Текст книги "Агент"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Ш-шуки! – выдохнул он, скрюченными пальцами шаря за поясом. – Пр-редатели рабочего клашша!

Он выхватил наган, но пальнуть не успел – золотой браунинг выстрелил первым. Согнувшись в поясе, матрос упал на леера и кувыркнулся за борт.

– Спасибо! – выдохнул Димитрий.

– Не за что, – усмехнулся Авинов, опуская пистолет. – А Степан где?

– А он первым упылил, – усмехнулся Даниил, – «по-английски». Хочет на «хэвилендах» летать, заправленных чистым бензином!

– А вы чего ж не ушли?

– Да не по-людски как-то… – замялся Димитрий. – Так что, комиссар? «Разрешите идти?..»

– Вы свободны, – улыбнулся Кирилл.

– А вы… куда? – стало доходить до Гири.

– Служить, Ваня, – серьёзно сказал Даниил. – На Белый флот.

– На корабль? – обрадовался Иван, не отмечая оттенков политической раскраски. – А мне можно?

– Можно, Гиря! – рассмеялся Авинов. – Ступай!

И пяти минут не прошло, как экипаж «Мурмана» сократился до троих человек. Раскочегаривать машину Кирилл не стал. До железнодорожного вокзала, что стоял на левом берегу Двины, Авинов, Исаев и фон Лампе добрались на речном трамвайчике, а в Исакогорку они отъехали вместе с путейцами на платформе, которую тащила по путям лошадь редкой игреневой масти.

Найти нужный барак было легче лёгкого, а на Мишку Чугу указали местные мальчишки – тот был известным драчуном и хулиганом, личностью знаменитой. А на вид не скажешь – парень как парень. Крепкий, коренастый, с простым скуластым лицом.

Авинову сразу вспомнилась 4-я рота капитана Иванова – там служили такие же мордастые здоровяки.

– Чего надоть? – хмуро осведомился Чуга, подозрительно оглядывая всю троицу.

– Комиссар Юрковский, – представился Авинов, сунув железнодорожнику свой мандат.

– Это чё? – восхитился тот. – Самого Ленина подпись? Настоящая?!

– А то! – хмыкнул Кузьмич.

– Ух ты… А чего надоть? – В вопросе прозвучала уже искренняя доброжелательность.

– Надоть срочно выехать в Вологду.

– Так поезда ж не ходять!

– Если б ходили, я б тебя не искал… Угнать паровоз сможешь?

Удивление на лице Чуги медленно уступило восторгу.

– Да только так! – воскликнул он. – А когда?

– Лучше, наверное, вечером, когда стемнеет.

Мишка согласно покивал.

– По путям французы шастают, – сказал он, – и американцы. Они не злые, но стрельнуть могут. А я к паровозу платформу спереди прицеплю, со шпалами, вроде как пути чинить отъезжаем!

– Умно, – оценил Авинов.

Чуга расцвёл.

– Так я вас жду за депо! Вона, где семафор.

Штабс-капитан крепко пожал мозолистую руку Мишки.

Французский колониальный батальон службу нёс справно, хотя темнокожие африканцы или смуглые «воины пророка», набранные в его роты, ничегошеньки не понимали в происходящем, имея очень смутное представление о том, где же они находятся. Бойцы в адриановских касках и с винтовками Лебеля на плечах бодро маршировали взад-вперёд, то и дело покатываясь со смеху.

К вечеру железнодорожные пути опустели – мавры, сенегальцы и прочие арабы устали печатать шаг.

– Говорят, на Плесецкой «зелёные» пошаливают… – проворчал Кузьмич. – И на Обозёрской тож…

– Зелёные? – не понял Алекс.

– Да шелупонь всякая – дезертиры, бандиты местные… Вроде и староверы с ими.

– Этой гадости везде хватает, – рассудил Авинов. – Лишь бы мину под рельсу не подложили…

– Вон он, Мишка! – сказал глазастый Кузьмич. – Рукой машет!

Чуга выглядывал из паровозной будки. Здоровенный локомотив-десятиколёсник с шумом и шипением выпускал пары, словно отдувался. Спереди и сзади к паровозу были прицеплены платформы, гружённые шпалами, рельсами, лопатами, ломами и прочими путейскими причиндалами.

– Полезай, бригада! – осклабился Мишка.

Забравшись в будку, Исаев тотчас снял с вешалки фуражку железнодорожника и примерил.

– Как раз!

– Вылитый машинист! – натянуто улыбнулся Авинов. – Трогай, Мишка!

Чуга поддал пару, раскрутил маховички, сдвинул рычажки, и десятиколёсник вздрогнул, зашевелил всеми своими масляно блестящими мослами, залязгал.

