Текст книги "Физрук на своей волне. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Вы ж понимаете, что по камерам будет видно, кто виноват? – продолжил я.

– Полицейский сказал, что здесь всё очевидно… – прошептала она, и в её голосе послышалась неуверенность.

Я вздохнул, понимая, что здесь моё слово идёт против слова мента. И я сейчас далеко не в той позиции, чтобы моё слово перебивало его и было хоть как-то значимо. Задумавшись, понял, что можно и дальше пытаться уговорить управляющую… но нет. Так далеко мы не уйдём. Алевтина тряслась за компенсацию больше, чем обо всём остальном.

– Алевтина…

Я сделал паузу, вытащил из кармана свои бабки и показал их директору.

– А… – она жадно впилась взглядом в купюры и на секунду охмурела от увиденного; пальцы вцепились в ручку.

– Предлагаю консенсус, – продолжил я.

– Я лично гарантирую, что хулиганы вам все компенсируют, какая там сумма?

– Д-двадцать… тысяч, – шепнула она.

– В деревянных или баксах?

– Рубли…

Ясно. Деньги, конечно, считай половина учительской зарплаты, но деньги подъемные. Я думал больше будет. Я отсчитал ровно четыре пятитысячных купюры и положил на стойку перед директором.

– Давайте так: мы смотрим запись, а вы в заявлении пишете всё так, как увидите. Не буду говорить, кто прав, кто виноват, просто напишете всё, что увидите. А если по факту эти гаврики вам не компенсируют, то… – я подвинул четыре пятитысячных купюры ближе к ней. – Держите, это моя вам гарантия, что от ответственности они не уйдут. Деньги вернёте, когда они вам все компенсируют.

Алевтина замерла, нерешительно посмотрела на деньги. Потом перевела взгляд на меня и коротко кивнула.

– А так можно? – робко спросила она.

Мгновение, и деньги исчезли со стойки.

– Теперь пойдёмте смотреть запись камер, – улыбнулся я вкрадчиво.

Глава 22

– Дима, – позвала Алевтина охранника.

Подошёл тот самый молодой, с миловидным лицом, больше похожий на студента, чем на секьюрити.

– Ну что там, по камерам посмотреть?

– Ща уточню… – паренёк отошёл чуть в сторону, переговорил по рации.

Я видел, что Алевтина чуть напряжена – переживает, но то, что я сразу дал ей деньги, всё-таки сняло последние возражения.

Переговорив, охранник вернулся, замялся на секунду, явно млея перед управляющей, потом сказал:

– Алевтина, ребята из технички зовут вас посмотреть запись с камер. Всё готово.

– Чудненько! – ответила она и на секунду бросила взгляд на меня. – Пойдёмте, Владимир.

Она развернулась, идя вслед за охранником. Я пошёл следом: хотелось самому увидеть, что там наснимали камеры. Потому что для разборок с ментами у меня должна быть точная картинка. Всё-таки Кирилл нож поднимал… и этот момент, если его вырвать из контекста, легко перекрутить.

– Погоди, – раздалось сбоку. Один из автоматчиков шагнул ближе и положил тяжёлую ладонь мне на плечо. – Полиция тебя не отпускала.

Я резко повернул голову и посмотрел ему в глаза.

– Во-первых, я из торгового центра не ухожу, – отрезал я. – А во-вторых… руку с плеча убери.

Я прекрасно понимал, что наличие автомата не делает его начальником моей жизни. А вот понимал ли он – посмотрим.

Автоматчик секунду постоял, потом убрал руку. Лицо у него осталось каменным, но мужик, судя по всему, оказался понятливым.

– Бридов, ты отпускаешь? – автоматчик повернулся к оперку.

Тот, снова залипнув в телефон, поднял голову и посмотрел сначала на автоматчика, а затем на меня.

– Ты куда?

Администраторша раскрыла было рот, собираясь что-то сказать, но я незаметно коснулся её локтя. Она замерла на долю секунды, но замолчала.

– Отлить хочу, – ответил я, и добавил уже шутливо. – Алевтина любезно согласилась показать, где туалет. Или я задержан?

Мент на секунду задумался.

– Пока нет, – ответил он.

– Выдыхай, никуда я не убегу, – подмигнул я автоматчику. – Или тоже хочешь?

