Текст книги "Физрук на своей волне. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Кольщик, наколи мне купола-а-а… – гремело из динамиков.

Я покосился. Ну да, классика жанра: внутри сидели двое «серьёзных» пареньков. Чёрные очки, даже при том что солнце уже клонилось к закату. Перстни на пальцах, бритые затылки. Блатота местного пошиба – не больше и не меньше.

И вели они себя по тем же лекалам, когда правила – для лохов. Какой-то мужик на старенькой «Ладе» их не пропустил – и всё… началось. Джип сразу поджал «Ладу», в окне блеснула рука с золотым перстнем и недовольный жест в сторону водилы.

– Ты чё, дед, охренел? – проревел бас, перекрывая музыку.

Я сжал руль крепче. Ну да… время идёт, а повадки остаются. Сколько бы лет ни прошло, вот такие типы на дороге всегда найдут способ показать, что они «главные».

Проблема была лишь в том, что мне как раз нужно было повернуть направо. А вместо поворота я ждал, когда молодёжь почешет своё ЧСВ.

Чёрный джип, двухтонная дура с «Куполами», шёл в соседнем ряду. Я попытался повернуть, но водитель будто специально дал газу, прижимая меня к бордюру. Видно, ещё после ссоры со стариком не успокоился и играл «не замечаю соседа».

Я снова включил поворотник. Ситуация повторилась: я даю вправо, а гад снова ускоряется, закрывая окно.

Я сделал третью попытку, и результат остался тем же. Джип держал меня, водила пытался показать, кто на дороге «царь».

Я нажал на клаксон. Коротко, дважды. Водила джипа повернул лицо ко мне. Чёрные очки блеснули в свете фонаря, и я увидел, как губы его растянулись в презрительной ухмылке.

– Тебе чё, поц? – бросил он.

– Через плечо повернуть дай, – ответил я.

– Пошёл на хер, – было ответом для меня.

Тонированное стекло поднялось, музыка заиграла громче:

– Я в детстве подружился с сигаретой…

Я усмехнулся. Во, животное… Видно же, что некому в жизни мозги вправить. Привык, что все перед ним расступаются.

Я снова включил поворотник. Лампочка на панели настойчиво замигала. Джип, как и ожидалось, снова дёрнулся вперёд, пытаясь прижать меня, не пустить. Но я уже не собирался играть в эти кошки-мышки.

Я вывернул руль, и Матиз рванул вправо, идя на таран. Джип дёрнулся, водитель резко вжал по тормозам – резина взвизгнула, а машина клюнула носом.

Я же, не моргнув, втиснул свой Матиз в просвет и встал в ряд. В зеркале заднего вида я видел, как рожи в чёрных очках перекосило от злобы.

Сзади раздался истеричный визг клаксона. Джип заметался из ряда в ряд, подрезал соседнюю «Кию», та едва не въехала в отбойник. В зеркале я видел, как глаза у водителя «Мерса» налились кровью.

Он поравнялся со мной, резко прижав машину к борту. Стекло со стороны водителя опустилось, и оттуда высунулась рука с блеснувшей рукоятью пистолета.

– Э, тормози, чепуха! – заорал водитель.

Его дружок на пассажирском сиденье достал из-за пояса нож.

Я покосился на них, потом снова на дорогу. Даже забавно стало.

– На обочину сверни, да? – рычал водила.

Я плавно свернул на обочину, заглушил мотор и включил аварийку. Красные огоньки замигали, «Мерс» притормозил сзади. Из салона синхронно вывалились двое. Коренастый водитель с квадратной челюстью и цепью на шее, и пассажир – длинный, жилистый, с острыми скулами. Взгляды у обоих были одинаково злые, явно привыкшие к тому, что мир перед ними стелется.

Я сидел спокойно, наблюдая боковым зрением за их движениями. Ну да, настроены ребятки были решительно.

Водитель шёл первым с пистолетом в руках. Он подошёл к моей двери, занёс руку и со всего маха ударил прикладом по боковому зеркалу. Стекло разлетелось, осколки брызнули на асфальт.

– Слышь, жирный, ты попутал? – процедил он, наставив ствол прямо в моё лицо.

Я перевёл взгляд с дула на его глаза. Там читалось презрение, даже удовольствие – мол, сейчас он меня «строить» будет.

Второй в это время обошёл машину спереди и начал бить по фарам.

Внутри меня уже поднималась старая злость.

