Текст книги "Черный ангел"

Автор книги: Валерий Еремеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава VIII

1

Мы со Светланой Серпокрыловой находим пристанище в первом попавшимся на пути кафе, единственным преимуществом которого является его пустота в данное время суток. Ей я заказываю сухого «Мартини», большую порцию, для себя только сок и кофе – на улице, после дождей, опять всю ночь и утром был мороз, на дорогах гололед, и мне не очень хочется попадать в ДТП с содержанием алкоголя в крови.

На втором стакане язык Светланы развязывается и она, не дожидаясь от меня наводящих вопросов, рассказывает о своем бывшем бисексуальном муже – режиссере и о своих отношениях с братом-священником.

Любят женщины поболтать, любят. Факт общеизвестный и комментарию не подлежит. Это как раз тот случай, о котором поэт Вадим Степанцов писал в своих стихах: «Как жаль, что женщины земли не разбираются на части, а то б на рандеву пришли, башку долой и все залазьте». Однако в моем случае этот недостаток автоматически превращается в большое достоинство, ведь я-то не собираюсь с ней амуры крутить. Мне нужна информация, голова Серпокрыловой, слава богу, там, где нужно и все что от меня требуется – это держать уши открытыми. Что с удовольствием и делаю.

В работе муж Светланы, Андрей Серпокрылов – человек очень последовательный, чего не скажешь о делах его личных. Здесь беспорядок полнейший. Как Светлане удалось затянуть его в ЗАГС, для всех, в том числе и для нее самой, до сих пор остается тайной за семью печатями. Хотя лучше бы она этого не делала. Не было бы потом возни с разводом и прочей бюрократией. Едва расплевавшись с женой, Серпокрылов нашел себе новое увлечение – молодого актера, но и с тем долго не зажился – их отношения закончились громким скандалом, актер ушел не только от Серпокрылова, но и из театра. Светлана рассказывает все это с плохо скрытым злорадством. По ее словам в настоящее время парень переживает не лучшие времена, пытаясь погасить душевный пожар зеленым вином.

Что же до брата Светланы, то здесь ее рассказ отчасти совпадает с тем, что я уже слышал на кладбище. Меняется лишь полярность оценок. В частности, она рассказывает и о том, как нехорошо поступил с ней батюшка, оставив ее практически без крова над головой. После смерти матери им на двоих достался родительский дом, в котором жил Воронов со своей семьей, так как Светлана то болталась по гастролям, то жила у мужчин. После оказалось, что пока она жила вместе с Серпокрыловым на съемной квартире, батюшка каким-то образом ухитрился выписать сестренку и дал объявление о продаже дома. Когда же Светлана потребовала свою долю, то получила от ворот поворот. Тот приход к отцу Гедеону вместе с мужем, во время которого последний был сброшен с крыльца, и был связан с решением имущественных проблем – они потребовали от батюшки денег, тем более, что деньги были нужны для постановки нового спектакля и организации заграничных гастролей. Ничего хорошего из этого не вышло. После Светлана собралась подавать на брата в суд, но все никак руки не доходили, тем более, что батюшка по доброте душевной все-таки купил для сестры комнату в коммуналке.

– Никогда не надо отчаиваться, – говорю я. – Уверен, вам повезет, и вы найдете спонсора для ваших постановок.

– А нам уже повезло. Андрей нашел деньги.

Мне с трудом удается не показать своих эмоций. Он где-то нашел деньги! Вот с этого и надо было начинать, а не ходить целый час вокруг да около!

– И где, если не секрет?

– Да я не знаю. Вроде, иностранец какой-то помог. Это было совсем недавно. Через три дня мы приступаем к репетициям.

Итак, мы имеем не очень хорошие отношения брата с сестрой. Муж сестры ищет деньги для своих пьес. Денег у него нет. Он, вместе с бывшей супругой, просит деньги у Воронова, но получает фигу с маслом. Теперь деньги откуда-то взялись. Откуда? Может быть такое, чтобы Воронов, зная, что его недругу позарез нужны деньги, предложил ему стать соучастником? Мол, хочешь денег – я знаю, где они лежат. Надо только пойти и взять. Мог он так поступить? Почему бы и нет? Только потом злопамятный зятек приголубил его и забрал почти все себе.

