Текст книги "Лед и пепел"

Автор книги: Валентин Аккуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Тогда придется ждать. В девять будет Маслюк. Знаешь, давай спать по очереди.

– Ты ложись, Иван. Я спать не хочу. Сейчас около шести.

Вдруг легкий скрип и какая–то возня донеслись из моей комнаты. Мы бросились на шум, но в комнате уже было тихо.

– Наверное, в коридоре.

– Но шум шел из комнаты! – твердо заверяет Иван. Осторожно осматриваем все по очереди, начиная с туалета. Иван открывает мой платяной шкаф и присвистывает.

– Смотри–ка! Точно «гангстеры»! Они же вытащили нашу одежду из гардеробов через задние стенки, открывающиеся в коридор! Это чтобы не тревожить покой постояльцев, а?!

Мы перешли в комнату Чечевичного, в его шкафу тоже уже висела отлично выглаженная одежда.

– И дырка заштопана! А я еще в Москве просил жену» Рубашка–то подкрахмалена! Ну, сильны!

Кальсоны были вложены в брюки и вместе с ними отутюжены. Иван, всегда тщательно следивший за своей одеждой и умевший щегольски ее носить, костюм гладил сам и теперь с видом знатока рассматривал работу обслуживающего персонала отеля.

– Да, умеют делать! Но почему, скажи ты мне, кальсоны вместе с брюками отгладили?

– Давай поразмыслим методом дедукции, – предложил я. – Ты свое командорское бельишко где складывал перед ванной?

– Рубашку бросил в ящик шкафа, а брюки, как всегда, снял вместе с кальсонами.

– Ну вот, из уважения к привычкам господина командора: брюки и кальсоны надевать одновременно, они так и оставили для твоего удобства.

Посмеявшись, мы разошлись по своим комнатам и тут же заснули.

Разбудил нас стук в дверь. Анатолий Маслюк приглашал нас к завтраку. Он принес кучу толстых утренних газет, вышедших сегодня в Сан – Франциско и Сиэтле с аншлагами: «Советские самолеты в Сиэтле», «Русскую миссию приветствует армия и флот», «Русские уже здесь!», «Советская миссия прилетела из Москвы в США», «Воздушный мост между советским и американским народами навсегда!» «Вашингтон сообщает, что русские прибыли для изучения американской военной техники!», «Слава советским летчикам, победившим льды Арктики и циклоны Тихого океана'”

Газеты пестрят фотоснимками самолета, экипажа и пассажиров. Большой снимок Громова с генералами военной базы Ситки…

– А сегодня с полудня во всех кинотеатрах идет журнал о вашем перелете Ном – Кадьяк – Ситка, о встрече в Сиэтле, – сообщает наш провожатый. – Бизнес работает на сенсации. Живут одним днем, подавай им сенсации ежедневно. Сегодня нашумят, а завтра забудут.

Теперь мне стало ясно, почему в Ситке, когда я рассказывал группе летчиков о перелете Громова через полюс з США, они удивленно слушали меня, словно это было новостью. Вскоре мы сами убедились в этом. После трех суматошных дней, не дававших нам покоя от американских восторгов, мы были преданы забвению, и никто уже не гонялся за нашими автографами, и мы смогли спокойно знакомиться с жизнью американцев, осматривать город и его достопримечательности.

Завтракали внизу, в ресторане. Красиво оформленная, но какая–то безвкусная еда. Завтрак начинался с воды со льдом, потом салат, на второе жареные полкурицы, занимающие всю тарелку, и кофе в графинах, оплетенных тонким бамбуком. Черного хлеба не было, а только белый – белый до голубизны. Каждый кусочек не более двадцати граммов, завернутый в тонкий капустный лист, чтобы не черствел. Нас, конечно, такое количество никак не удовлетворяло. Горка хлеба на тарелке мгновенно исчезала, пока две девушки, обслуживающие нас, по указанию догадливого метрдотеля, не подкатили к нам столик с хлебом, что нами было встречено аплодисментами. Наше бурное проявление чувств привлекло к себе внимание завтракавших за соседними столами. Метр был любезен, предупредителен, попросил сделать заказ на русскую кухню, если американская нам не нравится. Говорил он по–русски чисто, объяснил, что эмигрант, но не из числа белогвардейцев, а выехал с семьей по религиозным убеждениям отца – баптиста еще в 1905 году. В дальнейшем он во многом помогал нам своими советами и предупреждениями, благодаря которым мы не раз избегали мелких провокаций.

