Текст книги "Кухтик, или История одной аномалии"

Автор книги: Валерий Заворотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Кухтик подумал, что сейчас умрет. Ни встать, ни пошевелиться он не мог. Струйка холодного пота пробежала между лопаток.

– Т-т-ты ч-ч-чего? – прохрипел, запинаясь, сосед.

– Й-я-я... – пролепетал Кухтик.

Вдруг оцепенение прекратилось. Он смог приподнять руку. Но в ту же секунду с ужасом почувствовал, что рука ничего не весит. Он ощутил, что все тело его не весит ни грамма.

Кухтик медленно повернулся. То есть нет, он не повернулся. Он едва пошевелил ногой, и его развернуло в сторону... Просто развернуло.

Ни одна травинка не шелохнулась под ним...

– М-ма-а-ма! – сказал Кухтик.

Потом произошло что-то страшное. По дну черной канавы извилистой змейкой пробежал тонкий светящийся шнурок. Земляной вал, тянувшийся вдоль канавы, дрогнул и стал медленно ссыпаться вниз. Через минуту весь длинный ров был заполнен землей до краев. Прошло ещё несколько секунд, и рыхлая земля покрылась свежей травой.

Канава исчезла...

Волосы на голове Кухтика зашевелились. Он ещё раз двинул ногой и поплыл в воздухе. Ему сделалось дурно.

Сквозь зеленоватую пелену Кухтик увидел, как человек в комбинезоне висит, не касаясь земли, и, растопырив пальцы, пытается вцепиться в пучок высокой травы.

Затем все кругом погрузилось во тьму...

К жизни его вернул тонкий, протяжный вой. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на спине. В двух шагах от него стоял на четвереньках копатель канавы и, задрав голову, тихо выл на луну.

– М-м-м-м! – произнес Кухтик.

Вой прекратился.

Осторожно, боясь сделать резкое движение, Кухтик шевельнул рукой. Рука двигалась нормально. Он приподнял голову и медленно повернул её. Никакой легкости не ощущалось. Наоборот – тело казалось ему непривычно тяжелым.

Он с трудом приподнялся и перевалился на бок. Окружающий мир выглядел как обычно. Кусты, помойка и темное здание Института Пространственных Аномалий – все было на своем месте. Единственно, чего не хватало, так это канавы.

– Ч-что это было? – услышал он голос стоящего на четвереньках соседа.

– Н-н-не знаю, – ответил Кухтик.

– А к-канава где?

Кухтик посмотрел на уходящую вдаль полосу свежей травы.

– В-в-вот она...

– Т-т-ты видел? – спросил его сосед, уже поднявшийся с земли, но с трудом стоящий на ногах.

– Что? – спросил Кухтик.

– Ну – это...

– Видел... – Кухтик кивнул головой. – А мы – что?.. Мы... летали?.. Мы теперь что... летать... можем?

Человек в синем комбинезоне тупо посмотрел на него, помолчал, потом неуверенно ощупал себя руками и тихим голосом произнес:

– Ну, нет... На хрен мне такие приключения!..

Он наклонился, ещё раз ощупал свои ноги и, неожиданно сорвавшись с места, бросился прочь. Осколки разбитых бутылок, обломки кирпичей, консервные банки загремели в темноте.

Через минуту все смолкло. Кухтик медленно поднялся и пошел по направлению к дому.

Отойдя немного, он остановился, оглянулся, разглядел извилистую полоску свежей травы на месте бывшей канавы и пошел дальше, уже не оглядываясь.

У самого дома он ещё раз остановился и подпрыгнул на месте.

Все было в порядке. Он не взлетел.

Кухтик вошел в парадную, поднялся по лестнице, нашарил в кармане ключ, открыл дверь и ощупью по коридору прошел в свою комнату.

Он разделся, лег в постель, натянул на голову одеяло и тут же мгновенно провалился в небытие.

Снов в эту ночь он не видел.

II

Первые лучи солнца разбудили Первого Демократа. Ему предстоял тяжелый день – заседание в Высшем Органе.

Как правило, Орган заседал по пятницам. Иногда – по субботам. Впрочем, он мог собираться по понедельникам, вторникам, средам и четвергам. Все зависело от воли очередного Предводителя.

