Текст книги "Физрук на своей волне. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава 14

Вчера я вырубился, так и не дождавшись, когда вернётся Аня со своих гулек. Глаза закрылись сами, будто кто-то выключил рубильник, и я провалился в глубокий сладкий сон.

Сегодня же открыл глаза ровно в пять утра – старые привычки, видимо, не выбьешь даже из чужого тела.

Тело ломило так, будто меня ночью прокатили по асфальту и потом ещё сверху проехал грузовик. Особенно тяжко пришлось ногам. Смешно, конечно, но от одного только подъёма на четырнадцатый этаж ноги болели так, как будто я провёл в зале полноценный «день ног» – приседания, выпады, жимы, всё вместе и в двойном объеме.

– Ох ты ж… – выдохнул я, с трудом поднимаясь.

Ноги не сгибались, каждая мышца ныла.

– Вот это да… – пробормотал я.

Я, конечно, ожидал, что будет нелегко, но чтоб настолько? Даже в страшном сне не думал, что всё так запущено.

Я сел на край кровати, ладонями провёл по щекам. Выдохнул и встал. Подошёл на негнущихся ногах к старому шкафу – там, из зеркала, на меня смотрел чужой, но знакомый человек. Толстый паренёк в семейных трусах, с выпуклым животом и складками там, где их быть не должно.

Но глаза были мои.

В них плескалось что-то живое, и это раздражало всё вокруг – жир, усталость, чужой организм. В этих глазах горело пламя, которое не давало мне свалиться в апатию.

Пути на самом деле было два.

Первый – опустить руки. Жить «как в кайф»: есть что хочешь, спать сколько хочешь, не напрягаться.

Приятно. Удобно.

Но в тридцать лет, а может даже чуть раньше, будет сюрприз. И сахар, и давление, и прочая россыпь болезней, которые не спрашивают, хочешь ты их или нет. Единственная забава будет смотреть в зеркало и видеть, как тело медленно сдаёт…

Второй – взять себя в руки и пахать. Соблюдать режим, пахать как папа Карло: без жалости и оправданий. Сбросить вес, накачать мышцы, научить тело снова работать.

Заставить себя уважать.

Сделать так, чтобы чужой образ «толстого Вовы» остался далеко позади.

Ответ для меня был очевиден. Впрочем, «варианта», кроме как привести себя в порядок, не существовало. Это не каприз, а требование здравого смысла и самоуважения.

План у меня был уже сейчас. Утро начинать с зарядки – пятнадцать минут растяжки и небольшая кардио-нагрузка. В еде – умеренность: меньше сахара, никакой дряни по типу мучного и пакетиков с китайской лапшой. Два часа в неделю – реальные тренировки: ходьба, бег, силовые. Постепенно, по нарастающей.

Вставать при таком раскладе надо по будильнику, безо всяких «ещё пять минут».

Ну и контроль – взвешиваться, мерить талию, отмечать прогресс по неделям.

Я стоял и проговаривал это вслух, глядя на себя в зеркало. Так будто подписывал контракт с новым телом. Слова по сути были обещанием – не кому-то, а самому себе.

Я понимал, что легко не будет. Но какой толк от жизни, если ты сдаёшься на первом подъёме по лестнице?

Я стиснул кулаки. Глаза в зеркале действительно были моими. Пламя в них не погасло – наоборот, оно только разгоралось.

Первым делом я пошёл в ванную, включил ледяную воду. Умылся, смывая остатки сна. Снова посмотрел на своё отражение в зеркале: опухшая харя, не выспавшаяся. Я протёр лицо полотенцем и направился на кухню.

Питание в вопросе похудения и приведения себя в должную физическую форму – половина успеха. Это я знал лучше, чем кто бы то ни было. И важно не просто сидеть на диете, а делать это правильно. В идеале – сделать правильное питание образом жизни.

Первым шагом на этом пути могла стать привычка завтракать. Открыл глаза и сразу ешь. Сразу. Без «попозже» и без «не хочу».

Да, у некоторых товарищей «утром не лезет». Вовка, как я успел понять, как раз был из числа таких. И секрет этого «утром не лезет» был донельзя прост. Вовка и другие утверждающие так товарищи, как саранча, чистят холодильник, наваливаются на еду до отвала. Вот и не хочется утром, когда желудок ещё бродит и бурлит от вчерашнего.

Именно по той причине и говорят – ужин отдай врагу.

Я поставил на плиту старую эмалированную кастрюльку, налил воды и включил конфорку. Кружок начал нагреваться, накаливаться.

