней не подпускать. Затем он поспешил в свою башню, чтобы подготовить медную деву. Он заполнил сосуды жидкостями, отполировал машину и трубки медным платком и приказал прислуге зажечь в комнате свечи. В конце он приказал доставить вольпертингершу в свою башню.

Её звали Рала, как стало ему известно к этому времени. К радости Тиктака она всё ещё была без сознания, что позволило ему незаметно для Ралы уложить её в машину и ввести в её тело иглы.

Теперь можно начинать. Генерал Тиктак впрыснул для начала немного кофеина смешанного с белладонной. Немного растворённого в дистиллированной воде сахара для мозга? А почему бы и нет! Невеста должна проснуться свежей и отдохнувшей, в ясном сознании. Весёлое бульканье заполнило трубки. Медная дева блестела в свете свечей. Никогда ещё не предвкушал он столько радости – радости за ещё не совершённые дела, как будто он только что получил дорогие подарки.

Издалека в камеру пыток доносились приглушённые звуки Театра красивых смертей. Скоро на арену для сражения выпустят первого вольпертингера. Жители Гела будто сорвались с цепи, слухи о сенсационном урожае разошлись с невероятной скоростью, каждый хотел увидеть сражающихся вольпертингеров.

Но это было не интересно генералу Тиктаку. Ни капельки. Дурацкие драки в театре показались ему скучными с самого начала. Что он пропустит? Парочку смехотворных сражений, барахтанье на арене, кровь, пьяных зрителей? Нет, у него были более важные дела. Он готовился к совершенно особенной свадьбе: осаде, завладению и уничтожению тела Ралы. Это должно стать самой долгой, мучительной и красивой смертью на свете.

Первое сражение Ушана

Ушан де Люкка вышел на арену через северные ворота. Публика к этому времени совершенно распоясалась – зрители кричали, смеялись, шумели, бросались хлебом и фруктами и не обращали на новичков Театра красивых смертей никакого внимания.

Ушан был в своём лучшем настроении: легко шагая, он улыбался и махал рукой публике. Его в качестве пленника привели в этот город кровожадных чертей, он вместе со всеми своими друзьями стал рабом и сейчас он должен быть убит в сражении, но, несмотря на это, настроение Ушана было великолепным. Так как в подземном мире не было никакой погоды.

Здесь не было дождей, солнечного света и низкого давления, а значит, не было головных болей, звона в ушах и депрессий. Когда он впервые проснулся в Геле, он почувствовал себя так, как будто с его плеч свалился тяжелейший груз, как будто он всю жизнь носил свинцовые доспехи, которые, наконец, снял. Здесь, внизу, в качестве пленника этого кошмарного мира, он чувствовал себя первый раз в жизни свободным.

Он остановился, повернулся на месте и послал публике несколько воздушных поцелуев. Какой чудесный день!

Раздался громкий гонг, и публика мгновенно стихла.

Пол в середине арены раздвинулся и открыл проход примерно четыре метра длинной и два метра шириной.

– Нагельфар! Нагельфар! – тихо скандировала толпа. – Нагельфар!

Ушан стоял на месте и с любопытством следил за происходящим. Наверняка это был известный ритуал.

Раздался второй гонг, и из прохода вверх поднялась лодка, остроносый челн, в котором стоял огромный богатырь с тёмно-красной кожей, на три головы выше Ушана, и в доспехах из разнообразных материалов: наплечники из кожи, жилет из бронзы, наколенники из серебра. На голове у него был золотой шлем в форме черепа с серебряным лезвием на макушке, на бёдрах – повязка из костей. Обеими руками он опирался на огромный меч. Лодка остановилась, и воин шагнул на арену.

Раздались бешеные аплодисменты:

– Нагельфар-паромщик! Нагельфар-паромщик! – каждый раз всё громче и громче скандировали зрители.

Воин поднял меч двумя руками и указал им на публику. Лодка исчезла под ареной и проход снова закрылся.

Зрители застучали ногами.

Ушан понял, что этот Нагельфар здесь любимчик номер один.

