Текст книги "Черный ангел"

Автор книги: Валерий Еремеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Несмотря на то, что начало разговора у нас получилось не очень удачное, его продолжение начинает мне нравиться все больше и больше. Мой первый вопрос логически вытекает из только что услышанного.

– А сколько было денег в сейфе?

– Сто тысяч евро.

– Не слабо!

– Согласен с вами. Это очень большая сумма, которая могла бы хорошо послужить епархии. У нас столько дел, которые требуют расходов, – вздыхает он.

– Какие еще причины не позволили вам вызвать милицию?

– Ну, это довольно деликатные причины, – опять начинает мяться святой отец.

– Послушайте, владыка, к нам и обращаются как раз либо потому, что сомневаются в компетенции милиции, либо из-за причин деликатного характера. Третьего не бывает. Говорите смелее.

3

Деньги, как выяснилось накануне, преподнес в дар Феодосию один человек – весьма известный уголовный авторитет, причем я так и не понял, был ли это дар епархии или лично архиепископу. Скорее всего, этого не знал и Феодосий, поэтому и не хотел афишировать наличие у него крупной суммы: он еще не определился, где богово, а где кесарево.

Много лет назад отбывая срок за «антисоветскую деятельность» в одном из исправительно-трудовых лагерей в Тюменской области, он, тогда еще Иван Луцкий познакомился с одним молодым вором, который болел фурункулезом в такой стадии, что на теле практически не было живого места. Куда ни глянь – сплошные чиряки и гнойные кровоточащие язвы. Отец будущего владыки, тоже священник, заслуженно пользовался среди земляков славой знахаря и целителя, знатока всяческих лечебных трав, и часть своих знаний он как мог постарался передать сыну. Выходя на общие работы в промышленную зону, Иван улучал время и старался отыскать между кочек какую-то редкую, но очень целебную травку, ему одному известную. Травку он нашел и начал делал больному припарки, а также заставлял пить из нее отвар. Через два месяца тот выздоровел. Скоро вора отправили на этап, но Луцкий успел объяснить ему, как искать и сушить это снадобье. Больше они не виделись.

И только неделю назад, тот самый человек, теперь коронованный вор-законник, навестил отца Феодосия. В конце беседы он и попросил архиепископа молиться за его грешную душу и оставил кейс с бабками, то ли в благодарность за лечение, то ли как пожертвование церкви. Имя его Феодосий мне не открыл, да и я, признаться, не настаивал. Он только сказал, что законник этот здесь был проездом, у него целый букет лагерных болезней от туберкулеза до цирроза печени и жить ему, скорее всего, осталось всего ничего.

Вскоре обнаружилось, что деньги бесследно исчезли.

Другая причина, по которой он не вызвал милицию, было то, что архиепископ не хотел скандала. Говорят, что вооруженные силы, армия – это зеркало общества. Согласен, но от себя добавлю: не только армия, но и медицина, юриспруденция, образование и все остальные общественно-социальные институты, в том числе и церковь – все это такие же зеркала. Как и везде, духовным особам тоже не чужды карьеризм, склоки, борьба за кресло и все остальные пороки, свойственные обществу. Феодосий достаточно прозрачно намекнул, что нашлось бы немало таких, что обрадовались бы случившемуся факту, который при желании можно было преподнести, дескать, среди протеже и креатур архиепископа немало ворья, а он сам на короткой ноге с блатными вожаками. Одно дело, когда икону старинную из храма сопрут, тут кроме сторожа никто вроде и не виноват, другое – когда в самом епископате гниды завелись. А уж недоброжелатели только и ждут момента, чтобы подножку подставить.

– Совсем мало таких осталось, кто от истинной веры и желания стадо божье на путь веры и благочестия наставлять, в священники идет. Всем только одна радость как карманы и живот набить, – вздыхает Луцкий.

