Текст книги "Страсти по Веласкесу"

Автор книги: Валентина Демьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Не слишком много, – пробормотала я.

– Все, что смогли найти, – холодно произнес президент.

– Неужели больше никаких фактов? – жалобно пискнула я, с робкой надеждой заглядывая в глаза хозяина кабинета.

Тот состроил непроницаемое лицо и процедил:

– Никаких.

– Но мы же договаривались… Вы обещали, что поищите сведения о родственниках и друзьях… – невнятно забормотала я с растерянным видом.

Но президент безжалостно пресек мои причитания и твердо заявил:

– Не понимаю вашего недовольства. Все условия, оговоренные в нашем с вами соглашении, мы честно выполнили. Вам предоставлен самый полный отчет, какой только возможно. Основные факты биографии фигурантов изложены, упоминания о родителях, женихах, соседях, невестах, кузинах, на которых вы очень настаивали, присутствуют. Какие еще к нам могут быть претензии?

– Но этого мало, – мяукнула я.

– Сколько есть! – грубо отрезал он.

– А если я в суд подам? – неуверенно промямлила я.

– Да пожалуйста, – развеселился мой собеседник. – Только на лишние деньги попадете. Мы без труда докажем, что при отсутствии архивов сделать больше просто невозможно.

Я слушала его с потерянным видом, а он вдруг перестал смеяться и сурово приказал:

– Идите в кассу и платите! Между прочим, эта жалкая сумма даже наших расходов не покроет. Чтобы выполнить ваше поручение, пришлось задействовать всех наших сотрудников. Часть работала в московских архивах, а часть выезжала на места…

– Не могу понять, с чего это вы вдруг решили, что мои уши подходят для развешивания вашей лапши, – задумчиво произнесла я.

Президент недоуменно посмотрел на меня:

– Простите?

– И не подумаю! Что вы там плели про деньги? Их не хватает на покрытие расходов? Как интересно! Это ж какие командировочные нужно платить сотрудникам, чтобы за несколько дней профукать две тысячи долларов? Несколько сотенных в день? Представляю, какое впечатление это произведет на судью, месячный оклад которого – пять-семь тысяч. Да вы одним этим заявлением подпишите себе обвинительный приговор. А когда я упомяну о картине Веласкеса…

– Какая картина? При чем здесь картина?

– Вы же рылись в архивах, должны знать, о чем речь, – ехидно заметила я, от всей души наслаждаясь его замешательством. – Картина Диего Веласкеса была гордостью Батуриных, они хранили ее многие годы, но в тысяча девятьсот тринадцатом году полотно было украдено. Если бы вы серьезно отнеслись к поставленной перед вами задаче, то должны были знать об этом.

– Вы блефуете! – взвизгнул глава академии, растеряв от накатившей злости весь свой лоск и светские манеры.

– Я ведь могу и документы предоставить. Картина действительно существовала, а возможно, существует и по сей день. Во всяком случае, некоторые так считают.

Довольная своей маленькой победой, я улыбнулась и задушевно пообещала:

– Будьте уверены, одним судом я не ограничусь. Не успокоюсь, пока вашу академию с землей не сравняю. Знакомых у меня тьма, и я вас на всю Москву ославлю. На каждом углу буду рассказывать, что ваше заведение – просто шалман, где лохов на деньги разводят.

– Чего вы добиваетесь? – прохрипел он.

– Справедливости! – с пафосом ответила я.

– Хорошо! Забирайте деньги, забирайте бумаги и уходите. И сделайте так, чтобы я больше вас никогда не видел.

– Я не отказываюсь платить, – возразила я. – Я куплю эти сведения, но за разумную цену.

– И какая сумма вам кажется разумной? – обреченно спросил президент.

– Две тысячи вы уже получили, – рассудительно заметила я. – Будь справки пообширнее, я бы еще приплатила, а так, думаю, и их за глаза хватит.

– Идет!

– Не перебивайте. Я еще не все сказала. Так вот… Я оставляю эти деньги в обмен на уже имеющиеся факты плюс дополнительные сведения о Мансдорфах.

