Текст книги "Трудная проблема сознания"

Автор книги: Вадим Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

О предпочтительности интерпретации Эверетта Чалмерс говорил и в статье «Продвигаясь к проблеме сознания», опубликованной через год после выхода «Сознающего ума». Чалмерс шутит здесь, что четыре дня в неделю он является сторонником Эверетта, но два дня он все же отводит на интеракционистские интерпретации квантовой механики, а воскресенья оставляет на интерпретацию, связанную с введением скрытых параметров[53][53]
  Chalmers D. J. Moving forward on the problem of consciousness. P. 403.


[Закрыть].

Как видим, изменение отношения к интеракционизму наметилось у Чалмерса уже в 1997 г., и эта тенденция еще сильнее проявилась в статье «Материализм и метафизика модальности», написанной в 1998 г. В статье 1997 г. он, правда, отмечал, что даже признание каузальной действенности сознания не избавляет от опасности эпифеноменализма, так как его каузальная роль все равно могла бы быть вынесена за скобки, да и сама сознательная природа этой каузальности выглядит чем‑то случайным: вполне можно помыслить ситуацию, когда эта каузальная роль выполнялась бы чисто физическими агентами. Это возражение требует более детального рассмотрения, чем может показаться, и я еще вернусь к данной теме в следующей главе. Сейчас же отмечу, что, даже если признать мыслимостъ сценариев, описываемых Чалмерсом, нас в любом случае интересует не возможный, а реальный статус сознания[54][54]
   Ср.: Polger T. Rethinking the evolution of consciousness // The Blackwell Companion to Consciousness. P. 78. Полгер справедливо утверждает, что из тезиса о «несущественности» сознания для реализации той или иной функции (т. е. из тезиса о том, что эта функция могла бы быть реализована и при каких‑то других условиях) еще нельзя заключать к его эпифеноменальности. См. также: Flanagan О. Conscious inessentialism and the epiphenomenalism suspiction // The Nature of Consciousness. P. 357–373.


[Закрыть]. Поэтому, даже если каузальная роль сознания акцидентальна, знание о том, что оно играет эту роль, все равно теоретически значимо, и поэтому приведенное выше возражение Чалмерса не имеет большого веса.

Чалмерс, вероятно, и сам почувствовал неоднозначность этого возражения, и в статье «Сознание и его место в природе» он даже не упоминает о нем. Уходит в тень в этой статье 2002 г. и интерпретация Эверетта. С той же энергией, с какой он раньше говорил о ней, он рассуждает об интерпретациях, подразумевающих участие сознания в коллапсе волновой функции. И хотя он не объявляет себя интеракционистом, а говорит, скорее, о равновероятности интеракционизма, эпифеноменализма и неорасселовского монизма, тем не менее именно интеракционистская позиция поглощает его внимание.

Что же случилось? Почему Чалмерс сместил акценты в сторону интеракционизма? Ведь, согласно приведенным чуть выше утверждениям самого Чалмерса, он противоречит теории повсеместности психического, являющейся естественным следствием неорасселовского монизма, к которому он тяготел в «Сознающем уме». Ответ, вероятно, состоит в том, что Чалмерс осознал, что он не имеет права апеллировать к этой монистической теории как к независимому доводу против ин– теракционистских интерпретаций квантовой механики – потому что сама эта теория, как мы знаем, была развита им при предположении каузальной замкнутости физического. Если он, таким образом, не хотел обрекать себя на круг в аргументации, он должен был заново и отвлекаясь от всяких внешних допущений сопоставить интеракционизм и неорас – селовский монизм. И сопоставление это выявило то, что интеракционизм свободен от главной, с его точки зрения, проблемы неорасселовского монизма, состоящей в трудности объяснения перехода от протофеноменальных свойств, фундирующих все физические процессы, к квалитативным состояниям.

