Текст книги "Трудная проблема сознания"

Автор книги: Вадим Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Рождение нового вопроса произошло, по – видимому, не без влияния статьи Ф. Джексона «Эпифеноменальные квалиа», на которую Чалмерс ссылается в рукописи 1990 г. «Эпифеноменальные квалиа, – писал Джексон, – не имеют никакого отношения к выживанию. Ни на каком этапе нашей эволюции естественный отбор не благоприятствовал тем, кто мог бы прояснить, как они порождаются и каким законам подчиняются, – да и почему они вообще существуют»[9][9]
  Jackson F. Epiphenomenal qnalia. P. 48. Джексон считал, что мы не в состоянии ответить на эти вопросы.


[Закрыть]. Финальный пассаж содержит новый вопрос Чалмерса.

Нельзя, конечно, утверждать, что вопросы «почему существуют квалиа?» и «как возможны квалиа?» никак не связны. Сам Чалмерс сближает их, замечая, что ответ на первый вопрос подразумевает объяснение того, «как возможен субъ – ктивный опыт». Но из этого не следует, что объяснение того, «как возможен субъективный опыт», подразумевает ответ на вопрос «почему мы обладаем сознанием?». Ведь некоторые объяснения, как мы только что убедились, оставляют этот вопрос без ответа: двуаспектная теория позволяет понять возможность корреляции данных от третьего лица с данными от первого лица (она возможна именно потому, что это два аспекта одной и той же реальности), но не помогает понять, почему данные от первого лица вообще существуют. Таким образом, новая акцентировка проблемы сознания позволяет выявить серьезную лакуну чалмерсовской двуаспектной теории. Неудивительно, что в конце статьи Чалмерс признает, что представленный в ней набросок теории пока не позволяет разрешить проблему сознание – тело. Неудивительно и то, что Чалмерс объявляет вопрос о том, почему существуют квалиа, «глубочайшей» из всех проблем, связанных с сознанием.

В скором времени Чалмерс нашел путь преодоления этих трудностей и на рубеже 1992 и 1993 гг. за шесть месяцев создал первый вариант трактата «Сознающий ум: в поисках фундаментальной теории», в котором намечена одна из версий решения «глубочайшей» проблемы. Впрочем, прежде чем выйти в свет в 1996 г., «Сознающий ум», изначальный вариант которого предстал в виде докторской диссертации Чалмерса под названием «На пути к теории сознания» (1993)[10][10]
  На титульном листе диссертации указана дата защиты – 29 ноября. Я благодарен Д. Чалмерсу за предоставленную возможность ознакомиться с текстом его диссертационного исследования.


[Закрыть], претерпел немало доработок: в версии 1993 г., к примеру, отсутствовали (хотя и анонсировались) последние главы «Сознающего ума», в которых Чалмерс как раз и предлагает свое решение упомянутой проблемы. В целом диссертация ориентирована скорее на двуаспектную теорию (рассматривающую вопрос, как возможны квалиа, т. е. как они встроены в физическую реальность), чем на обсуждение «глубочайшей проблемы». В «Сознающем уме» картина иная. Но еще до его публикации Чалмерс, как мы знаем, поделился с научным сообществом своими соображениями по поводу найденной им новой формулировки проблемы сознания и решения последней. Он сделал это и в устной форме в Туссане в 1994 г., и в письменной – в статье «Навстречу проблеме сознания», первоначально опубликованной в Journal of Consciousness Studies в 1995 г.