Это была уже, конечно, наглость с моей стороны, но уж очень хотелось проучить этого самодовольного индюка. Ну, и надежда получить важную информацию на халяву тоже сыграла не последнюю роль.

Он принял мои требования без возражений:

– Кто такие эти Мансдорфы – вы знаете?

– Дворяне. Владели имением Павловка во Владимирской губернии.

– Хорошо. Сейчас посмотрим, что можно сделать, – пробурчал мой собеседник и, подняв телефонную трубку, сердито приказал:

– Пусть посмотрят, что у нас есть на Мансдорфов. Владимирская губерния.

Через несколько минут в кабинете неслышно возникла секретарша с компьютерной распечаткой, и осторожно положила ее перед начальником:

– Тут все, что удалось найти. Мы Мансдорфами никогда специально не занимались, поэтому материла на них мало. Только то, что случайно встречалось в процессе других разработок.

– Хорошо. Вы свободны, – раздраженно буркнул начальник, и бедную девушку как ветром сдуло.

– Пожалуйста, – с отвращением посмотрев на меня, процедил президент.

Я ответила ему полным тихой ласки взглядом, от которого хозяина кабинета так и передернуло, и занялась принесенными бумагами.

«Мансдорф Август Иванович, барон, – читала я, – родился в 1854 году в Петербурге, последний владелец имения Павловка. Имел обширные земельные угодья во Владимирской и Харьковской губерниях, а так же собственный дом на Маросейке в Москве. Получил образование за границей в Лейпцигском университете, много путешествовал, подолгу жил в Италии. Был известен как ценитель и большой знаток живописи. В его имении Павловка хранились ценнейшие коллекции произведений искусства, которые он собирал в течение всей жизни. Современники называли Павловку «маленьким Лувром». Был женат, но сведения о жене очень скудные. В документах есть упоминание о том, что она была значительно моложе него и происходила из хорошего, но обедневшего рода».

– Маловато, – покачала я головой. – Может, стоит еще поработать в этом направлении?

– Мы больше ничего для вас сделать не сможем, – твердо произнес президент академии, с ненавистью глядя на меня. Это было его последнее слово, и настаивать на своем не имело смысла. Кроме того, я поняла, что обзавелась еще одним заклятым врагом.

Глава 12

Я свернула с асфальта на размытую дождями грунтовку и, лавируя между колдобинами, стала осторожно пробираться к видневшимся в конце аллеи развалинам. Сказать, что у меня в тот момент было прекрасное настроение, значило бы солгать. Было оно хуже некуда, и все потому, что меня мучила совесть. Всю дорогу она, подлая, грызла меня, нашептывая, что я не имею права заниматься своими дурацкими изысканиями, в то время как Гера в тяжелом состоянии лежит в больнице. Вместо того чтобы рыскать по старым развалинам, мне следовало бы сосредоточить все силы на поисках того, кто совершил на него нападение. Беспокойство сводило на нет все удовольствие от поездки, хотя, по большому счету, совесть была не права и допекала меня совершенно напрасно. Я вовсе не отлынивала от взятых на себя обязательств, просто заняться Гериными проблемами можно было, по независящим от меня причинам, только вечером.

Аллея кончилась, и я въехала на обширную, поросшую высокой травой, поляну. Прямо передо мной возвышались остатки трехэтажного здания, мрачно смотрящего на окружающий мир темными провалами окон. Ни крыши, ни дверей, ни оконных рам не сохранилось. Все давно было вырвано с корнем и растащено по соседним деревням, даже мраморные плиты парадного крыльца кто-то – не поленился – вывернул. Руины да могучие липы по обеим сторонам дороги – вот и все, что осталось от некогда богатой усадьбы баронов Мандорфов. Немного, но это было именно то место, где последний раз видели «Спасителя в терновом венце», и ради одного этого сюда стоило приехать. Миновав церковь без куполов, я подкатила к ближайшим деревьям и остановилась. Выбравшись из машины, на затекших от долгого сидения ногах я побрела к развалинам. Поднявшись по ступеням, остановилась между облупленными колоннами и огляделась. Изумительные места, и их не портили ни эти печальные развалины на поляне, ни старые изгибы вдоль границы заросшего парка.

