Текст книги "Кухтик, или История одной аномалии"

Автор книги: Валерий Заворотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

– Ты теории строишь, а с кооперативом-то как быть? – спросил человек с цепочкой на шее. – Мне не до теорий, у меня вон контракт горит.

– Мелко мыслишь, Игоречек, – пожурил его сидевший в воздушном кресле. – При чем тут кооператив? Основы зашатались, мой дорогой. Основы!.. Сейчас не только людишки в воздухе повиснут. Денежки сейчас зависнут, собственность! Вот что главное. Вот что ловить надо... Да мы, может, скоро вместо этого кооператива паршивого банк откроем.

– Банк? – переспросил Игоречек, приподнявшись на полметра и повиснув вниз головой. – Да кто ж тебе даст?

– Газеты читать надо, – сказал бывший Помощник Местного Начальника, как учит нас партия. То есть как учила... Пардон!

Обладатель золотой цепочки поднялся ещё на полметра вверх.

– А что, правда насчет запрета? – спросил он.

– Правда, правда, – ответил бывший Помощник. – Допрыгались, бездари. Ну да, слава Богу, не все идиоты. Те, кто поумнее, заранее сориентировались. Так что трагедии нет, кругом свои люди. И насчет банка я не шучу. Есть перспектива.

– Я банк не потяну, – сказал с высоты человек в кожаной куртке.

– А тебя никто и не просит, – успокоили его снизу. – Ты лучше подумай насчет страховой компании. Скажем, страховка от несчастных случаев при полетах. Как? Годится?

– Ну, ты даешь! – Кожаная куртка описала большую дугу. – С тобой не соскучишься.

Бывший Помощник Местного Начальника между тем задумчиво глядел в сторону свалки-помойки.

– Послушай, Игорек, – негромко произнес он. – Я вот о чем думаю... Что-то все-таки здесь не чисто... Вроде – ничего особенного. Ну, летаем себе и летаем. Но у меня все время какое-то внутреннее напряжение ощущается. Не могу толком сформулировать... Такое ощущение, будто кто-то тебя за шиворот держит. Ты не находишь?

– Да нет, – сказал человек с цепочкой. – Все вроде нормально. А что? Что странного-то?

– Не знаю... Крутится тут одна мысль в голове... Вспомни-ка, что там ваш академик насчет этой аномалии рассказывал?

– Да при чем тут аномалия? – Человек с цепочкой закачался, пытаясь тоже усесться в пространстве. – Ты мне лучше про банк скажи. Туда-то кого поставишь? Это ж все-таки банк.

– Банк... банк... – повторил в задумчивости бывший Помощник, продолжая созерцать свалку. – Ну, с деньгами у меня есть кому разбираться. А связи...

Он поднял голову и посмотрел в чистое лукичевское небо. Высоко вверху, раскинув в стороны руки, плыла одинокая фигурка. Бывший Помощник хлопнул себя по коленке и, не удержав равновесия, перевернулся.

– Это ж надо! Только о нем подумал. Вот тебе и связи летят!

Еще раз кувырнувшись через голову, он сложил рупором ладони и прокричал:

– Николай Николаевич! Дорого-о-ой! Можно вас на минутку?

Через несколько секунд с высоты, дрыгая ногами и раздувая полы пиджака, к подъезду института спустился Местный Партийный Начальник. Теперь уже – бывший. Тяжело отдышавшись, он оглядел висевшую в воздухе парочку и расплылся в улыбке.

– Привет! Давно не виделись. А я вот, понимаешь, в Лукичевку собрался. Да, видать, заплутал малость. Куда-то не туда залетел.

Местный Начальник замер покачиваясь.

– В Лукичевку? – участливо осведомился его бывший помощник. – Так это в другую сторону, Николай Николаевич. Это надо к больнице лететь, потом налево. А мы с Игорьком как раз в те края собрались. Может, вместе полетим, по дороге кой-что обсудим?

– К больнице, говоришь? – переспросил Начальник. – Ну, к больнице так к больнице. Давай полетели. А о чем разговор-то?..

* * *

Главный врач лукичевской больницы Владимир Гершевич Будкер сидел на стуле. То есть не то чтобы совсем сидел. И даже, точнее, совсем не сидел. Поза его вполне соответствовала позе сидящего на стуле человека с той только разницей, что стула этого он не касался, а находился сантиметрах в тридцати над ним.

