Текст книги "Страсти по Веласкесу"

Автор книги: Валентина Демьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Черт, – выругалась я и, моментально потеряв интерес к происходящему, резво помчалась вперед.

За забором нужно было сразу же повернуть направо, и узкая тропинка, протоптанная жителями ближайших домов, по краю оврага привела бы меня к началу улицы, но я впопыхах забыла об осторожности и поплатилась за это. Нетвердо поставленная нога скользнула по склону, я потеряла равновесие и рухнула вниз. Громко охая и цепляясь за все попадавшиеся на пути ветки, я кубарем скатилась на самое дно и больно приземлилась на пятую точку. Голова кружилась, каждая клеточка тела ныла и болела, хотелось закрыть глаза, лечь прямо там, в овраге, и спокойно умереть. К сожалению, от этой красивой мечты пришлось отказаться, так как тот, кто преследовал меня, о ловушке вообще не подозревал и с размаху ступил мимо тропки. Теперь он летел вниз по склону, ломая встречавшуюся на пути растительность и считая ребрами камни. Разом отбросив мечты о тихой кончине, я подскочила на ноги и рванула что есть мочи.

Путь мой не был легким. Дно оврага представляло собой свалку, куда местные граждане щедрой рукой сбрасывали все, что в хозяйстве не сгодилось. Ловко лавируя между кучами слежавшегося мусора и лихо перемахивая через полусгнившие стволы деревьев, я упорно неслась вперед. Двигалась я довольно быстро, но мой преследователь не отставал. Я отчетливо слышала, как он топает и пыхтит за моей спиной.

«Если так и дальше пойдет, он меня в конце концов догонит», – тоскливо подумала я. Представлять, что случится после этого мне не хотелось, и я сосредоточилась на беге.

А потом я начала уставать. С каждым метром двигаться становилось все труднее. Я взмокла, воздух с хрипом вырывался из горящих огнем легких, а натруженные ноги все чаще спотыкались. В какой-то момент я утратила бдительность, зацепилась носком ботинка за торчащую из земли проволоку и рухнула лицом вниз. Сил подняться уже не было, но и сдаваться я не собиралась. С трудом подтянув ставшие непослушными конечности, я сначала встала на четвереньки, потом развернулась и села. На этом силы окончательно покинули меня, и теперь я могла только сидеть и ждать.

Мой преследователь был сильнее меня, но ночная гонка по окрестным помойкам ему тоже далась нелегко, потому и двигался он без прежней прыти. В предрассветных сумерках хорошо было видно, какое у него осунувшееся лицо и какие темные круги под глазами.

– Анна, ты сумасшедшая, – устало изрек Бардин, без сил опускаясь на землю рядом со мной.

– Ты не лучше, – вяло огрызнулась я и закрыла глаза.

– Я же кричал, чтобы ты остановилась. Неужели не слышала? – укоризненно заметил Бардин.

– Слышала.

– И что?

– Откуда мне было знать, что это ты? Посмотреть ведь возможности не было.

На некоторое время Бардин затих, но молчание длилось недолго, и вскоре он со вздохом предложил:

– Давай выбираться отсюда. Запахи на этой помойке – не приведи господи.

Обхватив меня на талию, он помог мне подняться и стать на ноги.

– Идти сможешь? – спросил он, заботливо заглядывая мне в глаза.

– Конечно. Я ведь не при смерти, а просто устала.

– Тогда пошли.

– Минуту.

Я проковыляла к груде проржавевшего металла и, пошарив среди зарослей лопуха, вытащила металлический цилиндр.

При виде футляра Бардин весь так и засветился радостью:

– Ты его не потеряла?

– С какой стати? – вяло пожала я плечами и побрела вперед.

Неожиданно края оврага расступились, и мы оказались на лугу. Солнце еще не встало, и над лугом стелился такой плотный туман, что на расстоянии нескольких метров уже не было видно ни зги. У нас с Бардиным, совершенной не знающим окрестностей, понять, куда это нас занесло, не было никакой возможности, но я продолжала упрямо двигаться вперед.

– Аня, куда ты? Подожди! – окликнул меня Бардин.

