Текст книги "Горький пепел победы"

Автор книги: Валерий Иващенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Ей самой, как эльфке, комары и прочие надоедливые насекомые чаще всего почти не досаждали. Собаки не облаивали, а так и ищущие, на кого бы пошипеть, деревенские гуси лишь с негромким гоготаньем убирались с дороги. Остроухие, дети природы – что ж тут поделаешь…

– Ладно, вроде оторвались, – волшебник ещё раз прислушался к звенящей пустоте в магическом эфире.

– И что дальше? – поинтересовалась Тэлль, когда они оба забрались в сёдла, и сразу за Эсвирью в полном соответствии с ожиданиями свернули с пыльной дороги в сторону.

– Переночуем опять у бабки, а утром… – волшебник помолчал немного и вздохнул. – И потом пусть ищут и гоняются сколько влезет. В мире Теней я способен в одиночку потягаться на равных со всем магическим советом и их прихлебателями. До утра подумай ещё раз – стоит ли тебе засвечивать своё присутствие в крепости чернокнижника.

Тэлль всю дорогу угрюмо отмалчивалась, по своей привычке чуть приотстав за левым плечом. А Валлентайн привычно распутывал стёжки-дорожки. Ведьма тут жила толковая, мудрая. Кому по надобности или за снадобьем от хвори, тот пройдёт и вовсе ничего не заметит – а вот досужим или всяким злопыхателям так глаза заплутает, что только держись. Под копыта лошадям так и бросались то укрытые древним как мир папоротником ямы, то бездонные бочажки. А один раз крутой овраг со словно нарочно торчащими со дна острыми камнями таки пришлось объехать – не разваливать же тут всё своей Силой…

– Здорово, бабуля! – загремел в вечернем сумраке молодой голос.

Ведьма как раз вышла из добротно отремонтированного хлева с подойником молока. Видать, неплохо сумела распорядиться дареным костлявым работником.

– Да какая ж я тебе бабуля, – проворчала молодая женщина со знакомыми интонациями. – Я теперь вся из себя, аж до сих пор дивно.

Валлентайн, заслышав некую возню, с любопытством заглянул за угол хаты. С полуденной стороны жилища ведьмы теперь раскинулся небольшой огородец на расчищенной полянке, и скелет сейчас трудолюбиво занимался рассадой, подсвечивая себе потусторонним сиянием из пустых глазниц. На взгляд самого волшебника, получалось не то, чтобы очень – тщедушные ростки скользили меж суставчатых костяных пальцев. Но и временно переквалифицировавшемуся в огородники терпения было не занимать. А что, отменный работник – не пьёт, не болеет и платы не требует. Послушный и тихий, куда там горластым сезонным найманцам.

– Эх, бабуля, – волшебник проследил взглядом, как Тэлль споро расседлала коней и не стреноживая отпустила на виднеющийся отсюда, с опушки, луг в низине у реки. Во владениях ведьмы и выпасутся вволю, и шкоды не наделают.

Видя, что хозяйка не унимается и даже подбоченилась было, он подошёл к ней.

– Помнишь ли ты свою дочь, отказавшуюся принять Силу и избравшую стезю травницы? Помнишь ли ты тамошнего графа, пославшего к Падшему всех великосветских красавиц и отдавшего своё сердце простой деревенской ведьме? Посмотри мне в глаза, да вспомни взор эльфского колдуна, который однажды постучался в твою дверь.

– Внучок, – еле слышно прошептала отшатнувшаяся молодица, роняя свою ношу.

Утихло всё. Над тёмной Эсвирью беззвучно поплыли космы седого тумана. Словно призрачное войско, они заполонили луг и вскоре мягко оккупировали его. Лишь иногда над ними поднимались спокойные морды кажущихся сейчас одинаково чёрными лошадей и, вдумчиво жуя свою траву, степенно прислушивались к окрестностям. Нет, ничего вокруг. Исчез весь суетный мир, остался лишь смутным беспокойным воспоминанием. Может быть, он и есть где-то там, вдали – да только нет ему хода сюда, во владения леса и ведьмы.

А на крыльце остался лишь опрокинутый подойник. И из натёкшей белой лужицы, потешно задирая кверху клювики, торопливо пили налетевшие вездесущие воробьи.

