Текст книги "Черный ангел"

Автор книги: Валерий Еремеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

2

Открыв тяжелые двери «Зеты +» и переступив через порог, я застываю в немой позе от охватившего меня удивления. И есть от чего. А ну-ка угадайте, чья физиономия меня встречает в холле офиса? С трех раз. Что, слабо? То-то же. Даже и не пробуйте гадать. Колобок! Для тех, у кого проблемы с памятью, напоминаю, это тот самый гад, который метелил меня в особняке Бориса Краснова, а после, когда нас всех везли в козлятник, рассказывал тошнотворные анекдоты. И самое удивительное, что теперь он восседает за небольшим столиком, предназначенным для дежурного охранника офиса и на его помятом пиджаке прицеплена бирка: «Агентство «Зета +». Хрулев Василий Артемьевич».

Увидев меня, он тоже присвистывает от удивления и встает.

– А здесь-то чего тебе нужно, полудурок! Нет, ну почему я опять твою вижу рожу! Мало у меня из-за тебя проблем было, так ты еще сюда приперся! А ну, малокровный, чеши отсюда по быстрому, пока я окончательно не разозлился, – восклицает он и тянет ко мне свои граблеобразные клешни, демонстрируя намерение схватить меня за шиворот и вышвырнуть на улицу.

В свою очередь ловлю взглядом небольшой огнетушитель, который висит рядом с входной дверью со времени визита пожарников, прикидывая как бы половчее снять его с гвоздя и отоварить им невоспитанного по бритой и глупой голове, но вовремя вышедшая из дверей своего кабинета бухгалтер Алиса Дмитриевна спасает Колобка от черепно-безмозговой травмы.

– Сергей Николаевич! – Взмахивает она руками от счастья. – Как хорошо, что вы на месте!

Она кладет на столик возле Колобка несколько бумажек.

– Подпишите, пожалуйста. Здесь гарантийное письмо и платежка.

– За что башляем?

– Тоннер для принтеров пора купить, бумагу и прочую мелочь из канцтоваров.

– А что Павел Олегович сам подписать не может? Или он опять захворал?

– На месте, – понизив голос на пол тона, сообщает Алиса Дмитриевна. – Только я не хочу к нему идти. Уж очень он не в духе сегодня. Похоже у него депрессия. Вы ведь тоже имеете право подписи.

– Подвинься, жиртрест, – говорю я Колобку, и он послушно отстраняется, покорный и озадаченный.

Я сажусь на его место и ставлю свои автографы на бумагах, которые мне подсовывает бухгалтер.

– Спасибо, Сергей Николаевич, – говорит она, прежде чем уйти к себе.

Мы с Колобком остаемся один на один. Но надо видеть, какие разительные перемены происходят с этим человеком. Он уже не тот взбешенный клыкастый цербер, а покорная, поджавшая хвост пушистая болонка с бантиком на шее. Потупив в столешницу виноватые глазенки, он ждет, что ему будет за все то «хорошее», что я от него видел.

– Ну, Хрулев Василий Артемьевич, рассказывай, каким ненастным ветром тебя к нам занесло… Ну что язык в одно место засунул? Я слушаю.

– А что рассказывать? – Пожимает тот плечами. – Сами помните, какой шухер вы с ментами в доме Бориса Григорьевича устроили. Шефу моему бывшему теперь дело за наркоту и волыны шьют, которые во время шмона нашли. Он, как только смог под залог освободится, сразу же прогнал всех к свиньям. Ну не всех, а меня и еще пару пацанов. Мол, надежд его не оправдали, службу плохо тащили. Даже не заплатил за последний месяц, что я у него вкалывал, урод. Ну что делать? Я сразу в одно место тыкнулся, в другое, третье – везде облом. Тогда я вспомнил, что Колян Логинов на какой-то фирме охраной заведует, ну я вечерком звякнул ему на дом. Я с ним еще в Волго-вятской школе телохранителей познакомился. Учились вместе. Логинов говорит, что как раз у вас вакансия освободилась, и я могу подваливать. Я пришел и Колян сразу меня на собеседование к вашему самому главному поволок. Короче, взяли меня. Сегодня как раз приступил. Вы меня извините, за то что я вот так… Я ведь не знал, что вы здесь работаете… типа, тоже начальник.

