Текст книги "Озябший ангел (СИ)"

Автор книги: Валерий Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

  – Точно, – заключил Вовка. – Только бы снег сейчас не пошёл.

  Часть пути Георгий и Вовка прошли вместе. Потом по одной из тропок мальчик повернул направо, а сержант налево. Раза три они ещё видели друг друга издали, потому что дома в этом районе стоят ровно, как зубья расчёски, и нужно было каждый из них обследовать. А дальше пути их разошлись.

  Вовка, как заправский следопыт, настойчиво искал нужный ему след. Но не находил. Однако, идя вдоль пятого по счёту дома, мальчик обратил внимание на алые пятнышки крови, изредка встречающиеся на тропинке. Кровь на снегу нынче не редкость. Ведь артиллерийские обстрелы не прекращаются, а значит – и ранения. Кроме того, люди обессилили и часто падают, ударяются. Носовые кровотечения тоже в порядке вещей. И всё же пренебречь такой мелочью, как пятнышки, паренёк не захотел, а взял себе на заметку.

  Он предположил, что одна из пуль всё же ранила рецидивиста. И, уже никуда не отклоняясь, пошёл по алым точкам. На утоптанном снегу появлялись и другие кровавые пятна, но те, по которым он шёл, напоминали сочные ягоды клюквы. След капель часто прерывался, потом снова находился. Иногда они меняли свою форму: то становились маленькими, как родинки, то расплывчатыми, словно кляксы. Тогда Вовка садился на корточки, внимательно рассматривал эти пятнышки, рассуждал: та же это кровь или уже другая? И шёл дальше.

  У одного из уцелевших окон дома, как у экрана, сидела сухонькая, словно осенняя травинка, старушка. Вовка поклонился ей и жестом спросил у неё разрешение зайти к ней. Она согласно кивнула. Мальчик зашёл в подъезд, толкнул дверь. «Здесь тоже не запираются», – отметил он.

  – Здравствуйте, бабушка.

  – Здравствуй, – ответила она. – Что ты там, на дорожке, разглядываешь? Или потерял чего?

  – Это я на капли крови смотрел, а вы не знаете, откуда они взялись на тропинке?

  – Нет. Может, кто нос разбил или ещё что случилось.

  – Бабушка, а я и в самом деле ищу одного дядьку, молодого такого, круглолицего. Он у моей знакомой хлебные карточки вырвал из рук. Вчера утром его чуть не поймали, но он сбежал. Вы случайно не видели: никто не пробегал мимо вашего окна?

  – Был один подозрительный дядька: морда красная, как у вампира, не в пример тебе. Но он не бежал, а шёл.

  – А когда это было? – заволновался Вовка.

  – Часы у меня давно уже стоят. Во сколько он проходил, не скажу. Но на улице тогда уже светло было, – ответила старушка.

  – А во что он был одет, не припомните?

  – Нет, не помню. Как-то легонько был одет... и без шапки.

  – А что у него за обувь была?

  – Не знаю, милый. Но вот мне показалось, что он хворает чем-то. Как-то руку он прижимал к плечу... вот так, что ли? – показала она.

  – А лицо у него русское? – продолжал допытываться мальчик.

  – Ой, нет, – оживилась бабушка, – вылитый бурят. Я одно время в Бурятии жила, так там много таких мужчин встречала: волосы тёмные, глазки узкие, щёчки – как яблочки. Вот какие.

  Она приложила свои костлявые кулачки к щекам.

  – Это он! – обрадовался Вовка. – Спасибо вам, бабушка.

  – Ты, внучек, с ним поосторожней будь. Он хоть и невысокий, но крепкий. Я таких давно уже не видела. А физиономия – кровь с молоком. Он мне сразу не понравился. Чужак, не иначе.

  – Да, чужак, это точно. Но не беда, что он сильный. У нас и на него управа найдётся. Мне бы только отыскать его. Ну, я пойду, бабушка. Будьте здоровы, – уважительно кивнул ей Вовка.

  – И ты будь здоров, мальчик, – ответила старушка.

  Вовка вышел на улицу и продолжил свой путь.