Первый Демократ решил собирать Высший Орган по воскресеньям. Он не хотел, чтобы соратники слишком расслаблялись.

Доехав до своей резиденции в сопровождении двух машин охраны, Микки поднялся по широкой лестнице и вошел в узорчатые золоченые двери. В руках он нес большой толстый портфель и время от времени с улыбкой поглядывал на него.

В зале заседаний сидели соратники Первого Демократа. Большинство, естественно, в креслах-каталках. Микки поздоровался и занял председательское место.

– Что ж, – сказал он. – Начнем, пожалуй.

Инвалидные коляски двумя шеренгами тянулись перед ним по обе стороны покрытого зеленым сукном стола. За спиной каждого соратника возвышался референт с красной папкой под мышкой.

– А референтов я попрошу выйти, – сказал Первый Демократ.

– И-и-и, – донеслось из нескольких колясок.

Это, надо полагать, означало: "Зачем?"

– Затем, что предстоит рассмотреть деликатный вопрос, – сказал Микки.

Он строго осмотрел всех собравшихся и добавил:

– Вопрос особой важности... И особой секретности.

– У-у-у, – отвечали коляски.

– Вот и хорошо. Раз возражений нет, прошу референтов покинуть зал.

Стоявшие за креслами дружно повернулись и строевым шагом протопали к двери.

– Итак, друзья мои, – продолжил Микки, – надо нам наконец определиться. Ускоряемся мы неплохо. Но вот с демократией у нас что-то не получается.

– Чи-ито? – спросила одна из колясок.

– А ничито, – ответил Микки. – Ничито не выходит у нас, дорогие мои соратники.

– Пояснее нельзя? – раздался с дальнего конца голос хрыча, продвинувшего Первого Демократа на его пост.

– Ну почему ж нельзя, – сказал Микки. – Можно и пояснее.

Со старым хрычом ему предстоял отдельный разговор. Сейчас важно было, чтоб тот не мутил воду.

– Я полагаю, что всем нам необходимо серьезно поработать над собой. Микки старался, чтобы голос его звучал как можно более задушевно. – Все мы понимаем, что впереди много дел. Но не у всех, к сожалению, так много сил, энергии и опыта, как у нашего дорогого...

Он указал на хрыча. Тот напыжился. "На какое-то время за-ткнется", подумал Микки.

– Разумеется, – продолжил Первый Демократ, – работа ведется большая. Но старые подходы, друзья мои, в новых условиях не всегда срабатывают. Надо бы нам подумать о новом курсе. Перековываться нам пора.

– Чи-ито? – вякнул кто-то где-то за столом.

– Я говорю, перековка необходима. Да, перековка... И голосиловка.

Зал наполнился шумом. Кресла-каталки заскрипели. Соратнички разнервничались.

– Что еще?..

– Опять новости...

– Сколько ж можно!.. – послышалось со всех сторон.

Микки начал терять выдержку.

– Стоп, – сказал он и поднялся из-за стола. – Объясняю всем и прошу внимательно меня выслушать. С завтрашнего дня начинаем перековываться. А это значит – будут свобода и демократия... В пределах нормы, конечно... И еще, друзья, начинаем внедрять голосиловку. Секретов у нас, как я понимаю, от народа нет... В основном... А потому предлагаю, чтоб все газеты писали все как есть и обо всем... Ну, скажем, почти обо всем.

И тут началось!..

Через час Первый Демократ уже знал общее мнение о своем новом курсе, о своих умственных способностях и о своей маме, не-однократно упоминавшейся в выступлениях. Друзей по работе наконец прорвало. Даже паралитики в колясках обрели дар речи.

Он все терпеливо выслушал, потом спокойно сел и спокойно положил перед собой на зеленое сукно толстый портфель. В портфеле были досье, переданные ему Вторым Предводителем незадолго до своей кончины. Досье на соратничков. На всех. Без исключения.

– Голосиловка, друзья мои, выглядит так, – сказал Микки нарочито занудным голосом. – Вот, к примеру, хочет народ знать правду. Ну, скажем, о ком-то там... Не будем называть фамилий.

Микки выразительно посмотрел на хмыря в коляске, сидящего по правую руку от него. Затем полез в портфель и отыскал нужное досье.