– Мне нужно в город. Там у меня машина, – откликнулась я.

– Туда нельзя. Они наверняка ждут тебя возле стоянки.

– Думаешь, они знают, где я оставила машину?

– Конечно. Они же следили за тобой.

– А ты?

Бардин замялся только на секунду, потом посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

– Я следил и за ними, и за тобой.

Я согласно кивнула. Конечно, следил. Иначе что б он тут делал, в этом забытом богом и властями городишке?

– На чем ты сюда прибыл?

– На машине, конечно.

– Отлично. Значит, у тебя есть транспорт, и мы можем уехать отсюда на нем.

Он с сожалением качнул головой:

– Исключено. Моя машина находится на той же стороне, что и твоя.

Он сделал ко мне шаг и осторожно взял за руку:

– Послушай, Анна. Сейчас нам не смысла куда-то идти. Только силы попусту потратим да нарвемся на неприятности. Давай переждем. Сядем где-нибудь под кустом и отдохнем. Утром все встанет на свои места. Мы будем знать, где находимся. И в городе днем не так страшно появляться. На людях нас не посмеют тронуть.

В его словах все было правдой, и отрицать это не могла даже я с моим ослиным упрямством. Почувствовав мои колебания, Бардин схватил меня за руку и повлек в сторону неясного пятна впереди. Пятно на поверку оказалось небольшим стожком сена, который после наших ночных мытарств выглядел настолько уютно, что усталое тело немедленно отказалось двигаться, требуя заслуженного отдыха. Пока я в нерешительности топталась на месте, Бардин шустро разгреб сено и соорудил нечто вроде лежанки.

– Прошу, – шутливо пропел он, широким жестом предлагая сесть. Не в силах устоять, я упала навзничь и блаженно закрыла глаза. Бардин аккуратно примостился рядом, нежно обнял меня за плечи и осторожно привлек к себе. Я не сопротивлялась.

Умостившись поудобнее, с интересом спросила:

– Как ты решил затеять драку? Все-таки их было трое… трое против одного…

Он тихо засмеялся:

– Это не я. Мне бы и в голову не пришло связываться с этими головорезами.

Я отстранилась и с интересом посмотрела на него:

– Но драка же была! Кто ее начал? Я думала, ты. Хотел дать мне возможность уйти.

Бардин закрутил головой:

– Мордобой – не моя стихия. А свалку затеял какой-то псих. Ты этого не видела, но он выскочил из темноты и, не говоря ни слова, принялся молотить всех подряд. Мне тоже досталось. Еле вырвался.

– А тот драчун… как он выглядел?

– Понятия не имею. Я его не разглядывал. Могу только сказать, что драться ему нравилось. Он получал от процесса настоящее удовольствие.

Это было последнее, что я слышала. На душе вдруг стало так спокойно, что глаза сами собой закрылись, и я заснула.

Проснулась от жары и еще оттого, что страшно хотелось пить. День был в разгаре, солнце стояло высоко над головой, тумана не было и в помине. Как, впрочем, не было и Бардина с картиной.

Город лежал на взгорке, и было до него рукой подать. Оказывается, накануне ночью мы с Бардиным убежали не так далеко, как тогда казалось. Выдрав из земли пук травы, я обтерла грязь со своих кожаных штанов, кое-как привела в порядок остальные детали туалета и не спеша побрела в сторону города.

Он сидел на лавке у въезда на автостоянку и спокойно потягивал из бутылки пиво. Меня заметил издали, не мог не заметить, потому что я шла через пустырь, и вокруг не было ни души, но даже не пошевелился. Как сидел, лениво развалившись, так и продолжал сидеть. Я примостилась рядом и тихо сказала:

– Привет.

– Привет. Пива хочешь? – криво улыбнулся он.

– Я не пью пиво.

– Я помню.

– Зачем же предлагаешь?

– Ну, надо же с чего-то разговор начинать.

Ухмылка и него вышла недобрая, потому что шевелить он мог только одной стороной рта. Другая была разбита и уже успела покрыться некрасивой коричневой коркой. Впрочем, разбитые губы были не единственным его украшением на тот день. Не менее впечатляющая ссадина алела на скуле, а бровь была просто рассечена надвое.