  «Уже квартала четыре прошёл, – отметил он про себя, – и всё вправо. Хорошо хоть не на перекрёстках переходил он улицу. А не то я бы по полчаса тратил на поиски его следа. Жаль Назаров далеко отсюда. И к той котельной я, видно, не попаду сегодня. Одно радует: бандит практически не петлял. Он, не меняя общего направления, упорно двигался к известному ему прибежищу. Шёл в основном дворами. Это может означать, что он был ранен и нуждался в срочной помощи. Поэтому и подвалы, и чердаки исключались. Теперь уже ясно: Тухлый шёл к своим».

  И только у Вовки проснулся азарт, как вдруг пятна крови снова пропали, причём не у подъезда дома, а между ними. Паренёк прошёл вперёд, – нигде ни единого пятнышка. Вернулся и стал осматривать дом. Обычная пятиэтажка, тропки у подъездов узкие, сразу видно, что жильцов стало гораздо меньше. Вовка минут двадцать изучал следы у подъездов – ни одного похожего следа. Он разочарованно вздохнул: «Похоже, моё везение на этом и закончилось. Но все же Тухлый должен быть где-то здесь».

  Мальчик основательно продрог и страшно проголодался. «Домой бы сходить, хоть на часик», – мечтал он. Но какое-то противоречивое чувство удерживало его от этого. Вовка даже обозлился на себя: ну что он сделал не так? В чём его промах? И тогда он медленно побрёл назад, сначала вдоль ближайшего дома, потом вдоль ранее пройденного. Шёл, посматривал на алые пятна крови и думал. И вдруг он заметил, что расстояние между ними существенно увеличилось. Мальчик прошёл ещё метров пятьдесят: картина не изменилась. Он озадаченно остановился, – чтобы это могло значить? Не мешкая, он вымерил расстояние между пятнами – вышло что-то около пятнадцати-семнадцати шагов, – и вернулся к прежнему направлению. Когда частота падения капель изменилась, дистанция между пятнами сократилась в среднем до восьми шагов. Он шёл и размышлял.

  «Выходит, на этом участке пути, длиной всего в двести-триста шагов, у бандита отчего-то увеличилось кровотечение. Может, он устал зажимать рану? Но ведь Тухлый, в отличие от большинства горожан, регулярно ел тушёнку, и был значительно сильнее их. Или потеря крови оказалась для него настолько серьёзной, что он стал терять силы. Но в таком случае, куда же он исчез?»

  Вовка снова остановился у последней капли крови. И вдруг всё понял:

  «Тухлый прошёл здесь дважды. Может, он чего-то испугался или заблудился. Ведь мог же он чего-то напутать? Значит, нужно его искать не здесь».

  Мальчик во второй раз вернулся к точке, у которой расстояния между пятнами изменились. Внимательно огляделся. «Этот гад должен быть тут, в первом подъезде», – решил он. Мальчик сантиметр за сантиметром изучил не только дорожку и ступени, но и сам подъезд. И опять не нашёл ни единого намёка на то, что бандит когда-либо входил сюда. Паренёк в самых мрачных, расстроенных чувствах вышел из подъезда. «Да пропади оно всё пропадом! – в сердцах махнул он рукой. И тут же изумлённо воскликнул: – Ёлки-палки! Так вот же его следы».

  От тропы, проложенной вдоль дома, чуть левее подъезда, ко второму порядку домов косо уходила взрыхлённая чьими-то ногами борозда. Вовка подошёл к ней, как и у дома рыжего разгрёб снег вокруг отпечатка ступни, сравнил узор. – «Он!» – воскликнул мальчик. И снова усталость, казалось, непреодолимая, отступила, да и голод притупился. Возбуждение, вызванное этой маленькой победой, вернуло ему прежнее настроение. Вовка, с немалым трудом пробиваясь по глубокому снегу, пошёл по следу преступника. Шагал и думал: «Почему он изменил направление? И где всё-таки его логово, в этом ли доме или в следующем? Только бы не упустить».

  След вывел на тропу у дома, и тут же раздавленными клюквинами закраснели на ней капли крови. И снова в разрыв между домами, уже в третьем по счёту порядке, устремился одиночный след бандита. Он явно решил пересечь квартал по диагонали. Что его вынудило делать это? Экономия по времени – мизерная. Возможно, возвращаясь по своему следу в поисках знакомых ориентиров, Тухлый неожиданно для себя обнаружил, что оставляет за собой слишком заметные следы крови. Вот он и пошёл по рыхлому снегу, на котором их почти не видно. Эта очевидная предосторожность может означать лишь то, что его убежище уже близко.