Не успели мы допить кофе, как были атакованы ресторанной публикой – охотниками за автографами и сувенирами. Нас буквально готовы были раздеть. Тогда не было мании к значкам, как сейчас, зато в ход шла коробка спичек, особенно с надписью: «Смерть фашизму!» или «Наше дело правое, мы победим'” Латунные пуговицы со звездой или с серпом и молотом, перочинные ножи, папиросы «Казбек», «Герцеговина флор» – в общем, все, где стоял знак советского производства, включая медные монеты. Взамен к нам на стол сыпались пачки сигарет, авторучки, курительные трубки и даже приглашения на новеньких, зеленых ассигнациях с адресом и номером телефона. С большим трудом, пользуясь помощью метрдотеля, выбрались мы к себе в номер.

Через час за нами пришла машина: мы ехали осматривать город. При выходе из отеля опять пробивались через толпу журналистов, фотокорреспондентов и кинооператоров. Нас задарили значками с надписью «Виктори», а фотокорреспонденты щелкали аппаратом, тут же вынимали готовые снимки и просили подпись. Только когда «понтиак» рванул с места, мы вздохнули свободно.

Я не буду описывать Сиэтл. Это был типичный американский город, хотя чем–то отдаленно напоминал Одессу. Может быть, сутолокой морского порта, экспансивным поведением горожан, веселых и разговорчивых, охотно и благожелательно отвечающих на вопросы. Узнавали нас всюду. «Рашен пайлог, рашен пайлот!» И тут же, окружив, поздравляли с прилетом, скандировали: «Русские и американцы – друзья!»

Маслюк – наш гид и шофер – довольно посмеивался и тут же успокаивал.

– Потерпите еще пару–тройку дней, и вас оставят в покое. А сейчас или отсиживайтесь в отеле, или же примиритесь с характером сиэтлинцев.

Осматривая порт, мы зашли на наш советский корабль «Киев»: команда тепло встретила нас. Корабль стоял на ремонте, а после ремонта в составе американского конвоя должен был идти в Мурманск с военным грузом. Долгий и опасный путь. Атлантика контролировалась немецким подводным флотом, и американская печать крупными аншлагами газет свидетельствовала о разбойничьем поведении фашистских подлодок, топящих даже суда нейтральных стран.

Прощаясь с командой «Киева», мы пожелали им благополучного рейса к родной земле. Но, увы, «Киев» так и не прибыл в Мурманск, став жертвой коричневых хищников, и навсегда исчез в пучине Атлантики со всем своим экипажем.

Посещение «Киева» и беседы с моряками заставили нас задуматься. Если морская трасса от берегов Америки до Мурманска находится под ударами нацистских морских пиратов, почему не найти другой путь переброски грузов из США?

– Самолеты надо не возить на кораблях, а своим ходом перегонять через Аляску и нашу Арктику. Другие же грузы везти из Сиэтла – в бухту Провидения, а там во Владивосток или же Северным морским путем в Архангельск! – горячо доказывал Черевичный в этот же день во время беседы с консулом Ивановым и военно–морским атташе Федоровым.

– Но Тихоокеанский бассейн не нынче–завтра стане! ареной войны Японии и США и тоже будет находиться под ударом, японского флота. А он у них здесь значительно сильней гитлеровского. Северный же морской путь можно использовать не более трех–четырех месяцев в году, да и то при благоприятной ледовой обстановке, – доказывал Иванов.

– При хорошей и систематической ледовой воздушной разведке плавание Северным морским путем четыре месяца в году гарантировано! Зато полная безопасность! Эта наш внутренний путь, без шпионов и без фашистских подводных лодок. Во всяком случае, от мыса Дежнева до острова Русский в Карском море! – возразил я консулу.