Мужик чуть напрягся, но не стал отвечать. Когда мы уже собрались уходить, опер вдруг проснулся.

– Алевтина, вы, пожалуйста, подготовьте камеры, мы будем изымать записи.

Охранник, который, естественно, не понимал всего происходящего, за малым не выдал нас смущением:

– Так уже…

Он не договорил, слова застряли в горле. Я заметил боковым зрением, как Алевтина незаметно наступила ему на ногу, и паренёк внезапно замолчал.

– Уже что? – опер вскинул бровь. – Уже готово?

– Нет, в смысле уже пойдём это делать, – нашёлся охранник.

Мент, ничего не заподозрив, вернул взгляд на экран телефона и махнул рукой:

– Ладно, идите.

Мы с Алевтиной и охранником двинулись по коридору, воняющему дешёвым моющим средством, к технической подсобке.

– Спасибо, – сказал я директорше.

Она повернула голову, взглянула на меня.

– А почему вы не сказали, что идёте видео смотреть?

– Потому что тогда они его прямо сейчас изымут, – пояснил я. – И потом уже не докажешь, на чьей стороне правда.

– Думаете, уничтожат или там сотрут? – в её голосе слышалось сомнение, но и интерес тоже.

– Опыт разный есть, – улыбнулся я, не вдаваясь в подробности, сейчас это ни к чему.

Мы подошли к тяжёлой железной двери с табличкой «посторонним вход воспрещён». Внутри царил полумрак, и была целая стена экранов, на которых мелькали кадры с разных камер торгового центра.

За пультом сидел паренёк-техник, худой, в очках. Он щёлкал мышкой и что-то настраивал на ноутбуке.

– Готово, Алевтина Михайловна, – сказал он, едва мы зашли. – Всё как вы просили! Вот запись с камеры магазина.

– А звук есть? – спросила управляющая.

– Ну, без него, – пожал плечами техник. – Но тут и так всё видно.

Он поставил ноутбук так, чтобы мы могли рассмотреть, и включил воспроизведение. На видео мы увидели зал: как всё началось, первые толчки, падение коробок, удары. Картинка была ясной, пусть и без звука.

Я достал телефон и начал снимать происходящее с экрана.

– Вообще нельзя снимать, – нахмурился техник, протянув руку, будто собирался прикрыть камеру ладонью.

– Пусть снимает, – бросила Алевтина, не сводя глаз с экрана.

Техник коротко пожал плечами и убрал руку.

Я поймал себя на мысли, что во время драки думал, что всё действо заняло часа полтора как минимум, но нет. Судя по индикатору времени на видео, на всю разборку ушло не больше десяти минут.

Алевтина посмотрела запись дважды – один раз на обычной скорости, а во второй раз попросила включить техник ускоренную перемотку.

– Ну как-то так… – резюмировал техник, когда перемотка завершилась.

– Вань, а ты можешь сохранить копию где-нибудь на облаке, чтобы была? – уточнила Алевтина, положив руку на плечо паренька. – Так чтобы никто не знал, что она есть.

Слово «никто» управляющая выделила особо.

– Не вопрос, сделаем, – подтвердил тот.

Мы поблагодарили техника и вышли из подсобки. Алевтина остановилась напротив меня; даже несмотря на то, что на ней были высокие каблуки, она всё равно смотрела снизу вверх.

– Спасибо, что заступились за наших девочек, – поблагодарила она. – Нормальный мужчина в такой ситуации мимо не пройдёт. А вы не прошли. Если бы я там была… вы бы тоже защитили?

– Конечно, – ответил я, глядя ей в глаза.

Она задумалась, словно что-то впервые стало для неё очевидным.

– И что же это получается… Они полиции всё иначе рассказывают. Совсем наоборот. Как так можно? – задумчиво спросила она, хлопая ресницами.

– Поможете, Алевтина? – спросил я.

– Да, – сказала она уже другим голосом, в котором появилась решимость. – Надо наказать этих хулиганов! Да и таким благородным и честным людям, как вы, надо помогать. А что нужно делать, Владимир…

Я начал объяснять. Она слушала очень внимательно, кивала и даже делала пометки в своём телефоне, чтобы ничего не упустить и не забыть.

– Понятно, Владимир, я вам помогу, – сказала она, когда я закончил говорить.