– Владыка, – спрашиваю я, – исходя из вашего поведения, я понял, что в краже вы подозреваете кого-то из вашего окружения. Почему вы так уверены, что вор не был посторонним? То, что ваш знакомый сделал вам «подарок», могли знать и приближенные к нему люди. Может быть, кто-то из них и упер денежки, или же просто дал наводку местным коллегам?

– Два уточнения, сын мой, во-первых, я подозреваю не кого-то из моего окружения, а многих из моего окружение. Во-вторых, детальный анализ, который я сделал, тщательный осмотр места происшествия, сопоставления фактов позволили сделать мне вывод, что деньги были унесены гораздо раньше, чем был взломан кабинет. Мало того, я убежден, что сам взлом и был придуман, чтобы запутать след.

– Значит все другие, работающие у вас люди, о краже ни сном, ни духом?

– Кроме меня и вора никто об этом не знает. Разумеется, что вскрытые двери скрыть не удалось, – каламбурит Владыка. – Но я заявил работающим здесь, что ничего не пропало. Все списали на действия хулиганов.

– И вам поверили?

– А почему нет? Если бы не деньги, то воровать у меня в кабинете было совершенно нечего. У меня, как видите, здесь нет даже компьютера, а церковные бумаги воров не интересуют. Правда у нас здесь есть довольно большая библиотека и среди книг есть несколько старинных раритетов, которые могли бы заинтересовать коллекционеров, но все они остались на месте. Помещение библиотеки было нетронутым. Есть еще бухгалтерия, но обычно мы не храним там больших сумм. Взломщика интересовали только деньги, которые я получил накануне.

– Я смотрю, что на окнах у вас решетки, а как быть с сигнализацией? Разве вы не сдаете помещение под охрану?

– Под сигнализацией у нас только библиотека и бухгалтерия. Остальные двери нет. Я же говорил, что ничего особо ценного для посторонних у нас не было.

– А почему вы не забрали деньги с собой, а оставили в кабинете?

– Ну не знаю, сумма большая, как-то боязно брать домой. Да я и не думал, что за одну ночь что-то может произойти. Я полагал на следующий день оприходовать деньги как пожертвование и положить их в банк на счет епархии.

– Постойте, вы хотите сказать, что деньги были украдены почти сразу? На следующую же ночь?

– Ну да. Мой знакомый приехал ко мне где-то после трех пополудни. Часа два мы с ним беседовали, а потом расстались. Это было уже под вечер. В пять часов или немного после пяти. Деньги были в кейсе или, как говорили раньше, дипломате. Уходя, я положил дипломат в этот сейф. Утром пришел и вижу: двери взломаны.

– Сторож есть?

– На тот момент не было. Прежний, к сожалению, попал в больницу, а найти ему замену, еще не успели. Библиотека была ведь под сигнализацией, пункт охраны и дежурная милицейская часть рядом, через квартал. Если что, они бы через минуту были бы здесь.

– Ладно, а теперь самое главное: почему вы решили, что это сделал кто-то из вашего окружения, а не из людей вашего знакомого?

Владыка говорит, что он сам стал все скрупулезно изучать. В тот вечер он и его личный шофер уходили последними. Феодосий сам закрыл на ключ обе двери: в свой кабинет и общую, уличную. Водитель, правда, после того как отвез владыку домой, вернулся, чтобы поставить машину (гараж находится во дворе резиденции), но в самом доме ему делать было нечего. Заперев гараж и калитку, он ушел домой. Владыка отлично помнил, что закрывал в тот вечер, как и во все другие вечера, двери на два оборота замка, в то время как замки в обоих взломанных дверях были закрыты только на один. Это означает, что вор без напряжения открыл двери ключом, взял деньги, а когда возвращался, то закрыл их всего на один, то ли оттого, что спешил, то ли потому, что не придал этому значения. И вот двери, закрытые на один оборот, он повторно взломал, чтобы навести на мысль о постороннем человеке.

– У кого есть ключи от входной двери? – уточняю я.

