Текст книги "Кухтик, или История одной аномалии"

Автор книги: Валерий Заворотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Согласен, – сказал Большой Начальник По Кадрам. – Ну и дела!.. Вспотел аж... Ладно, раз пошла такая пьянка, у меня ещё бутылек запрятан. Давай обмоем.

Он встал со стула и снова полез в сейф.

* * *

Столица встречала четвертую с начала перековки весну. Микки отмечал вокруг радостные перемены. Большинство газет уже голосили в полную силу. Они ругали всех подряд, кроме разве что самого Первого Демократа и членов Высшего Органа. Газеты рассказывали о больших трудностях, о том, что еды для жителей по-прежнему не хватает, о том, что талоны в провинции выдаются с большим опозданием, что Местные Начальники ничего не хотят делать, а если и хотят, то не умеют. Это обнадеживало. Еще немного, и Начальники должны были прозреть и взяться за дело.

Соратники Первого Демократа тоже не дремали. Старый Друг вовсю занимался подготовкой будущих выборов. Жители, не понявшие вначале, что теперь в бумажках будет несколько фамилий, из которых предстоит выбрать одну, на удивление быстро разобрались в новой системе и даже не очень роптали, хотя для них это было, конечно, лишней обузой. Повсюду стали искать достойных представителей, чтобы избрать их в Народные Советы. Разумеется, все Местные Партийные Начальники тоже попали в списки. Кое-где даже никого больше не хотели туда включать. Но постепенно наиболее смелые жители начали предлагать и других умных людей. Начальники не везде поняли это правильно. Пришлось разъяснять им что к чему.

У второго Главного Соратника дела, правда, шли хуже. Он совсем погряз в своей борьбе со зловредной жидкостью. От злодейки никак не удавалось избавиться. Лихач велел повсеместно вырубить все деревья, из плодов которых делали жидкость (кстати, не самую крепкую, а самую слабую), велел разбить все бутылки, в которые её разливали, закрыть все заводы, на которых она изготавливалась, и все магазины, где её продавали. Но жидкость откуда-то все равно появлялась. Только она стала теперь ещё более вредной. Если прежние сорта страшного пойла убивали постепенно, то новые виды, которые несознательные жители сами изготавливали из чего угодно, убивали сразу. Лихач сражался, как лев. Но и жители были храбры. Их не пугали ни суровые запреты, ни наказания за подпольное производство жидкости. На худой конец они просто пили все, что попадалось под руку, лишь бы отравиться. Силы были неравны, и Лихача ждало поражение. Он тяжело переживал свою неудачу. А тут ещё Старый Друг, воспользовавшись его занятостью, успел втереться в доверие к Первому Демократу и приобрел невиданное влияние. Пришлось бросить героическую борьбу и переключиться на более прозаические дела.

У Лихача в запасе был один ход. Он уже давно уговаривал Микки поставить Партийным Начальником в столице нового человека, которого сам подыскал в провинции. Человек этот когда-то работал директором большого кастрюльного завода, очень хорошо проявил себя, за что был назначен Местным Начальником. Правда, он не готовился к этой должности с детства, как, например, Микки или тот же Лихач, но, заняв пост, неплохо справлялся с делом. Во всяком случае кастрюльные заводы у него работали отменно. Лихачу не стоило большого труда уговорить Микки взять его в столицу. Первый Демократ был целиком занят игрой в свои выборы и особенно упорствовать не стал. "Приводи, – сказал он. – Я тебе доверяю".

В один из летних дней двери кабинета Микки распахнулись и он увидел на пороге рядом с Лихачом огромного детину. Густая копна седых волос закрывала могучий лоб. Нос был перебит. Ладони широкими лопатами торчали из рукавов костюма. Глаза незнакомца глядели прямо, открыто, что в этом здании, вообще говоря, было не принято.

Первый Демократ поежился. Гость кого-то напомнил ему. Но кого – он вспомнить не смог.

– Заходите, садитесь, – пригласил гостей Микки.

Лихач с детиной подошли и сели. Детина представился. Все-таки он точно кого-то напоминал. Кого-то виденного совсем недавно. Микки перебрал в памяти всех своих знакомых. Никто и близко не был похож на лихачевского дружка.

