Текст книги "Чёрный иней"

Автор книги: Валентин Строкань

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

6

«...В Гренландии ледники основательно промёрзли, здесь же у большинства из них температура 0°С. Гренландия... Лёд столетий. Остров Туле. Вспомнив о нём, я возвращаюсь к мыслям о том, что не на мистических путях найдёт Германия своё могущество и не доктрина «Извечного льда», проповедуемая слабоумным старцем Горбигером, возродит германскую расу. Ведь это бред...

В бесконечных просторах разворачивается извечная борьба льда и огня, сил притяжения и отталкивания. Нет постоянного развития, есть только серия взлётов и падений, великие потопы, переселения народов, повелители и рабы, сверхлюди минувших веков, корни расы, арии, которые спускаются с гор, чтобы править Землёй.

Сорок веков тому на территории нынешней пустыни Гоби цвела цивилизация. В результате экологической катастрофы возникла пустыня, а те, кто выжил, перекочевали в Гималаи. Тор, бог нордических легенд, был одним из героев переселения. Мигранты из Гоби – арийский корень, раса предтеч. После гобийской катастрофы Учителя высшей цивилизации поселились в гималайских пещерах и там разделились на «два пути» – левой и правой руки. Одни, правые, назвав свой центр Агартхи, предались созерцанию и не вмешивались в земные дела. А вторые основали Шамбалу – центр могущества и насилия, повелевающий стихиями и народами и ускоряющий переход человечества к «шарниру времени».

Где-то существует неведомый никому Город, где обитают «Высшие Неизвестные», смелые и жестокие гиганты, подобные тем, которые в гималайских тайных убежищах спят в золотых саркофагах. Те, кто заключат с ними Договор, на тысячелетия преобразят жизнь на Земле и придадут смысл ныне бесцельному существованию человечества.

Но магия живёт лишь в сердцах сильных. Если мы не подготовимся, не заключим с ними союза, – а для этого необходимо сравняться с ними в развитии, – то все мы останемся рабами, навозом.

Вриль – это некая грандиозная энергия, которой пронизана Вселенная, это нерв возможной человеческой божественности. Тот, кто овладеет Врилем, – Маг – станет владыкой своего тела, повелителем других людей и всего мира. Маги – предводители народов – могут заключать с Шамбалой союзы, принося клятвы и жертвы.

После того, как посвящённые изменят равновесие духовных сил, Всемогущие позволят выйти из пещер «Высшим Неизвестным» – богочеловекам, сверхлюдям. Они должны дать Германии власть над миром и сделать её предвестницей будущего сверхчеловечества.

Вот вам доктрина Извечного льда – символ возрождения немецкой нации. Неоязыческая магия, облачённая в восточное одеяние и приукрашенная индийской терминологией. Бессмыслица, бред...

Теософские общества «Вриль», «Туле», гиммлеровские экспедиции за тайнами рун, институт «Аненербе» (Наследие предков)... Я послал их к чёрту! И даже этих конспираторов из «Общества Полярных»... А блюдолиз гауптштурмфюрер доктор Шеффер руководил экспедицией СС в Тибет, хотя на его месте должен был быть я! 13 декабря 1939 года он, а не я, сделал часовой доклад в кружке друзей Гиммлера «О поисках колыбели индогерманской расы». А чего стоит апрельская экспедиция на остров Рюген? Её возглавил доктор Фишер. Привлечь техников, учёных, военных к проверке фантасмагории – так называемой «теории полой земли». Средневековье! Радары, специалисты по радиолокации!.. И это тогда, когда на Восточном фронте нужно напрячь все силы. Какое счастье, что судьба уберегла меня хотя бы от этого! Да и от участия в экспедиции адмирала Берда. Здесь мы хотя бы заняты делом.

Иррационализм в стране Геккеля и Гумбольдта! Система мироздания, для усвоения которой достаточно четырех правил арифметики! Хотя, возможно, что-то недоступно для моего понимания? Ведь с помощью космогоний Горбигера Гитлер возрождает давнюю магию не как ритуал, а как наиценнейшую динамическую силу, которая обрабатывает и подчиняет массовое сознание. Мораль, религия, наука становятся пустыми словами, бессмысленной болтовнёй невежд.

