Текст книги "Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»"

Автор книги: Вадим Лейбовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

В поисках живого места

Вечером 3 марта 2005 года Владимир Никитович с женой Ольгой Леонидовной возвратились из отпуска, проведенного на горнолыжных склонах Франции. В заключительный день, перед посадкой нашего комментатора в кресло подъемника, какой-то неуклюжий ухарь-лыжник на полном своем ходу крепко снес его. В результате рука Маслаченко сильно распухла. Тут же, как положено, – рентген, срочная медпомощь. Ночью он не заснул от боли в левой руке. Но через сутки, уже в Москве, пострадавший сел за руль автомобиля, жизнь продолжалась.

Днем 8 января уже 2006 года Владимир Никитович отправился на свою дачу под Можайском – проверить состояние и кое-что взять. Открывая ворота, поскользнулся и сильно ударился головой о каменный столб. Это произошло буквально за две минуты до того, как я ему позвонил. Он сказал, что у него сильное кровотечение, что сейчас отправится в ближайший медпункт. В медпункте ему обработали рану, он сел в машину и поехал. До Москвы, до дома 120 километров. Вскоре кровотечение возобновилось, но он продолжил путь. Я вошел в его московскую квартиру почти одновременно с ним. Из-под брови сочилась кровь, а под глазом образовалась угрожающего вида и размера гематома. Он сказал, что ему нужно на работу, – в двадцать два часа он должен начать обзор игр итальянского чемпионата, и необходимо еще подготовиться. О том, чтобы позвонить на телевидение, все объяснить и решить вопрос без него, я понял, не могло быть и речи.

Я взялся отвезти его на работу, но он отказался. Снова сел в машину и поехал. Слава Богу, было воскресенье, и он добрался достаточно быстро. Но кровотечение не остановилось.

На работе вызвали «скорую помощь», его уложили, им занялись всерьез (оказалось, что задет какой-то «нехороший» сосуд), а в эфир вышел Василий Уткин. Через пять дней Владимир Никитович приступил к работе, еще через два дня надел горные лыжи и поехал.

В общем, травма для него дело привычное. Как у всякого нормального вратаря, на теле у него нет ни одного не затронутого травмой места. Все же в одной «номинации» он уникален: ни разрывов связок или мыши, ни переломов – ничего подобного у него не было за всю его семнадцатилетнюю профессиональную практику футболиста. Только ушибы, вроде этих, альпийского и можайского производства.

Тут вот какая статистика любопытна. Одних только игр в чемпионатах страны у него вышло 315, причем закончил он выступления в тридцать три года. Тогда как Яшин сыграл во всесоюзных чемпионатах 326 матчей, но – к сорок первому году жизни. Выходит, Маслаченко почти не пропускал календарных игр нашего внутреннего первенства, чему способствовала устойчивая форма, а также крепкий, хорошо подготовленный организм. Плоть свою он бичевал ежедневно. Обильно и нещадно.

Он и сам не может сказать, в какой игре и когда выбил себе мизинец на левой руке. Помнит только, что метнулся за мячом в угол ворот, а там у штанги – приподнятый земляной наплыв. Он в этот бугорок и вонзился пальцем, придавив его всем разогнавшимся телом. Свои потом подбежали, глянули на эту конфигурацию – ахнули, кто-то не мог смотреть, отвернулся. Даже перчатку снять не сумели, пришлось разрезать. Потом этот палец, как врачи ни колдовали, на место все равно не поставили, так под прямым углом к безымянному он и остался навсегда: вбок, в сторону очумело смотрит. С таким пальцем сам его хозяин потом и играл. Да что там «потом»! Он и тот матч, где палец повредил, доиграл. Затянули ему, замотали, и доиграл, лишний раз подтвердив, что нормальный вратарь – это еще и человек высокой болевой выносливости… Вот и выходит, что 2 марта 2005 года на французском горном курорте Лез Арк ля Плань, а также 8 января 2006 года под Можайском ничего особенного не произошло.

«Нас голыми тетками не возьмешь!»