– А поскольку все мы, как известно, служим народу и поскольку народ интересуется, то надо ему, народу, рассказать все как есть. Не так ли?

Он открыл досье и откашлялся.

– Вот, у меня тут есть несколько интересных бумажек... – И Микки начал читать...

Спустя минуту справа от него раздался треск, и стоявшая у стола каталка грохнулась набок.

– Господи, что это с ним? – спросил Микки, глянув на упавшего соратничка.

Он громко позвал стоявших за дверью референтов. Те строем вошли в зал, окружили пострадавшего и бережно вынесли его на руках.

– Ну, нельзя же все так близко принимать к сердцу, – сказал Первый Демократ. – Нервы надо беречь, друзья мои. Нервы...

Шеренги колясок замерли. Соратники выслушали его, не шелохнувшись, не скрипнув ни одним колесом.

– Итак, пойдем дальше, – сказал Микки. – Предположим, что народ заинтересуется, скажем...

– И-и-и-и-и! – раздалось из всех колясок сразу. Теперь это означало: "Помилуй, родной! Не губи!"

Он смилостивился, закрыл портфель, похлопал по нему ладонью и обратился к собравшимся:

– Друзья! Я думаю, все глубоко осознали необходимость перековки и голосиловки... Но если у кого-то есть сомнения, я готов пойти навстречу и рассмотреть вопрос об отправке любого желающего на заслуженный отдых. Мы должны бережно относиться к кадрам, друзья мои. Очень бережно... А сейчас все свободны.

Микки снова позвал референтов, те подошли к коляскам, и вереница притихших участников заседания покатила к выходу. Сзади ковыляли те, кто ещё мог это делать сам. Последним шел Старый Хрыч.

– А ты останься на минутку, – сказал ему Микки. – Поговорить надо.

Хрыч остановился, подождал, пока двери закрылись, и сел в кресло. Вид у Старого Хрыча был как у кошки, загнанной в угол.

Первый Демократ повернулся к нему.

– Ну, как насчет перековки? – спросил Микки.

Хрыч, насупившись, смотрел в сторону.

– Какие-то проблемы? – Микки подвинул свой стул поближе к его креслу.

– Хорошо ты, гляжу, подготовился, – глухо произнес соратник. – И на меня, поди, материальчик имеется?

– Ну... не без того, – сказал Микки. – У нас – демократия. Все равны.

– А шею свернуть не боишься?.. Я ведь тоже не лыком шит... У меня старая школа. Сам знаешь.

– Боюсь, – честно признался Микки. – И школа у тебя хорошая. И на меня, полагаю, у тебя материальчик найдется. И соратничков ты можешь поднакачать... Только подумай – с кем тебе играть выгоднее? Со мной или с ними?

Старый Хрыч молчал, хмуро глядя на Микки.

– Круто взялся, – сказал он наконец. – Смотри, не погореть бы тебе. Думаешь, у тебя здесь что-нибудь выйдет? Нет ведь здесь ни хрена.

– Чего нет? – спросил Микки.

– А ничего нет. Ни нефти, ни денег... Все на ракеты ушло. Злаки вон закупать не на что. Одной голосиловкой думаешь жителей прокормить?

– Так вот давай и перекуемся, – сказал Микки. – Глядишь – все и появится.

– Ты что перековывать-то собрался? И на какие шиши?

– Как что? Для начала – партию. Она ж – главная.

– Чи-и-иво? – спросил Старый Хрыч.

– Чиво слышал.

– Совсем сбрендил... Она тебе перекуется! Сейчас. Держи карман... Это как бы она тебя не того... не перековала на что-нибудь.

Микки и сам не был полностью уверен в своих силах. Но выказывать сомнений перед Старым Хрычом не хотел.

– Ладно, – сказал он. – Это уж мои заботы. Ты о себе подумай. С кем будешь?

Хрыч снова задумался.

– И куда ж ты меня пристроишь?

– А ты куда хочешь?

– Ну, куда повыше. За мыслями, к примеру, следить.

– Нет, – сказал Микки. – За мыслями у меня уже есть кого поставить.

– Тогда поставь иностранными делами заведовать. Я ж все годы этим занимался. По заграницам ездить люблю. Да и они там меня знают.