Часть третья

Самой неподходящей гнусностью оказался снег. Всего можно было бы ожидать во время перехода, но уж метели летом… Едва Тэлль кое-как отфыркалась и утёрла глаза от так и хлещущего в лицо холодного дождя, как вокруг ощутимо похолодало. И как следствие самых тайных и нехороших предчувствий, вскоре повалили густые белые хлопья.

– Да уж, невесела жизнь бродячего мага, – эльфка нипочём не призналась бы, что у неё уже давно зуб на зуб не попадает.

Однако едущий чуть впереди Валлентайн и сам обо всём прекрасно догадывался. Который раз он уже пересекал Призрачную Границу, и всегда переход сопровождался некими странностями. Весьма, стоит заметить, гнусными странностями. Впрочем, уповать на то, что диковинными перекосами погоды дело ограничится, не приходилось. Хотя и очень, очень хотелось верить, что мерзопакостная видимость и холодина на этот раз и есть полный комплект неприятностей.

– Могло быть гораздо хуже, – он порылся в своей сумке.

Разумеется, старенький, связанный ещё матерью свитер оказался единственной хоть сколько-нибудь тёплой одеждой. Вздохнув над ним украдкой, молодой волшебник протянул его трясущейся крупной дрожью Тэлль.

– А по шее? – поинтересовался он сквозь зубы, когда та привычно стала упираться и отнекиваться.

Валлентайн проигнорировал неприязненный взгляд, коим его наградила хмурая и злая эльфка, и буквально силой заставил ту надеть под походную куртку свой свитер. Рукава на локтях уже просвечивали почти насквозь, на боку в истинном зрении полыхало оставшееся от старого заклинания пятно. Однако, согласитесь, это было всё же лучше чем ничего.

– Да уж, мой долг от такого только растёт, – уныло проворчала Тэлль, когда чернокнижник поверх укутал её ещё и своим примечательным плащом.

– Сиди в седле и не отсвечивай, – волшебник поёжился, пытаясь сберечь под одеждой хоть немного тепла.

Разумеется, имелись кое-какие тайные резервы. Но воспользоваться ими сейчас означало обречь всю затею на неудачу – причём в самом начале. Если и был шанс окончательно сбить со следа погоню, то это пробраться в Тени тихо. В пассивном режиме, как говорят маги. Смотри, слушай, воспринимай. Делай выводы, однако боги тебя упаси проронить хоть самое простенькое заклятье! Здесь, в переходной зоне, каждое магическое действие мало того что разносилось эхом на сотни лиг в округе, но ещё и оставляло чёткий, хорошо заметный опытному взгляду след.

А так хотелось прошмыгнуть незаметно…

Тени. Кто называл их изнанкой привычного мира, а кто и вовсе владениями Падшего. Прибежищем всякой мерзости, демонов и чуть ли не самих тёмных богов. Однако Валлентайн в прошлом достаточно путешествовал по здешним местам, чтобы утвердиться в совсем ином мнении. Хоть и почиталось такое мнение откровенной ересью, но скорее всего – просто другой мир. Один из них. Кое-где волшебнику приходилось туго, а кое-где наоборот, чувствовал себя как рыба в воде.

Кстати, о воде… Мысли волшебника привычно скользнули по другой колее. Всё же не настолько тёмен его Дар. Уже закончив Школу Магии, где ему с зубовным скрежетом и явной неохотой выдали патент на занятия волшебством с чёрной-пречёрной меткой, он как-то, сидя на берегу ручья и обдумывая дальнейшие планы, отчего-то вдруг вспомнил – все начинания и всё нехитрое травничество матери-ведьмы неизменно начиналось и заканчивалось водой.

И вот именно тогда, на берегу безымянного ручейка в глуши, он впервые прикоснулся к струящейся поверхности ладонью – и животворная стихия не отвергла его мимолётный порыв. Ах, маменька… как чувствовала что-то. Словно отказалась принять Силу – отдав весь свой запас сыну. Да, женскую мудрость ещё постигать и постигать. Только не разумом, а всем сердцем…

– И надолго всё это? – от раздумий его отвлёк голос Тэлль.