– Тендер полон! – крикнул Мишка. – И угольку – во! Антрацит! Тока это… Коли уж я за машиниста, то вы, комиссар, в помощниках у меня походите. Одному не разорваться!

– Командуй! – ответил Кирилл.

– И ещё кочегар нужон!

– А чего делать-то? – спросил Алекс, поднимаясь с откидного сиденья.

– Уголь сгребай сюда вот, в лоток!

– Понял!

– А вы тогда подкидывайте в шуровку, тока подальше, чтоб не кучкой, а россыпью!

Авинов взял лопату, загрёб угля. Кузьмич нажал педаль, отпахивая лючок топочного отверстия, и будка осветилась трепещущим оранжевым светом. Рассыпанные угли калились белым, а пламя шуровало, закручиваясь спиралью. Порция топлива упала на жадные огненные языки, и лючок захлопнулся.

– Вот и я при деле! – оскалился Исаев.

Паровоз проследовал мимо станции, на перроне которой стоял в одиночестве французский офицер в кепи и курил тонкую сигару. Он сердито закричал, и тогда Кирилл высунулся в окошко:

– Ремонтная бригада, mon colonel! [165]165
  Мой полковник.


[Закрыть]

Француз, звание которого вряд ли было выше лейтенантского, тут же подтянулся, надулся и важно сделал ручкой – поезжайте, мол.

Паровоз зачуфыкал, разгоняясь, и вскоре оставил Исакогорку далеко позади.

Станцию Плесецкую проехали ночью. Чуга особо не гнал, опасаясь разобранных рельсов – начинались места, где бродили отряды 6-й армии и банды дезертиров, не слишком отличные друг от друга. В дебрях лесов они прятались, забиваясь на ночь в смрадные землянки, а днём выходили к путям.

Миновали и Обозёрскую. Авинов, притомившийся уголь подкидывать, овчинную куртку давно снял. Вытирая пот со лба, он глядел в окно, но мало что видел – только ёлки мелькали мимо, возникая серыми привиденческими силуэтами и пропадая из глаз.

Паровозный прожектор освещал переднюю платформу с грудою шпал, и таял вытянутым пятном гаснущего сияния, выделяя в ночи две блестящие нитки рельсов – их параллели сходились в неразличимой перспективе.

Сон урывками, на откидном сиденье, как на жёрдочке, отдохнуть не позволял, так только, усталость копил. А Чуга был свеж и бодр, словно и не отстоял всю ночь. Проверив уровень воды в котле, он подкачал её насосом, потом с усилием подёргал рычаг очистки колосников. Паровоз мчался в ночи, окутанный дымом и паром, громыхая и лязгая сочленениями.

Утро наступило как-то незаметно, без розовой зари и прочих красивостей. Просто понемногу начало светлеть, небо на востоке сделалось серым, проявляя божий мир с ночного негатива, и стал день.

– Держись! – завопил Чуга, хватаясь за рычаг тормоза и пуская контрпар, как это делают, когда хотят пустить паровоз задним ходом.

Авинов уцепился за какую-то ручку, а колёса дико заскрежетали, завизжали по рельсам. Паровоз, теряя скорость, остановил все свои тонны.

– Что? – каркнул Кузьмич спросонья.

– Путь разобран!

– Будьте наготове, – предупредил Авинов.

Накинув кожанку, он спустился на землю и сразу вынул маузер. С другой стороны спрыгнул Чуга. Кирилл встретил его впереди состава, обойдя платформу. Путь кончался метрах в десяти – справа не хватало двух рельс, слева – трёх. Недостающие «детали» валялись под откосом – шпалы, рельсы, костыли, гайки. Игра такая – «Собери сам».

– Поймать бы эту сволочь… – выцедил Мишка.

– Как бы она нас не поймала, – сказал Авинов, оборачиваясь к Алексу и Елизару Кузьмичу, подходившим по насыпи. – Ну что? Займёмся утренней зарядкой! Оружие держать наготове. Чуга, возьми-ка…

Кирилл протянул ему золочёный браунинг.

– Ух ты!

– Вот предохранитель. Спускаешь и палишь по врагам рабочего класса.

– Ага!

Разбившись по двое, «паровозная бригада» перетаскала наверх и уложила шпалы. Это было самое простое. А вот рельсы… Каждая весила сорок пудов – не очень-то и потягаешь! А что делать?

Кое-как, с помощью рычагов и такой-то матери, напрягая мышцы и жилы, четвёрка выволокла рельсы и уложила на шпалы.

Трясущимися руками ухватив кувалду, Авинов принялся забивать костыли – через одну, через две шпалы, лишь бы проехать. На пятой рельсе все выдохлись и решили устроить перекур. Тут-то и прозвучал выстрел.

