Текст книги "Кухтик, или История одной аномалии"

Автор книги: Валерий Заворотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Ну, как же! Знаю, – сказал Микки. – У нас тоже опускают. Когда Народный Совет назначается. Только назначает-то все равно Высший Орган. Может, ты просто про свой Орган не в курсе? Не может быть партии без Органа. И назначать никто, кроме Органа, не может.

– Нет у нас Органа. Это точно, – сказал Ронни. – Все жители решают. И Президента они выбирают, и Конгресс. Ну, это вроде вашего Народного Совета. Каждая партия туда своих пропихнуть норовит. У меня – из моей-то партии там чуть больше половины. Остальные знаешь как мешают!

– Погоди, – сказал Президенту Микки. – Я насчет этого уже слышал. Мне Старый Друг говорил. У вас тут, значит, много партий? Так?

– Ну, много не много. В общем, две большие и ещё десяток – так, мелочовка.

– А у тебя большая? – поинтересовался Микки.

– У меня – большая, – гордо сказал Ронни.

– У меня тоже большая.

– Но тебе хорошо. У тебя – одна. А мне со второй бодаться приходится. Та, стерва, тоже не маленькая.

– Так разгони её к лешему, – посоветовал Первый Демократ. – Чтоб под ногами не путалась.

– Нельзя... – Ронни развел руками. – Тогда демократии не будет.

– Ох, сложная у тебя система, – посочувствовал ему Микки.

– Да ничего, я привык, – сказал Ронни.

– Ну, а со злаками у тебя как? – помолчав, спросил Микки.

– Со злаками?.. – Ронни совсем стушевался. – Нормально. Мы ж это... мы ж вам ещё продаем... Ты только не подумай, что я перед тобой тут выпендриваюсь... Честное слово. Нормально со злаками.

Микки задумчиво опустил голову.

– М-да... – сказал он, помолчав. – Может, мне и впрямь демократию завести? Как у тебя?

– Давай! – Ронни пододвинулся к нему. – Послушай, Микки. Заводи! Точно. Дело хорошее. А если это... Ну, если тебе там деньжат на первое время потребуется, то у меня есть немного.

– Да мне как-то неловко стрелять у тебя, – сказал Микки. – Хотя... Если – до получки... Ну, я хотел сказать, годика на два, на три...

– В чем вопрос? – Ронни ещё ближе подвинул свое кресло. – Я с Конгрессом договорюсь. Сделаем. Не сомневайся! Мне б только этого зануду Джека уломать.

– Какого Джека? – спросил Микки.

– Да так, жлоб тут один в Конгрессе. Из другой партии. Все время воду мутит. Ну, ничего, мы с ним договоримся. Ты ж у них там в Конгрессе выступишь. Потом на банкет его сводим. Он вашу икру любит. Уломаем.

– Ты только меня правильно пойми, – сказал Микки. – Я б у тебя денег не брал. Но, понимаешь, напряженка сейчас небольшая с финансами. Все на ракеты уходит.

– Я понимаю, – ответил Ронни. – У меня тоже ракеты много жрут. Сколько ни строю, все мало. Генералы каждый день пугают. Говорят, у тебя больше. Еще немного, говорят, и долбанешь ты меня.

– Кто? Я? – Микки даже подпрыгнул.

– Ну, натурально.

Микки обиделся.

– Знаешь, Ронни, – сказал он, – ежели я ракеты и строю, то исключительно, чтобы ты меня не долбанул. Разве ж не ясно?

– Чего? – Теперь уже Ронни подпрыгнул. – Да за что ж мне тебя долбать?

– Ну как – за что? На всякий случай.

– Стоп! – Ронни ударил себя кулаком по коленке. – Какая-то туфта получается. Ни хрена не пойму! Коли они – ракеты эти – ни тебе, ни мне не нужны, так, может, мы их того... Ну, извиняюсь, к мамаше?..

– Так я чего? Я готов, – сказал Микки. – Тем более что и у тебя демократия, и у меня теперь вроде демократия намечается. Давай – к мамаше...

Ронни вскочил с кресла и велел секретарю принести шампан-ского.

– Мне – соку, – предупредил его Микки. – Я, знаешь, давно завязал.

– Ну? – Ронни обнял его за плечи. – Ты меня не уважаешь... По бокальчику-то... Ну?

– А! – махнул рукой Первый Демократ. – Черт с ним! Раз такое дело согрешу. Уговорил, речистый!..