– Здорово они тебя…

– Им тоже хорошо досталось, – равнодушно отозвался Голубкин.

– Не сомневаюсь, – рассмеялась я.

– Хорошая была потасовка. Ребята не скромничали, дрались от души и…

– …и ты получил удовольствие, – закончила я.

– Откуда знаешь? Тебя же там не было. Я видел, как ты мимо меня рванула.

– Один товарищ сказал. Сам он человек мирный, и его удивило, что тот, кто затеял драку, дрался с таким наслаждением.

– Это тот фраер, что с тобой был? Он быстро слинял…

– Торопился очень. Боялся, что картина из рук уплывает.

Я старалась говорить как можно беззаботнее, но голос все-таки дрогнул, и Голубкин это заметил. Не донеся бутылку до рта, он замер и с интересом уставился на меня:

– Неужели он ее у тебя спер?

Я молча кивнула.

– Хорошая картина была?

Я неопределенно пожала плечами:

– Как посмотреть.

Ответ его успокоил, и он снова занялся пивом.

– Что теперь делать собираешься? – равнодушно поинтересовался он между двумя глотками пива.

– Заеду тут в одно место – и домой.

Голубкин одобрительно кивнул:

– Лады. Мне этот городишко уже поперек горла. Тоска смертная. Только и развлечения, что за тобой и теми придурками таскаться.

– А вчерашняя драка? – напомнила я.

– Если б не это, так вообще можно было бы удавиться, – сердито огрызнулся он.

– Не злись. Может, еще что хорошее случится. Те трое, я думаю, в долгу не останутся.

Голубкин горестно скривился:

– Пустые надежды. Они еще ночью в Москву укатили.

– Проверял?

– Естественно. Но сначала с их шофером переговорил. Убедительно просил ребят отозвать и прекратить всякую возню вокруг тебя.

Голос Голубкина был полон отвращения и недовольства собой. В другое время я обязательно пристала бы к нему с расспросами, что это его так расстроило, но не в то утро.

– Ты знаешь их шефа? – уточнила я, не веря собственным ушам.

– Он меня знает, и этого ему за глаза достаточно, – сердито пробурчал Голубкин, пристально разглядывая точку на горизонте.

– Постой, постой… Это что ж получается? Ты знаком с хозяином этих парней и можешь обратиться к нему с просьбой… Так какого черта ты не утряс этот вопрос еще в Москве?! Почему не сделал так, чтобы они за мной сюда не тащились?! – забыв обо всем на свете, заорала я на Голубкина.

Тот в долгу не остался, прорычал мне прямо в лицо:

– Ты меня с кем-то путаешь, дорогая! Я не Господь Бог!

– Ага! Ты его слуга на земле, – не осталась в долгу я. – Если ты смог позвонить ему сегодня ночью, так что тебе мешало сделать то же самое несколькими днями раньше?

От едва сдерживаемого бешенства у него побелели крылья носа. Когда он наконец справился с собой, голос его упал до хриплого шепота:

– Я не буду объяснять, чего стоит такой звонок, тебе это знать необязательно. Вот только мне за него еще платить и платить… А позвонил я сегодня только потому, что ты неизвестно куда умчалась. Скажи, пожалуйста, где тебя носило? Я на этой лавке всю задницу отсидел, тебя дожидаючись. Надеялся, у тебя хватит ума сразу сюда, к машине, бежать, но ты явилась только сейчас. А на дворе, между прочим, уже полдень! Может, расскажешь, чем все это время занималась? Молчишь? И на здоровье! Мне, по большому счету, без разницы, где ты была и что делала. Это те трое тобой сильно интересовались и, когда со мной разобрались, со всех ног кинулись тебя искать. Прикинь, что они сотворили бы, встреться вы в тихом переулке? И спасать тебя было бы некому! Я не Фигаро, одновременно и здесь и там быть не могу!