– Нет, заграницу я себе возьму. – Микки сразу хотел отмести эту тему. – Теперь с ними надо по-новому. У них – демократия. А ты в этом ни черта не смыслишь. Это ж не Первого Предводителя за ручку на приемах водить. Здесь тонкий подход нужен.

– Да, – мечтательно произнес Старый Хрыч. – С Первым хорошо было. Ни хлопот тебе, ни забот. Тихая жизнь.

– Вот он, гад, со своей тихой жизнью все и растранжирил, – сказал Микки.

– Так уж и он, – возразил Хрыч. – Положим, и до него транжирили. Еще при Вожде, помню. Сколько денег вбухали, чтоб поделение в других странах устроить... А Соратник этот, Смелый, – мать его! – сколько по ветру пустил. Теперь вот и нет ни хрена. Партию содержать не на что.

– Ну, на партию-то хватает, – сказал Микки. – Ты мне мозги не пудри.

– Ох, не хватает... – заканючил Хрыч. – Ох, не хватает... Вон заказали автомобили для соратников. Такие, чтоб коляски влезали. Ну, и с буфетом там, с туалетом. Так никто сделать толком не может. Сотню сделали, все сломались. А на каждый деньжищ ушло – немерено. И все без толку. Мы уж скольких директоров посымали. Ни фига! Говорят: "Такие, чтоб не ломались, не можем. Ракеты можем, а автомобили не можем". Соратникам теперь что ж, на ракетах летать?

– Погоди, – сказал ему Микки. – Хочешь, я тебя на самую высокую должность поставлю? И автомобиль у тебя будет, и все, что захочешь.

– На самую высокую? – усомнился Хрыч. – Это куда ж? Ты ж у нас – на самой высокой.

– Ну, свою я тебе не предлагаю, – сказал Микки. – Я тебя поставлю Народным Советом командовать. Идет?

Старый Хрыч скривился.

Микки и не ожидал, что тот сразу согласится. Народный Совет был местом не очень престижным. Существовал он давно, и функции его были темными. Точнее, никаких функций не было. Членов Совета набирали так. Раз в пять лет каждому жителю выдавали бумажку, на которой было написано имя какого-нибудь партийного начальника, или директора кастрюльного завода, или просто кого-то, кто был покрепче духом и не имел неправильных мыслей. Список имен составляли в Высшем Партийном Органе. Каждый житель должен был бросить свою бумажку в специальный ящик. После чего все перечисленные в списках считались членами Народного Совета. Сами бумажки из ящиков свозились в столицу, на какой-то склад. Как они использовались потом, Микки не знал.

Основное занятие Начальника Народного Совета заключалось в том, чтобы раз в полгода собирать Совет и рассказывать ему что-нибудь про жизнь в стране. Такова была традиция. Впрочем, он должен был ещё принимать послов разных стран и присутствовать на встречах с главами других государств. Других обязанностей у него не было.

Разумеется, уломать Старого Хрыча на такую должность было не просто. Но другого поста Микки предлагать ему не хотел. В Народном Совете тот был бы наименее опасен.

– Послушай, – сказал он. – Это ж отличное место. Ты ж всех послов принимать будешь. И с главами государств встречаться. Сможешь о жизни с ними там поболтать, и прочее...

– Ага, – поморщился Хрыч. – Я болтать буду, а вы там, в Высшем Органе, все без меня решать станете. Хитренький какой! Я тоже решать хочу.

– Да ты не волнуйся, – успокоил его Микки. – Решать мы, конечно, все в Высшем Партийном Органе будем. Это понятно. Но я ж тебя и там тоже оставлю. Сможешь мне подсказывать, если что интересное надумаешь. Но там-то двух главных быть не может, сам понимаешь. А тут, в Народном Совете, тебе почет и уважение. И машина какая захочешь.

– На хрена мне ещё одна машина, – проворчал Хрыч. – Мне и так, как члену Высшего Органа, три машины полагается. И ещё – самолет.

– Ну, а с послами встречаться? – не унимался Микки. – С послами встречаться хочешь? И с заморскими Предводителями? Они тебе подарки будут дарить.

– На хрена мне ихние подарки? – сказал Старый Хрыч. – У меня все есть.

– Ладно, как знаешь. – Микки устал его обхаживать. – Я тебе хорошее место предлагаю. Сиди себе, наслаждайся. Чего ещё тебе надо?

