Текст книги "Зови меня ястребом"

Автор книги: Валерий Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава четвертая
Россия. Москва
Наше время

– О! – воздел указательный перст к потолку автомобильного салона Назар Самойлович, – с весны одна тысяча девятьсот сорок пятого! Надеюсь, ты хорошо понимаешь важность того, чем нам с тобой поручено заниматься?

– Понимаю, – упавшим голосом отвечал генерал.

– Представь себе – более шестидесяти лет полного забвения! Ни кто не предполагал, где находится эта ценнейшие документы, и уцелели ли они в конце войны. Ни западные спецслужбы, назвавшие их «Link Z» – потерянное звено; ни мы, много позже обозначив пропажу термином «Реликвия». И хочу напомнить, мой юный друг, одну важнейшую деталь: никому из ученых за этот гигантский срок не удалось воспроизвести уникальность немецкого открытия. Никому! И вдруг – невообразимая удача! Мы садимся на хвост тому, кто знает о «Реликвии» и может нас привести к ней…

Такими или примерно такими пассажами Назар Самойлович заканчивал каждую встречу с Латышевым. Заканчивал и брался со сладострастным выражением лица начинять ароматным табачком свою тонкую трубку.

Да, убеждать и заряжать энергией он умел. Что поделаешь – ортодокс до мозга костей; старая партийная закалка: дисциплина, исполнительность, щепетильность. Убедили его – убеждает он. Приказали ему – приказывает и он. Из кожи вылезет ради достижения конечной цели. Но и с других ее запросто спустит для пользы того же дела. Говорят, во время войны он командовал заградительным отрядом НКВД. Скольких расстрелял соотечественников, у коих сдали нервы – не известно, но не единожды принимал бой с противником на оголенных участках фронта; имел несколько ранений. Возможно, именно в те нелегкие годы Назар Самойлович обрел несгибаемость убеждений и категоричность, научился быстро разбираться в людях. Возможно, тогда поставил себе целью добиться огромного влияния и добраться до вершин власти. Удивительно точно его называли за глаза: серый кремлевский кардинал.

Латышев с каменным лицом дослушал уважаемого и чрезмерно влиятельного в высших кругах старца. Дослушал и, смиренно склонив голову, уверил:

– Я осознаю громадную ответственность. И сделаю все от меня зависящее.

* * *

Просчитать действия неизвестных оппонентов большого труда не составило. Сделать анализ и мысленно опередить на парочку шагов засвеченных врагов всегда легче, чем гоняться за фантомами или мечтать о словесном портрете от свидетелей, которых в данном случае попросту не было.

Скоренько подняли имевшийся материал по коммерческому директору «Матрицы» – выяснили все детали, сопоставили с последними донесениями. Получалась вполне ясная картинка: оппонентов интересовала прожившая в Казане мать пропавшего коммерческого директора. А точнее, переписка покойного мужа, которую та могла сохранять как память.

Для оперативности связались с Республиканским управлением ФСБ, обрисовали задачу. И… опоздали. Всего на час-полтора, но опоздали. Пожилую женщину нашли мертвой в холле первого этажа собственного дома. Обширный инфаркт, как позже установили медицинские эксперты. В комнатах бардак и полное впечатление поспешного грабежа. Но при этом – ни отпечатков, ни следов, ни прочих улик. Не нашлось и старых писем, коих в доме покойного фронтовика должно было храниться немало.

А дальше… Дальше Суходольский показал себя не только гениальным психологом, но и отменным стратегом, из-за чего сотрудники ФСБ потеряли надежду опередить его.

Приходилось вновь полагаться на прозорливый ум агента и его своевременные донесения…

* * *

На сей раз Назар Самойлович повелел Латышеву подъехать на Патриаршие. Пожилой, сухощавый мужчина, манерами и резкостью суждений напоминавший высокопоставленного чиновника, одиноко дожидался генерала ФСБ на лавочке, не обращая внимания на расставленную повсюду охрану.