Они думали, что перед ними толстый лох на дешёвом корыте, человек второго сорта. А значит, в их ущербной картине мира – со мной можно делать что угодно.

Эх… Не хотелось бы кипиша. Вроде решил для себя, что хватит прошлых разборок, другая жизнь. Но нет, такие вот сами нарываются.

– Ты чё, попутал, жирный⁈ – снова завизжал водитель, тыкая пистолетом почти в упор.

– Вы, прям бандиты, да? – хмыкнул я, посмотрев на него. – А насчёт «попутал», это, походу, вы, пацаны, кое-что попутали…

Глава 9

– Чё⁈ – заорал водила.

Я дождался, когда он подался чуть ближе, и резко ударил ладонью по его локтю снизу.

Бах!

Ствол грохнул, и пуля попала в пассажирскую дверь.

Хрясь!

А это приказал долго жить сустав водилы.

Ствол вылетел из рук и отскочил на асфальт.

Я тут же резким толчком открыл дверь, сбивая водилу с ног. Выскочил, схватил хама за шиворот и добавил локтем в висок. Водитель с глухим стоном осел на асфальт.

Минус один.

Второй, тот, что с ножом, дёрнулся на меня, замахиваясь лезвием. Я шагнул в сторону, поймал его руку и провернул кисть так, что нож сам собой выпал. Парня дёрнуло, он вскрикнул, а я добавил коленом под рёбра. Пассажир согнулся пополам, хватая воздух.

Я наклонился, поднял нож с земли и повертел в пальцах, проверяя баланс.

– Ну что, фраера… – сказал я, глядя на обоих сверху вниз. – Сами попросили.

Я медленно направился к их «Мерсу», стиснув рукоять ножа. Не торопясь, воткнул лезвие в переднее колесо. Воздух вырвался наружу с жалобным шипением. Потом второе, заднее. Обошёл вокруг, добил оставшиеся два. Четыре аккуратных удара – и красавец-«Мерс» осел на брюхо, жалко присев на пружины.

С дороги начали сигналить. Кто-то уже снимал на телефон – я краем глаза видел, как из соседней машины парень высунул руку с мобильником. Ещё двое-трое водителей остановились, наблюдали, будто кино им показывают.

Я достал из кармана носовой платок и тщательно вытер нож. Старый инстинкт – никаких отпечатков оставаться не должно.

Затем вернулся к тому, что ещё недавно кидался на меня с ножом. Пассажир сидел на асфальте, держась за бок и вытаращив на меня глаза. Я присел рядом, ухмыльнулся и вонзил клинок в землю – аккурат между его ног, в сантиметре от паха.

– Слышь, фраерки, – процедил я. – Вы, похоже, попутали? Волю почувствовали?

Я глянул на них, как на двух нашкодивших школяров.

– Слушайте сюда, – начал я по-фене, чтобы им понятнее было. – За вами косяк. Большой.

Они мотнули головами, глаза бегали.

– Кто у вас старший?

Пассажир пробормотал что-то невнятное.

– Хотите жить по «мастям»? – продолжал я. – Так по масти с людьми по-воровски значит по-людски.

– Брат, извини. Мы не знали, – замямлил водила.

Я повернулся к своему Матизу, зажевал губу. Потом скрестил руки на груди и глянул на них исподлобья. От «блатоты» не осталось и следа. Передо мной была пара перепуганных шавок, которым жизнь в моём лице впервые показала зеркало.

– Короче, бабки теперь вы мне должны, – отрезал я.

Водила дёрнул молнию на куртке, полез во внутренний карман и достал толстый, раздутый кошелёк. Руки у него ходуном ходили, а пальцы так дрожали, что едва могли ухватить купюры. Он вытащил пресс пятитысячных и, стараясь не встречаться со мной глазами, протянул вперёд:

– Возьми, брат, виноваты, брат…

Я приподнял бровь, ткнул пальцем в свой Матиз.

– Сколько ремонт будет стоить?

– Полтинник точно, – проблеял водила.

Я взял пачку купюр и отсчитал пятьдесят тысяч. Потом отсчитал столько же сверху. Лишнее сунул обратно в кошелёк и бросил на капот их «Мерса».

Встал, выпрямился, отряхнул штаны.

– Полтинник на ремонт. И ещё полтинник, чтобы в следующий раз подумали, прежде чем с людьми так себя вести. Вопросы есть?