Природа меня воображением не обделила, и я в тот же миг и очень живо представила себе все, что со мной могло произойти. Представила и содрогнулась. Картинка получилась страшненькая. Ребятам дали поручение проследить за дамочкой и в тот момент, когда она раздобудет заветную картину, ласково оную у нее изъять. Работа выглядела простой, никаких сложностей не предвиделось, и парни, естественно, на это настроились. Но тут неожиданно, словно черт из коробочки, появляется неизвестный нахал и затевает драку. Парни задиру, конечно, отметелили, но, зная Алексея, можно было с уверенностью утверждать, что и им прилично досталось. Неудивительно, что после драки они, пылая праведным гневом и жаждой мщения, сразу же пустились разыскивать меня. И если бы нашли, то простым изъятием картины дело бы не ограничилось.

От этой мысли меня пробрал озноб, и я с укором спросила:

– Их было трое, а ты один! Почему? Разве ты не мог прихватить с собой своих парней, если уж собрался сюда ехать?

Голубкин одарил меня тяжелым взглядом исподлобья и нехотя пробурчал:

– Не мог. Если я один, это просто драка, а если стенка на стенку – уже война.

«О господи! Во что я его втравила?» – ужаснулась я. Оправданием мне могло служить только то, что, обращаясь к нему, я толком не понимала, о чем прошу. К сожалению, легче мне от этого не стало.

– Кто же они такие? – поинтересовалась я.

– Эти-то? Служба безопасности одной конторы. Академия генеалогических изысканий называется. Но это так… прикрытие. «Крышуют» они его. Настоящий хозяин у них совсем другой. – Приятель удрученно вздохнул:

– Болтанула ты что-то лишнее, подруга, вот они к тебе и прицепились.

«Ты прав, дорогой. Не удержалась от соблазна покуражиться над коротышкой с наманикюренными ногтями. Ляпнула о картине Веласкеса, а он хозяину доложил… Погорячилась, в азарте словестной перепалки забыла, что иногда одно вскользь сказанное слово может привести к крупным неприятностям, а тебе теперь расхлебывать», – горестно подумала я, виновато глядя на Голубкина.

– Если все так сложно, зачем же ты полез?

– Ты же сама просила разобраться, – усмехнулся он.

– А ты бы отказал!

– Не смог.

Как только он это произнес, мы оба почувствовали себя неловко. Между нами повисло тяжелое, полное воспоминаний, молчание. Алексей первым пришел в себя и, натужно кашлянув, сообщил:

– А с теми, что угрожали твоей знакомой, пока не все ясно. Ребята работают. Как только что прояснится, позвоню.

– Не нужно! Оставь.

– Не дергайся. Все будет путем.

– Любишь ты валенком прикидываться, – укоризненно покачала я головой.

Голубкин закатил глаза и загундосил:

– Сами мы не местные, живем в деревне, политесам не обучены.

Была в его характере черта, которая доводила меня до белого каления. Его настроение, вне зависимости от обстоятельств, могло меняться просто на глазах. Вот как сейчас. Только что дурачился и вдруг, оборвав себя на полуслове, резко приказал:

– Все, поднимайся. Пора двигать. Время поджимает. Меня в Москве ждут.

– Я готова. Заскочим на минуту в одно место и можем отправляться.

Наше появление у дома Антонины Юрьевны ни у кого интереса не вызвало. Двор и улицы были пустынны. Оставив Алексея у машин и пообещав долго не задерживаться, я метнулась к подъезду. К Антонине Юрьевне заходить не стала и сразу поднялась на чердак. Уверенно направилась в самый дальний угол, отодвинула в сторону фанерный ящик и принялась копаться в ворохе пыльного тряпья. Не буду врать, что чувствовала себя в тот момент спокойно и уверенно. Руки у меня прямо-таки ходуном ходили от волнения, но «Христос в терновом венце» оказался на месте. Целый и невредимый, он терпеливо дожидался меня там, где я его вчера оставила, перед тем как выйти на улицу.

Увидев меня с картиной в руках, Голубкин не удивился.

– Та самая? – только и спросил он.

Я ответила молчаливым кивком и, открыв багажник, принялась осторожно устраивать бесценное полотно в специальный контейнер.

– Все-таки ты их обыграла, – удовлетворенно хмыкнул за моей спиной Голубкин.