Под предлогом посещения комнаты для мальчиков, я отлучаюсь, чтобы связаться с Вано и дать ему задание разузнать про Серпокрылова и про его театр. Светлана терпеливо дожидается меня за столиком. Я думаю, что она тоже может быть замешана, и чтобы у нее не возникли на мой счет подозрения, решаю сделать вид, что единственное мое желание – затащить ее в постель. Пусть пребывает в уверенности, что я просто бабник. Светлана в категоричной форме отвергает всем мои ухаживания. Может она вовсе и не такая, какой ее пытались мне представить ее бывшие соседи?

Мы расстаемся, и я направляюсь в офис. Альвареса уже нет. Тамары тоже. У нее сегодня отгул. Вместо нее роль секретаря выполняет небезызвестный Василий Хрулев, он же просто Колобок. Увидев меня, он едва не вытягивается по стойке «смирно».

– Чего нового, Колобок?

– Все в порядке, Сергей Николаевич! – бодро докладывает он и, видя, что я собираюсь скрыться в своем кабинете, говорит вдогонку: – А я вчера в библиотеке был, Сергей Николаевич.

– Сочувствую.

– Я словарь Даля читал.

– Словарь? На кой тебе понадобился словарь?

– Ну как, вы же спрашивали, что означает слово «хруль».

Вот баран, я-то с ним шутил, а он принял все за чистую монету.

Чтобы не терять достоинства я делаю умное лицо и с весьма серьезным видом спрашиваю:

– И что оно означает?

Хрулев вытаскивает из заднего кармана грязноватый клочок бумаги, читает, едва ли не по слогам:

– Хруль – это говяжья надкопытная кость.

– Несколько запутанно. Но криминала здесь нет, и это радует.

– И еще это означает – маленький человек.

– Второе мне нравится больше. Продолжай в том же духе и далеко пойдешь, маленький человек!

Альварес появляется почти под конец рабочего дня.

– А что это у тебя с лицом? – спрашивает он, пристально разглядывая мою щеку. – Постой, это же синяк. Когда это ты успел?

– Это Светлана. Я ее слегка приобнял и за сиську потрогал, когда мы в кафе сидели, так она меня по морде и засветила.

– Ну и как, есть хоть за что подержаться? – смеется Хуанито.

– Я не успел прочувствовать. Мало времени было.

– Жаль… Жаль, что ты с ней поссорился. Если она и впрямь замешана, то лучше, если бы у вас сохранились хорошие отношения.

– А мы с ней и не поссорились. Заехав мне по лицу, она строго сказала, что я неправ, чтобы больше так не делал, а потом как не в чем не бывало, вернулась к прерванному разговору. Артистка, что с нее возьмешь. Странная женщина. Когда мы прощались, мне даже удалось взять ее номер телефона, а ты, говоришь, поссорились.

Свою часть работы Альварес выполнил. Он узнал, где находиться театр, в котором работает господин Серпокрылов, и даже успел там побывать. Собственно говоря, назвать все это театром, очень трудно. Небольшая студия, взятая в аренду в областном Доме офицеров. Хотя, как знать, может быть для театра больше и не надо. А для настоящего театра не надо и этого. Достаточно одной вешалки. Вешалка там была, Альварес это подтвердил. Еще он притарабанил две афиши, свидетельствующие о направлении, которого придерживался режиссер Серпокрылов.

«Циники». Постановка по мотивам одноименной повести А. Мариенгофа.

Эротико-философская драма про превратности жизни в двух актах и одном траурном марше.

Только один спектакль: «Трусы в скатку, ноги вприсядку, жопа всмятку».

Театр альтернативной пьесы на Большой Покровке»,

– Ты узнал, где он обитает? – спрашиваю я.

– Еще недавно он жил возле западного автовокзала. Снимал старую хрущевку. А неделю назад перебрался на Верхнереченскую набережную, дом четыре, квартира восемнадцать. Представляешь разницу? – говорит Альварес.

Разницу я представляю хорошо. Снять хату на Верхнереченской набережной – это для нашего города равносильно тому, как если бы поселится в Москве в квартире с видом на кремлевские звезды. Кстати, кремль у нас тоже имеется. Из красного кирпича с высокими пузатыми башнями. В нем располагается администрация губернатора, мэрия и разных мастей советы депутатов, а дома на Верхнереченской набережной и на параллельной улице издавна называли «правительственными». Это добротные здания из серого гранита, выстроенные в начале пятидесятых годов с высокими потолками и широкими окнами. Это центр нашего города и одновременно его окраина. Все потому, что на другом, луговом берегу реки, города уже нет. Вышел на балкон, глянул налево: цивилизация – машины шинами шуршат, людишки туда-сюда бегают. Глянул направо: как будто и не в городе, а на окраине мира. Степь да степь кругом. Словом, вся гамма ощущений в одном месте.

