Текст книги "Интербеллум (СИ)"

Автор книги: Валерия Лета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Кажется, я не сказала ни слова о его намерениях, – чародейка обратила взгляд бледно-голубых глаз на меня и ее губы изогнулись в подобие улыбки.

Я не выдержала такого пронзительного взгляда и отвернулась. Евгений продолжал флиртовать с Мариной. Навряд ли он следил за передвижениями своей невесты и мог заметить произошедший между нами разговор, но мне все равно было не по себе.

– Я боюсь повторить судьбу его матери, – печально произнесла Елизавета, проходя совсем рядом.

Она оставила меня наедине с этими словами, как гром среди ясного неба. Конечно, она тоже не хотела свадьбы, но не видела смысла противостоять. В отличие от Евгения Ангелова скрывала от мира свою досаду – девушке ее положения не престало роптать на судьбу. Но она была права: ни одна девушка не захочет, чтобы ей перемывали косточки в каждом доме, как это случилось с покойной матерью моего хозяина, когда та переживала свое падение.

Ангелова отдала последний танец, и наступило время ужина.

Мой хозяин пошел против правил и посадил рядом с собой Марину – прямо напротив невесты. Елизавета никак не выдала себя и продолжала беседовать с дамой. Демонов же во главе стола недовольно сверкнул глазами.

Евгений буравил взглядом поросенка в соусе. Бабочка сжимала шею. Я пришла к мысли, что он специально завязал так туго. Марина щебетала, но он совершенно не слушал.

Чародеи оживлены, со всех сторон летели шутки и смех. Владислав Алексеевич потянулся к бокалу и голоса стихли. Время пришло. Официально объявят то, о чем давно судачат. В этот самый момент, будто коршун, дождавшийся крольчонка, Евгений поднялся с шампанским.

Тишина начинала ощущаться чуть ли не физически. Стуки моего сердца превратились в болезненные удары; я сглотнула.

– Дамы и господа, – его голос прозвучал торжественно и громко, холодная улыбка расползается по лицу, – мы собрались здесь по одному случаю и все знаем по какому именно. Мой отец, уважаемый всеми нами, пошёл на сделку с совестью много лет назад. Он сам когда-то женился по расчёту и посчитал, что подобное приемлемо для сына.

Я видела, как кровь отлила от лица Владислава Алексеевича. Он предпринял попытку остановить сына, но доселе незамеченное в том ораторское искусство, уже захватило присутствующих.

– Будь я в его возрасте, я бы сам женился на такой мадам, – при этих словах бабка Ангеловой вскрикнула, а сама чародейка вскинула подбородок и взглянула на Евгения. – Посмотрите, как Елизавета Григорьева обворожительно прекрасна: оголенные плечи, живой цветок в волосах и, кружащие голову, складки юбок! А как она прекрасно танцует. Не будь я чародеем, я бы попросился к Ее Сиятельству в услужение. Право, какая барышня! Я бы хотел, здесь и сейчас, перед всеми вами, предложить своему отцу самому жениться на Елизавете Григорьевне. Таким образом, две семьи объединятся и, дай-то Бог, в роду Демоновых будет пополнение. Что скажешь, папа? – Евгений впервые обернулся к отцу. Голос резок, глаза жестоки. – Хорошо я придумал? Выпьем же!

Он осушил бокал.

Кто-то задел вилкой тарелку, и звон разлетелся по всему залу. Мои ноги приросли к полу, я отказывалась верить ушам.

Владислав Алексеевич вскочил и замахнулся на сына. Я инстинктивно подалась вперед, но кто-то схватил за руку и потянул назад. Мой хозяин не собирался уклоняться, он смотрел на отца, и ухмылка становилась шире.

Он не просчитал. Отец, действующий обдуманно и никогда не показывающий истинного лица публике, не мог ударить. Ведь выходка первого лица стала бы достоянием общественности к утру.

Евгений откланялся дяде и вышел из-за стола.

Чародеев захлестнул гул возмущения. Некоторые вскочили со своих мест и, позабыв правила приличия, громко выражали недовольство. Ангелову принялись успокаивать, но подобное отношение еще больше унижало. Екатерина отпаивала ее родственницу. Перед тем как уйти, я заметила Артемьева. Тот смотрел на Демонова и, поймав его взгляд, архонт разбил в руке бокал.