Приглушённый паровозным шипением, он показался Кириллу негромким. А Чуга взмахнул руками, падая на шпалы. Кузьмич махом снял винтовку с плеча и залёг рядом. Он выстрелил, почти не целясь, однако чалдоны зря патроны не тратят – неизвестный стрелок вывалился из-за кустов, роняя охотничью берданку.

– Мишку оттаскивай! – крикнул Исаев. – Живой вроде!

– Алекс! – скомандовал Авинов. – Помоги Чуге! А я с рельсой разберусь!

Пригнувшись, почти падая, он перебежал, держа кувалду как винтовку, наперевес. Хоть бы пару костылей вбить…

Один он таки успел вколотить, и тут из лесу выбежали сразу человек пять или шесть, одетых «по моде» Гражданской войны – в белые гетры, французские шинели, матросские бушлаты. В общем, кого раздели, то и надели.

Они бросились по откосу вверх, стреляя из винтовок. Кузьмич снял одного, Авинов – другого. Тогда напавшие залегли и открыли огонь по паровозу – им снизу только десятиколёсник и был виден. Из будки ответил Алекс, выстрелив трижды и все три раза промахнувшись.

Кирилл же работал как бешеный. Пользуясь тем, что оказался в «мёртвой зоне», он молотил и молотил кувалдой, заколачивая костыли.

– Отходим, Кузьмич! – крикнул он.

Исаев живо перекатился на его сторону.

Тут паровоз сотрясся, раскручивая колёса, свисток ударил по ушам.

– Молодцы! – крикнул чалдон. – Догадливые!

Нападавшие полезли на насыпь, но теперь громада локомотива разгораживала их и Авинова с Исаевым. Кузьмич присел и пару раз выстрелил между колёс. Один раз он таки промахнулся…

– Лезем, лезем!

Дождавшись, пока чалдон скроется в будке, Кирилл поднялся и сам. Чуга лежал на полу, пуская кровавые пузыри.

– Дай шмальнуть… – сипло выговорил он.

Перевернувшись на бок, он вытянул руку с зажатым в ней браунингом Троцкого и выстрелил в приоткрытую дверцу.

– Попал! – возликовал Алекс.

– Ага… – улыбнулся Мишка и умер.

Его нечесаная голова неслышно ударилась об пол, а рука безжизненно свесилась, роняя золотой пистолет. Кузьмич молча стащил фуражку с головы и зыркнул на Авинова.

– Раскручивай, ваше благородие, – сказал он, – погоняй махину!

Кирилл потянул рычаги, которые ему показывал Чуга, и взялся за лопату.

– Алекс, угля!

Фон Лампе мигом полез в тендер, антрацит притёк в лоток сверкающей чернотой.

– Они на платформу залезли! – провопил Алекс.

– Моя очередь, – прокряхтел Кузьмич, пробираясь наверх. Вскоре раздались два выстрела. Зачастил наган, и снова ударила винтовка…

Залезая обратно в будку, чалдон кивнул: всё, дескать, можно отпевать покойничков. Осторожно переложив Чугу, Авинов взялся вести паровоз.

– Нормально идём, – сказал Исаев, занимая откидушку. – Видать, наблатыкались, ваше-блародие.

– Знать бы ещё, как его тормозить… – пробормотал Кирилл, разглядывая полустёртые надписи.

– Мишка вроде вон тот рычаг тягал, – подсказал Кузьмич.

Авинов пригляделся.

– Точно, воздушный тормоз!

Алекс, перепачканный в угле, пролез в кабину и солидно добавил свою лепту в общую копилку знаний:

– Вроде давление пара великовато, – авторитетно заметил он.

– А ты его сбрось, – посоветовал Кирилл.

– А… как?

– А вон рычаг, прямо у тебя над головой. Тяни!

«Лампочка» потянул, и пар ударил в стороны, расходясь клокотавшими «усами». Так, общими усилиями, паровоз и двигался, пока впереди не показался встречный состав.

– Тормози! – заорал фон Лампе. – Быстрее!

Встречный истошно засвистел, выползая из-за поворота.

– Да это «бепо»!

Да, навстречу десятиколёснику следовал бронепоезд. Авинов даже название разобрал – «Стенька Разин». Ну уж коли в честь разбойника и вора названо, стало быть, большевики!

Два поезда замедлили ход и замерли друг против друга.

– На выход, – устало сказал Кирилл.

Тяжело спрыгнув на землю, он пошагал навстречу подбегавшим красноармейцам.

– Кто такие? – закричали те, щёлкая затворами. – Откуда?

– Кто командир? – резко спросил Авинов.

– Ну я.

Вперёд вышел высокий мужчина с широкими, хотя и костлявыми плечами, настороженно ощупывая Кирилла маленькими прищуренными глазками.