Не так давно мы оставили нашего героя и его товарищей по команде «Локомотив» в зале воронежского ресторана глядящими вслед удаляющемуся старшему тренеру Борису Аркадьеву, только что повергшему их в состояние, близкое к шоковому. Надо сказать, что Борис Андреевич при своем уме, интеллигентности, утонченном вкусе был к тому же и человеком ироничным. С ним было легко и интересно… Дело происходило в Швеции, куда «Локомотив» приехал для проведения серии товарищеских матчей. (У Владимира Никитовича сохранился потрепанный снимок из газеты «Автонбладет», где его «топчет» Тумба, да-да, тот самый знаменитый хоккеист Свей Юханссон – он летом иногда надевал футбольные доспехи.)

После первой встречи москвичей – с «Юргорденом», выигранной нашими (2:1), всю команду пригласили на большой концерт с участием звезд из разных стран. Принятию этого приглашения предшествовало согласование вопроса с советским посольством в Швеции, руководством Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта, а также с рядом других ответственных организаций и лиц нашего государства. Каждый номер на этом представлении объявляла ведущая, у которой та или иная деталь туалета символизировала национальную принадлежность представляемых артистов. И вот, когда настал черед американской группы, на сцену вышла высокая стройная женщина, затянутая в черное креповое, к тому же весьма пуританского покроя платье. Сдержанная гладкая прическа, серьезный строгий взгляд дополняли образ женщины, словно только что исполнившей органную мессу Баха в соборе Святого Петра. Она подошла к самой рампе, все так же, без тени улыбки, открыла папку с программой и медленно, чеканно объявила помер. После чего повернулась и степенно направилась в глубь сцепы.

И в этот момент зал увидел спину ведущей – белую обнаженную спину. Причем белизна эта отнюдь не заканчивалась на пояснице, а продолжалась все дальше и ниже, на часть тела, имеющую уже другое название, но сохраняя при этом все ту же ослепительную чистоту. Белый цвет заканчивался на изящных ножках только там, где начинались высоченные каблуки. Оцепенение всего зала нарушил старший тренер команды советских футболистов, сидевших полукругом в одном ряду. Встав во весь роет и привычно скрестив на груди руки с устремленными вверх большими пальцами, Борис Аркадьев не спеша оглядел зрительный зал и своих питомцев, после чего громко изрек: «Товарищи! Нас голыми тетками не возьмешь!»

Старший тренер, член КПСС, оказался прав, что убедительно показали дальнейшие игры в Норчепинге, Стокгольме и наконец Гетеборге. Наши сохранили свою нравственную чистоту в непорочной целостности. Однако нельзя было расслабляться и проявлять беспечность, ибо опасность подстерегала буквально из-за угла. Когда в Гетеборге после завершающей игры турне футболисты, приехав в гостиницу, получили несколько часов свободного времени, Виктор Соколов вышел на улицу и устало опустился на скамейку. Не прошло и минуты, как неподалеку от него замаячила фигура дамы, которая начала проявлять к нашему нападающему явный интерес. Владимир Маслаченко, наблюдавший эту мизансцену от парадной двери гостиницы, предположил, что дама вряд ли намеревается попросить у нашего нападающего автограф. Судя по всему, этого же мнения придерживался и старший тренер команды, оказавшийся на другой наблюдательной позиции. И вот, когда дама пришла к выводу, что наступила минута решительных действий, и села на скамейку рядом с Соколовым, положив свою руку ему на колено, Аркадьев был уже на месте события.

Галантно расшаркавшись и широко улыбнувшись, он произнес: «Мадам! Рашн комыонист!» Даму мгновенно сдуло.

Беспощадный футбол

То был первый год Владимира Маслаченко в классе А – год, ставший для него судьбоносным, знаковым. Все могло сложиться иначе, и предпосылок к тому было немало. К счастью, не сложилось. Вообще, у вратаря, дебютирующего в большом футболе, положение более шаткое и зыбкое, нежели у полевого игрока. Подчас судьбу даже опытных голкиперов может перечеркнуть всего один неудачный матч, а то и просто единственный игровой эпизод. Вспомним Александра Филимонова, который в лужниковском матче российской и украинской сборных неожиданно пропустил нетрудный, навешенный издалека под планку мяч. Или армейца Леонида Шмуца, который, сделав замах, чтобы выбросить мяч в поле, вдруг выронил его в собственные ворота. Или юного дублера Льва Яшина московского динамовца Олега Иванова, пропустившего в одной игре пять мячей. Причем на самой заре своей вратарской карьеры. Все это были роковые, судьбоносные игры для талантливых голкиперов. Таков удел вратарей… Судьба Владимира хранила.