– У всех, кто здесь постоянно работает. Таких, вместе со мной, семь человек. Впрочем, нет, вру. У водителя нет. Значит шесть.

– А от вашего кабинета тоже у всех?

– Нет, от моего кабинета только у меня и у Ольги Ивановны. Это мой секретарь. Вы ее видели, когда пришли. Правда его она хранит просто в ящике своего стола. Не знаю, кто еще знал об этом, но лично я знал и даже раз пользовался им, когда забыл взять свои ключи. Значит, могли знать и другие.

– Выходит, что теоретически любой из служащих здесь, кроме разве что водителя, мог в любое время войти в ваш кабинет?

– Выходит так.

– А как быть с сейфом?

– А вот с сейфом дело обстоит еще интереснее. Ключ от сейфа был только у меня. У вора его не было. Поэтому, он высверлил замок при помощи электродрели.

– А что здесь интересного? Медвежатники часто так делают.

– Интересное здесь то, что сам замок у сейфа дрянной был. Настоящему специалисту по «медведям» не было никакой нужды тратить драгоценное время и сверлить замок, что является достаточно трудоемким процессом. Мне кажется, что я и сам без ключа бы его открыл, при помощи проволоки, если бы захотел. Это еще один довод в пользу того, что вор был свой, не из числа профессиональных жуликов.

Осмотрев сейф и замок, я убеждаюсь в правоте клиента – для профессионала «ломануть» его не сложнее, чем открыть банку с балтийскими шпротами.

– Согласен. Но как вор мог знать, что у вас есть деньги?

– Если бы вы знали, Сергей, сколько я думал над этим вопросом. Двое суток думал. А на третьи, не до чего не додумавшись, стал осматривать свой кабинет. Вы не поверите, что мне удалось обнаружить!

Архиепископ Феодосий поднимается, шурша подолом, подходит к одной из стен, на которой висит большая икона. Я не очень разбираюсь, но, по-моему, она называется икона Казанской божьей матери, и, не без усилий, снимает ее.

– Так, вот… Я начал осматривать кабинет, – повторяет он, – и обнаружил вот это.

Он делает мне знак подойти.

– Что там, микрофон? – настораживаюсь я.

– Не угадали, молодой человек, все гораздо проще.

Я подхожу и вижу, что святой отец прав: все действительно очень просто. В стене есть отверстие – не хватает двух кирпичей. С этой стороны отверстие закрывала упомянутая икона, с другой стороны тоже, что-то в этом роде.

– С той стороны, – говорит Феодосий, словно читая мои мысли, – картина, изображающая двенадцать апостолов на горе Синайской. Она небольшая и, если ее слегка отодвинуть в сторону, можно прекрасно слышать, что говорится у меня в кабинете.

– Вы не знали, что за иконой есть отверстие?

– Нет, конечно. Наверное, это еще от моего предшественника осталось. Скорее всего, кто-то подслушал и понял, что мой гость оставил мне деньги. А металлическая дверь сейфа слегка поскрипывает, когда ее открываешь.

– А что за стеной?

– Библиотека и архив. Ну и какое ваше мнение?

– Честно?

– Конечно, как на исповеди.

– Или у вас и вправду украли деньги, или вам, на старости лет, захотелось побыть детективом, и вы придумали всю эту историю, чтобы немного поразвлечься.

Феодосий заливается мелким хрипловатым смехом.

– А вы мне начинаете нравиться. Вы умеете делать выводы. Думаю, что мы сработаемся.

Я вдруг настораживаюсь.

– Послушайте, владыка, а это ничего, что мы… тут? Нас опять могут подслушать.

– Ну что вы, после всего, что произошло, я принял меры. Во-первых, сейчас, кроме Ольги Ивановны и нас, в здании никого нет. Потом, когда рабочие ставили новые двери, я связался со специалистами и распорядился дополнительно установить камеры наблюдение за приемной и за помещением архива. Я попросил сделать это в вечерние часы, поэтому, надеюсь, никто больше не знает про мою уловку. Монитор находится у меня под столом. Не угодно ли глянуть?