Латышев немного запоздал – помешали проклятые пробки, за что услышал нудную проповедь – дескать, распустила вас ельцинская демократия! При Сталине-то порядка было поболе…

Перешли к делу.

– Давай-ка вначале о наших конкурентах из западных спецслужб, – вынул из кармана кардинал любимую трубку. – Контрразведкой установлено: Кто? Откуда?

– Увы, из-за стремительных перемещений по стране, знаем об этих ребятах очень мало. Но работаем, Назар Самойлович. Информация будет со дня на день…

– Плохо, Юрий. Говори дальше, – приказал старик, раскуривая трубку.

– Следов коммерческого директора «Матрицы» пока не нашли – как в воду канул вместе с автомобилем.

– Возможно, так и есть. Не циклись на ерунде – рассказывай о Суходольском.

– По докладу агента, следующая встреча должна была состояться в Казани. Мы предположили, что объектом интереса в этом городе является мать коммерческого директора «Матрицы»…

Выпустив клуб дыма, Назар Самойлович перебил:

– Откуда появилось такое убеждение?

– Во-первых, отец пропавшего директора воевал, и вполне мог стать звеном в замысловатой цепочке, по которой Суходольский подбирается к «Реликвии». Во-вторых, встреча Суходольского с неизвестным лицом была назначена у отеля «Сафар», а пожилая женщина проживает в трех минутах ходьбы от данного отеля.

– Занятно. Продолжай.

– Мы не успели, – потупив взор, признался Латышев. – Как ни старались – не успели. Связались с казанскими коллегами; те мгновенно отреагировали, но обнаружили лишь мертвое тело матери коммерческого директора и признаки ограбления в доме.

– Убийство?

– Обширный инфаркт. На теле никаких следов.

– Дальше.

– Оставалась надежда на агента. Следующее сообщение от него поступило из Чебоксар, а спустя несколько часов он позвонил из нижегородского аэропорта. Причем в момент короткого разговора агент понятия не имел, куда Суходольский намеревается лететь. Рванули туда…

Внезапно Латышев замолчал, услышав рядом раскатистый смех. Запрокинув голову, кардинал буквально хохотал. И хохотал так громко, что в заволновалась охрана, разбросанная парочками по аллейкам Патриарших.

– Да-а! Чертовски умен этот ваш Суходольский! Уважаю сильного соперника, уважаю! Тем приятнее будет переломить ему хребет, – вытирал платком слезы Назар Самойлович.

Генерал ФСБ кивнул:

– Данный ход застал наших конкурентов из западных спецслужб врасплох. Если они отказывались от полета и продолжали преследование наземным транспортом, то у Суходольского появлялась приличная фора во времени. А если летели самолетом, то наверняка оказывались безоружными – в прямом смысле слова.

– А вас он, значит, врасплох не застал? Ну да ладно… Куда же он в итоге улетел?

– Сюда. В Москву.

– Вот как? Говорите, я весь во внимании.

– Сегодня утром Суходольский посетил Московский зоопарк, где провел около часа. Из зоопарка в одиночку направился на встречу с очередным ветераном Великой Отечественной войны.

– Личность установили?

– Да. Вначале с помощью агента был составлен подробный словесный портрет, затем через Московский комитет ветеранов удалось получить точные данные.

– Кто он? Где живет? – нетерпеливо пыхал трубкой кардинал.

– Некий Ахметов Магомед Салихович, 1925 года рождения. Проживает недалеко от Московского зоопарка – на углу Красной Пресни и Трехгорного переулка.

– Взяли? Допросили?

– Не успели, – вновь поник головой Латышев. – Сразу после встречи с Суходольским он собрал самые необходимые вещи и исчез в неизвестном направлении.

Назар Самойлович помолчал, мерно постукивая трубкой по дереву скамейки и с наслаждением оглядывая большой квадратный пруд.