– Мы тут посоветовались с товарищами, – сказал Первый Демократ, – и решили назначить вас Партийным Начальником в столице. Справитесь?

– А то! – ответил седовласый великан.

– Предупреждаю – должность непростая. Может, не все сразу вас здесь поймут. Необходимо будет серьезно заняться перековкой. Придется, так сказать, ломать стереотипы.

– Ничего, перекуем, – заверил его детина. – Ломать – не строить.

– Ну-ну... – Микки снова поежился.

– Они небось тут засиделись у вас? – пробасил гость. – Не делают, поди, ни черта? Совсем, поди, мышей не ловят.

– Есть малость, – подтвердил Первый Демократ.

– А когда на работу выходить? – поинтересовался новый Начальник. – И к которому часу? А то мне на автобусе долго добираться. Не проспать бы.

– Так автобус-то вам зачем? – удивился Микки. – У вас ведь машина будет. И не одна.

– Не, я на автобусе. Поближе, понимаешь, к народу. А машина пущай за автобусом идет. На всякий случай.

– Ну, как знаете.

Странная идея нового Начальника несколько насторожила Первого Демократа. "А с другой стороны, может, и ничего, – подумал он. – Новые методы, новые веяния. Пусть порастрясет бюрократов, с народом пусть пообщается. В конце концов, автобус мы ему подыщем. И народ – тоже".

– Что ж, желаю успехов, – сказал Микки, поднимаясь со своего места и протягивая руку великану. – Завтра можете приступать.

Широченная ладонь потянулась навстречу его руке. На запястье он успел заметить крохотную наколку, две маленькие синие буковки – "Б" и "Е".

Большая Елка! – вспыхнуло в его памяти. Первый Демократ вспомнил портрет индейского вождя, который показывала ему Рикки в американской гостинице. "У, страшный какой!" – вспомнил он её слова.

Точно – Большая Елка. Как с картинки!

Микки посмотрел на поднявшегося с кресла детину. Легкая тревога на секунду охватила его. "Ерунда, – подумал он. – Елка как елка. Главное, чтоб не дуб... Пусть работать начнет, а там – разберемся".

* * *

Большая Елка начал работать с размахом. Сменив прежнего Партийного Начальника, работавшего в столице ещё со времен Первого Предводителя, он завел порядок, при котором все большие и маленькие городские Начальники должны были каждое утро собираться у него в кабинете, выстраиваться в шеренгу и отчитываться о своей работе. Поскольку никто из них давно уже ничего не делал, то отчитываться им, как правило, было не о чем. Целый месяц Елка терпеливо выслушивал сбивчивые объяснения и расплывчатые рапорты. В основном они сводились к тому, что все идет хорошо, а если что-то идет плохо, то это тоже хорошо, потому что могло бы быть ещё хуже. Через месяц, дослушав очередной утренний бред, Большая Елка грохнул кулаком по столу.

– Ты, ты и ты, – ткнул он пальцем в первых трех начальников во главе шеренги, – можете идти.

Начальники повернулись и засеменили к дверям.

– Прямо по коридору, – рявкнул им вслед Елка, – до отдела кадров. Получите расчет, потом – вниз по лестнице. Выход на улицу сами найдете...

Теперь каждое утро трое первых отчитывающихся покидали кабинет и выбирались на улицу именно таким путем.

Начальники потеряли сон, аппетит и окончательно утратили способность соображать. По утрам они сбивались кучкой в углу приемной и устраивали детскую считалку, определяя, кому стоять в первой тройке. Те, на кого выпадал жребий, начинали биться в истерике. Остальные кричали им: "Симулянты, сачки!", хлопали ладонями по щекам, терли уши, заставляли нюхать нашатырный спирт (который все теперь носили с собой) и потом, полуобморочных, вталкивали в кабинет.

Измученные такой жизнью городские Начальники записались на прием к Лихачу. Войдя к нему, они все разом грохнулись на колени и поползли по ковровой дорожке к столу.

– В чем дело? – обомлел Лихач.

Первый доползший до стола Начальник поднял голову, затравленно огляделся вокруг, прижал палец к губам и стал совершать какие-то непонятные телодвижения.

– Да что случилось? – Лихач уже подумал, что Начальники скопом напились какой-нибудь новой отравы.