* * *

Вечером Микки повезли в Конгресс. Рикки собиралась поехать с ним, но для неё была запланирована отдельная программа – осмотр музеев, парков и других достопримечательностей. Посовещавшись, они решили не обижать хозяев.

– Ты только там смотри, не пей больше, – сказала Рикки, поправляя ему галстук.

– Ну, Рикки... Ты это зря. Я ж с Ронни всего-то – капельку. – Первый Демократ обнял и поцеловал жену. – Ты сама смотри, не переутомись там, в музеях. Если что, поезжай в гостиницу. Я скоро буду.

Рикки тоже поцеловала его в щеку.

– Гуд бай! – сказала она и пояснила: – Это значит – до свидания. Поезжай и не волнуйся. Все будет вери велл. Это значит – хорошо.

– Гуд бай! – сказал он.

Два кортежа машин разъехались в разные стороны.

Здание Конгресса размерами напоминало дворец, в котором Микки проводил заседания Высшего Органа. Даже, пожалуй, побольше. В парадном холле его встретил Ронни. У высоких дверей зала стояли несколько конгрессменов. Подойдя к ним, Президент представил их Первому Демократу.

– Знакомьтесь, это Джек, – сказал он, остановившись перед толстым низкорослым мужчиной.

На лице Ронни была широкая улыбка, а в глазах – глубокая тоска.

– Очень приятно, – сказал Микки, здороваясь с главным конгрессменом.

Джек мягко втиснулся между Президентом и Первым Демократом и взял Микки под руку.

– Я провожу вас.

– А?.. – Первый Демократ растерянно указал на тоскливого Ронни.

– Не волнуйтесь. Президент дорогу найдет, – сказал наглый Джек. Прошу вас, вот сюда.

Они проследовали в зал заседаний Конгресса. Появление Микки было встречено громкими аплодисментами. Он поднялся на трибуну, хотел было достать заготовленную бумажку, но потом передумал.

– Уважаемые члены Конгресса! Я приехал в вашу страну с открытым сердцем, – сказал Микки и положил руку на лацкан пиджака – примерно на то место, где у него находилось сердце.

"Раскованнее давай, раскованнее. Не так пышно", – пожурил он самого себя.

– Дорогие члены!.. Ну, что я вам скажу?.. – Микки глянул с трибуны на конгрессменов. – Надо дружить, ребята... У вас тут демократия, но и у нас теперь тоже, знаете ли, демократия. Есть, конечно, различия. Но дело-то не в этом... Вот у вас, к примеру, много партий. Это хорошо. Это развивать и углублять надо... А у нас, к примеру, одна. И это тоже неплохо. Мороки меньше. Но вы не думайте. Мы и свою одну партию тоже развивать и углублять будем. У нас перековка идет полным ходом. Так что зачем нам друг дружку бояться? Подружимся лучше. А ежели у кого что по-разному, то это не беда. Будем вместе перековываться... Вери велл!..

Секунду-другую стояла напряженная тишина, затем раздался грохот. Таких дружных оваций зал Конгресса ещё не слышал.

Микки сошел с трибуны и сел на место для почетных гостей – рядом с главным конгрессменом. Джек выразил ему свое восхищение.

– Ерунда, – сказал Микки. – Чего там. Свои же все. Демократы...

Начались ответные выступления. Когда последний оратор заканчивал превозносить достоинства Первого Демократа и выражать полную поддержку его начинаниям, Джек наклонился к Микки.

– Как ваши впечатления? – спросил он. – Мне кажется, мы подружимся.

– Все прекрасно, – ответил Микки. – А насчет дружбы, так давно уж пора. Мы и с Ронни о том толковали. Он тоже поддерживает.

– Ну, Ронни... – протянул Джек. – Ронни, если по-честному, не очень большого ума деятель. Но Конгресс... Конгресс вас поддержит. Можете на меня положиться.

– Вы знаете, – осторожно сказал ему Микки, – Ронни мне показался очень даже неглупым человеком. Мы вот о ракетах с ним договорились. И вообще...

– Ронни – дурак, – твердо произнес Джек. – Я уже не раз об этом говорил. И в газетах писал.

– В газетах? – ужаснулся Микки. – Писали? Это что ж, у вас тут такая голосиловка? Ну, это уж как-то слишком!

– Писал, писал, – сказал Джек. – Только он газет не читает.