Единственный ясный способ, по Чалмерсу, уйти от этой проблемы – объявить, что феноменальных состояний на микроуровне (протофеноменальных состояний) просто не существует и что феноменальные состояния являются внутренними свойствами высокоуровневых материальных систем. Но тогда, чтобы избежать эпифеноменализма, на преодоление которого была нацелена его неорасселовская модель, надо допустить, что физическая реальность не является замкнутой на микроуровне. В таком случае феноменальные, квалитативные состояния смогут оказывать влияние на физические процессы. Но эта теория, как подчеркивает сам Чалмерс, уже ничем не отличается от интеракционизма. Таким образом, мы можем констатировать объективную тенденцию эволюции идей Чалмерса к интеракционистскому взгляду на каузальную роль сознания: неорасселовское учение о квалитативном или феноменальном как внутреннем аспекте физического объективно лучше эпифеноменалистской онтологии, но само оно выглядит наиболее защищенным от критики при отрицании протофеноменальных состояний, которое, однако, является антитезой эпифеноменализму лишь при условии признания каузальной действенности квалитативных состояний, что, в свою очередь, приводит к трансформации данной теории в интеракционизм. Не будем забывать, правда, что это лишь тенденция и официально Чалмерс отдает должное всем нередукционистским концепциям.

Эта онтологическая политкорректность Чалмерса, которую, как мне кажется, читатель или читательница уже прочувствовали, не могла рано или поздно не привести его к чему‑то большему. Ведь если мы постоянно говорим, что может быть истинна и эта, и та позиция и что мы не знаем, как выбрать между ними, или каждый день выбираем из этого онтологического меню то, чего нам больше хочется сегодня, то мы невольно должны будем задумываться о том, с чем это связано и какая метапозиция допускает такие действия. В 2007 г. Чалмерс определенно ответил на эти вопросы, заявив, что он является сторонником онтологического антиреализма, установки, согласно которой свойства мира не есть что‑то абсолютное: они зависят от эпистемологических контекстов[55][55]
  См.: Chalmers D. J. Ontological anti‑realism. TS 2007


[Закрыть]. Так осторожность в решении одних проблем оборачивается экстремизмом в других, и в этом смысле совсем не случайно, что, пройдя один из мировоззренческих онлайн – тестов, Чалмерс обнаружил, что он «постмодернист»: постмодернизм и эпистемологический релятивизм – почти одно и то же.

Разумеется, эпистемологический релятивистский экстремизм и его онтологический спутник, антиреализм, – это позиция, мало подходящая для преодоления «трудной проблемы». Между тем возможно, что Чалмерс отказался от попыток ее решения в тот самый момент, когда ближе всего подошел к разгадке, проявляя все большие симпатии к интеракцио – низму. Ведь хотя из текстов Чалмерса трудно вычитать указания на то, как интеракционистская позиция позволяет объяснить, почему функционирование мозга вообще сопровождается сознанием, в следующей главе мы увидим, что у сторонников этой доктрины имеются некие ресурсы для ответа на данный вопрос.

Примечания

1 Из этого правила есть исключения, к примеру: Pauen M. Was ist der Mensch? Die Entdeckimg der Natur des Geistes. Munchen, 2007. Но оно подтверждает правило, так как автор, не упоминая Чалмерса, пользуется его идеями (см., напр.: S. 130–132). Вообще же философы благодарят «Дэйва за то, что он Дэйв», и говорят, что, если бы его не было, его надо было бы придумать.

2 В юности Чалмерс был победителем Всеавстралийской олимпиады по математике, выиграл еще несколько национальных конкурсов и занял призовое место на международной олимпиаде.

3 В своей книге «Я – это странная петля» Хофштадтер, этот самый романтичный из американских философов (перевод им «Евгения Онегина» явно не был случайностью), сокрушенно вопрошает, как же под его крылом мог вырасти философ, столь чуждый ему по своим взглядам и умонастроениям (сам Хофштадтер высказывает те же идеи, что и его друг Деннет, но только еще более метафорично). См.: Hofstadter D. I am a Strange Loop. N. Y., 2007. P. 375.

4 Официально (см. сайт туссанского Центра исследований сознания, раздел о конференции 2006 г.) первые строки его таковы: «I act like you act, I do what you do, but I don't know, what it's like to be you. What consciousness is, I ain't got a clue. I got the Zombie Blues!..».