После посещения городского парка и Луна–парка мы вернулись в отель усталые, словно из длительного беспосадочного полета. Прочитали речь президента Рузвельта, произнесенную им в Гайд–парке Нью – Йорка 2 сентября, с которой он обратился к американскому народу, полную гнева и призывавшую к бескомпромиссной борьбе с гитлеризмом: «Гитлером брошены на землю силы безумного насилия. Мы должны полностью выполнить свою роль и уничтожить их. Мы знаем, что одним из первых актов диктатуры оси было уничтожать все принципы и стандарты, которые рабочие могли установить для своего самосохранения и прогресса…»

– Говорит красиво, но где активные действия, почему так медлят? – швырнув газеты, воскликнул Виктор Чечин.

– Видно, позорные уроки Европы не осознали еще за океаном. Ты же видел в Кадьяке и Ситке их расхоложенность… – ответил я Виктору.

– А кроме того, далеко не все «сильные мира сего» поддерживают Рузвельта и его политику, – добавил Маслюк. – Вы же знаете, как некоторые пишут о своем президенте: «За кого вы голосовали? За человека, который не сумел воспитать даже своих сыновей, ибо они оба офицеры!»

– А? Что это? Оголтелое хулиганство торгашей и заводчиков! Офицеры! Значит, за людей они считают только себе подобных! Вот она, мораль свободного мира! Махровое и грязное хулиганство, а не свобода печати, которой они так кичатся! Вот и попробуй в такой обстановке быстро организовать активные действия против фашизма! – рассуждал Иван, нетерпеливо расхаживая по комнате с американской сигаретой в руке. Почувствовав ожог, он свирепо швырнул ее и виновато улыбнулся: – «Казбек» кончился, а к этим фитилям никак не могу привыкнуть, все пальцы пожелтели. Что будем делать после обеда?

– Надо узнать у Иванова, сколько они нас будут держать, и обсудить план обратного полета. Мое мнение: нечего нам здесь прохлаждаться. Дело идет к заморозкам, где будем садиться по нашей полярной трассе, если запоздаем с вылетом?

– Согласен, Валентин, дело серьезное. Надо быстрее возвращаться в Москву. Товарищ Маслюк, просим сегодня же поставить этот вопрос перед консулом. А завтра с утра – рабочий день. Машина должна быть полностью готова к полету. Как, Виктор, работы у тебя много?

– Самолет исправен, но необходимо сделать сточасовой регламент и заправить горючим.

– А у тебя, Саша? – спросил Черевичный Макарова.

– Все в порядке. Предлагаю после обеда поспать, а вечером посмотреть фильм «Диктатор» Чарли Чаплина.

– Как, товарищ Маслюк, нам это разрешается?

– Конечно, Иван Иванович. Ваше свободное время – в вашем распоряжении. Надеюсь, после такого отчаянного перелета вы не заблудитесь в дебрях американского города? – усмехнулся он и серьезно добавил: – Единственно, что рекомендовал бы вам, это не ходить по одному…

– Обязательно один пойду в парную! Никогда не видел голого американца! – съязвил Виктор, не терпевший наставлений и нравоучений.

– Идите, но не забудьте захватить березовый веник, не найдете – принесу в подарок! – не растерялся Маслюк.

– Э, да ты правильный мужик, хоть и сидишь в глубоком тылу полного изобилия! – перешел на добродушный тон Виктор.

– А ты думал! – ответил Маслюк. И оба рассмеялись.

Когда Маслюк вышел, Иван неодобрительно глянул на Чечина:

– Ты зачем спикировал? Парень что надо, из–за нас прилетел из Сан – Франциско.

– Не терплю нравоучений. Я взрослый человек и знаю, что такое хорошо и что такое плохо. А к нему никаких претензий. Мы поняли друг друга и останемся друзьями.