Валлентайн нехотя оставил проплывающие перед мысленным взором видения и обратился к миру насущному.

– Да, собственно, мы уже не там… мы уже здесь.

И словно согласившись с его словами, природа смилостивилась. Снежный заряд унёсся в свисте и хохоте завывающей бури. И хотя стало намного тише и даже откровенно теплее, эльфка боязливо придвинулась совсем близко.

При каждом шаге из-под копыт лошадей вылетали снопы феерических искр. Бледно-синих, тускло-фиолетовых, блекло-голубых, на излёте на миг вспыхивающих оранжевыми огоньками и тут же гаснущих.

– Что за диво? – поинтересовалась было немало озадаченная эльфка, однако с её дыханием из губ вырвался и пыхнул язык призрачного пламени.

"Молчи" – прикосновением пальца ко рту сделал волшебник понятный всем знак. Придержал своего коня, всматриваясь в подёрнутые дымкой окрестности. Наконец он выбрал новое направление и, в волнении облизав губы, направил его туда.

Почва под ногами коней наконец-то обрела цвет. Из бестелесно-серой стала рыже-коричневатой, словно некогда она чересчур уж обильно оказалась полита горячей и мятежной людской кровью. Возможно, так оно и было – Валлентайн не стал о том задумываться. Чуть довернул гнедого, глядя куда-то в пространство меж настороженно торчащих ушей своего конька, и через несколько мгновений туман по сторонам пропал.

– М-да, невесело, – эльфка невесть чем всё же учуяла, что разговаривать уже можно, и в сомнении осмотрела окружающий пейзаж.

Куда доставал взгляд, под низким хмурым небом простиралась безжизненная, выжженная до ржавой пыли чуть холмистая равнина. Кое-где виднелись белёсые, запорошенные той же рыжей порошей булыжники, и ни малейших признаков жизни. Местами рытвины и воронки ещё сочились ядовитым дымком, словно демоны откуда-то снизу в трещины курили свои вонючие самокрутки.

Выглядело бы это всё безобразие в общем-то безобидно, если бы там и сям взгляд не вычленял вдруг прошмыгнувшую ненароком тень. Тэлль задумалась ненароком – а как же такое может быть? Солнца нет, тех кто мог бы отбрасывать тени – тоже. Однако бесформенные пятна весьма резво передвигались, замирали на миг. Сходились по две-три, словно обсуждали что-то в лихорадочном мельтешении размытых краёв, с тем чтобы тут же разбежаться по своим неведомым делам – словом, они жили своей непонятной и оттого жутковатой жизнью.

– Не обращай внимания, – посоветовал ей немного приободрившийся Валлентайн. – И не старайся наступить – визжат противно, словно мокрым пальцем по стеклу.

На все расспросы – что же оно такое за гадость – волшебник лишь пожал плечами и повторил свой совет плюнуть да забыть. Стоит признать, что Тэлль с её эльфийской изворотливостью ума именно так и поступила. Метко припечатала плевком неосторожно прошмыгнувшую почти под копытами тень. Мстительно посмотрела, как та дёрнулась, словно получивший стрелу тролль, шарахнулась беззвучно в сторону – и не обращала боле никакого внимания.

– Ага, за вон теми холмами нас встретят, – Валлентайн чуть подстегнул было своего коня.

Однако тот словно и сам учуял, куда надо шустро переставлять копыта, и затрусил в нужную сторону без особых понуканий. Чёрный жеребец эльфки проявил в этом деле завидную солидарность, а его всадница, не приметив в лице и осанке волшебника ни малейших поводов для беспокойств, тоже не стала хвататься за кинжал. Однако когда двое путешественников уже забрались на вершину пологого, еле заметного холма, оказалось весьма забавно наблюдать, как же быстро и сильно менялось выражение лица Тэлль.

Даже если оглянуться назад, выжженная безжизненная равнина исчезла, словно её никогда и не было – зато во все стороны простиралась укрытая травами степь. Колыхались под ветерком серовато-зелёные волны безбрежного моря, а в вольный ветер принёс с собой ароматы разнотравья. Серебристый ковыль ронял пыльцу под копыта лошадей, а терпкий и чуть горьковатый запах полыни оказался приятным разнообразием. Тени оказались и здесь, но в траве они оказывались почти не видны. Лицо Тэлль разгладилось, и даже во взгляде обозначилась какая-то мечтательность.