– Вот что, мой юный друг, – твердо сказал он через минуту, – даю твоей службе трое суток…

– Не понял.

– Не перебивать! Ровно через три дня ты обязан доложить мне о завершении поиска «Реликвии». Об успешном, естественно, завершении. И найти ее ты должен с помощью…

«Интересно, – пронеслось в генеральской голове, – и что же он нам предложит? Прессинговать Суходольского с его гениальными способностями в психологии и гипнозе – занятие бессмысленное. В попытках обогнать его замысловатые ходы мы тоже не очень-то преуспели. Чем же, прикажете его взять, господин серый кремлевский кардинал?..»

– …Твои люди найдут «Реликвию» с помощью дочери Суходольского.

– Откуда вам про нее известно? – растерянно спросил Латышев.

– А о ней известно многим, мой юный друг! – фальшиво улыбнулся сухощавый старик. – И порой мне странно слышать некоторые из твоих заявлений. Имея такой мощнейший инструмент воздействия, ты жалуешься и сетуешь на психологический талант Суходольского, на его гипнотический гений.

– Но он ее прячет…

– Трое суток! Этого срока твоей всесильной службе достаточно для того, чтобы разыскать одну девчонку, связаться с ее отцом и зачитать ему условия капитуляции. Ясно?

– Так точно, – поднявшись, ответил генерал.

– Плохо, Юрий. Очень плохо! – не оглядываясь и слегка подволакивая правую ногу, удалялся «кардинал» по тенистой аллее. – Я бы сказал: отвратительно. Американские прихвостни рыщут по России в поисках пропавшего звена, которое мы называем «Реликвией», а наша контрразведка разводит руками. Плохо! Во времена моей молодости Комитет госбезопасности решал задачки подобной сложности за несколько часов…

Глава пятая
Россия. Москва-Саратов
Наше время

С четверть часа слегка разочарованный Сергеев озвучивал отчет о встрече с деловым партнером. Суходольский внимательно слушал, изредка задавал вопросы или переспрашивал, когда не слишком понимающий в бизнесе полковник допускал неточности.

– Что ж, неплохо, Вадим. Неплохо, – похлопал он его по плечу. – Значит, общее впечатление – положительное?

– Да, Марк Антонович, впечатление нормальное. По-моему, никаких сюрпризов ваш партнер не готовит.

– Похвально. Так… а куда же запропастился твой подчиненный?

Сергеев оглянулся по сторонам, но знакомой фигуры и длинноволосой головы возле входа в зоопарк не обнаружил.

– А куда он вообще отправился?

– Проголодался.

– А вы?

Коммерсант пожал плечами:

– Я не хотел и остался тут. Договорились встретиться у главного входа полчаса назад.

– Что-то мне это не нравится…

– Думаешь, здесь возможно повторение самарского варианта?

– Кто ж знает? Все под Богом ходим… В какую сторону он пошел?

– Вроде туда, – указал Суходольский на вывеску трактира «ёлки-палки».

– Идемте…

Длинноволосого олуха они нашли за столиком летней веранды. Он строил глазки молодой мамочке и кормил с ложечки мороженым ее пигалицу-дочку. В перерывах между кормежкой умудрялся цедить водочку прямо из горлышка большой бутылки.

– Да он такой бухой, что лыка не вяжет! – оторопел бывший полковник.

– Спорная градация, – почесал за ухом Марк Антонович. – Я, например, и трезвым его не свяжу.

– Константин Захарович! – окликнул подчиненного Сергеев.

Яровой расплылся в улыбке.

– О-о, попутчики! Присаживайтесь! Выпить хотите? Тут такую водочку подают – закачаетесь! Да, вот… познакомьтесь: Оля. И дочка ее – Юля. Ничо так девчонки. Они с нами поедут – вы не против? Шеф, мы куда сегодня отправимся? У меня классное предложение: давайте рванем в сторону моря. Или за границу! А то чо-то утюжим родные просторы, утюжим…

– Извините, Оля – наш товарищ пьян, – с обворожительной улыбкой поклонился Суходольский. – Пошли, Костя.