Виктор Степанович Чечин, тогда один из старейших бортмехаников Полярной авиации, был бесподобный мастер своего дела, он мог не только блоху подковать, но и заставить ее летать. Характера прямолинейного и нарочито грубоватый, хотя душа его была отзывчива, полна тепла и любви к людям, к себе он допускал неохотно, с трудом, когда же раскрывал свое сердце – то это было на всю жизнь. Смелый и решительный, ценивший юмор, не только за столом, но и, казалось бы, в самое неподходящее время, когда на карту ставилась жизнь; летать с ним был') легко и надежно. Товарищи любили и уважали его, часто прощая те колкости, которыми он одаривал друзей и недругов, за что не раз терпел большие неприятности.

Однажды, в районе Маточкина Шара на Новой Земле, он выполнял ледовую разведку с летчиком Львом Порцелем на гидросамолете, на борту которого находился и начальник Полярной авиации Марк Иванович Шевелев. Потоком нисходящего воздуха их самолет с высоты тысячи метров был сброшен и при ударе о воду вдребезги разбит. Перцель, штурман Ручьев, второй пилот Дальфонс и все, кто был в машине, погибли при ударе. На берег выплыл чудом оставшийся в живых Чечин. Место дикое, до полярной станции Маточкин Шар не менее двадцати километров. Придя в себя, Чечин вдруг увидел плывущего по волнам Шевелева, который не ушел на дно благодаря меховой одежде, подбитой капковым ватином. Бросившись в ледяную воду, Чечин вытащил его на берег. Шевелев был без чувств. Приведя его в сознание, Чечин не обнаружил никаких серьезных повреждений у спасенного. Через несколько часов они добрались до полярной станции. Чечин никогда не вспоминал об этом случае. Но однажды, много лег спустя, когда Шевелев вынужден был наказать Чечина за серьезное нарушение дисциплины, Виктор, считая наказание незаслуженным, с горечью пожаловался в застолье:

– Разве так справедливо? Всегда имел только благодарности и награды. И ни одного, ни единого нарушения! А тут, на! Ну, вышиб дверь, но меня же не пускали! Не ночевать же мне было на улице?! А? Тоже начальничек! А ведь, наверно, не забыл, как я его спасал из ледяной купели! Хорош! И зачем я его на свою шею вытащил?

Потом он ходил с опущенной головой и избегал встречи с Шевелевым, до которого дошли слова Чечина, но Шевелев, зная характер Виктора, все правильно понял и долго смеялся.

После обеда всем экипажем пошли в кино. По пути остановились у витрины магазина, торгующего оружием, зашли. В большом зале стояло несколько пулеметов и две пушки с указанием цены на этикетках. Продавцы сейчас же оиружили нас, показывая и расхваливая карабины, пистолеты и охотничьи ружья. Никаких разрешений на покупку оружия не требовалось, даже на пулеметы и пушки Нас это очень развеселило, ибо Чечин тут же стал торговаться, рассматривая вьючную горную гаубицу. Нам с трудом удалось увести его из магазина. За ним долго бежал продавец, расхваливая гаубицу и доказывая ее дешевизну.

В большом, прохладном кинозале мы с интересом просмотрели фильм «Диктатор» – острую и злую пародию па Гитлера и его окружение, на национал–социализм. Маленького, жалкого еврея парикмахера, удивительно похожего внешне на Гитлера, беспечно шедшего после работы домой, личная охрана Гитлера принимает за фюрера, и его увозят вершить государственные дела. Зал гудел от хохота, видя проделки парикмахера.

В зрительном зале можно курить, есть мороженое, жареную кукурузу, пить пиво из металлических банок. Сеансов нет, фильм идет непрерывно. Места не нумерованные, цена одинакова для всех рядов, двадцать центов, то есть равна стоимости пачки сигарет. Кстати, сигареты всех наименований стоят одинаково, и американцы говорили с гордостью, что президент, Форд и рабочие курят одни и те же сигареты. Зато сигары продаются по сортам от двадцати центов до трех долларов за штуку. Тут, конечно, о равенстве между рабочими и Фордом уже не говорится, и мы не видели, чтобы рабочие курили даже двадцатицентовые сигары. Зато на портретах бизнесмены нигде не обходятся без толстой сигары, которая является как бы знаком качества человека, преуспевающего в делах.