Напротив Владимира Гершевича в аналогичной позе завис хирург Владимир Михайлович Субботин.

– ...хотя нельзя не признать, что все это выглядит несколько странно, – закончил Будкер свой монолог, глядя на коллегу поверх сдвинутых на кончик носа очков.

Хирург Субботин поерзал в воздухе и переместился чуть вверх.

– Ну, к странностям быстро привыкаешь, – заметил он, поводя носком ботинка над стулом. – Как говорит один наш друг, лечить пневмонию аспирином тоже довольно странно. Однако если других лекарств нет...

– Простите, Володя, – перебил его главный врач, – а что там в третьей палате? Это правда, что двое улетели?

– Улетели, Владимир Гершевич, – ответил Владимир Михайлович. – Сестра не уследила. При проветривании. Впрочем, это ненадолго. До магазина и обратно. Вы же знаете.

– М-да... – Будкер, покачнувшись, достал из кармана платок, снял очки и начал задумчиво протирать круглые толстые стекла. – Как это там?.. "Пьянящее чувство полета..."

– Пьянящее, пьянящее, – подтвердил Субботин. – Сдается мне, хлебнем мы ещё с этим чувством... Может, в Минздрав позвонить?

Главный врач не успел ничего ответить. Дверь в кабинет распахнулась, и в верхней части дверного проема показалась голова. Она располагалась таким образом, что обладатель её, по всей видимости, висел в коридоре за дверью под потолком вверх ногами.

– А, вот оне где! – хрипло произнес нежданный гость, точнее, одна голова его, ибо больше ничего из кабинета видно не было.

В ту же секунду ещё две головы высунулись с двух сторон – справа и слева. Торчали они строго горизонтально, одна напротив другой, и можно было предположить, что остальные части тела распластались тоже горизонтально вдоль стен коридора.

Все три головы принадлежали лицам мужского пола. Лица эти были одинаково угрюмы, небриты и имели одинаковый, слегка лиловатый оттенок.

– Вот где оне! – повторила верхняя голова.

Две остальные хранили молчание.

– Чем могу быть полезен? – спросил главный врач, приподнявшись над стулом и развернувшись в сторону двери.

– Чо? – ответила вопросом на вопрос голова вверху.

Хирург Субботин предпринял более решительные действия. Он оттолкнулся ногой от стола, быстро переместился в пространстве и, оказавшись подле дверей, пристально глянул на визитеров.

– В чем дело? – Голос хирурга был ровен, но суров. – В чем дело, спрашиваю? Почему не в палате?

Две головы, торчавшие справа и слева, что-то невнятно хрюкнули и тут же исчезли. Верхняя голова дернулась, но осталась на месте.

– А чо? – вновь переспросила она, снизив, однако, тон. – Чо, уж и спросить нельзя?..

Субботин поднялся выше и оказался лицом к лицу с вопрошающим.

– Ну, – строго произнес он, – и что у вас за вопрос?

Владимир Гершевич Будкер быстро подплыл к коллеге и тронул его за локоть.

– Погодите, Володя, – сказал он. – Погодите. Надо же вы-слушать. Возможно, что-то случилось.

– Во, во! – хрипло заявила верхняя голова, осмелев от неожиданной поддержки. – Случилось! Устроили, понимашь, хренотень! Ты мне ответь. Ежели теперяча летать можно, то чо ж за порог не пускают? Свобода нынче, едрен шишка, или не свобода?

Голова обращалась непосредственно к Будкеру, изредка косясь на хирурга.

– При чем тут свобода? – недоуменно спросил главный врач. – Здесь, уважаемый, больница. Я бы попросил вас не волноваться и выполнять предписание врачей. Что же касается всех этих явлений...

– Явлений? – Голова в дверях не дала ему договорить. – Явлений, говоришь? Мы вот ещё разберемся, что вы тут за явления устроили. Чем это у вас тут колют, что народ, понимашь, как мухи, поразлетался... Душа вон вся извелась. Ей покой нужен. Хоть стопаря для покою принять. Ан нет! Обратно взад – лежи и не двинься. Сколько ж терпеть-то?

Будкер висел перед дверью в растерянности.