Я же порылся в шкафчике. Среди макарон и сахара отыскал пачку овсянки. Отлично.

– Каша только на воде, – пробормотал я себе. – Никакого молока и сахара.

Чистый углеводный скачок должен подкинуть энергии. Но это не всё. Я открыл холодильник и в нос снова ударил запах «вчерашнего Вовы». Колбаса, сыр, майонез, куски копчёного мяса… вся эта еда смотрела на меня, как девка из кабака – с вызовом, соблазнительно, но грязно.

Тело отреагировало моментально. Слюна пошла, руки сами потянулись. В голове пробежал голос старого организма: ну хоть кусочек, ну один ломтик, а потом хоть трава не расти.

Я замер. Сердце застучало чаще. В девяностые у меня был другой соблазн – сигареты, выпивка. Сейчас, блин, холодильник, набитый жирной жратвой. Та же зависимость, только форма другая.

– Нет, – отрезал я. – Всё. Хватит.

Я тупо закрыл глаза, чтобы не видеть всех этих явств и гастрономических искушений. Память о копчёной колбасе и сыре ещё свербела в носу, но я стиснул зубы и на ощупь достал из лотка три яйца. Холодные, с шероховатой скорлупой, яйца легли в ладонь.

Закрыл дверцу холодильника, будто хлопнул по морде врагу. Повернулся к кастрюле, где уже закипала вода. Взял пачку овсянки, отсыпал нужное количество. И пока хлопья плавились в воде, я чувствовал, как внутри зреет маленькая победа. Ничтожная для кого-то – но для меня сейчас это был рубеж.

Я разбил яйца, начал аккуратно переливать содержимое из скорлупы в скорлупу, пока не отделил белок от желтка. В стакан стек прозрачный гель, тягучий. Жёлтые кругляши я сложил в отдельную миску – потом, глядишь, пригодятся.

Белок – чистый протеин, именно он нужен. В нём сила, энергия, «кирпичики» для новых клеток. Желток же пока был ни к чему. Он тяжёлый, жирный и забивал организм, а мне сейчас нужен разгон, а не тормоз.

Многие ещё в моё время считали, что пить сырые яйца вредно. Но я помнил старую школу и знал о полезных свойствах именно сырых яиц. В них было всё, что нужно – витамины, железо, йод, марганец, калий, кальций. Целый мини-завод полезностей для тела. Нескольких яиц было достаточно, чтобы дать организму строительный материал на день.

Я поднял стакан, посмотрел сквозь мутную жидкость на окно.

– Ну, поехали, – выдохнул я.

И одним залпом выпил. Холодный белок прошёл по горлу вязко, оставив лёгкий привкус металла. Не самое приятное ощущение, но я сразу почувствовал, что желудок будто включился, заработал иначе.

Закончив с яйцами, я швырнул скорлупу в ведро и вернулся к кастрюле. Овсянка уже вовсю кипела. Я размешал её ложкой, выключил плиту и на секунду застыл, глядя в сторону холодильника.

Он тянул меня к себе, будто магнитом. Прямо чувствовалось, как внутри что-то зудит, толкает, шепчет: открой, там вкусное, настоящее, а не твои яичные сопли и каша на воде.

– Лунатизм какой-то, – хмыкнул я. – Только вот днём, наяву.

Организм, с которым теперь приходилось делить жизнь, явно привык жить по-своему. Ну и сразу поднял бунт. Желудок тянуло к привычному «яду», и тело начинало подсовывать оправдания: «ну один кусочек… ну ладно, два…»

– Отставить! – процедил я.

Резко вытащил из ящика пару целлофановых пакетов и пошёл к холодильнику. Решение было принято.

Я открыл дверцу и начал выгружать всё, что попадалось под руку, в пакеты. Сначала пошли булки – пухлые, белые, как специально для диабета заготовленные. Следом отправилась колбаса в яркой красной плёнке. Майонез, который прежний обладатель этого тела явно жрал ложками. Всё это летело в пакет без жалости.

Пакет быстро раздулся, и когда очередь дошла до морозилки, пришлось взять второй.

В морозилке поджидал… целый склад. Пельмени в трёх пачках, вареники всех сортов и мастей, замороженные шоколадки, чебуреки, какие-то полуфабрикаты…

Второй пакет тоже надувался на глазах.