Неожиданно из-за угла одного из домов вышла пожилая женщина в белом платочке и, гремя пустыми ведрами, не спеша направилась в мою сторону. Подойдя ближе, она приветливо улыбнулась и нараспев произнесла:

– День добрый.

Обрадованная неожиданно появившемуся собеседнику, я торопливо поприветствовала ее:

– Здравствуйте.

– Кого-то ищите?

– Нет, просто любопытствую. Ехала мимо, увидела остатки старой усадьбы и свернула посмотреть. Не скажете, чья она?

Конечно, я и сама все отлично знала, но нужно же было как-то завязать разговор.

– Барская, – снова улыбнулась старушка. – Барона Мансдорфа.

Ободренная ее явным дружелюбием, я решила попытать удачу:

– А нет ли кого в вашей деревне, кто мог бы рассказать об обитателях этого дома? Я понимаю, давно это было и живых свидетелей тех лет не сохранилось, но, может, люди помнят рассказы родственников. Была же у баронов прислуга!

– Вы про дворовых? Да мы все тут бывшие дворовые. Десять домов, и в каждом живет потомки дворни. У меня самой бабка при кухне была, а дед лакеем во дворце служил.

– Правда? – ахнула я.

– Неужели на старости лет врать стану? – рассмеялась она.

– И знаете, как последние хозяева жили?

– Хорошо жили. Весело. Бабка сказывала, что ни день, то праздник. Каждый вечер гости наезжали, и если не танцевали, так в карты играли. А то соберутся большой компанией и во главе с баронессой на лошадях по округе гарцуют. Барыня была большой любительницей лошадей и в седле, сказывают, держалась прекрасно. Наездятся, а потом ужинают до полуночи.

– Нелегко приходилось прислуге.

– Работать всегда трудно, а только бабка на бар не обижалась. Говорила, хорошие были господа. Не злые. Барон, тот временами был крутенек, а про барыню ничего худого не сказывала. И дворовых она лечила, и деньгами помогала, если кто нуждался, и в избы не брезговала заходить. Говорили, это потому, что сама была не из богатых. По утрам, пока гостей не было, баронесса по парку гуляла. Он у нас видите, какой огромный! Почти лес… Так вот наша барыня очень любила по нему бродить. Какая бы погода ни была, а она собиралась и отправлялась на прогулку. Идет, бывало, не спеша, и думает о чем-то своем… часами могла так ходить… а поодаль компаньонка всегда тащится – с книгой, вышиванием, складной скамеечкой и всякой другой дребеденью. По вечерам, если гости все-таки наезжали, барон их в карты усаживал играть. Говорят, хозяйка очень к картам плохо относилась и никогда в руки не брала, а вот барон страсть как любил поиграть. И еще, говорят, везучий был! Гостей, случалось, до нитки обирал.

Старушка понизила голос и, округлив глаза, прошептала:

– Сказывали, его огромное богатство на той игре было построено, и все потому, что душу продал.

– Кому?

– Ему! – гневно ткнула она скрюченным пальцем себе под ноги.

Сообразив, что невольно рассердила собеседницу своей непонятливостью, я поспешила перевести разговор на другое:

– Гости обижались, что их обыгрывали?

– А чего ж обижаться? Насильно за стол никого не тянули. Не хочешь, или денег нет, так не садись! Хотя люди, конечно, разные бывали. Дед, прислуживая, всякого тут нагляделся. Одни проигрывались маленько и больше уже карты в руки не брали, а другие страсть до чего азартные были. Не везло им, и все равно каждый вечер опять приезжали. Бывал тут один барин… играл всегда по-крупному и всегда проигрывался. Любил дед его вспоминать… говорил, приятно было поглядеть, как тот барин держался… другой бы пулю в лоб после такого проигрыша, а тот только тряхнет головой и расхохочется. Очень нравился он моему деду…

Пожилая женщина смолкла, невидяще глядя куда-то вдаль, а потом вдруг посмотрела на меня и сказала:

– Хотя был один раз, когда и этот духом пал. Дед как раз в гостиной был, когда это случилось. Проигрался барин, по своему обыкновению, кинул карты на стол и говорит так спокойно: «Сейчас у меня таких денег в наличии нет, прошу отсрочки».