– Начальник железнодорожного губчека Брук.

– Комиссар Юрковский, – представился штабс-капитан, протягивая свой мандат.

Как всегда, подпись «самого Ленина» возымела действие.

– Не подбросите до Вологды? – небрежно поинтересовался Авинов.

– Отчего ж… – сказал растерянный Брук. – Подкинем, раз надо.

– Очень надо, товарищ Брук! Кстати, неплохо бы и паровоз отогнать. Мы его экспроприировали в Архангельске. Машинист в кабине, убит белобандитами. Зовут Михаилом Чугой…

– Похороним по совести, – кивнул начальник губчека.

…Бронепоезд мчался на всех парах, вагон качало немилосердно. Иной раз Авинову казалось, что на повороте, когда из окна виден был паровоз, бешено крутивший шатунами, состав не выйдет из крена и полетит под откос, ломая укутанные снегом ели, калеча бойцов. Бойцы курили вонючую махорку, пили вонючую самогонку, сушили вонючие портянки. Симпатичный парень в новенькой форме голосил, терзая гармошку:

 
Эх, яблочко,
Да ты хрустальное,
Революция,
Да социальная.
Эх, яблочко…
Да наливается,
Пролетарии всех стран
Соединяются!..
 

Вологда встречала приезжих настороженно – вроде и далека от позиций, а по сути – фронтовой город.

Сойдя на дощатый, заплёванный перрон, Авинов сразу направился в отдел по выдаче пропусков при штабе 6-й армии.

– Спать хочу, не могу, – пробормотал Алекс, спотыкаясь.

– Выспимся в поезде.

В отделе стояло три шкафа, забитых бумагами, стол и стул. На стуле сидел строгого вида лопоухий чекист. Больше всего он напоминал прилежного ученика за партой.

– Что вам, товарищ? – осведомился начотдела.

– Мне нужен пропуск до Петрограда, – дал ответ Кирилл. – На меня и моих товарищей.

– Ваши документы.

Ознакомившись с бумагами, чекист кивнул с важным видом и выписал пропуск.

– Получите, товарищ Юрковский.

Авинов удалился, поневоле испытывая облегчение.

– До отправления поезда ещё целый час… – протянул он.

– А может, и все три, – фыркнул Кузьмич.

– Прогуляемся на базар, товарищи, купим чего поесть!

И товарищи отправились на базар. Располагался тот неподалёку, на «Площади борьбы со спекуляцией», как гордо гласила табличка.

Бледная интеллигенция торговала книгами в роскошных переплётах, толстые бабы, похожие на матрёшек, продавали масло и сметану, беспризорные мальчишки предлагали спички – по пять штук зараз.

– А вот спички, спички, кому спички!

– Леденцы саха-арны! Ландрин поштучно!

– Пирожки-и, пирожки горячие!

– Та-ачу ножи-ножницы! Бритвы пра-авлю!

– Папироски не жалаете?

Купив полдесятка варёных яиц, Авинов с друзьями «пообедали», а часом позже они отбыли в Петроград – поезд подали по расписанию, бывало и такое в Наркомтрансе…

Глава 24
ПЕТРОКОММУНА [166]166
  Февральская революция отринула обычаи русского земства, эсеры и прочие «р-революционеры» учредили Петроградский Совет (Петросовет) и при нём – исполком. В сентябре 1917-го Петросовет возглавил Троцкий. Зиновьев пошёл ещё дальше: поставленный «держать Питер», он первым делом переименовал Петросовет в Петроградскую трудовую коммуну, а исполком превратил в Совет комиссаров Петрокоммуны. Вообще же город на Неве заделался столицей Союза коммун Северной области, к которой большевики причислили Петроградскую, Псковскую, Новгородскую, Олонецкую, Вологодскую и Архангельскую губернии.


[Закрыть]

Сообщение ОСВАГ:

Корабли Черноморского флота и 1-й британской эскадры подошли к берегам Копорского залива у Пейпийа, к Аужской губе, и высадили десант.

Действующий отряд краснофлотцев отразил атаки английских торпедных катеров, потопив подводную лодку L-55, [167]167
  В нашей реальности её подняли, разобрали – и стали делать копии, определив по классу «Щ» – «Щука».


[Закрыть]но не справился с авианалётом – гидропланы «Илья Муромец» подвергли бомбардировке корабли ДОТ и пустили на дно линкор «Андрей Первозванный». Крейсер «Рюрик» отступил к Кронштадту, ведя заградительный огонь, а эсминцы «Гайдамак», «Азард», «Гавриил» и «Автроил» спустили красные флаги и подняли Андреевские.

Северная Добровольческая армия, отбив у финнов Выборг, развивает наступление на Сестрорецк.