История Нагельфара-паромщика

Нагельфар был озиром – одним из последних представителей рода богатырей с севера Замонии. Все звали его Нагельфар-паромщик, так как он отправлял по кровавым рекам в царство смерти каждого своего противника. Аплодисменты он любил так же, как и сражения, и поэтому для себя он решил, что каждая его победа будет сопровождаться необычной смертью. Он никогда не делал это быстро, он долго и терпеливо играл со своими противниками, он наносил им лёгкие ранения, заставлял их страдать и мучительно умирать. Он позволял себе дурачества на арене, поскольку ему, как признанному деятелю искусств, всегда поставляли более слабых противников.

Нагельфар не мог проиграть – это было известно даже публике. Во время сражения Нагельфара главным была не интрига, а ритуал, не то, кто выиграет, а то, как на этот раз Нагельфар убьёт своего противника. И когда он, наконец, это делал, то не одним ударом меча, а двумя, тремя, четырьмя, пятью или десятью. И с последним ударом голова противника падала на песок. Нагельфар не сражался, он пытал. Он не убивал свои жертвы, он забивал их, как скот.

Нагельфар сам выбрал Ушана среди пленников. Этот вольпертингер с тяжёлыми слёзными мешками под глазами выглядел не особо сильным, скоростью он тоже вряд ли мог похвастаться. То, что Ушан для сражения с Нагельфаром вышел на арену вооружённый только лишь тонкой шпагой, публика встретила язвительными замечаниями и смехом. С таким же успехом он мог выйти на арену с варёной макарониной!

– Твой новый пассажир, Нагельфар! – крикнул кто-то из публики. Раздались отдельные смешки.

Нагельфар всё ещё держал меч двумя руками высоко поднятым и поворачивался на месте. Ряды сотрясались от топота зрителей.

На Ушане не были никаких доспехов. Он был одет в свою обычную одежду из дикой кожи и держал в руках шпагу. Он медленно пошёл к Нагельфару. Остановившись прямо перед ним, он сделал пару рассеянных движений, напоминавших небрежное приветствие.

– Вжик, вжик, вжик! – просвистел Ушан, но в общем шуме его никто не услышал. Ушан поклонился, послал пару воздушных поцелуев и точно так же расслабленно, как он и вышел на арену, направился к своим воротам назад. Краснокожий гигант позади него упал на колени и удивлённо захрипел. Из множества ран между его доспехами била фонтаном кровь. Никто ничего не видел. Этот вольпертингер вообще вытаскивал свою шпагу? В Театре красивых смертей стояла абсолютная тишина.

Нагельфар шлёпнулся вперёд в песок и больше не шелохнулся.

Ушан остановился, повернулся и ещё раз поклонился, хотя никто не аплодировал. Затем он покинул арену через ворота.

Ритвофа

Король перестал ёрзать на своём троне.

– Что тоэ лобы? – спросил он своего советника. – Ты делви тоэ, Тарфриф?

– Это было самое быстрое сражение, которое я когда-либо видел! – ответил Фрифтар. Он был точно также поражён, как и все присутствующие в театре. – По-правде говоря, я совершенно ничего не видел!

Гаунаб смотрел вниз, на труп, вокруг которого растекалась красная лужа.

– Фаргельна мёртв, – прошептал он тихо. – Фаргельна-щикромпа мёртв.

– Да, Нагельфар мёртв, – механически перевёл Фрифтар. – Судя по всему, эти вольпертингеры – отличные воины. И не нужно судить о них по их внешности. Я узнаю его имя и внесу в список фаворитов.

– Да, – сказал Гаунаб. – Сивне гое в сокспи. Он – ритвофа.

Фрифтар поклонился и украдкой улыбнулся. Публика была сбита с толку, все шумели. Именно так он себе всё и представлял! Эти вольпертингеры оказались лучшим урожаем когда-либо собранном в первом городе-ловушке Гела.

Кровь нурний

–  Кровь? – недоверчиво переспросил Гринцольд. – Настоящая кровь?

Румо всё ещё стоял на коленях перед красной лужей, которых в тоннеле было полным полно. Кровь из неё крепко прилипла к пальцам Румо и с трудом стиралась с его одежды.

– Это пахнет кровью, – сказал он. – И смолой. Откуда же я знаю этот запах?

–  Кровь и смола,– сказал Львиный зев. – Это напоминает мне о Нурненвальдском лесе. В крови нурний было много смолы.

– Нужно уходить отсюда, – сказал Румо. – Здесь нехорошо пахнет.

Как только он произнёс последнее слово, из лужи появилось щупальце. Оно было кроваво-красным и было похоже на мускулистую руку. Пять пальцеподобных отростков ухватили запястье Румо и потянули его в лужу.