Захлопнув крышку контейнера, я развернулась к нему лицом и ответила без тени шутки:

– С твоей помощью. Если бы не ты, все могло бы закончиться грустно. Я твоя должница. Проси что хочешь. Все сделаю.

Здоровая бровь на лице Голубкина многозначительно поползла вверх, а в глазах заплескались игривые чертенята. Испугавшись, что мое опрометчивое обещание может наложить на меня непосильное обязательство, я торопливо выпалила:

– Но замуж за тебя не пойду. И не проси.

– Не буду, – легко согласился он, а у меня отчего-то вдруг екнуло сердце.

Голубкин же как ни в чем не бывало продолжал:

– После нашего последнего разговора… когда ты мне в очередной раз отказала… я понял, что ты абсолютно права. Все верно ты тогда говорила. Мы с тобой не пара и, если даже поженимся, долго не уживемся. Ты умная и знаешь меня лучше, чем я сам себя. Мне и правда нужна тихая, нежная, покладистая девушка, способная терпеливо сносить мои выкрутасы.

– Отлично! Ты все понял, и теперь дело за малым – найти себе подругу, обладающую всеми этими бесценными качествами, – через силу улыбнулась я.

Голубкин, поглощенный мечтами о будущей избраннице, ничего не заметил.

– А я уже нашел, – объявил он и ухмыльнулся.

Вид у него при этом был такой самодовольный, что мне моментально захотелось вцепиться всеми десятью ногтями в его наглую физиономию и довершить то, что не успели сделать кулаки ночной троицы.

– Чудесно, – выдавила я из себя. – Надеюсь, ты ее сможешь полюбить.

– Я уже люблю. Иначе зачем бы я на ней женился?

Сердце екнуло и сжалось в груди. Вот уж не думала, что будет так больно.

Я гнала машину по пустынной трассе и плакала. Слезы ручьем катились из глаз, а я даже понять не могла, с чего это так меня развело. Ну не из-за женитьбы же Голубкина! Глупость какая! У меня была возможность выйти за него замуж. Я уж и не помню, сколько раз он делал мне предложение. Если б хотела, давно бы стала его женой! Только я никогда этого не хотела! Каждый раз, когда он заводил об этом разговор, я категорически отказывалась. Какая семья, если каждое наше свидание заканчивалось ссорой? Вот и сегодня наша встреча завершилась тем, что я села в машину, хлопнула дверцей и укатила в Москву. Нет, Алексей и его избранница были здесь ни при чем… А что тогда? В чем причина моего ужасного настроения? В конце концов, все сложилось прекрасно! Я хотела найти картину? Так я ее нашла! Получила драгоценное полотно не только без труда, но и с благословения владелицы… Хозяйка собственными руками вручила мне его и даже до порога проводила… Мне показалось, что я снова слышу ее голос: «Да поможет вам Господь в тех испытаниях, что теперь выпадут на вашу долю».

Может, все дело именно в этом? Как не гнала я от себя тревожные предчувствия, но слова старухи надежно застряли у меня в голове и неприятно бередили душу. Трезвая часть моего ума сопротивлялась наваждению, как могла, и не хотела принимать их всерьез, здраво объясняя все чрезмерной экзальтированностью владелицы картины. Зато другая половина, та, что отвечала за чувства и эмоции, паниковала и трусливо затаилась в ожидании неминуемой беды. В результате если раньше я была озабочена исключительно тем, чтобы раздобыть картину и получить причитающийся мне гонорар, то теперь вдруг задумалась.

Сообщение Голубкина о женитьбе прозвучало для меня как гром среди ясного неба, и я испугалась. Ни о чем и никогда я не была так уверена, как в его непоколебимой преданности. Мне казалось, он будет любить меня вечно. Вечно, верно и только меня. И неважно, что я его не любила. Он был тем дружеским плечом, на помощь которого всегда можно было рассчитывать. Каменной стеной, надежно прикрывающей и дающей ощущение безопасности. Теперь все! Нет больше плеча. И стены тоже больше нет! И это, похоже, только начало. Бог знает, какие еще потери и какие неприятности ждут меня впереди…

Сжав руль до ломоты в суставах, я невнятно выматерилась сквозь зубы. Все в этой истории с самого первого момента было не так, но из-за своей алчности я легкомысленно закрывала на это глаза. Я прекрасно помнила, как моя интуиция благоразумно шептала мне: «Не ввязывайся! Здесь что-то нечисто! Зачем тебе это? В деньгах ты не нуждаешься, можешь спокойно ждать, пока подвернется стоящее дельце, пропусти этот случай. Не рискуй!» Мне бы прислушаться к голосу собственного разума, но моя проклятая жадность взяла верх, и я влезла в это дело по самую макушку.