Но теоретик «Общество Туле» и «Вриля» Гаусгофер, неужели он сам верит в эту бессмыслицу? Того, кто принял в Азии таинственный обет «красной свастики», в 1923 году познакомили со «стыдливым ефрейтором». Гаусгофер только что вернулся из Тибета, где странствовал несколько лет в поисках страны «концентрата духа», этой таинственной Шамбалы. (Познакомил их, между прочим, ассистент Гаусгофера Рудольф Гесс.) «Возвращение к истокам» – тоже идея Гаусгофера: завоевание Восточной Европы, Средней и Центральной Азии вместе с Памиром, Тибетом и Гоби. Это – район-сердце. Его повелитель – властелин всей планеты.

Блестящий санскритолог и востоковед, заведующий кафедры в Мюнхенском университете... Мне этого не понять. Или, может, его соблазнил чин группенфюрера СС?.. С Горбигером всё понятно. Старик, впал в маразм, для него нимб пророка, как погремушка для младенца. Возрастные изменения, можно сказать. Но Карл Гаусгофер, ставящий интуицию и мистику в один ряд с научным опытом и рациональными методами познания, – это феномен.

Духовная власть... Выходит, и эта война – конфликт прежде всего духовный? А грохот пушек, рокот танковых моторов, кровь, пот, слёзы миллионов – это лишь побочный эффект духовного противостояния? Всего-навсего давняя таинственная легенда, воплощённая с патологической злобой, псевдорелигиозным фанатизмом, близким к безумию восторгом?.. Бессмыслица!»

Он выпустил из побелевших пальцев ручку и быстро схватил бутылку с коньяком, стараясь, чтобы рука не дрожала и в то же время ожидая и боясь этой дрожи, и плеснул в рюмку коньяка. Быстро выпил. Потом, уже неспешно, раскурил сигару. Рука сама потянулась к ручке, и на листке, перечеркнув пролитую каплю коньяка, появились слова: «Глупость! Дерьмо!!!»

Они лишились всех припасов на четверо суток рейда. Вместе с санями исчезли продукты, часть патронов и гранат, две палатки, два примуса, запас керосина и спирта, взрывчатка, всякая всячина, необходимая в арктических условиях. Но «золотое правило Щерба» – оружие, боеприпасы и альпинистское снаряжение всегда иметь при себе – сработало и на этот раз. Кроме того, у группы Байды были примус, одна палатка и неприкосновенный запас продовольствия на сутки. Старшине и Смаге удалось спасти три надувных лодки…

Не прошло и двух часов, как бойцы группы Байды, преодолев высоту в несколько сотен метры, поднялись на вершинное плато.

Отсюда хорошо просматривался весь остров. Если бы не отдельные тёмно-серые плеши, – скальные пики, едва пробивавшиеся сквозь снежно-ледяную толщу, – можно было бы подумать, что они очутились на огромном айсберге. Обледенелые, покрытые льдом склоны, перешейки, отроги. Сверху ледник поражал: сплошные рваные трещины, огромный язык с развалами глыб, резко выделялась полоса вздыбленного чёрного льда на краю. Чуть дальше – сплошные снежные болота салатного цвета. Фиорд рассекал остров почти пополам, он был полностью замёрзший, а его устье забито торосами. Узкий пролив отделял их от расположенного на северо-западе острова Грунланн. Льда в проливе не было. Вокруг – ни зверя, ни птицы, одна лишь первозданная тишина, безмолвная ледяная пустыня.

Внимательно оглядев все доступные зрению уголки, Байда пришёл к заключению, что немцами здесь и не пахнет. Решили возвращаться.

7

«Нас здесь шестьдесят девять бойцов, полярных солдат рейха».

Майор Гревер пошевелил пальцами ног, одетых в грубые шерстяные носки ручной вязки, подумал и, аккуратно зачеркнув слово «рейха», надписал «Великой Германии».

«Есть весьма интересные личности. Вот, к примеру, обер-фельдфебель Ран. Он из Гамбурга, и его солёный язык со специфическими речевыми оборотами весьма своеобразен. Недавно я был свидетелем, как он чихвостил одного ефрейтора, но не из своих подчинённых, а из спецсостава:

– Вы ефрейтор великогерманского вермахта или паршивый клоподав?! Какой идиот произвёл вас в ефрейторы?! Отпустил патлы, точно Бетховен! Какое может быть качество связи, если вы не подстрижены!!!