–  Что случилось? Что случилось?– закричал Львиный зев.

Румо попытался вытянуть руку назад, но щупальце было сильнее.

–  Вытащи меня! – приказал Гринцольд.

Румо послушался – выхватил свободной рукой меч из-за пояса, широко размахнулся и одним чистым ударом разрубил щупальце. Из обрубка высоко вверх ударил фонтан крови.

–  Фе-е-е-е!– произнёс Львиный зев.

Щупальце мгновенно исчезло в луже, а обрубок упал на землю. Затем встал на пальцеподобные отростки, попытался сориентироваться и с быстротой охотящегося паука убежал к одной из луж. Обрубок впрыгнул в лужу – кровавые брызги разлетелись во все стороны, на поверхность поднялась пара больших пузырей и обрубок исчез.

Румо выпрямился.

–  Я же тебе говорил,– воскликнул Львиный зев. – Здесь, под землёй, зло создаёт особенно отвратительных существ. Нужно очень осторожно идти дальше.

Румо сунул меч за пояс и направился дальше, старательно обходя лужи.

На следующем разветвлении дороги он остановился. Он снова почуял знакомый запах, посмотрел в тоннель, из которого он исходил и в ужасе отпрянул.

–  Что там?– спросил Львиный зев.

– Нурнии, – ответил Румо. – Там, в тоннеле, не меньше полдюжины.

– Проклятье! Как же мы тут пройдём?

– Не знаю, – сказал Румо. – Они меньше, чем та в лесу. Не больше меня. И мне кажется, что они спят. Они очень спокойно там стоят.

–  Тогда давай их убьём! – предложил Гринцольд.

–  Мы должны поискать другую дорогу, – сказал Львиный зев.

Румо пошёл вперёд на цыпочках, пока они не дошли до следующего разветвления. Тоннель был пуст, но на полу было слишком много красных луж.

–  Смотри внимательно куда наступаешь!– воскликнул Львиный зев.

Румо кружился вокруг красных луж, будто танцевал. С потолка что-то капнуло ему за шиворот. Он пощупал и понял, что это была тёплая и липкая кровь. Он услышал булькающий звук и замер.

–  Что это было?– спросил Львиный зев.

– Не знаю.

В луже у его ног появился большой пузырь и громко лопнул.

Румо отпрянул назад, прижался к стене пещеры и выхватил меч.

Теперь все лужи забурлили: к поверхности поднимались пузыри, и жидкость волновалась в них так, как будто она начала кипеть. Бульканье заполнило тоннель.

–  Однажды я видел вблизи небольшое извержение вулкана, – сказал Гринцольд. – Было очень похоже на это .

Лужи начали выплёскиваться через края, вверх поднялся влажный жар и к удивлению Румо из волнующейся крови начали появляться существа. Они выползали вверх, полностью покрытые красной жидкостью, и топтались вокруг на восьми тонких ножках.

Эти существа были знакомы Румо. Это были листочки. Они только что увидел рождение юных нурний.

В одно мгновение пол тоннеля был покрыт шагающими листочками. Румо не смог бы сделать ни шага не наступив на один из них. Если бы он это сделал, то листочки бы позвали своих нурний-родителей на помощь. Он ещё сильнее вжался в стену и замер.

– Тут целая фабрика по производству нурний, – сказал чей-то тонкий голос.

Румо огляделся и увидел у своих ног одного из тех пушистых клювоносых зверюшек, окружённого толкающимися листочками и нагло смотрящего на него.

– Привет, Румо! – сказала зверюшка. – Вот мы и опять встретились.

Румо стоял ошарашенный. Он не мог припомнить, что когда-либо знакомился с этим маленьким существом. И то, что они умеют разговаривать, до сих пор он тоже не замечал.

– Я – Яггдра Сил! – гнусавя, сказал зверёк. – Помнишь меня?

– Яггдра Сил? – Румо был совершенно сбит с толку. Нурненвальдский дуб? Здесь, внизу?

– Корни, мой дорогой! – пискнуло маленькое существо и указало на корни, всюду торчащие из стен. Всего лишь пара сотен метров под тем местом, где мы с тобой познакомились... Я же тебе говорил – мои корни растут глубоко. Здесь внизу я предпочитаю разговаривать через эльмов.