Из кино возвращались в сумерках. Несмотря на сравнительно раннее время, по местному девять вечера, пешеходов на улице было уже немного, но автомобильные потоки не уменьшились. Душный, влажный воздух с запахом бензиновых паров, йода и соли не располагал к гулянию. Хотелось поскорее добраться до прохлады номера, лечь в постель и уснуть, чтобы не видеть этой самодовольной, чужой жизни. Помимо нашей воли все наши думы уносились за океан, к родной земле. Там каждый клочок ее поливался кровью, тысячи людей оставались без крова… От боли хотелось выть. А тут торгуют пулеметами Гочкиса и горными гаубицами! Пьют виски, курят гаванские сигары и млеют от стриптизов. Бог, если ты когда–либо был, как ты мог допустить такое?! И потому, что не было бога, мы злились на себя, не находили места.

К ужину спустились мрачные и озабоченные. Заметив это, Петр Петрович Иванов извиняющимся тоном сказал:

– Понимаю ваше настроение. Посол запросил товарища Молотова, ждем ответа.

– Нам надо возвращаться в Москву, задание мы выполнили. Чего ждать? Сейчас каждая боевая машина на счету, тем более дальнего действия! – не скрывая негодования, возразил Черевичный.

– Возможно, готовится новое задание или решается вопрос: идти вам своим ходом или же возвращаться с конвоем морских судов. Москва очень внимательно следила за вашим полетом, а сейчас в Арктике глубокая осень с ее непогодами…

– Ну, нет, товарищ консул! Пришли на своей машине и уйдем на ней! С любым заданием! Но только не на борту морского корабля! Я официально прошу вас, как представителя Советской власти в Америке, дать Молотову депешу, что экипаж готов к выполнению любого задания, но на Родину вернется только на своем самолете! – горячо и безапелляционно заявил Черевичный.

– Депешу я дам, но пока прошу вас запастись терпением. Посмотрите людей и себя покажите. А то ведь вот что пишут о вас в газетах: «Советские офицеры, оказывается, пользуются за столом ножом и вилкой, ловко подвязываются салфеткой и кушают без чавканья…»

– Ну, змеи! – вырвалось у Чечина.

– Это еще не все, слушайте: «…одеты в костюмы отличного покроя, мягкой добротной шерсти. Держатся свободно и с достоинством. В ходу юмор, эмоциональны. После еды благодарят не отрыжкой, а кивком головы или добрым словом: «Спаси бог…»

Тут мы не выдержали и дружно расхохотались.

– Вы представляете, как до вашего появления могли думать о России жители Сиэтла, дезинформированные борзописцами. Вы молоды, и я одобряю, что вы рветесь в бой. Но здесь – тот же фронт! Выпьем за выдержку, а она мать победы. За Победу, друзья мои!

– За Победу!!!

После таких слов настроение наше поднялось. Во время нашего разговора к нам неожиданно подошел солидного вида господин с солитером на толстом безымянном пальце, схватил стул, вскочил на него и, подняв бокал с шампанским, крикнул:

– Гитлер и его кровожадная свора – позор человечеству!

И далее последовала непродолжительная, но эмоциональная речь, в которой были явлены все пороки Гитлера и его приближенных.

Спрыгнув, господин, улыбаясь, подошел к нам и стал всем бурно пожимать руки.

– Вот змей! Как он здорово разделал всех прихвостней фюрера, да и его самого! – крутил головой Чечин.

Сидящие за другими столами стали высказывать нам пожелания победы над нацистами. К концу ужина мы здесь были свои. За нас поднимали бокалы. Вдруг, среди всей этой шумихи, отстраняя всех, к нам подошел, пошатываясь, долговязый господин и с ненавистью, по–русски, произнес:

– У, красная сволочь! Скоро вам конец! – и заговорил по–английски, обращаясь к залу.

Мы не успели сообразить, что к чему, как молодой парень, стоящий с ним рядом, схватил его за галстук и молниеносно нанес такой удар, что долговязый рухнул на пол, тут же пятеро молодцов выбросили его за дверь. Подойдя к нам, они стали виновато объясняться, что этот человек – профашист, он получил свое, но дешево отделался.

