Текст книги "Озябший ангел (СИ)"

Автор книги: Валерий Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

  Он поставил на стол посуду. Налил два стакана хорошо заваренного чая, поставил пирог с повидлом. На мгновение задумался и разрезал его на четвертинки.

  Галина подняла на него глаза. Вовка пояснил ей:

  – По куску сами съедим, один оставим тёте, а второй маме своей отнесёшь. Не возражаешь?

  – Не откажусь, – с радостью согласилась она. – Может быть, это последний пирог в нынешнем году.

  – Вот именно, – сказал Вовка.

  И они стали пить чай и разговаривать.

  – Вовка, а кто это на гармони играет? – указала девочка на висевшую на стене фотографию.

  – Батя мой, – коротко ответил тот.

  – А ты умеешь играть?

  – Немного. «Барыню» играю, «Рябинушку», «Тропинку».

  – А здесь есть гармонь?

  – Откуда, от сырости, что ли?

  – Жаль, – огорчилась девочка. – Я люблю петь.

  – Нынче и петь-то стыдно, – заметил мальчик. – А вот после войны – пожалуйста.

  Минут сорок они сидели, разговаривали. И тут послышался густой рёв самолётов. Ложечки в стаканах задребезжали. В городе разноголосо завыли сирены.

  – Ты в убежище или на крышу? – спросил мальчик.

  – На крышу, – побледнев, ответила она. – Только я ужасная трусиха.

  – Ты не права. Платон Иванович сказал: тот, кто способен победить свой страх – не трус. Ну, ладно. Пойдём быстрей, а то вдруг там нет никого, на крыше.

  Подростки взбежали на пятый этаж и по вертикальной металлической лестнице взобрались на чердак. Здесь было сумрачно и пусто: весь горючий хлам сбросили с чердака ещё при первых бомбёжках. Пахло пылью и мокрым кровельным железом. Вблизи от люка стоял большой красный ящик с песком, рядом лопата и огромные деревянные клещи.

  – Я – на крышу, – сказал мальчик. И по короткой деревянной лестничке, приставленной к смотровому окну, полез наверх. Но едва он успел высунуть голову наружу, как вблизи что-то лопнуло, а внизу испуганно вскрикнула девочка.

  Вовка, немного оглушённый, ринулся вниз.

  – Что там?

  – Ой! Горит! – закричала Галя.

  Вовка, не попадая ногами на перекладины, спрыгнул с лестницы.

  – Где? – возбуждённо спросил он.

  – Там, – указала она пальцем, на голубоватый огонёк, светящийся метрах в тридцати от них, в суженной части чердака.

  – Это зажигалка! – крикнул Вовка. – Бери лопату с песком.

  А сам подбежал к ящику, схватил клещи и бросился к бомбе. Она лежала от стены так близко, что до стропил оставалось около полуметра. Густой удушливый дым быстро заполнял все узкое пространство. Мальчик на корточках подобрался к бомбе как можно ближе. Благодаря яркому огоньку он неплохо разглядел её. По форме она напоминала обрезок трубы диаметром около десяти сантиметров. Вовка мягко упал на бок; не с первого раза, но все же ухватил бомбу клещами и, отползая, потащил её за собой. Едкий дым окутал голову мальчика. И он, сильно закашлявшись, выронил зажигалку. Но подоспевшая девочка высыпала на неё лопату песка. И огонь уменьшился. Галя метнулась за песком ещё раз, потом ещё и ещё. И пламя погасло.

  Мальчик, выбравшись из плотных клубов дыма, едва откашлялся.

  – Думал, не отдышусь, – размазывая по щекам слезы, сказал он. – Ох, и злой же дым! Галинка, подберись-ка к тому месту, где зажигалка крышу пробила, взгляни, там случайно ничего не тлеет? Только не дыши глубоко.

  – Ага, – коротко ответила она и юркнула в уже поредевший дым. Через полминуты она возвратилась. – Там все нормально.

  – Ты молодец, Галка. Не испугалась, – сказал мальчик. – Пойдём на улицу. Вряд ли эти гады вернуться. Дымно здесь.

  – А что с бомбой делать? – спросила девочка.

  – Не знаю. Давай пока её в ящик с песком сунем, а потом спросим у кого-нибудь.

  – Угу, – кивнула она.

  Паренёк взял клещи, ухватил ими бомбочку, попробовал её на вес.

  – Килограмма три будет, – заключил он. – Это моя первая зажигалка.