Еще двадцать лет назад между ними проросло семя раздора. Сначала разыгравшийся скандал, затем бракоразводный процесс с Артемьевой и как итог – кончина Ксении Андреевны. Артемьевы были безутешны. Родители потеряли единственную дочь, братья – сестру.

Во дворце Евгения нигде не было. Я вышла на улицу и заметила его внизу лестницы. Он обернулся на звук шагов. Ноябрьский ветер пронизывал насквозь, а из-за дождя смокинг весь промок. Он провел рукой по волосам и усмехнулся в ночное беззвёздное небо. Затем сорвал бабочку и швырнул на землю.

– Давно хотел, – глухо пояснил Евгений и поднял глаза.

– Вы промокли, – единственное, что пришло мне на ум.

Хозяин посмотрел на парадную дверь, но кроме швейцара там никто не стоял.

– Отец себе места от злости не находит?

– Зачем вы так? Что же теперь будет?

– Пистолет заряжен?

Евгений, заметив мое оцепенение, начинал громко смеяться – будто хотел, чтобы все слышали, как ему все равно.

– Я пошутил. Это шутка, ясно тебе? – он снова кинул взгляд на дверь. – Ладно, поехали. Я устал.

Глава 2

Для родителей будущее их чада является первостепенным. Матери следят за обучением дочерей, одновременно подыскивая выгодную партию. Они прививают вкус к музыке, чтению, вывозят девочек в театр и на балет. Степенные матроны вбивают в головы – главное выйти замуж, родить наследника. Будь послушна и мила, тогда счастье само упадёт в руки как спелое яблоко.

Но все сложнее, когда у тебя сын – единственный ребёнок и наследник всех трудов и, вдобавок, растёт без матери. Вот здесь на сцену выходит отец – непримиримый и суровый глава семьи, владелец фамильных богатств. Он будет воспитывать мальчика в строгости и за каждый проступок напоминать кем тот является, и каков его долг перед семьёй. И речи не может идти о праздниках, детских шалостях и возможности понежиться в кровати хотя бы до полудня в свой заслуженный выходной. В обстановке беспрестанных указов и одёргиваний ребёнок вырастает запуганным и нервным, если только его вовремя не забирает родной дядя.

Как глоток свежего воздуха воспринимает мальчик свой отъезд из родительского дома. Вот он уже под чутким присмотром своей тетки, жены дяди, и её родни. Все они наперебой хвалят его за манеры, вежливость и честность. Дядя же отмечает его сообразительность, он катается с ним на лошадях и иногда берет на скачки, а также пару раз в год они втроём выезжают заграницу и живут там месяцами. Кажется, ребёнок забывает чёрствость и холодное отношение отца, но порой ком застревает в горле, а пелена застилает глаза. Но милая тетушка утирает платком слезы с румяного лица и целует в золотистую шевелюру.

Но вот, мальчику исполняется двенадцать лет, и добрый дядя вынужден отдать его обратно отцу. По соглашению, к которому пришли мужчины в страшных спорах, дядя забирал племянника к себе на шесть лет и, когда они миновали, Владислав Алексеевич приехал за сыном. Забирая Евгения, отец нашёл его избалованным и изнеженным.

В борьбе прошли последующие годы. Дядя привил Евгению добрые начала: сострадание, благородство духа, самоотверженность и простоту в общении. Но отец решил искоренить эти качества – он посчитал альтруизм и жалость не достойными ребенка голубых кровей, которому предстоит стать архонтом. Вместо этого он развил в сыне упрямство и силу воли, научил широко мыслить и отстаивать свое мнение любыми средствами. Отец изо всех сил старался выкорчевать из сердца Евгения привязанность к дяде, но мальчику удалось спрятать сильное чувство глубоко в сердце – туда, где уже поселилась гордыня и себялюбие. И таким он предстал передо мной в возрасте пятнадцати лет – эгоистичным, вспыльчивым чародеем.