– Да тут можно весь подъезд накормить и ещё останется…

Через несколько минут передо мной стояли два доверху набитых пакета – символ моего прошлого, привычек и разложения. Всё это я собирался сожрать. И сожрал бы, если бы не вмешался.

На звук шуршащих пакетов прибежал Рекс. Вид у него был такой, будто он вчера штангу таскал – глаза выпучены, лапы подогнуты, спина колесом. Пёс смотрел на меня, как на врага народа.

– Ничего, боец, – подмигнул я, присев рядом. – Не ссы в компот. Там, может, повар ноги мыл, а мы и не через такие заварушки проходили.

Я попробовал протянуть руку, чтобы погладить Рекса, но пёс зарычал. Правда, уже не так грозно, больше для порядка.

– Рычи, рычи, характер у тебя, конечно, будь здоров. Ну чё, жрать хочешь? Сейчас что-нибудь придумаем.

Я поскреб затылок, нашёл в одном из верхних шкафчиков пачку с сухим кормом, потряс в руках.

– Не, дружок, – покачал я головой. – Если этим питаться, у тебя печень к чёртовой бабушке отвалится.

Захлопнув шкафчик, я вернулся к кастрюле.

– Значит, жди, будешь кашу есть.

Перед тем как высыпать овсянку по тарелкам, я вспомнил про Аню. Подошёл к её двери, постучал костяшками.

– Подъём, страна огромная!

Ответ прозвучал мгновенно:

– Я сплю!

– Всё проспишь, – проворчал я.

Дверь не открылась.

– Вов, ну у меня единственный выходной, дай поспать!

Я пожал плечами.

– Ладно, спи дальше.

Каша наконец дошла. Я выключил, достал из шкафчика тарелку – не глубокую, а поменьше. Такой старый приём: кажется, будто наложил гору, а на деле порция крохотная. Селёдку на блюдце никто не называет пиром, а мозг, когда видит полную тарелку, верит, что ты наешься до отвала.

Отсыпав каши себе, взял собачью миску и туда тоже «отгрузил» пару ложек овсянки. Поставил на пол, постучал по краю миски пальцем.

– На, братец, жри.

Рекс подбежал, ткнулся носом в миску, понюхал. Глянул на меня исподлобья, как будто я его надурить решил, и отступил на шаг. Стоит, таращится, хвост нервно подрагивает.

– Чё, горячо? Или жрать не хочешь? Дают – бери, бьют – беги, не слыхал?

Я сел за стол, зачерпнул ложкой овсянку и начал есть.

Дверь тихо скрипнула и на кухню вошла Аня – босая, в майке на несколько размеров больше, волосы спутаны, а глаза полузакрытые. Зевнула девчонка так, что слёзы выступили.

– Доброе утро, Вов, – она нащупала стакан, набрала воды и сделала внушительный глоток.

Кстати, правильная привычка – день надо начинать именно с этого.

– Приятного тебе аппети… – она не договорила, уставившись на миску Рекса, где лежала каша.

– Вова, ты чего? Да он же такое не ест!

Я пожал плечами.

– Ничего, захочет по-настоящему жрать – ещё и не то будет есть. По крайней мере лучше твоих сухих какашек.

– Не издевайся над Рексом, – нахмурилась Аня и нагнулась, чтобы поднять миску.

Я заметил, как её взгляд скользнул к моей тарелке. Овсянка, никакой колбасы, ни бутербродов. А рядом на полу стояли два пакета, до отказа набитые выброшенными булками и майонезами.

– Ого, – изумилась она и даже сразу проснулась.

– Ты смотри, прям серьёзно взялся?

– По-другому не умею, – заверил я.

Аня достала из шкафа какой-то пакетик, открыла и вывалила в другую миску что-то мягкое и пахнущее мясом.

– Вот так, малыш, – сказала она Рексу и сунула миску на пол.

Рекс аж бросился на миску, чтобы эту жижу скорее сожрать. Я же уставился на пакетик, читая название.

– Ты серьёзно? – я аж кашей подавился и закашлялся. – Это ж кошачий корм.

– Не кошачий, – поправила она. – Универсальный. Для мелких пород. У него желудок нежный, ветеринар сказал так кормить.

– М-да… – протянул я.

Когда Аня выпрямилась, я заметил у неё на руке тёмный синяк, будто от свежего удара.

– Чё это у тебя? – я кивнул на её запястье.

– Да так… ударилась, – слишком быстро ответила девчонка, прижав руку к бедру.

– Это твой Котя? – насторожился я.

– Нет, – отрезала она и отвернулась.