Глянуть мне угодно. Монитор и впрямь располагается под столом, с левой стороны. Он черно-белый, но зато небольшой и скрыт от глаз посетителей. На экране мне хорошо видно почти всю приемную, с сидящей в углу за пишущей машинкой секретаршей архиепископа Ольгой Ивановной.

– Вот, это приемная, – не без некоторого хвастовства заявляет духовное лицо и переключает маленький, совершенно незаметный на столе тумблер. – А это библиотечный зал.

Глаза мои становятся квадратными от удивления, точь-в-точь как этот монитор, на экране я отчетливо вижу мужика стоящего с большущим мечом в руке.

Подождав с несколько секунд Феодосий, как ни в чем не бывало, дергает переключатель.

– А это комнаты архива, как видите, теперь, при желании, я могу контролировать почти все здание. Вам нравится, молодой человек?.. Теперь я сразу увижу, если что не так… Сергей, что с вами? Вы меня не слушаете?

– Не, что вы… конечно, слушаю… контролировать все здание, это весьма удобно, особенно, если не доверяешь окружению.

И, тем не менее, владыка прав. Слушаю я рассеянно. Недавние кровавые события опять встают перед глазами, как будто это случилось пять минут назад. Изуродованный, окровавленный Перминов возникает из небытия и над всем этим высится фигура средневекового рыцаря с черепом в руке.

– Что с вами, Сережа, вам нездоровится? – взволновано спрашивает Феодосий.

– Да нет, все в порядке. Просто всякая дрянь мерещится.

– Это плохо, – сетует архиепископ, – вот они печальные результаты образа жизни, который ведут современные люди: алкоголь, неразборчивость в женщинах, это исчадие дьявола – телевидение. Не удивительно, что потом всякая чертовщина, прости меня Господи, мерещится. Скажите по совести, вы когда последний раз ходили к святому причастию?

– Если по совести, никогда.

Феодосий только взмахивает руками: мол, вот, что и требовалось доказать.

– Вам обязательно нужно сходить к причастию. А вас хоть крестили?

– Думаю, крестили, – отвечаю я, но как-то не очень уверенно.

– Думаете или крещеный?

– Да не помню, – вынужден признаться я, решая поменять тему, тем более, что мысль, что я только что видел человека с мечом, мучит меня гораздо в большей степени, чем святое причастие. – Мне показалось, что в библиотеке кто-то был. Но вы так быстро переключили камеру, что мне не удалось рассмотреть подробнее.

– Странно, я никого не заметил. Сейчас проверим, – говорит он, снова нажимая на кнопку переключателя. – Вот видите, никого нет.

Складывается впечатление, что кто-то из нас сошел с ума. Мой собеседник, который говорит, что в соседней комнате никого нет, или я, потому что опять на том же самом месте между двумя стеллажами с книгами ясно вижу человека с мечом. Мало того, это не просто человек – это рыцарь, рыцарь-крестоносец. На груди его большой темный крест. Какое-то наваждение. На секунду я даже отвожу глаза от экрана. Может это просто большое распятие, установленное в зале, а рядом растяпа-уборщица оставила швабру, которую я принял за холодное оружие? Присматриваюсь хорошенько: нет, это не распятие и не швабра – это точно мужик, с головой, с ногами и… с мечом.

– А это вы видите? – я тыкаю пальцем в монитор. – Или это только в моем воображении?

К моему большому удивлению, Феодосий опять улыбается.

– Ничего смешного не вижу! – я начинаю злиться, потому что, как и многие другие, не люблю, когда меня держат за идиота. – Может, хватит меня разыгрывать? Что это за мужик?

– Извините, но я и не думал вас разыгрывать. Это не мужик, то есть это вообще не человек. Это кукла. Вернее, восковая фигура. Фигура рыцаря-крестоносца, только и всего. Я то к нему уже присмотрелся и не догадался, что вы это можете принять за живого человека.