– Да хоть бы и не работал. А если я сюда пришел, чтобы контракт подписать на пол лимона грин, а ты бы меня в шею вытолкал?

– Извините, я не подумал.

– Это-то и плохо. Знаешь, на чье ты место пришел? Что стало с твоим предшественником?

– Слышал уже.

– Вот и с тобой это может случиться. Если думать не будешь.

– Извините, – еще раз просил Колобок.

– Извиню, если ты ответишь на один вопрос. Скажи, кто или что такое «хруль»?

– Не понял?

– Хруль… Ну, вот смотри, был такой полупокер Хрущев. Слышал, наверное. Так вот его фамилия происходит от слова «хрущ». На юге России и на Украине хрущем называют майского жука. А твоя фамилия Хрулев, значит, произошла от слова «хруль». Вот я и спрашиваю, что эта хрень означает?

– Не знаю, я как-то об этом никогда не думал, – моргает новый работник, окончательно сбитый с толку.

– Опять плохо. Узнаешь и завтра до обеда доложишь. Понял? Не узнаешь – уволим. Мы не можем держать на работе человека с неясной фамилией, скрывающего неизвестно какие грехи твоих предков. Вот, например, Зайцева – с ней все понятно: фамилия произошло от слова «заяц». Кстати где она? Ну, секретарь.

– А-а-а, понял. Ее Павел Олегович отправил, свежую прессу купить.

3

Иду к Царегорцеву. Павел сидит, уткнувшись носом в экран компьютера, и щелкает мышкой, выстраивает в линии разноцветные шарики. Достойное занятие для директора предприятия, ничего не скажешь.

– Ты давал добро, чтобы принять на работу новенького? – нападаю я на него.

– Ну, я. А что такое? – ленивым голосом отвечает он, не отрываясь от монитора.

– Он работал у Краснова!

– Ну и что?

– Против Краснова открыто уголовное дело!

– Ну, так не против его охранников. Чего шумишь?

– Отлично, давай всех бандюков на работу принимать!

– Что ты предлагаешь? Взять еще одного желторотого пацана, чтобы его убили как Никитюка?

– А если Краснов его к нам специально подставил? Решил, что мы под него копаем, и подставил.

– В этом случае, он бы не подсунул к нам человека, которого ты знаешь. А за Хрулева Логинов поручился.

– Он меня бил в живот!

– В самом деле? Я подумаю над тем, чтобы повысить ему зарплату. Иди, не мешай. Не видишь? Я иду на рекорд.

Павел еще интенсивнее защелкал мышкой. Мне не остается ничего другого, как нырнуть под стол и выдернуть компьютерный штепсель из розетки. Экран гаснет. Я ожидаю взрыва эмоций, но вместо них – тишина. Алиса Дмитриевна не обманула – у босса самая настоящая депрессия, раз уж ему даже в облом на меня орать.

Мы долго смотрим друг на друга, но у меня выдержки больше и Царегорцев открывает рот первым.

– Лысый, ты достал меня. Чего ты добиваешься?

– Чтобы ты меня выслушал. Разве тебе не интересно, как я сходил к архиепископу?

Павел запрокидывает лицо к потолку, закрывает глаза.

– Рассказывай, слушаю.

Я коротко докладываю ему результаты визита. Когда я заканчиваю его лицо остается совершенно нейтральным, как у игрока в очко, который не хочет показать, что у него давно уже перебор.

– Дело, на первый взгляд, несложное, – подвожу итог. – Круг подозреваемых, если только святой отец ничего не перепутал, предельно узок. Думаю, если мы повесим каждому из них хвост, то скоро определим, кто именно взял деньги из сейфа архиепископа, но один я, естественно, не справлюсь. Нужны помощники. Во-первых, Альварес. Он на месте?

– Должен быть у себя. Я его никуда не отправлял.

– Во-вторых, Зайцева.

– Тамара?

– Да. Мне нужна женщина, а их у нас на фирме двое: бухгалтер и секретарь. Бухгалтер не катит – не та возрастная категория. Кроме того, Тома уже была в деле и показала себе неплохо.

– Ну, хорошо, – не очень уверенно отвечает шеф, – если она сама не возражает, то я не против, лишь бы от этого был толк.

– Она не будет возражать, я ее уговорю. Кроме них еще парочку человек, которые с головами дружат… И деньги… Не мне, они будут нужны Альваресу.