Но по глазам было видно, что Аня врёт.

Не дожидаясь новых вопросов, она схватила полотенце и скрылась в ванной, хлопнув дверью.

Я посмотрел на миску. Рекс уплетал кошачий корм за обе щеки, довольно хрюкая. Я хмыкнул.

– Эх, слабак…

Я закончил с кашей, оставил тарелку в раковине и пошёл в комнату. Всё-таки по квартире я слонялся в одних трусах. Не то чтобы Аню это хоть сколько-нибудь смутило, просто было стремно самому. Вот приведу себя в форму – и тогда можно будет щеголять.

Я открыл дверцу старого шкафа и… озадаченно вскинул бровь. На вешалках уныло висели три рубашки. Одна в мелкую клетку, потерявшая цвет, вторая серо-жёлтая с залоснившимися манжетами, третья и вовсе с оторванной пуговицей. Рядом болтались пара пиджаков, помятых так, что даже утюг не возьмёт. Брюки с затёртыми коленями висели тут же…

Всё это было похоже на склад секонд-хенда, куда свозят тряпьё по гуманитарке.

На нижней полке валялись старые спортивные трико с вытянутыми коленками, ткань была заляпана белой краской. Рядом лежала майка – серо-бурая, с жирными пятнами.

Такое бы «добро» в поле на пугало надеть, чтобы ворон разгонять…

Я смотрел на это всё недолго. Сходил на кухню, взял ещё один пустой пакет, тряхнул его, чтобы раскрылся.

– Ладно, начнём новую жизнь с чистого листа.

Первым в пакет полетели рубашки. Потом брюки. Следом пиджаки, от которых пахнуло старым потом и нафталином. Я складывал всё быстро, будто боялся, что рука дрогнет и я пожалею.

Закончив, я выпрямился, вытер ладонью лоб и оглядел опустевший шкаф. Пусто. На перекладине сиротливо осталась висеть одна белая рубашка – почти новая, видно, Вовка берег для праздников. Но и она смотрелась жалко.

Я натянул старые кеды, которые больше напоминали тапки на шнурках. Надел трико с вытянутыми коленями и майку. Взял тяжёлые сумки, набитые выброшенной жратвой и ветхой одеждой. Рекс прыгал вокруг, виляя хвостом, явно предвкушая прогулку.

– Ну что, боец, пошли.

Мы вышли в подъезд. Я – нагруженный как ишак, пёс – радостный и суетливый.

Лифт тронулся вниз, и я почти автоматически поднял глаза на табло с цифрами. Когда на электронном экране замерла цифра четвёртого этажа, где жил Юра со своим кобелём, я невольно сжал кулаки.

Но кабина не остановилась. Лифт поехал вниз.

Мы вышли из подъезда.

Я подтащил сумки к мусорным бакам. Рекс важно шёл рядом, но его взгляд то и дело скакал по сторонам, будто он ждал подвоха.

Я поднял первый пакет и закинул в контейнер. Тяжело бухнуло внутри. Следом полетели второй, третий, четвёртый.

Всё.

Старый хлам остался там, где ему и место.

Я вытер ладони о штаны, посмотрел на Рекса.

– Ну что, готов?

Собака глянула снизу вверх, поджала уши и тихо тявкнула, будто отвечая.

– Будем бежать. Но смотри, братец, халявы не будет.

Я сделал первые шаги. Рекс побежал рядом, то забегая вперёд, то оглядываясь на меня.

Первые метры дались легко, но стоило ускориться хоть немного – и организм моментально показал, насколько он в упадке.

Каждый шаг отдавался глухим щелчком в коленях. Жир трясся в такт шагам. Да я, мать его, как Годзилла – сейчас асфальт подо мной треснет, и останутся следы, как археологическая находка для потомков.

Но я, стиснув зубы, бежал. Пусть медленно, пусть, наверное, любой школьник, даже первоклашка, на физре обогнал бы меня играючи, но я не останавливался.

Пот катил градом, заливал глаза, футболка моментально прилипла к спине. Дыхание сбивалось, а лёгкие будто сжимали в кулак, воздух резал горло. Каждые десять метров хотелось остановиться, согнуться пополам и выматериться так, чтобы весь район услышал.

– Давай, давай, родной, – шепнул я себе под нос.

Рекс бежал рядом, иногда косился на меня, и в его собачьих глазах было что-то вроде поддержки: «Держись, мужик, прорвёмся».