– Ну чо? – заявила голова, обретая все большую уверенность. – Чо народу-то сказать? Народ душу облегчить желает. Хоть по грамулечке принять. А? Это ж вредительство получается какое-то.

– Агась!.. Врачи-вредители!.. Так их, Семен! – вякнул за дверью писклявый голос.

– Все, начальник! – грозно произнесла голова в дверях. – Кончай тянучку! Пущай сестра окно отопрет! А то, гляди...

Владимир Гершевич Будкер тяжело вздохнул и развел руками.

– Ну, знаете... – начал было главный врач, но тут в диалог вмешался хирург Субботин.

– Брысь отсюда! – рявкнул он, подлетев на полметра. – Марш в палату! Завтра же выпишу, к чертовой матери! Марш!!

Дверной проем моментально очистился. В коридоре раздался невнятный шум, кто-то стукнулся о стену, кто-то громко выругался, и через мгновение все стихло.

Оставшись одни, врачи несколько минут молча парили посреди кабинета.

– М-да, коллега, – печально вымолвил наконец Будкер. – Летальный исход... Извиняюсь за каламбур.

– Ну, это вы как-то уж очень пессимистично, Владимир Гершевич, возразил Владимир Михайлович. – В конце концов, здесь и не такое бывало. Даст Бог, со временем все образуется. Глядишь, попривыкнет народ. Вон посмотрите на улицу. Видите, летят человечки. И ничего. Летят себе и летят.

Он указал пальцем в окно, где за пыльным стеклом медленно проплыли два силуэта.

* * *

Беня с Кухтиком летели вдоль узкой улицы, изредка задевая ветки придорожных деревьев, с которых на выщербленный асфальт падали желтые листья. В конце улицы над покосившимся ларьком кружила небольшая толпа. Время от времени там раздавались громкие крики.

– Да куда ж ты прешь? – донеслось до Кухтика. – Поналетели без очереди, козлы! В хвост, давай в хвост!

– Отвали! – проверещал чей-то голос. – Убери мослы, ниже спущайся! Занято здеся!

Толпа заколыхалась, рассыпалась и, разом ринувшись вниз, облепила ларек.

Беня обернулся к Кухтику и кивнул в сторону ближайшего переулка. Они приподнялись над дорогой и, не долетев до гудящей толпы, свернули за угол.

Неожиданно откуда-то сбоку из-за деревьев вынырнула фигура в сером больничном халате. Нескладный человечек с опухшим лицом раскинул руки прямо перед Кухтиком, зацепившись полой халата за ветку.

– Эй, мужики! – выкрикнул он, взбивая воздух босыми пятками и пытаясь высвободиться. – Постой! Притормози чуток!

Кухтик остановился и принял вертикальное положение. Беня повис чуть выше.

– Рупь есть? – спросил человечек в халате.

– Что? – оторопело переспросил Кухтик.

– Рублишко, говорю, не найдется?

Кухтик часто заморгал. Человек, запутавшийся в ветвях, с сомнением глянул на него и перевел взгляд на Беню.

– Рупь, – повторил он. – А, мужики?

Беня вздохнул, опустился вровень с Кухтиком и, покопавшись в кармане, достал смятую бумажку.

– Трешка устроит? – спросил он у мздоимца.

– Ну дык! – радостно воскликнул тот, высвободил наконец свой халат и схватил Беню за руку. – Слышь, а может, на троих? А?

Беня отдал ему бумажку и вздохнул.

– Не получится. Дела у нас.

– Жаль, – искренне огорчился тощий проситель. – Ну да ладно! Покеда тогда. Я в лавку полетел. А то через час вертаться надо, таблетки жрать.

Он отлетел в сторону и резко рванул вверх. Проводив его взглядом, Беня на секунду задумался, потом повернулся к Кухтику.

– Слушай, – сказал он. – А что вообще происходит?

– Где? – спросил Кухтик, не поняв, о чем идет речь.

Беня помедлил с ответом, как-то сумрачно огляделся вокруг, дернул сам себя за ворот пиджака и закачался.

– Странно, – тихо произнес он. – Все-таки это очень странно.

– Что?

Кухтик тоже оглядел улицу, но не заметил ничего странного.

– Да нет, ничего, – сказал Беня.

Он зажмурился, повисел с закрытыми глазами и, снова открыв их, с шумом выдохнул воздух.