– Вон, смотри, – Валлентайн указал рукой вдаль, чуть в сторону.

И вот тут породистую эльфийскую мордашку перекособочило всерьёз. В зелёных глазах засверкали искры ненависти, тонкие ноздри затрепетали. А ладонь словно сама собой хватанула на поясе рукоять кинжала.

– Ламия, – словно грязное ругательство процедила она. – Как же я их ненавижу…

В самом деле, к остановившейся на пологом бугре парочке по степи во весь опор неслась именно ламия, как в родном Тэлль мире называют демонов искушения. Правда, непредвзятый наблюдатель всё же отметил бы грациозность стремительного, больше похожего на полёт бега обитательницы этого мира. Представьте себе тело грациозной косули серо-шоколадного цвета с по-заячьи изящным хвостиком. Только, в том месте, где у обычного животного произрастает шея и всё к ней причитающееся, имелся торс девицы лет эдак семнадцати. С уже вполне наметившейся вызывающей женственностью. Но всё же, намётанный глаз эльфки уловил некую еле заметную, не до конца исчезшую угловатость форм, столь присущую подросткам.

Длинные волосы этой стервы, как не раздумывая в сердцах её назвала Тэлль, развевались на ветру ярко-зелёным пламенем. Из них иной раз мелькали вполне по-эльфийски заострённые ушки. И если бы не светящиеся задорными алыми огоньками глаза, ламию вполне можно было бы принять за красивую причуду богов…

– О, лорд изволили прибыть! – с ходу заверещала легконогая бесовка ещё у подножия холма.

Она не мешкая понеслась верх, вздымая из-под копытец облачка пыли, и узревшая имеющееся у ламии копьецо Тэлль настороженно погладила рукоять кинжала. Однако заявившаяся бестия ничуть не проявила нехороших намерений. Мало того, эта нахалка полезла к волшебнику обниматься – и одновременно таскать за уши.

– А ведь обещал, обещал присутствовать на обряде моего посвящение во взрослые, – ворковала паразитка, ухитряясь терзать лорда за ухо и одновременно ласкать так откровенно и нескромно, что эльфка неожиданно для себя почувствовала укол ревности.

– Не получилось, малышка, там закрутилось весьма лихо. Но я всё-таки извернулся и даже отомстил обидчикам, – Валлентайн в шутку отбивался, однако и на его лице неожиданно расцвела мягкая улыбка.

– Ага, удалось всё-таки? – прибывшая заплясала на месте, завертелась от радости. – Что ж, это пожалуй, хорошая новость.

Она демонстративно надула губки и чуть-чуть, в меру отстранилась.

– И всё же, я на тебя сержусь, – ламия капризно шлёпнула волшебника по груди, и голос её непостижимым пассажем контральто скользнул от оскорблённой невинности к бархатным вкрадчивым ноткам. – Впрочем…

Взгляд её огненных глаз пренебрежительно мазнул по скромно замершей в сторонке Тэлль.

– Если разрешишь ту мерзкую эльфку выпотрошить, то возможно, я и прощу, – ламия с разительным контрастом к её словам мягко улыбнулась и просяще заглянула в глаза волшебнику, не забывая нежно обнимать его.

Валлентайн легонько взъерошил её пышную ярко-зелёную гриву, пахнущую свежим ветром и чем-то тонким, будоражащим.

– Исключено, сестра. К тому же, она тоже воительница, и куда опытнее тебя…

– Уши на ходу обрежу, – подумав, пообещала Тэлль.

Однако ламия мигом отклеилась от волшебника. Кончик копья, непостижимым образом оказавшегося в её девичьих руках, недвусмысленно заплясал у эльфки перед глазами. "Ого! Да эта бестия и впрямь вышколена на совесть!" – а Тэлль уже заученно скользила из седла по другую сторону от своего почуявшего добрую потасовку и потому заплясавшего на месте коня. Если против этакой решительной девахи с копьём оказаться только лишь с кинжалом в ладони, то уж лучше на своих двоих – и эльфка, хладнокровно прикрывшись телом косящего глазом жеребца, уже на полном серьёзе прикидывала, где же у этой выдры с зелёными патлами самое уязвимое место.