Поезд миновал окраины и сбросил ход. За окнами медленно, под раздумчивый перестук колёс, проплывал Питер. Авинов узнавал и не узнавал родной город.

Год назад он покинул его – и какие же чудовищные перемены вытерпела столица!

Блестящий, державный Петербург выглядел убогим и запущенным – всюду страшная грязь и горы мусора, дома облуплены, чернеют провалами выбитых окон, на обвислых проводах покачиваются верхушки столбов, спиленных на дрова.

Людей почти не видно, город казался выморочным, да так оно и было – год назад тут проживали три миллиона человек, нынче же народу вчетверо меньше. Кого большевики расстреляли да повыселяли, а прочие замёрзли в нетопленых квартирах, померли с голоду, разбежались по деревням, махнули за границу…

Долгий год в Петрограде хозяйничал «уголовный элемент» – бандиты соревновались с мародёрами и чекистами, расхищая всё – от фамильных драгоценностей до ношеных трусов, врываясь в квартиры средь бела дня, убивая за булку хлеба. И никто не боролся с ними – полицейских с жандармами разогнали ещё при Керенском, а красногвардейцы сами грабили без зазрения совести…

– А насвинячили-то, господи… – брюзгливо молвил Кузьмич.

– «Товарищам» некогда заниматься уборкой, – сказал фон Лампе, усмехаясь неласково, – у них мировая революция на уме.

По левую руку проползли склады Стопкина, справа, за Обводным каналом, показались казачьи казармы. На Атаманской улице лежала перевёрнутая извозчичья пролётка. Над трупом худущей лошадёнки, павшей от бескормицы, грызлась стая собак.

Показался Чубаров переулок, за окном с правой стороны веером разошлись ржавые рельсы товарной станции.

– Прибываем, однако, – крякнул Исаев.

Авинов почесал бороду – зарос совершенно. Вихры нестрижены, щёки небриты… Вахлак вахлаком. В длинной солдатской шинели без хлястика, в мохнатой папахе Кирилл больше походил на дезертира, чем на комиссара. Зато не выделяешься из толпы…

Поезд тихонечко остановился, сначала жалобно заскрипев, а после раздражённо лязгнув.

– Выходим? – спросил зачем-то Алекс.

– Пошли! – сказал штабс-капитан.

Пассажиров было немного, а на перроне их встречали матросы, увешанные пулемётными лентами крест-накрест, и держиморды из Петрочека.

– Документики, – хмуро потребовал бледный чекист, с красными от недосыпа глазами.

Авинов привычным движением сунул ему мандат и повёл головой в сторону Кузьмича и Лампочки:

– Эти со мной.

Сонно моргая, бледнолицый вернул Кириллу документ и сделал жест: проходите.

– Куда теперь? – поинтересовался Алекс.

– Найду Сталина, доложусь, а дальше видно будет…

В гулком здании вокзала было пусто и грязно. У открытого кабинета начальника трансчека человек пять красноармейцев смолили «козьи ножки», а из дверей нёсся хриплый бас:

– Алё, Смольный? Алё! Это Смольный? Зиновьева мне! Что значит – нету?! Найдите! С кем, с кем? Так это… Алё! Чего? Сам иди! Знаешь куда?..

Телефонная трубка с треском опустилась, и из кабинета вырвался разъярённый коротышка, затянутый в кожу. Углядев Авинова, он притормозил.

– Вы ко мне?

– Комиссар Юрковский, – отрекомендовался Кирилл. – Хочу от вас позвонить в Смольный.

– Зачем?

– Мне нужен товарищ Сталин.

– Товарищи Сталин и Зиновьев только что отбыли.

– Куда?

– На Путиловский!

На Путиловский так на Путиловский. Выйдя на Знаменскую площадь, Авинов стал искать средство передвижения. Трамвайный вагон он увидел сразу – и понял, что стоит тот давно, как на якоре. Потеряв Царицын, большевики лишились и нефти, а без неё электростанция не давала тока. Остановились трамваи, погасли лампы, замерли автомобили. Редкие пролётки сновали по улицам бывшей столицы, подводы да верховые. А нету лошади – ходи пешком…

– Едут! – сказал Алекс.

С Невского на Лиговскую вывернула полузабытая питерцами конка – пара здоровенных меринов тащила вагончик с выбитыми стёклами.

– Садимся!

Конка везла мобилизованных рабочих – угрюмых, злых дядек. На заскочившую троицу они смотрели без интереса или вовсе отворачивались.

Вдоль Обводного канала вагончик дотащился до Балтийского вокзала, а там Авинов со товарищи пересел на подводу скучного крестьянина из деревни Емельяновки, соседствующей с Путиловским заводом.