– Ничего, ничего. Просто померещилось... Триггер какой-то в башке сработал... Все... Все в порядке.

– Кто у тебя сработал? – осторожно спросил Кухтик.

– Да так... Схема такая есть. Электронная... Триггер называется... Не бери в голову... И вот что... Давай-ка мы с тобой к помойке слетаем. А?

Кухтик пожал плечами.

– К помойке?

– Ага, – сказал Беня и, не дожидаясь ответа, развернулся над тротуаром.

– Хорошо, – согласился Кухтик. – Можно и к помойке.

* * *

Над свалкой-помойкой, над пустырем, отделявшим свалку от подъезда Института Пространственных Аномалий, стояла тишина. Никого, ровным счетом никого не было вокруг. Только темневшие поодаль кусты мерно шуршали под легким ветром.

Беня и Кухтик подлетели к главному входу, заваленному большими деревянными ящиками.

– Ну и что теперь? – устало произнес Кухтик. – Зачем тебе эта помойка понадобилась?

Беня не ответил. Он висел над ступенями и вглядывался в темные заросли, покрывавшие свалку. Кухтику почему-то стало не по себе.

– Эй, Бень! Ты чего там высматриваешь? – спросил он шепотом.

Вениамин Шульман поднял руку, обернулся к другу, хотел было что-то ответить, но в это время где-то сбоку раздался странный, скрежещущий звук. Оба приятеля разом обернулись.

Прямо над их головами в темном квадрате распахнувшегося окна виднелся едва различимый силуэт.

– Ой, – сказал Кухтик.

Силуэт покачнулся, медленно перегнулся через подоконник и отделился от него. Через секунду сверху к деревянным ящикам спустилась грузная фигура, оказавшаяся не кем иным, как академиком Бермудянским.

– Николай Илларионович? – вымолвил удивленный Беня.

Невесть откуда взявшийся академик молча висел перед ними. Рука его сжимала узкий рулон бумаги, размотанный конец которого болтался в воздухе.

– Николай Илларионович? Вы? – повторил Беня.

Иванов-Бермудянский рассеянно оглядел двух приятелей и, по-прежнему не произнося ни слова, протянул Бене бумажный рулон. Научный сотрудник Шульман взял свиток и, чуть размотав его, принялся разглядывать. Потом оторвал глаза от бумаги, издал тонкий протяжный свист, выронил из рук рулон и изрек:

– Ну-у-у!!

– У-у-у! – отозвался эхом молчавший до того академик.

– А? – спросил ничего не понимающий Кухтик, решив, что надо тоже что-то сказать.

Дальше произошло вот что.

Беня нагнулся, принял какое-то неестественное положение в воздухе, потянулся одной рукой за упавшим рулоном, а вторую простер в сторону академика.

– Вы уверены? – приглушенно выдавил он, глядя на Иванова-Бермудянского.

– Приборы... – глухо ответил академик. – Приборы... Все зафиксировано.

Кухтик тупо переводил взгляд с академика на висевшего вверх ногами Беню.

– Приборы... – повторил Бермудянский и, неожиданно взвизгнув, подлетел вверх.

Кухтик едва успел пригнуться.

– Она! – раздался над мрачным зданием института вопль академика. – Это она!!!

Беня с академиком закружились в каком-то немыслимом танце. Кухтик, поворачивая голову из стороны в сторону, настороженно следил за ними.

– Все она! Это все она!! – повизгивал Иванов-Бермудян-ский, тыча в сторону свалки-помойки. – Вы понимаете, Вениамин? Это все она, мерзавка, устраивает! Вы поняли!.. Она все. Она!!

– Излучение! – кричал ему в ответ Беня, размахивая руками, как ветряная мельница. – Гравитация!.. Фантастика!!

У Кухтика закружилась голова. Двое сумасшедших продолжали совершать над ним свой танец, обмениваясь непонятными выкриками. Еще немного, и нервы Кухтика не выдержали бы. Но танец кончился так же неожиданно, как начался.

Академик Иванов-Бермудянский вдруг громко охнул, схватился за грудь и резко спикировал вниз. Не долетев каких-нибудь двадцати сантиметров до земли, он застыл, безвольно распластав руки.