  И понёс её в ящик с песком.

  – И моя тоже, – сказала девочка.

  – Галка, а знаешь, какой сегодня день войны?

  – Нет, подсчитать надо.

  – Я уже посчитал утром – девяносто шестой. А вот сейчас подумал: не влезь мы сегодня на чердак, и наш дом мог бы сгореть. Я теперь часто буду сюда лазить, кто-то же здесь должен дежурить.

  Так, разговаривая, они подошли к подъездному люку. И тут из него высунулась продолговатая светловолосая голова. Она принадлежала мужчине лет сорока. От неожиданности на какое-то мгновение он замер, и с изумлением уставился на Вовкины сапоги. А когда уже вылез из люка, вдруг спросил мальчика:

  – Откуда они у тебя?

  Вовка машинально ответил:

  – Немец дал.

  – Он... в плену?

  – Нет. В земле.

  Незнакомец вздрогнул и зябко передёрнул плечами. И вдруг поднял на подростков плещущие яростью глаза.

  – А что вы здесь делаете?

  – Дежурим. Мы зажигалку потушили, – ответил Вовка.

  – А ещё? – пронзительно глядя, спросил он.

  – А что ещё? Мало этого, что ли? – с недоумением спросил мальчик.

  – Детям следует сидеть в убежище, – грозно навис над ними незнакомец. – Случись чего, а я потом отвечай за вас.

  – Мы и сами за себя ответим, – возмутился Вовка, – не маленькие.

  – Ещё хоть раз вас увижу здесь – уши оборву! – едва владея собой, перешёл на крик мужчина. – А ну, марш отсюда!

  Галя испуганно попятилась и, поглядывая на дядьку, полезла в распахнутый люк. Вовка взглянул в глаза незнакомца и смешался.

  – Да ладно. Чего кричать-то? Мы дом спасли от пожара, а вы кричите как на врагов. Мы уже и так уходим.

  И полез вниз вслед за девочкой. Едва скрылась в отверстии его голова, как люк с невероятным грохотом захлопнулся за ним. От неожиданности Вовка чуть не сорвался с лестницы.

  – Он что, ненормальный! – воскликнула Галя. – И чего он так взбесился?

  – Сам не понимаю, – ответил мальчик. – Нервы, наверно. Мне даже почудилось, если бы не ты, он мог бы меня прибить.

  – А кто он?

  – Не знаю, сам первый раз вижу. Вообще-то я здесь почти никого не знаю, ведь я в городе с того дня, когда вас чуть не разбомбили. Это всего-то две недели. Давай сходим в домоуправление и о зажигалке расскажем, и об этом дядьке расспросим, странный он какой-то.

  – Вова, извини, но мне домой пора, обещала к семи вернуться, – сказала девочка.

  – Ну, обещала, так выполняй, – огорчился Вовка. И напомнил ей: – Умыться тебе надо и гостинец для матери взять.

  – Конечно.

  Через пять минут она вышла из подъезда, растерянно оглянулась на его зашторенное окно и тут услышала Вовкин оклик:

  – Галка, подожди!

  Девочка, пряча усмешку, поджала губы. На улицу выбежал Вовка.

  – Мы не условились, когда ещё увидимся.

  – И правда. Ну, теперь ты приходи ко мне на день рождения, он у меня десятого октября будет. Придёшь?

  – Хорошо. Приду.

  – Ну всё, договорились. Пока, – махнула она рукой.

  – Пока.

  Глава 4. Вражеский лазутчик

  Мальчик попал в домоуправление лишь в последний день сентября. Все это время он помогал аварийно-спасательной группе. Бомбёжки не прекращались, и практически каждый день в их районе что-нибудь да случалось. Чаще всего приходилось разбирать завалы. Вовка перетрудил правую руку и теперь в ожидании, когда она войдёт в силу, отдыхал.

  Был обеденный перерыв, и на скамейках возле домоуправления сидели и дымили папиросками мужчины, разговаривали. У Вовки уже появились знакомые, и он присел рядом с одним из них. Это был долговязый нескладный парень с увечной ногой. Звали его Костей.

  – Что слышно? – спросил мальчик.

  Тот неопределённо пожал плечами.

  – Добрых новостей нет, а дурные, – сплюнул он, – ты наверняка и сам знаешь.

  – Что паёк сокращают, слышал. И больше ничего такого? – с тревогой спросил мальчик.