Мы вернулись в торговый зал. Алевтина, не откладывая дело в долгий ящик, подошла к менту.

– Можно ещё одно заявление? – попросила она.

Опер посмотрел на неё недовольно.

– Зачем? – вяло поинтересовался он.

– Ошиблась, – улыбнулась она, слегка виновато. – Всё перечеркнула, хочу заново написать. Раньше никогда не писала, надо было у вас сразу два бланка взять.

Мент вздохнул и дал ей чистый бланк.

В это время хулиган тоже подошёл к менту и с наглой самоуверенностью вручил своё заявление ему в руки. Вручив, смерил меня взглядом, полным презрения.

Я сделал резкий шаг вперёд и внезапно поднял руку, будто собирался стукнуть его по башке. Но вместо того чтобы ударить, я почесал затылок, как бы поправляя волосы. Хулиган вздрогнул, попятился, а я улыбнулся ему в ответ.

Мерзавец.

Изначально я вовсе не хотел усугублять конфликт и тем более не хотел втягивать ментов. Думал дать по рукам и разойтись. Как известно, после драки кулаками не машут. Но эти кобели настолько уверены в своём влиянии – в «дяде», в связях, в том, что закон работает на них, – что играть по честным правилам бесполезно.

– У вас всё нормально? – хмыкнул мент, подходя ко мне.

– Голова чешется, нервное, наверное? – я пожал плечами.

Мент держал в руках заявление хулигана.

– Сочувствую, но вам похоже придётся ещё понервничать, молодой человек. Не рекомендую больше так дёргаться, а то я ведь могу и как угрозу расценить.

– Я не сомневаюсь, что вы можете.

– В общем, смотри… заявление на тебя написано. – Он кашлянул и перешёл на официальный тон, начав зачитывать заяву. – «Я, Козлов Ратмир Игоревич…»

Я с трудом сдержал смешок. Блин, фамилия какая говорящая – Козлов. Тут и комментировать нечего. А вот имя… Ратмир. Имя-то достойное, редкое, сильное. Такой недостойный человек носить его права не имеет. Для него больше подошло бы другое имя, попроще… Мудозвон, например.

Мент тем продолжил читать: – «Будучи на территории мага… маго…» – он запнулся: – Пфу ты, мать его…

Я молча наблюдал. Видно, что Козлов был, похоже, не только туп, но и безграмотен. Ему бы смайлики рассылать в телефоне, а не заявления строчить.

Мент, недовольно дёрнув плечом, продолжил чтение. Текст был ожидаемо кривой: много пафоса, мало смысла. Но я заранее приготовился к тому, что услышу, и не удивился ни слову. Всё шло именно по тому сценарию, который я и предвидел: они валят всё на меня и пацанов.

Наконец мент сложил бумагу, посмотрел прямо на меня и холодно сказал:

– Ну что… у меня есть основания подозревать вас в совершении преступления по статье 162.2 УК РФ – Разбой, совершённый группой лиц по предварительному сговору, а равно с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, вешаешь? – усмехнулся я; состав статьи у меня отлетал от зубов.

Нет, сам я по такой статье не привлекался, но у пацанов в девяностых разные ситуации бывали. Вот и приходилось побегать и по ментовкам, и по местам не столь отдалённым. По сути, состав УК я на зубок знал.

Оперок посмотрел на меня с заинтересованностью, мелькнувшей в глазах.

– Наказывается лишением свободы на срок до десяти лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до пяти лет либо без такового и с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового, – закончил он зачитывать статью, которую мне вменяли.

Кстати, всё это он зачитывал с экрана телефона.

– 162.2 у нас арестная статья, так что прошу вас последовать. Вы задержаны, – заключил оперок.

– Погоди, мент, – отрезал я так, чтобы он понял, что разговор ещё не закончен. – Ты сначала все стороны выслушай.

Он вскинул брови, смотря на меня как на человека, который не знает о чём говорит:

– Ты о чём? Какие ещё стороны?

И в этот момент к нему подошли продавщицы и Алевтина. Каждая держала в руках заявление.

– Вот, например, эти, – кивнул я в их сторону.

Администраторша первой протянула заявление оперу.

– Вот, пожалуйста, мы написали. Прошу принять.