– И что?

– Барон засмеялся да и спрашивает: «Зачем же вы, милостивый государь, садитесь играть по-крупному, коли средств достаточно не имеете? В карты играть – это не головы дамам кружить. Тут одних пустых обещаний мало, тут наличные нужны». Молодой барин эту издевку с трудом снес. Побледнел весь, от гнева у него аж желваки на щеках заходили, но сдержал себя и через силу отвечает: «Дайте мне неделю, и требуемую сумму я найду». А наш барин вкрадчиво так ему и говорит: «К чему ж искать деньги на стороне, коли у вас самого такая жемчужина имеется? Я без слов приму «Спасителя» в счет долга». А сам нехорошо так смотрит… недобро. Вишь, что удумал! Иконой хотел карточный долг получить. Безбожник, право слово!

– И что ответил проигравший?

– С лица спал да сквозь зубы процедил: «Я подумаю».

– А не помните, как звали того барина?

Женщина покачала головой:

– Откуда? Дед никогда его по имени не называл.

Увидев мое огорченное лицо, она задумчиво сказала:

– Может, Митрофановна знает. Ее мать старшей горничной у баронессы служила, все разговоры слышала.

– А поговорить с ней можно? – с надеждой спросила я.

– Идемте. Сведу вас.

Кинув ведра прямо посреди лужайки, старушка споро засеменила по тропинке к дальней избе, а я, радостно пританцовывая в предвкушении интересного знакомства, припустила следом. Уже поднимаясь на крыльцо, краем глаза заметила, что машин на поляне прибавилось. Теперь возле церкви стояла новенькая «десятка» золотистого цвета, а чуть поодаль красовался роскошный черный «опель» последней модели.

«Надо же! Не одна я, выходит, интересуюсь стариной. День только начинается, а тут уже наплыв посетителей», – подумала я и торопливо нырнула в темные сени.

– Митрофановна, ты дома? – громко крикнула моя провожатая.

– А где ж еще мне быть? – сердито отозвался голос из горницы.

– Заходите! – жизнерадостно пригласила меня новая знакомая и первая шагнула через порог.

– Вот, гостью к тебе привела. Из города приехала, интересуется барским житием, – объявила она, едва мы вошли в мрачноватую, с низким потолком, горницу.

– А чего им интересоваться? Давно это было, все уже быльем поросло… – вышла к нам хозяйка и с ходу одарила меня неприветливым взглядом…

Была она значительно старше моей провожатой, очень худая и вся какая-то… темная. Рядом с ней мне было неуютно, хотелось повернуться и выйти из сумрака избы на яркий солнечный свет. Что касается моей спутницы, то она на слова соседки внимания не обратила:

– Зря ты так. Раз расспрашивает человек, значит, нужда в том есть. Ты лучше скажи, как того барина звали, что каждый вечер тут бывал?

– Много их тут бывало, – проворчала Митрофановна.

– Ну что за характер! – всплеснула руками моя новая знакомая. – Знаешь же, про кого спрашиваю, а упрямишься. Я про того красавца говорю, из-за которого промеж господ ссора вышла. Ну, помнишь, перед отъездом барыни в Малороссию? Мамаша твоя, царствие ей небесное, сто раз нам про него рассказывала.

– Что за ссора? – не выдержала и вмешалась я.

Ответила мне Митрофановна:

– Бог их знает! Господа ж не так, как мы ссорились. У них все тихо было, и говорили они все больше по-французски. А имя того красавца точно часто поминали, и барон при этом сильно гневался. А вскоре барыня собралась и вместе с компаньонкой и любимой горничной из имения уехала. Дворовым объявили, что она поправлять здоровье на юг отправилась.

– Чем болела баронесса?

– Кто ж теперь скажет? С виду она цветущая была, а доктора утверждали, что здоровье слабое, – уклончиво ответила Митрофановна и отвела взгляд в сторону.

– А я от бабки слышала, что это барон отослал ее с глаз долой. Беременна она была, да не от него, – вмешалась в разговор моя провожатая.