  – Есть. Ты, по-моему, в том доме живёшь? – Костя указал пальцем на Вовкину пятиэтажку.

  – В том, – ответил паренёк.

  – Так вот, у нас там ЧП произошло. Позавчера отправили на проверку чердаков Капитоныча, посмотреть: есть ли там песок в ящиках, клещи, лопаты... Ушёл и с концами. После обеда хватились, нет его. Нашли с разбитой головой в подъезде, на верхней площадке. Видано, с лестницы сорвался. Хорошо в пролёт не угодил. В больнице теперь лежит.

  – Бывает, – сказал Вовка. – Может, голова от слабости закружилась. Ведь работы все больше и больше, а питание все хуже.

  Мимо них прошёл начальник милиции. Все поздоровались. Костя кивнул ему вслед, сказал:

  – Последние новости сейчас от начальника услышим, почти каждый день к нам приходит.

  Через десять минут в зале заседаний началась информационная пятиминутка. Свободные места ещё были, и Вовка присел на стул поближе к выходу. Поднялся домоуправ.

  – Внимание! Сейчас с коротким сообщением выступит начальник милиции товарищ майор Набатов. А уж потом мы с вами обсудим наши текущие дела. Прошу, – сделал он приглашающий жест.

  Начальник милиции выглядел усталым и озабоченным.

  – Первое сообщение у меня от медиков: ваш слесарь по-прежнему в очень тяжёлом состоянии. И главное, открылось одно странное обстоятельство: самый серьёзный ушиб от падения пришёлся не на затылочную или височную область головы, а на теменную. Как это могло случиться, пока загадка. И поэтому, пока мы не проясним ситуацию, рекомендую ходить на задания попарно.

  И второе сообщение. По данным нашей контрразведки, где-то в нашем районе работает вражеский передатчик. И, как правило, во время налётов. Приглядитесь к тем, с кем встречаетесь. Поразмыслите над обстоятельствами вашей встречи. Даже если это ваш знакомый, подумайте: уместно ли его нахождение здесь? Вдруг возникнет хоть малейшее подозрение, скажите мне. Мы сами всё осторожно проверим. Если у кого из вас есть вопросы ко мне или предположения по поводу несчастного случая, подойдите. Я буду в кабинете вашего начальника.

  Он поднялся и вышел. Вовка задумчиво нахмурился, встрепенулся и последовал за ним. Начальник милиции вошёл в кабинет Колчина. Мальчик остановился у двери. Он дважды поднимал руку и дважды опускал её. Но в третий раз всё же постучался и открыл дверь.

  – Можно к вам? – робко спросил он. – Мне бы поговорить с вами...

  – Конечно. Даже нужно, – улыбнулся Набатов. – Я за тем и пришёл, чтобы побеседовать с кем-нибудь. Проходи, садись напротив. Тебя как зовут?

  – Вовка... Митрофанов, – ответил он и сел на предложенное ему место.

  – А меня – Юрий Иванович, – назвал себя Набатов. – Ну, Володя, рассказывай, что тебя волнует.

  – В городе я всего три недели и здесь мало кого знаю. Живу у тётки как раз в том доме, где со слесарем... ну, в общем, где упал он. А в прошлый четверг у меня была одна встреча... очень неприятная. И я всё время вспоминаю её. Может, конечно, тот дядька не при чём, и всё это ерунда...

  – Володя, я всё понял, – остановил его путаную речь Набатов. – Давай договоримся, ты мне сейчас спокойно, в подробностях, расскажешь всё, что случилось с тобой в тот день. Кого ты встретил, при каких обстоятельствах, что тебе показалось странным? А уж потом вместе с тобой мы и решим, что ерунда, а что нет. Согласен?

  – Согласен, – кивнул Вовка.

  – Ну, вот и рассказывай, – легонько похлопал его по руке Набатов.

  – Хорошо, – сказал паренёк. – Как раз в тот день мне исполнилось четырнадцать.

  – А какого это было числа? – задал уточняющий вопрос Набатов.

  – Двадцать пятого. Тётя Мария испекла мне пирог и ушла на работу. А в пять часов вечера ко мне на день рождения пришла одна знакомая девочка.

  – Что за девочка?

  – Галя. Она из посёлка Весёлого.

  – Дальше, – майор сделал пометку в тетради.

  – Сидим, пьём чай. И вдруг налёт. Мы с ней – на чердак дежурить. Думаем, мало ли что. Только залезли и тут – бац! – пробивает крышу и падает на чердак зажигалка. Вот таких размеров, – показывает мальчик руками.