Глава 15

Сразу за домом расположилась церковь, правее детская площадка, целый этакий городок. А чуть ниже был парк, стоявший на реке.

Когда я «добежал» до парка, организм буквально пылал, как при повышенной температуре.

– Отлично… – я с трудом сглотнул вязкую слюну. – Сейчас окунуться не помешает.

В голове уже рисовалась картинка: скинуть вонючую, мокрую от пота майку, шагнуть в воду, и пусть течение смывает усталость и все проклятые лишние килограммы.

Я «побежал» дальше, скорее уже перейдя на быстрый шаг. Остановился у набережной, упёрся руками в колени, отдышался. Сердце колотилось так, что я слышал удары пульса в висках.

В этот момент боковым зрением я заметил фигуру. На бетонном блоке у самой воды сидел бомж – сгорбленный, небритый и с мутной тоской в глазах. Ладони его были уткнуты в колени, рядом лежал пластиковый пакет, в котором, похоже, не было ничего, кроме пустых бутылок.

Я посмотрел на него внимательнее. Обычный, из тех, кого мы привыкли не замечать. Но в лице его было что-то знакомое… боль прожитых лет.

– Ты чего, отец? – спросил я, присаживаясь на корточки неподалёку.

Он поднял на меня глаза, в них промелькнуло удивление. Было видно, что давно с ним по-человечески никто не разговаривал.

– Да чего… – он вздохнул. – Жизнь помотала. В девяностых прогорел. Свой бизнес был маленький… да тогда жрали всех подряд. Хату потом отняли… и вот, оказался на улице.

В его голосе так и сквозила пустота.

– Даже бухнуть нечего, – добавил он горько. – Вот и сижу, воздух глотаю.

Я кивнул, чуть задумавшись.

– Понял. Девяностые – тяжёлое время.

Я сунул руку в карман, вытащил пятёрку – пробежка пробежкой, но бабки я привык носить с собой. Не все, конечно, но жизнь разные сюрпризы может выдать. Протянул деньги мужику.

– На, держи. Только давай без саможалости, бери себя в руки и сопли вытирай, – сказал я.

Он взял купюру так осторожно, будто я ему золотой слиток вручил.

– Спасибо, брат… спасибо, что хоть слово сказал по-человечески, – прошептал он.

Я пожал плечами.

– И ещё. Там за домом, в мусорке, я мешки выкинул с одеждой. Пиджаки, брюки, рубашки – может, что-то под себя подберёшь. Хлам, конечно, но лучше, чем ничего.

Глаза у него загорелись.

– Спасибо, – сказал он уже твёрже и как-то странно покосился на моего песеля. – Спасибо тебе, милый человек, падлой буду не забуду.

Я кивнул и поднялся, глядя на реку. Не знаю почему зацепило… каждому своя доля досталась в девяностых. Одни выжили, другие – вот так остались с пустыми руками.

Я стянул с себя мокрую от пота майку, штаны и кеды с носками – оставил кучкой на берегу.

Вдохнул полной грудью – вода пахла речной тиной. Рекс сидел рядом, шевелил ушами, смотрел на меня с сомнением.

– Чё, думаешь, кинуть тебя в воду, чтоб сразу поплыл, как торпеда? – сказал я, глядя на пса. – Ладно, обойдёшься. Сиди, охраняй шмотки.

Песель тихонько тявкнул, будто понял, что участь быть выброшенным в реку пока отменяется.

Я шагнул в воду. Ощутил приятный холод по щиколотки, потом зашёл до колен, привыкая. Тело отозвалось приятной дрожью. Я нырнул, сделал пару резких гребков.

Вода оказалась именно такой, какой я ждал: прохладной, но не ледяной. Каждое движение рук и ног было как упражнение с дополнительным весом. Отличная нагрузка, идеальная даже.

Тело неплохо плавало, видно, Вовка часто приходил на реку купаться. Я доплыл до середины реки, чувствуя нагрузку. Развернулся к берегу… и застыл.

На том самом месте, где я оставил Рекса, началась непонятная суета. Пёс носился кругами и визжал, будто обезумел. А рядом стоял бомж и ковырялся в моих вещах. Он наклонился к моей кучке одежды, что-то поднял… и посмотрел прямо на меня.

– Да… твою мать, – выдохнул я, ускоряя гребок и плывя обратно к берегу.

Выбрался на берег, и первым делом кинулся к кучке, где должны были быть шмотки.

Пусто.

Погодьте… а Рекс где⁈

Хрен с ними с тряпками, а где собака⁈

– Вот же ж гадёныш, – процедил я сквозь зубы.