– Люди и не такое наплетут! Верь им больше! – презрительно фыркнула Митрофановна.

– А не скажи! Недаром старый барон на ребенка даже и не глянул, когда барыня через полгода назад с младенцем воротилась. Сказывали, так до самой своей лютой смерти и не оттаял душой.

– Он погиб насильственной смертью? – поинтересовалась я.

– Погиб, погиб! А страшно-то как! Жуть!

– Что с ним случилось?

– Поехал на прогулку, а через час всего лошадь уже назад вернулась, да без седока. Кинулись искать хозяина и нашли в кустах на дальнем краю парка. С прострелянной грудью. Во как!

– Кто ж его?

– А неизвестно! Убийцу так и не нашли. Люди судачили, должник обобранный рассчитался…

– Хватит! – гневно прервала рассказ хозяйка. – Ни барона, ни баронессы уже в живых давно нет, чего ж имя их попусту трепать?!

Чувствуя, что скоро нас выставят за дверь, я рискнула спросить:

– А как звали того барина, что к хозяевам ездил?

– Озерковский был барин. Батурин его фамилия, – неохотно процедила старуха.

Глава 13

Судя по тому, что очереди к стоматологическому кабинету не было, у всех жителей этого района были отличные зубы. Однако красная лампочка над дверью все же горела, и я терпеливо застыла у стены, дожидаясь, когда врач освободится и можно будет войти. Задержка меня не огорчила, ведь пройдет всего несколько минут, и я узнаю, сколько времени провела Нина в этом кабинете в день убийства ее патрона. Накануне вечером я проделала неплохую работу и теперь собиралась пожинать плоды.

Вернувшись из Павловки, я оставила машину на стоянке, а сама отправилась к офису Фризена. Приехала немного рановато, и потому больше часа пришлось слоняться по улице, дожидаясь, когда же закончится рабочий день. Как только из здания начали выходить люди, я предусмотрительно отступила под прикрытие ближайшего ларька. Нина вышла в начале восьмого, и я тут же пристроилась за ее спиной. Опасений, что она заметит слежку, у меня не было, в направлении метро из всех ближайших учреждений валом валили служащие. Без всяких осложнений я проводила Нину до самой квартиры, потому спустилась вниз и очень плодотворно побеседовала с местной собачницей. Женщина выгуливала перед подъездом еле двигающуюся от старости болонку и очень скучала. Наше с ней общение началось с общих фраз о любви к животным, а в результате я узнала все, что хотела.

Фамилия Нины была Титаренко, жила она в этом доме с детства и лечилась в районной поликлинике за углом. Женщина производила впечатление очень осведомленной особы, и потому всему сказанному ею можно было верить.

Вот только относительно поликлиники я высказала робкое сомнение. Как-никак Нина не один год трудилась в коммерческой фирме и могла, наверное, позволить себе обслуживаться у платных врачей. Соседка мои сомнения пресекла в корне, назвав смешными, и твердо заявила, что больших денег у Нины никогда не было. Это она знала абсолютно точно. И платными врачами девушка пренебрегала, отдавая предпочтение родной поликлинике. Женщина за свои сведения ручалась, потому как совсем недавно столкнулась с Ниной в том самом заведении. К сожалению, дату встречи вспомнить она не смогла.

Утром следующего дня я прибыла в поликлинику и, переждав наплыв людей, душевно поговорила с дежурившей в регистратуре девушкой. Медицинской карты Титаренко на месте не оказалось, и тогда я высказала предположение, что Нина посещала стоматологический кабинет. Девушка не поленилась, позвонила наверх и после непродолжительной консультации выяснила, что карта Титаренко действительно находится там.

– К хирургу идите, – напутствовала меня регистраторша, аккуратно пряча в карман презентованную мной купюру.

Дверь в стоматологический кабинет отворилась, и из нее стремглав выскочил гражданин с бледным лицом. Нежно прикрывая ладонью щеку, он скользнул по мне сочувствующим взглядом и засеменил прочь. Решив, что ждать больше нечего, я без стука вошла в кабинет. Врач стоял у раковины и мыл руки.