Здесь «глубочайший» вопрос о том, почему вообще существуют субъективные состояния, – который, напомню, именно в такой формулировке имеет мало аналогов в прошлом[11][11]
  Хотя имплицитно он содержится уже в некоторых рассуждениях Декарта. К примеру, в письме Г. Мору от 5 февраля 1649 г. Де карт дает понять, что считает более удивительным наличие сознания у человека, чем его отсутствие у животных, – см.: Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 575. Такие высказывания вполне можно переформулировать в вопросительной форме – и мы получим «трудную проблему». Более того, у Декарта можно найти и вариант ее решения. Он считал, что автоматы, в том числе животные, не способны продуцировать речь, проходить, как мы бы сказали, тест Тьюринга. Впрочем, Декарт, что называется, недостаточно раскрыл эту тему. Вопрос «Почему функционирование мозга сопровождается субъективным опытом?» также близок вопросу о функции сознания. Подобный вопрос мы встречаем, к примеру, в статье У. Джемса «Являемся ли мы автоматами?» – см.: James W. Are we automata? // Mind 4 (1879). P. 1–22.


[Закрыть] (хотя это, разумеется, не отрицает его связи с традиционными интерпретациями проблемы сознание – тело), – наконец‑то появляется под уже хорошо известным нам именем «трудной проблемы сознания». В диссертации 1993 г. этот термин отсутствовал, хотя уже там было обозначено противопоставление «трудной»[12][12]
  1994 г. выражение «трудная часть проблемы сознание – тело» в сходном с чалмерсовским смысле использовал также Г. Стросон – см.: Strawson G. Mental Reality. Cambridge, 1994. P. 93. Ср.: Block N. The harder problem of consciousness // The Journal of Philosophy 99: 8(2002). P. 391.


[Закрыть] и «легкой» части проблемы сознание – тело. Вместе с тем пассаж из введения в «Сознающий ум» (в целом совпадающего с введением в диссертацию), где Чалмерс использует выражение «трудная проблема», – позднейшая вставка, и в диссертации этой фразы нет. Одним словом, хотя в диссертации Чалмерс уже говорит о «трудном» и «легком» аспектах проблемы сознания, он еще не употребляет выражения «трудная проблема»[13][13]
  Вместо этого, следуя Р. Джекендоффу, он пользуется выражением «проблема сознание – сознание» (mind‑mind problem), имея в виду проблему того, почему сознание как функциональная схема (или сознание в психологическом смысле) порождает феноменальное сознание. Это место осталось и в «Сознающем уме».


[Закрыть]. Когда же произошло рождение этого знаменательного термина? Вот что сообщает нам сам Чалмерс: «Вспоминаю, что использовал различение трудной и легких проблем на моем семинаре по сознанию в Вашингтонском университете в конце 1993 г. Я не припоминаю, чтобы я пользовался этой фразой до этого. Публично я впервые употребил это выражение на Туссанской конференции в апреле 1994 г. Я и не думал, что оно произведет такой эффект. Поэтому я превратил свое выступление в статью и вставил дополнительный абзац во введение к книге»[14][14]
  Письмо от 27 декабря 2007 г.


[Закрыть]. Статья, о которой говорит Чалмерс, это, собственно, и есть упомянутая выше статья «Навстречу проблеме сознания».

Начинается она как раз с различения «трудной» и «легких» проблем. Прежде всего, утверждает Чалмерс, надо выделить из всего пула проблем сознания «легкие» проблемы, а именно те проблемы, которые можно решить «стандартными методами когнитивной науки, объясняющей тот или иной феномен с помощью вычислительных или нейронных меха– низмов»[15][15]
  Chalmers D. J. Facing up to the problem of consciousness. P. 9.


[Закрыть]. К числу легких проблем он относит те, что имеют отношение к объяснению феноменов «различения, категоризации», «интегрирования информации», «способности выдавать отчеты о ментальных состояниях», способности системы к самомониторингу, а также проблемы внимания, контроля за поведением и объяснения различий между сном и бодрствованием.

Все перечисленные проблемы (список которых в этой статье, разумеется, не претендует на полноту), как подчеркивает Чалмерс, соотнесены с проблемой сознания, но последняя не исчерпывается ими. Даже если мы установили физические механизмы, отвечающие за упомянутые выше процессы, все равно остается вопрос, выражающий «действительно трудную проблему сознания»: почему с этими процессами связан субъективный опыт (experience)? «Многие согласны, – пишет Чалмерс, – что опыт возникает на физической основе, но мы не можем как следует объяснить, почему и как он возникает подобным образом»[16][16]
  Ibid. P. U.