– А в Высшем Органе точно оставишь? – спросил Хрыч.

– А как же? И советоваться с тобой буду. Куда ж мне без твоих советов?

Старый Хрыч недоверчиво посмотрел на него. Первый Демократ ударил себя в грудь.

– Оставлю. Чтоб мне провалиться!

– Ну, ладно, – сказал Старый Хрыч. – Только смотри, не надуй.

Он встал с кресла, вздохнул и, поскрипывая, заковылял к выходу.

* * *

За месяц Микки отправил на пенсию всех своих колясочников и стал набирать новых членов Высшего Партийного Органа. К сожалению, полностью обновить Орган ему не удалось. Против этого категорически возражал Старый Хрыч. Окончательно ссориться с ним Микки не хотел, поскольку тот действительно много чего обо всех знал и такая ссора могла плохо кончиться. Пришлось оставить в Высшем Органе несколько прежних членов – тех, кто мог ещё двигаться.

Единственным настоящим союзником Микки был Старый Друг, которого он хотел сделать Главным Соратником и одновременно поручить ему контроль за мыслями. Но тут опять влез Хрыч.

– Негоже такое дело поручать новому человеку, – сказал он Первому Демократу при очередной встрече. – Я тебе своего кандидата припас. Ты его Главным Соратником сделай.

Микки поморщился.

– Тоже небось из старых?

– Ну, из старых, – сказал Хрыч. – Что с того? Старый конь борозды не испортит. К тому же этот не в коляске. Я ведь абы что не подсовываю. Он и тогда, на совещании, за тебя первый лапу поднял. И вообще – быстро соображает. Лихой мужик. У нас его все так Лихачем и зовут. Возьми – не пожалеешь.

Первый Демократ понимал, что Хрыч подсовывает ему своего человека.

– Не могу, – сказал он. – Я уже Старому Другу обещал.

Теперь поморщился Хрыч.

– Не согласишься Лихача взять, я в Народный Совет не пойду... Выбирай.

Микки обозлился, но виду не подал.

– Хорошо, – сказал он. – Будь по-твоему. Только я и Старого Друга так просто отшить не могу. Обещал ведь.

– А ты его послом пошли. К едрене матери, – сказал Хрыч. – На то послы и придуманы.

– Нет, – возразил Микки. – Послом он уже был. Давай мы вот как сделаем. Я их обоих Главными назначу. И твоего, и моего. Пусть вместе работают.

– Только мой главнее будет, – сказал Старый Хрыч. – Иначе...

– Ладно, ладно, – перебил его Микки. – Пусть твой главнее. Не возражаю.

Он положил руку на плечо Хрычу и примирительно похлопал его ладонью. Больше всего Микки хотелось врезать этой ладонью ему по шее.

Прошло какое-то время, и работа худо-бедно началась. Новый Орган стал потихоньку раскачиваться. Газеты понемногу заголосили.

С демократией, правда, дела шли не очень активно. Старый Друг предлагал Микки всякие идеи, но Лихач, пристроенный Хрычом на должность Главного Советника, постоянно возражал. Он пугал Микки непредвиденными последствиями. "Народ может не понять демократии, – говорил Лихач. – В таком деле спешить нельзя. И вообще, тише едешь, дальше будешь. Надо сначала разобраться, что это за штука".

Возражать ему было трудно. Микки сам, по правде говоря, ещё не очень разобрался в этом вопросе.

Шел месяц за месяцем. Перепалки между Лихачом и Старым Другом продолжались, и Микки постоянно лавировал между ними. С одной стороны, ему хотелось поскорее устроить что-нибудь демократическое, но, с другой стороны, последствия и впрямь были непредсказуемы. Чем они могли обернуться для его партии, а главное – для него самого, он не знал. Настойчивость Старого Друга была ему порой в тягость. Но и на Лихача целиком положиться Микки не мог. Слишком близок тот был с Хрычом. Оставалось слушать и того и другого и поддерживать в спорах то этого, то того.

Сам Хрыч тоже постоянно лез со своими советами и путался под ногами. В конце концов Микки от него устал. Он долго ломал голову, соображая, какой бы придумать для Хрыча новый пост, чтобы тот наконец заткнулся. Но придумывать ничего не пришлось. Видимо, надорвавшись на встречах с послами, Хрыч вскоре занемог, слег в больницу и тихо отошел в мир иной.