– Н-нет… нет, всё правильно… – закивали оба, жадно глотая воздух, как рыбы, выброшенные на берег.

– Давайте, взяли ноги в руки и сдрыснули, на первый раз обойдёмся внушением. А второго раза не будет, – пояснил я. – Врубились, чё к чему?

– Врубились…

Я направился к своему Матизу. Сел, завёл двигатель и вывернул руль. Бросил напоследок взгляд в зеркало – «Мерс» стоял на спущенных колёсах, а два «блатных» держались за головы, явно наделав в штаны.

Вот откуда только такие берутся?

Я тронулся, по указанию навигатора поворот во двор был через пару сотен метров. Водители, которые наблюдали за всем этим сыр-бором, дружно посигналили, будто говоря мне спасибо. Да не за что, на самом деле каждый ответственен за то, чтобы в стране порядок был.

Другой вопрос, если бы что-то пошло не так – эти мужики вылезли бы из своих машин и впряглись бы? Или так бы остались сидеть и снимать происходящее на телефон?

Я въехал во двор, весь погружённый в свои мысли. Адресом оказалась кирпичная высотка, какие активно строили ещё в моё время. Так называемая «свечка» в четырнадцать этажей. Добротная, многоквартирная. Я, честно говоря, ожидал худших вариантов.

А вообще, конечно, непривычно было смотреть на дом и понимать, что это уже старый фонд так называемой вторички. Только, блин, строили на моих глазах…

Здесь меня поджидала новая проблема – отсутствие парковочных мест. Я поймал себя на мысли, что тут парковка хуже, чем на базаре в час пик. Машины стояли везде, где только можно и где они стоять в принципе были не должны: на тротуарах, на газонах, чуть ли не друг у друга на крышах. Даже моему Матизу, этой мелкой консервной банке, никак не удавалось втиснуться хоть куда-нибудь. Естественно, без риска оставить краску на чужом бампере.

Я покружил, попытался сунуться между «Фокусом» и «Солярисом» – но щель была такая, что разве что велосипед бы пролез. Я чертыхнулся и поехал дальше.

Но если долго мучиться, что-нибудь получится – я увидел одно-единственное свободное место. Красота! Думал парковаться, но заметил посередине пятилитровую пластиковую бутыль с остатками какой-то мутной жижи внутри.

Я остановился, выбрался из Матиза. Наверное, кто-то место застолбил? Я подождал минуту, две, полагая, что водила подъедет. Но никто не подъезжал. Только во двор заехала ещё одна тачка, тоже начав тыкаться и мыкаться, ища свободное место.

Вообще беда, конечно: в советское время никто не планировал, что у граждан будет транспорт в таком количестве. И как следствие планировщики не предусмотрели парковочные места перед домами. Проблема. Похоже, что никто особо не собирался её решать. С другой стороны, а как решать? Тут уже кому как повезёт – если двор просторный, то припарковаться легче. Если рядом идёт дорога, то можно встать на её обочине. Вот только в моём случае ни того, ни другого нет.

Поняв, что никто парковаться здесь не будет, я ухватил бутыль и отволок её к мусорке. Вообще в таких делах самый правильный принцип – жопа встала, место потеряла.

Я запарковал Матиз, смотревшийся немного жутковато с поломанным левым зеркалом и разбитыми передними фарами. По-хорошему аппарат надо подделать и двигать, купить себе взамен что-то более серьёзное. Понятно, что на бабки, которые выручишь с продажи корыта, ничего не купишь, но нужно будет присмотреться, какие тут цены.

В этот момент мимо проезжал товарищ на белом седане – китайце, который тоже искал себе место для парковки.

– Володька, Али же ругаться будет? – бросил он, смотря на мой припаркованный Матиз.

– Ты о чём, братское сердце? – я вскинул бровь.

– Да это Али место… – ответил он и поехал дальше.

Я ещё раз взглянул на свою тачку. Ну, значит, обломится Али: кто первый встал, того и тапки.

От мыслей отвлёк скрип. Я обернулся и увидел бабулю, катившую за собой тележку, гружённую, как карабахский ишак.

– Внучок, ругаться… Ты молодец, что не боишься, – пробормотала она.

Я хмыкнул, пожал плечами.

– Кто успел, тот и сел.

Бабка покачала головой, пошла дальше, бурча что-то про «наворотили тут, а теперь сами разбирайтесь».