Восковой рыцарь! Оказывается и такие бывают! А мне-то подумалось, что весь этот кошмар опять возвращается.

– Вы позволите мне осмотреть библиотеку?

– Ну, разумеется. Мы пойдем прямо сейчас. Пока никого нет. Там и продолжим разговор, – с готовностью соглашается архиепископ.

Глава VI

1

Епископальная библиотека располагается в зале, длинном и изогнутом в форме большой буквы «Г». С одной стороны ее окна выходят во двор, с другой – на улицу, как и окна кабинета архиепископа. Над библиотекой, на втором этаже, располагается епископальный архив.

Так как библиотека, она же и читальный зал, то в начале, как раз возле той самой стены, на которой висят апостолы на горе Синайской, закрывающие слуховое отверстие, стоят несколько длинных столов, за которыми могут разместиться по три человека за раз. Впрочем, как сказал Феодосий, заведение это, так сказать, закрытое, ведомственное, поэтому особой публики здесь нет. Сюда ходят те, кто пишет труды по богословию, теологии, а также иногда и мирские особы, интересующиеся вопросами истории религии. Последние, для работы здесь, должны испросить персональный допуск у Владыки.

В углу стоит упомянутая восковая фигура средневекового воина, завернутого в белые тряпки с черным равносторонним крестом на груди. В левой руке воин держит клепаный, похожий на небольшое ведерко, жестяной шлем с узкими прорезями для глаз, который, глядя на монитор, я принял за череп; правой – опирается на обнаженный меч.

– Странно видеть такое вот украшение в православной библиотеке. Как я понимаю, рыцарские ордена создавались под эгидой католической церкви. А тевтоны вообще были нашими заклятыми врагами, не только православия, но и государства. Это ведь враг? Конечно враг! Вон, смотрите, какая злобная у него рожа, – говорю я Феодосию.

Рожа у него и впрямь лучше во сне не видеть. Мастер постарался, создавая тип законченного воина-садиста, которого не остановят ни жалобные женские вопли, ни детский писк. Горбатый, загнутый крючком нос, как у стервятника, черные топорщащие в сторону усы, большие, похожие на щетину разозленного дикого кабана, перекошенный в злобном оскале рот – такое не скоро забудешь. Чтобы показать, что перед нами бывалый, опытный воин, ваятель изобразил на одной из щек длинный и рваный шрам, идущий от глаза до челюсти.

– Несколько месяцев назад, – объясняет преподобный отец, – мы при поддержке местного краеведческого музея проводили…. забыл слово, модное такое…

– Сейшн?

Владыка неодобрительно смотрит на меня.

– Акция? – снова подсказываю я.

– Вот-вот, акцию. В одном из залов музея была устроена выставка, посвященная истории православия. На ней много чего было. Развитие иконописи, стиль православной архитектуры, документальные материалы, посвященные деятелям церкви, книги, рассказывающие о житие святых угодников, подвижников. Немало было уделено внимания борьбе православия против агрессии со стороны католиков-иезуитов, разных таких орденов, которые Рим натравливал на наши земли. Была и выставка восковых фигур, где выставлялся и этот крестоносец.

– Для наглядного образа врага?

– По замыслу экспозиции, напротив него стоял православный инок, держащий распятие.

– То есть вооруженный воин-рыцарь против безоружного монаха, который все равно сильнее потому, что на его стороне Бог?

– Вы верно понимаете суть. После выставки часть экспонатов передали нам, в том числе две упомянутые фигуры. Мы их так и поставили друг против друга.

Феодосий показывает мне место, где стояла вторая фигура. Я узнаю, что она находилась близко к отопительной батарее и за зиму основательно деформировалась, поэтому ее вернули в мастерскую на ремонт, где она находится в настоящее время.