Стоявший на коленях снова прижал палец к губам, потом указал куда-то вверх, изобразил руками что-то огромное, завыл и начал раскачиваться, как хлипкое деревцо под сильным ветром.

– Большая Елка? – осенило Лихача.

Вой мгновенно смолк. Начальники задрожали мелкой дрожью и прижались к ковру. Лихач с трудом привел их в чувство. Они, стеная, заикаясь и беспрерывно нюхая нашатырный спирт, начали рассказывать ему о своих бедах. Жалобы, стоны и мольбы продолжались часа два. Он обещал разобраться.

На следующее утро Лихач вызвал Елку к себе.

– Ты что там устраиваешь? – строго спросил он. – Зачем народ травмируешь?

– Какой это я народ травмирую? – рыкнул Большая Елка.

– Ну – начальников.

– Начальники – не народ, – ворчливо заметил Елка. – Твои Начальники раздолбай на раздолбае, понимаешь. Если б они у меня так на кастрюльном заводе ракеты делали, я б им эти ракеты знаешь куда вставил?

– Ты свои замашки кончай! – Лихач постучал карандашом по столу. Здесь тебе не кастрюльный завод. Я тебя для чего в столицу вызвал? Мне свой человек нужен. Не хватало, чтоб мне тут ещё одну перековку устраивали. Хватит с меня одного перековщика!

Большая Елка тряхнул седой копной и в упор посмотрел на Лихача.

– А фиг ли их не ковать? У нас теперь что, демократизация или хрен собачий? Я чего-то не понимаю.

Лихач решил слегка притормозить.

– Разумеется... в общем... демократизация, – сказал он. – Но начальники-то при чем?

– При чем? Да их, гадов, в первую очередь долбать и надо! С ними разговор один – пару раз по столу кулаком треснешь, а ещё лучше – по шее, тогда, глядишь, зашевелятся.

– Ну, смотри, – тихо произнес Лихач, – не перетрудись...

На этом разговор закончился.

Городские Начальники больше не жаловались Лихачу. Встречая его в коридоре, они опускали глаза и старались прошмыгнуть мимо. Старых знакомых среди них он замечал все реже.

По столице поползли восторженные слухи о Большой Елке. Жители изменили свои привычные маршруты и осаждали автобус, в котором он ездил на работу. Машины уцелевших Начальников тоже изменили маршруты, чтобы не попадаться ему на глаза. По пути движения автобуса срочно отремонтировали все дома. Потом отремонтировали ещё раз. Нервное отделение в специальной больнице для столичного начальства было переполнено.

Лихач понял, что совершил ошибку.

* * *

Наступила холодная дождливая осень. Жители столицы ходили простуженные, кашляли, чихали и дружно заражали друг друга в переполненном транспорте. Не уберегся и Большая Елка. Подхватив грипп, он слег в постель.

Однажды утром в его квартиру позвонили. Жена Елки открыла дверь и увидела на пороге четверых посыльных в одинаковых серых плащах.

– Извините, вашего мужа срочно вызывают на заседание Высшего Органа, сказал главный посыльный.

Жена не успела ничего ответить.

– Что ещё за заседание? – донеслось из комнаты. Большая Елка, растрепанный и заспанный, вышел в прихожую. – Чего они там, сдурели? Предупредить не могли?

Посыльный пожал плечами.

– Не поеду никуда, – проворчал Елка, – грипп у меня, температура. Пошли они на фиг со своим заседанием. Так и передайте.

Четверо посыльных стояли не двигаясь.

– Ну, что? Сказал же – не поеду! – Елка зажмурился и громко чихнул.

– Очень сожалею, – произнес главный посыльный ровным, спокойным голосом. – Без вас возвращаться не велено.

– Чи-и-во? – протянул Елка.

Посыльные стояли молча, засунув руки в карманы серых плащей.

Большая Елка внимательно посмотрел на них, потом глянул на жену и пошел одеваться.

В зале Большого дворца за столом сидели члены Высшего Партийного Органа. Вдоль стен в два ряда восседали городские начальники – и ныне действующие, и давно выгнанные с работы. Во главе стола находился Первый Демократ. Рядом с ним – Лихач.

