Текст книги "Черный ангел"

Автор книги: Валерий Еремеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

3

Я смотрю на Карелина. Он в сознании, только глаза потеряли хищный блеск. Теперь они напоминают глаза вытянутой из воды и пролежавшей полчаса на берегу рыбы: матовые и безжизненные. Он смотрит на меня, и его окровавленные губы сворачиваются в неприятную улыбку.

– Твоя победа не полная. Осталось нанести последний удар, – хрипит он.

– Последний удар уже был, Карелин, хватит. Шоу закончено: я победил, ты мой раб и я могу делать с тобой, все, что захочу.

– Что ты хочешь делать?

– Доставлю тебя туда, где тебя уже давно заждались. Хищникам место в клетке.

Зная, что никуда в таком состоянии он не денется, я иду в поисках своего пистолета. Когда возвращаюсь, то вижу, что Карелин дополз до сухого дерева, того, что сравнивал со скелетом и при помощи оставшихся торчащих сучьев пытается подняться. Это ему удается, и он встречает меня стоя, опершись спиной о сухой ствол. Я не могу не удивиться силе воли этого человека. Из-зо рта при каждом вздохе вырываются какие-то черно-красные сгустки.

– Тебе нельзя сейчас двигаться, Карелин. Кажется, у тебя поломаны ребра.

– Разве ты надел мне на шею веревку, чтобы мне приказывать? Разве у меня не свободны руки? Запомни, щенок, никогда я, потомок детей Перуна, не буду рабом.

– Да этого мне и не надо, я просто применил к тебе твою собственную мораль, но драться мы действительно больше не будем. Ты не в том состоянии, хотя я поражаюсь твоей силе и выдержке. А если будешь выпендриваться, я раздроблю тебе выстрелом колено и отволоку к машине, где ты поменяешься местами с ее хозяином. А потом мы вдвоем с ним отвезем тебя ментам. Зачем тебе это? Ты же человек опытный и должен знать, что в тюрьме лучше иметь здоровые ноги, а не искалеченные.

Вместо ответа, он глядит куда-то в сторону от меня.

– Вот они, твои друзья-мусора, легки на помине. Спешат, опоздать бояться.

Опасаясь подвоха, я отступаю от него на пару шагов и оборачиваюсь. В самом деле, по полевой дороге по направлению к нам прыгает на ухабах бежевый бобик с синей полосой на корпусе. Чуть поодаль рулит белая «Волга» и тоже с полосой. Несмотря на ветер в их сторону, уже начинает доноситься рев двигателей. Мне почему-то становиться неловко перед Карелиным за то, что он может подумать, что это я навел.

– Я знаю, – говорит он, прочитав мои мысли, – это не ты им сообщил. Сами как-то вычислили. Или местные сказали.

– Тем лучше, значит поедешь с комфортом. Тебе нужна срочная медицинская помощь.

Бобик, которому загородило дорогу брошенное нами такси, сворачивает с дороги и, пытаясь объехать препятствие, увязает двумя мостами в мокрой вспаханной земле. Водитель «Волги», боясь застрять, остановился еще раньше.

– Помнишь, что я говорил тебе, Лысков? – с трудом ворочая языком, захлебываясь говорит он. – Если человек позволяет держать себя в тюрьме, значит, он достоин тюрьмы. Если он позволяет относиться к себя как к быдлу, значит, он и есть быдло, и лучшего отношения не заслуживает. И не надо жалеть таких. Их надо презирать. Меня никто больше не посадит в тюрьму, меня никто не сделает быдлом. Я навсегда останусь свободным человеком. И хер вам всем… Вот.

Ехавшие в бобике, бросив бесплодные попытки вырваться из грязи, бросают машину и бегут к нам. Мне кажется, что я узнаю Жулина, а по развевающемуся во все стороны яркому галстуку, Царегорцева.

Карелин оборачивается и еще раз смотрит за реку, на приволье. Боясь, что он захочет сигануть с кручи, я обхожу его сбоку так, чтобы успеть помешать этому порыву. Но он и не думает об этом. Он отпускает дерево и делает два неровных шага навстречу бегущим и плюет в их сторону. Подмигивает мне, снова бросается к дереву, прямо на толстый торчащий, несколько заостренный сук, который с треском распарываемой ткани вонзается ему в живот.

– Я свободен, – шепчет он или это только мне кажется.