Словно атакующая змея в броске, она дважды попыталась стремительным выпадом достать соперницу – из-под брюха коня и под прикрытием его шеи. Однако ламия выяснилась неожиданно ловкой, увёртливой. Да и четыре ноги всё же не две – а копьё порхало в её руках стремительной ласточкой…

– Отставить! – рявкнул Валлентайн, сообразив, что девахи разошлись не на шутку. – Ариэла, это Тэлль. Тэлль, это Ариэла.

И то сказать, в красоте и изяществе обе расы вполне могли бы посоперничать. А скорее всего именно потому, к слову сказать, на дух друг дружку и не переносили. Если эльфы весьма непритязательно и, стоит признать, небезосновательно относили ламий к демонам искушения – то последние платили перворождённым тем же самым. И в свою очередь считали демонами с того света. Жалкой пародией на людей, и вообще, и в частности.

– А теперь быстро – познакомились, обнялись-расцеловались и вообще помирились, – чуть более спокойно велел он с высоты седла.

Ламия оказалась более покладистой. Приплясывая от возбуждения и задорно вертя хвостиком, она мгновенно убрала прочь так и не испившее эльфийской крови копьё. И даже привычной рукой закрепила его в походном положении – на талии девичьей и косульей имелись тонкие поясные ремни с пришитыми к ним кожаной тесьмой креплениями. А потом и ладошки продемонстрировала в знак добрых намерений.

– Я послушная девочка, – улыбнулась она бесхитростно.

Тэлль некоторое время недоверчиво присматривалась к ненавистной представительнице исконно враждебного рода-племени. Кинжал ласточкой порхал и кружился в ловких пальцах эльфки – словно ни на что не решаясь – а затем всё же нырнул в ножны. А ладони пришлось поднимать в таком же извечном жесте мира с таким трудом, будто на них навесили каменные гири. Нет, ну это надо же! Замириться с эдакой бестией? И ведь придётся даже обняться…

– Эй, ты чего меня лапаешь? – из последних сил она всё-таки вырвала себя из-под власти этого чарующего и зовущего обаяния.

Если "Справочник разумных рас" древнего эльфийского философа и учёного Эльтерруса Иара не врёт (а он таки не врёт), то у ламий рождались исключительно девочки. И каждая обладала сносящим любую преграду обаянием. Женственным искушением, противиться которому могли бы только боги. И то, кто их, бессмертных, знает… Оттого эти смазливые бестии пробавлялись тем, что служили одновременно мечтой и проклятием всех рас.

– Должна же я проверить, на кого мой лорд положил глаз, – мягко улыбнулась Ариэла, но всё же её ладонь нехотя переползла чуть выше и вернулась на талию.

Однако не успела эльфка возмутиться или хотя бы пискнуть в ответ на такое хамское замечание, как ламия поймала горящими глазами её взор. А затем легко, словно играючись или не заметив, растворила Тэлль в себе…

– Дура ты, – буркнула Ариэла беззлобно. – Ничего у меня с ним не было. И не могло быть.

Под копыта всё так же неспешно уплывала покрытая мягкой пылью просёлочная дорога, и Тэлль вдруг поймала себя на ощущении, что чувствует себя словно в родном мире. Те же кусты и холмы по обочинам, те же дубравы и рощи – словно в тех местах, где заповедные эльфийские леса переходят в облюбованные людьми лесостепи. И то же небо над головой, и те же облака. С той лишь разницей, что в полусотне шагов впереди на полусонном гнедом коне ехал чернокнижник, а рядом мягко и изящно словно плыла… хм-м, самая обычная ламия.

Она поёжилась, припомнив себя беззащитной пылинкой перед взором этих манящих и чарующих глаз. И самое паскудное, что сопротивляться этому обаянию не хотелось ну ни вот столечки.

Не удержавшись, Тэлль бросила мимолётный взгляд на ту часть тела, где у ламии имелось… ну, то самое. Одна только мысль и мимолётное видение, как лорд и волшебник ласкает эту красотку, а потом… бр-р!