Крестьянин долго и нудно жаловался на жизнь. Раньше, дескать, сдавал угол путиловцам, по три метра «гробовых» [168]168
  Внаём сдавалось именно 3 кв. метра на человека – это площадь могилы.


[Закрыть]выделял на душу населения. Платили мало, а всё ж доходец имелся. А нынче ни денег у трудяг, ни самой работы, зато большевики совсем озверели – мало им «чеки», так они ещё ревтройки [169]169
  Речь о чрезвычайных революционных тройках обороны Петрограда – распорядительных органах из трёх человек, обладавших всею полнотой власти. Согласно предписанию, коммунисты и сочувствующие переводились на казарменное положение. Правда, в нашей реальности это случилось чуть позже – в 1919-м. В районе Путиловского завода действовала Нарвско-Петергофская ревтройка – это кроме заводской тройки и подсобных (цеховых).


[Закрыть]удумали!

Авинов сидел на телеге, свесив ноги, и не особенно слушал возницу. Интереснее было наблюдать за Петроградом. «Красный Питер» усиленно готовился к обороне – город разбили на районы, руководимые революционными штабами, важнейшие пункты опутывали колючей проволокой, на площадях и перекрёстках устанавливались орудия, укреплялись каналы, скверы, стены, заборы и дома, на окраинах и вдоль Невы рыли окопы, а улицы перегораживались баррикадами.

Тревожно было в Петрограде, страшно. Голод, холод, холера подкашивали даже крепких и стойких. [170]170
  Коэффициент смертности в революционном Петрограде поражает своими беспрецедентными величинами. Если в 1914 году он равнялся 21,5 умерших на 1000 человек, а в 1916-м – 23,2, то в 1918–1920-м перерос значение 90 на 1000. Для сравнения: на Филиппинах, в пору разгула эпидемии холеры 1902 года, этот коэффициент составлял 63,3, в Пенджабе (Британская Индия) в 1907-м, во время чумы, – 62 на 1000.


[Закрыть]Паника и растерянность сверху донизу и снизу доверху.

За Нарвской заставой подвода выехала на Петергофское шоссе, от коего отходили улицы и переулки, упиравшиеся в огороды, пустыри, болота.

Трубы Путиловского дымили, работа шла – а куда было рабочим деваться? Не выйдешь на смену сам – мобилизуют. У заводских ворот топтались караулы из мастеровых, вдоль высоких заборов вышагивали патрули – из прокатчиков, сварщиков, кузнецов.

– Нам сходить, – усмехнулся Авинов, соскакивая с подводы.

Пройдя к воротам, он поинтересовался у рабочих, чьи руки привычно оттягивали ремни винтовок за плечами:

– Товарищ Сталин здесь? Я комиссар…

– Комисса-ар? – перебил его усатый пролетарий в новенькой телогрейке. – Пошли, раз комиссар. Проводим!

– Далеко нарком?

– Где завком, – буркнул усатый. – Савелий и ты, Кирюха, со мной.

Так и пошли, трое на трое, пока не вышли к заводскому комитету, у крыльца которого волновалась огромная масса народу – тысячи три-четыре, не меньше. Выступал комендант Путиловского, он же председатель заводской ревтройки. За гомоном толпы речь его почти не достигала ушей Кирилла, хотя и вслушиваться особо было не во что. Комендант вещал о «золотопогонниках-генералах, ведущих белогвардейские банды на Красный Питер, несущих цепи рабства и насилие для рабочего класса…»

– Будя с нас! – раздался вдруг крик. – Наслушались!

– Хлеба давай!

– Хле-еба-а!

– Это чё за норма – полфунта на купон?

– Мне моей зарплаты на два дня хватает!

– Посокращали всех, а как белые полезли, так сразу мобилизация у них!

– Долой!

– Доло-ой!

Дюжий вальцовщик поднялся на крыльцо и с размаху вмазал коменданту в челюсть. Тот так и кувыркнулся через хлипкие перильца – толпа раздалась – и тут же сомкнулась, верша расправу.

– Товарищи! – неожиданно закричал провожатый Авинова. – Мы ещё одного комиссара заловили!

– Сюда его, до кучи! – поднялись голоса.

– Кончать их всех к такой-то матери!

– Натерпелись!

Кирилл рванулся в сторону, выхватывая маузер и проклиная свою расхлябанность. Думал ты много, комиссар, в облаках витал – и довитался!

Сбоку подлетел плечистый Кирюха, спеша вмазать комиссару прикладом в зубы. Авинов мгновенно пригнулся, делая путиловцу подсечку. Тот грохнулся, оброненную винтовку тут же подхватил Исаев.

Орущая толпа стала обтекать троицу, грозя недолгой, но мучительной смертью. Двое схватили Алекса, Кирилл съездил одному по зубам, на смену выбывшему подоспели трое…

Елизар Кузьмич не сплоховал – орудуя то прикладом, то стволом трёхлинейки, он отбил Лампочку и заорал:

– Вы что творите?! Мы ж свои!