Я закрыл Матиз на сигналку, по привычке проверил – закрылась ли дверь, и потопал к подъезду. Туда же пошла и бабулька с тележкой.

В подъезд вела массивная металлическая дверь, закрытая на кодовый замок. Запертые подъезды – ещё одно наследие девяностых годов. Если до этого в Союзе никому не приходило в голову запирать подъезд, разве только зимой, чтобы холод внутрь не пускать, то начиная с девяностых люди хоть как-то хотели защититься от внешних невзгод по типу «мой дом – моя крепость». Тогда же в большинстве своём появились решётки на окнах, железные двери на замках и вторые металлические двери на квартирах. Спасало это мало кого, но внутреннюю уверенность определённо добавляло.

Маленькая, сухонькая бабулька в цветастом халате и платке, узелком завязанном под подбородком, посмотрела на меня с радостью в глазах. Она сидела на лавочке у подъезда, тяжёлая тележка стояла рядом.

– Володька, помоги бабке тележку до квартиры донести, – попросила она.

– Не вопрос, – я пожал плечами.

Негоже старикам тяжести таскать. Тележку-то по ступенькам не покатишь. Я поднял тележку и сразу понял, что тело это совсем не моё прежнее. Лишнего веса во мне теперь было с лихвой, а телега вдобавок весила килограммов двадцать, как показалось. Её вести тяжело, не то чтобы нести.

Я, но не подавая виду, что мне тяжело, попёр сумку по ступеням. А тяжело было… Уже после второй ступеньки пот выступил на лбу, спина заныла, а дыхание сбилось.

Сюрприз… это же насколько надо быть растренированным… Непорядок!

Бабулька, оказавшаяся вполне себе живчиком для своих лет, опередила меня. Добралась до кабины.

– Володька, хоть и второй этаж, но лучше на лифте поехать, – заверила она и нажала на кнопку вызова.

Дверцы лифта тут же разъехались, приглашая войти в кабину. Но входить я не спешил. Да, новое тело мылое, совсем непривычно к нагрузке, но если я хотел хоть что-то изменить, к нагрузке надо приучать организм уже сейчас. Иначе будет вечное «завтра».

Недолго думая, я попёр телегу к лестничной клетке.

– Так донесу, бабуль, чего тут – второй этаж, – бросил я.

Бабка промолчала, хотя и посмотрела на меня с таким выражением, будто говорила «ну-ну, дерзай». Сама зашла в лифт и поехала, довольная, что её тяжесть тащит чужая спина.

Я выдохнул и зашагал по лестнице, таща за собой тележку. Всего два этажа, а я уже весь мокрый, как после хорошей пробежки…

Я чувствовал, как сердце бухает в груди, словно пытается пробить рёбра. Смешно и обидно. В девяностые я бы поднялся вверх до четырнадцатого этажа и спустился бы вниз, даже дыхание бы не сбилось. Хотя посмотрел бы я сам на себя, если бы мне на плечи положили мешок с картошкой килограммов этак на пятьдесят. Примерно столько у меня было лишнего веса сейчас.

Я с горем пополам дотащил тележку и, выдохнув, поставил на пол. Старушка меня уже ждала.

Бабка, довольная как ребёнок, открыла свою обшарпанную дверь и взяла с тумбочки в коридоре плитку шоколада. Советская привычка – всегда иметь что-то сладкое «на случай гостей».

– Держи, Володя, – сказала она. – Спасибо тебе, что старикам помогаешь. Не каждый нынче остановится, а ты вот донёс. Молодец.

И прежде чем я успел что-то ответить, её сухая ладонь легла мне на щёку. Она ласково потрепала, как будто я и вправду был мальчишкой лет двенадцати, а не мужиком, который в своей жизни похоронил друзей, дрался за район и уже один раз умер.

Я улыбнулся – по-доброму, но руку её мягко перехватил и убрал от лица.

– Помогать старикам надо. Так что, если что – зовите, – заверил я.

– Обязательно, – оживилась старуха. – Ты заходи как-нибудь, пирогов напеку. У меня яблоки с дачи остались, пирог выйдет – пальчики оближешь.

– Зайду, куда ж я денусь, – усмехнулся я, беря из её рук шоколадку.