– Эльмов? – переспросил Румо и нагнулся вперёд.

Зверёк выпрямился и развёл передние лапки в стороны.

– Точно. Я – эльм. Единственное число – эльм, множественное – эльмы. Клювоносые землеройные животные, в далёком родстве с камнекротиками. Эльмы являются самым многочисленным народом подземного мира. Такого количества представителей других животных видов здесь не встречается. Если не считать насекомых. Что ты делаешь в этой дыре, мой мальчик? У тебя проблемы? – эльм с любопытством уставился на Румо.

– Я, э-э-э… я ищу мою возлюбленную.

– Ралу? Всё ещё? Ты всё ещё не подарил ей нашу шкатулку? – эльм упёр передние лапы в бока и состроил возмущённую мину.

– Её похитили, – объяснил Румо. – Пока я был в Нурненвальдском лесу. И я ищу её.

– О! Это ужасно! Похитили! Кто же сделал это?

– Это я и пытаюсь выяснить. А теперь, мне кажется, я заблудился. Нурнии заградили дорогу, вокруг сплошные кровавые лужи, из которых…

– Знаю, знаю, отвратительное место. Это кровь мёртвых из Нурненвальдского леса. Я тебе о ней рассказывал. Эта отвратительная жидкость просто не хочет тут высыхать! Она отравляет тут всю землю. Из неё и появились нурнии. И постоянно появляются новые вещи – щупальца, кровавые пауки. Это отвратительно.

Эльм оттолкнул в сторону один слишком навязчивый листочек.

– Идём, – пискнул он. – Надо отсюда уходить пока одно из этих чучел не начало хныкать и звать своих родителей.

– И как мне это сделать, не наступив на них? – спросил Румо.

– Я расчищу тебе дорогу, – сказал Яггдра Сил. – Здесь в подземном мире эльмы обладают определённой свободой. Крупные звери ими совершенно не интересуются. Просто иди за мной.

Эльм прыгнул вперёд и оттолкнул листочки с дороги, чтобы Румо мог идти за ним. Маленькие существа споткнулись и попадали, но никто из них не начал жаловаться.

– Без эльмов в подземном мире не было бы вообще никакой фауны,– объяснял Яггдра Сил Румо, в то время как эльм расталкивал листочки в стороны. – Они разрыхляют здесь почву, что бы любые другие существа могли здесь передвигаться, и поедают разносчиков болезней. Если бы я рассказал тебе, что я сегодня съел на завтрак, тебе бы стало плохо, мой мальчик. Все здесь уважают эльмов.

Наконец они добрались до тоннеля, в котором не было ни листочков, ни кровавых луж, ни нурний. Эльм остановился.

– Здесь безопасно, – сказал он.

Румо больше не чуял нурний. Он сунул меч за пояс.

Эльм клевал своим клювом сапог Румо.

– А теперь ты должен мне объяснить подробнее, – сказал он, – о том, что произошло с Ралой.

Румо вздохнул.

– Если коротко, то её увели вместе со всеми моими друзьями в город под названием Гел.

Эльм отскочил назад:

– О! Гел! Это плохо,– маленькое существо начало возбуждённо бегать по кругу. – Это очень плохо. Гел. Именно он. О, боже! О, боже!

– Что ты знаешь о Геле? – спросил Румо.

Эльм остановился и сочувственно посмотрел на Румо.

– Только слухи. Дотуда мои корни не доросли. Плохие слухи. Королевство сумасшедшего Гаунаба. Гигантский дурдом этот Гел! Там правит безумие. О, боже! О, боже! – эльм опять забегал по кругу.

– Мне в любом случае нужно туда. Ты знаешь дорогу?

– Дорогу в Гел? О, боже! О, боже! Только дотуда, докуда доросли мои корни. Дорогу в Гел! Боже ты мой!

– Покажешь мне?

Эльм остановился.

– Конечно! – сказал он. – Конечно, мой мальчик, само собой разумеется, я покажу тебе. Но сперва…

Он замолчал.

– Сперва?.. – спросил Румо.

Эльм опустил голову и неуверенно топтался на месте.

– Что? – спросил Румо.

Эльм умоляюще посмотрел на Румо:

– Можно мне увидеть готовую шкатулку?

– Ах, это! – облегчённо сказал Румо и вынул шкатулку из сумки. Он развернул промасленную бумагу и поставил свою работу перед зверьком. Эльм и шкатулка были примерно одинакового размера.