– Комиссаров – на фонарь! – закричал кто-то шибко грамотный, и толпа угрожающе нахлынула на Авинова.

Исаев дважды выстрелил под ноги путиловцам и вскинул винтовку.

– Не комиссар это! – заорал он. – А белый офицер! А я у него ординарцем!

Толпа, будто волна прибойная, отхлынула. Кирилл похолодел.

– Скажите им, ваше благородие! – обернулся к нему Исаев.

Авинов молча сунул маузер в кобуру и поднялся на крыльцо. Оглядев притихших людей, он чётко отдал честь.

– 3-го Дроздовского полка капитан, – представился Кирилл. – Честь имею!

Толпа заревела, колыхаясь, будто всамделишные волны. Кое-где и «водовороты» закрутились – это наиболее накалённые путиловцы сцепились в «политической борьбе».

– Говори, ваше благородие! – послышался крик.

– Говори! Говори! – зашумела добрая тысяча народу.

Авинов прикинул, что форс-мажорные обстоятельства позволят ему оправдаться перед Сталиным. Дескать, пришлось красному комиссару срочно перекраситься в белый цвет, а то не сносить бы ему головы… Ну это на самый крайний случай, когда, как говорится, не отвертишься. Пока же всё вроде нормально – его тут никто не знает. А после того, как он побреется и переоденется, и не узнает… Или не опознает. Ну это уж как карты лягут…

– Я тут краем уха слыхал, как ваш комендант брехал про золотопогонников… – начал Авинов. – Особенно мне понравилось про «цепи рабства и насилие для рабочего класса». Враньё это! На екатеринодарском заводе «Кубаноль» ваши товарищи работают по восемь часов в день, получая по сто шестьдесят, по двести рублей в месяц! Чёрный хлеб там стоит двенадцать копеек, белый – двадцать, говядина идёт за рубль десять кило, масло за три двадцать, чай – восемнадцать рублей, молоко – сорок копеек за штоф, [171]171
  Штоф – 1,2 литра.


[Закрыть]мыло по рублю за фунт. [172]172
  Цены даны по состоянию на август 1917 года.


[Закрыть]И так по всему Югу России – на новороссийской «Судостали», на царицынском «Урал-Волге», на бакинском «Бранобеле», на николаевском «Наваль-Руссуде»! Врать не буду, марципанами, рябчиками и ананасами рабочие на Белом Юге не объедаются, но и нет такого, чтобы дети трудящихся мёрзли и голодали! И это вас тут мобилизуют большевики, чтоб их Советскую власть спасали, а по ту линию фронта рабочие сами идут в Белую гвардию! Ижевская рабочая дивизия, Воткинская рабочая дивизия, Мотовилихинская, Сормовская – вон их сколько! – набрав воздуху побольше, Кирилл выдал: – За Советы без большевиков! Даёшь Путиловскую рабочую дивизию!

Когда штабс-капитан выкрикивал лозунги, то целью имел лишь собственное спасение да убережение от смерти друзей своих, однако того взрыва энтузиазма, свидетелем коему стал, он не ожидал.

– Даёшь! – грянули путиловцы. – Даёшь! Даё-о-ошь!

На пике эмоций рабочие перебили навязанную им заводскую ревтройку и тут же выбрали свою – из вальцовщика Егора Вожжеватова, кузнеца Николая Стратофонтова и слесаря Максима по кличке Люфт.

Вся тройка засела вместе с Авиновым в нетопленом завкоме.

– Так был тут Сталин или не было его? – уточнил Кирилл.

– Был! – кивнул Люфт.

– Сбежал, зараза, – прогудел Вожжеватов.

– Это плохо, – нахмурился Авинов. – Тогда он пошлёт сюда матросов… Если уже не послал! И пушки может подтянуть…

– Орудий тридцать и мы, пожалуй, сыщем, – сказал Стратофонтов, заметно окая.

– Тридцать две, – уточнил Люфт. – Пять штук «канэ» из ремонта, остальные наши, путиловские, новенькие.

– Что ещё у вас есть убойного?

– В вагонном отделе [173]173
  Цехе.


[Закрыть]два бронепоезда стоят, пятый и шестой номер. На пятый мы позавчера поставили шестидюймовое крепостное орудие. В лафетно-снарядной мастерской пять бронированных автомобилей «остин».

– Ясно! На «остины» садим знающих это дело спецов и выводим на Петергофское шоссе, на Берег Финского залива [174]174
  Название улицы, проходившей по берегу от Путиловского завода к Екатерингофу.