Большая Елка вошел в зал, остановился у входа, поглядел вокруг и тут же понял, зачем его вызвали.

– Привет, – весело сказал Лихач и указал на свободный стул у стены. А мы уж заждались... Проходи, милости просим...

Елку в детстве иногда били во дворе соседские мальчишки. Иногда бил он сам. Позже, в юности, его как-то поколотила ночью пьяная шпана на вокзале. Однажды на спортивной площадке ему въехали в лицо тяжелым волейбольным мячом и сломали нос. Уже в зрелом возрасте он сильно подрался с кем-то в деревенской бане. С кем именно – точно не помнил. Но никогда никто и нигде не возил его мордой по полу.

В зале Большого дворца он впервые испробовал и это...

Через три часа Елка сидел один на своем стуле около накренившейся белой стены и сквозь туман, застилавший глаза, смотрел в спину последнему городскому Начальнику, покидавшему зал. Его мутило. Он попробовал встать, но с первой попытки не смог. Попробовал ещё раз, потом ещё и наконец поднялся со стула.

Золоченая дверь приоткрылась, из-за неё показался Первый Демократ. Он подошел и взял Елку под руку.

– Не расстраивайся, – негромко сказал Микки. – Бывает... Ну, поперли тебя с Начальников. Не конец же света. Я тебя каким-нибудь министром пристрою. Не переживай.

– Суки, – хрипло ответил Большая Елка.

Микки осторожно повел его к выходу.

– Сам виноват, – приговаривал он. – Тут, знаешь, такой бульдозер... Поперек вставать – себе дороже.

– Суки, – повторил Елка.

– Надо было тебе ещё больше повиниться, – сказал Микки. – Они это любят. Снять-то тебя все равно б сняли, но мучили бы меньше. А то вон как разделали!

Большая Елка оперся о плечо Первого Демократа.

– Это Лихач, гад, все подстроил, – прохрипел он, с трудом двигая языком. – Это его работа. А ты... ты тоже под него лег!

Микки тяжело вздохнул.

– И ты б на моем месте лег. Поверь мне – лег бы как миленький. Ты что, первый год в партии? Сам, что ли, не снимал? Скажи ещё спасибо, что не при Вожде живем.

– Ну, погодите, гады... Ну, погодите... – шептал Большая Елка, едва передвигая ноги.

Они подошли к дверям.

– Давай-ка я тебя до машины провожу, – сказал Микки помятому великану. – Отъездился ты на своем автобусе...

Возвращаясь назад по длинному гулкому коридору, Первый Демократ старался не думать о том, что произошло. На душе его было гадко. У дверей своей приемной он увидел Лихача в окружении городских Начальников. Чуть поодаль толклись члены Высшего Органа.

– О, хорошо, что ты вернулся, – сказал его Главный Соратник. – А мы тут с товарищами посоветовались... – Лихач указал на кучку членов Высшего Органа. – ...и, понимаешь, есть мнение, что не все у нас в порядке. Имеются некоторые, так сказать, перегибы. Отдельные наши соратники позволяют себе слишком увлекаться перековкой... Вопреки, так сказать, воле народа.

Он обвел рукой Начальников.

– Народ не понимает, – вякнул кто-то из-за его спины. – Народу не ясно!

– Некоторые товарищи подкидывают нам чуждые идеи, – громко продолжал Лихач, – не считаясь, так сказать, с мнением широких руководящих партийных масс... Мы полагаем, что таким товарищам необходимо обдумать свое поведение. И если уж говорить о должностях, то мне, например, не совсем понятно наличие двух Главных Соратников. Тем более что один из них последнее время позволяет себе... Ну, ты знаешь, о ком я говорю...

Пальцы Микки непроизвольно сжались. Он глянул в сторону членов Высшего Органа. Те отвернулись.

– Ладно, я подумаю, – тихо произнес Первый Демократ.

– А чего тут думать? – сказал Лихач. – Зачем кота за хвост тянуть? Старый Друг твой как раз сейчас у тебя в приемной. Может, ты там с ним разберешься, а мы тут подождем? Чтобы не мешать, так сказать. Дело, конечно, тонкое. Никто из нас осложнений не хочет... Но если что, то можно ведь и Высший Орган собрать. Прямо сейчас. Большинство членов здесь.