– А ребята–то что надо! Пожалуй, с ними можно дружить, – говорил Виктор Чечин, когда наутро мы ехали к гидроаэродрому.

Ехали кружным путем, чтобы лучше увидеть город. Один из заливов мы переезжали по огромному бетонному мосту. Перед въездом каждая машина останавливалась и платила двадцать центов за переезд. Маслюк объяснил нам, что мост построен недавно муниципалитетом, сборы идут на погашение средств, затраченных на строительство. С нас двадцати центов не взяли – мы гости Сиэтла. Па выезде с моста нас попросили оставить свои автографы в книге почетных людей города.

У въезда на военно–морскую базу, в акватории которой размещался гидроаэродром – никакой охраны, и мы проехали, не останавливаясь. Самолет наш стоял в большом ангаре на колесной тележке и тоже без всякой охраны, с раскрытыми входными люками. Но все было в порядке.

Подошла группа офицеров во главе с комендантом гидроаэродрома. Через Френкеля они стали задавать вопросы, как мы летели, холодно ли в Сибири. Разговорились. Видя на штурманском столе томик Лонгфелло «Песнь о Гайавате» и книгу Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», американцы были поражены и обрадованы. От специальных вопросов о полетах они перешли к расспросам о литературе, искусстве в СССР, системе образования.

На наш вопрос, каких русских и советских писателей они знают, после неловкого молчания, один из офицеров неуверенно ответил, что читал Достоевского о каком–то уголовном деле.

– «Преступление и наказание»?

– Не помню, мистер навигатор.

Мы рассказали, что у нас в стране любят читать Джека Лондона, О'Тенри. Их переиздают миллионными тиражами, а также Драйзера, Хемингуэя и многих других. Удивление американских офицеров росло все больше. Из их вопросов исчезла первоначальная бравада. Чтобы не обидеть хозяев, мы перевели тему разговора на спорт. Тут они были на коне. Сразу восторженно заговорили о боксе, бейсболе, регби, водном спорте. Да, спортом они увлекаются со школьной скамьи, а в армии он обязателен для всех, от солдата до генерала. Потом показывали свои гидросамолеты. Наше внимание привлекла летающая лодка «каталина». Внешне она мало отличалась от нашей, но имела три редана, что позволяло ей безопасно садиться в открытом океане на крупную волну. На «каталине» был установлен радар (локатор), позволяющий видеть препятствия в тумане и облаках, а также фиксировать на экране грозы и обходить их, когда самолет в сплошной облачности. Для того времени это было крупным достижением, и мы еще ничего подобного не видели, хотя с принципом работы этой аппаратуры были теоретически знакомы.

– Вот бы нам такую установку в ледовую разведку! Никакая погода не помеха! – вырвалось у Ивана, когда нам демонстрировали действие локатора.

– А тебе, Иван Иванович, и так погода не помеха, у тебя свой локатор, – пошутил Макаров.

– Локатор? Вы тоже имеете локатор? Мы что–то не видели его антенн на вашем самолете, – засуетился майор

Френкель, принявший шутку радиста за истину. Иван, поняв заинтересованность майора, неопределенно сказал:

– В Арктике при проводке морских караванов без локатора очень тяжело летать. Погоды отвратительные, туманы замучили.

– Ну, ну, и как же вы? Ведь нам известно от летчиков Аляски, что вы много летаете. Ваш локатор надежно помогает?

– Великолепно! – еле сдерживая вот–вот готовый вырваться смех, ответил Иван. – Ходим в тумане на бреющем полете, привязываясь вне видимости к береговым ориентирам. А как? Это секрет нашего штурмана или, как у вас говорят, – секрет фирмы!

Иван говорил правду. В ледовой разведке очень часто приходилось летать в тумане при нулевой горизонтальной видимости на малой высоте. Лед просматривался только вертикально под самолетом. И, конечно, нашим «локатором» был только опыт и летное мастерство экипажа, с достаточной долей риска.