5 Здесь и далее см.:http://consc.net/notes/first‑third.html

6 См.: http://consc. net/papers/c‑and‑c.html

7 Ibid. Сходную теорию разрабатывает российский философ Д. И. Дубровский. См.: Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007. С. 114–163. В отличие от Чалмерса, однако, Дубровский утверждает, что квалиа, субъективные состояния, обладают реальным каузальным воздействием на организм – и это воздействие является одним из примеров так называемой «информационной причинности». Главная проблема теории Дубровского, по – видимому, в том, что он не вполне проясняет, есть ли информационная причинность просто высокоуровневое проявление базовой физической причинности, или же она представляет собой нечто самостоятельное. Иными словами, являются ли каузальные возможности квалиа чем‑то превосходящим каузальные возможности нейронных «кодов», в которых они реализованы, – и если да, то как можно согласовать это с принципом каузальной замкнутости физического. Между тем создается впечатление, что он склоняется к отрицательному ответу. Но такой ответ крайне затрудняет объяснение того, зачем вообще нужны квалиа. Попытки подобного объяснения неизбежно вращаются по кругу, поскольку всегда можно сказать, что все те функции, с которыми предположительно связаны квалиа, могли бы быть реализованы и без них.

8 Elitzur A. Consciousness and the incompleteness of the physical explanation of behavior // Journal of Mind and Behavior 10 (1989). P. 1–20. Хотя Элитцур и отсылал к сходным рассуждениям Р. Пен– роуза в статье «Квантовая физика и осознанное мышление» (1987), но, поскольку они были очень уж краткими (Пенроуз утверждал, что «если бы сознание не оказывало действенного влияния на поведение, сознающие существа никогда не выказывали бы своего удивления по поводу сознательного состояния и вели бы себя как бессознательные механизмы, которых "не беспокоит" подобная чепуха» – Penrose R. Quantum physics and conscious thought//Quantum Implications: Essays in Honour of David Bohm, ed. by B. J. Hiley, F. David Peat. L., 1991 (1987). P. 116), впоследствии он счел возможным представить дело так, будто это доказательство действенности сознания является его собственным изобретением – см.: Elitzur A. Consciousness makes a difference: Reluctant dualist's confession. TS 2005. В действительности используемый Элитцуром аргумент (восходящий, помимо прочих менее известных источников – см.: Koks‑vik О. In Defence of Interactionism. Master thesis. TS 2006. P. 26 – к работам Б. Мэдлина и С. Шумейкера (если, конечно, не принимать во внимание его аналог, обсуждавшийся еще в школе Вольфа, – см., напр.: Sammlung und Auszuge der sammtlicheu Streitschriften wegen der Wolffischen Philosophiе, zur Erlauterung der bestritten Leibnitzischen und Wolffischen Lehrsatze… verfertiget von Carl Guntor Ludovici. Th. 1. Lpz., 1737. S. 195), в частности – как указывал Плейс – к статье Мэдлина «Райл и механическая гипотеза» (1967), а также к статье Шумейкера «Функционализм и квалиа» (1975) – см.: Shoemaker S. Functionalism and qualia // The Nature of Mind. P. 397–398) был более или менее проработан в 80–е годы. Так, он встречается в статье Д. Льюиса «Чему учит опыт», впервые опубликованной в 1988 г., – см.: Lewis D. What experience teaches // There's Something About Mary. P. 94–95. Его использует и Р. Суин – берн в «Эволюции души», первое издание которой появилось в 1986 г., – см.: Swinburne R. Evolution of the Soul. P. 40(Суинберн был знаком с текстами Шумейкера). Льюис, как и Плейс, в том же году рассуждавший на ту же тему – см.: Place U. Т. Identifying the Mind. P. 79, – реагирует на него бегством в материализм. Суин – берн, как и Элитцур, предпочел ему интеракционистский дуализм (хотя в более поздних статьях Элитцур все больше акцентирует и другой вариант: возможность того, что наши высказывания о собственном сознании могут быть результатом когнитивных ошибок, – причем эту гипотезу, утверждает он, можно было бы проверить экспериментально). Чалмерс, как мы увидим, избрал третий путь.

9 Jackson F. Epiphenomenal qnalia. P. 48. Джексон считал, что мы не в состоянии ответить на эти вопросы.

10 На титульном листе диссертации указана дата защиты – 29 ноября. Я благодарен Д. Чалмерсу за предоставленную возможность ознакомиться с текстом его диссертационного исследования.