Бомж поныл, сопли на кулак понаматывал, а потом кинул, как лоха. Только вот я не лох, и он явно перепутал! Вот козёл-то, походу решил восполнить белковый рацион? Сожрать песеля⁈

– Ну, сука…

Я оглядел себя – из одежды оставались только семейки. В трусах поутру по району не побегаешь. Но выбирать не приходилось.

– Так, и куда он свалил? – я начал озираться по сторонам.

С берега уходила развилка – две тропинки, обе вели в разные стороны. И хоть шаром покати. Следов толком не видно. Но мой взгляд зацепился за пустую бутылку водки, валяющуюся прямо на тропинке слева.

Я бросился по тропинке, та петляла меж кустов, ноги вязли в мокрой траве. Через пару минут выскочил на дорогу. Честный народ уже тянулся на работу – по дороге мелькали машины и автобусы.

Бомжа я увидел сразу, и от увиденной картины у меня глаза чуть на лоб не вылезли.

Бомж… ехал на самокате. Одной рукой подонок держал руль, другой – моего Рекса. Собака извивалась, дрыгалась, но силёнок у Рекса было явно маловато.

Я замер, понимая, что на своих двоих мне бомжа не догнать. Вот тебе и верь, «потомку девяностых», что он «пацан правильный» и его «жизнь помотала»…

Я огляделся и увидел жёлтый силуэт – малый с жёлтым рюкзаком ехал на электрическом мопеде. Ехал бесшумно, петляя среди людей.

– Э, тормози! – крикнул я, когда тот проезжал мимо меня.

Бедолага вроде услышал, но тормозить не собирался. Он попытался объехать меня, но я резко шагнул вперёд и хватанул Шумахера за рюкзак.

Он дёрнулся, попытался вырваться, но я одной рукой сдёрнул его с мопеда, второй вцепился в руль, чтобы не дать мопеду завалиться. Бедолага аж завопил от неожиданности.

Вокруг стоял гудёж – водилы засигналили, но никто не полез. Водила, весь перепуганный, уставился на меня, не понимая, что надо.

– Братка, дай свой мопед, не в службу, а в дружбу! – бросил я, без лишних церемоний.

Я не стал объяснять – в таких ситуациях не до разговоров.

– С возвратом, – заверил я.

– Бери, забирай, лишь бы не было проблем… – паренёк затряс головой.

Я влез на мопед, выжал газ и рванул вперёд, оставляя позади растерянного пацана. Ну не для него так-то сейчас, пса нужно спасать, пока его на шашлык не пустили.

Мопед оказался на удивление бодрый и без особых напрягов вёз мою немаленькую тушу. Зашуршал асфальт под колёсами, я крепко вцепился в руль и начал прикидывать варианты, как догнать подонка скорее.

Мопед дрожал подо мной, визжал моторчик, но я вжимал газ до упора. Машины сигналили, кто-то орал из окна:

– Э, жарко тебе, да? В трусах гоняешь!

– Пасть закрой! – отрезал я, не сбавляя ходу.

Я мчался меж машин, вдруг вспомнив, как когда-то по молодости мы с братвой дергали от ментов по дворам. Только теперь вместо «шестёрки» у меня был китайский электромопед… ну и ещё трусы вместо джинсов.

Бомж на самокате тоже оказался не лыком шит. Самокат, походу, тоже был самоходный и ехал так, что хрен ещё догони.

Я ехал на пределе, но никак не мог сблизиться… ничего, не уйдёшь, падла.

Впереди мигнул красным светом светофор, и Шумахер вынужденно притормозил. Рекс дёргался у него в руках, визжал, пытаясь лапами вырваться, но без толку.

Бомж огляделся, завидел меня и резко дёрнул самокат в сторону, видимо решив дальше уходить по дворам.

Я же мельком увидел знак: «Тупик».

– Ну всё, братец… Сам себя загнал в клетку.

Я влетел между домами следом, не сбавляя ходу. Всё-таки самокат – это не машина, и хрен его знает, может проскочить.

Но нет… через пару десятков метров впереди показался бетонный забор, обросший зарослями, и пара припаркованных в тупике машин.

Я подрулил, поставил мопед на подножку и слез на асфальт. Рекс при виде меня загавкал.

– Ну что, сука, попался? – рыкнул я, сплюнув под ноги. – Падлой, будешь, говоришь?

Бомж таращился на меня, как пойманный первоклашка.