Микки постоял, подумал, потом разжал кулак и быстро прошел в приемную. По дороге он задел плечом одного из городских Начальников. Попробовал задеть ещё одного, но тот увернулся...

Вечером дома Первый Демократ первый раз в жизни выпил подряд, не закусывая, три рюмки вредной жидкости.

Рикки, придя домой, застала его стоящим в пижаме на балконе под мелким холодным дождем.

– Ты с ума сошел! – воскликнула она и потащила Первого Демократа обратно в комнату. – Дождь, грипп, простуда! Да ты соображаешь, что делаешь?

Она уложила Микки в постель, закутала его одеялом и принесла из кухни стакан горячего чая с медом.

– Рикки, – сказал Первый Демократ, высунув из-под одеяла голову, – ты, случайно, не знаешь, где город такой – Лукичевск – находится?

– Зачем это тебе? Что ещё за глупости? – Жена села рядом с ним. – На, лучше попей чаю.

Микки зажал в ладонях горячий стакан и отхлебнул глоток.

– В Лукичевск хочу, – сказал он задумчиво, – в Лукичевск... Там небось тихо... Там лук растет...

V

Пятое лето перековки подходило к концу.

На мокрых полях большими кучами лежал Solanium Tuberosum.

На прилавках магазинов стояли одинокие банки рыбных консервов.

На стенах домов висели порванные плакаты.

На главной площади Лукичевска толпился народ.

Сидя у окна в своей комнатке, Кухтик смотрел, как люди, повернувшись к памятнику Автору Идеи, слушали кого-то, стоявшего с той стороны пьедестала.

Кухтик не видел оратора и не слышал, что тот говорил. Он видел только, как люди на площади принимались время от времени громко хлопать в ладоши. Поначалу наблюдать за толпой у памятника было интересно, но, поскольку, кроме хлопанья, он ничего расслышать не мог, это занятие ему скоро надоело. К тому же Кухтику захотелось есть, а из коридора вкусно пахло жареной картошкой. Он резонно решил, что на площади разберутся без него, и пошел проверить, как обстоят дела с ужином.

В кухне за столом сидели Колька и Надькин отец. На плите в большой сковородке жарилась картошка с луком, распространяя соблазнительный запах.

– А вот и третий, – потирая руки, сказал Надькин отец. – В самый раз за чекушкой бежать.

– Ладно тебе, Петрович, – урезонил его Колька. – Не каждый же день!

– Так уж и каждый? Почитай, с понедельника ни разу не по-гуляли.

– Нагуляемся еще, – сказал Колька. – Ты вот лучше скажи, чего насчет выборов этих думаешь? Голосовать-то пойдешь?

– А чего не пойти? – Надькин отец пододвинул табуретку к столу. – Я всю жизнь эти бумажки бросал. Теперь вот, говорят, вычеркивать там кого-то надо. Но я так думаю – врут. Как его вычеркивать, коли он там указан?

– Не понимаешь ты, – важно сказал Колька. – Сейчас – демократия. Раньше только Местный Начальник в бумажке стоял. А теперь знаешь, кто с ним вместе?

Колька посмотрел на Кухтика.

– И ты, ушастый, тоже небось ни фига не знаешь? А там, между прочим, этот Рогозин – с института. Я к ним раньше в лабораторию часто бегал. Считай, почти что корешили мы. А теперь он Местного скинуть хочет. Точно говорю!

– Я б Местного, засранца, тоже спихнул, – сказал Надькин отец. – Вон, морду себе наел. А народу выпивки нет, жратвы нет. Талоны второй месяц не отоваривают. Не, скидавать их пора.

– Так вот поди и вычеркни, – сказал Колька. – Я так точно вычеркну. Я этого, Рогозина, в бумажке оставлю.

– Ага, ты вычеркнешь, тут тебя и словят.

– А я левой рукой черкать буду. Хрен разберут.

– Хитер ты, – сказал Надькин отец. – Надо будет нашим на фанерке подсказать. Пусть их, гадов, всех повычеркивают. Может, эти-то, новые, чего-нибудь насчет жратвы придумают. Ты вот что. Давай-ка фамилии мне пропиши – кого там оставить надо. И ты, малой, не сачкуй. Пойдем, гвоздь им в задницу вставим. Потешимся хоть.