[Закрыть]к деревне Волынкиной. «Бепо» пусть выезжают на Путиловскую ветвь – пятый номер становится на пересечении с Петергофским шоссе, шестой – у Балтийской железной дороги. Сколько людей в карауле?

– Сто десять.

– Удвойте и утройте это число! Вожжеватов, бери моего Кузьмича и строй всех, кто не путает приклад с дулом. Надо сколотить отряд хотя бы человек в двести-триста.

– Сколотим, чего ж… Ну я побежал?

– Беги. Николай… как вас по батюшке?

– Иванович…

– Николай Иванович, срочно шлите надёжных людей на Обуховский, Ижорский, Металлический, Сестрорецкий оружейный и Охтинский пороховой. Нечего им в сторонке стоять, пускай тоже участие примут!

– Есть! – по-строевому ответил Стратофонтов.

– Максим!

– Тута я!

– Алексей!

– Я здесь!

– Организуйте госпиталь и военно-питательный пункт…

Раздав все цэу, Авинов сел за телефон. Сонная барышня соединила его с квартирой некоей вдовушки, у которой скрывался Рейли. Должен был скрываться, если не передумал делать ставку…

– Да? – ответил Сидней Джордж.

– Мы с вами ехали в одном «Астон-Мартине»…

– Я узнал ваш голос.

– Вы можете связаться с адмиралом Коуэном?

– Да. Что именно нужно?

– Еда! Консервы, хлеб, чай, сахар – всего, и побольше! Это станет лучшей агитацией…

Договорившись обо всём с Рейли, Кирилл вышел на заводской двор. Оставалось несделанным ещё одно очень важное дело – надо было связаться со здешним белогвардейским подпольем, пышно названным «Национальным центром». До этих не дозвонишься, надо, чтоб личная встреча, и всё такое. Конспирация, что делать. Петрочека, правда, особо не зверствовала, всего-то человек шестьсот-семьсот расстреляла за полугодие…

Подрезав ножом, Авинов отпорол подкладку своего френча – «Буки ноль два» передал его вместе с адресами двух явочных квартир. Вот они, химическим карандашом выведены. Не так уж и далеко… Та явка, что ближе, находилась в Упразднённом переулке. Это мимо деревни Волынкиной, через Екатерингоф по Лифляндской, потом по Эстляндской, и за Фонтанку. А там рядом совсем…

Выйдя на заводской двор, Кирилл порадовался – суеты не наблюдалось, путиловцы были народом организованным. Правда, далеко не все: половина рабочих была занята делом, а остальные-прочие стояли руки в брюки и созерцали. Многие и вовсе слиняли, просочившись за заводскую ограду: «Кабы чего не вышло…» Нашлись и ярые поборники советчины – этих разносчиков «красной заразы» заперли в вагонном отделе.

Гудели краны, перенося последние броневые щиты на «бепо» № 6,– клепальщики тут же набрасывались на броню, втыкая в сверления раскалённые клёпки, светившиеся алым, и крепили, крепили, пуская звонко грохотавшее эхо. Из ворот, всей толпой пихая, заводчане выкатывали броневики, бережно, через воронку, заправляя бензином – таяли последние запасы топлива. Грузовой «Руссо-Балт», взрыкивая, тащил на прицепе полевую гаубицу. Рабочий отряд в сотню штыков шагал не в ногу, зато дружно, в едином строю.

– Люфт! – заорал Авинов и помахал рукою обернувшемуся на зов слесарю. – Машина найдётся?

– Для чего? – поинтересовался хозяйственный Максим.

– Помощь нам хочу организовать, нужных людей подтянуть. Понял?

– Понял. А они далеко, нужные?

– На Фонтанке.

– Ну давайте, я вас подброшу на «балте»!

– Давай! – согласился Кирилл, подумав, что Максим, верно, не до конца ему доверяет…

…Мотор новенького «Руссо-Балта» работал ровно, а Люфт не гнал особо, экономя горючее. По Лифляндской, по Эстляндской, за Фонтанку…

– Направо, – скомандовал Авинов.

Подвывая, «балт» заехал в Упразднённый переулок.

– Жди здесь, – приказал Кирилл, – двигатель не выключай. Я скоро…

– Ладно, – буркнул Максим.

Найти нужную квартиру оказалось несложно. Крутанув звонок трижды, потом, сосчитав до трёх, ещё разок, Авинов прислушался.

Наконец, донёсся глухой старушечий голос:

– Кто там?..

– Это Ираида Степановна? – выдал Авинов пароль.

– Уходите ради Бога! – крикнули ему из-за двери. – Ухо…

Послышалась возня, но Кирилл уже скакал вниз по лестнице. Наверху с грохотом растворилась дверь, загрюкали сапоги.

– Стой, контра! – загремело по всему подъезду.