Царегорцев соглашается со всеми моими требованиями, лишь бы я побыстрее оставил его в покое. Пожелав боссу успехов в достижении новых рекордов и выразив надежду, что компьютер выплюнет из своего электронного пуза виртуальный орден «Розового Шарика», который Павел сможет нацепить себе на шею, я выхожу из кабинета, где меня встречает лицо или, лучше всего сказать, витрина нашей конторы, секретарь Тамара Зайцева.

– Ба, кто почтил нас своим присутствием! Какими судьбами! – восклицает она.

– Помолчи, – останавливаю я эту притворяшку, – лучше ответь на вопрос: ты бы смогла соблазнить мужчину?

– Не вопрос. Разве я это уже не сделала?

– Нет, не меня. Постороннего мужчину. В дополнение ко мне.

Тамара встает, поправляет пояс на юбке, прическу и слегка поводит грудью.

– Я готова! Говори, где этот мужчина…

– Отставить, рядовая Зайцева, вольно! Можете пока присесть.

Она притворно вздыхает и опускается на место.

– Мои вопросы еще не закончены. А если бы этот мужчина, ну тот, которого нужно соблазнить, был священником? Этакий суровый медведь, который к тому же запросто тушить об ладонь зажженную сигарету?

– Священник тоже мужик и сигареты здесь не при чем. Ты приплелся только, чтобы задавать мне дурацкие вопросы?

– Не совсем. Я приплелся, чтобы выхлопотать тебе повышение по службе. Не сидеть же тебе, такой умнице, всю жизнь в секретарях. И я говорю совершенно серьезно, ты должна будешь заинтересовать духовную особу.

– А где это будет происходить? Духовные лица не ходят в кафе и не тусуются в модных клубах.

– Ты придешь к нему на исповедь. Пожалуешься на свою горькую женскую долю, ну там, типа, все подруги стервы, муж импотент, короче, потом решим, что и как тебе говорить.

Подождав, пока она отнесет шефу газеты, я, посадив на телефон Хрулева вместо секретаря, собираю Тамарку и Вано в общий наш с Альваресом кабинет на раздачу ценных указаний. Мы с Тамарой берем на себя иерея Воронова, Альваресу достается библиотекарь Диев. Водителя и завхоза оставляем на вторую очередь.

Глава VII

1

Около полуночи у меня в кармане настойчиво пищит мобильник. Волнуясь, подношу трубку к уху.

– Клиент готов, – говорит телефон голосом Тамары Зайцевой, – поднимайся. Код замка парадного 875.

Голос у нее спокойный, как Тихий океан, чем она нравится мне все больше и больше, в то время как себе я нравлюсь все меньше и меньше: я боюсь за Тому, и уже сто раз успел пожалеть, что втянул ее в это дело.

Не отвечая, прячу трубу и без лишней суетливости, чтобы не бросаться в глаза случайным встречным прохожим, подхожу ко второму парадному большого недавно отстроенного дома. Код она назвала правильно. Замок чуть слышно щелкает, приглашая войти внутрь. Новый немецкий лифт, который еще не успели засрать, с целыми, еще не оплавленными огнем зажигалок кнопками, ракетой поднимает меня на седьмой этаж. В квартире слева ждет моя подруга.

Несмотря на то, что у смотрителя библиотеки Макария Диева было больше возможностей знать про отверстие в стене между помещением библиотеки и кабинетом владыки, сильнее всего я заподозрил именно Гедеона Воронова. Этот его гонор, с которым он наезжал на меня, когда тушил голыми руками чинарик, говорил о том, что это человек, который способен на поступок, и что ничто человеческое ему не чуждо. Разве истинному священнослужителю не полагается быть скромным? Разве гордыня не входит в список наиболее тяжких грехов?

Что же до Диева, то уже через сорок восемь часов наблюдения за ним, Хуан Альварес вынес безоговорочный вердикт – этот человек денег не брал.

– Слишком законопослушный, – так определил его Вано. – Он скорее предпочтет сквозь землю провалиться, нежели нарушит какую-нибудь инструкцию или правило. Прям как не русский. Видел бы ты, как он с одной стороны улицы на другую переходит. Машин нет, проезжая часть пустая, но на красный Диев – ни ногой. Все идут, а он стоит. Немец, чисто как немец.