  – В какое место она упала? Нарисуй на схеме, – Набатов положил перед Вовкой простой карандаш и свою тетрадь.

  Мальчик набросал контуры чердака, нарисовал люк из подъезда, смотровое окно и крестиком отметил нужное место.

  – Вот сюда она упала и как начала чадить. А там очень неудобно: крыша низко. Я взял клещи, подлез поближе и потащил ими зажигалку к середине чердака. Пока тащил её, дыму наглотался под завязку. Закашлялся и выронил её, примерно, здесь – поставил он точку. А тут Галка с лопатой песка подоспела, потом ещё из пожарного ящика натаскала и загасила огонь.

  – Зажигательная бомба там и осталась лежать? – спросил Набатов.

  – Нет. Мы её прикопали в ящике с песком, – сказал Вовка. – Я хотел в домоуправлении спросить, что с ней делать? А потом прибился к группе Старыгина и забыл про зажигалку. Неделю проработал с ними на завалах, и вот только сегодня вспомнил о ней.

  – Хорошо. Что было дальше? – поинтересовался майор.

  – Мы услышали, что немцы улетели, и решили спускаться, – продолжал рассказывать мальчик. – Значит, идём к люку, а я и говорю Галке: «А хорошо, что мы сюда залезли и дом от пожара спасли. Надо будет почаще дежурить здесь». И вдруг видим, из люка высовывается голова какого-то дядьки и первое, что он сказал, когда вылез: «Откуда они у тебя?» – Это о сапогах. – Я говорю: «Немец дал». А дядька и спрашивает, где, мол, хозяин, в плену? А я отвечаю: «В земле». А потом он почему-то вдруг разозлился и стал кричать на нас с Галкой: «Что вы здесь делаете? Чтоб я вас больше не видел!» И смотрит с такой злостью, будто мы не гасили пожар, а разжигали его. Первой слезла вниз Галка, а когда я стал спускаться, то он так хлопнул крышкой люка, что я от испуга чуть поручни не выпустил из рук.

  – А покажи-ка, брат, свои сапоги? – попросил начальник отделения.

  – Вот они, – мальчик выставил сапог из-под стола.

  – Точно, немецкий, – удивился начальник милиции. – Да ещё и офицерский. А что это за история с немцем?

  – Да какая там история, – с видимой неохотой отозвался мальчик. – Просто случай.

  – У кого-то на барахолке выменял? – спросил Набатов.

  – Да нет, честно, у немца, – возразил мальчик.

  – Ну, тогда, брат, не тяни. Рассказывай всё, как было. Расспрашиваю тебя не из праздного любопытства. Позже поймёшь.

  – Ладно, – ответил мальчик. – Откуда же мне знать, что для вас важно, а что нет? Ну так, о сапогах. Это было за неделю до моего дня рождения. Как раз тогда начались дожди, а Платон Иванович...

  – Это Садовников? – по привычке уточнил Набатов.

  – Да. Он ушёл в ополчение, а свой дождевик в мастерской оставил. Я взял его и понёс мастеру. А когда вышел к позициям ополченцев, это уже под вечер, смотрю, идёт бой. Я спрятался в развалинах какого-то склада. Вдруг, вижу, прямо на окоп, в котором засел мастер, бегут два фрица с автоматами. И представляете, они уже совсем близко, – Вовкины глаза заблестели.

  – Насколько близко? – подзадорил его майор.

  – Ну, шагов тридцать будет. И тут Платон Иванович из винтовки как бахнет по рыжему немцу. И угодил в него. А тот, здоровый такой дядька, бух! под ноги второму. И оба вповалку. Мастер стал было высматривать живого. Да тот ловчей оказался: откатился в сторону, вскочил и очередью по Садовникову как полоснёт. Тот и сел в траншею.

  – Так Платон Иванович убит? – подался вперёд Набатов.

  – Тогда он был ещё жив, – подавленно сказал мальчик. – Чуть позже я сбегал за санитарной машиной, и его увезли в госпиталь.

  – В какой? Тот, что на Суворовском? – полон дурных предчувствий, спросил майор.

  – В тот самый.

  – Понятно, – сумрачно сказал Набатов. – Значит, ещё одного моего старого товарища не стало. И что было дальше?