  След беглеца, то и дело ныряя в глубокий снег, лесенкой прошёл через весь квартал. Он вывел паренька в последний разрыв между домами, под прямым углом пересёк улицу и у второго от угла дома пропал, причём, полностью. Вовка обошёл все ближайшие дома – следов не обнаружилось. И тогда он вновь вернулся к последнему пятну крови, которое оставил Тухлый на тротуаре. Вблизи этого пятна в промежуток между домами уходила узкая тропа. Если мысленно продолжить линию перехода им дороги, то становится понятным, что он хотел попасть именно на эту тропку, проложенную между торцами домов. И, вероятней всего, он в одном из них.

  Мальчик медленно прошёл вдоль этих домов. Дома слепые: вместо стёкол сплошь фанера, доски, картон и прочие подручные материалы. Тут свидетелей вряд ли отыщешь. Однако, совершенно очевидно, что в одном из этих домов живёт кто-то из сообщников Тухлого.

  И тут Вовка почувствовал, что на него наваливается дурнота. Он сел прямо в снег, нагрёб лёгких, как пух, снежинок, окунул в них лицо, потёр виски, шею. Минуты через три обморочное состояние прошло. «Пора домой, – решил мальчик, – смеркается, да и мороз всё злее. Надо бы ещё в милицию заглянуть, но сил нет. Завтра схожу. Домой бы хоть добрести».

  Через полчаса Вовка был дома. Он растопил печку, поставил разогреть уху. Достал сэкономленную им вчера корочку хлеба. Поел. Подложил в печь поленце, пододвинул к ней кровать и лёг отдохнуть. Около получаса мальчик отлёживался, наслаждался покоем, размышлял. Внезапно появилось лёгкое, как облачко, беспокойство, некое тревожное предчувствие того, что может что-то произойти. Вовка уже заметил за собой такую странность: если он всерьёз настраивается на определённую ситуацию, то иногда начинает улавливать смутный фон происходящих или же только назревающих в связи с ней событий.

  «Ничего там за одну ночь не случится, – успокаивал он себя. И тут же пришла мысль: – А что, если именно сегодня Тухлый переберётся на новое место? Вот будет неудача. Тогда ни его самого, ни его сообщников завтра снова не найдём. Всё-таки хорошо было бы ещё немного понаблюдать за этими домами».

  Беспокойство всё росло и росло. Вовка поднялся. Ему жалко было себя. Но куда от этих мыслей деться? Он знал, что они не оставят его в покое. В конце концов, он махнул рукой и стал одеваться. «Сейчас около шести. Часика полтора подежурю – и домой. А уж завтра возьмёмся за них как следует».

  Глава 14. Персональная усыпальница

  Когда мальчик вышел на улицу, понял: температура ниже двадцати. Порадовался, что надел второй свитер. Город, соблюдая полную светомаскировку, был чужим и неприветливым. Благодаря белизне снега, дорогу кое-как различить ещё можно было. Минут через двадцать Вовка был на месте. Дома стояли тихими и мрачными, словно склепы. Нигде в них ни единого проблеска света, ни звука, ни малейшего движения. Тропа тоже пуста.

  Мальчик медленно побрёл вдоль домов. Он посматривал на слепые глазницы окон и думал: «За любым из них может скрываться враг. Причём, вполне возможно, что какие-то добросердечные люди искренне принимают его за пострадавшего от войны, лечат его, подлеца, ухаживают за ним. Эх, обыскать бы все эти подъезды сегодня. Но сотни семей, и так едва живых от голода, обижать подозрением никак нельзя. Нужна ниточка. Здесь могут жить родственники Тухлого или, например, тот самый снабженец. Может быть, здесь прячется и Жакан. Эх, посмотреть бы на списки жильцов в этих двух домах...»

  И тут Вовка точно запнулся.

  «Вот, чудеса! – удивился он. – За вечер такой сугробище нагребли. А подъезд расчистили так себе. Даже странно как-то».

  У предпоследнего подъезда второго дома на месте, где в прежние времена стояли скамейки, возвышался приличный по размерам сугроб продолговатой формы. Мальчик прошёл мимо, постоял у соседнего подъезда и, не торопясь, двинулся назад.