За ней подтянулась курносая продавщица и вручила свой лист менту.

– Да. Мы не дадим в обиду нашего Владимира. Он настоящий мужчина! – выпалила она.

Мент заскользил глазами по строчкам. На лице его промелькнуло раздражение, смешанное с замешательством.

Я кивком дал понять продавщицам, чтобы отошли в сторону – пусть постоят, посмотрят, но не мешают. Когда рядом красивые бабы и молодой мент, это всегда лишний раздражитель. Такому важно выглядеть круто.

Так что пусть постоят в сторонке – я с этим понторезом поговорю по-взрослому один на один.

– Лейтенант, – начал я. – Тебе, похоже, надо по закону напомнить, что тут происходит? Раз ты сам не врубаешься.

Мент покосился на камеру, видимо прикидывая, пишется ли звук. В глазах мелькнуло недоумение, потом раздражение.

– Ты как разговариваешь с представителем власти? – процедил он, стараясь голос поднять, чтобы вернуть инициативу.

Я улыбнулся, наблюдая за его попытками.

– Не старайся, дружочек. Здесь звук не записывается.

Я внимательно наблюдал за его реакцией. Этот экземпляр в погонах явно мнил о себе, как о вершителе судеб.

– Слушай, ты, похоже, думал, что если на себя погоны повесил, то тебе всё позволено? – продолжил я, переходя в более жёсткий тон. – Что все перед тобой на цыпочках будут скакать? Ни хрена. Погоны – это не только власть. Это и ответственность, и обязанности. Ты это слышал вообще когда-нибудь?

В уголках глаз мента промелькнуло что-то похожее на страх – не передо мной как человеком, а перед ситуацией.

– Ты как говоришь… – выдавил он.

– А ты прочитай заяву этого охломона, по которой ты мне статью шьёшь. Самому не стыдно такими вещами заниматься?

Девчонки, застывшие чуть в стороне, смотрели на нас настороженно.

Мент открыл рот, потом прикрыл его снова. Его пальцы вцепились в папку.

– Разбой – это открытое хищение имущества общественно-опасным способом с применением насилия или угрозой насилия, опасного для жизни или здоровья, – проговорил я. – Тут тебе телефон не врёт. Вот умысла похитить имущество тут не было. Ножик я забрал в рамках пресечения хулиганских действий, понятно изъясняюсь?

Я кивнул в сторону продавщиц и Алевтины.

– У меня свидетели, а у тебя – их заявления на руках. И, главное, есть запись с камер.

Мент резко повернулся к Алевтине.

– Изымаем все записи камер для проверки…

– Дружище, – перебил я. – Зря стараешься. Запись с камеры уже снята на мой телефон.

Лицо мента мгновенно изменилось, и уверенность сдулась.

– А то что ты делаешь сейчас, тебя как служителя порядка не красит. Ты думал, что за пацана меня надо держать?

В ответ я лишь услышал скрип его зубов.

– Если ты так за охломонов переживаешь, то пойди и расскажи им, какие перспективы им откроются по уголовке, – я кивнул в сторону хулиганов. – Я как человек порядочный заявление писать не буду. Во-первых, я людям даю шанс. Во-вторых, вопросы решаю по-другому. Единственное моё требование сейчас – чтобы эти козлы компенсировали причинённый ущерб и чтобы моим пацанам проставили поляну в нормальной харчевне.

Мент напрягся, снова оглянулся на камеру. Спросил у Алевтины, пишет ли у них звук. Директор уверенно заверила, что нет – только изображение.

Тогда опер повернулся ко мне и, чуть ли не давясь слюной, продолжил:

– Послушай ты, жирный, – процедил он презрительно. – Раз уж камеры тут не пишут, я скажу тебе как есть. Я тебя прямо сейчас здесь, в пол, лицом воткну, и в рапорте напишу, что ты оскорблял представителя власти. А если вздумаешь сопротивляться – я ещё по статье 19 часть 2 проведу за неповиновение…

Ясно… мент возомнил себя шерифом. Я вздохнул.

– Слушай, я тебе сейчас хороший вариант проговариваю.

– Ты че в себя поверил, – зацедил тот.

– Ладно, если ты не врубаешься, что происходит, то могу отработать и по-другому.