– Да разве ж я пьян? Так… в легкое говнецо.

Допив водку, Яровой кое-как вылез из-за стола, сделал подобие реверанса и поцеловал крохотную ручку довольной и перепачканной мороженым Юльке…

* * *

Костя приподнялся на локте, ошалело уставился на закрытую дверь купе, потом на светлое пятно, за которым с приличной частотой мелькали столбы. Упав на подушку, простонал:

– Вот зараза… Каждый раз, просыпаясь с похмелья, первым делом думаю о НАТО. Показалось, будто в плен к пиндосам попал. И везут меня поездом на пытки…

– О чем там вещает это тело? – отложил газету Суходольский.

– Тело вещает об открытии трансатлантического железнодорожного сообщения с Америкой, – перевел Сергеев.

– Понятно. Как чувствуешь себя, Константин Захарович?

– Мля… контузия средней ужасности, – принял тот вертикальное положение, тряхнул головой, пригладил всклокоченные волосы. – Куда едем?

– На юг.

Музыкант узрел игравшую на солнце пузырьками минералку. Жадно присосавшись, ополовинил бутыль, жахнул ее донышком о столик, довольно крякнул.

– На юг это куда? В Мадрид, в Стамбул? Или в Бангкок?

– Тебя всегда после выпивки тянет за кордон? – встал Марк Антонович и обернулся к зеркалу.

– Почему после? И в процессе – тоже. Но если честно… мне иногда лучше жевать, чем говорить.

– Вот и пойдем – пожуем.

Костя осторожно потрогал затылок, помассировал пальцами виски.

– Болит? – сочувственно поинтересовался Вадим.

– Ночью помирал и думал хуже уже не будет. Оказывается, у меня бедная фантазия…

– Закусывать надо! Ты разве не в курсе? – подмигнул Сергеев боссу, – в приличном обществе красное вино закусывают мясом, белое – рыбой, а портвейн – плавлеными сырками.

– Довольно издеваться над несчастным – надо вылечить человека, – застегнул последнюю пуговицу на рубашке Суходольский. – Побудь здесь, Вадим, а я пойду его выгуливать.

– Далеко?

– В вагон-ресторан. А потом ты пообедаешь. Идем, горе шестиструнное…

В ресторане было пусто. Белобрысый парень запивал пивом какой-то салат в дальнем углу. Чуть ближе на той же правой стороне в одиночку обедал мужчина средних лет в светлой пропотевшей футболке.

Сели друг против друга слева по ходу поезда. Суходольский нацепил очки, безразлично полистал меню.

И вдруг спохватился:

– Черт… Бумажник оставил в пиджаке. У тебя деньги с собой?

– С собой. Только в меня щас ничего не полезет, – с отвращением подпалил сигарету Яровой. – Кроме холодной минералки.

– А тебя никто и не спрашивает. Будешь есть и пить то, что принесут.

Измученный алкоголем организм издал тяжкий вздох и уставился в окно пустым обреченным взором…

Подплыла местная барышня в униформе и с блокнотом.

– Обедать будете?

– Что у вас на первое?

– Борщ украинский.

– Два. Погорячее. Один лангет и две острых закуски. Ну и двести пятьдесят холодной водочки. Очень холодной. Да и бутылку минералки, – подиктовал коммерсант. А, переключившись на попутчика, усмехнулся: – Выглядишь, конечно, ужасно. Но, уверяю: сейчас полегчает.

– Не-е, Марк Антонович. «Ужасно выглядишь» – это когда в положенное время появляется костлявая старуха с косой, а, увидев твою рожу, вдруг начинает остервенело косить траву…

Он еще долго и сарказмом о чем-то говорил, отвешивал по делу и совсем неуместные шутки. Пока девушка не переставила с подноса запотевший графинчик, острую закуску, лангет, борщ и тарелочку с нарезанным хлебом. Суходольский аккуратно наполнил рюмки, поднял свою и пригласил Ярового. Оба выпили, и принялись за борщ.

