Текст книги "Шатун"
Автор книги: Валериан Баталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
К тому времени, когда в избу зашли Пров и Фома, Глаша почти все успела рассказать командиру.
Увидев отца, она сразу узнала его, бросилась, обняла.
– Тятя! – крикнула она и принялась вытирать кончиком платка внезапно хлынувшие слезы.– Тятя, с маманей-то что же будет? Убьют ее белые...
Пров ласково гладил голову дочери. Фомка стоял, смущенно переминаясь с ноги на ногу.
– Да как же ты сюда попала-то, доченька? – спросил Пров.– Дорогу-то как нашла?
– Дядя Тимоха послал,– всхлипывая, сказала Глаша.
– Ну не плачь, Глаша, садись,– сказал командир.– И ты, Пров, садись, и ты, Фома. Давайте-ка вместе подумаем, разберемся, как быть, что делать. Зубов в Пикановой засел, к бою готовится. Силенки у него прибавилось – два взвода бродячих подобрал. Теперь у него и людей больше нашего, и пулемет лишний.– Он вытащил из полевой сумки карту и развернул на столе.– А ждать нечего. Добивать их надо!
Командир подкрутил фитиль, лампа чуть закоптила, но свет стал ярче.
– Вот гляди, Глаша,– сказал командир, показывая на карту.– Вот тут ваша Пикановая. Вот тут Осиновка. Это ручей, это дорога. Понимаешь?
– Ага,– сказала Глаша,– вот тут болото, тут кладбище.
– Молодец,– улыбнулся командир.– Тебе в штабе самое место. Так окопы-то где у них?
– А вот тут, за ручьем, на взгорке, возле дороги. Я сама видела.
– Пулеметы где?
– Вот тут и тут,– показала Глаша.– А еще тут...
– Так,– сказал командир.– Значит, ждут нас отсюда. А раз ждут – засады могут быть. Сбоку ударить могут. А другой дороги нет в Пикановую?
– Есть тропинка. Я по ней прибежала.
– Есть тропинка? Тогда так сделаем: один взвод направим в обход по тропинке. Когда начнем бой, он отвлечет внимание на себя и ударит с тыла. А главный удар направим сюда, по дороге. Тропинку только кто покажет?
– Я могу показать, товарищ командир, я тут каждую осину знаю, каждый пень,– сказал Пров.
– Понимаю, – согласился командир. – Только тебе со мной придется идти. По главной дороге.
– Так я же могу, я тут тоже все знаю! – неожиданно для себя вызвалась Глаша.
Командир пытливо глянул в мокрое от слез Глашино лицо, словно хотел убедиться, справится ли она с таким делом. Он помолчал, постучал зачем-то по карте карандашом и наконец сказал:
– Так и сделаем. Поведешь взвод этой тропинкой. Только надо затемно поспеть. Поспеешь?
– Если скоро выйдем, можно поспеть.
– Нужно поспеть,– сказал командир твердо.– На рассвете бой.
В ночной темноте, в тишине, растянувшись по лесной тропинке, бодрым шагом шел взвод. Впереди рядом шагали Глаша и Фома. Иногда они тихонько переговаривались:
– Ты одна, Глаша, сюда-то шла?
– Одна.
– А не страшно?
– А чего бояться-то? В лесу выросла.
– Обо мне-то тятя чего говорил?
– А как же, говорил.
Они помолчали, слушая лесную тишину и мерный скрип красноармейских валенок. Потом Фома снова нарушил молчание:
– Ты зачем с нами-то напросилась?
– Так больше-то некому. Вот и напросилась. Ты, что ли, поведешь? Я тут все тропки знаю. Мы с мамой за грибами тут ходим да за клюквой...
– Страшно небось? В бой идем, убить могут.
– А тебе не страшно?
– Сперва-то страшно бывало, а теперь привык.
– И я с тобой привыкну.
– А помнишь, Глаша, как мы коня-то поили?
– Как же, помню,– чуть слышно сказала Глаша.
– Вот кончим войну, опять бы нам встретиться.
– Встретимся,– сказала Глаша.
Глава десятая
НА РАССВЕТЕ
К концу ночи похолодало. Утро выдалось хмурым, тоскливым. Из-за ручейка, из-за холма, из-за лесов лениво выступал серый рассвет.
Пикановая казалась мертвой, заброшенной деревушкой. Не светились окна в избах, не дымили трубы, не скрипели ворота сараев. Женщины с ведрами не шли, как обычно, к ручью.