Старуха закрыла дверь, а я остался стоять на лестничной клетке с шоколадкой в руке. Она была самая обычная – молочная, в яркой обёртке. Но в животе заурчало, а во рту пошло слюноотделение. Причём так активно, что мне даже пришлось сглотнуть. Если бы я хотя бы на секунду отпустил контроль над новым телом, то заглотнул бы шоколадку целиком, возможно даже не жуя.

Я прям отчётливо почувствовал, как стало дурно, как резко упал сахар, и организм буквально требовал шоколада… Рука уже потянулась к упаковке, чтобы раскрыть плитку и сожрать…

– Стоять! – буркнул я сам себе, одёргивая руку.

Вот же засада. Тело толстое, как шар, а тянет всё равно на сладкое. Нет, надо тормозить и держать себя в руках. Хотя такое активное сопротивление от организма я встретил впервые. У школы, в машине, когда я выкидывал булочки и чипсы, как-то попроще было. Сейчас же организм явно проголодался и уже не просил, а вопил: «Дай мне пожрать!».

Я спрятал шоколадку в карман пиджака и только сейчас понял, что стою возле лифта. Причём кнопка вызова нажата, сам лифт где-то наверху глухо гудит, спускаясь по шахте.

Понятно: тело хочет жрать и ничего не делать. Не думал, что такое возможно, но возможно же. Я сразу прикинул: у бабки на втором этаже была квартира № 15, а у меня по паспорту – 78-я. Значит, у меня, судя по всему, последний этаж. Ну… если я решил выкарабкаться из этого жирного болота, то без труда не вытащишь и рыбку, как говорится.

– Пошли пешком, Володя, – сказал я сам себе и повернул к лестнице.

Первый пролёт прошёл относительно легко. Всё-таки, я шёл без тележки. Второй – тоже. Но уже к четвёртому этажу стало ощутимо… Рубашка прилипла к спине. Воздух стал тягучий, как в бане.

На шестом этаже я уже хватал ртом воздух, вытаращив глаза. Пот катился по лицу ниагарским водопадом, щипал глаза. Ноги налились свинцом в икрах, а ступени будто стали выше и круче.

– Твою мать… – выдохнул я, вцепившись в перила.

Я остановился, отдышался. Можно было сдаться и вызвать лифт, но нет! Потихоньку, малыми шашками, но я поднимусь. Сегодня сдохну, завтра уже станет легче. А через неделю, если потерплю – будет первый результат. Тело надо приучать, другого пути нет.

Я вытер лоб ладонью, глубоко вдохнул и двинулся дальше, шагая упрямо, словно поднимаясь в гору.

Поднимался я всё выше и невольно удивлялся: подъезды тоже стали совсем другие. В мои времена, заходя в подъезд, сразу следовало готовиться к «сюрпризам» в виде неработающих лампочек, темени и коричневых «мин» между лестничными проёмами.

Тут же всё было на сенсорах и датчиках. Идёшь – и лампочки, слыша твои шаги, сами включаются.

Стены тоже чистые, ни одной матерной надписи, даже чего вроде «Коля + Маша = любовь» нет. Всё было вылизано и приведено в порядок. И запаха характерного тоже нет – ни мочи кошачьей, ни сигаретного угара.

Чудеса да и только.

Но стоило подняться выше, как стало понятно, что далеко не все жители выступали «за» чистоту и порядок.

Между восьмым и девятым этажом на подоконнике стояла пустая бутылка из-под водки, рядом облупленная пепельница, доверху набитая окурками. Причём половина бычков валялась по полу и подоконнику. Пол был аж серый от пепла.

– Ну хоть что-то родное… – хмыкнул я.

Но если по-серьёзке – в каждом подъезде обязательно водилась такая вот свинья, устраивавшая курилку и не следившая за порядком. Ничего, пару слов по душам – и порядок будет.

Сверху послышался грохот. По лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек за раз, нёсся пацанёнок лет двенадцати. Худой, как саранча, с портфелем за спиной.

– Здрасьте, дядя Вова! – крикнул он, пролета́я мимо.

– Здорово, малой, – выдавил я сквозь тяжёлое дыхание. – А ну, тормозни.

– Чё, дядь Вов? – пацанёнок остановился.

За его спиной висел рюкзак, буквально оттягивающий его к земле. Я кивнул на бутылку водки и пепельницу.

– Слышь, малой, а кто это нагадил, не знаешь?

Парнишка открыл рот, будто хотел сказать имя, но тут же съёжился, глянул по сторонам и замолчал.