Значит режиссер, который постоянно мыкался в поисках спонсоров, совсем недавно переехал жить в очень престижное по местным меркам место. Вас не наталкивает это на размышления? Меня – да. Конечно дом номер четыре, не такой крутой как дома один, два и три, но все-таки.

– Скажи мне, Хуанито, как художник художнику, – спрашиваю я, когда мы выходим на улицу. – Ты рисовать умеешь?

– Умею ли я рисовать? И ты еще спрашиваешь? Да я был в детстве самым лучшим рисовальщиком! Видел бы ты мою школьную парту! Учителя из других школ нарочно приходили в нашу, чтобы полюбоваться. Ренуар и Ван Гог, по сравнению со мной, просто жалкие мазилы.

– Ладно, ладно разошелся. Пойдешь к Серпокрылову. Прямо сейчас. Домой. Представишься художником-декоратором, который ищет работу. С твоей внешностью иванушки-интернешэнэла ты сразу сойдешь за своего. Завяжешь с ним разговор и присмотришься, что к чему.

– Я если он сразу с порога пошлет куда подальше? У него же наверняка есть свой декоратор.

– А ты напирай на то, что у тебя особый, свойственный только тебе стиль. Который стоит того, чтобы на него посмотреть. Серпокрылов любит эксперименты, он должен клюнуть. Ты обязан с ним познакомиться. Хотя стоп. Не хочется пускать тебя туда одного. После того, что с Вороновым сделали его подельники… Вот что: мы пойдем вместе.

– Ну, придем мы к нему. А дальше?

– Познакомимся. И потом, если он и впрямь приложил руку к деньгам архиепископа, то он не самый умный человек. Вместо того чтобы спокойно выждать время, пока не утихнет шум, он сразу начинает жить на широкую ногу. Тогда деньги могут быть прямо у него на хате.

– И когда мы придем к нему, мы увидим, как он их считает и раскладывает по кучкам? Что тогда? Трахнем его по чайнику и отберем краденное?

– Там видно будет.

– А это ничего, что мы припремся к нему домой, а не, скажем, в театр? Это некультурно.

– Эким ты стал деликатным, Хуанито. С чего бы это? Раньше я за тобой этого не замечал.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе дали год условно.

– Ты главное никого там из окна не выкидывай, и все будет в порядке.

– Это не только некультурно, но и подозрительно, – продолжает настаивать он.

– Да успокойся ты, Вано. Все нормально. Среди творческих людей это в порядке вещей. Я по телеку слышал, что Ярослав Евдокимов, когда впервые приехал с Алтайских гор в Москву, пришел со своими рассказами прямо домой к актеру Валерию Золотухину, и последний долго соображал, как бы от него избавиться.

Последний аргумент становится решающим и мы выдвигаемся в сторону центра города.

Двери нам открывает женщина, но не Светлана Воронова-Серпокрылова, а нечто другое – томная особь женского пола с выражением богемной скуки на желтом рано начавшем стареть лице. Из того богатейшего выбора женской одежды, который предлагают рынку современные модельеры-дизайнеры, этой почему-то по душе только красные трусики-веревочки и некая прозрачная накидка, сквозь которую все видно. Во всяком случае, ничего другого на ней просто нет.

Открываю рот, чтобы представить себя и своего коллегу-декоратора, но она, так и не проронив ни слова, ни поинтересовавшись кто мы, откуда, поворачивается к нам веснушчатой спиной и исчезает в одной из комнат. Мы с Вано недоуменно переглядываемся. Прихожая поражает своими размерами. Полагаю, что и сама квартира не маленькая. Атмосфера помещения, кажется, навсегда пропитана дымом табака и марихуаны. Из комнат доносится музыка и разноголосица. В помещении слева, видимо из кухни, кто-то кому-то гнусавым голосом декламирует белые стихи, голимые и скучные, как оттепель под Новый год. В ванной комнате слышны охи и вздохи. Словом, пока ничего подозрительного. Обычная тусовка околотворческой «интеллигенции». Бывал я как-то раз на такой: пустопорожние беседы, типа, о смысле жизни, а вообще ни о чем, под бульканье водочки и попыхивание травки. Та же пьянка, только облаченная в розовые штанишки.