А в другой раз я услышал от него фразу, заставившую меня предположить, что он, видимо, не так прост, как кажется: «Вы не солдаты рейха, а умирающие лебеди!» Он знает Сен-Санса? Или это простое совпадение? Так или иначе, хотя он несколько прямолинеен и грубоват, дело знает превосходно. И не без чувства юмора, что никоим образом не лишне в наших условиях. С таким «шписом» [3]3
  Главный фельдфебель.


[Закрыть]можно не переживать за боеспособность личного состава.

– Ходячий сортир, а не солдат! Утрите сопли, Нанизан! Вы что, беременный?!

Кроме того, он мой тёзка.

Сегодня по эфиру получили циркуляр: «Готовность номер один. До операции «Вундерланд» семьдесят два часа». На этот период оперативная задача – прикрывать и сопровождать рейдер. Есть возможность увешать крестами грудь всех офицеров. Да и солдат. Приказал лейтенанту Туми закончить подготовку и составление синоптических карт. У Эрслебена всё работает безукоризненно. У Фогля тоже всё наготове.

После возвращения буду отстаивать перед командованием необходимость зондирования верхних слоёв атмосферы и широкомасштабной локации ледяных полей. Своими силами мы не в состоянии обеспечить гарантированную безопасность плавания, хотя и учитываем все тонкости и особенности местного климата, берегового рельефа, островов, течений, глубин, ледовой статистики. Очевидно, что ледовая обстановка для капитанов наших судов должна освещаться дифференциально: чистая вода и слабый лёд – приблизительно раз в сутки, при льде с полыньями – с интервалом в шесть-восемь часов, при сплошным же – непрерывно, потому что переходы от сжатия к разрежению в этих условиях измеряются часами, даже минутами».

Они ступили на лёд фиорда возле самого его устья. Воздух был студёным, терпким. Ветер не утихал. Сдавалось, он день-деньской дует во всех направлениях. С полярной стихией придётся считаться. Она такой же враг, как и фашисты, – могучий, жестокий, упрямый.

Ландшафт был пятнистый, весь испещрённый тенями и отблесками хаотичных ледяных фигур. Казалось, тучи надвигались со всех сторон. Рваные, кучевые, они щедро подсвечивались солнцем и подчёркивали игру света. Геометрически идеальные поверхности ледяных кристаллов то искрились сотнями бликов, то покрывались изысканно тонкой рябью разных оттенков, отливавших муаром.

Не удержавшись, Щербо остановился и смотрел, как над входом в фиорд солнечные лучи, продравшись сквозь тучи, прозрачными невесомыми колоннами упираются в тонкие силуэты причудливых льдин, будто отлитых из стекла и света.

«Красотища, чёрт подери... Словами не описать!.. А на самом деле – голубой ад – вот как можно назвать эту мёртвую красоту. И пусть кто-то попробует доказать мне обратное. Ледяными красотами нас не обдуришь».

Он до боли сжал челюсти. На льду необходимы осторожность и смелость. Осторожность – это неукоснительная самодисциплина и ответственность, а смелость – взвешенный, рассчитанный риск и скорость. Скорость потому, что лёд под тобой «дышит» и прогибается, ты как будто идёшь по натянутому брезенту и, когда чувствуешь, что можно пройти, не «нырнув», – надо идти. Тонкий лёд трещит, тебе хочется бежать во весь дух, но ты знаешь, что делать этого никак нельзя: за тобой следуют другие, а если ты повредишь лёд, мгновенно пойдут трещины, и кто-то непременно «нырнёт». Тем, кто идёт по льду впервые, усвоить это не так просто. Однако ребята, думаю, прочувствовали ситуацию и усвоили мои наставления. Ох, как нам сейчас нужна удача!..

Рюкзак хорошо лежит, плотно... В походе плохо уложенная ноша портит настроение, жмёт, выматывает нервы.

Солнце осталось слева и позади, оно медленно садилось. Прямо на глазах в горизонт вклинивался чёрный силуэт отдалённой скалы. А слева холодно мигнул бледный и страшный месяц. Он принёс лютую стужу, и они ощущали это с каждой минутой всё больше и больше. Час назад термометр показывал минус пять. Сколько же сейчас?..