Он еще раз поднимает голову, вздрагивает, обхватывает руками дерево и сильным, сверхчеловеческим рывком еще больше прижимает себя к стволу. Нечеловеческий крик, который Гоголю и в страшном сне не приснился бы, раскатывается по округе, пока не растворяется в бесконечности. Все кончено: тело Карелина, из спины которого торчит толстый окровавленный кусок древесины, обмякает. Секунду, и оно застывает в таком положении, потом сук ломается под тяжестью и тело валиться на бок. Менты, которые видели что произошло, от неожиданности и жути, застывают, как вкопанные.

На четвереньках я начинаю искать в кустах место, куда он кинул куртку. Бегущие совсем близко. Найдя пакет, я достаю кредитную карточку и листок с написанным кодом, которые прячу в свой карман.

Первыми подбегают Жулин, Царегорцев и еще два мента. Жулин с ментами к Карелину, Царегорцев ко мне.

– Как ты, Лысый? – спрашивает он.

– Нормально. Скажи лучше, как вы здесь оказались?

Павел бросает куртку на траву и садится рядом со мной, прижав колени к подбородку.

– Я еще вчера догадался, что ты пойдешь с ним на встречу. Вид у тебя был странный, нехороший. Поэтому так и решил: ты пойдешь. И никому об этом не скажешь, как и требовал от тебя Карелин. Запрещать или отговаривать тебя от этого – дохлый номер. Твое упрямство родилось раньше, чем ты сам. Я сам встретился с Жулиным и рассказал ему про то, как ты вычислил настоящего убийцу прокурора. Про Феодосия, я не обмолвился ни словом. Саша, правда, хотел знать, что послужило тебе отправной точкой, откуда мы вообще узнали о существовании Карелина, но я прикинулся валенком и посоветовал ему спросить тебя. Сказал только, что нашими клиентами являются члены этого «рыцарского ордена», все вместе взятые. Он больше не настаивал. Нам пришлось посвящать в это дело Тамарку. Вчера ночью она вшила тебе в подкладку куртки передатчик-биппер. Жулин подогнал. Ты ее не ругай, пожалуйста.

– Почему Тамарку?

– Потому что у вас на мордах было написано, что вы спите вместе. Тоже мне секрет нашли, – усмехается он. – Передатчик посылал сигналы, и мы могли знать район, в котором ты находишься. Близко к тебе мы даже и думать боялись подходить. Зная, какой Карелин внимательный и осторожный. А здесь, в этой местности, военная часть располагается ПВО. Из-за помех, которые создают их локаторы, мы чуть не потеряли тебя. Сигнал был очень слабым. Иногда вообще пропадал. Пришлось местных опрашивать, куда поехала машина такси. Поэтому мы и опоздали.

– Вы не опоздали, вы приехали как раз вовремя, – возражаю я.

– Может быть, – пожимает плечами Павел.

К нам подходит Жулин. Я протягиваю ему исповедь Карелина.

– Возьми, капитан, – говорю ему, – здесь его признание в убийстве. В убийствах. Можете выпустить того пацана. Он не виновен.

– Ну и мужик, – доносится до меня голос одного из ментов, – все видал, но только не такой странный способ самоубийства. Смотри, какой сук толстый!

– У основания толщиной почти как моя рука! – соглашается второй.

Отчего-то их восхищенные базары начинает меня доставить.

– Зачем он это сделал? – спрашивает Жулин у меня. – Зачем он себя убил?

– Он язычник, – отвечаю я.

– Ну и что? Что ты предлагаешь: сжечь его на костре?

– Наши далекие предки верили, что человек, когда после смерти получает очередную, следующую жизнь, рождается в том же самом состоянии, в котором он находился в момент перед смертью. Воин родится воином, князь князем, слуга слугой. Поэтому, когда славянский воин-язычник видел, что ему грозит пленение, он просто пронзал себя мечом. Чтобы в после смерти снова стать воином, а не рабом. Карелин верил в это.

– Православный? Поп?

– А ты почитай его бумаги и все поймешь. Там все написано. А что не поймешь, так я объясню. Да и скажи своим, пусть чувака из багажника достанут, а то задохнется чего доброго. Стоят тут треплются. Бездельники! – последние слова я почти выкрикиваю.

– Ты чего, Лысый, чего кричишь? Сейчас дам команду, вынут они его. Че кричать-то?

Краем глаза вижу, как Царегорцев жестом показывает Жулину, оставь, мол, его в покое, отойдет. Уже когда мы с Павлом шли к машине, я сказал ему:

– Знаешь, еще немного и он меня заколбасил бы. Но тут, что-то случилось и он… он остановился. У него был такой вид, будто он и не человек, а машина для убийства, у которой на самом интересном месте сел аккумулятор.