  – А дальше случилось вот что. Немец, в тот самый момент, когда ранил Платона Ивановича из автомата, вдруг поскользнулся на краю воронки и упал в неё. Я больше не смог ждать, выскочил из-за укрытия и – к траншее, – там до неё шагов десять не больше. Влетел в окоп, схватил винтовку, и пока немец выбирался из воронки, выстрелил в него.

  – И попал? – удивлённо спросил Набатов.

  – Попал, – без малейшего воодушевления подтвердил мальчик. И, словно оправдываясь, пояснил: – Я ведь врасплох его захватил. Он, видно, был уверен, что в живых уже никого нет, и не торопился. И только-только успел выпрямиться, а тут я – как лягушка из кадушки. Хлоп. И прямо в живот ему угодил.

  – Ну, ты, брат, и озадачил меня, не знаю, что и думать, – сказал Набатов. – Ну, ладно. А что дальше было?

  – Дальше? – Вовка почесал затылок. – Когда Платона Ивановича увезли, я остался, чтобы забрать у немцев оружие. Рыжего здоровяка я разоружил легко, он лежал на ровном месте. А вот второй – в воронке. Что делать? Деваться некуда – надо лезть к нему. И полез. Обувь у меня прохудилась. И пока я лез в ту воронку, у ботинка подошва оторвалась, так что и пальцы наружу высунулись. Подсумок с магазинами и гранатную сумку я снял с немца. А вот чтобы вытащить из-под него автомат, пришлось приподнять и посадить его. И тут каска с его головы падает, и он, представляете, смотрит на меня. Я сначала так испугался, что у меня аж волосы на голове зашевелились.

  Брови начальника милиции приподнялись.

  – Он был ещё жив?

  – Жив. Вот тут-то мы и поговорили с ним: сначала накричали друг на друга, потом немного помирились. Гюнтер, так его звали, стал уставать. Он сказал, что я похож на Гавроша. И когда он увидел мой рваный ботинок, предложил поменяться с ним. Я согласился. А потом он умер, и я закопал его в той самой воронке. Вот и всё про мои сапоги.

  – Ты понимаешь по-немецки?

  – Да там и так всё понятно было. Сначала он глаза таращил, орал и плевался. Потом кричал про своего Гитлера и Ленинград. Ну и жесты, имена.

  – А у тех немцев форма одинаковая была? – спросил Набатов.

  – Нет, немного разная. У Гюнтера покрасивей была. И ещё крестик здесь, – Вовка ткнул себя пальцем в грудь.

  – Что? Какой такой крестик?

  – Ну, железный такой, награда. Я его не очень-то и рассмотрел.

  – А где он сейчас?

  – Там, вместе с ним, только уже не на груди. Когда мы ругались с Гюнтером, я сорвал с него этот крестик и бросил в грязь, на самое дно воронки. Говорю, там ему и место.

  – Вот как? А ты, случайно, не догадался изъять их документы? – спросил майор.

  – Вытащил, а как же, – сказал Вовка. – Документы рыжего я сунул в подсумок с магазинами и вместе с оружием отдал его матросу.

  – Фамилию матроса ты, конечно, не помнишь?

  – Почему? Помню. Его фамилия Силкин, а старшины – Краско.

  – Завидная память. Молодец, – похвалил мальчика Набатов. – А документы второго фашиста...

  – У меня дома лежат, – буднично сообщил Вовка.

  – Дома?

  Глаза начальника отделения расширились.

  – Ага, – кивнул паренёк. – Я взял их у немца вместе с письмом, которое он не успел отправить.

  – Кому? – всё более удивляясь странностям поведения мальчика, спросил майор.

  – Известно кому: своей семье – жене и дочке.

  – Зачем?!

  – Это его последняя просьба, – пояснил Вовка. – Я пообещал ему дописать в письме, как всё было и где он похоронен. А после войны, если жив буду, отправлю это письмо ему на родину.

  – Володька, скажи мне честно, откуда ты такой взялся?

  – Из Тубышек я.

  – Из Тубышек? – переспросил начальник милиции. Лицо его стало багроветь, и вдруг он захохотал. – Из Тубышек! Это ж надо. Ха-ха-ха.

  – Да, из Тубышек, – подтвердил Вовка. – Это деревня такая, от Могилева недалеко.

  – Ну, ты парень даёшь! Хотел бы, и я так бесшабашно пожить хоть недельку. Чтобы ни в чём своей душе не перечить. Но, увы, увы. Так, выходит, ты из Белоруссии?