Хаос ледяных торосов вблизи был теперь не столь красивым и казался скорее композицией, порождённой дьяволом. На некоторых участках переходы были изнурительны, ноги увязали по колено в насыщенной водой снежной каше, отчего ботинки промокли насквозь. Время от времени на их пути возникали отвесные уступы, узенькие разводья и разломы. Байда, который шёл первым, всё время прощупывал снег. Часто раздавались окрики: «Осторожно, вымоина!», «Разлом!», «Тяжёлый участок!» Трещины разинули свои зловещие пасти, подстерегая их на каждом шагу. И хотя в душах билось подсознательное желание поскорее миновать этот безжалостный район, идти приходилось медленно – не больше километра в час. Лыжи ежеминутно тонули или увязали в мокром снеге и глубоких лужах, укрывавших поверхность льда. «Шаг вправо... два влево» – этим ограничивалось их общение.

Щербо держался в середине цепи и переваривал пугающую, неожиданную мысль. Мысль, которая грозила разбить его миропонимание разведчика, его оптимистичную убеждённость в том, что успех и безопасность прежде всего зависят от мастерства: ума, опыта, смелой тактики, мужества... И вот теперь, когда у него позади такой долгий воинский путь, – путь солдата, разведчика, диверсанта, альпиниста, судьба вынуждает усомниться в самом себе и больше довериться удаче.

Остров пуст. Рядом ещё один, очень большой. Но до него ещё надо добраться. Район встречи с подлодкой забит торосами. Обратный путь отрезан. Путь по льду фиорда – единственная возможность добраться до Грунланна. Но впереди ещё незамёрзший пролив. Весёленькие перспективы! Тому, что сделали старшина со Смагой, просто цены нет, хороши б мы были без плавсредств! Плавника здесь даже на плохенький плот не наберётся, а нам надо аж три. А дальше? Ну, переправимся на соседний остров, а фрицев и там не окажется, что тогда? Грунланн в десятки раз больше, там с одной вершины весь остров не рассмотришь. Ещё двое суток заберёт. Вот это заданьице... В который раз он ощутил, как время яростно сжимает сердце, угрожая раздавить весь его запас оптимизма. «Стратеги хреновы! Водят пальцем по карте, а тут расхлёбывай – он не удержался от резкости по адресу штабистов. – Пасынки удачи – это мы. А ну, погоди сопли распускать, – прикрикнул он на себя. – Посмотри, Байда шагает – без малейшего сомнения. И старшина... Но им легче – у них есть командир, который и должен ломать голову».

Каждый следующий шаг давался с огромным трудом. Всё чаще встречались раскисшие участки, где «кисель» не держал. Ледовые поля темнели, а это означало, что толщина их предельно мала. Такой путь для группы с полной выкладкой по всем канонам невозможен. Но у них не было выбора, поскольку они не могли позволить себе роскошь отступления.

Щербо перебрался в голову цепи и замер перед тем, как сделать очередной шаг. Под лыжами месиво. Метров в двадцати впереди виднелся Пётр Чёрный. Рядом возился Валеев. Внезапно в поле зрения Щербы что-то неуловимо изменилось. Через миг он понял: исчез Чёрный, и тут же чёрным пятном над поверхностью вынырнула его голова.

– Чёрный провалился! – крикнул он Валееву, сбрасывая рюкзак, а затем рукавицы. Барахтаясь в ледяной каше, Чёрный с огромными усилиями освободился от рюкзака. Потом попробовал плыть, хотя работать руками в этой каше было очень тяжело.

– Держись! – крикнул Щербо.

Очень медленно Чёрный подплыл к краю полыньи. Ухватился за конец верёвки и начал так же медленно подтягиваться. Сорвался! И снова его скрюченные пальцы тянулись вверх, из рукавов стекала чёрная вода, ногти от напряжения побелели. Лёд трещал и ломался. Опять сорвался! Щербо упал на живот и схватил Чёрного за руку. Тут подоспел Валеев, и вдвоём они еле вытянули тонувшего из ледяной ловушки, а Ткачук с Гаральдом выловили его рюкзак и лыжные палки.

Пётр Чёрный стоял на морозе промокший насквозь, и его одежда стремительно превращалась в ледяной панцирь.

– Надо дойти. Сможешь? – заглянул ему в глаза Щербо.

– Мне не холодно, – едва раскрыл сведённые челюсти Чёрный.

До берега ещё с полкилометра. Полчаса – и он умрёт. Промедление может стоить ему жизни. Но раньше, чем мы пересечём фиорд, останавливаться нельзя. Никак нельзя!..