Он довольно быстро понял, убедился, что в высшем футбольном дивизионе играть интереснее, но, конечно, труднее. И в то же время проще, ибо в действиях команд и игроков больше логики, мысли. Игра классных команд лучше читается. Ему это нравилось, он нередко ловил себя на мысли, что для него матч с сильным соперником – это и игра с самим собой, игра на сообразительность. Здесь нужно иметь и постоянно развивать в себе аналитическое мышление. И хорошую память!

Вот, например, одиннадцатиметровые. Еще в предыдущем сезоне, когда днепропетровский «Металлург» играл в Кишиневе с местным «Буревестником», лидировавшим в классе Б, судья матча (житель молдавской столицы!) назначил в ворота гостей пенальти. Играл в том «Буревестнике» тщедушный нападающий Юрий Короткой. Забивал немало, в том числе и одиннадцатиметровых, которые он правдами и неправдами то и дело зарабатывал. В день описываемого матча шел дождь, на ноле – грязь непролазная. Короткой вошел в штрафную площадь, но вдруг наступил на мяч, упал. И хотя к нему никто не успел и прикоснуться, судья показал на одиннадцатиметровую отметку. Спорить было бесполезно. Тот же Короткой и пробил. Мяч летел в правый нижний угол. Маслаченко среагировал отлично, до мяча в прыжке дотянулся. Но отбил его в штангу. Мяч, ударившись об нее, отлетел к другой штанге, от которой и закатился в ворота. С этим голом кишиневская команда победила и вскоре добилась права выступать в классе А.

И надо ж было такому случиться, что на следующий год команда Владимира Маслаченко снова сыграла в Кишиневе с тем же «Буревестником». Правда, на этот раз наш дорогой вратарь защищал цвета уже московских железнодорожников. Но Коротков был все тот же, в прежней своей команде. И на том же месте, на той же одиннадцатиметровой отметке, где снова установил мяч, чтобы пробить пенальти по воротам все того же Маслаченко. Право, такое повторяется вряд ли чаще, чем падение Тунгусского метеорита. Но вот повторилось же!

Короткой установил мяч и замер перед разбегом. В этот момент вратарь взглянул ему в лицо и подумал, что едва ли нападающий узнал его и вспомнил тот прошлогодний матч, Маслаченко и пенальти. Короткой еще только заносил ногу для удара, а голкипер уже начал движение – в тот же правый нижний угол. Когда Короткой это увидел, было уже поздно, он дрогнул, успел лишь слегка подправить направление удара, но так, что мяч пролетел рядом со штангой мимо ворот. После окончания игры Маслаченко подошел к Короткову и, поговорив с ним, убедился: тот действительно ни прошлогодний матч, ни его самого не помнит.

Здесь я хочу еще ненадолго задержаться с читателем в Кишиневе и – совсем не к слову – рассказать об эпизоде на футбольном поле, который не только стал единственным и неповторимым в карьере нашего героя, но и имеет полное право быть занесенным в сценическую историю отечественного и даже мирового футбола.

Итак, все те же Маслаченко, «Буревестник», плотный дождь, разбухшее иоле, грязь на бутсах, промокшая одежда игроков и вратаря. Особенно промокли и отяжелели трусы. В них оборвалась резинка, а также разбухла и уже не держит дублирующая резнику веревочка. Ввиду этих отягчающих, промокших обстоятельств, у голкипера выведена из строя левая рука, призванная теперь только поддерживать его достоинство. Свободной рукой он готов оберегать ворота, ей же он машет своим и зовет на помощь. И вот к нему с противоположного конца стадиона уже мчится второй вратарь, размахивающий запасными трусами, как знаменем. Маслаченко, приняв их, отходит к штанге и, стыдливо «прячась» за нее, начинает стягивать позорные трусы. Ему мешает все – и грязь на бутсах, и торчащие из шипов гвозди, и промокшая ткань, и торопливость, и зрители, которые вдруг замолчали. Затих весь стадион. Двадцать две тысячи пар глаз устремлены на вратаря. Кажется, и сама игра как-то приостановилась… И вдруг эту звенящую тишину разрезает чей-то пронзительный голос, обладатель которого мог жить либо в этом городе, либо чуть поодаль – в Одессе: «Ха! Он, кажется, о…рался!» Игра, конечно, возобновилась, но уже потеряла всякий смысл: стадион и обе команды надрывно хохотали.