  «Жаль, меня здесь не было, – подумал он. И вдруг у него возникла твёрдая уверенность: – Это покойник. Однозначно. Их с каждым днём всё больше и больше на улицах. Только вот одна неувязка: покойников у подъездов обычно оставляют в том случае, когда не могут дотащить санки до кладбища. А тут безупречный по форме сугроб. Силы у них есть, это точно. И прикопали мертвеца не на ночь – слишком уж добросовестно. Что-то здесь не так...»

  Вот и подъезд. «Уж не Тухлый ли умер? – опешил от предположения Вовка. – Ведь он был ранен». И, не отдавая себе отчёта о возможных последствиях, мальчик круто свернул к подъезду. Быстро заглянул в него, прислушался и, резко развернувшись, подошёл к сугробу. Присел на корточки у торца сугроба и, выдернув руку из варежки, подушечками пальцев провёл по заснеженной земле. «Так и есть, следы от полозьев. А голова должна быть здесь», – прикинул он. И решительно сунул руку в сугроб. Мальчик ожидал, что при таком морозе снег будет сухим и лёгким, и вдруг почувствовал, что тот довольно влажный. «Из лейки его поливали, что ли? – с удивлением подумал он. – Надо ж было додуматься до такого!» Несколько гребков, и рука мальчика наткнулась на туго спелёнатые ноги. «Вот черт! Кто же так покойников выносит? – пробормотал он. – Надо восстановить гробницу». Он привёл всё в прежнее состояние и зашёл с другой стороны.

  Убедившись, что никого нигде нет, Вовка начал разгребать снег. Показались очертания головы. Это не беглец, – понял он, – а кто-то гораздо меньше его. Мальчик достал коробок, оглянулся на подъезд и, пряча огонёк, чиркнул спичкой. Неровное пламя скудно осветило голову неизвестного. Она была укутана вафельным полотенцем и покрыта тонкой корочкой подтаявшего снега. Из вырезанной ножницами дыры торчал небольшой, цвета слоновой кости, нос. Неясная тревога коснулась мальчика. И вдруг он заметил, что ноздри покойника шевельнулись.

  Вовка вздрогнул и выронил спичку. Он почувствовал, как на голове у него зашевелились волосы. «Живого ребёнка... и на мороз?» Мальчик с опаской оглянулся на подъезд, нащупал под санками верёвку, толкнул их чуть назад, и мягко, но сильно потянул на себя. Санки, как оказалось, сдвоенные, выскользнули из сугроба, как из тоннеля. К ним было привязано тело, завёрнутое в покрывало.

  "Нет, это всё-таки кто-то взрослый, – решил Вовка. Он вытащил санки на тропу, но, вспомнив о главном, вернулся и за несколько секунд закупорил злополучный сугроб. А потом схватил верёвку и, убыстряя шаг, потащил санки прочь. Если бы он мог, побежал бы.

  «Что мне с этим делать? – лихорадочно думал он. – Куда теперь? Дома нет ничего, только печка. Но и до него с санками больше получаса ходу. Попроситься к людям, где дымит печь? Можно. Но лучше бы в больницу: там знают, что делать. Сейчас выверну на улицу, люди помогут...» И тут мальчик вспомнил, что сегодня, когда он шёл домой, где-то неподалёку, на территории детского сада он видел санитарную машину. «А что, если сейчас там больница?»

  Добравшись до улицы, Вовка свернул влево, и с ещё большим упорством потащил санки. Однако уже через пять минут устал. Мальчик остановился, наклонился над головой несчастного, снял варежки, потёр одна о другую руки и стал отогревать ими белый до невозможности нос. «Потерпите ещё немного, я вам помогу», – сказал он. Затем положил одну варежку на нос пострадавшему, подоткнул её под полотенце, и снова тронулся в путь.

  Вовка до рези в глазах всматривался в тёмные очертания домов. «Ну, где же этот детский сад? Ведь я его сам видел. Он был где-то здесь, рядом. И спросить не у кого, на улице ни одной живой души, будто это и не город! Неужели я так не найду его? А что если найду, а там никого?»

  Тревога и сомнения стали одолевать мальчика. И тут он оступился и упал. А, когда стал подниматься, то увидел свет фар выезжающей из ворот машины. «Да вот же он, справа! – воскликнул он. – Чуть мимо не прошёл. И до ворот – рукой подать». Через три минуты Вовка втащил санки в ворота. Оставил их у дверей, вошёл в помещение.