– Спирта!

Старшина быстро передал по цепочке флягу, и Назаров, стоявший рядом, влил изрядную порцию в рот Чёрного, у которого, казалось, даже глаза побелели от холода.

– Не дрейфь, Петя, сейчас доберёмся! И солнышко здесь не садится, замерзнуть не даст. Глянь, какой закат... розовый, словно задница у юного павиана... Теперь оно подниматься начнёт.

Щербо слышал, как приговаривал Назаров, делая полтавцу «массаж суставов», бил по спине, пытаясь сколоть ледяной панцирь. Вперёд! Быстре-ей!

Не иначе, злые духи перешли нам дорогу, разрази их гром. Ладно. По закону равновесия в будущем нам «светит» компенсация. А Чёрный? Щербо знал, что чрезмерные влажность, туман, а также слишком сильный ветер отнимают у тела тепло. Так же, между прочим, как и спирт, который может временно помочь. Не менее весомую роль играет и время пребывания на морозе. Это он хорошо усвоил прошлой зимой в заснеженных сопках провинции Финмарк. Терпеть холод изо дня в день, часами спать в снегу, раздеваться и одеваться на морозе, только дважды в сутки иметь возможность погреть руки над примусом – это серьёзно. И привыкнуть к этому невозможно. Можно только стойко сопротивляться. Это просто. Для этого надо приучить себя к тому, что холод – нормальное, неизменное, продолжительное явление. Но мокрый на морозе – это уже чересчур. Должны успеть!

Он снова переместился в голову вереницы и почти догнал Байду. Путь им опять перегородила небольшая гряда торосов. Его опыт подсказывал, что торошение возникает чаще всего в довольно узкой полосе, и преодолеть его можно. Необходимы только предельная внимательность, реакция, кошачья координация. Никакой суеты, спешки, ни одного неосмотрительного движения.

– Давай, Николай! У тебя хорошо получается, – он критически осмотрел утомлённую фигуру Байды. Ничего, впереди и не такое ожидает, пронеси, Господи. Вперёд!

Они преодолели и эту гряду, и следующие. Это был жёсткий темп.

До берега оставалось каких-то полсотни метров, когда под лёд провалился командир.

8

«Здесь шестеро офицеров. Эрслебена и Фогля я уже упоминал. О личности обер-фельдфебеля Зеппа Рана тоже. Кроме них, моё внимание привлекает малосимпатичный мне гауптман Петер Айхлер. «Малосимпатичный», поскольку я не люблю офицеров из ведомства пропаганды.

Айхлер – оплот национал-социалистического мировоззрения на нашей станции. Фанатик. Я знаю этот тип. Садистская упёртость. Утверждение своей силы, своей правоты, своего идеала через суд над остальными. Почти сексуальное наслаждение от своей твёрдости. Такой, утратив право судить других, теряет смысл и радость жизни. Глаза у Айхлера зелёные, а взгляд какой-то затуманенный и как бы рассеянный, но в то же время настороженный, как будто он контролирует движение твоей мысли, мимику, жесты, глаза. И сам он скользкий, не пьёт, не курит. Это свидетельствует о каком-то скрытом изъяне. Нормальный мужик принципиально не может не употреблять спиртного – это аномалия. Тем более – в армии. Все непьющие мужчины, а их на моём жизненном пути встречалось не так уж и много, не больше шести-семи, были, как потом выяснилось, с каким-то дефектом: то впадали в буйство, граничившее с безумием, то становились чересчур болтливыми и остановить их словоизвержение было никому не под силу, то ещё что-то. Но так или иначе их латентная неполноценность отражалась на повседневном поведении. Такие люди опасны, ибо их поступки непредсказуемы. Айхлер опаснее вдвойне, потому что, как мне кажется, он зациклился на идее. Его никто не любит, ни офицеры, ни солдаты. Солдаты называют его «Шприц». Почему «Шприц»? Идеологические инъекции? Прививка от вирусов? Каких? Коммунистических? Бессмыслица! Какие красные бациллы могут вызревать здесь, среди льда и камней? Полярные ветра начисто выдувают любые идеологические бактерии. Тепло и пища – вот наилучшая пропаганда в подобных условиях».

Он ощутил, как обжигающе холодная вода заливает комбинезон.