– А если его все-таки бес попутал? Деньги-то немалые, – говорю я.

– Даже если бы он, поддавшись порыву алчности, и взял сейф Феодосия, то не вел бы себя так спокойно. Сейчас бы он нервничал, дергался, что ничего такого за ним не замечается. Думаю мне надо переключаться на водителя и завхоза.

– Действуй.

Что же касается Воронова, то на следующий день Тамара, покрыв голову платочком и смыв с лица боевую раскраску, пришла к нему на исповедь. Она пожаловалась батюшке о том, как тяжело приходиться им, женщинам в целом, и ей в особенности, о том, как ей не везет в личной жизни – один мужик оказался алкоголиком, второй – изменял ей с мальчиками, о третьем вообще вспоминать не хочеться. Выслушав от Воронова универсальный рецепт – молиться, молиться и еще раз молиться, Тамара сказала, что она молится, вот только пока это ей не особо помогает. Наверное, все это оттого, что она слабая женщина. Вот если бы с ней рядом был верный и надежный наставник, который бы помогал ей, кто-то умудренный житейским и духовным опытом, настоящий человек, а не размазня, кто-то, на чье твердое плечо она могла бы опереться, кто укрепил бы ее в вере, тогда может быть… Словом, Воронов наживку заглотил, как окунь блесну, и уже на второй день пригласил ее вечером на душеспасительную беседу к себе домой, сплавив перед этим своих домашних к родственникам в провинцию.

Во время свидания Тамара должна была постараться усыпить бдительность клиента, а затем и его самого, что позволит мне беспрепятственно пошарить в его хате, в поисках украденных денег. Это у нее получилось.

– Все в порядке, – еще раз повторяет моя курочка, тихо закрывая за мной двери.

Заглядываю в комнату. На большом широком диване, свесив руки, дрыхнет батюшка Гедеон. Храпит он так, что мне кажется, будто я присутствую при испытании нового реактивного двигателя.

– Надеюсь, твоя честь не пострадала? – с тревогой спрашиваю я. – Иначе я за себя не отвечаю.

– Не успела. Надо действовать быстрее.

– А что, он может проснуться? – настораживаюсь я.

– Вообще-то не должен. Но кто знает, вон он какой бык!

– Что ты ему дала?

– Обычное снотворное, как ты мне сказал. Не клофелинить же мне его было, чтобы он сандалии откинул.

– Еще чего не хватало!

На Тамаре короткий светлый парик и большие накладные ресницы. Она накрашена так, как никогда в жизни не красится. Если бы я встретил ее в таком виде в другом месте, то дал бы аж пятьдесят баксов, прежде чем затащить в ближайшие кусты.

Перед тем как приступить к осмотру не принадлежащей мне частной собственности, я выставляю Тому за двери. Она пытается протестовать, но в своих намерениях я очень настойчив.

– Если меня здесь накроют, ты окажешься соучастницей, – говорю я, – поэтому давай, марш отсюда.

– Если я тебя буду ждать внизу, то это все равно соучастие. Это называется стоять на стреме.

– Правильно, поэтому ты будешь ждать меня у нас дома!

Оставшись один, я, избегая производить лишний шум, приступаю к детальному шмону. Гедеон обитает в современной четырехкомнатной квартире, расположенной в двух уровнях. Мне требуется около полутора часов, чтобы пройти всю хату. Несмотря на то, что батюшка не тот человек, которому грозит смерть от голода, то есть, он весьма зажиточный товарищ и будь я вором-домушником, я бы нашел чем поживиться, ничего не указывает на то, что это именно он спер у архиепископа сто кусков евро.

Вскоре, единственным местом в квартире, где я еще не искал, остается сам ее хозяин. Помня, что говорила Тома, я очень осторожно освобождаю его карманы, готовясь тут же слегка приголубить его по голове, если он вздумает растопырить зенки. Не дать же ему меня узнать!

Из кармана костюма (батюшка облачен в мирские шмотки) выуживаю две толстых пачки рублей. Купюры крупные, на глаз наберется тонн пятьдесят-шестьдесят. Кидаю хрусты на стол и вижу, как из одной пачки вылетает свернутая зеленоватая бумажка. Разворачиваю, читаю. Бумажка оказывается квитанцией о купле-продаже валюты в обменном пункте «Проминвесткомбанка». Сегодня днем Гедеон Воронов обменял на деревянные ровно две тысячи евро.