  Запахи лекарств, хлорки и дыма, надпись на стенгазете развеяли его последние сомнения: это – госпиталь. На скрип двери из ближайшей комнаты вышла дежурная медсестра. Это была круглолицая кареглазая женщина лет тридцати пяти. Её каштановые волосы заплетены в роскошную косу, переброшенную на грудь. Увидев измученного мальчика, она спросила:

  – Ну, что случилось?

  – Там, на санках, – махнул он в сторону выхода, – живой человек. Я его из сугроба вытащил. Помогите ему.

  Она изумлённо переспросила:

  – Из сугроба? Это ж надо! Мы сейчас поможем ему, не волнуйся, – провела она горячей ладонью по щеке мальчика. И крикнула: – Санитары!

  На её зов из разных дверей тотчас вышли трое санитаров. Они без проволочек вместе с санками внесли привезённого им человека в тепло. Верёвки быстро разрезали, тело переложили на каталку. Вовка подошёл к ней и аккуратно снял с носа пострадавшего свою варежку. Нос был уже не белым, а голубоватым. Появившийся врач, худой седобородый старичок, при помощи санитара стал разворачивать покрывало. Под ним оказалось тело одетой по-домашнему женщины. На ногах тонкие войлочные сапожки. Её руки и ноги связаны кушаками от халатов.

  – Вот мерзавцы! – негодующе воскликнул врач. – Тех скотов, что так издеваются над людьми, расстрелять мало. Ей-богу!

  – Мало-то мало, да попробуй разыскать их? – разрезая кушаки, сказала дежурная медсестра.

  – Петровна! Миску с летней водой и салфетку! – крикнул врач вглубь коридора. И уже медсестре: – Зина, а ты принеси бутылку спирта, ещё распорядись насчёт ванны с тёплой водой. Да, и захвати, пожалуйста, два стакана горячего чая.

  – Минутку, – ответила та и отошла.

  – Несу! – послышался чистый напевный голос санитарки. Прихрамывая, подошла невысокая опрятная женщина, лет шестидесяти. Врач чуть ли не выхватил у неё из рук миску с водой.

  – Спасибо. – И тут же отдал ей новое распоряжение: – Петровна, готовь тёплую постель. Нагрей на бойлере два матраса, сделай тёплые грелки и прочее.

  – Бегу, – ответила она и зашаркала бурками в обратную сторону.

  А доктор тем временем смочил водой местами примёрзшее к лицу женщины полотенце и ждал. Как только оно пообмякло, он стал осторожно отгибать его края. Когда полотенце развернули, присутствующих ждало новое потрясение: рот женщины был забинтован. На опущенных ресницах – наледь.

  – Ну, садисты! – рассвирепел один из санитаров, большой широкий в кости дядька. – Попадись они мне, всех бы перекалечил!

  Доктор смочил бинты и принялся аккуратно разрезать их. Когда лицо женщины, наконец, освободили, стало ясно, что она очень молода. И только худоба да тёмные синяки под глазами затрудняли определить её возраст.

  Кончиком ножа разжали ей зубы и влили в рот ложку разбавленного спирта. Женщина вздрогнула, сглотнула. Лица окружающих её людей посветлели: пришла в себя. Таким же способом влили ей ещё несколько ложек спирта. Её глаза широко открылись, наполнились влагой.

  – Не волнуйтесь, вы в госпитале, – успокоил её врач. – Теперь всё будет хорошо. А вот и чаёк горячий. Ну-ка, ребята, приподнимите гражданочку, сейчас будем чаем её поить.

  Вовка сел на табурет у окна с широким подоконником. Перед ним тоже поставили кружку с горячим чаем. Пожилая санитарка с глубокими добрыми глазами сказала ему:

  – Пей, сынок, – и заговорщицки добавила, – он для особых случаев, на липовом цвету.

  Вовка глотнул и удивлённо посмотрел на неё:

  – С сахаром?

  – С сахаром, – усмехнулась она.

  – Спасибо.