С самого начала я служила ему, но когда Евгений уезжал погостить к дяде, я доставала свое оружие, брала самолет и улетала на задание. Меня с одиннадцати лет готовили как убийцу и, завершив обучение, Демонов купил и пользовался моими боевыми навыками для устранения своих врагов. Все они были разными – мужчины, женщины, семейные пары. Знал ли об этом Евгений? Думаю, со временем он стал догадываться.

Светало, а я не видела Демонова с вечера. Не знаю, как моему хозяину удалось уснуть, но я не смогла поймать сон. В доме было тихо и от того рука сжимала пистолет сильнее. От кого я хочу его спасти? От родного отца? Демонов жесток, но он не способен на убийство собственного ребенка.

– Наш хозяин совершил ошибку, – проговорил Альберт.

– Все будет хорошо.

– Это поэтому ты не спишь?

Я вышла на улицу и закурила. Рядом с нашим особняком находились еще несколько домов – нигде не горел свет. Огромный забор, раскинутый на гектары земли, скрывал нас днем от любопытных зевак, а ночью – служил защитой.

– Что же с ним будет? – спросила я Альберта. Он не предсказывал будущее, а если бы и мог – хотела бы я его знать?

– Бессмысленно устраивать скандалы – он лишь женится еще быстрее.

– Он совсем ребенок… – Я выдыхаю дым.

– Моя дорогая, ему двадцать два! В его годы я участвовал в сражениях и…

– А помнишь, когда мне было…

Куд замолчал на полуслове и помрачнел.

– Перестань ворошить прошлое, Хитоми! Если только Демонов заподозрит – ох! – не сносить нам головы!

Я сделала последнюю затяжку, но ощущала лишь твердые ладони на щеках. Такая глупая – наивная – подставляю лоб для поцелуя. На шее медальон – подарок. «Вместе?» – спрашивает.

– Навсегда, – вырвалось из меня. Я моргнула и затушила сигарету.

– Прекрати думать об этом! Хватит!

– Уйди к себе.

– Хитоми!

– Уйди!

Альберт спрятался в самом дальнем уголке моего сознания и затих. Он не мог не выполнить приказа.

В полдень Демонов вызвал к себе Евгения. Их разговор длился недолго и, выйдя из кабинета, мой хозяин прямиком направился к себе.

– Пусть собирают вещи.

– Зачем?

Евгений стянул с себя футболку и налил виски.

– Мы улетаем на Камчатку.

– На Камчатку? Куда?

Он взглянул на меня и, по-видимому, что-то в моем лице заставило его рассмеяться.

– Что это? На лице невозмутимого стража растерянность?

Хозяин налил виски во второй стакан и протянул мне. Впервые за семь лет. Своим жестом он застал меня врасплох, но я нашла в себе силы поблагодарить.

– Бери, бери. Отпразднуем мою помолвку. Вчера я забыл предложить тебе выпить, – он снова рассмеялся и осушил стакан.

– Куда же мы едем? – сделав два глотка, спросила я.

– В Петропавловск-Камчатский. Пусть соберут чемодана три-четыре. Неизвестно, сколько мы там пробудем.

– Но там же…

– Да, – он нахмурился. – Отец, наверное, решил, что если я буду видеть Ангелову каждый день, то воспылаю любовью.

– Так вы все же помолвлены?

Евгений усмехнулся и кинул в меня газетой.

Свежий выпуск начинался с заголовка: «Она сказала – да!» и на весь разворот фотография вальсирующих Евгения и Ангеловой. Елизавета выглядела счастливой, а сам Евгений был взят в профиль. Скорее всего, из всех фотографий эта была самой удачной – публика не увидит, с каким скучающим видом танцевал жених. Дальше я прочла: «Вчера на званом ужине во дворце, численностью в четыреста персон, было объявлено о помолвке Евгения Владиславовича Демонова и Елизаветы Григорьевны Ангеловой. Пусть союз будет нерушимым и принесёт счастье».

– Помолвка бы и так состоялась, – дождавшись, когда я оторву взгляд от номера, прокомментировал хозяин. – Но нужно уметь проигрывать достойно. И красиво, – добавил он, помолчав.

– Когда же самолет?

– Сегодня вечером.

– Елизавета Григорьевна так скоро покидает столицу?