– Прости, брат… бес попутал… ну правда, прости!

– Ни хрена, – отрезал я. – Я к тебе по-человечески отнёсся, а ты решил устроить кидалово?

Он замотал головой, губы задрожали.

– Да нет, – забормотал он. – Я не хотел… правда.

– Не хотел? – ухмыляюсь я. – А сожрать её хотел?

Он аж вздрогнул.

– В смысле? Нет-нет, сожрать… нет! – затряс головой, в глазах вспыхнула паника. – Слушай, я… я копался в телефоне, увидел такие собаки… вот такие, как твой, продаются по сто тыщ. Подумал, что вывешу, да бабки возьму, хату снять…

Оттараторил какой-то бред, пытаясь найти хоть какие-то оправдания. В глазах бомжа застыла пустая надежда, что всё обойдётся.

Урод всё-таки… ради сотни хотел Рекса продать.

– Я не хотел ему зла, я клянусь, я просто думал…

– Индюк тоже думал, да в суп попал, – перебил я. – Собаку нахрен отпусти!

Он закивал, отпустил Рекса, и тот пулей рванул ко мне.

Я подошёл к бомжу, положил руку на плечо.

– Ну чё, тебя прямо тут порешать? – жёстко спросил я.

– Н-не надо… Братское сердце… смилостивись… Христос ради прошу.

Самое забавное, что эта падла даже не побрезговал моими шмотками, натянул на себя штаны и футболку…

Бомж тотчас упал на колени, всё ещё пытаясь вымолить себе пощаду. Я убрал руку, посмотрел на него сверху вниз. Жалкая картина…

– Только не бей меня! Пожалуйста! Я всё верну. Я отдам, что смогу!

Я продолжал смотреть на его опухшее лицо, на бегающие глаза.

– Слушай, – я присел так, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Ты сейчас ведёшь себя как крыса, недостойно, понимаешь? Жизнь может по-разному ломать, но никогда нельзя переставать быть человеком.

Он отрывисто закивал, не знаю, слышал он меня, но мне важно было это сказать.

– Я дам тебе шанс – пойдёшь на помойку, найдёшь то, что я туда выкинул, и исчезнешь с моих глаз. Понял?

Он энергично закивал.

– Да, да, понял, спасибо, брат, спасибо!

– Тебя как звать-то?

– Аркаша…

– Так вот, Аркаша… человеком оставайся.

– Спасибо… брат…

Я не ответил, повернулся к собаке и кивком показал, что мы уходим. Рекс благодарно залебезил на задних лапках. Обидно, на самом деле, что подчас животные куда благодарнее людей.

Я взял Рекса на руки, прижал к груди, чувствуя, как пёс трясётся. Бомж тоже встал, помедлил, переступая с ноги на ногу. Видимо, ещё не до конца поверил, что я не собираюсь его бить. Он, словно стыдясь, вдруг начал снимать с себя одежду. Видно, решил вернуть мне всё, что украл.

– Стой, – я поднял ладонь. – Не надо.

Он замер, растерянный. Потянулся к карману, достал уже смятую купюру и протянул мне.

– Вот, держи… это твои бабки.

Я посмотрел на купюру, потом на него.

– Себе оставь.

– Правда? – в его глазах вспыхнуло что-то детское, почти наивное. – Спасибо…

– Катись к чертям, – выдохнул я.

Бомж закивал, шагнул назад, потом боком-боком начал пятиться к выходу из тупика.

– Знаешь… я давно таких вот настоящих людей не встречал, – зашептал он.

И, не дожидаясь ответа, покатил свой самокат к выезду. Только плечи ссутулились ещё сильнее, а шаг стал каким-то стариковским. Я заметил, что бабки он не взял… неожиданно.

У самого выхода из тупика бомж едва не сбил с ног худощавого парня с жёлтым рюкзаком-коробом за спиной. Хозяина мопеда. Он тяжело дышал, видно было, что он мчался за мной всё это время, боясь, что останется без «железного коня».

– Вот ты где! – выкрикнул он, увидев меня с мопедом. – Ты что творишь, мужик⁈ Я полицию вызову!

Я кивнул на мопед, стоявший на подножке.

– Спокойно, брат, спокойно. Вот забирай. Извини за беспокойство.

– Извини⁈ – он аж задохнулся от возмущения. – Ты понимаешь, что это моя работа? Что я сейчас вообще без смены останусь?