Вениамин Шульман прекратил кружиться, повис над Кухтиком и затем, издав страшный утробный звук, рванулся вниз, к академику.

– Николай Илларионович! – закричал он.

Академик не отозвался.

Беня, схватившись одной рукой за пучок травы, пытался другой расстегнуть пиджак академика. Лицо его дергалось.

– Быстро сюда! – не своим голосом прорычал он, на миг оглянувшись. Ко мне! Быстро!!

Кухтик изогнулся, вытянулся в струну и рывком подлетел к нему.

– Голову, голову ему держи! Держи! Да держи же! – зачастил Беня, уже двумя руками схватившись за лацканы академического пиджака.

Иванов-Бермудянский пошевелился и открыл глаза.

– Ве-ни-а-мин... – слабо прошептал он.

Беня неподвижно застыл над ним.

– Я... я здесь, Николай Илларионович, – тоже почему-то шепотом ответил он. – Здесь я... Что с вами?

Академик повернул голову, обвел невидящим взглядом небо над собой, массивный институтский подъезд, Беню и Кухтика, висящих рядом. Потом скосил глаза на свалку-помойку.

– Ве-ни-а-мин... – повторил он чуть слышно. – Она... она... су-ще-ству-ет...

После этих слов глаза академика снова закрылись, и в ту же секунду Кухтик почувствовал, что все тело его будто налилось свинцом. Он едва успел вытянуть руки и грузно плюхнулся на пыльную землю...

Придя в себя и подняв голову, он увидел поблизости Иванова-Бермудянского и Беню, который чуть заметно шевелился в траве.

Академик был неподвижен.

Кухтик с трудом перевернулся на бок и сел. Потом медленно встал, пытаясь сохранять равновесие.

Мир вокруг явно претерпел какие-то изменения. Все было на своих местах, но выглядело как-то по-новому. Он ещё раз огляделся вокруг и понял, что ничего существенного не произошло. Просто теперь он видел этот мир не с высоты, а под привычным углом – под углом стоявшего на ногах человека.

Он снова повернулся к лежавшему рядом Бене.

– Эй, Беня... ты... как? – спросил Кухтик, чувствуя, что голос его звучит глухо и невнятно.

Научный сотрудник Вениамин Шульман открыл глаза, глянул на Кухтика, на распростертое рядом тело Иванова-Бермудянского и вдруг, поднявшись на колени, издал вопль.

– Сво-о-олочь!!! – заорал Беня, обратившись в сторону заросшей кустами свалки. – Что же ты делаешь, сволочь!!!

Крик его разнесся в синих вечерних сумерках, взмыл к желтой луне, висевшей над городом Лукичевском, облетел свалку-помойку и эхом отскочил от серых стен Лукичевского Института Пространственных Аномалий.

Помойка хранила молчание...

II

Большой, чуть сплюснутый с двух сторон шар безмолвно летел в пространстве.

Безмолвие висело над занесенной снегом страной, занимавшей шестую часть суши большого шара.

В столице шестой части суши стояла тихая зимняя ночь.

Тихо было и в кабинете Первого Демократа. Лишь высокие напольные часы мерно постукивали в углу, отсчитывая секунды.

По обе стороны огромного дубового стола, напротив друг друга сидели два человека.

– Ну, что ж... Секретов у меня от тебя нет, – сказал Микки, прервав длинную паузу. – Какие секреты, раз ты теперь главный?

Он тяжело вздохнул, глянул на сидевшего перед ним Елку и стал собирать в стопку бумаги, лежавшие на столе.

– Ты, понимаешь, того... Ты больно-то на меня не дуйся, – пробормотал Елка, запустив пятерню в лохматую шевелюру. – Так уж оно вышло. Объективный, понимаешь, процесс пошел.

Микки молча сортировал бумажки. Разговаривать с Елкой ему не хотелось. Он перекладывал с места на место какие-то бланки, приказы, распоряжения, рассеянно скользил по ним взглядом и вспоминал события последних месяцев. И бездарный бунт, и собственное трехдневное заточение казались ему теперь лишь незначительным эпизодом. Главное началось позже.

Прилетев в столицу и отсидев на собрании Верхнего Совета, где Елка одним росчерком пера ликвидировал партию, Микки весь остаток дня не мог прийти в себя. На следующее утро, войдя в свой кабинет, он понял, что это всего лишь цветочки. Впереди были новые потрясения.