Евгений пожал плечами.

– Она летит завтра или послезавтра. Мне все равно. Я просто не хочу быть с ней в одном самолете.

– Тогда сейчас же пришлю прислугу.

Я собирала сумку, когда парадные ворота отворились перед въезжающей машиной. Затонированная и лоснящаяся иномарка подъехала к крыльцу. Я хорошо видела, как вышел губернатор Матвеев со своей женой и, сутулясь, маленькими шажочками засеменил в дом.

– Скажи, что хозяин сейчас спустится, – распорядилась я.

– Да, Хитоми. Он в кабинете.

Меньше чем за минуту я добралась до кабинета. Евгений сидел в кресле, положив ноги на стол, и изучал статью из медицинского журнала. У нас была подписка на все ведущие научные журналы – Евгений очень любил постигать все новое и сложное.

На мой приход он никак не отреагировал – ни позой, ни взглядом.

– Евгений Владиславович, – его указательный палец, недовольно дёрнувшийся, заставил меня замолчать.

Я стояла, пригвожденная к двери, не вправе заговорить. Дневной свет падал на половину его лица, золотистые ресницы подрагивали и отбрасывали тень на скулы. Он изогнул бровь и машинально прошелся рукой по волосам. Даже не знаю, как долго он спал этой ночью. Он никогда никого не подпускал к себе настолько близко, чтобы можно было спросить: «О чем ты переживаешь? И переживаешь ли вообще?». Я говорю «никого», но на ум приходил дядя. С ним он делился своими мыслями, но никогда не открывался полностью. Возможно, его натуре просто не свойственно доверять.

Евгений перелистнул страницу и продолжил читать.

– Говори.

– Евгений Владиславович, губернатор с женой приехали.

Хозяин неторопливо оторвался от журнала, взглянул на меня и, убедившись в правдивости слов, тяжело вздохнул.

– Зачем он только приехал, – проворчал Евгений.

Двери в главную гостиную распахнулись, и мой хозяин со сдержанной улыбкой поприветствовал гостей. Матвеев крепко пожал руку.

– Не здоровится тебе? – по-лисьи улыбаясь, спросил губернатор. – Какие твои годы!

– Как вам вчерашний вечер? – И сразу перевел внимание на служанку: – Где же чай? Почему ничего не принесли? Дорогие гости были вынуждены сидеть и смотреть в одну точку! Покорнейше прошу прощения, – склонив голову, словно для удара, обратился к Матвееву Евгений.

Он не выносил эти учтивые визиты знати друг другу, но еще больше не терпел губернатора.

– Я хотел обсудить твою выходку – все мы очень разочарованы и обеспокоены. Знаю, ты уезжаешь на Камчатку с Лизой. Вот и правильно, все верно. Вам следует получше узнать друг друга! – Матвеев подмигнул и ухмыльнулся. – Не подобает сыну архонта так себя вести в приличном обществе. Ты согласен со мной? Конечно, согласен, я знаю.

Молодая девушка-шаманка принесла чай и кофе. Все слуги – это шаманы без духов, которые слишком слабы, чтобы их призывать. Как правило, это дети от других шаманов. Шаманы рождаются от союзов с чародеями, магами и себе подобными. Но самые сильные – это рожденные от чародеев, но такие дети редкость, потому что связь чародея и слуги – все же недопустима.

– Одну ложку сахара, без горки, – следя за служанкой, напутствовал ее Матвеев и, получив свой чай, обратился к Евгению: – На чем же я остановился? Ах, да! Ну да, ну да. Ты хороший мальчик, но твоя жизнь тебе не принадлежит. Ты обязан жениться. В конце концов, Лиза – богатая и образованная девочка. Тебе нужно свыкнуться с этой мыслью, привыкнуть, что ты женишься.

Евгений смотрел с прищуром на Матвеева и внезапно рассмеялся тому в лицо, затем взял со стола чашку чая и медленно отпил. Губернатор не спускал с него глаз, видимо, не зная, как поступить из-за такой наглости. Его сухопарая жена, страдающая нервным тиком, принялась разглаживать невидимые складки на юбке. Назревал скандал. Евгений спокойно промокнул губы салфеткой, тогда как красный Матвеев раздувался, словно жаба.