[Закрыть]. Иными словами, «почему вся эта обработка информации [в мозге] не происходит „в темноте“, безо всякого внутреннего чувства? Почему, когда электромагнитные волны различной частоты воздействуют на сетчатку, различаются и категоризируются визуальной системой, это различение и категоризация испы – тываются как ощущение чего‑то ярко – красного? Мы знаем, что при выполнении этих функций возникает сознательный опыт, но главная тайна как раз и состоит в самом факте его возникновения»[17][17]
  Ibid. P. 13.


[Закрыть].

Обозначив «трудную проблему», Чалмерс показывает, что большинство авторов, изучающих сознание, уходит от нее. Под огонь попадают и Крик с Кохом, и Баарс с Эдельманом.

Все они занимаются отысканием нейронных или функциональных коррелятов сознания, но даже при условии успешности их проектов вопрос, почему те или иные нейронные или вычислительные процессы сопровождаются субъективным опытом, остается у них без ответа. Но было бы странно, если бы без ответа оставил его и сам Чалмерс. И он действительно намечает подход к решению «трудной проблемы».

Суть этого подхода состоит в признании фундаментальности сознания или «опыта» и допущении существования столь же фундаментальных законов, связывающих сознание с физическим миром. Сразу возникает сомнение, является ли это решением «трудной проблемы». Можно ли отвечать на вопрос «Почему существует сознательный опыт?» утверждением о том, что он существует как некая нередуцируемая реальность? Отчасти это, конечно, ответ: сознание существует потому, что оно фундаментально, т. е. не может не существовать. Но тогда можно спросить, почему сознание фундаментально, – и мы не сдвинулись с места. Чалмерс предвидит это возражение: «Конечно, если мы допускаем фундаментальность опыта, то в некотором смысле этот подход не отвечает нам на вопрос, почему опыт вообще существует». «Но, – продолжает он, – это справедливо для всякой фундаментальной теории. Ничто в физике не говорит нам, почему вообще существует материя, но мы не протестуем против теорий материи. Любая научная теория должна признавать фундаментальность определенных характеристик мира»[18][18]
  Ibid. P. 20.


[Закрыть]. С этим замечанием трудно спорить, но тогда возникает вопрос, а стоило ли Чалмерсу в подобном случае так акцентировать «трудную проблему»? В конце концов, не говорим ведь мы о трудной проблеме материи и массы! Загвоздка и в том, что при постановке «трудной проблемы» он уже исходил из нередуцируе – мости сознания, и непонятно, как эта проблема может быть решена повторением условий ее постановки.

Один из вариантов интерпретации – признать, что весь чалмерсовский дискурс «трудной проблемы» имеет герменевтический характер и предназначен исключительно для прояснения и верификации обыденной интуиции о несводимости сознательных состояний к физическим процессам в мозге. Но этот вариант плохо сочетается с изначальными интенциями Чалмерса, известными нам из его ранних рукописей. Мы видели, что он всегда хотел показать неразрывную связь между сознанием и мозгом, но такую связь, которая не отменяла бы онтологических различий между ними. Иначе говоря, в конечном счете он стремился к объяснению, почему определенные процессы в мозге сопровождаются сознательным опытом.

Таким образом, можно предположить, что тезис Чалмерса о фундаментальности сознательного опыта все же может рассматриваться в качестве объяснения того, почему он вообще существует. Это предположение можно подтвердить на материале другой статьи Чалмерса

– «Продвигаясь к проблеме сознания», опубликованной в 1997 г.[19][19]
  Написана в 1996 г.


[Закрыть] в том же журнале, что и «Навстречу проблеме сознания», и содержащей ответ на 26 отобранных редакцией комментариев на ту статью 1995 г. (в 1997 г. обе статьи и комментарии были изданы и отдельной книгой: «Объясняя сознание: трудная проблема»).