Майор Френкель, видимо, понял, что его разыгрывают, и о «локаторе Черевичного» больше вопросов не задавал. Да простят нам наши американские коллеги невольную дезинформацию, созданную при участии их детектива, но мы тоже не хотели быть лыком шиты. Помню, когда спустя два года мы получили по ленд–лизу «каталины» и стали перегонять их из США своим ходом через Атлантику, стоявшие на них локаторы, смеясь, называли «локаторами Ивана». Качество их было низкое, они часто отказывали, ледяные острова, такие, как острова Ушакова, Шмитга, совсем не отмечали на своих экранах, показывая открытый океан, и, конечно, довериться им в самолетовождении было равносильно самоубийству.

Когда мы вернулись в отель, в вестибюле нас ждал. высокий, лет тридцати мужчина. Он отрекомендовался Павлом Ивановым, инженером фирмы авиационного приборостроения «Пионер», продукцией которой мы не раз пользовались.

– Вы, наверное, думаете, я сын белоэмигранта. Это не так. Мой отец с матерью уехали в тысяча девятьсот шестом году из Одессы как политэмигранты. Как только я прочитал в газетах, что вы прилетели в Кадьяк и идет в Сиэтл, сел в машину – и вот за двое суток приехал из Вашингтона. Очень хотелось посмотреть на земляков, полярных летчиков, и пожать вам руки. Вот и все. Теперь я могу возвращаться домой с радостным чувством, что познакомился с вами.

Смущаясь, он попросил дать ему автографы. Мы вручили ему пачку «Казбека» с нашими подписями и коробку спичек Вологодской фабрики с надписью: «Смерть фашизму». Он поблагодарил и молча с восхищением смотрел на нас.

– Мы знакомы с вашей продукцией, господин Иванов – гироскопам и искусственным горизонтом. Что нового вы создали? – спросил я его.

– О, господа, для меня большая честь ответить на ваш вопрос. На «каталины» мы поставили новые, очень точные электрогироскопы, горизонты, электроавтопилоты. Это замечательные безотказные агрегаты. Если бы вы смогли приехать к нам на завод! Мы работаем на армию и флот, которые должны помогать вам в разгроме фашизма.

Он охотно рассказал нам о работе на заводе и вручил несколько ярких проспектов, рекламирующих их продукцию В них были описания и принципиальные схемы новых приборов.

Когда мы остались одни и стали более внимательно рассматривать подаренные брошюры, наше внимание привлек высокоширотный гирополукомпас с компенсационным регулятором на широту места – прибор, о котором мы могли только мечтать при наших полетах в высоких широтах Арктики. В проспектах были указаны цены.

– Что за люди, – ворчал Чечин, – приборы новейшие, таких нет даже у немцев, а они ими торгуют. Это же на руку врагу! Для чего тогда у них Френкели?

– Бизнес. Деньги не пахнут. Видно, не клевал их еще жареный петух ниже поясницы, – заметил Саша Макаров.

– Слушай, Валентин, – перебил нас Иван, – ты не подсчитывал, можем ли мы возвратиться не через Чукотку, а курсом на восток? Зачем нам лететь старым маршрутом. Давай выйдем на кругосветку.

– Я уже думал и рассчитал вариант полета по маршруту Сиэтл – Вашингтон – Нью – Фаундленд – юг Гренландии – Рейкьявик – Москва. Четыре посадки – и мы дома. Порты посадок до ноября не замерзают и обеспечены горючим. А погодные условия не хуже западной трассы, пройденной нами. От Нью – Фаундленда сделаем попутно хорошую ледовую разведку и выполним кругосветный перелет. Здорово! Ушли из Москвы на восток, а вернемся в Москву с запада! Откроем новую трассу Москва – Америка.

– Ну и в экипаж я попал! Все изобретаете! Какого дьявола! Хотите между Исландией и Мурманском на немцев напороться! – взорвался Виктор Чечин.

– Виктор, дорогой, не пикируй! Не может же человек без фантазии – на то он и человек! – отозвался Черевичный.

– Что я, против фантазии, что ли. Но возвращаться через Гренландию по трассе, контролируемой авиацией и флотом нацистов, не очень–то весело. Да и для чего? Похвастаться, что совершили перелет! Да кому он сейчас нужен? Так же, как и ваш победный штурм «полюса недоступности» в апреле – мае этого года! Поймите же вы, мечтатели, идет смертельная битва, кто – кого? А вы с кругосветкой!