– Ваш почтенный дядюшка слишком вас избаловал, – процедил губернатор. – Чародей с такой фамилией обязан соблюдать хотя бы элементарные правила приличия. Позор!

Евгений все с той же усмешкой покосился на него.

– Давайте кое-что проясним, – лениво заговорил он, – любое притворство мне претит, и я заявляю, что ваше общество мне неприятно. Что касается свадьбы – пусть этим занимается отец. Он получает странное наслаждение, смакуя изо дня в день предстоящий брак. – Евгений пожал плечами. – А что до дяди, то у него хватает такта, чтобы не замечать таких выскочек из низов, вроде вас.

Жена, до этого неторопливо пережёвывающая пирожное, замерла.

Матвеев открыл было рот, но Евгенией бесцеремонно перебил:

– Без нравоучений, пожалуйста. Навестите Ангелову. Она прекрасный собеседник, особенно, если речь идет о погоде.

Евгений направился к выходу, по дороге бросив, что будет ждать меня в машине.

– Непростительно! Грубый и самонадеянный мальчишка! Я скажу его отцу, – закричал губернатор, когда за нами закрылись двери.

Дядя занимал особое место в сердце моего хозяина. Он был не только самым дорогим ему человеком, но и наставником. В его доме Евгений чувствовал себя свободным – никто не следил, никто не пытался учить. Именно Артемьев поддержал его начинания в спорте и медицине, когда тот был совсем мальчишкой. Дядя привозил ему научные книги, вместе они собирали организмы, подвергшиеся мутации и за десять лет накопилась приличная коллекция. Евгений любил сушить бабочек, гусениц, пауков, в сосудах хранились лягушки, птицы, летучие мыши, даже олень и много чего еще. Все перечисленное находилось в комнате, специально отведённой под кабинет.

В доме Артемьева у Евгения была своя спальня – все было расставлено так, как хотел он. Никто из посторонних не смел туда входить. Ему не нужно было спрашивать позволения приехать – двери дома всегда были открыты для племянника. Он воспитал Евгения как собственного сына, он и любил его как свое дитя.

– Я не мог не проститься перед отъездом, дядюшка.

Тихий, умиротворённый голос растекался по кабинету. Волосы блестят в лучах заходящего солнца, губы изогнуты в доброй улыбке, а поза лишена напряженности. От Евгения веяло спокойствием и душевным равновесием.

Кабинет очень большой и светлый. Александр Андреевич любил простор во всем. Справа висел портрет Ксении Андреевны – матери Евгения. С портрета на меня смотрела самая красивая девушка, которую я когда-либо видела. Даже Дариа была не столь хороша, а ведь ради нее мужчины шли на безумства. Но все зависело от подачи. Я видела, как действовала Дариа – она не только преподносила свое общество как высшую награду, но и умело использовала красоту и очарование. Тут она похвалит, здесь упрекнёт, а там звонко рассмеется и даст надежду на свою благосклонность. Дариа была падшей женщиной и вела себя соответствующе, более того, она этим гордилась. Говорила, что лишь проститутки по-настоящему свободны – им приходится служить только покровителю.

Ксению Андреевну же я никогда не видела. Но глядя на портрет – на прямую осанку, гордо вскинутый подборок и ухмылку, прячущуюся в уголках губ – та самая ухмылка Евгения – мне становится немного понятен ее характер. Я могу представить, как она неторопливо входила в гостиную, одаривая присутствующих взглядом голубых холодных глаз. Вот она садится и сразу же оказывается в центре внимания. Девушка, чье приданое будоражит воображение, не может не волновать мужчин. Ее золотистые волосы убраны по последней моде, желтое платье подчеркивает ее оформившуюся грудь и узкую талию. Пожалуй, на ней подвеска с алмазом и сапфировые серьги, стоимостью в годовой доход очередного ухажёра, а в волосах жемчуг. Она единственная дочь – отец ее очень любит и постоянно балует, а мать, подобно курице-наседке, следит за ее манерами и образом мыслей. Три брата же оберегают от неловких ситуаций, быть может, отдавая отчет, что их сестра несколько глупа, но врождённое себялюбие не позволит ей оступиться.