– Всем оставаться на местах! – раздался его крик. Сильное течение уже сбило его, положило почти горизонтально и неумолимо затягивало под лёд. Пальцы судорожно цеплялись за ледяную кромку. Однако течение было очень сильным, противостоять ему только пальцами рук, которые изо всех сил хватались и скользили по зализанному водой краю полыньи, было невозможно. Холод сковывал мышцы, продирал до костей. Всё решали секунды.

– Нож, Батя! Нож! – крикнул Байда, торопливо срывая с плеча верёвку.

Держась левой рукой, Щербо погрузил правую в воду, нащупал на поясе нож и, выхватив его, со всей силы вогнал в хрупкий лёд. Сразу стало легче. Рукоятка ножа, будто здоровенный гвоздь, торчала изо льда. За него можно было удобно держаться.

Байда, вместе с Щербанем, уже спокойней, без суеты, бросили провалившемуся два конца верёвки, сначала обмотав их вокруг себя. Держась обеими руками и по очереди подтягиваясь то одной, то другой, Щербо пытался не перенагрузить ни одного из них. Он только что на личном опыте убедился в том, в чём они ещё не успели удостовериться, – малейшее давление на лёд проломит его, как бумагу, и тогда в воде окажутся уже трое. Но злые духи, носившиеся над фиордом, не унимались. Подмытый течением летний лёд не выдержал веса Щербаня, и тот с треском ушёл под воду. Щербо уже лежал на льду и видел только его голову. Тот также держался за нож, как минуту тому – Щербо. Теперь основная нагрузка была на Байде. «Только бы он не бултыхнул! Только бы лёд выдержал»! – мелькнуло в голове Щербо. Краем глаза он заметил, что вся группа лежит на льду и ползком продвигается вперёд. Молодцы, ребята! Вдвоём с Байдой они вытащили на лёд Щербаня. Когда тот уже занёс ногу, чтобы оттолкнуться подальше от полыньи, провалился Щербо. Они опять поменялись ролями. «Когда же это кончится, мать его!» Наконец, выбравшись на лёд и пытаясь занять как можно большую поверхность льда, Щербо с Щербанем доползли до небольшой старой льдины, находившейся чуть в стороне. Перевели дух. Щербо заметил, как силится разжать побелевшие кулаки Байда: он ни разу не отпустил верёвку. Как взялся, так и держал. До конца. Намертво.

Старшина передал флягу со спиртом.

– Ну и водичка... Как в Гаграх, – щёлкая зубами, пытался пошутить Щербань.

Наконец разбили лагерь на северном берегу. Стоянка была удобной – рядом ручьи талой воды и груды плавника для костра. Вот только времени у них было в обрез. Нашли более-менее просторную пещеру, расположились в ней и быстро развели костёр. Вскоре мокрая одежда уже сушилась у огня.

– А наш старлей – кремень! – задумчиво произнёс Сиротин, протягивая окоченевшие ладони к огню, – Батю и Григория держал – ни на шаг не сдвинулся.

– Таких мужиков во всей армии если с десяток наберётся, то с избытком. Это я тебе говорю, – подтвердил Назаров.

– Да, мужик он серьёзный, – охотно встрял в разговор Гвоздь, набивая табаком огромную трубку. – Тут к нему недавно докторша приезжала... из армейского госпиталя. Капитан медицинской службы, между прочим, – он с наслаждением запыхкал, окутываясь дымом. – Ну, баба, скажу я вам... – он сладко зажмурился. – Налитая, как... трехсотпятимиллиметровый снаряд. Идёт – каждая жилочка играет. Но при всём при том не профура какая-то, а... солидная. Короче, козырная баба!

Назаров толкнул Сиротина и скорчил гримасу, которая должна была означать: тоже мне, специалист!

– Нашему брату, остервеневшие на фронтах, сами знаете, много не надо – юбка вильнула, он и распустил сопли. А Николай – ни за что! И неженатый, ничем не связанный! Опять-таки, не он к ней, а она к нему – факт показательный, – он помолчал, смачно затягиваясь. – Они и в сопки гулять ходили, но так и вернулись за метр друг от друга. А уж как она на него смотрела! Да с тем и поехала. Видать, не запала в сердце эта дама нашему старшому, несмотря на свой скаженный шарм. – Гвоздь досадливо крякнул, словно подытоживая рассказ.

– А он, считай, капитан уже. Батя представление на него уже давно отослал, сам видел, – сказал Назаров.