– Вот она, – сказал Румо. – Что скажешь?

Эльм недоверчиво и долго рассматривал шкатулку, ходил вокруг и нежно поклёвывал её клювом.

– И? – неуверенно спросил Румо.

Эльм закашлялся, пытаясь найти подходящие слова:

– Она… она великолепна, – сказал он, наконец, дрожащим голосом. – Самая лучшая шкатулка.

Румо облегчённо выдохнул.

Зверёк ещё раз обошёл вокруг шкатулки и осмотрел её со всех сторон. Он беспомощно захлопал глазами и Румо заметил в них слёзы.

– Эта шкатулка. Это же… мне не хватает слов, я…

Зверёк заплакал.

– А-а-а-а, – выл он.

– Почему ты плачешь? – спросил Румо.

– А-а-а-а, всхлипывал эльм. – Потому… что… что… я так тронут! А-а-а-а! Впервые из меня сделали что-то хорошее. Настоящее искусство! До сих пор на моих ветвях только вешали людей.

Зверёк всхлипнул.

– А теперь я – шкатулка для возлюбленной! А-а-а-а!

– Ну-ну-ну! – сказал Румо и аккуратно погладил пальцем зверька по спине. Он чувствовал себя неуютно.

Эльм вытер слёзы и посмотрел на Румо широко раскрытыми покрасневшими глазами:

– Значит так! Если ты с её помощью не завоюешь сердца Ралы, – патетически воскликнул он, – то и ничем другим тоже! Это самая красивая шкатулка в мире!

– Твоё мнение мне на самом деле очень важно, – сказал Румо. – Спасибо. Но что бы подарить шкатулку Рале я должен её сперва найти. Покажешь мне дорогу?

– С огромным удовольствием, – воскликнул Яггдра Сил и запрыгал вперёд. – Я покажу тебе дорогу к сердцу твоей возлюбленной! Следуй за мной! Следуй за мной через темноту к свету!

Эльм прыгал вперёд по тоннелю и Румо поспешил за ним.

Симфония смерти

Генералу Тиктаку понадобилось три дня, чтобы идеально настроить медную деву. Каждая вена, каждая мышца, каждый нерв нужно было обыграть. Поступают ли эссенции в необходимом объёме? Работает ли безукоризненно печень? А сердце? А почки? Все ли вентили в порядке? А трубки не забились?

Сначала он впрыскивал простые действующие вещества: солёную воду, растворённый сахар, кофеин, травяные вытяжки, питательные вещества и безобидные стимуляторы, с помощью которых он проверял работу органов. По его приказанию врачи встроили в медную деву инструменты для измерения сердцебиения, температуры тела и дыхания. Но любимой игрушкой Тиктака была шкала со ста делениями, которая объединяла показания всех приборов и показывала, сколько жизни осталось в жертве: сто означало, что жертва абсолютно здорова и жива, ноль – жертва мертва. Генерал Тиктак назвал эту шкалу термометром смерти.

Он покрутил одно колёсико, потёк кофеин и сердце Ралы забилось немного быстрее. Он открыл один из вентилей, выпустив жидкий перец, и Рале стало теплее. Он закрыл вентиль, и температура снова понизилась. И так прошёл весь первый день. Тиктак крутил, нажимал и играл с колёсиками, кнопками и вентилями, а Рале было то жарко, то холодно, её сердце билось то быстрее, то медленнее, она то волновалась, то успокаивалась, то почти засыпала, то неожиданно взбадривалась. Он не причинял ей боли, не вливал никаких наркотиков и не делал её больной. По окончании первого дня термометр смерти всё ещё показывал сто. Медная дева работала как по маслу. Вечером генерал Тиктак вколол Рале большую дозу валерианы, и она крепко заснула на несколько часов.

Второй день начался с плотного завтрака – много кофеина и сахара. Невеста генерала Тиктака должна быть бодра телесно и душевно, поскольку теперь всё будет серьёзно. Сегодня он хотел испробовать различные яды и наркотики в небольших дозах, чтобы изучить их действие перед использованием их в будущем в более крупных дозах. Он вколол Рале мышьяк, настойки красавки и мухомора, каждого в минимальных дозах, а между уколами он очищал её кровь специальными медикаментами. Лёгкая тошнота и слабые галлюцинации стали результатом этих опытов, но ничего более серьёзного, так как генерал Тиктак только лишь хотел изучить реакцию тела Ралы на подобные субстанции. Рала реагировала безукоризненно, другие кандидаты на этом месте уже давно бились в панике, но дыхание Ралы и биение её сердца оставались равномерными, а термометр смерти постоянно показывал сто. В конце концов, с помощью щедрой дозы настоя мелиссы генерал Тиктак погрузил Ралу в глубокий сон.