11 Хотя имплицитно он содержится уже в некоторых рассуждениях Декарта. К примеру, в письме Г. Мору от 5 февраля 1649 г. Де карт дает понять, что считает более удивительным наличие сознания у человека, чем его отсутствие у животных, – см.: Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 575. Такие высказывания вполне можно переформулировать в вопросительной форме – и мы получим «трудную проблему». Более того, у Декарта можно найти и вариант ее решения. Он считал, что автоматы, в том числе животные, не способны продуцировать речь, проходить, как мы бы сказали, тест Тьюринга. Впрочем, Декарт, что называется, недостаточно раскрыл эту тему. Вопрос «Почему функционирование мозга сопровождается субъективным опытом?» также близок вопросу о функции сознания. Подобный вопрос мы встречаем, к примеру, в статье У. Джемса «Являемся ли мы автоматами?» – см.: James W. Are we automata? // Mind 4 (1879). P. 1–22.

12 1994 г. выражение «трудная часть проблемы сознание – тело» в сходном с чалмерсовским смысле использовал также Г. Стросон – см.: Strawson G. Mental Reality. Cambridge, 1994. P. 93. Ср.: Block N. The harder problem of consciousness // The Journal of Philosophy 99: 8(2002). P. 391.

13 Вместо этого, следуя Р. Джекендоффу, он пользуется выражением «проблема сознание – сознание» (mind‑mind problem), имея в виду проблему того, почему сознание как функциональная схема (или сознание в психологическом смысле) порождает феноменальное сознание. Это место осталось и в «Сознающем уме».

14 Письмо от 27 декабря 2007 г.

15 Chalmers D. J. Facing up to the problem of consciousness. P. 9.

16 Ibid. P. U.

17 Ibid. P. 13.

18 Ibid. P. 20.

19 Написана в 1996 г.

20 Chalmers D. J. Moving forward on the problem of consciousness //Explaining Consciousness. P. 400.

21 Об этом пишет и сам Чалмерс. См.: Chalmers D. J. On the search for the neural correlate of consciousness // Toward a Science of Conscious ness II: The Second Tucson Discussions and Debates, ed. by S. R. Hamer– off, A. W. Kaszniak, A. C. Scott. Cambridge MA, 1998. P. 219–230.

22 Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 276

23 Chalmers D. J. Facing up to the problem of consciousness. P. 22

24 Здесь «Сознающий ум» следует диссертации 1993 г.

25 Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 244.

26 Ibid.

27 Чалмерс прямо говорит об этом в диссертации – см.: Chalmers D. J. Toward a Theory of Consciousness. Ph. D. Thesis. TS 1993. P. 202. В «Сознающем уме» это место сокращено – Р. 249.

28 Опубликована в 1995 г.

29 См.: Ibid. P. 247–274.

30 Чалмерс отмечает, что к этому аргументу его подтолкнула история «Где Я?», рассказанная Деннетом в книге «Глаз разума» – см.: Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 388.

31 Ср.: Koch С The Quest for Consciousness. P. 99.

32 См.: Philosophy and Phenomenological Research 59 (1999). P. 439–44.

33 Ibid. P. 473–493.

34 Ibid. P. 493.

35 Тем более что субъективная яркость вообще является, по сути, относительным феноменом.

36 Chalmers D. J. Consciousness and its place in nature // Philosophy of Mind: Classical and Contemporary Readings, ed. by D, J. Chalmers. N. Y., 2002. P. 264

37 В статье «Навстречу проблеме сознания» (1995) он вообще обходит этот вопрос стороной.

38 Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 160.

39 Ibid. P. 277–283.

40 Bateson G. Steps to an Ecology of Mind. Chicago, 2000. P. 459.

41 Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 305.

42 Издавшего, однако, свой трактат – «Место сознания» (2004) – гораздо позже «Сознающего ума» Чалмерса. В книге Розенберга выражена та же позиция, что рассматривается далее, но стиль этого автора отличается удивительной непрозрачностью. И поскольку я считаю его онтологическую модель малоперспективной, я обойду стороной эту любопытную монографию.

43 См.: Russell В. The Analysis of Matter. New ed. N. Y., 1954. P. 384, 400, 402. Эта онтологическая конструкция, в которую эволюционировал нейтральный монизм Рассела, заставляет вспомнить уже не Джемса, который повлиял на его формирование, а Канта и Шопенгауэра.