Глава 23

Я достал свой мобильный телефон и показал экран, чтобы он видел красную точку записи.

– Наш разговор идёт под запись, – сообщил я. – А видеосъёмка – вон от того ракурса.

Я кивнул в сторону Ани. Она, не отрываясь, держала телефон и делала это так, чтобы мент сразу не увидел.

– Я говорю это не для понта. Хочешь пойти по беспределу – и это видео ляжет на стол везде, куда нужно. Сначала тебя, конечно, прикроют. Но дальше начнётся бумажная канитель: жалобы, запросы, проверки, отчёты. Я и тебя, и твоё начальство, и начальство начальства так утоплю в бумагах, что им придётся выбирать – или защищать тебя и делать вид, что всё на мази, или уволить тебя с позором.

Я сделал паузу, широко улыбнулся, но улыбка эта была не дружелюбной, и мент это хорошо понял.

– И тогда, – продолжил я, – возникнут вопросы: откуда у тебя кепка «Armani», которую на две твоих зарплаты не купишь? Откуда часы?

Опер побледнел, хотел что-то сказать в ответ, но слова застряли в горле.

– Так что, – закончил я, – если ты думаешь, что ты здесь один умный – ни хрена, братец, ты не угадал.

Глаза мента сузились, а рука потянулась к кобуре табельного оружия. Понял, гад, что вляпался… и, похоже, прямо сейчас принимал решение, что с этим делать.

Сначала послышался протяжный скрип зубов, а затем полицейский медленно убрал ладонь с кобуры, пальцы сжались в кулак. В его лице мелькнуло что-то новое – понимание, осознание своей неправоты, скорее – последствий, с которыми можно столкнуться.

– Я поговорю, – бросил он, отводя взгляд.

Я только улыбнулся в ответ. Ничего не сказал. Слова в таких случаях лишние.

Опер развернулся и пошёл к дознавателю. О чём они говорили, я не слышал, хоть они и стояли в нескольких шагах от меня. Дознаватель бросил на меня быстрый взгляд, что-то сказал оперу – видно, советовал или предлагал жёсткий вариант. Но опер только качнул головой.

После короткого обмена словами опер направился к хулиганам, которые перестали жаться к стенке и делать вид, что они образцовые граждане. У них снова проснулось внутреннее быдло.

Второй замешкался. Ручка зависла над бумагами, потом он резко отложил её в сторону, оглянулся по сторонам. Встал так, чтобы не попадать в объектив камеры. И прямо там, у стола, разорвал пополам листы, которыми только что занимался.

Клочки заявлений упали в урну рядом с ним. Это были те самые бумаги, те самые жалобы от хулиганов, что минуту назад висели надо мной, как петля.

Аня подскочила ко мне почти бегом, прижав телефон к груди.

– Я всё записала, – шепнула она.

– Спасибо, выручила, – ответил я, кивнув. – Теперь сохрани запись, чтобы не потерялось.

– Ага… – она смотрела на меня внимательно, глаза блестели. – Ну ты прямо как Чак Норрис.

Я хмыкнул.

– Почему это?

– Потому что ты очень крутой, – выдала она с такой искренностью, что даже не выглядело смешно.

– Посмотрим, чем всё закончится, – заверил я. – Рано пока праздновать победу.

Одновременно я повернулся к директору и продавщицам. Поднял большой палец вверх. Женщины, увидев это, заулыбались.

Надо будет их как-то отблагодарить. Девчонки не испугались и не отступили, а пошли против ментов. Хотя могли отмолчаться, спрятаться за прилавок и сказать, что ничего не видели. В любое время такие люди ценятся дорого.

Опер пошёл к хулиганам. В них потихоньку начинала просыпаться прежняя наглость. Пока я разговаривал с оперком, парочка упырей спокойно сходила за минералкой – видно, сушняк мучил после пьянки. И никто даже вопросов не задал – куда они идут? Ну… перед законом все равны, но есть те, кто ровнее.

Теперь эти «кто ровнее» хихикали, переглядывались, то и дело бросали косые взгляды в мою сторону. На рожах у них искрилось понимание, что вопрос уже решён и «дядя» всё подмазал.

Опер подошёл к ним вплотную. Сначала они слушали его через губу, с ухмылками, даже позволяли себе переглядываться. Но по мере того как он говорил, улыбки начали исчезать. Плечи поникли, а их взгляд становился всё более озадаченным, потом – откровенно встревоженным.