Я сразу понял, что боится. Явно тот, кто тут устроил срач, не только пьёт, но и малых гоняет. Запугал, гад.

Я достал из кармана шоколадку – ту самую, что бабка сунула, – и протянул пацану.

– Ладно, малой. Вот тебе, похавай с чаем, а вспомнишь, кто тут гадит – сообщи.

Малый недоверчиво посмотрел на шоколадку и замотал головой.

– Мама говорит, что там ГМО! – выдал он и поскакал дальше, сотрясая лестницу.

Во даёт… в моё время бы с руками оторвали шоколадку. А тут…

Впереди оставалось ещё пять этажей «Ада».

Уважаемые читатели! Важный момент – лайки помогают автору искать вдохновение! Кто не в курсе – это сердечки со словом нравится. Всем спасибо за поддержку и проявленный интерес к Физруку

Глава 10

Минут через десять упорного труда я закончил своё восхождение на Эверест. Последний марш лестницы дался так, будто я по мешку цемента тащил на каждом плече. Перед глазами возникла старая металлическая дверь с облупленной краской. Дверная ручка болталась на соплях – винты раскрутились. Глазок был мутный, треснутый.

– Ага… – протянул я, опираясь на стенку и переводя дух. – Ну, понятно все.

Не богатый явно был Володька. В нищете жил и походу сводил концы с концами с этим сводим преподавательством. Ничего… Бабки – дело поправимое и наживное. Бабки всегда заработать можно.

Я задержался у двери, восстанавливая дыхание. Сколько ни ругай себя за лишний вес, а сердце всё равно щемануло.

Я пошарил в карманах, нашёл связку ключей. Долго ковыряться не пришлось – первый же ключ подошёл. Я засунул в замок, провернул, услышал щелчок и открыл дверь. Но в этот момент дверь напротив приоткрылась. На площадку выглянула ещё одна бабулька-красотулька. В руках у неё была тарелка, накрытая полотенцем. Запах был такой, что мой желудок опять предательски заурчал.

– Володька, здравствуй! – радостно воскликнула она, увидев меня. – С работы, небось? Устал? А я пирожков напекла, горяченькие, все сама не съем. На, возьми, подкрепись.

Она протянула мне тарелку, на которой красовались пухлые румяные пирожки, ещё блестящие от масла.

Вот же испытание! Организм прежнего хозяина буквально истерил: «Жри!». И я прекрасно понимал, что дай волю – и я сожру десяток таких пирожков… причём пирожки – это не булки, тут я реально могу не устоять!

– Спасибо, – выдавил я, стараясь улыбнуться.

– Володя, – она всплеснула руками. – Ты, я смотрю, похудел что ли? Осунулся… Ты береги себя, милый. А то всё работа, работа. Вот съешь пирожок – и сразу силы прибавятся.

Я кивнул, но взял только один пирожок, чтобы не обидеть бабулю.

– Парочку хотя бы возьми!

– Спасибо, но мне врач диету прописал, – я попытался отбрехаться.

– Да это ж всё натуральное…

Я молчал. Вот незадача, на каждом шагу меня кто-то обязательно откормить пытается.

– Заходи потом, я ещё пирогов напеку, а ты мне свою историю расскажешь. Я в прошлый раз про Наполеона аж заслушалась! – резюмировала старуха.

А сама пошла в соседский тамбур, соседей пирожками угощать.

Дверь скрипнула и нехотя впустила меня внутрь.

– Ну, посмотрим, что тут за хоромы.

Я только успел шагнуть через порог, как к моим ногам пулей метнулась собачонка на полусогнутых. Маленькая, в розовом костюмчике, с бантиком на спине. Глаза-бусинки, хвост мельтешит, как пропеллер.

– О, здорова, – я улыбнулся.

Собачка сначала радостно повизгивала, но стоило ей вскинуть морду и разглядеть моё лицо, радость мигом сменилась подозрением. Она обнюхала воздух, обошла вокруг меня и тут же дёрнулась к моей руке, пытаясь укусить.

– Эй! – выругался я, одёргивая ладонь. – Ах ты, паршивка!

Схватил её за бока, поднял. Собачка изо всех сил пыталась выкрутиться и цапнуть меня. Но вот хренушки, была у моей подруги в своё время смесь бульдога с носорогом – помесь хина и дворняги. Такая же мелкая и паскудная. Навоевались мы с ней знатно, так что как обращаться с такими песиками я был в курсах.