От обиды мне захотелось завыть в голос, что я и сделала, благо в машине находилась одна, и стесняться мне было некого. Истерика длилась недолго и принесла свои положительные результаты. Выплеснув эмоции, я успокоилась и смогла принять единственное правильное решение. Я должна избавиться от этой картины. Раз и навсегда.

Глава 24

Я стояла рядом с больничной койкой и с любопытством разглядывала Герасима. За те несколько дней, что мы не виделись, он здорово изменился. Ушла пугающая синюшная бледность, и даже лицо немного округлилось. Совсем чуть-чуть, едва заметно глазу, но сознавать это было приятно. В общем, выглядел Гера совсем неплохо, но особенно радовал тот факт, что после перемещения из реанимации в интенсивную терапию состояние моего друга характеризовалось как стабильное. Все врачи в один голос утверждали, что он медленно, но верно идет на поправку.

– Где пропадала столько дней?

Улыбался Герасим пока еще робко, будто не веря, что имеет на это право, но все же он улыбался, и это было здорово.

– По делам ездила. Есть тут маленький городишко на юге Тульской области, туда и моталась.

– Удачно?

Простенький вопрос, а настроение разом испортилось. Пришло время приступить к тому, ради чего я сюда явилась.

– Об этом я и хочу с тобой поговорить, – пробормотала я, отводя глаза в сторону.

– У тебя неприятности? – Герасим беспокойно дернулся и сделал попытку привстать.

– Похоже на то, – согласилась я, аккуратно водружая на тумбочку футляр с картиной.

Щелкнул один запор, потом другой, и вот уже «Христос» у меня в руках.

Развернув полотно в его сторону, чтобы Гере было хорошо видно, я, с трудом выталкивая из себя слова, сказала:

– Посмотри внимательно. Это картина Веласкеса «Христос в терновом венце». Мне поручили ее найти, и я нашла.

На лице Герасима не дрогнул ни один мускул, только глаза широко распахнулись. Целую минуту, показавшуюся мне вечностью, он молча смотрел на меня, потом медленно, словно нехотя, перевел взгляд на картину. Гера разглядывал ее долго и пристально, будто хотел увидеть или понять нечто, очень для себя важное. Когда молчать уже не стало сил, я тихо спросила:

– Нравится?

Гера еще некоторое время смотрел на картину, потом так же тихо ответил:

– Нет.

– Что так? Ведь это шедевр. Мировой уровень.

– Я не искусствовед, я компьютерщик и в живописи ничего не понимаю. Может, это и классно, но мне не нравится.

– Жаль. Я столько сил потратила, добывая ее, а она тебе не приглянулась, – пробормотала я.

– Я тут при чем? – окрысился он.

Рассуждая на тему, кто тут при чем, а кто нет, желания не было. Слишком скользкой она была и слишком далеко могла нас завести. Поэтому я пропустила вопрос мимо ушей и без лишних слов протянула ему полотно. Гера этого не ожидал и в испуге вжался в подушки.

– Забирай. Ты хотел получить эту картину, я ее для тебя раздобыла. А нравится она тебе или не нравится – вопрос второй. Потом разберешься… – Твердо сказала я.

– С ума сошла? – прошептал он побелевшими губами.

Я через силу усмехнулась:

– Не надейся. Нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Забирай картину, и мы в расчете. Те десять тысяч, что я уже получила, вполне покрывают все расходы.

Герасим рывком поднялся с подушек и, подавшись вперед, прошипел мне прямо в лицо:

– Что ты несешь? Какие десять тысяч? Какая, к черту, картина? На фига она мне?

– Понятия не имею, зачем она тебе понадобилась. Но ты ее заказал, значит, теперь забирай. Я ее у себя держать не хочу.