– А меч, он что, тоже из папье-маше?.. Со стороны выглядит как настоящий. – Не сдержав любопытства, я протягиваю руку и прикасаюсь к лезвию. Клинок оказывается настоящим, мало того, может запросто дать сто очков вперед лезвиям от фирмы «Джилетт». Я совсем не почувствовал боли, а понял, что порезал палец, потому что увидел на нем капельки крови.

– Осторожно, – с опозданием скрипит позади Владыка. – Меч острый!

– Спасибо за своевременное предупреждение, но, представьте себе, я и сам об этом догадался. А что этому чучелу так необходимо иметь отточенное по рукоять оружие? Кстати вы знаете, что это, мягко сказать, уголовное преступление? Иметь такой вот ножичек.

– Чепуха. У нас есть разрешение. Все формальности соблюдены. Я же говорил, что экспонат нам подарили.

– Вместе с мечом?

– Вместе. Не с палкой же ему стоять. Организаторы выставки специально его наточили, чтобы впечатление усилить. А чем собственно дело, Сергей?

Я же, осматривая клинок, очень жалею, что со мной нет неотъемлемого атрибута всех Шерлоков Холмсов и Эркюлей Пуаро – увеличительной лупы. Если же верить моим невооруженным глазам, то на лезвии нет ни следов крови, ни зазубрин, как если бы им рубили по чему-то твердому. Архиепископ тем временем начинает потихоньку раздражаться, так как не видит смысла ни в моих вопросах, ни в действиях. Он не понимает, почему я так прицепился к этому мечу. А и в самом деле, чего это я решил, что он может иметь отношение к убийству Никитюка и Перминова? Не думаю же я, что кто-нибудь из здешнего контингента мог на время позаимствовать этот ножичек, чтобы оттяпать прокурору голову и все остальное? Спереть сто тысяч – это понять можно. Как любил говаривать Гриша Распутин: «Не согрешишь, не покаешься, не покаешься, не спасешься». Но чтобы православная духовная особа, замочив мирянина, совершала нелепые языческие обряды – это перебор.

– Холодное оружие – моя слабость, – говорю я архиепископу, возвратив оружие его восковому хозяину, и, чтобы клиент окончательно не потерял терпение и не разочаровался во мне, перехожу к главному: к кругу подозреваемых лиц, вернее тех, кого святой отец определил к таковым.

Их четверо. Двое духовных: иерей Гедеон Воронов, заведующий библиотекой и архивом Макарий Диев. И два целиком цивильных: завхоз Пургин и водитель Кирилл Толстопятов. Именно эти люди, предположительно, могли находиться рядом с кабинетом Владыки и слышать, о чем тот разговаривал со своим гостем.

Своего секретаря, Ольгу Ивановну Сухую, он не находит нужным включать в список, в тот день она отпросилась и очень рано ушла домой, что немало огорчало владыку: если бы она была на месте, то уж наверняка бы запомнила, кто именно был в библиотеке на тот момент.

Архиепископ, не откладывая в долгий ящик, тут же выдает все, что ему известно об этих людях.

Номер первый. Отец Гедеон. В миру Леонид Воронов. Возраст – сорок восемь лет. После окончания военно-политического училища внутренних войск был направлен на службу в качестве батальонного замполита в полк, охранявший городскую тюрьму. Через некоторое время стал крутить амуры с поповской дочкой. Добрые люди тут же донесли, куда следует, после чего лейтенанта Воронова «вычистили» из партии и, соответственно, из замполитов, а так как ничему другому его в училище не учили, то дальше и вовсе попросили со службы. Оставшись без работы, он, раз уж на то пошло, женился на поповне, и через некоторое время полностью перековался из политработников в священники.

В настоящее время, он служит иереем в храме Андрея Первозванного. Пишет богословские статьи в религиозные журналы. Имеет склонности к журналистике, иногда при архиепископе исполняет обязанности пресс-секретаря. В тот день, после обеда, работал в библиотеке. Точное время, когда Воронов покинул резиденцию, Феодосий не знает.