– Давно хотел спросить, Константин Захарович, – промокнул Суходольский губы и пристально посмотрел в глаза телохранителю. – Ты слегка прихрамываешь на правую ногу. Это память о войне?

– О ней. Досталось как-то по обеим ногам… левая быстро поджила – забыл уж; а правая все одно отдает болью. Особенно, когда приходиться долго ходить.

– Понятно. Скажи… а та юная особа из «Седьмой мельницы» – твоя подружка?

– С чего вы взяли? – чуть не выронил ложку гитарист.

– Разве нужно быть провидцем, чтобы придти к подобному умозаключению? Сначала ты за нее вступился, накликав на свою голову уйму неприятностей. Чуть позже упросил меня сделать огромный крюк и отдал ей полученный аванс.

Яровой медленно разлил по рюмкам оставшуюся водку.

– От вас не утаишься. А какое это имеет значение: подружка она мне или… так?

– Видишь ли, хотелось бы точно знать, кто меня охраняет, и с кем я вынужден проводить почти все время. А ты…

– Что я?

– А ты, Константин Захарович, пока представляешься весьма загадочной фигурой. Отважно кидаешься спасать беззащитную девчонку, и случайно исчезаешь за полчаса до взрыва рядом с машиной. Героически хранишь молчание, скрывая от неизвестных налетчиков информацию обо мне, а немногим позже откровенно подставляешь нас, напиваясь до неприличного состояния. Согласись, но определенности пока маловато.

Костя молча выпил водку, дохлебал из тарелки борщ, поскреб вилкой закуску. Суходольский с интересом наблюдал за ним, к обеду боле не притрагивался – ждал ответа.

– И вправду полегчало, – улыбнулся музыкант. И мотнул из стороны в сторону всклокоченной гривой: – Нет, Марк Антонович, танцовщица из «Мельницы» мне не подружка. А почему вы о ней вспомнили?

– Не знаю… Просто ее внешность напомнила одного дорогого мне человека.

Яровой пожал плечами:

– Так… нормальная девчонка – не более. Если хотите, расскажу об одной девушке, которую… Но только из уважения к вам и к вашему таланту психолога.

– Хочу, конечно. Только ты не договорил: «о девушке, которую…»

– В общем, с которой мне очень хотелось когда-нибудь снова встретиться.

– Ну-с, я слушаю.

* * *

Ставропольский край. Левый нижний угол Российской Федерации. Табуны молоденьких красавиц, абрикосовый самогон; конопля, растущая везде – как в Подмосковье одуванчики. И в центре этого рая небольшой гарнизончик, где Яровому довелось тянуть лямку службы после тяжелого ранения. Пять последних лет – сплошная война. Чаще был в Чечне, чем в этом маленьком гарнизоне…

Очередная командировка на излете осточертевшей бойни. Банды известных полевых командиров в основном уничтожены, остатки просачиваются через перевалы в Грузию; утратившие веру боевики складывают оружие и возвращаются в родные села. Но изредка попадаются и новые вооруженные формирования, создаваемые отъявленными и жестокими головорезами.

Яровой со своими парнями возвращается в Ханкалу из Итум-Калинского района, в одном из ущелий которого в течение нескольких суток блокировал и добивал банду. Три бэтээра со спецами на броне пылят извилистой проселочной дорогой. Сухо и безветренно; безжалостное летнее солнце раскаляет машины. Все довольны: возвращаются без потерь; скоро предстоит банька, ужин с водочкой и долгожданный отдых…

Вдруг сидевший перед командиром паренек охнул и кувыркнулся с брони; по металлу защелкали пули. Народ прыгает поближе к земле, осматривается… Кажется стреляют из лесочка, что стелется недалеко от дороги. Ага, вон и борт какого-то автомобиля темнеет.