На секунду мелькнула мысль – а не переселился ли Рекс вместе со мной в настоящее?

Мысль пришла и потому, что под розовым костюмчиком ждал «сюрприз»:

– Да ну… кабель? – выдохнул я. – И какого ж хрена тебя в розовое приодели?

Пёсик рванулся, щёлкнул зубами возле запястья, едва не прокусил пиджак. По всей видимости, возмутился, что я его с сукой спутал. Пёс начал сильнее извиваться, визжать, как сирена. Пришлось поднять повыше и шагать к ванной.

– Тихо ты, зверюга, – хмыкнул я, таща его на вытянутых руках. – Чуешь, что не хозяин я твой? Ну, так это уже не моя проблема.

Я дошёл до ванной, открыл дверь, аккуратно закинул туда собачонку и прикрыл за собой, пока та не вырвалась. Из-за двери тут же раздался обиженный лай, такой, будто я его не в ванну посадил, а в тюремный карцер.

Пёсель недолго думая завыл, я отступил… и тут же почувствовал что-то мягкое и неприятное под ботинком. Опустил взгляд.

– Да твою ж мать… – зашипел я.

Под ногой размазалась свежая кучка собачьего «подарка». Пришлось облокотиться о стену и снять ботинок.

– Ну и зверь… костюм розовый, а повадки как у бультерьера.

Я повертел ботинок, чуть приоткрыл дверь в ванную и бросил его туда. Пусть нюхает, гадёныш.

Я прошёлся по квартире, оглядываясь. Две комнаты, кухня, коридор – стандартная планировка, ничего необычного. Я попытался заглянуть в одну из комнат, но дверь оказалась заперта. На хрена, спрашивается? Может, затем, чтобы пёсель ничего не грыз и нигде не гадил?

– Интересно…

Надо найти ключ, глянуть, что там за дверьми.

Остальное пространство выглядело так, будто здесь поселился бродячий философ. Ремонт был ещё с девяностых: обои пожелтели, на потолке расползлись пятна, а линолеум вспучился или стёрся. Окна ещё деревянные, краска на них облупилась, рамы перекосило.

В открытой комнате царила настоящая свалка. На диване лежала куча одежды, в основном старые футболки и штаны, смятые и нестиранные. На полу были разбросаны бумажки, тетрадки и какие-то методички по истории.

Телевизор был, но почему-то стоял у стены экраном к обоям. Ну верно, зомбоящик на фиг. В этом я с тобой согласен, Володька.

Книг тут была целая гора. Полки и стол оказались завалены томами по истории. Я подошёл, полистал – войны, революции, монографии, атласы. Некоторые книги лежали раскрытые, страницы были загнуты. Прям штаб фанатика-краеведа.

Я прошёлся дальше, сдвинул ногой стопку старых тетрадей.

– Ну и бардак, – вздохнул я. – Жить можно, но руки приложить придётся.

Заодно и с собакой договорюсь. Хоть и злобная шавка, но, может, привыкнет. Я животных люблю больше, чем людей. Ну а если не договоримся, то сидеть пёсику в ванной.

Я подошёл к двери ванной, где она шипела и тявкала, стукнул костяшками.

– Эй, Рекс! Слышишь, псина? Теперь ты Рекс. Привыкай.

В ответ раздалось яростное тявканье и царапанье лапами по двери. Врубился что ли? Я усмехнулся. Ну вот и ладушки. Будет знать, что хозяин в доме есть.

– Братец, чё попутало тебя, что я вместо Володьки? Так меня самого попутало по первой.

Я пошёл на кухню. Первым делом поставил чайник на электрическую плиту. Огляделся. На столе стояла коробка с чаем, но не в россыпь, а в пакетиках на ниточках. Я вытянул один, разглядел.

– Охренеть… – выдохнул я. – Чай в пакетиках. И не простой, а, мать его, со вкусом персика!

Я усмехнулся и покачал головой. В девяностых я заваривал заварку по второму кругу, в тряпичный мешочек. Разное время было и дела по-разному шли. А тут – одноразовые пакетики, да ещё с добавками.

Рядом стояла электрическая приблуда кремового цвета. Я не сразу догнал, что это кофеварка. Кнопки, лампочки… На коробке рядом лежали какие-то капсулы.

– Ни фига себе…

На этом сюрпризы не закончились. Чуть в стороне, у мойки, я заметил ещё одно дитя прогресса – стиралка, да не совсем. Для мытья посуды.