– Да я чего? – сказал Кухтик. – Я как все.

– Вот и порешили... – Надькин отец снова потер руки. – Ну, а по такому случаю, может, все ж чекушку раздавим?

– Ох, горазд ты, Петрович, – засмеялся Колька. – Ладно, давай уж. По рюмашке. За демократию. Пусть хоть эти демократы Мест-ному хвоста накрутят...

* * *

Местный Партийный Начальник города Лукичевска стоял на главной площади возле своей служебной машины и наблюдал, как рушится мироздание.

Кучка никому не ведомых оборванцев, ни на одном из которых не было приличного костюма, толклась у входа в его обитель, явно пытаясь проникнуть внутрь. Здоровенный милиционер у дверей с трудом сдерживал их. Наглецы перли, как на буфет. Они галдели и размахивали перед носом милиционера какими-то бумажками. За-травленный страж порядка с тоской и надеждой глядел через их головы в сторону Начальника.

Местному Начальнику надлежало дать знак – всего лишь незаметный знак, – по которому здесь, на площади, мгновенно оказалась бы вся лукичевская милиция и разом прекратила бы безобразие. Все, что от него требовалось, это поднять руку или слегка кивнуть головой. Но сделать этого он не мог.

Он не имел права.

У него н е б ы л о п р а в а сделать это.

Не было права, потому что наступил конец света.

Он закрыл глаза, глубоко втянул ноздрями отравленный воздух, пошатнулся и умер...

Воскреснув через пару минут, Местный Начальник собрал в кулак всю свою волю, расправил плечи, насколько ему это удалось, и направился к кучке хулиганов.

– Дорогие товарищи! – громко сказал он, подойдя к ним. – В чем дело, дорогие товарищи депутаты?

Оборванцы стихли. Некоторые из них даже почтительно отступили. Это придало ему силы.

– Почему шум? – натужно улыбнувшись, спросил он. – Работать пришли?

Наглецы смущенно молчали. "Не все потеряно", – решил Начальник, обретая былую уверенность.

– Что ж это вы? – Он укоризненно покачал головой. – Новая власть, можно сказать, а так себя ведете. Нехорошо, товарищи.

Еще секунда, и оборванцев можно было бы брать голыми руками. Но секунды этой у него не оказалось. Из притихшей толпы вышел невысокого роста человек в свитере и протянул Местному Начальнику клочок бумаги.

– Будьте добры, – сказал он, – дайте указание пропустить депутатов в здание. И объясните, пожалуйста, вашему уважаемому милиционеру, что и он, и все его коллеги будут отныне выполнять только распоряжения законной городской власти. З а к о н н о й...

Начальник сразу узнал главаря шайки. Точнее, он узнал его ещё раньше, как только подъехал к зданию на машине. Это был тот самый Кирилл Рогозин, имя которого значилось в одном бюллетене с его собственным именем. Местный Начальник обычно употреблял много нецензурных слов. Но запас их был все же маловат, чтобы описать те чувства, которые он испытывал, стоя лицом к лицу с этим мерзавцем.

– Здравствуйте, товарищ Рогозин, – расплылся Начальник в улыбке. – А я, грешным делом, не признал вас. Очень рад видеть! Поздравляю с заслуженной, как говорится, победой...

– Спасибо, – сдержанно произнес мерзавец.

– А милиционер... милиционер тут ни при чем. Ошибка, знаете ли. С кем не бывает?

Местный Начальник сделал шаг к входу и гостеприимно вытянул руку.

– Заходите, товарищи, заходите. Будьте как дома. Принимайте, так сказать, бразды!

Начальник ещё шире оскалил зубы в улыбке. Глаза его застлал туман.

Мир снова закачался и рухнул. Связь времен порвалась...

* * *

Кандидат физико-математических наук, бывший научный сотрудник Лукичевского Института Пространственных Аномалий, бывший грузчик лукичевского универмага, а ныне Председатель Народного Совета города Лукичевска Кирилл Петрович Рогозин вошел в свой кабинет.