Из комнат поочередно показываются и тут же исчезают в других дверях какие-то люди. Когда я уже собрался схватить за шиворот первого попавшего под руку, чтобы заставить позвать хозяина, в прихожей появляется человек, круглолицый, очень маленького роста в серой костюмной паре и съехавшим на бок галстуком. Он мало напоминает Серпокрылова, если сравнить его с изображением на афише, но от других участников вечеринки, тех которых мы уже заприметили, он, пожалуй, самый свежий, если не считать некоторой лунатичности в его глазах.

– Нам бы с Андреем Серпокрыловым увидеться, папаша, – первым нарушает молчание Альварес. – Мы пришли к нему по очень важному делу.

Пока человек всасывает сказанное, к нам подгребает еще один представитель здешней фауны, на этот раз опять женского пола. Готов спорит на что угодно, что она совсем недавно побывала под асфальноукладочным катком – у нее плоская грудь, плоские бедра, плоское лицо и плоский затылок. В зубах дымит длинная сигарета «More».

– О-о-о, мальчики появились, новые, – радуется она, оценивающе и бесцеремонно разглядывая нас. – Симпатичные. Особенно вот этот лохматенький. Познакомь нас, Сашок.

Сашок рад бы, но не может этого сделать, поскольку сам с нами не знаком. Прихожу к нему на выручку и показываю рукой на «лохматенького».

– Альберт Сливкин, художник-декоратор. А я…

– О-о-о, – перебивает женщина, выдавая свое любимое междометие. – О-о-о! Не тот ли это Сливкин, который совсем недавно устроил скандал в региональном союзе художников, когда залез с ногами на стол и плюнул оттуда председателю союза прямо на лысину?

Так как Альварес тормозит, я опять отвечаю за него.

– Нет, это был другой Сливкин. Альберт еще не настолько знаменит в этих краях.

– Очень жаль, очень жаль, – разочаровывается дама.

– Но у него еще все впереди, – пытаюсь спасти репутацию Альвареса. – Совсем недавно американский журнал «New-York Artist Journal» высоко отозвался о его работах. Там писали, что у Альберта очень удачно сочетаются возвышенные, духовные импульсы с грубым мужским эротизмом. Этакая, сублимация на уровне тонкого и физического уровней.

– Как это мило, мэтр! – женщина едва ли не кидается Альваресу на шею. – Надеюсь познакомиться с вами поближе. А меня зовут Альбина. Вы не находите, мэтр, что нашим именам свойственна некая космическая гармония? Вслушайтесь Альбина и Альберт. Альберт и Альбина. Как это звучит! Как это ласкает слух! Думаю, мы обязательно станем с вами друзьями.

«Только не в этом тысячелетии», – прочитываю я во взгляде Вано и на всякий случай дергаю его за полу куртки, чтобы он не ляпнул это вслух. Мой жест снимает Альвареса с ручника. У него наконец-то прорезается голос.

– Мы обязательно с вами познакомимся, близко, может даже ближе чем вам хочется, – обещает он, – но сейчас мы хотели бы поговорить с Андреем Серпокрыловым. Где он?

– Андрэ опять нажрался, – отвечает женщина. – Вы можете найти его в спальне. Он отдыхает. Не уверена, что у вас получится до него достучаться.

Следуя за Альбиной, мы проходим через всю квартиру в самую дальнюю комнату. Народу здесь много, но никто, похоже, не обращает на нас внимания.

– Вот, – говорит Альбина, указывая на большую двуспальную кровать, на которой лежит оранжевое нечто.

Навожу резкость. Нечто – это человек в оранжевых штанах, яркой рубахе цвета пламени, с оранжевыми волосами и оранжевой козлиной бородкой. Где-нибудь на Украине, в центре Киева, тип в таком прикиде произвел бы бешеный фурор, но здесь все это выглядит, мягко говоря, не совсем ординарно.

На всякий случай щупаю его пульс. В ситуации, где замешаны хорошие деньги и где люди очень вовремя попадают под автомобили, надо быть готовым ко всему. Нет, Серпокрылов вполне живой и здоровый. Только сильно пьяный. Наши с Вано попытки, привести его в чувство, успехом не увенчаются.

– Мы ему про Кузю, а он пьяный в зюзю, – комментирует Вано.