Со старыми кадрами Микки разобрался.

"Теперь бы мне с местными разобраться, – думал он, – местных бы начать перековывать..."

* * *

Местный Партийный Начальник в городе Лукичевске сидел за своим столом и читал столичный журнал. В голове у Начальника был сумбур, а в душе тоска. Жизнь, ещё недавно размеренная и привычная, дала трещину. В столице затеяли какую-то игру, правила которой он понять не мог. Газеты и журналы начали печатать такое, от чего волосы становились дыбом. Какие-то совершенно безвестные писаки поливали грязью Великого Вождя и Первого Предводителя. Правда, Смелого Соратника и Второго Предводителя почему-то не трогали. Но зато на Вожде плясали все кому не лень.

"Это ж куда они зайти могут, если и дальше копать начнут?" – думал он, перелистывая страницы журнала.

Самое страшное, что от столичных писак доставалось и кое-кому из Местных Начальников. Их ругали за медленную перековку и за то, что они ничего, кроме как стучать по столу кулаком, не умеют. (Будто существовал какой-то другой метод работы.)

Было совершенно ясно, что все делается по команде Первого Демократа. Без него никто не посмел бы и пикнуть. Но на кой черт Демократу все это сдалось, Местный Начальник не понимал. А следовательно, не понимал, что ему надлежит делать у себя в Лукичев-ске. Полагалось вроде бы тоже быстро начать кампанию против покойничка Вождя. Однако четких указаний на этот счет не было. Можно было бы изобразить какую-нибудь перековку. Но что на что ковать, он не знал, как не знал, стоит ли вообще торопиться с этим делом. Из столицы пришло две телеграммы от двух Главных Соратников Демократа. Содержание их было прямо противоположным. Один требовал как можно скорее начать голосиловку и поиск новых идей. Другой советовал не спешить.

"Засранцы, – сказал Начальник. – Пропадите вы пропадом с вашей голосиловкой!"

Но сидеть сложа руки тоже было нельзя. Ничего не стоило в один прекрасный момент слететь с кресла.

"Где ж я вам, гады, новых идей возьму?" – бормотал Местный Партийный Начальник, копаясь в ворохе бумажек на своем столе. Вдруг один из помятых листков привлек его внимание. Это было письмо дурака академика об аномальных явлениях.

– Так, так, так, – произнес он и, не отрываясь от чтения письма, нажал кнопку. – Редактора ко мне. Быстро! – сказал Начальник вошедшей секретарше.

Через полчаса на пороге возник редактор лукичевской газеты. Писака был в своем обычном состоянии. То есть умирал от страха.

– Ну? – спросил Местный Начальник, глядя поверх его головы. – Как у нас насчет голосиловки?

Редактора затрясло.

– Мы вот... В общем-то... Всегда... – заблеял он.

Начальник взял карандаш и, постукивая им по столу, взглянул на трясунчика.

– Так будем голосить или нет? Я вас спрашиваю.

– Конечно, конечно... Мы... обязательно... – На глазах писаки выступили крупные слезы.

Местный Начальник поднялся с кресла, занес над столом кулак, но вовремя спохватился и опустил свой главный инструмент.

– Где новые идеи? – спросил он. – Где... идеи? Я, что ли, черт возьми, за вас перековываться буду?!

– Мы ищем. Мы ищем... Только вот... – донеслось от двери.

– Ищут они! – Начальник не удержался и треснул-таки кулаком по столу. – Они, мать их, ищут! Сидят себе сиднем, не голосят ни хрена, а я за них работать должен... Вот вам идеи!

Он взял письмо и потряс им в воздухе.

– Открытия замалчивать вздумали! Народу правды не говорить!.. Выгоню к черту!.. Чтоб завтра же статья была. Чтоб народ все знал про... – Начальник осекся и с трудом прочел нужное слово: – ...про аномалии.

Редактор затряс всем сразу – и головой, и руками, и ногами.

– Мы счас... Мы сразу... Знание – сила...

– Пшел вон, – устало сказал Местный Начальник и сел в кресло.

Дверь кабинета захлопнулась. Лукичевский Начальник ещё раз попытался прочесть письмо академика.