  Он стал пить, и тут, как-то не ко времени, его стал бить озноб. Зубы неожиданно залязгали. Мальчик крепко прижал их к алюминиевому ободку, и дробь прекратилась. Он успел отпить лишь треть кружки, когда услышал распоряжение доктора, касающееся обмороженной женщины:

  – А теперь везите её в санитарную комнату, в ванну. И приготовьте термометр для воды. Будем отогревать её.

  Вовка, не выпуская кружки из рук, подошёл к врачу.

  – Дяденька, я знаю дом, где живёт эта тётя. В её квартире враги – это ясно. Если она заговорит, узнайте у неё номер её квартиры. Это очень важно.

  – Хорошо, мальчик, я спрошу, – ответил он. – Ты прав, этих нелюдей нужно брать сегодня же. Чтобы они ни одного лишнего часа не прожили!

  Вовка поднял разрезанные кушаки от домашних халатов, сунул их себе в карман. На удивлённый взгляд доктора ответил:

  – Это на всякий случай. Где халаты, там и преступники.

  – А ведь, верно, – улыбнулся врач и заспешил к пострадавшей.

  Вовка подошёл к столу дежурной медсестры.

  – Тётенька, разрешите мне в милицию позвонить?

  – Извини, мальчик, это обязанность дежурного врача докладывать милиции о каждом подозрительном случае обращения гражданского населения к нам за помощью. Как только он освободится, сам и позвонит.

  – Тётенька, моего звонка там ждут, и давно, – сказал мальчик. Он сунул руку в карман и показал медсестре спичечный коробок с написанными на нём цифрами. – Вот номер телефона их начальника.

  – Ну, ждут, так звони, – указала она на телефон.

  Мальчик набрал номер телефона. Там сняли трубку.

  – Майор Набатов. Слушаю.

  – Юрий Иванович, это Митрофанов.

  – Володя, куда ты пропал? Назаров от меня уже получил по первое число за то, что потерял тебя. Как у тебя дела, всё нормально?

  – Нормально. Мне кажется, я уже знаю, где он прячется.

  – Тухлый?

  – Да. Я нашёл его по следам крови. Назаров его всё-таки ранил.

  – Молодец, Вовка! – воскликнул Набатов. – Ну, и где это?

  – Я знаю только дом и подъезд, но адреса узнать не успел. В сугробе у дома я нашёл связанную женщину. Так что он должен быть в её квартире.

  – А что она говорит?

  – Пока ничего. Она провела в сугробе час или полтора. Сейчас ей оказывают помощь.

  – А ты откуда звонишь? – спросил Набатов.

  – Из госпиталя. Он в бывшем детском саду.

  – Володя, а ты сейчас этот дом сможешь найти?

  – Найду. До него отсюда всего десять минут ходу.

  – Отлично, – сказал Набатов. – Значит так. Я выеду к тебе с группой минут через пятнадцать. Жди меня. И передай трубочку дежурной, надо уточнить координаты.

  – Я понял. Жду.

  Мальчик протянул трубку телефона дежурной медсестре.

  – Тут с вами хочет переговорить майор Набатов, начальник милиции. И спасибо вам, – поблагодарил он её.

  Медсестра, принимая от него телефонную трубку, устало кивнула ему. Вовка отошёл от поста дежурной. Он стал мысленно восстанавливать маршрут, по которому тащил санки. Понял, что без труда найдёт этот дом, лишь бы Тухлый в последний момент не выскользнул из него. «Эх, нам бы ещё номер квартиры узнать», – подумал мальчик. Он подошёл к санитарной комнате, и сквозь дверную щель услышал, как медики переговариваются между собой. Неожиданно женщина стала плакать. «Больно, мне больно». Врач кому-то немедленно скомандовал:

  – Долейте два ковша холодной воды. И за температурой следите по термометру. Девочки, разминайте, разминайте тело, особенно конечности. Но легонько, не повредите кожу. Дайте ей ещё ложки три водки. Та-ак. А теперь – ковшичек тёплой воды добавьте. Да, Петровна, кто у нас спит у печки?

  – Лихопуд с голеностопным ранением, – ответила ему санитарка.

  – На сутки-двое переложи его на другое место...

  – Больно, – простонала пострадавшая.

  – Ясное дело, что больно, – ответил ей врач. – И хорошо, что больно. Значит, не всё так плохо. Обморожение – вещь серьёзная. Мы вас отогреваем в щадящем режиме. Так что терпи, миленькая. Тебя как зовут-то?