– Ну точно, дура. Я ж не животное какое-нибудь – я разумная. Со мной можно. И всё у меня там в порядке, даже получше устроено, чем у тебя, – улыбнулась ламия и вызывающе, задорно дёрнула хвостиком и вызывающе завиляла тем местом, которое так и хотелось назвать пятой точкой.

Лёгкий румянец послужил единственным свидетельством промелькнувшей в голове эльфки бури пополам с паникой. Если бы волшебник не запретил Ариэле проявлять свою власть, то вполне возможно, что Тэлль сейчас бы смотрела в зовущие глаза этой бестии преданно и трепетно…

– Хотя и жаль, с другой стороны. Со мной он был бы счастлив, и не шлялся бы где ни попадя, совершая всякие глупости, – ламия хоть и была чуть пониже, чем сидящая в седле эльфка, но бесцеремонно обняла ту за шею и наклонила к себе. Взъерошила легонько волосы, а затем доверительно шепнула в любопытно подставленное ушко. – Я умею возбуждать глубокую страсть.

Тэлль понятия не имела, как делают это женщина и женщина – а уж тем более женщина и ламия. А потому из последних сил отстранилась, буквально кожей ощущая полыхающий на щеках пожар и томное, тягучее чувство ниже пояса.

– А всё же, почему не было, да ещё и не могло быть? – поспешила она перевести разговор в более безопасное русло.

Ариэла заметно посерьёзнела. Посмотрела вперёд, в спину едущего волшебника – вроде не прислушивается. Мимоходом, изящным ударом копытца она отшвырнула с дороги занесённую ветром сломленную ветку, и совсем по-человечески вздохнула.

– Что ж, слушай…

Как плохо, что мальчишка украл воду.

Кривой Ахмет совсем сгорбился в седле, словно даже не пытаясь скинуть с согбенной спины накопившуюся усталость. Отчего-то с самого утра старого вождя преследовало какое-то тягостное ощущение. Он прислушался не раскрывая глаз, шевельнул засаленной верёвкой самодельных поводьев – его ослик уныло стряхнул с ушей тонкую пыль, и даже довольно успешно изобразил, что чуть быстрее стал переступать по каменистой почве копытами.

Маленькое кочевое племя осторожно следовало по самому краю пустыни. Если слишком сильно забрать вправо, куда так тянутся исхудавшие за время перехода верблюды с уже начавшими тощать и валиться набок горбами – к траве и вожделенной воде – там пойдут обжитые места. А этого Ахмету ой как не хотелось. Неровен час, налетят если не сборщики дорожной подати какого-нибудь князька или Чёрного Лорда, то обязательно прицепятся разбойники. Впрочем, обитающие где-то неподалёку ламии ненамного лучше вооружённых кривыми ножами и широкими копьями гоблинов – те в конце концов отпустят, хоть и выжатых как лимон и с полным кавардаком в душе.

А если забрать слишком влево… о том лучше даже не думать. Колодцев в пустыне без знающего здешние места не сыскать. И раскалённое горнило солнца убъёт небольшое кочевое племя вернее чёрного мора.

Куда податься Ахмету, а вместе с ним и клану? Вот и думай тут, вождь… ах, если б ещё мальчишка не украл воду! Вон он, привязанный сыромятными ремнями к боку белой верблюдицы племянник. Зыркает настороженно, поводя белками глаз на загорелом до черноты лице. Знает Саид, что покусился на самое святое. Ночью, думая что не видит никто, он нарушил закон предков, подкрался к охраняемым уснувшим от усталости старым Абдуллой бурдюкам. Да ещё и забыл горловину затянуть.

Лучше б он золото украл! За него просто руку отрубают – а за воду придётся самолично голову отрезать. Обычаи предков строгие. Но справедливые.