– А как же он... – Микки с недоверием посмотрел на конгрессмена. – Как же он вас на этом месте держит?

– Кто держит? – спросил Джек.

– Ну, Ронни.

– А он-то тут при чем?

Микки покачал головой, поняв, что его разыгрывают.

– А вы шутник, однако, – сказал он Джеку.

– Я? – Джек задумался. – Я, может, и шутник. А он – старый дурак...

Тем временем оратор на трибуне закончил свою речь. Ему тоже похлопали. Не так дружно, правда, как Первому Демократу. Микки вообще заметил, что одним конгрессменам почему-то хлопала одна половина зала, а другим другая.

– Ну вот, – сказал Джек, вставая. – Торжественная часть завершилась. Пора на банкет...

Покидая Конгресс, Микки в дверях столкнулся с Ронни.

– Прекрасную ты речугу толкнул, дружище, – сказал Президент Первому Демократу. – Уж на что у нас дубы в Конгрессе сидят, и те растрогались.

Микки взял Президента под руку и отвел его в сторону.

– Послушай, Ронни, – сказал он. – Извини, что встреваю. Это, конечно, не мое дело, но, понимаешь, мне показалось, что Джек... Как бы это тебе поделикатнее объяснить... Ну, в общем, он говорит...

– Он говорит, что я дурак? Ты об этом?

– Ну... в каком-то смысле...

– Не бери в голову, – сказал Ронни. – Он везде об этом трендит.

– Как – везде? – Микки не поверил своим ушам.

– А так. Везде базарит. Меня уже газетчики замучили. Что, мол, я думаю по этому поводу и все такое...

– И?.. – Микки оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь.

– Что – и?

– Ну, что ты теперь делать намерен?

– Как что?.. Они – спросили, я – ответил.

– Про... про... – Микки замялся.

– Ну, про дурака. Они же все лезут и лезут: "Что вы думаете, господин Президент, что вы думаете?.."

– А ты?

– Я сказал, что придерживаюсь другого мнения.

* * *

Поздно вечером, сидя на мягком диване в номере гостиницы, Первый Демократ обсуждал с женой события прошедшего дня.

– Намотался я – сил нет, – сказал он. – Но, кажется, все получилось. Теперь бы выспаться только.

Микки громко зевнул.

– И я вымоталась, – сказала Рикки. – Но зато насмотрелась! И в парке были, и в музее были... Чего там только нет. Теперь я всю их историю знаю. Вот посмотри, что мне подарили.

Она взяла со столика возле дивана большой альбом и раскрыла его.

– Вот, гляди. Здесь, оказывается, раньше такие племена жили. Индейцы назывались. И у каждого племени был вождь. Вот они – на картинках. Видишь все в перьях.

– Ну и что? – сказал Микки. – У нас тоже Вождь был. Без перьев, правда.

– Нет, Микки, эти не как наш. Эти в лесах жили, на конях скакали... И имена у них такие смешные. Вот смотри – этого, например, Белый Орел звали. А этого – Высокая Гора. Смешно, правда?.. А вот, гляди, какой страшный. Это – Большая Елка. У-у, злой какой!..

Микки посмотрел на картинку. Там был изображен седой мужчина огромного роста, с суровым лицом. В руке он держал топор на длинной ручке, а на голове у него красовался разноцветный убор из перьев.

– Да нет, ничего, – сказал Микки. – Не страшный. Сердитый только. А так – ничего.

– Неправда. Страшный... – Рикки перелистнула сразу несколько страниц. – А вот, гляди. Это уже – в наше время. Тут города разные, самолеты, автомобили... Смотри, какие у них дома высокие. И все – из стекла. А машины какие!

– Это верно, – сказал Микки. – Машины у них хорошие. Да и все остальное, как я погляжу, тоже неплохо. Говорят, все через демократию получилось. И злаки, и автомобили, и наука там всякая...

– Ну, наука, допустим, и у тебя есть, – возразила Рикки. – Ракеты, к примеру. Ты вот завтра с их учеными встречаться будешь, так про ракеты им расскажи.

– Наука-то, конечно, есть, – медленно произнес Микки, листая альбом, да только вся наука, понимаешь, как-то в одни ракеты уходит. А вот чтобы автомобиль какой красивый сделать или там чтоб злаки росли, это вот почему-то не получается...

– А ты им расскажи, что у нас много всяких ученых умных. Про всякие открытия расскажи... Сам же говорил, что открытий много.