4

Рано утром появляюсь в епархии. Поскольку я предварительно позвонил и условился о встрече, впускают меня в кабинет владыки без всяких слов.

– У вас нездоровый вид, Сергей, – замечает его преподобие, вглядываясь мне в лицо.

– Я просто устал, – отвечаю я, – но зато не даром устал. Вот ваши деньги. Может, не все сто тысяч, с учетом того, что успел потратить Воронов, но почти все. Вы сможете получить их в банкомате. Правда одного банкомата на всю сумму может и не хватить. Придется немного поездить.

Я кладу на стол кредитную карточку.

– А Карелин?

– Он погиб. Убил себя.

– Один грех всегда порождает другой, более тяжкий, – печально отвечает Феодосий и умолкает в раздумье.

Я снимаю с шеи медный нательный крест.

– Возвращаю вам вашу реликвию.

– Вам она помогла?

– Разве я не стою сейчас перед вами?

– В таком случае оставьте ее себе. Мне все равно некому ее передать, а осталось уже не долго. Пусть она охраняет вас и ваших детей.

– Спасибо.

– Не надо, не благодарите. Сергей, у меня есть еще одна просьба… Эти деньги, – он показывает на кредитку. – Я не хочу их видеть здесь у себя. Получите их сами. Я дам вам машину и пошлю с вами нашего бухгалтера. Вы получите наличные, оставите себе оговоренную нами сумму, а остальные наш бухгалтер в вашем присутствии оприходует на счет епархии как пожертвование. Заодно он переведет вашей фирме оставшуюся часть гонорара. Мы разговаривали вчера об этом по телефону с Павлом Олеговичем. Платежное поручение я уже подписал.

В тот же день, под вечер, когда я зашел к Жулину, которому требовалось уточнить что-то в моих показаниях, тот сказал мне, что согласно результатам вскрытия, у Карелина обнаружено острое воспаление аппендицита, что, однако, не повлияло на причину смерти, коей является громадная колотая рана в области брюшины. Вот здесь с уважаемыми экспертами я вынужден не согласиться: повлияло. Еще как повлияло! Если бы не его аппендикс!

5

В клубе «Орден Священного Грааля» проходит торжественная церемония принятия нового члена клуба. Орден располагается на том же месте, на задней территории вокруг двухэтажного особняка. Несмотря на то, что особняк находится в налоговом залоге, а против бывшего Великого магистра Краснова возбуждено уголовное дело, тем не менее братья ордена как ни в чем не бывало продолжают заниматься своим любимым хобби. Мэр города пообещал, в крайнем случае, оставить за клубом кусок земельного участка и мастерскую. Да братьям больше и не надо.

Все рыцари напялили на себя свои доспехи, а председатель клуба – Илья Сергеевич Синяк, в сверкающей, надраенной пастой кольчуге.

Молодой, прыщеватый пацанчик выдувает из жестяного самодельного рога несколько жутковатые для моего непривыкшего уха звуки и церемония начинается.

– Братья, – начинает Синяк, – сегодня мы собрались здесь, чтобы принять в почетные и пожизненные члены клуба Сергея Лыскова, человека, который…

Я не буду перечислять все те лестные эпитеты, которые достаются в мой адрес. Моя скромность и стремление остаться как можно менее заметным не позволяет мне этого. Скажу лишь, что мне в конце церемонии торжественно вручили длинный клинок.

– Дерево? – спросил я в полголоса Синяка. – А смотрится, как настоящий.

– Сталь, – слегка обиженно отвечает Синяк, – хорошая.

Торжество закончилось угощением в виде бутербродов с майонезом и шпротами и красным вином. Быков зажаренных целиком на вертеле, как мне доводилось видеть на репродукциях старинных гравюр, изображающих сцены из рыцарских замков, не наблюдалось. Орден переживал не самые лучшие в финансовом плане времена. Будем надеяться, что еще все уладится.

– Эти люди, кажутся тебе смешными? – спрашиваю я Тамару, когда мы вечером катим домой.

– Почему? Мужики и дети – одно и тоже. Разница лишь в том, что игрушки первых стоят неизмеримо дороже.

Мне тоже не смешно. Ума не приложу, что мне делать с этим полутораметровым ножичком, лежащим на заднем сидении. Холодное оружие. Так ведь и в тюрьму угодить не долго. И выбросить жалко, подарок.

22.12.04 г.