Шла календарная игра «Локомотива» на первенство страны с московскими динамовцами. Валерий Урин подавал угловой, мяч летел на дальнюю штангу, Маслаченко приготовился к прыжку, а динамовец Алекпер Мамедов – слегка и незаметно для судьи – стал подсаживать вратаря, то есть пошел на прием, столь же недозволенный, сколь и популярный у нападающих. Заблокированный вратарь все ж до мяча одной рукой дотянулся и перевел его через планку на угловой. Во всяком случае, так он думал, так ему казалось до того момента, пока он с удивлением не увидел мяч, трепыхающийся в сетке ворот. А огромное табло сообщало: «Гол забил В. Маслаченко («Локомотив»)». Алик Мамедов, с которым нашего героя все последующие годы связывала крепкая дружба, на сей раз свое греховное дело совершил. Автогол Владимира Маслаченко так и остался единственным в матче.

Поначалу его охватило отчаяние. Свеж в памяти был мяч, пропущенный весной в Одессе в игре против минских динамовцев. И прилюдное обвинение в трусости, услышанное от начальника команды Морозова, из-за того, что бросился под нападающего соперника ногами вперед. Нет, решил вратарь, объяснений от него они теперь не услышат. В игре против него был применен недозволенный прием, что и привело к автоголу. На этот раз он чувствовал себя еще увереннее, нежели тогда в Одессе.

Он все-таки уехал из команды, с тем чтобы через сутки вернуться и услышать: ему нужно готовиться к следующей игре – полуфинальному матчу на Кубок СССР с армейцами. Позже узнал, что Аркадьев сильно колебался, ставить Маслаченко на игру или дать ему возможность успокоиться, прийти в себя. Но Морозов был иного мнения, его мнение все и решило.

Доверие окрыляет. Или отягощает. Кого – как – и когда. И риторический вопрос, заданный Владимиру Маслаченко Григорием Пинаичевым, руководившим в том пятьдесят седьмом году московскими армейцами: «Как в том полуфинале ты умудрился взять два абсолютно «мертвых» мяча от Васи Бузунова?» можно считать но своему символом, маркой класса, стойкости, характера. В общем, вратарь был в ударе.

Дальше предстояла финальная встреча – со «Спартаком». Один только состав линии нападения звучал в ушах молодого вратаря железнодорожников, как гимн: Борис Татушин, Анатолий Исаев, Никита Симонян, Сергей Сальников, Анатолий Ильин. Игра получилась трудной, временами жесткой. И, пожалуй, равной. Острые эпизоды возникали то у одних ворот, то у других. Был эпизод, когда Симонян бил по воротам с нескольких метров. Бил как будто вправо, но оказалось – влево. Тем не менее вратарь «Локомотива» успел переложить тело и удар парировал. Мяч отскочил недалеко. Маслаченко кинулся к мячу, чтобы в повторном броске накрыть его. Но тут к нему приблизился спартаковец Иван Мазер – кто раньше успеет? Руки вратаря и ноги спартаковца встретились на мяче. В этот момент Мазер получил от кого-то из защитников железнодорожников под дых – за нападение на вратаря. Может быть, это и спасло голкипера от травмы.

В какой-то момент Анатолий Исаев, оказавшись на месте левого инсайда, уже выходил один на один с Маслаченко. Правый защитник Евгений Рогов бросился ему наперерез, и в мгновение, когда нападающий, уже нанося удар по воротам, коснулся мяча, он был встречен выброшенными вперед ногами защитника. И для нападающего, и для защитника это мгновение было решающим. Поступи Рогов иначе, ни команда, ни тренер ему бы этого не простили. Травмированный Исаев покинул поле. Говорили, что Рогов «вырубил» его, сыграл не по правилам. О том эпизоде очевидцы спорят и сегодня. И нет на этот счет единого мнения. Футбол – игра жесткая.