– Давайте вашу карту и садитесь в кресло. Я сейчас, – сказал он, даже не взглянув на меня.

– Доктор, я не пациент, – стараясь не вспугнуть его, деликатно произнесла я.

– Вот как? – удивился хирург и наконец повернулся ко мне.

Я разглядывала его с любопытством. До того момента мне не приходилось сталкиваться с такими молодыми хирургами. А этот был совсем юный, ну просто мальчишка. «Наверное, студент, практику здесь проходит», – подумала я, и от этой мысли по спине пробежал неприятный холодок.

– Доктор, я по другому вопросу.

– Да? И по какому же? – В его голосе неожиданно завибрировали игривые нотки.

«О господи! И это дитя туда же!» – мысленно охнула я.

– Меня интересует Нина Титаренко.

Доктор дернулся, выронил полотенце, которым все еще вытирал руки, и слегка изменившимся голосом переспросил:

– Кто? Титаренко?

– Именно. Она ведь ваша пациентка?

Какое-то время он смотрел сквозь меня остекленевшим взглядом, но потом все же вышел из оцепенения:

– Ах, ну да, конечно! Титаренко! Как же! Да, она лечится у нас.

– Отлично. В таком случае мне бы хотелось побеседовать с вами.

– Побеседовать? На какой предмет?

– Меня интересуют даты ее визитов и, главное, их продолжительность.

При этих словах доктор окинул меня неприязненным взглядом.

– А вы, собственно, кто? – поинтересовался он.

– Я из отдела кадров фирмы, в которой работает Титаренко. Провожу служебное расследование. Мы подозреваем ее в прогулах.

– Частное лицо, – с облегчением выдохнул он.

– В некотором роде да. Я служащая и выполняю свою работу, – осторожно подбирая слова, пояснила я.

Зря старалась. Ответ последовал незамедлительно:

– Посторонним мы не даем никакой информации.

– Почему? Что в этом секретного? Я же не историей болезни интересуюсь, – удивилась я.

– Это вмешательство в личную жизнь, – твердо заявил юный эскулап, всем своим видом показывая, что говорить нам с ним больше не о чем.

«Козел», – подумала я и обаятельно улыбнулась.

– Помилуйте, доктор! Какое вмешательство? Это нужно для дела. Наша сотрудница получает высокий оклад, и нам, конечно, хочется быть уверенными, что она действительно лечится. Мы категорически возражаем против прогулов.

– Боюсь, что ничем не смогу вам помочь, – ответил доктор.

Я бы, конечно, так легко от него не отстала, но тут из-за ширмы вышла женщина в синем халате санитарки. Проходя за спиной доктора к двери, она многозначительно посмотрела на меня и подмигнула.

– Ну что ж! Нет, значит, нет, – легко согласилась я.

Оставив его стоять в растерянности, я торопливо простилась и бодрым шагом направилась к выходу. Уборщица ждала меня в коридоре.

– Пойдем отсюда, а то еще увидит, – опасливо шепнула она и, не оглядываясь, иду ли я следом, заторопилась прочь.

Пройдя по коридору, мы оказались на лестничной площадке, где не было ни души, и где мы смогли, наконец, поговорить.

– Титаренкой интересуешься? – спросила санитарка.

– Да.

– Зря только время потратила. Он бы тебе все равно ничего не сказал.

– Почему?

– Не знаю.

Лицо у меня вытянулось. Ну вот, еще одна убогая на мою голову!

– Не знаю, – упрямо повторила уборщица. – Одно могу сказать: что-то ужасное случилось, и связано это с твоей Титаренкой.

– С чего вы взяли?

– Своими ушами слышала, как его сестра…

– Какая сестра?

– Ну не родная же! Медицинская! В стоматологии работает.

– Да-да! Понимаю.

– Так вот! Встретила я ее тут на днях в коридоре. Несется навстречу как оглашенная, вокруг ничего не видит и все причитает: «Титаренко! Ужас! Ужас! Эта Титаренко! Кто бы мог подумать!» А на самой лица нет, и губы белые.

– Уверены, что она именно эту фамилию повторяла?