Я не знаю, как произошло знакомство Ксении Андреевны и Демонова. В браке они прожили около трех лет и тех слуг, которые стали свидетелями разразившегося скандала, Демонов давно уволил. Один из поваров Артемьева как-то рассказывал мне, пока я ждала Евгения, сидя на кухне, что Ксения Андреевна потребовала развод – вопиющий случай среди чародеев. Но Демонов отказывался разводиться и отдавать назад приданое, тем более, что оно уже давно было вложено в его политическую программу. Само дело такое запутанное и туманное, но Демонова не успела развестись – в возрасте двадцати лет она скончалась в доме отца на руках родных, оставив двухлетнего Евгения заботам старшего брата. С тех пор идет непримиримая борьба между Демоновым и кланом Артемьевых. Я сказала «кланом», но от него лишь остался Александр Андреевич да младший брат – Михаил Андреевич, проживающий в Москве. Дальних родственников я не беру в расчет.

– Твоя выходка на балу непростительна. Ты посмел проявить неслыханную дерзость. Помимо гостей из России, твое непослушание увидели гости союзных государств. Все видели, какой избалованный вырос наследник.

– Дядя, я…

– Мне стыдно, что я так воспитал тебя.

Евгений пристыжено потупился, однако сразу вскинул голову на следующие слова Артемьева, сверкая глазами.

– Ты обязан жениться на ней. Таков долг наследника.

– Сейчас не Средневековье. Никто не обязан вступать в брак, чтобы надеть корону.

– Существуют правила и традиции, которые нельзя нарушать. Благодари отца, что женит тебя на ней, а не на чужестранке. Она хорошая партия. – Евгений поморщился и отвернулся. – Родни у нее нет, никто не сможет на нее влиять, за исключением твоего отца.

Евгений порывисто поднялся с кресла.

– Вздор, дядя!

Он подошел к окну и отодвинул штору.

– Елизавета ему все равно, что дочь.

– Вы сейчас неосторожным словом дали повод газетам упрекнуть отца в кровосмешении.

– Будь серьезен.

– Я не хочу жениться, будь она хоть принцессой! Почему у меня нет брата, даже младшего? Трон смог бы занять он. Зачем это понадобилось?

– Даже имея младшего брата, по праву рождения трон наследовал бы ты.

– Разве в нашем государстве не демократия?

– Конституционная монархия, но в твоем праве возродить демократию.

– И вы бы согласились?

Дядя отвел взгляд. Евгений повернулся к нему лицом и сложил руки в карманы джинс. В камине потрескивали поленья, языки пламени обхватывали их, постепенно ломая изнутри, как ломали обстоятельства Евгения.

– Что значит мое мнение в сравнении с голосами членов Тайного Совета или наместников?

– Вы состоите в Совете.

– У нас Союзное государство. Знаешь, сколько наместников хотят возвести на трон своих сыновей? Думаешь, твоя кандидатура всем по душе, особенно после вчерашнего? – сейчас его голубые глаза были страшно холодны. – Твой отец правит двадцать четыре года. Не смей все портить только потому, что тебя не привлекает девчонка! – Он замолчал, усмиряя гнев и обдумывая следующие слова. – Твоя мать, – заговорил, наконец, Артемьев, – перед смертью взяла с меня слово, что я сделаю из тебя достойного чародея, что между чувствами и долгом ты всегда будешь выбирать долг. В тебе течет кровь двух древних родов, твои предки всегда служили на благо мира. Не так просто быть Демоновым или Артемьевым, но еще сложнее – быть и тем, и другим.

– Дядя…

– Ты не можешь выбирать! – повысив голос, продолжил чародей. – Это у всех остальных есть выбор: людей, шаманов, магов. Чародеи всегда жертвовали самым дорогим. – Дядя подошел к Евгению. – Ты должен смириться. Ты знаешь, какая пропасть разделяет меня и твоего отца, но здесь я всецело его поддерживаю. Женившись на Ангеловой, ты войдешь в Совет, получишь в управление область. Давно нужно было предоставь тебе шанс продемонстрировать всему миру свои управленческие способности. В конце концов, ты – главный претендент. – Он сжал его плечи. – Ты будешь архонтом.