Похоже, что мы с Тамарой попали в десятку!

Накрыв батюшку пледом, чтобы случайно не задубел ночью, я ухожу, тщательно закрыв двери.

2

Архиепископу Феодосию Луцкому я предоставляю в качестве доказательства того, что Воронов совершил кражу, квитанцию банка. Однако я совершаю промашку, рассказав, как она была добыта. Узнав, что отец Гедеон был подвергнут соблазнению со стороны легкомысленной девицы, архиепископ разом вскипает как масло на чрезмерно раскаленной сковороде. Мне показалось, что еще немного, и он набросится на меня с кулаками. Смысл его замечаний сводится к тому, что информацию я добывал непристойными, ярко выраженными греховными методами, которые лично ему неприемлемы. Может, он хотел, чтобы я ласково попросил Воронова, а не он ли слямзил кейс с деньгами и тот, растрогавшись, честно бы мне все рассказал?

– Я же просил согласовывать все ваши действия со мной! Вы этого не сделали!

– Я нашел вора! Правда я еще не нашел денег, теперь-то мы знаем, кто это сделал. Причем, с тех пор как я взялся за дело, прошло не так уж много времени!

– Эта квитанция усиливает наши подозрения, но не является бесспорным доказательством. Мало ли зачем ему понадобилось менять валюту.

– Для суда, возможно, это не доказательство, но не для нас с вами. У него дома были и доллары, которые сейчас становятся менее популярны, чем евро, курс которых постоянно растет. Если ему понадобилась «древесина», то почему он не поменял на нее доллары? У меня только один ответ: он спешил побыстрее избавиться именно от краденных денег!

– Хорошо, согласен, вы нашли вора… Но какими методами!

– А какими такими методами?

– Вы не должны были пользоваться услугами падших девиц. Во-первых, этим вы еще больше развращаете их самих, во-вторых, вы подвергли соблазну отца Гедеона, а в Святом Евангелие четко сказано: «Кто соблазнит хоть одного из малых сих, тому лучше было бы и не родится, тому лучше…»

– Первым соблазнили Воронова вы, а не я. В тот день, когда приняли от вашего знакомого уголовного авторитета деньги, да еще оставили их в своем кабинете с ненадежными замками, взломать которые мог даже первоклассник.

– Вы незаконно проникли в чужую квартиру. Вы совершили правонарушение, а меня, духовное лицо, сделали соучастником!

– Воронов сам пригласил женщину к себе домой. Его усыпили обычным снотворным. Уверен, что когда он проснулся, у него даже не болела голова. Да он даже мог не понять, что произошло. Ну, устал, ну заснул. А женщина, увидав такое дело, просто ушла. Из квартиры, кроме этой квитанции, не пропало даже пуговицы от штанов. Что же касается моего вторжения, то этот грех я беру на себя. Считайте, что я вам ничего не рассказывал. И последнее, особа, о которой вы толкуете, вовсе не развращенная и не падшая. Она просто играла роль. На самом деле она наш агент. Кроме того, она замужем и у нее четверо детей.

Эти выдуманные детки действуют на Феодосия, как рассол в похмельное утро. Вижу, что он готов мне почти поверить, что все так оно и есть на самом деле. Самое время спросить святого главнокомандующего, что он намерен делать дальше… Мой вопрос стариканом полностью игнорируется, подозреваю, что он и сам не знает, что делать дальше, зато он доводит до моего сведения, что он пригласил к себе Воронова, и он скоро должен явиться.

На мой взгляд, это архиепископ сделал несколько поспешно. Вдруг кореш с огнеупорными ладонями все-таки обратит внимание на пропажу квитанции, насторожится и чухнет далеко и быстро вместе с оставшимися девяносто восьмью штуками, из которых, если владыка меня не наколол, что-то еще должно отвалиться и мне.

– Но Воронов сам хотел встретиться со мной, – заявляет архиепископ. – Он хочет сделать пристройку к храму и просит епархию выделить для этого средства. Мы собирались обсудить смету предполагаемых расходов. Как вы советуете мне поступить при условии, что вмешательство милиции и огласка теперь уж совсем нежелательны?