И Рогов был игрок жесткий. В «мирной» жизни – умный, думающий, образованный человек. Он строго, даже жестко относился и к самому себе, никогда не позволял себе ничего лишнего. Впоследствии стал отличным тренером. У него был сложный характер, и в команде к нему относились по-разному. Но в игре он действовал отважно, шел на самопожертвование, выкладывался без остатка.

В том финале против «Спартака» выложилась вся команда железнодорожников. Единственный гол забил Валентин Бубукин. А потом они совершали круг почета. И «Локомотив» шел с кубком, который команда в единственный до этого времени и последний раз завоевала в 1936 году. То был самый первый в истории страны розыгрыш этого приза. Другие были времена, другие игроки. И вот двадцать один год минул с того самого дня. Новый «Локомотив» шел мимо переполненных трибун лужниковского стадиона. И никто из зрителей не покинул своих мест. Трибуны пребывали если не в шоке, то в унынии. В ту пору болельщицкая ориентация зрительской аудитории была еще более спартаковской, нежели в наши дни. И вот почти вся эта аудитория угрюмо молчала, доносились лишь одинокие хлопки да редкие одобрительные возгласы. Впереди колонны победителей шел начальник команды Николай Морозов, за ним следовал старший тренер Борис Аркадьев, далее – второй тренер В. Панфилов и вся команда «Локомотив». И на выходе с северного виража на финишную прямую беговой дорожки, что идет вдоль главной – западной – трибуны, за спиной Морозова в землю вонзились большие портновские ножницы, брошенные с трибуны неведомой умелой и сильной рукой.

Маслаченко в Англии в форме «Челси»

На следующий же день в Англию, для укрепления команды ЦСКА (вернее, ЦСК МО), начавшей там серию товарищеских встреч, вылетели пятеро сильнейших игроков московского «Локомотива»: Ковалев, Рогов, Ворошилов, Бубукин и Маслаченко. Он оказался в команде, руководимой Григорием Пинаичевым. В этой поездке последнему ассистировали некогда великие игроки Всеволод Бобров и Григорий Федотов. Маслаченко тогда так и не довелось выступить ни в одном матче турне. Даже после проигрыша нашей команды «Вест Бромвич Альбиону» со счетом 5:6 Панаичев не поставил его на очередную встречу. Однако вратарь не сильно переживал, ведь почти целый месяц он прожил в этом замечательном коллективе. Проводил с ними совместные тренировки, зачарованно слушал установки старшего тренера на игру.

Впрочем, это были не установки в привычном, традиционном понимании и исполнении, а нечто другое, более емкое и содержательное. Все происходило в холле уютной гостиницы, где жила команда. Мягкие кресла, цветы, слегка горящий огонь в камине, куда изредка входивший служитель подкладывал дрова. И негромкий, неспешный разговор старшего тренера – о жизни, об интересных событиях в родной стране и за рубежом, о семье, о детях. Ну и, конечно, о футболе, к которому Панаичев то и дело возвращался. Маслаченко вспоминал при этом такие же долгие беседы своего юношеского тренера Михаила Динера. Только теперь все происходило в знаменитой армейской команде, разбавленной железнодорожниками, вдали от родной земли, родных городов, лесов и футбольных полей, накануне очередной встречи с «основоположниками» игры, которой они посвятили жизнь.

Кого-то Панаичев увлекал, кто-то вступал с ним в диалог. Иных он убаюкивал. Бобров и Федотов с трудом боролись с дремотой. И, видимо, чтоб взбодрить аудиторию, Панаичев резко менял вектор беседы: «А теперь о наших наигранных комбинациях». И тогда разговор длился еще часа полтора, до самого ужина.

Перед первым матчем серии в нашу раздевалку вошел неизвестный джентльмен с переводчиком, и игроки услышали: «Уважаемые джентльмены! Мы приготовили для вас сюрприз. Вас хочет приветствовать совсем юная любительница футбола». Появилась златокудрая девочка с прической хвостиком и одетая в бриджи. Не сказав ни слова, она взяла футбольный мяч и стала им жонглировать – руками, ногами, головой, плечами, спиной. Она импровизировала, она все делала виртуозно, быстро, артистично. Это было поистине высокое искусство. Самое поразительное состояло в том, что продемонстрировал его не профессиональный мастер футбола, славящийся высокой техникой владения мячом, а хрупкое юное существо, к тому же женского пола.