Женщина строго посмотрела на меня:

– Уверена. У моего кума такая же.

– Не пробовали поподробнее разузнать?

– Прямо сразу? Нет! Не до того было. Меня люди в подсобке ждали. А потом возможности не было. С тех пор я Ольгу больше не видела.

Я выразительно посмотрела на нее. Уборщица всплеснула руками:

– Да нет! Что это ты такое подумала! На больничном она, с ребенком сидит.

– День, когда это случилось, не помните?

– Двадцатое августа, – не задумываясь, ответила она.

– Точно?

– Конечно. Это ж день моего рождения. Говорю же, в подсобку торопилась. Подруги ждали. Рождение собиралась праздновать, потому и с Ольгой не стала задерживаться.

– Мне бы хотелось ее поподробнее расспросить. Не дадите мне ее адрес и телефон?

– Нет.

– Отчего так?

– Она меня отругает. Не дело это – случайным людям адреса разглашать. Ты, конечно, с виду женщина приличная, но мало ли что!

– Хорошо, не нужно адрес. Телефон дайте.

– Вот, честное слово, заладила! Дайте, дайте! А мне кто чего даст? Ольга с тебя денежки получит, а я? В стороне останусь? А между прочим, если б не я, так ты и не узнала бы про эту Ольгу.

– Вы первая свое получите, – улыбнулась я и сунула в карман ее халата две шуршащие бумажки.

Она тут же их вытащила, изучила и с довольным видом вернула на место. Теперь, когда взаимопонимание было достигнуто, разговаривать сразу стало легче.

– Адреса все равно не дам, – извиняющимся тоном сказала женщина. – Не хочу неприятностей. А с Ольгой поговорю обязательно. Скажу, чтоб сама позвонила. Ты только номер свой оставь, а уж я с нее не слезу, пока своего не добьюсь.

– Хорошо. Вот тут мой телефон. Передайте его Ольге. Пускай она со мной свяжется, – неохотно согласилась я, протягивая одну из своих визиток.

– Все будет сделано в лучшем виде, не беспокойся, – заверила она и с довольным видом зашуршала в кармане только что полученными деньгами.

Кивнув на прощание, я заспешила вниз по лестнице и пролетом ниже столкнулась с Бардиным.

– Анна? – смущенно выпалил он.

Взбешенная, я смотрела на него в упор, одновременно лихорадочно прикидывая, сколько уже времени он здесь топчется, и что ему удалось услышать. По всему выходило, что подслушать нас труда не составляло. Пролеты, конечно, были длинными, но лестница – боковая и потому пустынная, а моя недавняя собеседница оказалась женщиной горластой, к тому же разговаривали мы не таясь. В общем, при желании…

– Что вы тут делаете? – торопливо прервал Бардин неловкую паузу.

Раздосадованная до предела, я в долгу не сталась.

– А вы?

Не ожидавший от меня такой невоспитанности Бардин опешил, но сразу нашелся:

– У меня тут родственница работает. Прекрасный специалист. Приехал кое о чем с ней проконсультироваться.

– Удачное совпадение! А я знакомую привозила показаться врачу, – сердито бросила я, обошла его и быстро заскользила вниз по лестнице.

До обеда оставалось не так много времени, а мне еще нужно было успеть попасть в Спасосвятительский переулок. Расстояние от поликлиники до дома, где обитала Елена, я преодолела за рекордно короткий срок и ровно в два часа дня уже парковалась напротив детского сада. Место, на мой взгляд, я выбрала очень удачно, потому что дошкольное учреждение тесно соседствовало с нужным мне домом, и разделял их лишь легкий забор из металлической сетки. Из моей машины вход в особняк просматривался отлично, а сама она, затерявшись среди множества других, выстроившихся в ряд автомобилей, никому не бросалась в глаза.