  – Да, я белорус.

  – А говоришь как русский.

  – Учительница научила. И книжки русские читал. Много.

  – Славно. А тётка-то твоя что-нибудь знает обо всём этом?

  – А зачем ей, женщине, знать такое? Только зря волноваться станет. Ведь правда? – обратился он за поддержкой к Набатову.

  – Тут ты прав. У неё и своих проблем в избытке, – согласился майор. – А документы и то письмо ты сейчас должен мне принести.

  – Принесу, конечно. А письмо вернёте? Я обещал...

  – Хорошо. И я тебе обещаю: снимем копию и верну. Только о письме больше никому ни звука. Ты даже не представляешь, насколько сегодня опасно для семьи хранить в доме подобные бумаги. Ты понял? Никому ни единого слова. Договорились?

  – Договорились.

  – А место, где ты похоронил своего личного врага, сможешь найти?

  – Конечно, – уверенно ответил мальчик. – А вы что... хотите его выкопать? Зачем?

  – Ох, и неудобный же ты человек, Вовка! – покачал головой Набатов. – Такие вопросы у нас не обсуждаются. У тебя своя голова на плечах, скоро и сам все поймёшь.

  – Юрий Иванович, а вы можете обменять мне на милицейском складе эти сапоги на русские? Они ещё совсем как новые.

  – Могу, – с едва заметной усмешкой ответил начальник милиции.

  – Вам нужна одежда Гюнтера? – тут же спросил Вовка.

  – Тьфу ты. Вот болтун! – с весёлой досадой воскликнул Набатов. – Ты что же это, хочешь, чтобы я с тобой все существующие инструкции нарушил?

  – Нет, что вы? Мне просто показалось, что я вам сейчас нужен.

  – Ты? – Конечно, нужен. Ну ладно, отвечу. Только гляди у меня! – майор погрозил Вовке пальцем. – Одежды у нас хватает. Нужны документы немца, его награды и что-нибудь из личных вещей. А что, его сапоги тебе уже надоели?

  – Сапоги-то крепкие. И на ноге нормально сидят, – с сожалением сказал мальчик. – Только он стал сниться мне. Вернее, не сам Гюнтер, а его глаза: лютые, лютые. От них аж душа холодеет. Такими глазами он смотрел на меня, когда с его головы каска свалилась.

  – А что, немец видел, как ты в него выстрелил? – поинтересовался Набатов.

  – Видел. Когда он заметил, что я целюсь, он даже успел автомат вскинуть, но я чуть опередил его. Поэтому он очень злой был, прямо бешеный.

  – И теперь он снится тебе?

  – Только глаза, – уточнил Вовка. – Представляете, вот снится мне какой-то сон, хороший-прехороший, и вдруг, прямо посреди этого сна, как на фотографии, проявляются его глаза, ледяные, бешеные-бешеные. Просто жуть.

  – Ты думаешь, избавишься от его сапог, и всё прекратится? – спросил Набатов.

  – Не знаю. Но я хочу забыть о нём. Очень хочу! – Вовка даже пристукнул кулаком по столу. – И о его глазах.

  И тут мальчик ошеломлённо взглянул на майора. Тот с недоумением спросил:

  – Ты что-то вспомнил?

  – Да. Я всё понял! – воскликнул тот. – Как же я сразу не догадался, что он враг, и самый настоящий.

  – А ты, что же, сомневался в этом? – спросил Набатов.

  Но Вовка, явно не слыша вопроса, продолжал говорить о своём.

  – А я думаю: откуда такое знакомое чувство? Так ведь у него глаза Гюнтера! Такие же лютые.

  – Ты... это, о ком? – удивился Набатов.

  – Так о том дядьке на чердаке. Он тогда ещё посмотрел на меня его глазами.

  – Ты уверен? – строго спросил его начальник милиции.

  – Да, – твёрдо ответил Вовка. – Я тогда думал, что он работает здесь. А ведь нет. И потом ещё он тогда вздрогнул, когда я сказал, что хозяин этих сапог в земле. Я тогда почему-то не обратил на это внимания.

  – Так-так-так. Это уже интересно. А что тебе ещё в нем пришлось не по нраву? Может быть, что во внешности не так?

  – Нет, выглядит он как все. Там что-то другое...

  – На уровне ощущений? – старался помочь ему майор.

  – Да. Знаете, от него повеяло чем-то таким чужим...

  – Ненавистью?