Мы стоим возле «уставшего» тела, не зная, что делать дальше. Пока все, что нам удалось выяснить, так это то, что у бывшего шурина Воронова, с которым у того были не самые лучшие отношения, появились деньги. Большие деньги. Что дальше? Заявиться сюда в другой раз? Или все-таки затесаться в толпу под видом гостей, подождать пока все остальные не упьются до оранжевого состояния и поискать то, что еще осталось от денег Феодосия Луцкого?

Пока мы взвешиваем варианты, в комнату входит тот самый маленький человек в костюме, которого мы видели в прихожей. На его круглом как блюдце лице поблескивают капельки воды. Видимо, чтобы вернуть себе ясность в мыслях, он сунул физию под струю воды, а может даже занюхал нашатыря.

– Кто вы такие и что вы делаете в спальне Андрея Юрьевича? – набрасывается он на нас.

Вано, который очевидно подумал, что это очередная пассия Серпокрылова и который очень не любит иметь дела с ревнивцами, спешит объяснить:

– Я художник, пришел поговорить с господином Серпокрыловым насчет работы. Какая-то женщина отвела нас сюда.

– Так вы тот самый художник! – облегченно восклицает круглолицый человек и тут же снова становится подозрительным. – А разве вы не должны были встретиться с Андреем Юрьевичем завтра в одиннадцать в театре?

– Конечно же, должен был встретиться. Но Андрей Юрьевич позвонил и переиграл место и время. Он попросил меня придти к нему домой, сейчас.

– Но я вижу, что вы пришли не один? – круглолицый переводит взгляд на меня.

Я молчу, предоставляя право Вано выкручиваться самому, раз уж он начал.

– Это мой помощник, – говорить Вано.

– Вы полагаете, что не справитесь один?

– Видите ли, принимая во внимания некоторую необычность работы и сроки, – опять бросает пробный камень Альварес и, кажется, опять попадает; услышав о необычности работы, человек совсем успокаивается.

– Ну, это ваше дело, – соглашается он, – вдвоем работать или нет. Главное, чтобы все было сделано вовремя и качественно. Меня зовут Александр Марусин.

– Очень приятно, – говорит Вано, – но теперь, раз Андрей Юрьевич отдыхает, может нам лучше уйти и вернуться завтра?

Марусин задумывается.

– Ну, раз уж вы пришли… Последнее слово останется за Вольдемаром, а не за Серпокрыловым.

– За кем? – брякает Вано.

– За коммерческим директором проекта, – удивленно поднимает надбровные дуги Марусин. – За Владимиром Ивановичем Клюевым. Вы ж его прекрасно знаете. Ну, он же вас и предложил, как проверенного человека.

– Ну да, ну да, – быстро соглашается Вано, потом растерянно добавляет, – а он что, здесь?

– Кончено, я сейчас его позову. Одну минутку.

Он высовывается в дверной проем.

– Вот лажа, – шепчет мне Альварес, – кажется, мы попали. Может нам лучше выпрыгнуть в окно? Здесь какой этаж?

– Достаточный, чтобы сломать себе шею. Не бойся. Может этот Вольдемар тоже в таком состоянии, что мать родную и ту не узнает. Стой спокойно. В случае чего, сошлемся на недоразумение, извинимся и уйдем как люди, по нормальному, через дверь.

Вольдемар приходит абсолютно трезвый. Это мужчина крепкого телосложения и моего примерно возраста. С ним, к сожалению, все в порядке, не считая двух расстегнутых на ширинке пуговиц. Полагаю, что это он занимался в ванной комнате физическими упражнениями.

– Пришел художник, – говорит Марусин и добавляет заговорщицки: – Тот самый.

Новопришедший окидывает нас обоих взглядом и взрывается руганью.

– Ты кого сюда притащил, папуас! Здесь нет того человека, о котором я говорил! Этих двух дятлов я вижу первый раз в жизни!

Растерянная рожа Марусина вовсе не вызывает у меня сочувствия. Напротив, у меня сильное желание треснуть по ней изо всех сил кулаком. И по роже Вольдемара тоже самое. Да так, чтобы с копыт. Не люблю, когда меня незаслуженно оскорбляют. Похоже, что и Вано обуревают сходные чувства, потому что у него сразу сжимаются кулаки. На всякий случай хватаю его за руку.

– Спокойно, Вано, спокойно. Не забудь, что ты еще свой прошлый срок не отсидел, – тихо говорю ему.

Я выступаю на первый план, даю объяснения. Ну, художники, ну ищем работу. Пришли к Андрею Юрьевичу. Нас привели в его комнату. Мы же не виноваты, что у Марусина, и ему подобных, пусто в голове.