Устроившись поудобней, я закурила и приготовилась ждать. Мне нужен был молодой человек, что заведовал почтой в шикарном особняке, но заходить внутрь и пускаться в расспросы в присутствии охранника смысла не имело. Моя любознательность могла ему не понравиться, а консьерж, стесняясь присутствия ненужного свидетеля, наверняка замкнется и откровенничать не станет. В общем, оставался один путь: сидеть и ждать, когда молодой человек покинет пост и выйдет на улицу. В том, что это обязательно случится, я не сомневалась. Рабочий день длинный, а должен же консьерж ходить обедать. Не станет же хлебать суп из принесенной из дома литровой банки и заваривать чай кипятильником. Исключено! Не вязалось подобное с фигурными бронзовыми ручками, мраморными колоннами и мозаичными полами. А самое главное, ему бы этого никогда не позволили его напыщенные хозяева.

Он вышел в четырнадцать часов. Завидев приближающуюся фигуру, я поспешно схватила журнал и прикрыла им лицо. Как оказалось, зря. Могла бы сидеть спокойно и не дергаться. Парень по сторонам не глядел, бодро шагал вперед, и ничего вокруг его не интересовало. Переждав, пока он пройдет мимо, я вышла из машины и двинулась следом. Далеко идти не пришлось. В конце квартала молодой человек притормозил и привычно нырнул в дверь маленького кафе. Через стекло витрины было видно, как он брал со стойки тарелки и нес их к свободному столику в дальнем закутке. Как только он приступил к еде, я толкнула дверь и вошла.

Парень сидел спиной к входу, и потому мое появление у стола стало для него приятной неожиданностью. Несомненно приятной, потому что при виде меня он заулыбался.

– Узнаете меня?

– Еще бы! Вы с Еленой Анатольевной к нам приходили.

При воспоминании о Елене по его лицу словно солнечный зайчик пробежал.

– Совершенно верно. Можно присесть?

– Конечно!

Подождав, пока я протиснусь в узкое пространство между столом и стеной и умощусь на шатком пластиковом стуле, вежливо спросил:

– Тоже бизнесом занимаетесь, как Елена Анатольевна?

Понимая, что моя персона его совершенно не интересует и вопрос задан исключительно в целях поддержания непринужденной беседы, небрежно ответила:

– Нет, бизнес не мой профиль.

– Значит, муж богатый и работать не нужно, – понимающе подмигнул он.

Я поморщилась: парень-то оказался нагловатым. Теперь, когда он находился не при исполнении, вся его подобострастность улетучилась неизвестно куда. А я фамильярность в принципе не приемлю. Сообразив, что товарища нужно было срочно ставить на место, я обдала его ледяным холодом:

– Мужа нет, и трудиться приходится. Детективом в частном агентстве.

Это произвело впечатление. От изумления молодой человек забыл, что нес вилку ко рту.

– Круто. Никогда бы не подумал, что такая эффектная женщина работает детективом, – покачал он головой, озадаченно глядя на меня.

– Именно такие детективы и работают качественнее всех, – скупо улыбнулась я. – И сейчас прошу вас мне помочь.

– Да? А что нужно делать? – насторожился он.

– Ответить на несколько вопросов.

Молодой человек сразу сник:

– Нам не разрешают распространяться о наших жильцах. Мы подписку давали.

– Я человек не посторонний. Сами видели, я хорошо знакома с Еленой Анатольевной и даже скажу больше…

Я слегка подалась вперед, и, понизив голос, поделилась:

– Выполняю для нее одну очень деликатную работу. Конечно, я не должна бы этого вам говорить, но что-то мне подсказывает, что вы к этой истории не причастны, а неприятности себе нажить можете.

Парень смотрел на меня настороженно и молчал, но я ясно видела, как тревожно вдруг ему стало. Честно говоря, я отлично его понимала. Работа не пыльная, зарплата нормальная, и интерьер вокруг вполне приятный, но пади на него хоть малейшее подозрение, вылетит он с этого места как пробка из бутылки. И это в том случае, если ни в чем не виноват, а уж если сочтут виновным…

Подождав, пока до него окончательно дойдет смысл сказанного, я принялась нагнетать обстановку:

– Елене Анатольевне кажется, что в тот день в ее квартире кто-то побывал. Без спроса, само собой, – зашептала я. – Пока она не хочет поднимать шум, потому и пригласила меня. Но если я не добьюсь успеха… кто знает, как все обернется! В общем, не только мне одной нужна помощь.