– Анна, что ты городишь? Какой заказ? Вспомни, я об этой картине от тебя узнал.

– Я тоже так думала. До тех пор, пока не влезла в твой компьютер и не прочитала переписку. Ты забыл выйти из Интернета, убегая на ту встречу. Сейчас, конечно, ты этого не вспомнишь, слишком много событий произошло, но ты просто поверь мне на слово.

Герасим сжал кулаки так, что побелели костяшки, и, мерно колотя по одеялу в такт словам, он заговорил:

– Я тебе не верю. На слово. Мой комп действительно был включен. Ты действительно читала письма. Там действительно было что читать. У меня огромное число друзей и клиентов, и со всеми я переписываюсь. Ты действительно что-то там откопала и, будучи непроходимой дурой, из невинных фактов сделала далеко идущие выводы.

– Невинные факты? Выходит, текст «Поручаю найти картину Веласкеса «Христос в терновом венце», незаконно изъятую в 1924 г. у княгини Екатерины Павловны Щербацкой. В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую очень щедрое вознаграждение», который я обнаружила в твоем компьютере, ничего не означает? А может, скажешь, его там вообще не было?

– Конечно, был! Ты же сама принесла мне дискету. Забыла?

– Отчего же? Помню. Только я принесла тебе дискету, а этот текст был набран тобой! Сечешь разницу? Но если тебе этого мало, там были и другие сообщения. Как тебе понравится вот такое? «Поторопите исполнителя с выполнением заказа. Сроки поджимают, времени становится совсем мало». На это что скажешь?

Герасим только выразительно покрутил пальцем у виска.

– Тебя и это не впечатляет? Отлично! Вот тебе еще одно: «В свете нашей предварительной договоренности прошу ускорить поиск подходящего специалиста. Напоминаю, задача очень и очень непростая, поэтому тот, кто будет ею заниматься, должен быть профессионалом высокого класса. На оплате не экономьте, деньги в данном случае роли не играют».

– Тут есть прямое указание на тебя и эту чертову картину? – спросил Герасим.

– По отдельности каждое выглядит невинно, но взятые вместе…

– До этого могла додуматься только ты! И знаешь почему? Потому, что ты законченная эгоистка! Ты повернула на самой себе. Тебе кажется, что весь мир вращается исключительно вокруг твой персоны. А тебе не приходило в голову, что в этих записках речь может идти о моей собственной работе? У меня есть ведь фирма, пусть и небольшая, но с хорошей репутацией и солидными клиентами. Мои ребята – классные специалисты, и очень часто мы выполняем сложные и даже щекотливые задания. Не подумала об этом? Нет? Я так и знал! Тебе ведь ни до кого нет дела, кроме себя.

Все, что он сейчас с такой яростью бросал мне в лицо, было неправдой и оттого задевало особенно больно. В какой-то момент я уже не смогла себя сдерживать и, забыв, где нахожусь, закричала во весь голос:

– Ты порешь чушь! Дело не в моем эгоизме, а в твоем предательстве! И не смотри на меня так! Все так и есть! Мы с тобой дружили, а ты меня предал. Помимо моей воли ты втянул меня в темную историю, а теперь не хочешь в этом сознаться. Ты трусишь и потому отпираешься. Ну и черт с тобой! Пусть это будет на твоей совести. Картину я тебе нашла, деньги отработала, и мы в расчете. Веласкеса оставляю тебе.

В запале я бы наговорила еще много чего, но тут за моей спиной открылась дверь и начальственный голос требовательно спросил:

– Что здесь происходит?

– Скажите ей, чтобы ушла, – простонал Герасим, без сил откидываясь на подушки.

– Немедленно покиньте палату, – приказал доктор и строго указал пальцем на дверь.

– Не нервничайте. Уже ухожу, – огрызнулась я и, осторожно прислонив картину к тумбочке, пошла к выходу.

– Ненормальная! Забирай эту мазню с собой! Оставишь – изрежу на лоскуты! – донеслось с кровати.