44 Часто его называют «аргументом представимости». Близкий ему и рассмотренный нами ранее аргумент Ф. Джексона («Нейро– ученая Мэри») относится к группе «аргументов знания».

45 Этот аргумент (без употребления термина «зомби») в четком виде был сформулирован уже Т. Нагелем в 1970 г. См.: Nagel T. Other Minds: Critical Essays. 1969–1994. N. Y., 1995. P. 79.

46 Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. XI.

47 См.: Stoljar D. Ignorance and Imagination: The Epistemic Origin of the Problem of Consciousness. N. Y., 2006. В этой – композиционно отполированной и тщательно выписанной – книге Столяр утверждает, что противоречия, возникающие при попытке мыслить отношения сознания и мозга, являются следствием нашего незнания неких «вне опытных истин», т. е. истин, не имеющих отношения к фактам сознания. В отличие от Макгинна Столяр не утверждает, что мы когнитивно замкнуты по отношению к этим истинам. И он полагает, что его позиция позволяет разрешить «логическую проблему опыта», возникающую вследствие некогерентности наших естественных убеждений, касающихся (1) существования «опытных истин», (2) их зависимости от вне опытных истин (физикализм) и (3) их независимости от подобных истин (очевидной из зомби – аргументов). Все это замечательно, но я совершенно не понимаю, почему Столяр считает, что данная теория показывает, что философия сознания как концептуальная программа, позволяющая разрешить «метафизические проблемы сознания и, в частности, опыта», «не имеет перспектив» (р. 233). В действительности его минималистская позиция сводится к утверждению, что, хотя сознание наверняка является продуктом мозга, нам еще неизвестны те свойства мозга, которые с необходимостью порождают сознание. Но из этого не следует, что с помощью концептуального анализа невозможно показать, о какого рода – или даже о каких – свойствах идет речь. Иными словами, Столяр подтверждает, что «трудная проблема сознания» действительно трудна, но подобное подтверждение не может блокировать поиск ее концептуального решения

48 Разумеется, не надо забывать, что они не совпадают с пустыми тавтологиями.

49 Ключевой вопрос в связи с этой теорией – вопрос о «жестких десигнаторах», к числу которых, по Крипке, относится и термин «вода». На мой взгляд, Крипке не обратил внимания на то, что все высказывания, включающие жесткие десигнаторы, т. е. термины, связанные со своими референтами во всех возможных мирах, являются высказываниями о самих терминах, т. е. о правилах их корректного употребления, а не об обозначаемых ими предметах. Между тем понятие метафизической необходимости, имплицируемой жесткими десигнаторами, имеет предметный смысл. Таким образом, это понятие совершенно неправомерно и должно быть отброшено. Разумеется, я отдаю себе отчет, что парой фраз нельзя разделаться со столь влиятельной теорией. И все же я не буду вдаваться в детали – это уведет нас от нашей основной темы. Скажу лишь, что современная философия языка, на мой взгляд, нуждается в глубоком реформировании, которое надо начинать с чистого листа – экстенсивное развитие здесь затруднено.

50 Chalmers D. J. Consciousness and its place in nature. P. 270.

51 Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 340.

52 В диссертации 1993 г. он поддерживал ее гораздо более решительно.

53 Chalmers D. J. Moving forward on the problem of consciousness. P. 403.

54 Ср.: Polger T. Rethinking the evolution of consciousness // The Blackwell Companion to Consciousness. P. 78. Полгер справедливо утверждает, что из тезиса о «несущественности» сознания для реализации той или иной функции (т. е. из тезиса о том, что эта функция могла бы быть реализована и при каких‑то других условиях) еще нельзя заключать к его эпифеноменальности. См. также: Flanagan О. Conscious inessentialism and the epiphenomenalism suspiction // The Nature of Consciousness. P. 357–373.

55 См.: Chalmers D. J. Ontological anti‑realism. TS 2007

Глава 5. Назад в будущее

Прежде чем двигаться дальше, нам надо осмотреться и оценить ситуацию, в которой мы оказались. Внимательные читатели могли заметить, что она несколько отличается от той, перспектива которой вырисовывалась в конце первой главы. Там шла речь о том, что в последующих главах будет представлена почти что гегелевская триада решений «трудной проблемы сознания» и что мы увидим диалектическое продвижение от прямолинейной «тетической» установки Сёрла, раздувающего «квалитативные» интуиции здравого смысла в пику когнитивной науке, которая изучает сознание с позиции третьего лица как свойство определенных физических систем, к абсолютному квалитативному нигилизму когнитивиста Деннета, отрицающего само существование сознания, и, наконец, завершим нашу экспозицию синтетическими схемами Чалмерса, в которых ментальное все же будет приведено к общему знаменателю с физическим. Действительность оказалась менее драматичной по гегелевским стандартам, но существенно более драматичной в другом плане.