– Открытия вроде есть... Но, понимаешь, все они какие-то несъедобные... Все больше про танки, про бомбы. А у них все на то, чтоб еды побольше... – Микки почесал затылок. – Мне б им что-нибудь такое загнуть, чтоб они тоже, понимаешь, не шибко воображали.

Микки положил альбом на столик, поднялся с дивана и заходил по комнате. Потом внезапно остановился.

– Погоди, – сказал он и начал шарить рукой по карманам. – Слушай, ты, когда костюм мне готовила, случайно, листочка такого мятого не находила?

– Был там листочек, – сказала Рикки. – Но я его в урну бросила.

Микки подбежал к урне, вытащил смятый листок и, разгладив его, стал быстро читать машинописные строчки.

– Вот! – выкрикнул он, дочитав текст. – Вот, нашел! Рикки, ты только посмотри, что я нашел... Это ж Лихач мне подсунул... Письмо... Из этого как его? – Лукичевска... Надо ж – случайно вспомнил!

– Что там у тебя? – спросила Рикки.

Она подошла и через плечо заглянула в бумажку.

– Читай, читай, – сказал взволнованный Микки. – Вот оно – открытие! Теперь я им нос утру! Мы тоже, понимаешь, кой-чего можем! Вот читай.

– Лу-ки-чевск... – прочла Рикки. – ЛИПА... Это что такое?

– Да ты дальше читай. Дальше! – Микки протянул ей листочек. – А Лукичевск – это город такой. Там лук растет. Но дело-то не в этом...

* * *

Город Лукичевск плавился от жары. За окнами Института Пространственных Аномалий висел горячий неподвижный воздух. Стоя-ла тишина. Ничто, даже обычное жужжание мух не нарушало покоя.

Директор лукичевского института, академик Иванов-Бермудянский сидел за рабочим столом и пытался привести свои серые клеточки в работоспособное состояние. По другую сторону стола на жестких стульях сидели младший научный сотрудник Вениамин Шульман и временно неработающий житель Лукичевска Кирилл Рогозин. Состояние серых клеток у обоих гостей мало чем отличалось от состояния клеток академика.

– Друзья мои, – произнес Иванов-Бермудянский. – Я пригласил вас...

– Чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, – закончил за него временно пришедший в себя временно неработающий Рогозин.

– Кирилл Петрович, батенька... Ну зачем вы так? – Академик полез в карман, вытащил платок и отер со лба пот. – И без того, знаете ли, с мыслями не собраться...

– Точно... Жара... – подтвердил Вениамин Шульман и замолк, видимо, исчерпав силы.

Беседа прервалась. Чтобы продолжить её, требовалось напрячься и желательно хлебнуть глоток свежего воздуха. Но об этом не стоило и мечтать. Академик начал искать внутренние резервы энергии. Нашел немного.

– Друзья, – продолжил он. – Положение, думаю, вам объяснять не надо. Я позволил себе пригласить вас, Кирилл Петрович, потому, что рассчитываю на вашу помощь и надеюсь, что вы ещё не забыли нашу совместную работу. Мне очень хотелось бы думать, что в самое ближайшее время мы будем иметь честь видеть вас среди наших...

Резервы кончились. Кирилл Рогозин молчал.

– Он в курсе дела, Николай Илларионович, – сказал Беня Шульман. – Я ему все рассказал.

– Вот и прекрасно, – вымолвил Иванов-Бермудянский, снова собравшись с духом. – И что же вы, Кирилл Петрович, думаете по этому поводу?

Кирилл хмыкнул и пожал плечами.

– Я, признаться, тоже нахожусь в некоторой растерянности, друзья мои, – продолжил академик. – Вот уже больше года мы не наблюдаем никаких, я бы сказал, признаков жизни пространственной аномалии. Никаких, так сказать, проявлений... Можно, конечно, трактовать это как временное затишье. Подобные затишья, в общем-то, были и раньше. Но столь длительный перерыв, согласитесь, вызывает определенную настороженность...

– Простите, Николай Илларионович, – перебил его Кирилл. – Можно задать вам один вопрос?

– Ради Бога, – обрадовался академик. – Сколько угодно!

– Вы что, действительно верите в это?

– Во что, простите?

– В аномалии.