Вспоминаю, как однажды в редакции журнала «Огонек» выступал знаменитый фокусник Арутюн Акопян. Потом четверо из нас попросили его остаться. Мы сели вокруг Акопяна, и он приступил к делу. На нем была летняя рубашка с короткими рукавами. Наши лица находились в двадцати-тридцати сантиметрах от его рук, в которых все появлялось и исчезало. Длилось все это долго и выглядело достаточно убедительно, чтобы поверить в реальность происходящего. И нереальность! Каждый из нас испытал буквально шоковое состояние, и трудно сказать, сколько понадобилось времени, чтобы выйти из него.

Когда девочка-жонглер, поклонившись, покинула раздевалку, некоторое время все оцепенело молчали. Потом кто-то произнес: «Если в этой стране так обращается с мячом ребенок, то что говорить о взрослых футболистах-профессионалах!» Наши футболисты не сразу поняли: их подвергли своего рода артподготовке, психологическому удару. Но наших голыми руками не возьмешь, и эту свою первую встречу на английской земле они провели достойно, уступив соперникам один забитый мяч.

Ничуть не хуже сыграли следующий матч – против «Болтон Уондерерз», хотя пропустили три против одного забитого.

Поездка в Англию была спланирована и как турне, и как учебно-тренировочный сбор – перерывы между играми были достаточно продолжительными, а тренировались помногу. Однажды полную двухстороннюю игру – два полноценных тайма по сорок пять минут – они провели на великолепном фирменном поле «Челси». И второй тайм Маслаченко отработал в настоящей фуфайке клуба «Челси», поскольку своя от дождя быстро намокла и хозяева посочувствовали и пришли ему на помощь. Все это волновало, вдохновляло, развязывало руки, возвышало дух. Маслаченко был в кураже. Он то и дело кричал нападающим «противника»: «Тащи, рабочий!» Кажется, этот возглас как-то сам но себе в нем и родился в те дни.

А встречу с «Челси» москвичи выиграли – 2:0. Причем оба гола забил локомотивец Виктор Ворошилов. На следующий день одна английская газета написала: «Судьбу матча решил игрок с гладкой прической, прямым пробором, с простым крестьянским лицом и именитой фамилией». В общем, хозяевам клуба «Челси» было на коп) из наших положить глаз. Вот только господин Абрамович в ту пору еще не явился на свет…

Сразу по возвращении в Москву «Локомотив» отправился в Тбилиси доигрывать пропущенные матчи чемпионата страны. Там же восполнили задолженность друг перед другом киевские динамовцы и московские спартаковцы. А железнодорожники сыграли два матча с московскими торпедовцами – за первый круг и за второй. Первый проиграли, но нелогично, не по делу, объективно «Локомотив» тогда был сильнее. Однако в решающий момент истинное джентльменство проявил Иван Моргунов, которому нужно было просто мягко сфолить против Валентина Иванова, прорвавшегося к воротам железнодорожников. Технарь и умница Иванов, умело прикрывая мяч корпусом, вышел на опасную позицию, а Моргунов бежал и бежал, тщетно пытаясь отобрать у него мяч. Наконец Иванов передал мяч Славе Метревели, тот с ходу и вогнал его в дальний от Маслаченко угол. Потом уже на укоризненный тренерский вопрос: «Почему же ты не остановил Иванова пусть даже ценой нарушения?» – Моргунов ответил: «Я настолько уважаю его, что не мог пойти па это». А ведь Моргунов далеко не всегда отличался джентльменской игрой. Случалось, и удаляли его…

То, что «Локомотив» был в ту нору сильнее, чем «Торпедо», подтвердила их следующая игра, состоявшаяся через несколько дней. Железнодорожники победили легко и убедительно.

В Москву обе команды возвращались в одном поезде. Ехал с ними и Григорий Федотов. К тому времени почти наверняка было известно, что Борис Аркадьев на следующий год должен принять армейскую команду, где вторым тренером будет, видимо, Федотов. Так Григорий Иванович и отправился в Тбилиси – для просмотра игроков. В пути он энергично отмечал окончание сезона. Жить ему оставалось веет несколько дней.