Номер второй. Макарий Диев. Из потомственных священников. Возраст двадцать четыре года. В прошлом году окончил духовную семинарию. Сразу же после семинарии стал служить в резиденции епископата. Как его описывает сам владыка, Диев – настоящий книжный червь. Однако не стоит забывать, что у него больше всех было возможности знать, что кабинет архиепископа можно прослушивать. Например, он мог обнаружить слуховое отверстие, просто вытирая пыль с картины. В тот день работал в архиве с самого утра.

Номер третий. Завхоз Василий Матвеевич Пургин, он же, по совместительству, сантехник и электрик – сорок один год. Работает восемь месяцев. До этого вкалывал старшим инженером на заводе. Ничего порочащего его имя архиепископ не знает, разве что время от времени Пургин может здорово заложить за галстук. В тот день он, после обеда, никуда не уходил. Он мог зайти в помещение библиотеки, как для выполнения своих обязанностей, так и просто так.

Номер четвертый. Кирилл Толстопятов – тридцать два года. Личный шофер Феодосия. Ранее работал водителем в горисполкоме – возил начальника управления здравоохранения. Парень спокойный, уравновешенный и немногословный, что может являться как достоинством, так и недостатком, ибо в тихом омуте известно кто обитать может. Чтением литературы, а тем более религиозной, себя не утруждал, но зайти от нечего делать поболтать с Диевым мог. Иногда сам Диев просил его помочь перенести тяжелые стопки книг на другие стеллажи.

– Каковы будут наши дальнейшие действия? – спрашивает меня Владыка, хотя по глазам видно, что он сам для себя уже набросал несколько вариантов.

– Можно, допросить их по одному, чтобы установить, кто и где находился в тот момент, когда у вас были «гости». Потом собрать их всех вместе и заставить повторить сказанное. Таким образом, мы должны будем узнать того, кто наверняка мог слышать весь разговор. Этот путь, наверное, самый быстрый, именно его применяют авторы классических детективов, которые собираю вокруг себя целую ораву из кандидатов в подонки и путем словесно-логических измышлений находят преступника. Пристыженный преступник признается в содеянном, толпа восхищенно рукоплещет. Но в нашей ситуации этот вариант имеет существенные недостатки. Во-первых, тогда вы не сможете полностью сохранить факт кражи в тайне, во-вторых, установив, кто мог слышать разговор, еще не значит, что мы найдем деньги. Зная не понаслышке сегодняшних людей, могу с уверенностью заявить, что все они будут до последнего молотить себя в грудь и божиться, что никаких денег и в глаза не видывали. А как только мы их отпустим, на вас тут же накатают телегу в вышестоящую инстанцию.

– А что же делать?

– Ну, можно, например, – фантазирую я, – бить подозреваемого до потери пульса или шепнуть пару слов насчет его персоны вашему другу, с которым вы вместе мотали срок. Кстати, неплохая идея!

– За кого вы меня принимаете? – возмущается святой отец. – Если бы хотел, я бы давно уже так поступил! Нет, я не желаю привлекать к этому уголовные элементы! Какие еще варианты?

– Установить за каждым персональное наблюдение. Сто тысяч евро – деньги большие. Тот, кто их получил, должен же как-то показать изменение своего привычного жизненного уклада. Если вы не хотите, чтобы о краже знали непричастные к ней люди, то это единственный способ, с помощью которого мы можем найти вора.

– Именно это я и планировал, когда говорил, что вам надо будет собирать информацию про некоторых людей. Как видите, я хоть и не сыщик, но знаю, что нужно делать.

Дверь в библиотеку открывается и в помещение входят два человека. Один молодой в серого цвета костюмной паре, другой в поповской волочащейся почти по земле униформе, с большим металлическим крестом, свисающим почти до самого пупа. Тот, который помоложе, мелковат и худосочен, второй же высокий и широкоплечий.