– Я понимаю, – вздохнул Бермудянский. – Я понимаю ваш скепсис, Кирилл Петрович. Вы на какое-то время были оторваны от работы. Но поверьте, что если бы вы сами могли наблюдать...

– Я не мог, – резко сказал Кирилл. – Я отдыхал.

– Подождите, подождите, – поспешно вступил в разговор Беня. – Ну не надо так. Ну, жарко же... Все на взводе... Давайте спокойно разберемся.

Иванов-Бермудянский, проклиная собственную бестактность, поднялся из-за стола и взялся ладонью за потный лоб.

– Голубчик, ну я же не хотел, – забормотал он, обращаясь к Кириллу. Право, я вовсе не предполагал, что вы так воспримете... Эта чудовищная несправедливость... Поверьте...

– Пустое, – сказал Кирилл. – Беня прав. Жарко... Давайте про аномалии.

Академик сел. Минуту все помолчали.

– В общем, так, – сказал, прервав тишину, Беня. – Наблюдал я эту фиговину. Было дело. Хотя полностью пока утверждать ничего не берусь. Разовый эксперимент. Мало доказательств... Ты скажи, Кирилл, в принципе ты допускаешь такую возможность? Ну, хотя бы в качестве гипотезы?

– Видите ли, уважаемые, – ответил Кирилл, глядя в окно, – во все, что вы говорите, ни один нормальный человек, естественно, не поверит. Теория ваша, разумеется, абсолютно бредовая... Поэтому вполне может быть, что так оно и есть... Однако боюсь, что здесь я вряд ли смогу быть вам полезен. Вы уж извините, но за три года как-то оторвался. Меня сейчас несколько другие аномалии интересуют.

– Кирилл, не дури, – сказал Беня. – Мы ж с тобой уже говорили...

– Говорили, – сказал Кирилл. – Сидеть в куче дерьма и заниматься наукой – дело, конечно, приятное. Но запах, знаете ли, мешает...

– Кирилл Петрович, – приподнялся академик, – я надеюсь, вы не собираетесь...

– Собираюсь, собираюсь, – подтвердил Кирилл. – Собираюсь наняться в ассенизаторы, Николай Илларионович. Там тоже, представьте себе, аномалии наблюдаются. Поэтому вы уж свои изучайте, а я теперь этими займусь. К тому же – возраст, знаете ли... О душе пора подумать. Да и детишкам в глаза смотреть придется. Не своим, так чужим. Так что – простите великодушно.

– Кирилл! Ты же ученый... Господи, – тоскливо сказал Беня, – ты хоть понимаешь, куда лезешь? На кой это тебе? Есть же наука, Кирилл...

– Наука раздвигает горизонты, – произнес Кирилл, разглядывая люстру под потолком. – Психиатрия – особенно... Впрочем, физика – тоже.

Раздался стук, и в дверях появился подтянутый молодой человек в сером костюме.

– Простите, вас к телефону, – сказал он, обращаясь к Иванову-Бермудянскому, после чего снова исчез за дверью.

– Кто это? – спросил Кирилл.

– Да вот, новый заместитель, – ответил академик, несколько смутившись. – Недавно прислали. Очень способный юноша. И очень, знаете, прогрессивных взглядов. Он тут у нас – по общим вопросам.

– По общим? – Кирилл криво усмехнулся. – Ну-ну. А взгляд у него хороший. Это я заметил... Очень прогрессивный взгляд...

Иванов-Бермудянский извинился перед гостями и снял телефонную трубку.

– Здравствуйте, – услышал он мягкий голос, – я с академиком Ивановым говорю?

– С Ивановым, – сказал академик.

– Извините, что отрываю от дел. Мне бы хотелось задать вам ряд вопросов.

– А с кем имею честь? – спросил Бермудянский.

– Это...

Академик услышал фамилию Первого Демократа.

* * *

Микки сидел, прижав к уху телефонную трубку, и ждал, пока на том конце провода его собеседник придет в себя. Выждав какое-то время, он решил, что академик очухался и готов к разговору.

– Еще раз простите, что отрываю от дел, – сказал Первый Демократ, стараясь придать голосу максимальную теплоту.

– Дык, тык, мык... – ответила трубка.

– Вы не смогли бы уделить мне несколько минут? – спросил Микки.

– Я?.. Вам-м-м?.. М-м-м-минут... – промычали на том конце.