– Ты не прав, Виктор! Именно сейчас, когда идет воина, мы обязаны изучить все пути для реальной связи с Америкой. А если завтра ударит Япония? Путь на Аляску будет перекрыт. Нет, Виктор, ты не прав. Нам необходимо освоить маршруты и через Гренландию и даже через Африку. Союзники не могут быть изолированными друг от друга.

После моей тирады Виктор замолк, но уже по лицу можно было понять, что мнение его о «мечтателях» изменилось. Наконец он сказал:

– Ладно, химики, согласен. Но смотрите, не ограничивайте меня горючим. Залью до пробок и бочек с десяток вкачу в фюзеляж. Посмотрю на ваши лица, как будете взлетать.

Все дружно рассмеялись, улыбнулся и Виктор

– Поговорили хорошо, – подвел итог Черевичный, – но боюсь, пока придет разрешение на новый маршрут, замерзнут порты, и жди лета. Завтра же пойду говорить об этом с Ивановым. Пока же будем своим маршрутом считать старый. А о «полюсе недоступности» ты все правильно сказал, Виктор, но наполовину. При пожаре в доме не думают о свадьбе. Уверен, после войны, когда разобьем фашистскую Германию, оценят по достоинству и наш штурм «полюса недоступности». Я понимал, как неловко было сейчас Ивану, да и нам с Макаровым, поднимавшим флаг Родины над последним, считавшимся недоступным районом Арктики, говорить об этом. Штурм последнего «белого пятна» на нашей планете оказался не под силу ни норвежцам, ни итальянцам, ни американцам. Вернулись мы тогда победителями, в погожий майский день. А уже 22 июня началась война…

– Предлагаю посмотреть киножурнал нашего прилета в Сиэтл, – прервал затянувшуюся паузу Саша Макаров.

– Как, уже идет? Быстро сработали! – отозвался Черевичный.

– Судя по рекламе – во всех кинотеатрах. Как приложение к их детективам или ковбойским фильмам. Посмотрим?

Показывали фильм «Кровь и песок» из испанской жизни. Вопреки предсказаниям Саши, фильм оказался хорошим, с участием актрисы Риты Хейворд, «мисс Америки», самой красивой женщины США 1941 года. В комментариях было сказано: «Вслед за спортивными прыжками через полюс русские открыли первый коммерческий рейс. Это мост дружбы между союзниками».

После ужина, во время которого повторилось все то же, что было вчера, кроме попытки провокации, поднялись в номер и заспорили о картине. Отдавая должное актерскому мастерству Риты Хейворд, Иван заметил:

– На мой взгляд, тощевата королева Америки, плоская, как взлетная дорожка. А лицо, ничего не скажешь, красивое, увидишь – не забудешь. Глаза зовут и обещают и гонят… Да…

– Да, – протянул Виктор. – Вот если бы к ее головке да фигурку, как у наших девчат, тогда и я бы признал ее королевой.

Разговор о достоинствах «мисс Америки» продолжался долго. Это был самый верный признак, что ребята отдохнули. Иван сразу понял мою усмешку и тихо сказал:

– Засиделись, молодцы, пора в дорогу, – и, глубоко вздохнув, так что колыхнулась кисейная гардина, добавил громко: – До чего же хочется домой! Готов на У-два лететь через океан, лишь бы добраться! Как там?

Утро. Солнечное, жаркое и душное. Далеко над горами висят грозовые тучи. Мы лениво бредем по улице сплошных магазинов. В городе чисто, но мы уже знаем, что во второй половине дня асфальт будет усеян обрывками газет, коробками из–под сигарет, кожурой бананов, апельсинов, этикетками жевательных резинок. А у каждого дома – урны, но они, как правило, пустуют. «Почему после полудня так много мусора, – задаем мы вопрос нашему метрдотелю, – а урны пусты?» – «Демократия. Американский гражданин волен бросать мусор куда хочет, а урна – это символ приказа!» – смеясь, объясняет нам метрдотель.