Ахмет не сдержался, вздохнул и поёрзал в стареньком седле – даже сквозь три слоя буйволовой кожи ощущалось седалищем, какая же костлявая спина у осла. Затем он прислушался к тонкому, еле заметному завыванию знойного и ничуть не приносящего облегчения ветерка. Всё так же равномерно и успокаивающе-заунывно позвякивал единственный колокольчик на шее белой верблюдицы – на этот звук шли все остальные животные. Всё так же постанывала на третьем грузовом верблюде Зульфия. Уж мужа её давно волки сожрали, а она только сейчас на сносях…

В привычные звуки вплёлся какой-то новый. Ахмет тут же предостерегающе вскинул в сторону руку. И поскольку разогнать плывущее перед воспалёнными от усталости глазами марево не удалось даже потряся головой, вождь скупо отхлебнул несколько глотков тёплой вонючей воды из личного бурдюка – и что было совсем уж из ряда вон выходящим событием – чуть плеснул на давно не бритую макушку под чалмой.

Прямо на пути каравана стоял незнакомец. Молодой, спокойный. Налитой по самые уши Силой – то Ахмет приметил сразу же. Только, вождь мгновенно вильнул взглядом, едва заглянув в глаза, увёл его в сторону-вниз.

Именно такой он и представлял смерть. Спокойной, чуть насмешливо-оценивающей. И равнодушной. Сколько ни видел её, сколько ни твердил себе, что и за ним однажды придёт, а всё же как-то не ждал…

– Мир тебе, – вождь медленно слез со своего послушно остановившегося осла.

Почти не выбирая место, он упал на колени и по мере возможности склонил давным-давно, ещё в юности искалеченную спину. Коснувшись пыльной бородой ничуть не грязных сапог колдуна, вождь прижался лбом к носкам его обуви, покорно ожидая своей участи.

Всех – или всё же пощадит кого?

– Встань, старик, – многого ожидал Ахмет, но не такого.

Суетливо трясясь всем телом, помогая себе руками, он кое-как поднялся на дрожащие ноги. Не забывая, впрочем, кланяться и виновато гнуть шею. Перед сильными мира сего не грех и прогнуться…

– Мне нужен один человек, какого не жалко.

Мелко-мелко кивая, вождь суетливо заверил великого колдуна в своей искренней и непременной преданности… а затем вздрогнул. Мальчишка!

– Извольте посмотреть сюда, высокородный господин, – беспрестанно кланяясь и извиняясь, Ахмет проводил появившегося невесть откуда гостя к белой верблюдице.

Впрочем, колдун поначалу отшатнулся. Ну да – сколько дней без отдыха и воды – от верблюдов тяжёлым духом шибает так, что непривычному человеку может и дурно сделаться. Бывало, в селения караван даже иной раз не пускали.

– Молодой? Что ж, подойдёт, – голос колдуна даже сейчас был спокойным, даже с какой-то ленцой. – Развяжи…

Земля содрогнулась. Хрустнули мелкие камешки, испуганно вздрогнули травинки, когда с гневом в почву топнула грязная четырёхпалая нога в грубом деревянном сандалии.

Сначала закурился лёгкий дымок. С тихим шорохом обуглились травинки, почернели. Затем над ними полыхнули язычки призрачного серого пламени. Заплясали, рваным неровным кольцом маленького пожара расползаясь вокруг попирающих этот мир серо-синих ног.

– Наверное, ты не понял, Дуул'Зерот, – Валлентайн говорил негромко, прекрасно зная что у могучего шамана со слухом всё в порядке.

Он старался дышать в сторону неуверенно набегающего ветерка, чтобы не заглатывать в горло так и идущий с той стороны едкий, раздирающий горло дым – за спиной шамана нестройной шеренгой стояли исполинские огненные барлоги. Семеро… впрочем, с лихвой хватило бы и нескольких – в этом месте противостоять им просто некому. Огромные человекообразные туши с трудом угадываемой формы, истекающие язычками пламени едва сдерживаемой мощи. С уродливыми чёрными пятнами и разводами на огненной поверхности – не иначе, как во владениях Падшего бога камень жрали с голодухи. И надо же было ему оказаться именно в этом месте и в это время!

Однако не они заставляли беспокоиться молодого волшебника больше всего. Что ж, с барлогом он один на один как-то хлестался. И доказал – прежде всего самому себе – что всё же чему-то научился и на что-то годен. Хоть потом и пришлось почти сутки ползти, выхаркивая ошмётки обожжённых жаром лёгких, к ведьме-целительнице. Как и выжил тогда, вспоминать даже не хочется, сразу желудок к горлу подкатывает. Да и потом пару раз приходилось… но уже как-то легче прошло.