Я сразу понял, что мент принял единственно правильное решение. Да, я рискнул, когда давил на него, но это сработало.

Упырь, что недавно орал про «дядю», снова полез за мобилой. Но опер медленно покачал головой – нет. Он ясно дал понять, что разговоров больше не будет, никакие «дяди» здесь решать не станут.

Интересно, кстати, кто же у такого шалопая может быть дядя? Большой вопрос.

Но на этом спектакль не закончился. Упырь, раскрасневшись, начал размахивать руками и что-то цедить прямо в лицо менту, тыкая пальцем в грудь. Я не слышал слов, но по выражению лица ясно – угрожал, строил из себя героя.

Мент оглянулся, проверил слепые зоны камер. Сделал шаг в сторону, будто позвал хулигана на разговор. Тот поведал, а оперок внезапно заломал ему руку, выбивая телефон из пальцев. Упырь ойкнул, согнулся. Мент что-то резко сказал ему, у хулигана мигом округлились глаза.

Забавно было за этим наблюдать. Теперь эти шакалы поняли, что их «дядя» и пустые угрозы здесь не прокатят.

Опер возвращался ко мне быстрым шагом. Видно было, что он на нервах – лицо раскраснелось, глаза нехорошо блестели, но он держал себя в руках.

– В общем так, – заговорил он. – Эти… согласны компенсировать ущерб и… накрыть поляну.

– Как понимаю, заявление забрали? – я вскинул бровь.

Опер медленно кивнул.

– Никакого заявления больше не будет.

– Сразу бы так, – ответил я сухо.

На секунду мент замялся, будто хотел что-то добавить. Зажевал губу, переступил с ноги на ногу и наконец выдал:

– Нехорошо получилось… Вы правы.

Я отметил про себя перемену: он больше не «тыкает», а обращается на «вы». Уважение сквозь зубы, но уважение. Значит, понял, куда дорога ведёт.

– Ладно, иди уже. Только в следующий раз помни, что ты не работаешь, а служишь.

Переходить с ним на «вы» я точно не собирался.

– А ножичек я себе оставлю, – улыбнулся я кончиками губ.

Мент ничего не ответил. Только дернул уголком рта и отвернулся. Кивком подозвал директора:

– Алевтина, подойдите, пожалуйста.

Управляющая подошла, в её взгляде ещё оставалось напряжение.

– В общем, – начал опер, подбирая слова, – после проведённых следственно-оперативных мероприятий было установлено, что виновники – вот эти молодые люди.

Он указал на хулиганов.

– Заявление они писать передумали… и если вы не против, давайте на них тоже писать не будем. Я сделаю вид, что не видел вашего заявления… – выдал он. – Не хочется молодым ребятам жизнь ломать.

Я понимал, почему он так юлит – дядя одного из упырей, видимо, всё-таки имел реальный вес. И за этих дурачков оперку придётся оправдываться перед этим самым дядей.

Алевтина прищурилась, услышанное ей явно не понравилось.

– Вот вы этим молодым жизнь ломать не хотите. А школьникам и их преподавателю ломать хотели?

Мент замолчал. Слова застряли у него на языке – потому что возразить было нечего.

Я решил вмешаться:

– Всё правильно, Алевтина. Пусть компенсируют ущерб, и вопрос закрыт. А заявления с девочками заберите.

Она внимательно посмотрела на меня, поколебалась, но всё-таки кивнула.

– Ладно…

– Тогда посчитайте убытки, – попросил мент, изо всех сил стараясь говорить так, чтобы голос звучал официально.

– У нас уже всё подсчитано, – ответила Алевтина. – Двадцать тысяч рублей.

Опер кивнул и замахал рукой, подзывая упырей. Те подошли сразу, опуская в пол глаза.

– Так, ну что, правонарушители, – начал мент, смеряя упырей взглядом. – Слово вам.

Шакалы по-прежнему смотрели в пол.

– Мы… – забубнил один из уродов, сбивчиво. – Мы неправильно себя повели… теперь нам за это очень стыдно… простите нас, пожалуйста… Если надо, мы даже извинения на камеру снимем…

– На камеру не надо, – перебил я. – Главное, что глаза в глаза извинились. Этого достаточно. А теперь двадцатку компенсации магазину – и всё будет путём.