– Спасибо, – сказал Микки. – Мне бы хотелось узнать поподробнее о вашем открытии. Видите ли, я только что вернулся из Америки, где говорил с тамошними учеными. Они очень, очень заинтересовались.

– В Ам-м-м-ме-е-ерике? – заблеял голос в трубке, после чего раздался легкий щелчок.

Микки забеспокоился, не хватил ли академика удар.

– Алло! – произнес он. – Алло! Товарищ Иванов! Вы меня слышите?

– С-с-с-слышу... – ответил ему Бермудянский.

– Так вот, очень они там заинтересовались вашей работой. Тем более что у них тоже, оказывается, этой проблемой занимаются. Ну, по части Бермудского треугольника... Вы город такой – Принстон – знаете?

– П-п-принстон?

– Да, Принстон. – Микки на всякий случай сверился с лежащей перед ним запиской. – Точно – Принстон.

– В общем, конечно... я знаю... То есть – отчасти... Но у меня там никого нет! – поспешно уточнил академик.

– Жаль, – сказал Микки, – но это не беда. Главное, они теперь вас знают. Так что можете считать – породнились.

Бермудянский что-то жалобно мяукнул.

– У них там, в Принстоне, над этой проблемой давно бьются. Даже целое научное общество учредили. Так и называется – Принстонское Общество Пространственных Аномалий. Я вот тут записал. – Микки ещё раз глянул в записку. – Сокращенно, значит, ПОПА получается... Но дела у них, скажу я вам, не очень продвинулись. В научном плане мы, можно сказать, обогнали. Мы, можно сказать, на переднем крае. Вы со мной согласны?

– У-у-у... – подтвердил лукичевский собеседник.

– Вот и я им то же самое сказал. Извините, говорю, но мы, мол, тоже кой-чего имеем... Вообще мне тут материал после приезда подготовили, так я смотрю, не так уж плохи наши дела. Вот Главный Министр говорит, что и автомобили у нас не хуже, а может, даже и лучше ихних. И компьютер, мне доложили, у нас побыстрее ихнего будет. Раз в сто. Или, может, в тысячу... Но, простите, это я отвлекся.

Микки развалился в кресле. За тысячу километров от него академик Бермудянский тяжело дышал в трубку, внимая откровениям Первого Демократа.

– В общем, я хотел спросить, – продолжал Микки, – не согласились бы вы поработать с зарубежными, так сказать, коллегами? У нас теперь, понимаете, большой обмен опытом намечается. Пора, знаете ли, отказываться от стереотипов. Пора нам в мировую цивилизацию входить. А ей, значит, в нас. Есть ведь чему друг у друга поучиться. Как вы считаете?

– Весьма, – тихо сказал академик.

– Ну вот, и я о том же... Так что готовьтесь принимать гостей, товарищ Иванов.

– А как же... А мы... А они... – пролепетал Иванов-Бермудянский.

– Если насчет снабжения, то вы не волнуйтесь. Это организуют. И за размещением проследят. Я уже дал указание... Да, кстати, у вас там секретного ничего нет? А то можно ваш институт проволокой разделить. Дело несложное. Но, насколько я знаю...

– Нет, нет! У нас... Мы совсем не... – услышал Микки.

– Я знаю, – сказал он. – Насчет секретности – это просто наши мудрецы вас с ракетным заводом перепутали.

– Мы – нет! Мы никогда... – зачастил академик в трубке.

– Да вы не волнуйтесь. Все уже проверено. Бывает, знаете ли, намудрят, напутают... Я тут начал выяснять, так, оказывается, никакой возможности у нас открыться мировой цивилизации нет. Оказывается, все закрыто. А главное, никто не помнит – почему. Закрыто – и все! Ну, а раз не помнят, то и открыть нельзя. Вот только один ваш институт и откопали, разоткровенничался с большим ученым Первый Демократ. – И то, знаете, поначалу не хотели. Насилу уговорил... В общем, готовьтесь. Будем, так сказать, международные контакты налаживать. Если что – звоните. У меня Шестой Заместитель Второго Помощника будет вас курировать. Он с вами ещё свяжется... До свидания, товарищ Иванов.

– Д-с-с-с-с, – ответил умирающий голос из Лукичевска.

Микки повесил трубку.

* * *

Первый Демократ встал с кресла и довольно потер руки. Вхождение в мировую цивилизацию началось. Микки прошелся взад-вперед по ковровой дорожке, остановился и нажал кнопку переговорного устройства.