– Есть два пути. Первый – не говорить ему ничего, а продолжать слежку, до тех пор, пока он сам не приведет нас к деньгам. Путь второй – сказать ему, что вы знаете, что он украл деньги, в качестве доказательства предъявить квитанцию, а кроме того, вот это. – Я кладу ему на стол аудиокассету. – Высказывания Воронова, которые записаны на этой кассете, явно свидетельствуют о его намерениях совершить грех прелюбодеяния. Возможно, он сам не пожелает скандала. Если же он все-таки предпочтет деньги возможности оскандалиться, в чем я сомневаюсь, то можете сказать, что если про кражу узнает даритель, то вы не ручаетесь за его жизнь и здоровье.

– Сергей, – мнется Феодосий, – я же говорил вам, что не хотел бы примешивать сюда уголов…

– А вам и не придется. Вы только так скажете Воронову. Это называется «взять на понт».

– А также «взять на пушку», «взять на характер», «на горло», «на храп», «на глотку»! Не учите меня, я знаю, как это называется, – опять сердиться архиепископ, большой знаток лагерной фени.

– Вам виднее. Так или иначе, но это наверняка подействует, и он отдаст все. Куда он денется? Потом найдете предлог, чтобы лишить сана и выгнать взашей. Да он и сам уйдет.

Немного подумав, Феодосий решает так: он начнет беседу на интересующую Воронова тему. В процессе же беседы, если будет на то настроение архиепископа и воля Всевышнего, то владыка попытается схватить его за жабры. Если же воли и настроения не будет, установим за ним тотальное наблюдение, обложим со всех сторон. По-моему, Феодосий тоже любитель экспромтов.

– Где быть мне, пока вы разговариваете? – спрашиваю, заняв наблюдательный пост возле окна, из которого хорошо виден вход на территорию резиденции.

– Вы будете в библиотеке. Воспользуетесь подслушивающим окном. Диева я услал с поручением.

Проходит полчаса, и архиепископ начинает растерянно посматривать на часы. По его расчетам Воронов должен уже придти. Меня это тоже начинает тревожить.

Наконец, на углу улицы показывается нужный нам пастырь овец православных, согласно аббревиатуре «поп». Вижу, как волочится за ним подол его поповского вицмундира. В руке он держит кейс. Я сообщаю об увиденном Феодосию. На мое сообщение, тот отвечает нервным старческим кашлем. Старикан волнуется. Я предлагаю владыке поменяться местами и самому побазарить с отче Гедеоном. Уверен, что сумею заставить его сказать всю правду. Владыка тем временем может сходить в ближайшее кафе и съесть порцию мороженого. Мое предложение не находит отклика, Феодосий отрицательно мотает головой.

Воронов, между тем, сравнявшись с особняком архиепископа, начинает переходить дорогу.

– Пожалуй, мне пора уходить в библиотеку, – говорю я, отворачиваясь от окна.

Громкий стук и следующий сразу за ним истошный бабский визг не дает мне исполнить намерение. Я устремляюсь к раме как раз вовремя, чтобы заметить как тело Воронова, подброшенное метра на два вверх, планирует в одну сторону, кейс в другую, а большой золоченный крест, ранее висевший на шее, в третью. Красная машина, кажется старый «Москвич», сворачивает за поворот. Успеваю заметить только ее зад.

– Как глупо все получилось, – слышится за спиной шепот Феодосия. – Господи, прости его душу грешную!

Вместо того чтобы причитать вместе с ним, бегу на улицу. Громкий визг продолжает терзать слух. Кричит женщина, которая оказалось очевидицей происшествия. Ее спутник наконец-то догадывается влепить ей пощечину. Это приводит ее в чувство. Одного быстрого взгляда на тело Воронова достаточно, чтобы сказать: агрегат восстановлению не подлежит. У него такой вид, как если бы он проработал двадцать лет в детском саду на должности куклы. Сигареты голыми руками он тушить умел, а вот принимать на грудь несущиеся со скоростью сто километров в час тачки не научился. И уже не научится.

Кейс от удара об асфальт раскрылся, и лежащие в нем бумаги теперь порхают по улице. Один листок приземлился возле меня. Наклоняюсь и вижу, что это смета на проведение строительных работ. Похоже, что шансы на то, то отче Феодосий получит назад свои денежки, приближаются к нулевой отметке.