Третий день снова начался с эссенций счастья и приличной дозы сахара, а затем Ралу сделали больной. Неизвестно, что впрыснул ей генерал Тиктак, но из-за этого её язык распух и во рту почувствовался вкус уксусной кислоты, её глаза жгло, а горло сжалось, как при тяжёлой простуде. Наконец он её снова вылечил, в одно мгновение, с помощью концентрированной травяной настойки и специально созданного для этого случая алхимического лекарства.

Этот приём Тиктак провёл в тот день несколько раз. Он делал Ралу больной, а затем вылечивал её. Тошнота, слабость, головокружение, жар, удушье – симптомы исчезали так же быстро, как и появлялись. Против каждого недомогания вызванного генералом Тиктаком у него имелась специальная эссенция, с помощью которой недомогание проходило за одно мгновение. Достаточно было открыть кран, повернуть колёсико, отрегулировать вентиль и страдания Ралы прекращались.

Тиктак начал разыгрывать свой инструмент. Границы Ралы были ему ещё не известны, но он уже понимал, что он может с ней сейчас делать, а что стоит отложить на потом. А любовь, не так ли она функционирует? Не изучаем ли мы границы своего партнёра и не учимся ли мы их уважать?

Он ещё раз взглянул на термометр смерти. Тот показывал девяносто девять. Процедуры ослабили её, но всего лишь чуть-чуть. Он усыпил Ралу, на этот раз с помощью смеси настойки валерианы и мелиссы. В этот вечер генерал Тиктак ещё долго стоял перед медной девой и с нежностью смотрел на неё.

Рала пробыла уже некоторое время в медной деве, но она не могла с уверенностью сказать, как долго длилось её заключение. День? Два? Три? Неделю? Точно было лишь известно, что за это время Рала изучила своё тело так, как никогда ранее.

Когда прошло действие усыпляющего средства, на неё накатилось отчаяние. Ни разу ей не приходилось находиться в подобной беспомощной ситуации. Отчаяние и бешенство нахлынули на неё, но страх она не пустила, поскольку он бы парализовал её дух, а смерть только этого и ждала. Рала хотела думать, так как это было единственно доступной ей формой движения. Она отвергала страх, как раньше она отвергала смерть.

Да и что особенного ей приходилось терпеть? После того, как она примирилась со своей абсолютной беспомощностью, похожей на тюремное заключение, всё остальное не казалось больше сложным. Рале было плохо, ей было холодно, жарко, у неё кружилась голова, она начинала нервничать или становилась сильно уставшей, но это были все знакомые ощущения и они так же быстро проходили, как появлялись. Позже были неприятные моменты – перед её внутренним глазом появлялись странные картины, смысл которых она не могла объяснить, в ушах звучали незнакомые таинственные голоса и казалось, что по её коже ползают насекомые. Но эти лёгкие галлюцинации быстро исчезали. Некоторое время Рала думала, что в ней одновременно спрятано несколько существ, но и это сбивающее с толку ощущение быстро прошло, а затем она ощутила спокойствие и усталость и уснула.

Рала поняла, что там снаружи был кто-то, кто за всё это отвечал, кто-то, кто делал всё это по причинам, которые были для Ралы такой же загадкой, как и способ, с помощью которого её мучили. Эти дни она прожила так, будто она находилась в постоянном движении. Никогда ранее она не чувствовала себя такой активной, как сейчас, когда она не могла пошевелить ни малейшей частью своего тела. Только сейчас она поняла, сколько жизни в ней было, даже когда она спала, как кровь течёт по её венам, как стучит её сердце. Внутри неё всё работала с огромной энергией, как в большом городе. И сейчас, когда враг стоял перед его воротами и осаждал его, всё заработало ещё активнее. Нет, ни в коем случае нельзя было поддаваться чувству страха и безнадёжности, как и в любом осаждаемом городе, готовом к защите.