И драматизм этот заключается в том, что пока мы просто не увидели реальных попыток позитивно решить «трудную проблему». Конечно, мы прошли по галерее онтологических схем соотношения квалитативных состояний и физических процессов в мозге, но ни одна из них не позволяла четко ответить на вопрос, почему эти физические процессы вообще сопровождаются сознанием, а не происходят, по удачному выражению Чалмерса, «в темноте». Между тем именно этот вопрос составляет ядро «трудной проблемы». Поскольку даже сам изобретатель «трудной проблемы» воздерживается от ее решения, то нельзя не задуматься – а стоило ли вообще ее поднимать? Или это стоило сделать для того, чтобы кто‑то задался целью показать, что она в принципе не может быть решена? Такой ограничительный проект, напомним, пытался реализовать К. Макгинн. Выходит, что он единственный, кто всерьез хотел решить «трудную проблему», с тем, правда, уточнением, что он не использовал термина «трудная проблема сознания» и что его решение чисто негативно[1][1]
  К тому же это решение было предложено еще до появления термина «трудная проблема сознания».


[Закрыть].

Не будем спешить с ответами. И не будем отбрасывать рассмотренные ранее позитивные теории – я анализировал их совершенно не для того, чтобы в конце концов торжественно провозгласить, что они ничего не дают. Наоборот, я считаю, что именно эти теории, как ничто иное, могут подтолкнуть к решению «трудной проблемы». Эту роль они могут сыграть потому, что «трудная проблема» как таковая связана с другими важными вопросами, которые обсуждаются и решаются авторами упомянутых теорий. Одним из них является вопрос об онтологическом статусе квалитативных состояний. Так что забудем на время о «трудной проблеме» в ее, так сказать, «ядерном» аспекте и займемся ее периферийными моментами – в надежде, что нам еще удастся вернуться к нашей главной теме.

Вопрос об онтологическом статусе квалитативных состояний, на котором мы должны будем сосредоточиться, может, правда, показаться очень уж размытым. Отчасти с этим можно согласиться, но в любом случае у него есть один ракурс, который допускает конкретное рассмотрение. Речь идет о каузальной роли квалиа по отношению к физическим процессам. Очевидно, что понимание этой роли напрямую увязано с характеристикой онтологического статуса ментальных состояний. Если, к примеру, квалиа каузально бесплодны, то они либо вообще не существуют, либо должны быть признаны подозрительными эпифеноменами. С другой стороны, если можно показать, что квалиа обладают реальной действенностью (рассуждения о каузальной релевантности неких протоквалитативных состояний, как я показал раньше, лишены всякого смысла), то перед нами открываются совершенно иные перспективы. Квалиа могут оказаться нередуцируемой, а возможно даже субстанциальной реальностью, вторгающейся в материальные процессы и разрушающей каузальную замкнутость физического. Если же мы держимся за принцип каузальной замкнутости, но при этом хотим признать каузальную релевантность квалитативных состояний[2][2]
   О понятии каузальной релевантности – см.: Черняк А. З. К вопросу о каузальной эффективности ментальных свойств // Философия сознания: классика и современность. М., 2007. С. 105–113.


[Закрыть], то нам, как считали многие, ничего не остается, как решиться на радикальное отождествление квалитативных состояний и физических процессов в мозге.