Они засуетились, достали деньги.

Купюры слегка дрожали в руках. Директор взяла деньги, пересчитала, посмотрела на меня и молча убрала в папку. Потом забрала своё заявление, сложила и тоже спрятала в папку. То же самое сделали девчонки-продавщицы.

– Всё, – заключила управляющая.

Я перевёл взгляд на хулиганов.

– Перед девчонками не забудьте извиниться.

Те переглянулись, потом неуверенно подошли к продавщицам и Ане. Мямлили, распинались. Один из них, видимо самый хитрожопый, попытался извернуться и показал пальцем на Аню:

– Мы… мы видим, вам очень идёт это платье… мы готовы вам его купить…

– Иди уже, покупатель, – холодно отрезал я. – Без тебя разберёмся.

Аня только фыркнула, отвернувшись. Девчонки-продавщицы улыбнулись – в их глазах было больше презрения, чем прощения.

Я снова посмотрел на хулиганов.

– Самое тяжёлое осталось, – сказал я. – Перед пацанами извинились, руку пожали.

Упыри сглотнули, втянули головы в плечи и подошли к моим ученикам. Для хулиганов эта часть действительно была тяжелее и сложнее всего: сломать гонор и пожать руки тем, кого они считали школотой. Но благо мои ученики не стали чинить препятствия и пожали руки.

Когда «представление» закончилось, я подозвал упырей к себе.

– Запоминайте, – жёстко заговорил я. – В этот раз вам всё сошло с рук. Но в следующий раз может и не сойти.

Быдло молча кивало, возражения не последовало, а я перевёл взгляд на их основного боевика.

– И если ещё раз нож достанешь, готовься к тому, что он у тебя в пузе окажется.

Его глаза бегали.

– Виноват… – пробормотал он.

Он набрался мужества и протянул руку. Другие тоже подтянулись.

– Готовы накрыть поляну… или… можем деньги перевести, – сказал один.

– Поляну накройте, – отрезал я.

– А можно деньгами? – вдруг вставил один из моих учеников.

Я покосился на него. В моё время именно накрытием поляны закрывались подобные вопросы. Нет, деньги тоже можно было взять, но именно поляна, вернее её размер и цена, определяли искренность извинений.

Впрочем лично для меня это было не столь принципиально. Хочет молодёжь деньги – пусть берут деньгами.

– Ладно. Деньгами, так деньгами, – согласился я. – Переводите, как вы там переводите. И ещё, пацаны, подумайте на досуге вот над чем… дядю вашего пожалейте, что он в такие ситуации впрягаться должен за вас, дураков. Нет-нет, а ему по шапке прилетит.

Упырь, тот самый «племяш», вздрогнул, видно было – слова дошли.

– Подумаю… – шепнул он.

Потом снова протянул руку. Я пожал крепко, глядя в глаза.

Минута – и бабки улетели на карточку одному из моих учеников. Хулиганы, побитые, с опущенными головами, медленно двинулись к выходу. Думаю, что урок они усвоили: в следующий раз хотя бы будут сначала думать, а потом делать. Хотя, конечно, так просто дурь из горячих голов не выбить. Это я тоже хорошо понимал.

Когда они ушли, я повернулся к директору.

– Алевтина, заявление не надо пока выбрасывать. Пусть полежит в папке. Вдруг ещё всплывёт какая-то ситуация.

– Хорошо, – сразу согласилась она, а потом посмотрела на меня оценивающе. – Знаете, Владимир Петрович, вам очень идёт эта одежда.

Она кивнула на одежду, которую я так и не снял после всей катавасии. Тоже, блин, решал вопросы с висящими бирками!

– От лица торгового центра, в качестве искренних извинений и глубочайшей благодарности, я хочу подарить вам этот комплект. Совершенно бесплатно.

Я окинул себя взглядом и, усмехнувшись, покачал головой.

– Спасибо, но за себя я заплачу. Пусть девчата-продавщицы выберут себе платьишки. И Аня тоже.

Продавщицы переглянулись, глаза у них загорелись. Аня прикусила губу от неожиданности, потом всё же улыбнулась. Все трое радостно пошли по рядам выбирать себе обновки.