Этого я допустить не могла. Веласкес был гением, и, каково бы ни было мое собственное отношение к картине, допустить, чтобы зарвавшийся лгун изрезал его шедевр, я не могла. Не глядя по сторонам, я быстро вернулась и забрала «Христа в терновом венце».

– Ты в своем уме? Потратила столько времени и сил, нашла картину, а теперь несешь невесть что. Ты, часом, не заболела? – сердито гудела Даша, нависая надо мной, подобно могучему утесу.

– Я абсолютно здорова. Говорю тебе, мне нужно как можно скорее избавиться от этой картины. Она приносит несчастье, – огрызнулась я и демонстративно пересела на другой стул, подальше от подруги.

Честно говоря, я была на нее обижена. Поездка в больницу закончилась ссорой с Герой, и настроение от этого у меня было препаршивейшее. Срочно нуждаясь в утешении, я принеслась к Дарье в надежде выплакаться у нее на груди. А она вместо слов утешения вдруг начала наставлять меня на путь истинный.

Мой бунт результатов не принес, Дарья его просто проигнорировала и, как ни в чем не бывало, продолжила полоскать мне мозги.

– С чего это ты так решила? С того, что Голубкин от тебя отвернулся? – с грубоватой прямолинейностью поинтересовалась она.

Напоминание об Алексее больно резануло. Обсуждать наши с ним отношения настроения не было, и я отвернулась к окну. Мой молчаливый протест также не произвел на Дашу впечатления, и она продолжала излагать свою точку зрения на происходящее моей сгорбленной спине:

– Так в этом нет ничего сверхъестественного. В конце концов, так и должно было случиться. Ни один нормальный мужик не потерпит такого хамского отношения к себе. Алексей – не подарок, я тебе это всегда говорила, но он нормальный, сильный, самодостаточный мужчина. Сколько ты ему голову морочишь? Года два?

– Три.

– Вот видишь. Три! Да ему вся эта волынка с тобой просто надоела. Он помучился, помучился да и нашел себе девушку попроще. И картина здесь ни при чем. Если кто и виноват, так это твой характер. И не косись на меня, ты и сама это прекрасно знаешь.

– Пока я не взяла в руки эту картину, все было нормально, – пробурчала я, упрямо уставившись в окно.

– Это тебе так только казалось, – без всякого сострадания отрезала Дарья.

Снести такое я не смогла и, вскочив на ноги и развернувшись к Дарье лицом, закричала:

– Нет, во всем виновата картина! И послушай, что я тебе скажу: Алексей – это только начало! Дальше будет хуже. А я не хочу, понимаешь?

– Что хуже? С чего ты взяла?

– Антонина Юрьевна сказала!

– О боже! И ты ей веришь?

– Верю.

– Ну и дура! – потеряв остатки терпения, воскликнула Даша.

Отшвырнув в сторону стул, не ко времени оказавшийся на пути, она принялась нервно мерить комнату шагами. Мысленно порадовавшись, что Дарьины подчиненные отсутствуют и потому не видят, как буйствует их начальница, я аккуратно вернула стул на привычное место и, чтоб далеко не ходить, тут же опустилась на него. Обойдя несколько раз обширное помещение, Даша немного успокоилась и поняла, что с воспитанием она переборщила и ситуацию нужно исправлять. Поэтому, оказавшись в очередной раз в непосредственной близости от меня. Она остановилась, положила руку мне на плечо и неловко пробормотала:

– Не обижайся. Это я так… не со зла.

– Знаю, – вздохнула я.

– Послушай меня. Поезжай домой… ты ведь туда еще не заглядывала?

Я отрицательно помотала головой:

– Сразу к Гере в больницу поехала.

– Ну вот… Поезжай к себе и проверь сообщения в компьютере. Может, за то время, что ты отсутствовала, объявился твой неизвестный заказчик и даже оставил свои координаты. Свяжешься с ним, отдашь ему картину, получишь деньги… и конец! Все в ажуре, и ты избавлена от картины.

– Мой заказчик – это Гера. Я пыталась отдать ему картину, но он отказался ее принимать, – пожаловалась я.

Дарья насмешливо фыркнула:

– Тоже мне беда! Продай ее кому-нибудь другому. Ты только предложи, оторвут с руками.