Урок предыдущих глав состоит, однако, в том, что все перечисленные варианты выглядят очень сомнительно. Бесперспективно элиминировать квалитативные состояния, как это делает Деннет, но бесперспективно и признавать их самодостаточность – слишком уж очевидна фундированность таких состояний нейронными процессами. Да и отрицание каузальной замкнутости физического – слишком серьезный шаг, чтобы делать его без необходимости. Впрочем, если не делать его, то, как кажется, надо выбирать между теорией тождества, которая, как я пытался показать ранее, в принципе неверифицируема и в силу этого несостоятельна, и эпифе – номенализмом[3][3]
   Кроме того, теория тождества, как доказывал, в частности, Дж. Ким, не избавляет от опасности эпифеноменализма (ведь ментальные состояния все равно могут лишиться действенности в качестве таковых), хотя некоторые традиционные возражения против эпифеноменализма теряют при этом свою силу. См.: Horowitz A. Is there a problem in physicalist epiphenomenalisin? // Philosophy and Phenomenological Research 59: 2 (1999). P. 421–434. Впрочем, все плюсы физикалистского эпифеноменализма обесцениваются несостоятельностью самой теории тождества.


[Закрыть]. Соответственно, приходится выбирать эпифеноменализм. Мало кто спорит, что эпифеноменализм – неуклюжая конструкция, но теперь мы можем понять, почему Чалмерс (и это тоже важный урок) писал, что, хотя все решения проблемы сознания плохи, эпифеноменалистское может оказаться лучшим из того, что имеется у нас в наличии.

В самом деле, эпифеноменализм по крайней мере не отрицает тезис о реальности квалиа. Кроме того, он не отрицает каузальную замкнутость физического, на допущении которой, как многие полагают, держится чуть ли не все естествознание. Платить за совмещение этих тезисов приходится тем, что сторонники эпифеноменализма вынуждены оспаривать одну из аксиом здравого смысла, а именно представление о том, что наши сознательные состояния оказывают влияние на поведение. Нейтрализовать эту аксиому, впрочем, несложно. Здравый смысл говорит нам, что если я, скажем, хочу поднять руку, то желание сделать это является по меньшей мере одним из компонентов причины этого моего последующего действия. Эпифеноменализм, однако, настаивает на отсутствии каузального потенциала у подобных ментальных состояний. Противоречие, впрочем, можно устранить, отметив, что реальной причиной поднятия руки может быть нейронное событие, скоррелированное с желанием сделать это. Здравый смысл попросту не учитывает существования такого события, но он не может не согласиться с возможностью подобного объяснения. Иными словами, феноменология корреляции желания поднять руку и соответствующего физического движения не меняется от того, истинен или ложен эпифеноменализм. Поскольку здравый смысл базирует свои выводы о реальности ментальной каузальности только на этой феноменологии, здравый смысл не может рассматриваться как довод против эпифеноменалистской позиции[4][4]
   Нельзя поэтому согласиться с тезисом Д. Льюиса о том, что представление о квалитативном опыте аналитически влечет за собой представление о его каузальной действенности – см.: Lewis D. An argument for the Identity theory // Journal of Philosophy 63: 1 (1966). P. 20.


[Закрыть].

В тех местах «Сознающего ума», где Чалмерс защищает эпифеноменализм, он, разумеется, рассматривает подобный ответ критикам эпифеноменализма с позиций здравого смысла. Ответ, заметим, вполне убедительный[5][5]
   См. также: Pauen M., Staudacher A., Walter S. Epiphenomenalism: Dead end or way out? // Journal of Consciousness Studies 13: 1–2 (2006). P. 7–19.


[Закрыть]. Проблема, однако, в том, что эпифеноменализм можно критиковать и с других позиций. Чтобы разобраться в этом, уместно напомнить историю этой любопытной концепции.

Традиционно считается, что первым последовательным эпифеноменалистом был Томас Гексли. Он, правда, не употреблял термина «эпифеноменализм», используя другое название – «автоматная теория»[6][6]
   У. Робинсон доказывает, что термин «эпифеноменализм» восходит к критику Гексли У. Джемсу. См.: Robinson W. S. Epiphenomenalism: Entry in the Stanford Encyclopedia of Philosophy, 2007.