Крючок, Болван, Консенсус и вся компания идиотов заговорщиков сидели в тюрьме. Однако круги от брошенного ими камня с каждым днем расходились все шире. Начальники всех крупных провинций, всех "как-бы-вроде-стран", то ли всерьез перепугавшись, то ли решив воспользоваться моментом, в один голос заявили, что с них хватит, и отказались подписывать договор, совсем недавно с таким трудом согласованный.

Первый Демократ лихорадочно обзванивал провинциальных Начальников, уговаривал одуматься, предлагал новые варианты, стращал, уламывал, соблазнял. Но его уже никто не слушал. Страна разваливалась.

Потратив четыре месяца на бесплодные уговоры, Микки вы-звал к себе Большую Елку. Сделать это ему было непросто. За послед-нее время Президент Центральной провинции сильно возгордился, ходил эдаким победителем и все чаще посматривал на Первого Демократа свысока. Микки с трудом сносил Елкино высокомерие, но изо всех сил сдерживал себя. Ведь если разобраться, индейский вождь имел для этого основания. В конце концов, именно ему Микки был обязан своим освобождением. Он подозревал, что Елка тоже ведет с провинциями какую-то игру, но все ещё надеялся, что сможет его образумить.

Поломавшись пару дней, Елка наконец соизволил явиться. Правда, для пущей важности опоздал на час.

– Слушай, – сказал Микки, подождав, пока великан, не торопясь, обстоятельно устроится в кресле. – Посоветуй, как быть. Совсем плохи у нас дела.

– У нас? – спросил Большая Елка.

– Ну, у меня, у нас. Какая разница?

– Разница есть, – многозначительно ответил индейский вождь.

Микки почувствовал, что разговор не клеится.

– Ладно... Давай поговорим начистоту. – Он проникновенно глянул в глаза упрямца. – Ты хоть понимаешь, чем все это кончится? Мы же в результате с одной Центральной провинцией останемся!

– Мы? – спросил Большая Елка.

Это было уже совсем плохо.

– Опомнись, – сказал Микки, пытаясь взять себя в руки. – Пойми ты. Нельзя провинциям разбегаться. В одиночку никто не вытянет.

– Зачем в одиночку? – неожиданно быстро ответил Елка. – В одиночку не будем. Я уже, понимаешь, обо всем договорился.

– О чем ты договорился? – Сердце у Первого Демократа екнуло.

– А мы это... мы тут втроем собрались – Центральная провинция и ещё две, которые покрупнее. И, понимаешь, сообразили.

– Сообразили? – упавшим голосом переспросил Микки.

– Ну, натурально. Чтоб, значит, контору такую сорганизовать. "Сообщество Совершенно Свободных" называется. Сы-Сы-Сы, ежели сокращенно. Будем вместе жить. Но каждый сам по себе. То есть как бы вместе, а как бы врозь. То есть поврозь вместе. Или нет – вместе поврозь... Ну, в общем, придумали.

У Микки потемнело в глазах.

– И ты, Брут, – прошептал он, откидываясь на спинку стула.

– Я не фрукт, – сказал Елка, насупившись. – Сам ты овощ. Нечего было хвостом крутить. Понабрал себе болванов, понимаешь. Теперь вот разгребай тут после тебя!

– А как же я? – спросил Первый Демократ.

– А чего ты? – Елка развел руками. – Ты здесь в кабинете ещё денек посидеть можешь, вещички там собрать и все такое. Ну, а потом уж – сам понимаешь...

Большая Елка поднялся с кресла.

– Ты только не переживай. Дело житейское. Соберись не спеша, портретик вон со стенки сыми, – указал он на портрет Автора Идеи, висевший над столом Первого Демократа. – Я здесь картинку с медведями повешу. У меня целых две есть. Хошь, одну тебе подарю? На даче пристроишь.

Он постоял немного, оглядел кабинет и, махнув на прощание рукой, вышел.

Бронзовые часы в углу пробили несколько раз, скрипнули и затихли. Время остановилось.

* * *

– Новое время начинается, понимаешь, – сказал сам себе Президент Центральной провинции Большая Елка.