В свете хмурого утра медленно серели силуэты изб, серел темный лес. Молчаливое, тревожное ожидание висело над деревней.
За ручейком, на взгорке, в предрассветных сумерках чуть виднелись окопы. Будто стая ворон, на снегу чернели силуэты солдат.
Тюфяк, Тимоха и Кузьма заняли позицию на бугорке, возле Матрениного огорода. Все трое они лежали в санях, ожидая появления красных. Заряженный, готовый к бою пулемет стоял посредине саней, обращенный к лесу, прикрывавшему тыл белых.
Зубов был опытный офицер. Он понимал, что и отсюда может неожиданно напасть противник, и, чтобы прикрыть тыл, поставил здесь своего лучшего пулеметчика.
Коня, по приказанию Тюфяка, Тимоха привязал за углом дома, чтобы в любой момент можно было привести его и запрячь в сани. Тут же в санях лежали ящики с лентами. Расчет был готов к бою.
Готовился к бою и Тимоха. Возможность внезапной смерти его не страшила. Долгая жизнь в тайге, где на каждом шагу подстерегает человека опасность, давно приучила его ничего не бояться. Его другое тревожило: ведь если придет смерть в этом бою, она придет от руки тех, к кому лежала его душа, с кем готов он был идти по самым трудным дорогам. Может быть, от руки сына...
«Как же так вышло,– думал Тимоха,– что пути-то наши разошлись? Фома за правду идет, а я, как колода, на дороге у него стою. Свернуть бы с кривой-то дороги да на прямую выйти... Против этих, которых и людьми-то не назовешь. Против Зубова-зверя, против Тюфяка... Его в роте тихим считают, Тюфяка-то, а может, он сейчас вот Фому уложит носом в снег навсегда? Уйти? А куда уйдешь... Как? А может, просто встать да и пойти... Будь что будет...»
Тимоха поднял голову, оглянулся и тут такое увидел, что у него похолодело сердце. Согнав со всей деревни людей – баб, подростков, детишек,– солдаты штыками и прикладами гнали их перед собой прямо к окопам. И почти сейчас же за перевалом показались красные. Короткими перебежками они приближались к окопам. Первые выстрелы раздались в морозном воздухе. Казалось, вот-вот во всю силу разгорится бой. Но винтовки красных замолчали, а белые, с винтовками наперевес, шаг за шагом шли вперед, надежно укрытые от огня красных живым щитом из полураздетых женщин и детишек.
Стрелковые цепи сближались.
– Ложись!..– кричали красные.– Ложись!..
Но женщины не понимали этой спасительной команды и покорно шли вперед, прокладывая белым дорогу.
– Ложись!..– неслось по цепи красных.– Ложись!..
И вдруг Матрена, всю ночь просидевшая в холодном амбаре, едва живая от страха и усталости, споткнулась и упала лицом в снег. И тогда точно ураган прошел по молодому леску – одна за другой стали падать другие женщины, ребятишки, подростки.
По открывшимся целям захлопали выстрелы красных. Бойцы вставали в рост. Дружное «ура» прокатилось по цепи. С винтовками наперевес красные бросились вперед в штыковую атаку. Но тут, по сигналу Зубова поднявшись в окопах, навстречу красным лавиной покатились белые солдаты. Затрещал пулемет, другой...
Казалось, еще немного, и белые сомнут красных. И вдруг дружные залпы раздались за спиной у белых. Взвод, приведенный Глашей, вступал в бой. Стреляя на бегу, красные бойцы выбежали из леса, глубоко увязая в снегу.
Тюфяк, крепко сжимая рукоятки, лежал за щитом пулемета, готовый нажать гашетку.
– Готовься, мужики,– сказал он весело,– сейчас я мяса из них понаделаю!..
Он повел стволом пулемета туда, где погуще бежали бойцы... И тут Тимоха решился. Скрипнув зубами, он бросился на Тюфяка, смял его своими ручищами и, скинув рукавицу из собачьей шкуры, затолкал ее в рот Тюфяку.
С винтовками наперевес красные бросились вперед.
– Подай, Кузьма, веревку,– сказал он негромко и, придавив Тюфяка коленом, завернул ему за спину руки.
Кузьма проворно стянул их веревкой. Тюфяк мычал, беспомощно брыкаясь ногами.
– И ноги вяжи,– сказал Тимоха.
Пока Кузьма справлялся со своим делом, Тимоха схватил горсть сена, свил его, перегнул пополам и, вытащив рукавицу изо рта Тюфяка, засунул вместо нее кляп из сена.