Большую часть кабинета занимал длинный стол. По обе стороны его выстроились красивые стулья с гнутыми спинками. Замыкал композицию второй стол, приставленный к первому. На этом, втором, столе Кирилл разглядел три телефона, настольную лампу, хрустальный стакан, из которого торчал десяток отточенных карандашей, и перекидной календарь. На стене в дальнем конце кабинета был прикреплен бронзовый барельеф, изображавший голову Автора Великой Идеи. На противоположной стене, над входом в кабинет, висел портрет Первого Демократа.

Подойдя поближе к своему рабочему месту, Кирилл Рогозин потрогал массивное, обитое черной кожей кресло. Кожа была гладкой, приятной на ощупь. Кресло, неожиданно отреагировав на прикосновение, чуть отъехало и слегка развернулось. Кирилл опустился в него и откинулся к мягкой спинке.

Сидеть было удобно.

Он выдвинул ящик стола и начал разбирать бумаги. Большинство из бумажек начиналось словами: "Учитывая возникшие сложности..." Сложности возникали в области строительства, водопровода, транспорта, канализации, отопления, снабжения, образования и многого другого, что касалось жизни города Лукичевска. Особенно плохо обстояли дела с продовольствием, с медицинским обслуживанием, с поставками топлива, с ремонтом автобусов, с уборкой улиц, с починкой крыш, с асфальтированием дорог, с работой бани, с доставкой почты и ещё кое с чем. Были трудности с подготовкой к зиме, с весенними паводками, с летней засухой и с осенними заморозками.

В остальном все было хорошо.

Председатель Народного Совета закрыл очередную папку и зажмурился. В голове звучала одна фраза, произносить которую вслух не хотелось. Он сидел, зажмурившись, до тех пор, пока легкий шум в приемной не заставил его открыть глаза.

Дверь скрипнула, и в кабинет вошел незнакомый Кириллу человек. Посетитель был высок, подтянут, одет в строгий темный костюм.

– К вам можно? – мягким голосом спросил он.

Кирилл поднялся.

– Да, конечно.

Посетитель плотно прикрыл за собой дверь и подошел к столу.

– Разрешите сесть?

Кирилл сделал приглашающий жест, подождал, пока посетитель сядет, и сам опустился в кресло.

– С кем имею честь?

– Первый Помощник Местного Начальника, – представился гость. – Если не возражаете.

Гость улыбнулся. Кирилл Рогозин тоже улыбнулся.

– Рад познакомиться, – сказал Первый Помощник.

– И я рад, – сказал Председатель Совета.

– Осваиваетесь на новом месте?

– Помаленьку.

– Я, собственно, пришел передать вам поздравления от Местного Партийного Начальника. Он готов принять вас в любое удобное для вас время. Как вы насчет завтрашнего утра?

Кирилл Рогозин, выдержав короткую паузу, снова улыбнулся гостю.

– Боюсь, что ближайшие дни заняты. Но если у Местного Начальника какие-то проблемы, я готов принять его. Тоже, разумеется, в любое удобное время.

Гость чуть заметно вскинул брови. Кирилл улыбнулся ещё раз и добавил:

– Кстати, ваш шеф уже меня поздравлял. Но все равно – передайте ещё раз, что я тронут.

Первый Помощник, склонив голову набок, с любопытством рассматривал Председателя.

– Кирилл Петрович, – сказал он, – а вам не кажется...

– Нет, мне не кажется, – ответил Кирилл, не дослушав вопроса. Извините за бестактность, но я действительно очень занят. Вы можете передать вашему начальству, что Народный Совет готов с ним сотрудничать. Мы, так сказать, полностью открыты для контактов. В интересах дела, разумеется... У вас ещё будут какие-нибудь вопросы?

Посетитель укоризненно посмотрел на него.

– Ну, это вы как-то уж чересчур, Кирилл Петрович. Как-то чересчур...

– А именно? – Кирилл Рогозин изобразил удивление.

– Простите, а ваша секретарша где? – неожиданно спросил гость. Что-то в приемной я её не заметил.

– Она уволилась, – ответил Кирилл. – Временно обхожусь без нее. Вас это как-то смущает?

– Меня? Нет... Боюсь только... – Первый Помощник Местного Начальника помолчал в раздумье. – ...боюсь только, как бы за ней другие не последовали. По собственному желанию, так сказать... Вы уж простите, что вторгаюсь в вашу компетенцию. Просто хотел предупредить. Чиновники – народ сложный. Могут помочь, а могут...