Расположившись за дубовым столом, где ещё недавно властвовал Микки, он огляделся вокруг. Кабинет, полученный им месяц назад, оказался местом не самым уютным. Собственно, Елка на это и не рассчитывал. Но ворох проблем, свалившийся на него в этом кабинете, обескураживал Президента.

Конечно, теперь, когда можно было не оглядываться на партию, на опостылевший партийный сходняк, на все, что ограничивало свободу его действий в Центральной провинции, теперь, казалось бы, он мог развернуться. Вот только разворачиваться оказалось трудно. Разбежавшиеся провинции "как-бы-вроде-страны" обрели долгожданную независимость. Елка сам способствовал этому, понимая, что удержать их все равно не удастся. Но бывшие Местные Начальники сразу начали выказывать неожиданный гонор. Никто ни с кем не хотел знаться. Каждый возомнил себя невесть чем, громо-гласно заявлял, что теперь ему никто не нужен, что он прекрасно проживет сам по себе и до соседей ему нет дела. Все провинции обзавелись своими флагами, своими парламентами, а Начальники провинций (то есть теперь – президенты Совершенно Свободных Стран), естественно, новыми автомобилями и прочими атрибутами власти. Разговаривать с ними становилось все тяжелее. А тут ещё и собственные республички в Центральной провинции тоже зашевелились. Там тоже пошли разговоры о свободе и независимости. И там, видать, Начальникам захотелось пересесть в новые автомобили.

Словом, наблюдался полный разброд.

Большая Елка решил пока оставить в покое соседей и заняться обустройством своей страны. Перво-наперво ему предстояло выработать программу действий по выходу из тупика, куда завели его провинцию (да и все прочие) бывшие вожди – начиная от Автора Великой Идеи. Следуя традиции, сначала надлежало бы снести памятники. Тем более что кое-где это уже начало происходить в стихийном порядке. Но с памятниками Елка решил обождать. "Пущай постоят пока, – сказал он своему помощнику. – Черт с ними. Пущай постоят. Есть не просят".

Памятники действительно есть не просили. Чего нельзя сказать о жителях Елкиной страны. С едой же, как всегда, было худо.

Воспитанный партией, Елка умел хорошо муштровать подчиненных, мог отменно грохать кулаком по столу, но в вопросах экономики разбирался слабо. Раньше он, как и любой Местный Начальник, полагал, что кулака для этого вполне достаточно. Но за два года, проведенных в группе депутатов Всенародного Толковища, ему пришлось пообщаться с некоторыми учеными, с голосильными редакторами и прочими умными людьми. Из разговоров с ними он понял, что дело обстоит не так просто. Поэтому, заняв кабинет Микки, президент велел подыскать и вызвать к нему тех, кто мог бы возглавить правительство теперь уже свободной Центральной провинции. "Только чтоб без всяких там отнятий, поделений, без злаков этих и прочей фигни", – приказал он.

Первым кандидатом, переступившим порог Елкиного кабинета, оказался бывший помощник Главного Министра, назначенного ещё Микки.

Елка посмотрел на него, поморщился и молча указал на кресло возле стола.

– Садись, – сказал он. – Докладай.

Бывший помощник заискивающе кивнул, осклабился, сел в кресло и выложил перед собой толстенную папку.

– Мы вот тут... – начал кандидат. – Мы вот тут прикинули... Так сказать, комплексную, так сказать, программу... План, так сказать...

Он начал суетливо доставать из папки листки.

– Короче давай, – перебил его Елка. – Планов, программ этих я за свою жизнь начитался. Бумажками твоими жителей не накормишь. Ты чего конкретно предлагаешь-то?.. Конкретно только, без тягомотины.

Гость покраснел, заморгал, вытер вспотевший лоб и снова полез в бумажки.

– Ну, для начала... Для начала, значит, надо бы ещё пару-тройку министерств создать. А лучше бы – штук шесть-семь. Чтоб, значит, по развитию, по доразвитию, по перспективному, значит, планированию, по...

– По галошам, по кальсонам, – ехидно подсказал ему Елка.

Кандидат в Главные Министры сник.

– Ну, конечно... – пробормотал он, скосившись на президент-ский стол. – Я, конечно... Можно, конечно, подкорректировать. Даже, конечно, нужно... Если последуют указания. Мы всегда...

– Свободен, – выдохнул Большая Елка. – Иди, погуляй...