Вольдемар, как ни странно, успокаивается так же быстро, как только что вскипел. Тут его кто-то зовет, он просит нас задержаться и покидает комнату, а когда возвращается, то приносит нам извинения, потом говорит, что если у нас есть время, мы можем подождать. Мол, его друг Андрей Серпокрылов быстро пьянеет, но так же быстро приходит в себя. Он уверен, что не пройдет и двадцати минут, как режиссер встанет на ноги и с ним можно будет разговаривать. Кто знает, может он и заинтересуется нами.

От души поблагодарив Клюева за радушное приглашение, высказываю предположение о том, что нам будет лучше придти завтра, причем не сюда в квартиру, а сразу в театр. Там и поговорим. Альварес кидает на меня удивленный взгляд. Он не понимает, что это мне вдруг захотелось так быстро смотаться отсюда. Теперь, когда нас, так сказать, официально пригласили, разве не логично задержаться в этом месте и присмотреться к квартире и к ее хозяину, когда тот очухается. Разве не для этого я настоял на нашем сюда приходе?

Все это так, вот только не нравиться мне этот Вольдемар. Слишком уж быстро у него сменилось настроение: только что кричал, как недорезанный, а теперь само радушие. Это раз. Во-вторых, этот дегенерат Марусин сам сказал, что все вопросы с наймом художников решает именно Клюев, но если верить словам последнего, то мы, почему то, должны ждать, когда очухается Серпокрылов. Я незаметно толкаю в бок Альвареса, показывая глазами в сторону прихожей. Но не тут то было. Клюев вцепляется в нас словно энцефалитный клещ. Он провожает нас до прихожей, одновременно с этим засыпая кучей вопросов, о том, какую художественную школу мы заканчивали, где раньше работали, имели ли дело с театром, каких других художников мы знаем. Не человек, а просто бездонная бочка с вопросами. Через несколько минут я уже не сомневаюсь – он нарочно тянет время, чтобы мы задержались как можно дольше. Зачем-то это ему очень нужно.

– Может, все-таки останетесь и подождете немного? – опять предлагает Вольдемар, само радушие.

– Лучше, мы придем завтра. В театр, – настаиваю я, подталкивая Альвареса в двери.

У Клюева пикает мобильник, на который только что пришло SMS-сообщение. Прочитав его, смотрит на нас.

– До свидания, – говорю я ему.

– До скорого свидания, – хищно улыбаясь, уточняет Вольдемар.

Мы выходим на площадку.

– Гостеприимный молодой человек, – делится своими впечатлениями Вано.

– Угу, гостеприимный. Как пиранья. Куда идешь! – я хватаю Вано, который уже намылился спускаться вниз по ступенькам за воротник. – Давай наверх быстро!

– Ты думаешь?

– Уверен!

Да я действительно уверен, что нас задерживали не просто так. Что если он дал знать, про наш приход кому-то еще? Он ведь выходил из комнаты на некоторое время, после того как мы ему представились. Интересно, что за сообщение он получил? Может о том, что все готово и внизу нас с Вано уже поджидают? Не зря он сразу же заулыбался и перестал уговаривать. Поэтому мы меняем маршрут и, вместо того, чтобы спускаться вниз, идем наверх. Пусть я и ошибаюсь, но лучше подстраховаться. Попробуем перейти по чердаку в левое крыло здания и выйти на улицу через последнее парадное.

Взбираемся по металлической лестнице и вот он чердак. Переход завершается благополучно. Никто на нашем пути не встретился, и мы спускаемся к выходу. Я первый берусь за ручку двери, открываю – струя слезоточивого газа, выпущенная прямо в лицо, сравнимая по силе разве что со струей пожарного шланга, едва не сбивает меня с ног. Это не дамский газовый баллончик, от которого даже и муха не чихнет, не знаю уж для чего они его носят, может, для того, чтобы выжать слезу, а добротная и качественная продукция, предназначенная для экипировки специальных подразделений по охране правопорядка, для разгона граждан на тот случай, если те будут собираться в большие толпы и качать права. Ослепленный и полузадушенный, мгновенно теряю всякую ориентировку во времени и пространстве. Достаточно одного прямого удара по челюсти или куда там еще точно не знаю, чтобы свалить меня. Последнее, что я слышу, пистолетные выстрелы, звуки которых эхом раскатываются по всей лестничной клетке.