[Закрыть]. Но, вообще говоря, тезис о каузальной бесплодности психических состояний отстаивал еще Хр. Вольф. Мотивы Вольфа, впрочем, отличались от тех, что принимал в расчет Гексли в конце XIX века. Вольф отталкивался от лейбницевской идеи предустановленной гармонии между душой и телом, в свою очередь зависящей от положения, что наш мир является наилучшим из возможных миров. Согласно концепции предустановленной гармонии, психические и телесные состояния коррелятивны, но реально не влияют друг на друга. Самого Лейбница, учителя Вольфа, трудно считать эпифеноменалистом (хотя Спиноза, подтолкнувший Лейбница к теории предустановленной гармонии, был близок эпифеноменализму), так как его концепция физического не укладывается в привычные контексты проблемы сознание – тело: тела в основе своей являются совокупностями психических монад, и в рамках его системы можно, скорее, говорить о гармоническом соответствии перцепций этих простых субстанций. Вольф же лишил телесные сущности психических характеристик и поэтому оказался гораздо ближе современному эпифеноменализму.

В отличие от Вольфа, эпифеноменализм которого базировался на метафизических предпосылках – и был все же относительным, так как классический эпифеноменализм говорит не только о каузальной бесплодности ментального по отношению к физическому, но и о том, что сознание порождается мозгом, а Вольф это отрицал (поэтому точнее относить его, как и Спинозу, к параллелистам)[7][7]
   Впрочем, некоторые трактуют эпифеноменализм широко – так, что в эту рубрику попадает не только параллелизм, но и окказионализм. См.: Crane Т. Mental causation. TS 2003. P. 5.


[Закрыть], – Гексли отсылал к естественнонаучным данным, свидетельствующим о независимости телесных движений от наличия или отсутствия сознания. Обобщив имеющийся у него экспериментальный материал относительно поведения животных и людей с повреждениями мозга, он заключил, что психические состояния не влияют на поведение, являясь чем‑то побочным, чем‑то таким, что можно сравнить с паровозным свистком. Подобно пару от свистка, эти состояния порождаются мозгом, но не оказывают на него какого‑либо обратного влияния. Впрочем аналогия неточна. Пар от свистка вследствие гравитации все же оказывает влияние – пусть и ничтожное – на движение паровоза. Эпифеноменалисты отрицают даже ничтожное влияние[8][8]
   H. Кемпбелл доказывает, что Гексли занимал именно такую позицию – см.: Campbell N. What was Huxley's epiphenomenalism? // Biology and Philosophy 16 (2001). P. 363–365.


[Закрыть].

Отметим, что эпифеноменализм – в варианте, предложенном Гексли, – не выглядит хорошо обоснованной доктриной. Из того, что лягушки могут совершать сложные движения при удалении частей головного мозга – на этот факт, в частности, и ссылался Гексли, – еще не следует, что поведение организма не нуждается в сознании. Ведь роль сознания, к примеру, может состоять в корректировке или «тонкой настройке» рефлекторных поведенческих реакций. Это предположение подтверждается анализом интереснейших экспериментов, проделанных в последние десятилетия и связанных, в частности, с исследованием феномена так называемого «слепого зрения»[9][9]
   См., напр.: Stoerig P., Cowey A. Blindsight in man and monkey. Brain 120 (1997). P. 535–559; Weiskrantz L. The case of blindsight // The Blackwell Companion to Consciousness. P. 175–180.


[Закрыть]

Слепое зрение обнаруживается у людей и животных[10][10]
   Хорошо известно о существовании этого феномена – открытого Н. Хамфри, который работал в лаборатории знаменитого Л. Вейскранца (см.: Humphrey N. Seeing Red: A Study in Consciousness. Cambridge MA, 2006. P. 43–47), – у обезьян, и многие экспериментальные данные получены именно на основании опытов с ними. Собственно, Хамфри тоже работал с ними.


[Закрыть] с поврежденным затылочным участком коры головного мозга (V1), отвечающим за первичную обработку визуальной информации. Субъективно такие люди ничего не видят, но если попросить их высказать предположение о свойствах предмета, находящегося перед ними, то при соответствующей тренировке они дают правильные ответы. Сама возможность верных догадок связана с тем, что зрительная информация поступает в кору не только через участок V1. Но активация обходных нейронных путей не сопровождается сознанием.

На первый взгляд может показаться, что эти данные являются прекрасным подтверждением идеи эпифеноменальности сознания: сознательны мы или нет, зрение все равно работает и позволяет распознавать предметы. В действительности все как раз наоборот. Дело в том, что люди со слепым зрением – и это четко зафиксированный факт – в любом случае различают предметы гораздо хуже, чем те, у кого зрение функционирует при наличии субъективного опыта. А это означает, что субъективный опыт может влиять на распознавание.