– Вы меня, случайно, не пугать пришли? – улыбаясь, спросил Кирилл.

– Ну, зачем же так? Какой вы, право, колючий... А если я просто помочь хочу? Поделиться, так сказать, опытом... Бумажки, знаете ли, имеют свойство пропадать. Причем почему-то – самые важные... Распоряжения имеют свойство не выполняться... Вы с этим не сталкивались?

Кирилл выдавил из себя ещё одну улыбку.

– Не сталкивался. И надеюсь, не придется. Что же до чиновника, то и он не вечен. Не мне же вам объяснять.

– Вот тут вы ошибаетесь, Кирилл Петрович, – ласково возразил Первый Помощник. – Чиновник вечен. Это начальники приходят и уходят. А они остаются... Или новых думаете набрать? Так ведь долго обучать придется. К тому же, извините, откуда у вас уверенность, что ваши лучше окажутся?

– Благодарю за заботу, – сказал Кирилл. – Надеюсь, как-нибудь разберемся.

– Естественно. Я не сомневаюсь. – Помощник провел ладонью по полированной крышке стола. – Вот только я бы на вашем месте все же подумал о надежных исполнителях. Вы ж, так сказать, законодательная власть. Кто-то же должен будет и исполнителями командовать. А это, поверьте мне, дело сложное. Утонуть не боитесь?

Кирилл откинулся в кресле.

– Прямой вопрос можно? – спросил он.

– Разумеется.

– Вы это – о себе? У вас там что, сокращения намечаются?

Первый Помощник вопреки его ожиданиям ничуть не смутился. Лишь слегка пожал плечами.

– Что ж, откровенность за откровенность. Я вам, Кирилл Петрович, искренне сочувствую. Телега, в которую вы, извиняюсь, впряглись, мне хорошо знакома. И состояние этой телеги – тоже... Думаете сами ею править? Попробуйте.

– Вы очень заботливы, – поклонившись гостю, произнес Кирилл. – А кто, позвольте спросить, её – эту телегу – до такого состоя-ния довел?

– Знаете что, уважаемый Кирилл Петрович... – Первый Помощник почти с любовью посмотрел на него. – Самым простым для меня было бы посмотреть, как она вас раздавит... Но я – прагматик. И как прагматик готов предложить вам свою помощь. Власть, Кирилл Петрович, – штука тонкая. Поверьте мне.

– То-то вы за неё так держитесь, – бросил Кирилл, сорвавшись.

– За неё все держатся, – спокойно ответил гость. – Только вот её не всякий удержит... Впрочем, не смею больше занимать ваше время.

Он медленно поднялся со стула, аккуратно придвинул его и, достав из кармана листок бумаги, положил на край стола.

– Приятно было познакомиться. Если все же у вас возникнут проблемы с кадрами, то здесь – мой телефон... Домашний... По служебному – не стоит.

Первый Помощник Местного Партийного Начальника попрощался кивком головы и вышел из кабинета.

Кандидат физико-математических наук, бывший научный сотрудник Лукичевского Института Пространственных Аномалий, бывший грузчик лукичевского универмага, а ныне Председатель Народного Совета города Лукичевска Кирилл Петрович Рогозин отодвинул кипу неразобранных бумаг и устремил взгляд в пространство.

Соотношение пространства и времени слегка нарушилось. Наблюдалась некая аномалия. Пространства было много. Времени – мало.

Он оттолкнулся ногой, развернул кресло, и взгляд его уперся в покрытую дубовыми панелями стену. Сверху, над коричневатыми разводами дуба, блестела намертво прихваченная к стене бронзовая голова Автора Великой Идеи.

* * *

– ... учение которого остается для нас путеводной звездой и заветам которого мы будем следовать, постоянно совершенствуясь, обновляясь и перековываясь, – произнес Микки и закончил доклад.

Он подождал, пока стихнут аплодисменты, и сошел с трибуны. На сцене главного зала в этот раз сидело гораздо меньше народу, чем обычно. И зал, перед которым он выступал, тоже выглядел несколько иначе, чем во время памятной ему партийной конференции.