Прибывшие по очереди приветствуют иерарха, желают ему многие лета. Это оказываются двое из четырех подозреваемых: книжный смотритель Диев и иерей Гедеон Воронов. Изворотливый старикан архиепископ тут же представляет меня, в основном Диеву, как ученого историка и добавляет, что предоставляет мне допуск на пользование всеми библиотечными фондами, насколько мне заблагорассудится. Я благодарю его преосвященство и мы вместе с ним снова возвращаемся в кабинет.

Воронов, удерживая Феодосия, говорит, что хочет обсудить с владыкой важный вопрос и намерен последовать за нами, но архиепископ просит его обождать и указывает на стул в приемной.

Оставшись один на один, я сразу же прошу у святого отца координаты всех фигурантов. Говорю я полушепотом из-за возможности быть услышанным посторонними. Впрочем, сам хозяин тоже то и дело посматривает на монитор.

Перед тем как уйти, я обещаю клиенту продумать план действий и немедленно приступить к его выполнению.

– Нет, – скрипит мне вслед Феодосий, поправляя меня, – немедленно сообщить мне все ваши соображения, и если я сочту их приемлемыми, немедленно приступить.

Я заверяю его, что именно все так и будет (как бы не так: если он думает, что я буду согласовывать с ним каждый свой чих, он ошибается) и выхожу на улицу, попутно закуривая сигарету.

Во дворе водила святого отца по-прежнему драит свою колымагу. Поливать ее он давным-давно закончил и теперь, склонившись над капотом, полирует ее розовой байковой тряпкой. Работает он так, что язык его вываливается изо рта, как у борзой собаки. Еще немного и полетит пена. По мне, если уж тачка и так сияет как фальшивый бриллиант, то незачем тратить энергию. Уж лучше бы, в ожидание пока преподобный решает свои наболевшие проблемы, нашел себе какую-нибудь козочку, смотался с ней в лесополосу на объездную и отполировал бы ее прямо на мягких сидениях.

Нет, это добросовестный парень. Со стороны он не производит впечатления, что у него где-то в старом, валяющемся в сарае валенке заныкано сто штук евро. Трудяга, вон даже куртка задралась, рубашка вылезла от натуги.

Слышу скрип открываемой входной двери. Поворачиваюсь: на пороге стоит Воронов. Видно, что он собрался уходить.

– Вы уже смогли решить свой важный вопрос? Так быстро? – спрашиваю я, вполне вежливым тоном.

Батюшка крайне неодобрительно смотрит, потом вдруг совершенно неожиданно для меня быстро протягивает руку и выхватывает изо рта сигарету.

– Здесь на территории курить нельзя. Бога постеснялись бы, – глухим, низким голосом заявляет он.

Прежде чем я успеваю решить, как отреагировать на столь хамский поступок, он берет мой окурок и медленно тушит о свою собственную ладонь. При этом строго и вопросительно смотрит на меня, производит ли это на меня впечатление или нет? Впечатление это на меня производит, но скорее солнце станет вращаться вокруг земли, чем я покажу ему это.

Он же, затушив долбан, выбрасывает его в стоящую возле дверей урну. Достает платок и молча стирает пепел с ладони, на которой я не вижу никаких следов ожога. Ко мне возвращается дар речи.

– Клевый прикол, отче. Герои американских боевиков тоже так поступают. Не знал, что вы любитель Голливуда.

– Не нарывайтесь на неприятности, – грозно заявляет Воронов, – предупреждаю единственный раз: не нарывайтесь!

Воронов подбирает рясу, чтобы она не волоклась по пыли, и, не спеша, удаляется. Может я и не прав, но мне почему-то кажется, что я ему не очень понравился. С чего бы это? То ли он вообще заклятый враг курения, то ли причина в другом и сигареты здесь не при чем. Если он имеет отношение к пропаже денег, то мог заподозрить, что мое появление здесь не случайно. Ладно, разберемся. Раз уж этот Воронов сам напросился, то он будет первым, за кого я возьмусь, невзирая на все его угрозы.