"Фигня, – сказал он самому себе. – Фигня... А впрочем..."

Он задумался, потом взял двумя пальцами лист бумаги и положил в ящик стола.

– Черт его знает, – произнес он. – Может, пригодится. На безрыбье и рак – рыба.

Начальник встал и подошел к окну кабинета. Внизу простиралась большая площадь. В дальнем конце её на полированном пьедестале стоял бронзовый человек с кепкой в руке. Дальше тянулся сквер с хлипкими деревцами и ломаными скамейками. За сквером виднелся обшарпанный дом. В одном из раскрытых окон его чернела едва различимая точка. Не то кошка на подоконнике, не то чья-то голова.

* * *

Кухтик сидел в своей комнатке и, разложив на подоконнике газету, читал про перековку.

Вообще-то раньше он газет в руки не брал. Он даже не очень понимал, зачем это делают другие. Все интересное про жизнь было написано в книжках. (Правда, и их Кухтик читал не много.) Все новости показывали по телевизору. (Правда, и новости по телевизору Кухтик смотрел не часто.) Что ещё можно узнать из газет, он не представлял. Когда-то в армии на политзанятиях им зачитывали разные большие статьи о Предводителе и даже заставляли пересказывать их своими словами. Но ведь то было в армии. Там ещё не такое проделывали.

В общем, смысл существования газет был ему не до конца понятен. Большинство знакомых ему людей прекрасно обходились без них.

Однако за последний год все изменилось. Мало того что в институте на лестничных площадках курильщики теперь стояли, уткнувшись в газетный лист. Мало того что Беня теперь часто ходил с газетой под мышкой, чего раньше никогда не было. Но даже Колька пристрастился к этому делу.

Сегодня же Кухтик окончательно убедился, что в мире что-то не так. Придя с работы, он застал на кухне за чтением газеты Надькиного отца.

– Слушай, малой, чего пишут, – сказал тот и начал водить пальцем по строчкам.

Кухтик услышал много интересного. В частности – про Великого Вождя и Первого Предводителя, портрет которого лично когда-то снимал со стенки. Великий Вождь, как выяснялось, проделывал страшные вещи, убил кучу невинных жителей и замучил массу сподвижников. Первый же Предводитель был просто козлом. Впрочем, Кухтик об этом подозревал, слушая в армии замполита.

– Во, малой! Гляди: "В эпоху застоя проедались природные богатства страны..." Точно. Это он, падла, проел. Предводитель... Ты рожу евонную видел?.. Во еще. Слушай...

Все, что писали в газете, конечно, сильно смахивало на правду. Но, к примеру, Большому Начальнику По Кадрам он такую газету показывать бы не стал. Хотя, с другой стороны, тот её наверняка тоже видел. И, возможно, даже читал.

Тем временем на кухне появился Колька с кастрюлей в руках.

– Читаете? – спросил он. – А у меня ещё одна есть. Во там чешут. Застрелись!.. А вчера по телику фильмец гоняли, как Предводителя под ручку водят. Сам-то, оказывается, не рюхал совсем.

– Свобода теперяча, – сказал Надькин отец. – Теперь им всем клизьму вставят. С иголками.

Кухтик понял, что отстал от жизни.

– Как думаешь, наших хмырей посымают? – спросил Колька Надькиного отца.

– Кто у них там кого сымет, не знаю. Но вот пишут – голосить теперь можно почем зря. Я мужиков завтра подобью, чтоб к начальству пошли. Пущай талоны, суки, дают за прошлый месяц. Опять зажали.

– А ты чего думаешь? Насчет перековки ихней? – обратился Колька к Кухтику.

– Я-то? – Кухтик шмыгнул носом и задумался.

– Ты возьми, почитай. – Надькин отец сунул ему газету. – Только опосля верни. Я в её бутылку оберну, на антресоль спрячу. Чтоб моя не засекла.

Теперь, сидя у подоконника, Кухтик пытался осилить газету.

"Завтра в столице открывается конференция", – прочитал он.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Колька.

– У них конференция завтра. В столице, – сказал Кухтик, чтоб продемонстрировать другу свои познания в области перековки.

– Ну, значит, наших сымать будут, – уверенно сказал Колька. Он вошел в комнату, подошел к окну и выглянул на улицу. – Всех посымают. Точно. Может, даже и колбаса появится... Жизнь начнется – зашибись. Как в столице...