Так что, сейчас количество особой роли не играло. Научился бить одного – научился бить всех. Тем более, что над головой Валлентайна уже завис мягко колышащийся знак Воды. И сколько ни пришлось бы возиться и мучиться с огненными, а вода в конце концов верх возьмёт. А уж противник ни слепотой, ни глупостью не отличался. Да и мальчишка-кочевник уже приготовлен на древнем алтаре посреди наспех начерченной пентаграммы – бить вторгшихся в этот мир их же оружием, это дело не последнее.

Но вот шаман, стоящий перед совсем ещё юным, лишь год назад покинувшим стены Школы волшебником, беспокоил куда больше. На висящем на груди небольшом круге, искусно выточенным рабами из чёрного камня, виднелось лишь имя – Дуул'Зерот. И три зарубки – три удачных вторжения. Старый, опытный шаман. Неважно, что он жил где-то в другом мире и умер так давно, что о нём стёрлась даже всякая память. Однако успел он в своё время продать душу тёмным богам. И нате вам – спустя века даже возвысился до командира отряда демонов, осуществляющих вторжения в обычные миры.

Длинные седые волосы вьются на ветру, пальцы словно в сомнении перебирают чётки в костлявой ладони. Под пыльной серой робой угадывается тощая фигура… да может, там и вовсе лишь скелет один? А в глазах огонь. Яркий, непокорный – и безумный…

– Ты не понял, мертвяк, – Валлентайн не счёл нужным скрывать ни своё презрение, ни разделяющую их пропасть. – Мы не договоримся.

– Почему, смертный? – шаман говорил глуховато, с каким-то надсадным сипом, словно ниже ворота заношенной робы и впрямь мало что осталось. – Тёмные боги не скупы, и умеют ценить хороших солдат.

Волшебник молча опустил глаза с живого мертвеца на расползающееся вокруг того кольцо тлена. Ну что тут можно сказать? Да, конечно сила у меня имеется, и во многом чёрная… но просто, мы по разные стороны. А власть – да зачем она нужна такая – власть раба над более мелкими рабами? Стонут могучие барлоги под одним только взглядом шамана, однако беспрекословно выполнят любой приказ и даже прихоть. Но и сам шаман всего лишь ничтожный червь под пятой какого-нибудь Князя Тьмы. А тот, в свою очередь, пыль пред ликами тёмных богов.

– Да не нужно мне всё это, – он пожал плечами.

Шаман некоторое время размышлял, чуть склонив голову с длинными сальными прядями. Костлявые пальцы успели перебрать несколько чёток, прежде чем он отозвался.

– Отступить я не могу, даже если захочу. Будет бой, смертный – и один из нас исчезнет навсегда. Без посмертия. Как только сядет это ненавистное мне солнце, я намерен узнать, какого цвета твоя кровь.

С наступлением темноты силы порождений Тьмы возрастали многократно – однако это вовсе не смутило молодого волшебника. Он тоже не совсем был готов к битве. Да и его собственные силы умножались при свете солнца мёртвых. Зря, что ли, всегда предпочитал Луну? Зря, что ли, почти половина его могущества и умений опиралась на чёрное? Только тс-с – шаману о том догадываться вовсе не обязательно…

Проклятая жара! Валлентайн сидел на камне в чахлой тени каким-то чудом выжившей здесь чахоточной пальмы и проклинал всё подряд. Впрочем, нудные и однообразные проклятия тоже надоели. Невидимое за облаками солнце уже почти коснулось горизонта, однако жар его непостижимым образом проникал сквозь тучи и обжигал кожу даже сейчас. Но волшебник уже был на грани отчаяния не совсем из-за этого. В углах пентаграммы оплывали бесформенными лужицами чёрные свечи. Таяли, словно масло на сковороде – видать, таки обманул старьёвщик! И стало быть, дрянные изделия, купленные за бешеные деньги из-под полы в глухом уголке ярмарочной распродажи, просто никуда не годились.