– Меньше всего я хочу быть правителем. – Евгений вырвался из его рук. – Не хочу решать, кому жить, а кому – умирать.

– Тебе не десять. Ты родился наследником, так гордо неси бремя. Прошли те дни, когда ты забавлялся в клубах. – Александр Андреевич налил виски. – Твой отец… в первую нашу с ним встречу я понял, зачем ему моя сестра. Там не было любви, даже влечения.

– Зачем вы мне это говорите?

– Он выбрал ее, – продолжал Артемьев, – потому что она была глупа и богата. Вдобавок, все Артемьевы умеют рожать сыновей. Да, как ее брат, я его презираю, но как чародей… – дядя сделал глоток. – Конечно, он поступил с ней непорядочно – завести любовницу спустя два года брака и даже не пытаться скрыть – уже только за одно это я его не переношу. Но как правитель – ему нет равных. – Он сел обратно в кресло. – Пока нет.

– Отец не собирается подавать в отставку.

– На смену каждого правителя приходит другой – моложе и сильнее. Твой отец сам осознает, как необходим преемник. Ты обязан жениться. Государством должен управлять остепенившийся мужчина. Таковы правила.

– Вы тоже могли бы стать архонтом.

– Не говори глупостей, за которые придется стыдиться.

– Вы – из Артемьевых и женаты.

– Я стар, а ты молод.

Воцарилось молчание, прерываемое едва ли слышными голосами за дверью и постукиванием дождя по крыше. Артемьев подошел к камину. Тени заиграли на его лице, подобно пляшущим бесам в аду. Отчетливее стали видны морщины у глаз и рта, а на висках – седина.

– Ко мне заезжал Матвеев.

– Гм…вот как?

– Да. Говорил о долге, женитьбе. По правде говоря, для него долг и женитьбы слова синонимы.

– Крысы первыми чувствуют опасность, – ответил Артемьев и сделал несколько глотков.

– Дядюшка, о какой опасности вы говорите?

На лестнице зашуршали юбки, раздался голос хозяйки и дверь распахнулась. Артемьев, облокотившись о камин, принял расслабленную позу.

– Ах! Мой Женя приехал! – тетушка, чьи руки пахли медом и травами, радостно вскрикнула и бросилась к Евгению.

Она тоже считала его своим сыном. И хоть мой хозяин бывал у них каждую неделю, она неизменно встречала его так, будто в последний раз видела лет пять назад.

Надежде Валентиновне, женщине немного полноватой, вселенная не дала испытать радость материнства – три беременности закончились выкидышами, а четвертая – мертворождённой девочкой. Врачи, обследовав, вынесли вердикт – ее организм не способен выносить. Артемьев возил ее к лучшим специалистам, обращался к шаманам и магам, но ничего нельзя было изменить. Порой, даже магия бессильна. Тогда Надежда Валентиновна обратила всю свою материнскую любовь и заботу на Евгения. Она баловала, ругала и воспитывала его как сына.

– Мой мальчик…Женя… – Старушка любовно гладила его по волосам. Маленькие темные глазки, наполненные нежностью, светились от счастья.

– Как вы себя чувствуете?

– Ноги и спина не дают покоя. Александр Андреич свидетель – вчера вон оделась, машину подали, а как выходить – поясница разболелась, не разогнуться. Вот муженёк и оставил дома. А ведь я так хотела посмотреть на тебя и Лизочку. Какая она красавица у тебя. Дай-то вам счастья и детишек.

Евгений улыбнулся добродушной тётушке. Ей было невдомек, что помолвка состоялась против его воли и тем более она не знала о вчерашнем скандале.

– Что же ты ее не привез? Никогда не привозишь. Мы бы с ней здорово провели время. Где она учится? Всякий раз вылетает из головы.

Надежде Валентиновне нет пятидесяти, но она уже седая и страдает от забывчивости. Проблемы с памятью сделали ее почти невыездной. Чем чаще я сюда приезжала, тем больше замечала суетливость и беспокойство, складывающиеся в образ бабушки, пекущей перед приездом внуков пирожки.