  – Точно. Вот как от собаки иногда потом несёт, так от него враждой потянуло. Только запаха нет. А я думаю: откуда у него такая злость? Вроде бы о нас беспокоится, а сам чуть крышкой меня не прихлопнул. Я ещё тогда Галке сказал, что если бы её не было со мной, то он бы меня наверно пришиб.

  – Понятно, – сказал майор. – Похоже, он тот, кого мы ищем. Володя, а как ты думаешь, где он живёт?

  – Наверно, не в нашем доме, а где-нибудь поблизости, – ответил он.

  – Почему ты так решил?

  – Он ведь пришёл не сразу после начала тревоги, значит, живёт не в нашем доме. Но во время бомбёжки по улицам тоже особо не походишь: первый же постовой заставит в убежище лезть. Выходит, он обитает по соседству.

  – А когда он на чердаке появился?

  – Минут через пятнадцать. Мы с Галкой как раз уже уходили.

  – То есть, он опоздал. Но это скорей всего случайность. И ты в своих предположениях прав: он должен быть где-то рядом. Иначе теряется всякий смысл его деятельности.

  – А давайте мы поищем его, – горячо предложил мальчик. – Я его узнаю. И чердак обследуем.

  – А если спугнём его? Тогда ищи ветра в поле. И за вашим домом он может следить. Здесь нужно аккуратно сработать. У нас нет права на ошибку. Его надо захватить врасплох, и обязательно во время работы на передатчике. И мы это сделаем. А твоя задача: рассказать моим ребятам об этом лазутчике, да так ярко, чтобы они его с первого же взгляда узнали. Ты понял?

  – Понял, – огорчённо буркнул паренёк.

  – А у нас, брат, дело будет не менее важное и спешное. Пока я буду своим названивать, ты, Володя, сгоняй домой, как договаривались. И не забудь одеться потеплей. На позиции поедем.

  – Хорошо.

  Прошло двадцать минут. И Вовка с документами Гюнтера и письмом вернулся в домоуправление. Мальчик приоткрыл дверь кабинета. Напротив начальника милиции за столом сидели трое одетых по-рабочему молодых мужчин.

  – Заходи, Володя, – махнул ему рукой Набатов. – Тебя уже ждут.

  – Здравствуйте, – поздоровался мальчик.

  И молча выложил на стол перед Набатовым документы немца с вложенным в них письмом. Тот благодарно кивнул ему. И сказал:

  – Знакомься. Эта та самая группа, которой поручен поиск вражеского агента. Виктор, Степан, Юрий, – представил он ему мужчин. – А это – тот самый парень, что вживую разговаривал с предполагаемым врагом. У вас, ребята, есть минут пятнадцать-двадцать на то, чтобы обсудить все приметы интересующего нас субъекта, нюансы его голоса, поведения и прочие детали. А потом я забираю Володю, у нас с ним ещё дела.

  Сказав это, он вышел. А через сорок минут машина, в кузове которой ехали Вовка и пехотный лейтенант Тищенко, уже пересекала Охтинский мост. Погода стояла ненастная. Сильный ветер гнал по небу тёмные груды туч, а в скверах, и без того жалких и нищих, в своём яростном разгуле он обрывал листву и вместе с пылью носил её по всему городу.

  Встречного транспорта на левобережье было мало. И это позволяло полуторке рыскать по всей ширине улиц, объезжая свежие воронки и обрушенные на проезжую часть обломки стен изувеченных домов. Вовка и лейтенант, сидевшие на старом сиденье, брошенном прямо на пол, подпрыгивали при этом словно мячики. Время от времени мальчик привставал в кузове и с жадным любопытством глядел на город, который с каждым днём становился всё мрачней и угрюмей. Казалось, что ненастье хозяйничает не только на улицах, но и в судьбе Ленинграда.

  И вот начались заводские окраины. Набатов изредка останавливал автомобиль, уточнял дорогу. Вовка, стоя в кузове, с вытянутой по-жирафьи шеей, вертел головой. Но он не узнавал мест и был этим немало смущён. Однако, продвигаясь по окраине, они, в конце концов, выехали к полуразрушенному складу. Здесь нынче уже всё было обжито. Вовка постучал по кабине. И лишь только они остановились, как тут же к ним подошли военные. Проверка документов и прочие необходимые формальности много времени не заняли. И вот, оставив машину и получив в сопровождение сержанта, группа Набатова продолжила свой путь. Проводник предупредил их, что фашисты на этом участке обороны по-прежнему активны. Их атаки, артобстрелы и снайперская охота не прекращаются. За обломком стены, вблизи того самого окопа, в котором некогда держал оборону Садовников, они укрылись.