  – Валя... Нечаева.

  – Молодец, – обрадовался врач. И уже к медсёстрам: – Девочки, если устали, – меняйте друг друга. Грудь массируйте, спину. Не дай Бог, застудим ещё. Ковш тёплой... Валечка, а в какой квартире ты живёшь, какой у неё номер?

  – Семьдесят пятая, – ответила потерпевшая.

  – А дом? – тут же задал очередной вопрос доктор.

  – Двести пятьдесят четвёртый.

  – Умница, – похвалил он её. – Петровна, позови ещё кого-нибудь, тут лишние руки не помешают. И ещё чайку горячего принеси ей, пожалуйста. А пока дайте-ка ей ложечки три водки. А ты пей, Валюша, пей, это надо. Поверь уж.

  Когда из комнаты вышла санитарка, мальчик придержал дверь и жестом позвал врача. Тот сердито глянул на него, но подошёл.

  – Извините, доктор, милиция уже в пути. Номер квартиры я слышал – семьдесят пятая. Спасибо. Если можно, спросите её: кто остался в квартире? Нет ли там детей?

  – Ты, мой дорогой, сам ещё ребёнок, – вздохнул он. – Ну, да ладно уж, спрошу. Понимаю, что это важно.

  Врач вернулся в комнату, снова стал руководить. Голос его успокаивал, словно голубиная воркотня. И тут он вновь заговорил с пострадавшей.

  – Валюша, ты, пожалуйста, только не нервничай. Знай, всё самое плохое позади. Только скажи мне, кто сейчас в твоей квартире?

  – Их двое... Сосед из семьдесят четвертой Гришка Остужев и какой-то раненый бандит. Тот пришёл к нему вчера утром, а Гришки дома не было. Вот он и завалился ко мне. Сказал, что снарядом его ранило. А когда я его перевязала, запер меня в кладовке, пригрозил, что, если буду шуметь, убьёт. А сегодня они вытащили меня из кладовки и говорят: «Ты нам мешаешь. У тебя будет персональная усыпальница. Так что прощай». А потом связали и на мороз... выставили, – заплакала она.

  – Ну, всё, всё, миленькая, забудь об этих гадах. Считай, что их в твоей жизни уже нет. Успокойся. Девочки, видите озноб? Добавьте ковшик тёплой воды. Та-ак. Вы, голубушки, чаще сменяйте друг друга.

  Санитарка с кружкой в руках отодвинула Вовку, застывшего на пороге.

  – А вот и чаёк, – сообщила она.

  – Хорошо, – сказал врач. – Валюша, выпей горяченького. Пей, сколько можешь. Ну, молодец! Я пока выйду, а ты, если тело станет зябнуть или покалывать, говори девочкам.

  Врач вышел из комнаты, притворил за собой дверь, вопросительно взглянул на Вовку:

  – Всё слышал?

  – Да. Спасибо. Выходит, и в семьдесят четвёртой квартире враг. Извините, а как с Нечаевой?

  – Пока неплохо. Но обморожение – коварная вещь, отёк или омертвение тканей может проявиться позже, – ответил доктор.

  – Она была в сугробе час или полтора, – сказал Вовка.

  – Ну, не знаю, может, и обойдётся, – ответил врач. – Важно то, что она жива.

  Наружная дверь распахнулась, в помещение вошёл улыбающийся Набатов. Сегодня он был в хорошем настроении.

  – Ах, вот где ты, Вовка! Молодец! – Набатов крепко сжал плечи мальчика. Сказал: – Ну, иди, лезь в машину. А я с доктором поговорю.

  – До свиданья, – попрощался со всеми Вовка и, распахнув дверь, растворился в клубах пара.

  Не доезжая метров триста до нужного им дома, группа охраны порядка высадилась из машины. Набатов построил бойцов для уточнения задач.

  – Итак, нам известно, что в предпоследнем подъезде двести пятьдесят четвёртого дома в квартирах семьдесят пять и семьдесят четыре скрываются два преступника. Наша задача: взять этих мерзавцев живыми. Однако дело осложняется тем, что нужно вскрыть обе квартиры одновременно. В семьдесят пятой, очевидно, прячется Тухлый – тот самый, что Назарова и Басевича в дураках оставил. Этот бандит нам позарез нужен. Здесь же может скрываться и второй. Её захват осуществляет первое отделение. Петерс вышибает дверь, он же оценивает наличие в квартире преступников. И на пальцах показывает мне, сколько их там: один или два. Второе отделение должно овладеть семьдесят четвертой квартирой. Дверь вскрывает Обухов. Огонь на поражение открывать только в крайнем случае. Оцепление свою задачу знает. Водителю через полчаса быть у дома, на шоссе. Вопросы?