Вторым в кабинет вошел молодой кучерявый парень, глянувший с порога на Елку чистыми голубыми глазами без тени подобострастия. Подойдя к столу, он сел и выжидательно повернул голову в сторону президента.

– Ну, рассказывай. Чего у тебя там? – Елка сурово насупил брови.

– Значит, так, – сказал Кучерявый, нисколько не устрашась его грозного вида. – Возможно, вы читали мою программу "300 дней – и все в порядке!". Тогда...

– Погоди... – Елка остановил его взмахом ладони. – "300 дней", говоришь? И все в порядке?.. Не, не читал. Хотя погоди. Чего-то я вроде слышал.

Он вспомнил, что кто-то из голосильных редакторов год назад рассказывал ему про какую-то программу с похожим названием. Правда, ознакомиться с самой программой Елке так и не удалось.

– Впрочем, это сейчас не столь важно, – продолжил тем временем Кучерявый. – Программа у вас в секретариате лежит. Все, что там изложено, и сейчас, в принципе, можно было бы реализовать. Но теперь, извините, за триста дней не получится. Ситуация, видите ли, изменилась. Так что...

– Стой, стой, – снова перебил его Елка. – Говоришь, за триста дней всю эту хренотень поправить можно?

Кучерявый глянул на него, как школьный учитель на двоечника.

– Эту, извиняюсь, хренотень семьдесят лет создавали. Поэтому за триста дней её не изменишь. Но вот из кризиса выйти за этот срок можно было бы... Пару лет назад... Но теперь...

Он замолчал.

– А что теперь? – спросил Елка.

– Дело в том, – отвечал Кучерявый учительским голосом, – что в условиях раздела страны на самостоятельные государства и нарушения производственных связей, в условиях нарушения единого производственного цикла и невозможности...

– Это ты про то, что провинции разбежались? – вставил Елка реплику в мудреную речь кандидата.

– Про то, про то... – Кучерявый кивнул, явно недовольный тем, что его перебили. – Так вот. В подобных условиях реализация данной программы, боюсь, в принципе невозможна.

Он опять замолчал, уставившись на Большую Елку своими чистыми глазами.

– И что ж... и что ж делать теперь? – Елка встал и заходил вдоль стены, где ещё недавно висел огромный портрет Автора Идеи, а нынче красовалась картина – пара медведей в сосновом лесу. – Что ж теперь, стреляться? Ну, разбежались. Я ж их тебе обратно не соберу.

– Стреляться не надо, – успокоил его Кучерявый. – Интегрироваться надо.

Елка резко обернулся к нему:

– Ты только это... Без выражений. У Президента, как-никак, сидишь.

Кучерявый с любопытством посмотрел на него, но никакого раскаяния не выказал. Впрочем, Елка уже снова шагал вдоль стены. Выражения его не очень смущали. В этих кабинетах выражались и похлеще.

– Ну, подумайте сами, – сказал Кучерявый, – ведь если не собрать провинции, то и на заводах толком ничего не собрать. Хоть тот же автомобиль. Или, скажем, трактор. Это же очевидно.

– Отчего ж не собрать? – обиделся Елка. – Мы, чай, не слабее других будем. Как-никак – Центральная провинция. Это они без нас хрен что соберут. А мы-то уж как-нибудь...

– Не получится, – возразил Кучерявый. – Ведь сплошь и рядом как? Машину здесь собираем, а колеса – в других местах. Такая вот цепочка выходит. А машина, извиняюсь, без колес не поедет.

– Ничего, – произнес Елка, тряхнув копной волос. – Ничего! Мы-то к автомобилю вместо колес какую-нибудь фигню присобачим. Выкрутимся... А вот они пускай на одних колесах поездят.

Кучерявый гость странно кашлянул, но промолчал.

– Али, думаешь, не получится? – обратился к нему президент.

– Думаю, не получится.

Елка остановился подле стола, оперся о крышку руками и наклонился к ученому кандидату.

– Ну, слышь? Может, не за триста дней? Может, за шестьсот там, за семьсот? А?

– Да я б с радостью. Только не выйдет, – ответил тот. – Как говорится: "Платон мне друг, но истина дороже".

Друзья Кучерявого Елку в данный момент не интересовали. Но отказ сотрудничать немного расстроил.