  Мальчик огляделся и с удовлетворением отметил, что линия обороны стала более внушительной: окопы глубже и шире, а брустверы мощнее. Сержант на пару минут отлучился и привёл для уточнения задачи трёх солдат с сапёрными лопатками. Вовка показал им, где находится могила и в каком положении лежит в ней убитый немец. Солдаты перебежками приблизились к воронке и, лёжа на боку, стали откапывать труп.

  Лейтенант Тищенко, порасспросив мальчика о том, где следует искать «Железный крест», пополз к месту раскопок. Через двадцать минут он вернулся совершенно грязный, но вполне довольный.

  – Ну, и как результаты? – нетерпеливо спросил его Набатов.

  – Всё, что было нужно – нашлось. Крест, зажигалка с его инициалами, медальон, даже часы, – ответил лейтенант. – Спасибо Вовке, что укрыл его толем. Даже лицо Гюнтера разглядел, его баки. В общем, теперь я знаю о нём значительно больше.

  – Вот и хорошо. А приметы есть у него?

  – Вроде нет. Хотя всё в грязи, конечно.

  – У него наколка есть, – торопливо сказал Вовка.

  – Где? – деловито спросил Тищенко.

  – На правой руке, под манжетой.

  Лейтенант коротко свистнул бойцам и, пригибаясь, убежал к ним. Вскоре вернулся. Достал блокнотик, показал Набатову.

  – Вот. Срисовал. В натуральную величину.

  Там между двумя молниями готическим шрифтом была выколота какая-то надпись.

  – И что это за фраза? – спросил майор.

  Лейтенант перевёл:

  – «Я покорю весь мир», – это похоже на девиз, – сказал он.

  – Похоже, – согласился начальник милиции. – Видно, шагая по Европе, он и утвердился в этой мысли. Однако мог ли этот породистый нацист хоть на миг предположить, что Вовка подкорректирует его великие планы?

  – Вряд ли, – отозвался лейтенант. – Уж слишком он был самонадеян.

  Минут через десять бойцы привели могилу в прежнее состояние. Поблагодарив их, Набатов со своей командой отправился в обратный путь.

  – Вова, как я заметил, глаз у тебя острый, – задумчиво произнёс лейтенант, – а вот скажи, что ты понял о Гюнтере, какой он был?

  Мальчик помолчал немного и ответил:

  – Гад он, конечно, редкостный. Когда мы с ним ругались, то он от злости аж глаза таращил. Кричал, что фюрер всё равно Ленинград возьмёт. Ну а я, понятное дело, возражал ему, как мог, ещё и кукиш показал ему для наглядности. Мне показалось, что он мучился не так от боли, как от бессилия, что не может придушить меня.

  – Ну а ещё, ещё что-нибудь припомни, – попросил его лейтенант, – понимаешь, мне это очень важно.

  – По-моему, он любил воевать. Когда рыжий упал ему под ноги и свалил его, тот, перед тем как подняться, перекатился и потом ещё отпрыгнул в сторону. А в Садовникова он выстрелил, не целясь, прямо от пояса, и попал. И в атаку они оба бежали очень быстро.

  – Значит, Гюнтер был спортсменом: неплохо бегал, стрелял от бедра, применял перекаты. Хорошая деталь, – отметил Тищенко. – А ещё?

  – Семью он любил. Перед смертью попросил показать ему фотографию жены и дочки. Так и умер, на них глядя.

  – Как-ку-ю ф-фотографию? – уставился на мальчишку начальник милиции. – Так, значит, есть ещё и фотография?

  – Есть, – ничуть не смущаясь, ответил паренёк.

  – А почему ты мне об этом раньше ничего не сказал?

  – Потому что я дал ему слово отослать её с письмом. И это до вчерашнего дня было только моим делом, – бесхитростно сказал Вовка.

  – Вот жук майский! – воскликнул Набатов. – Нет, лейтенант, ты только посмотри, как он надо мной изгаляется? И я всё терплю от него. Кажется, я начинаю понимать этого Гюнтера. Ну, вот что, Вовка, хватит меня за нос водить. Сам видишь: дело уже давно не личное. Так что рассказывай, что ещё, кроме этого, ты взял у немца?