  – Нет.

  – Тогда все за мной, – распорядился начальник милиции.

  К дому подошли без шума. На всех четырёх углах выставили по наблюдателю. Вовка движением головы указал на нетронутый после его ухода сугроб, и шепнул Набатову:

  – Они ничего не знают.

  Тот в ответ лишь утвердительно кивнул. Вошли в подъезд. Прикинули расположение нужных квартир. Они обе однокомнатные и расположены на четвёртом этаже, на одной площадке. Семьдесят пятая удобнее тем, что её легче таранить: есть, где разбежаться. На площадку четвёртого этажа поднимались на цыпочках. По двое сгруппировались у каждой из квартир. Третьи номера заняли исходные позиции.

  По знаку Набатова бойцы пошли на приступ квартир. Петерс с первой же попытки плечом вынес дверь и, падая, вскинул руку с одним поднятым пальцем. Бойцы мгновенно ворвались в квартиру и без единого выстрела обезвредили её обитателя. Дверь во вторую квартиру поддалась лишь со второго удара. Тут уж Обухов с рёвом влетел в комнату. Вслед за ним вбежали его товарищи. И хотя каждый из них знал свой манёвр, всего предусмотреть они не могли. Когда в комнате зажгли свет, то обнаружили, что на тахте с пистолетом, приставленным снизу к своему подбородку, сидит старшина. В изголовье – смятая подушка.

  – Оружие на пол! – приказал майор.

  – А вы стреляйте, – спокойно сказал старшина. – А впрочем, я и сам могу.

  – Стой, – жестом остановил его майор. – Дурное дело не хитрое, ещё успеешь. Старшина, сбрось со своей души хоть один камень. Будь человеком, скажи, кто к тебе привёл бандитов и где его искать?

  Тот мгновение подумал и, видимо, согласился с предложением Набатова.

  – Плешивый один привёл. Представился как Семёнов, врёт, наверное, – сказал он. – Где его искать, не знаю. Но должен появиться у меня второго вечером. На крючке я у него.

  – А как узнать, что это именно он пришёл?

  – Его стук: три удара, потом ещё два. Спрашиваю: «Кто?» Он мне: «Я от дяди Лёши». И открываю.

  – А где найти Жакана? – спросил Набатов.

  – Тухлый знает его адрес.

  – Кто ещё им помогает?

  – Не знаю. В их дела я не посвящён, – ответил старшина.

  – А где ваша соседка?

  – В сугробе у подъезда. Этот идиот вломился к ней весь в крови. Она перевязала его, хотела сходить за йодом, а у него, – старшина скосил глаза в сторону соседа, – нервы сдали. Он и связал её. Сутки она просидела в чулане, а сегодня вечером вынесли её на улицу. Околела уж, наверно.

  – Кто ещё, кроме вас, участвует в хищении продуктов?

  Старшина тяжёлым взглядом окинул полукругом стоящих бойцов и внезапно охрипшим голосом раздражённо сказал:

  – Ну, всё, поговорили и хватит.

  И нажал на спусковой крючок. Вовку от всего этого замутило. Майор взял его за плечо, отвернул.

  – Он сам решил свою судьбу. А в остальном мы неплохо справились со своей задачей. Володя, пока мы тут всё как следует осмотрим, ты скажи водителю, что уже можно подгонять машину к дому. А Гараняну передай моё приказание: оцепление снять. И всех сюда.

  – Я понял.

  Когда мальчик возвратился с улицы, у порога семьдесят четвертой квартиры уже стояли три картонных ящика с продуктами и один с какими-то бумагами. Из соседней квартиры вывели связанного бандита. Он был пьян и зол. Захотел заглянуть к Остужеву. Ему не препятствовали. При виде большой кровавой кляксы на стене и обезображенного выстрелом старшины Тухлого передёрнуло. «Говорил же ему: не напрягайся, – пробурчал он, – думал много».