– Слушаю вас, – донеслось из динамика.

– Для совещания все собрались? – спросил Микки.

– Все здесь, – подтвердил динамик.

– Пусть войдут.

Двери кабинета раскрылись, и к нему один за другим вошли полтора десятка генералов. От звезд, нашивок, золотых погон и красных лампасов у Микки зарябило в глазах.

– Прошу, – сказал он, указывая на длинный стол в центре кабинета.

Генералы расселись. Микки занял место во главе стола.

– Ну, что ж, – сказал он. – С проблемой, которую нам предстоит обсудить, вы, полагаю, знакомы. Материалы все получили?

– Так точно, – густым басом ответил за всех Главный Генерал.

– И что же у нас с ракетами? – спросил Микки.

– Стоят, – сообщил Старший Ракетный Генерал, сидевший рядом с Главным.

– Насколько я помню, – сказал Микки, – ещё Первый Предводитель вел в свое время переговоры о том, чтобы сократить ракеты.

– Так точно, – подтвердил Ракетный Генерал. – Тогда мы их и поставили.

– Кого?

– Ракеты. – Генерал встал со стула и большим животом уперся в край стола. – Тогда и поставили. Согласно приказу.

– Чьему приказу?

– Гмм... Первого Предводителя.

– Так, – сказал Микки, – понятно... Но вот теперь, как вы читали в материалах, будет новое сокращение. Вы готовы?

– Мы всегда готовы, – пробасил Главный Генерал. – Сколько надо, столько и поставим.

Первый Демократ понял, что разговор будет долгим.

– Садитесь, – сказал он Генералу, который продолжал подпирать животом стол. – Я хочу, чтобы все поняли – нам столько ракет не нужно. По нашим расчетам, вполне хватит и половины. Остальные можно убрать. С той стороны тоже ракеты уберут. Мы уже обо всем с их Президентом договорились. Кстати, говорят, и танков у нас слишком много. Надо бы и о них подумать. Мы бы свои убрали, а они б – свои. Сколько у нас всего танков?

– Да кто ж их считал? – ответил Главный. – Но точно известно, что мало. И ракет мало. А ежели у них лишние есть, пущай сокращают. Мы не против.

Микки забарабанил пальцами по столу. Ему не хотелось обострять обстановку, но другого пути, похоже, не было.

– Кто здесь главный? – негромко спросил он, стараясь сохранять спокойствие.

– Я, – ответил Главный Генерал. – То есть... вы.

– Я – главный! – Микки поднялся и оглядел присутствующих. – И я ещё раз объясняю вам – ракеты будем сокращать. А на ракетных, то есть на кастрюльных, заводах будем делать кастрюли. Ну, или что там получится. Все поняли?

– Ничего там не получится, – проворчал кто-то из генералов.

Микки начал терять выдержку.

– Что же это, черт возьми, получается? На кой, я вас спрашиваю, нам столько ракет? На кой столько танков, что сосчитать не можем? На кой столько заводов кастрюльных, когда жрать нечего? На кой нам столько генералов?!

Последнее он ляпнул зря. Над столом повисло тягостное молчание. Генералы сидели, насупившись, не глядя на Первого Демократа.

– Обижаешь, начальник, – вырвалось у кого-то.

Микки стал отыгрывать назад.

– Ну, хорошо, хорошо, – сказал он. – Давайте по-свойски. Забудем про должности. Я готов всех выслушать. Кто мне толком разъяснит – на фиг без конца клепать эти пушки-ракеты, коли мы и так всех на свете двадцать раз подряд раздолбать можем? Нам что, одного раза недостаточно? После этого-то все равно долбать уже нечего!

– Было бы чем долбать, – хмуро произнес Главный Генерал. – А что долбать – найдется.

– Ладно, – пошел на попятную Микки. – Насчет генералов я погорячился. Генералов всех надо оставить. Пусть командуют. Но заводы-то кастрюльные могут же полезные вещи делать!

– А чем командовать? – возразил ему осмелевший Главный Генерал. Кастрюлями, что ли?

Микки не нашел, что ответить.

– Я так понимаю, – сказал Старший Ракетный Генерал, – главное, чтоб ракет было побольше. Будут ракеты – все при деле останутся. На кастрюльных заводах один хрен никаких кастрюль не склепать. А народ без работы оставлять нельзя. Мы ж не только о себе, мы ж и о народе думаем.