– Понимаю, – кивнул я серьёзно. – Но у меня не было выбора. Я гнался за уродом, который мою одежду стырил и пса хотел толкнуть.

Пацан замер, моргнул, перевёл взгляд на Рекса, который жался к моей груди. Я взял пятёрку, которую таки оставил Аркаша, и протянул парню.

– На, возьми. Это тебе за нервотрёпку, не обессудь.

– Да я… – он хотел ещё возразить, губы скривились в привычной угрозе «пожалуюсь», но, видя, что деньги настоящие, а глаза у меня холодные и честные, выдохнул: – Ладно… но только в другой раз не дёргай так!

– Без базара, – я протянул ему руку.

Он секунду помялся, потом пожал крепко.

– Ну ты даёшь… В кино бы такую погоню – кассу бы собрали.

Пацан сел на мопед, убрал подножку и уже собирался тронуться, но вдруг обернулся через плечо.

– Слушай, давай я тебя подвезу. А то… ну, сам понимаешь, – кивнул он на мои трусы.

– Давай, – согласился я. – Всё равно далеко топать, а внимание привлекать – не в кайф.

Рекса я прижал к груди, сел сзади. Мопед ощутимо просел, аж амортизаторы застонали.

– Тяжёлый ты, братан. Прямо как холодильник посадил.

– Не ной, – усмехнулся я. – До дома дотащишь.

И он повёз. Мы протискивались между машинами, народ на остановке оборачивался.

– Смотри, в трусах и с собачкой! – заржал кто-то.

Другие, как обычно, снимали видео на мобилу. Пусть пялятся, снимают. Меня, честно говоря, это не колышило.

Через несколько минут мы подъехали к моему двору. Пацан остановился, выдохнул с облегчением.

– Ну, всё. Доставил «груз». Бесплатно, между прочим.

Я слез с мопеда, хлопнул его по плечу.

– Спасибо, брат. Реально выручил.

– Ладно, бывай…

Мы разошлись. Он уехал, а я, прижимая к груди Рекса, пошёл к подъезду. В одних трусах, босой, с мокрыми волосами и злым блеском в глазах. Соседи, конечно, таращились: бабки крестились, мужики ухмылялись. Но мне было плевать.

Я подошёл к подъезду, вспоминая, что ключей-то у меня нет. Не взял, когда уходил… блин!

Благо в этот момент сзади подошёл какой-то мужик с каким-то пакетом в руках. Крепкий, в джинсах и тёмной ветровке. Взгляд его моментально скользнул по мне сверху вниз, и… он набрал номер 78-й квартиры. Я вскинул бровь. Дверь пискнула, и мужик с важным видом зашёл в подъезд, как к себе домой.

Я придержал дверь и зашёл следом. Мужик снова глянул на меня с каким-то пренебрежением, вызвал лифт. Было видно, что он явно борется – то ли спросить «ты чё, мужик», то ли сделать вид, что всё нормально.

– Чё смотришь? – спросил я нарочито спокойно. – Утро у меня просто… бодрое получилось.

– Подскажи, где тут семьдесят восьмая квартира? – спросил он.

– На четырнадцатом, – ответил я.

Лифт со скрипом опустился, двери открылись. Он зашёл внутрь, даже не оборачиваясь. А у меня что-то щёлкнуло в голове. Меня прямо пронзила догадка – этот тип, походу, и есть тот самый… «Котя». И выходит, что прямо сейчас он едет наверх, в нашу же квартиру.

Я застыл, сжал Рекса покрепче. Собака уловила моё напряжение и тихо зарычала, словно подтверждая мои мысли.

Ну вот, значит, и познакомились, Котя… вернее, сука, которая руки на женщин распускает.

Мужик уже собрался уезжать, нажал на кнопку четырнадцатого этажа, явно не горя желанием ехать со мной в одной кабине.

– Погоди, дружок, – сказал я, подставляя ногу к дверце.

Мужик обернулся, удивлённо приподнял бровь. Но уже поздно: я шагнул в кабину. Двери закрылись за моей спиной. В тесном коробе лифта мы оказались лицом к лицу.

Я поставил Рекса на пол – тот тут же вжал уши, будто чувствовал, что сейчас будет жара.

– Ну что, Котя… – выдохнул я тихо, почти ласково.

Мужик моргнул, губы дёрнулись, но даже слова не успел вымолвить. Мой кулак взлетел сам собой. Тяжёлый, сжатый до белых костяшек. Удар пришёлся под дых, сухо, с глухим звуком, от которого стены лифта будто дрогнули.