– На Камчатку, тетушка, в Петропавловск-Камчатский.

– Наш Женя полетит с ней, – добавил дядя.

На секунду тетушка замерла, но затем взгляд ее увлажнился, и она снова обняла Евгения.

– Какой ты молодец! Я все сама хотела тебе предложить. Так вы лучше узнаете друг друга. Хотя, постой. – Она задумывается. – Ох, моя память! Да-да. Иногда просыпаюсь и совершенно забываю, что должна делать. Если бы не Александр Андреич – совсем бы пропала. – Она снова замолчала, припоминая, о чем говорила. – А-а, так вот. Ну да, ну да. Вы же с детства дружите. Да-да. Нет ничего лучше, когда дружба перерастает в любовь. Ах, сквозняк! Совсем ребенка не бережешь, простудить хочешь? – обратилась старушка к мужу.

– Тётушка, не беспокойтесь. Окно я открыл.

На ее морщинистом лице застыло выражение неодобрения, но от ласковой улыбки Евгения Надежда Валентиновна вновь начала светиться.

– Я велела приготовить твои любимые щи и цыплёночка зажарить. Совсем отощал, бедненький. Отец не кормит? Как можно управлять государством, когда собственный сын голодный.

Евгений наклонился и обнял любимую тётушку. Она мягкая и теплая, словно пуховое одеяло – так и хочется зарыться и забыться.

Старушка отстранилась, вглядываясь в лицо племянника, и провела рукой по волосам.

– Смотрю на тебя и вижу Ксюшу. Глаза ее, Артемьевские. А когда улыбаешься – ямочка появляется на левой щечке, совсем как у нее когда-то…

– Надя, – попросил муж и замолк.

Все трое синхронно обернулись к портрету, а с него все также глядела Ксения Андреевна. В одной руке шляпка, в другой – подснежники. Я видела картину сотни раз, но именно сейчас она производила странное впечатление. Мне почудилось, что покойница вот-вот выйдет из рамки, спустится по диванчику в белых туфельках и благословит сына. Наверное, не меня одну посетила такая мысль, ибо отвернувшись от портрета, все трое были подавлены.

Тягостное молчание разрушила Надежда Валентиновна. Она встала на носочки, поцеловала в щеки племянника и ушла накрывать на стол.

– Пойдем. Она до сих пор не любит, когда опаздывают к столу.

Евгений отпустил меня на кухню поужинать с прислугой. Он провел у дяди еще два часа и отправился в аэропорт прямо от него.

Отец и сын даже не попрощались. Для них подобное было в порядке вещей, но теперь разрыв между ними сделался непреодолимым.

Мой хозяин не любил летать с кем-то из посторонних и предпочитал пользоваться правительственными самолетами, в частности тем, которым летал отец. В нем были расположены кабинет, конференц-зал, бар, две спальни и ванная комната.

Когда мы были готовы подняться на борт, фары двух машин, подъезжающих к трапу, осветили посадочную полосу. Машинально я заслонила Евгения и потянулась к катане – мы не ждали гостей. Черный внедорожник со знакомыми номерами затормозил, а следом за ним и второй.

Вышла Ангелова со своей подругой.

Я все еще стояла спиной к хозяину и не могла видеть его реакции, но я почувствовала, как его грудь напряглась, а затем над моей головой раздалось:

– Какого черта она забыла?

Он сбежал с трапа и, подойдя к ней настолько близко, насколько позволяли приличия, схватил за руку и подтянул к себе. Охрана Ангеловой сделала несколько шагов. Они не могли причинить ему вред и знали об этом, но также не могли допустить подобного обращения с Елизаветой.

Я не слышала, о чем они говорили и говорили ли вообще, но Евгений поставил ее на место, развернулся и зашагал к самолету.

– Сделай так, чтобы я не видел ее весь полет, – бросил он мне и прошел мимо.

Ангелова повела плечами, поправила пальто и в окружении своих охранников вместе с Екатериной поднялась на борт. Ее глаза ничего не выражали, но я заметила, как дрожали пальцы.

Сама бы она никогда не решилась полететь одним самолетом с Евгением да еще без предупреждения. По всей видимости, идея принадлежала Демонову.