– Так кормить-то чем? Чем кормить-то? – опять сорвался Микки.

– Ну, – сказал Главный Генерал, – армию, конечно, кормить надо. Без этого – никак.

– Да не об армии я, – почти крикнул Микки. – Чем жителей-то кормить? Народ тоже жрать хочет.

Генерал встал, выпятил грудь и громко рявкнул:

– Народ и армия едины!

Все остальные дружно повскакали с мест и вытянулись, сверкнув под люстрой звездами на погонах. Главный Генерал, исподлобья посмотрев на Микки, добавил:

– Может, у кого есть другое мнение?

Первый Демократ стоял, разглядывая собственные ботинки.

– Благодарю всех, – произнес он тихо и не очень внятно. – Совещание окончено...

* * *

Закончив очередной тягучий рабочий день, Кухтик пришел домой поздно. Он доел на кухне остатки вчерашнего ужина, посидел немного за столом в своей комнате, пытаясь осилить книжку про индейцев, подаренную ему Беней, потом разделся и лег в постель.

Через раскрытое окно светила желтая золотистая луна. Кухтик лежал, повернувшись на бок, и смотрел на луну. Вокруг неё чуть поодаль виднелись едва различимые звезды. (Созвездия Лиры среди них не было. Оно располагалось значительно ниже и по другую сторону Кухтикова дома.)

Луна мешала Кухтику уснуть. Он долго ворочался, кряхтел, сопел, пока наконец не утомился от собственного кряхтения и не задремал, натянув на голову одеяло...

Проснулся он словно от какого-то толчка. В комнате было светло. Было как-то неправильно светло. Как-то ненормально.

Кухтик осторожно повернулся на кровати.

Свет исходил не от луны. Светились стены.

Он вспомнил этот зеленоватый оттенок и с ужасом понял, что сейчас произойдет. Все тело его стало легким и липким.

Мягкая, накатившая сбоку волна подняла невесомого Кухтика в воздух и, слегка покачивая, поволокла к подоконнику. Страх, охвативший его, внезапно исчез. Полное безмятежное спокойствие заполнило серые клеточки. "Все хорошо! – сообщили они ему. – Все просто прекрасно!"

Висящий над зеленоватым светящимся подоконником Кухтик чуть пошевелил руками, плавно двинулся дальше и выплыл наружу сквозь проем распахнутого окна.

Кухтик парил в теплом, не остывшем ещё от дневной жары воздухе. Внизу под ним лежал сквер с чахлыми деревцами, покрытыми пыльной листвой. Рядом, в каком-то метре от него, была стена дома. Кухтик оттолкнулся от стены, полетел дальше и миновал несколько раскрытых окон. Из каждого исходил все тот же зеленоватый свет.

Где-то рядом он услышал негромкое повизгивание. Кухтик оглянулся и разглядел прижавшегося к стене человека. Тот был в одних трусах. Впрочем, и на Кухтике другой одежды не было.

Человек у стены висел, болтая в воздухе пятками и обхватив руками водосточную трубу. Широко раскрытые глаза его смотрели в разные стороны. Лязгая в ночной тишине зубами, человек в трусах скулил нараспев: "Ма-ма, ма-ма, ма-ма, ма-ма..."

Кухтик тихонько кашлянул. Обхвативший трубу мужчина повернул голову, заметил его, выкатил глаза из орбит и сменил песню. Теперь он залепетал, раскачиваясь из стороны в сторону: "Мама, мама, это – сон... Мама, мама, это – сон... Это сон..."

Стараясь не потревожить певца, Кухтик поднялся чуть выше и, долетев до угла, обогнул дом. Внизу показался широкий двор, за которым начиналась помойка. Над помойкой тоже кто-то парил. Полностью освоившись в новой стихии, Кухтик ещё несколько раз взмахнул руками и пролетел ещё с десяток метров. Он развернулся, сделал медленный кульбит над двором и приблизился к неопознанным летающим объектам.

Это были два милиционера. Толстый, усатый, качался в воздухе, раскинув ноги и весело оскалившись. Тощий, смуглолицый, располагался метрах в двух от него. Мундиры на обоих были расстегнуты, глаза полузакрыты и лица светились радостью.

– Во залипуха, Макарыч, – донеслось до Кухтика. – Во даем! Я ж тебе говорил, не пей лосьон. Нельзя его с фиалкой мешать... Во нажрались... Ой, не могу... Ой, потеха!..