– Это тебе на закуску,– сказал он беззлобно.– Жалко шубницу поганить.– Схватив Тюфяка за шиворот, он, как куль, поднял его и отбросил в снег.
Услышав выстрелы сзади, Зубов сразу догадался, в чем дело. Быстро отдав команду, он развернул правый фланг цепи против нового противника.
Обмениваясь одиночными выстрелами и недружными залпами, красные и белые сближались.
Тимоха посмотрел направо, глянул налево, вниз, где белые теснили красных, и сказал весело:
– Поворачивай, Кузьма, оглобли!
– Куда? – не понял Кузьма.
– Поворачивай живее, каналья! – повторил Тимоха и, соскочив с саней, сам стал поворачивать сани.– Ленту держи! – крикнул он, припав за пулеметом, и пальцами обеих рук с силой нажал гашетку.
Выплевывая острые язычки огня, пулемет запрыгал, загрохотал. Внизу, чуть позади белой цепи, поднялись фонтанчики снега. Вот они переместились вперед. Еще вперед... серые силуэты солдат один за другим, взмахивая руками, стали падать на снег.
Белые не сразу поняли, откуда бьет пулемет. Оказавшись между двух огней, они бросились в сторону деревни, навстречу Тимохиному огню. Потом кинулись в другую сторону...
– Ленту давай! – крикнул Тимоха, видя, как в панике из стороны в сторону мечутся беляки.– Ленту, живее!
Теперь уже ясно было, что победу одержат красные. Понял это и Зубов. Пригибаясь и оглядываясь, прячась за углами домов, он пробежал к коновязи, отвязал своего коня, вскочил на него и, взмахнув нагайкой, поскакал в сторону Горластой.
Кузьма заметил его и рукой показал Тимохе. Тот круто повернул ствол пулемета, прицелился и дал короткую очередь.
Зубов, оглянувшись, продолжал нахлестывать коня. Тимоха повел пулемет еще чуть влево, нажал гашетку. Он увидел, как у Зубова слетела с головы папаха и покатилась вниз по склону ручейка. Потом сам Зубов взмахнул руками и, медленно сползая на сторону, свалился с коня и уткнулся головой в глубокий снег.
Тимоха снова перенес огонь на окопы, туда, где уже завязался рукопашный бой.
Вдруг что-то громко стукнуло, расщепив оглоблю, а в следующую секунду Тимохе показалось, будто кто-то больно хлестнул его плетью по левому плечу. Он обернулся, но тут же почувствовал, как слабеют руки. Потом потемнело в глазах. Пулемет замолчал...
– Дай им еще, каналья! – крикнул Кузьма.– Слышь, Тимоха, добавь...
Но Тимоха уже не услышал друга. Он захрипел и всем своим грузным телом навалился на пулемет.
– Ты что? – удивился Кузьма.
Он повернул Тимоху на спину. Тот приоткрыл на секунду глаза. Среди низких, хмурых облаков показались окна высокого голубого, чистого неба.
– Кузьма...– захрипел Тимоха,– Кузьма... И Фисе тоже... Вот так...
– Тимоха, да неужто ты-то? – удивленно сказал Кузьма.– Гляди, какой рассвет наступает!..
Когда закончился бой, к пулемету подошли красноармейцы. Среди них были и Ипатов, и Пров, и Фома, и Глаша.
Ипатов поправил Тимохину голову, подложил под нее свою папаху. Фомка снял шлем, опустил голову. На остывшую грудь Тимохи закапали тяжелые капли слез его сына.
Для старшего возраста
Баталов Валериан Яковлевич
ШАТУН
Повесть
Ответственный редактор М. Ф. Мусиенко.
Художественный редактор Л. Д. Бирюков.
Технический редактор Е. М. Захарова.
Корректоры В. Е. Калинина и М. Б. Шварц.
Сдано в набор 3/ХII 1971 г. Подписано к печати 3/III 1972 г. Формат 60Х901/16. Печ. л. 11. (Уч-изд. л. 11,23). Тираж 75 000 экз. ТП 1972 № 406. Цена 46 коп. на бум. № 2.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1.
Ордена Трудового Красного Знамени фабрика «Детская книга» № 1 Росглавполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Москва, Сущевский вал, 49. Зак. 3363.
notes
Примечания
1
Дубáс – старинная коми-пермяцкая женская одежда, покроем похожая на сарафан.
2
Шабур – осенняя верхняя одежда, сшитая из холста, на подкладке.
3
3обня – сумка, сплетенная из лыка.
4
Лямпы – самодельные охотничьи лыжи.