Я обернулся к пацанам:

– Ну что, казаки, навоевались? Хватит уже. А то, небось, и уроки сегодня ни хрена не учили.

– Спасибо, Владимир Петрович. Если бы не вы, нас бы точно в ментовку забрали, в «обезьяннике» сидели бы.

Я не стал говорить, что обезьянник в сравнении с тем, что пытался шить мент, – самое безобидное из возможных последствий.

– Не вопрос, – махнул я рукой. – Друг другу помогать надо. А почему в ресторан не захотели после такой движухи?

– Да какие рестораны… – буркнул один. – Бабки в семье нужны, Владимир Петрович, тяжёлое сейчас положение.

В сердце аж ёкнуло приятно.

– Правильно. Родителям помогать – святое.

Но одно всё-таки не вязалось – на кой-чёрт тогда они пришли в магазин, если нет денег что-либо покупать? Я решил не тянуть кота за яйца и прямо об этом спросил.

– Так мы просто поглазеть хотели, Владимир Петрович, чтобы когда возможность появится – купить, – признались ученики.

Я задумался ненадолго, буквально на пару секунд, потом сунул руку в карман и достал пару пятитысячных купюр.

– Это от меня, по тряпке каждому купить хватит, – сказал я.

Пацаны замялись, поехали, сами не обиделись, что они уже собрались отказываться от денег. Но я настоял.

– Я настаиваю, – отрезал я.

Никогда особо не заморачивался по деньгам. Есть деньги – хорошо, нет денег – заработаем.

– Спасибо, – поблагодарили ученики.

– На здоровье, но есть одно дельце. Братва, для нас, мужиков, такие качели – как с гуся вода. А вот бабы… им это всё – лишние нервы. А женщин надо беречь. Согласны?

– Согласны, Владимир Петрович.

– Так что метнитесь в ближайшую цветочную лавку и организуйте нашим девчонкам по букетику.

Я дал им ещё одну пятёрку. Радовать женщин – это святое.

– Хорошо, Владимир Петрович, – закивали ученики и почти строем двинулись к выходу.

Я проводил их взглядом и повернулся к женщинам. Девчонки уже выбрали себе платья. По сути, нас с Аней ничего в магазине больше не задерживало.

– Так, ну что, Алевтина, девочки, – сказал я, обводя их взглядом. – Хорошего вам завершения рабочего дня. Спасибо за шикарные вещи. До свидания.

Попрощавшись, мы с Аней вышли из торгового центра. Оказавшись на улице, я вздохнул свежий воздух полной грудью. Аня шла рядом, потом обернулась ко мне и тихо сказала:

– Вова… я всегда думала, что ты такой… ну, который за себя постоять не может. А сегодня… ты постоял не только за себя, но и за нас всех. Ты открылся для меня совершенно с другой стороны, – призналась она.

Она остановилась, глаза блестели от подступивших слёз.

– Мне очень хочется тебя обнять, – призналась она и шагнула ближе.

Я позволил. Её руки обвили меня, и в этот момент в её сумочке завибрировал телефон. Лицо Ани сразу изменилось – улыбка исчезла, взгляд потух.

Я мельком глянул на экран и прочитал имя звонившего: Котя.

– Чё ты мне названиваешь? У меня совещание! – донёсся из трубки визгливый мужской голос, злой и раздражённый.

– Ничего уже не надо, – Аня гордо вскинула подбородок и сбросила звонок.

Что тут сказать – бывают в жизни огорчения. Комментировать это я никак не стал – не моё дело, а Аня, если захочет, сама сделает выводы.

Думать надо было о другом. Время перевалило за полдень, а у меня по делам касаемо школьного субботника конь не валялся. Я не обозначил время, когда надо на субботник приходить, и никого даже в курс не поставил, что вообще куда-то надо идти и что-то делать. Пока весь этот цирк творился в торговом центре, я как-то выкинул субботник из головы.

И если прямо сейчас упущенное время не наверстать, некому будет приводить всё в порядок.

Я достал телефон, пролистал контакты. Нашёл – «Классная, 11Д». Набрал.

– Алло? – сдержанно, с лёгкой досадой, ответил голос на том конце. – В воскресенье вечером звоните… вы что, шутите, Владимир Петрович?