Моя бывшенькая от такого агрегата описалась бы от счастья. Грязная посуда была лейтмотивом почти всех наших ссор.

Я сел на табурет, глядя на всё это, и задумался. Вроде мелочи, а жизнь совсем другая. Людям теперь проще. Но вот стали ли они от этого лучше – вопрос.

Наконец я подошёл к холодильнику. Белый, высокий, совсем не похожий на те «Днепры», к которым я привык.

Я дёрнул ручку – и дверца мягко открылась. Я так и застыл с открытым ртом. Внутри оказался целый гастрономический рай.

На полках лежала колбаса в вакуумной упаковке, сыр нарезанный, йогурты в ярких стаканчиках, молоко в тетрапаках. Вспомнился мой холодильник с пачкой «Рама» в углу…

Я оглядел всё это богатство. Колбасы сортов пять, кетчупы, соусы… ни фига – даже баночка красной икры есть. Я едва не присвистнул. Холодильник как у министра какого-то.

Желудок в который раз предательски заурчал. Я потянулся было за йогуртом, но остановил руку. Нет, брат… Надо держать себя в узде. Отдай ужин врагу, как говорится.

Я вернул йогурт на место, закрыл холодильник и тяжело вздохнул.

– Ладно… посмотрим, насколько у меня силы воли хватит.

Я залил кипятком пакетик и уставился, как он распухает, окрашивая воду. Через пару минут сделал первый глоток и сразу скривился. Вкус, конечно, яркий, сладковатый даже, но отдаёт какой-то химозой. Не чай, а микстура из аптеки. Однако организм, привыкший к сахару и жирному, заурчал от удовольствия – прежний хозяин этого тела явно любил подслащённое.

Сидеть в тишине не хотелось. Я хоть и был против зомбоящиков, но телевизор прямо сейчас мог помочь врубиться, как обстоят дела в стране. Что за повестка? Какие у народа боли и интересы? Короче, глянем сейчас.

Я прошёл в зал, повернул телек экраном к себе и нажал красную кнопку на пульте. Пульт был, да, что удивительно. Я-то думал, телек уже включали силой мысли. Шучу, конечно, но в каждой шутке, как говорится…

Телевизор ожил, экран вспыхнул, и на меня хлынула голубая муть. На сцене, залитой светом, выделывался… Киркоров. Я аж поперхнулся.

– О ни фига! – вырвалось у меня.

Филя, мать его, Киркоров. Старый уже, но прыгает по сцене, как юнец. В костюме блестящем, с перьями, поёт что-то про «цвет настроения синий» – и… трусы в руке. Я сидел с чашкой и не мог поверить, что это всё по-настоящему.

А как же «любовь может быть жестокой»? Эх, Филя, упустила тебя Алла…

Я переключил канал. На экране кучка молодёжи сидела на каких-то брёвнах.

– Тигран, так ты изменял своей жене или нет? – спрашивала, как я понял, ведущая у одного из сидевших на брёвне.

Разговоры тут шли про личную жизнь. Кто кого любит, кто кому изменил, кто с кем ночевал.

– Да ну нафиг… личное на показ, – я покачал головой.

В девяностых, конечно, всякие «Спид-инфо» тоже в бельё лезли и скелеты по шкафам искали, но это хотя бы печатка – там на толчке почитаешь и забудешь. А тут… прям борщ. На всю страну.

Я сделал ещё глоток чая, поморщился от химозы и пощёлкал ещё по каналам. Новостей не было, и я выключил телек. Я-то думал, что это в девяностые людям мозги канифолят. Но нет…

Телефон на столе дрогнул, завибрировал, и я машинально взял его в руку. Экран ожил – щёлк, и сам разблокировался.

На экране мигал какой-то голубенький значок с надписью «Telegram». Любопытство взяло верх, я ткнул в него пальцем.

И сразу обомлел – на экране мельтешили десятки сообщений. Причём над каждым была чья-то фотка. Лица. Настоящие лица моих коллег – директор, завуч, всякие тётки-предметницы.

Сверху была надпись «Педсовет».

Я полистал переписку. Народ бурно обсуждал какую-то обязаловку. Каждый по-своему отнекивался: у одного ребёнка к врачу надо вести, у другой сестра заболела, третий «уже обещал помочь тёще». Отмазки лились одна за другой.