Дело ясное. Спецы дружно разворачиваются во фронт, по три-четыре бойца обходят ощетинившихся огнем бандитов с флангов; бэтээры изредка и для острастки шарахают крупным калибром по кронам. Минут за десять поднаторевшие вояки разбираются с оборзевшими чеченскими юнцами; правда, нескольким удается благополучно смыться.

И тут майор понимает, почему бандиты стали стрелять, а не затаились и не пропусти отряд: чуть дальше с дороги взору открывается поляна с автобусом, зарывшимся мордой в кусты. Рядом по травке подобно полевым опятам рассыпаны люди – у всех связаны руки, у кого-то еще и заклеен скотчем рот. Типа заложники. Как впоследствии оказалось: шестеро рок-музыкантов, столько же обслуги и парочка из продюсерской команды. Мотались с концертами по гарнизонам в сопровождении приличной охраны. А при очередном переезде (возле той самой поляны) движок автобуса возьми и крякни. Офицер сопровождения отправил половину охраны во главе с сержантом-контрактником за помощью, а сам остался. Ну и как водится «духи» явились быстрее помощи. Первой же очередью срезали офицера, двоих отбивавшихся солдат расстреляли из пулемета, раненным перерезали глотки. У гражданских шок, ступор и обмороки… В общем, столкнули бандиты автобус с дороги и сбирались двинуться с добычей в лес. А тут неудача – разведгруппа на бэтах катит. Это стало первым счастливым обстоятельством для заложников. Вторым – то, что «крутые чеченские парни» оказались начинающими мелкими хулиганами из ближайших сел.

Ну а дальнейшее произошло слишком быстро. К командиру подошел один из водителей БТР и доложил о смерти Женьки Борисова – того паренька, что заполучил сидя на броне пулю.

– Суки! – услышав про Женькину смерть, вскинул автомат Базин.

На поляне прогремела длинная очередь, раскрошившая головы двум чеченцам.

– Базин, мать твою! – зло процедил майор.

Да было поздно – бывшие заложницы закрыв ладонями глаза, пронзительно визжали; какой-то мужичок в полосатой футболке блевал под кустом…

* * *

Костя неторопливо закурил, выпустил дымок в грязное ресторанное стекло. Суходольский беззвучно барабанил пальцами по столешнице…

– Я догадываюсь о продолжении. По законам жанра в тебя обязана была влюбиться одна из спасенных девиц. Верно? Впрочем, извини – забегаю вперед.

– Влюбиться? Вряд ли… Музыканты перепугались до смерти. Оно и не удивительно: сначала «духи» убивали наших ребят, потом появляемся мы и окропляем поляну бандитскими мозгами. Было отчего в штаны прыснуть.

– Ты так спокойно об этом говоришь!.

– О чем?

– Ваших убивали, вы головы крошили…

– Не ваших, а наших, Марк Антонович – это, во-первых. А во-вторых, в мирной жизни работают одни принципы и правила, в военной – другие. В том числе и морально-этические.

– Хорошо, оставим эту сложную область. Что же произошло дальше?

– А дальше пришлось налить всем водочки. Лечил прям как вы сегодня, – усмехнулся бывший спецназовец. – Напоили, усадили на броню. Сломанный автобус подцепили тросом и двинули в Ханкалу.

– Которая же из девушек тебе приглянулась?

– Понравилась та, что лучше других запомнилась. А запомнилась тем, что тихо сидела на травке – лицо белее крахмала, в глазах ни слезинки, губки плотно сжаты. И очень симпатичная: миниатюрная, стройная, с небольшой родинкой над верхней губой…

Яровой замолчал, мечтательно уставившись на мелькавшие за окном ровные пшеничные поля, заточённые меж плешивых холмов и темнеющим лесом. На бегущие следом за поездом облака. На маленькую деревеньку, издали кажущуюся неживым, серо-коричневым пятнышком…