* * *

В большом столичном дворце начиналась конференция по вопросам перековки. Первый Демократ созвал сюда Местных Партийных Начальников с разных концов страны. В фойе дворца он велел поставить столики и разложить на них газеты, наиболее преуспевшие в голосиловке. Стоя наверху, на балконе, Микки смотрел, как Начальники расхаживали по фойе, брали газеты и о чем-то шушукались. Определить что-либо по их тусклым физиономиям было невозможно. Кстати, Микки, встречавший многих из них раньше, вдруг обратил внимание, насколько они похожи друг на друга. Казалось, что на высокие должности подбирали исключительно родственников. Хотя он точно знал, что это не так.

В фойе заверещал звонок. Первый Демократ прошел за кулисы главного зала, подождал немного и вышел на сцену. Здесь, расположившись в несколько рядов, сидели его соратники. Тяжелый занавес позади них украшал портрет Автора Великой Идеи.

Светлый, увешанный люстрами зал был заполнен до отказа. При появлении Микки все встали со своих мест и зааплодировали. Он изобразил на лице радушную, чуть смущенную улыбку и поднялся на трибуну. В обитых красным бархатом креслах перед ним сидели Местные Начальники, Помощники Местных Начальников, Заместители Местных Начальников, Помощники Заместителей и Заместители Помощников. Именно они составляли тот механизм, с помощью которого он руководил своей страной. Судьба каждого из них целиком зависела от него. Каждого из них он мог – если бы захотел – снять с должности в любую минуту. Власть его над ними казалась безграничной. Во всяком случае, над каждым из них в отдельности. В отдельности каждый из них был не более чем деталью сложной машины, рычаги управления которой находились в его руках. Любой являлся не более чем отдельной особью большой стаи, вожаком которой был он – Предводитель.

Однако в зале они сидели все вместе. Слившись на фоне красных кресел в нечто общее, Начальники казались ему огромным тысячеглазым существом, внимательно наблюдающим за малейшим его движением. Микки ощутил некоторую напряженность.

"Сейчас я им вмажу! – подбодрил он себя. – Сейчас они у меня перекуются!"

Тысячеглазое существо молча следило за ним.

"Хорошо бы с ходу вмазать, пока притихли", – подумал Микки.

Он взял стоящий перед ним стакан воды и отпил несколько глотков...

Первый Демократ тянул время. Что-то мешало ему начать.

"Сейчас, – сказал он самому себе. – Сейчас..."

Микки почувствовал спиной чей-то взгляд и, отставив стакан, как бы невзначай обернулся. Автор Идеи смотрел на него с портрета.

"Не дергайся. Стой спокойно, – посоветовал тот Микки, который сидел внутри него, похлопав по плечу того Микки, который стоял на трибуне. Спокойно повернись и валяй. Никто тебя не сожрет... Пока".

Он вновь повернулся к залу. Тысячеглазка выжидала.

– Мы собрались сегодня, – начал Первый Демократ, – чтобы вместе обсудить наиболее важные вопросы перековки... Мы все понимаем, что подошло время больших перемен. Еще Автор Идеи завещал нам не бояться трудностей и смело внедрять все новое и прогрессивное... Великий замысел справедливого всеобщего поделения... – "Не туда заехал", – подумал он. – Великий замысел поделения, искаженный долгими годами несправедливости, нерасторопности, невнимательности, неспособности, нерешительности, некультурности, неопрятности... – "Это я зря ляпнул". – Одним словом, долгие годы героического труда и больших достижений привели нас к осознанию полного застоя.

Существо с тысячью глаз, распластавшись на креслах, слушало молча и особых эмоций не выказывало. Микки продолжил:

– Наша задача состоит в том, чтобы преодолеть возникшие трудности. Нам необходимо двигаться вперед, отметая застойность, застарелость, залежалость, замкнутость, закостенелость и заорганизованность. Мы должны активно осваивать новые подходы, отходы, заходы и доходы... – "Насчет доходов – не надо бы". – В общем, строго следуя заветам Автора Великой Идеи, мы должны с ещё большей энергией продолжить дело справедливого поделения, полно-стью отказавшись от такового.