В статье 1997 г. Чалмерс рассуждает о том, что такое объяснение вообще, – и приводит пример с Ньютоном[20][20]
  Chalmers D. J. Moving forward on the problem of consciousness //Explaining Consciousness. P. 400.


[Закрыть]. Если бы Ньютон, осмысляя законы движения, ограничился констатацией каких‑то внешних регулярностей, то это еще нельзя было бы назвать объяснением. Но за подобными регулярнос – тями он усмотрел общий закон тяготения. И, ссылаясь на этот закон, он уже мог объяснять конкретные события, такие, к примеру, как падение яблока ему на голову. Т. е. если мы спросим, почему падает яблоко, можно ответить, что оно падает, потому что подчиняется закону всемирного тяготения. Точно так же, если спросить, почему те или иные процессы в мозге сопровождаются сознанием, то Чалмерс ответит нам, что это происходит в силу некоего фундаментального психофизического закона.

Но в чем состоит этот психофизический закон? Прежде чем найти его, замечает Чалмерс, необходимо оговорить рамки, которым он должен соответствовать. Эти рамки могут быть заданы более поверхностными, чем предполагаемый базовый психофизический закон, «высокоуровневыми» принципами корреляции ментального и физического, которые, по мнению Чалмерса, легче обнаружить и обосновать. В статье 1995 г. он называет два таких принципа: «структурной когерентности» и «организационной инвариантности». Первый из них эксплицирует систематическую связь между «сознанием» (consciousness) и «осведомленностью» (awareness), второй констатирует, что факт существования сознательного опыта и характер его наполненности зависят исключительно от функциональной организации связанной с ним физической системы.

Чтобы понять, почему Чалмерс останавливается именно на этих принципах, еще раз напомним контекст. Он хочет найти закон, связывающий физические процессы и квалитативные ментальные состояния. Этот закон позволит предсказывать существование подобных состояний на основе знания о физических кондициях той или иной материальной системы. Соответственно, поиск подобного закона лучше всего начинать с системы, квалитативная начинка которой доподлинно известна исследователю, а именно с нашего собственного организма. Что же можно сказать по этому поводу? Прежде всего, концептуальный анализ наших осознанных состояний показывает (точнее, мог бы показывать – сам я думаю, что это не так, но сейчас это неважно), что если я осознаю нечто, то это нечто как данность сознания не только может учитываться мной при планировании моих действий, но и, как кажется, оказывает прямое влияние на мое невербальное и вербальное поведение. В частности, если я осознаю нечто, обычно я могу отчитаться о наличии этой данности.

Исходя из каузальной замкнутости физического и скорре– лированности физических процессов с квалитативными состояниями, логично предположить, что сказанное можно выразить и на языке функций материальных систем. Для этого Чалмерсу и потребовался термин «осведомленность.), коррелятивный «сознанию», но лишенный квалитативного оттенка. Материальная система осведомлена в чем‑то, когда это нечто непосредственно доступно для тех ее подсистем, которые отвечают за формирование ее поведения. Говоря словами Чалмерса, осведомленность есть «непосредственная доступность для глобального контроля». Если принять этот принцип – очевидно перекликающийся с баарсовской моделью «глобального рабочего пространства»[21][21]
  Об этом пишет и сам Чалмерс. См.: Chalmers D. J. On the search for the neural correlate of consciousness // Toward a Science of Conscious ness II: The Second Tucson Discussions and Debates, ed. by S. R. Hamer– off, A. W. Kaszniak, A. C. Scott. Cambridge MA, 1998. P. 219–230.


[Закрыть], – то кандидатами на наличие сознательных состояний будут системы, где происходит модульная обработка информации, поступающей затем в глобальное рабочее пространство, где она используется для подготовки и совершения действий.

Принцип структурной когерентности не ограничивается, однако, указанием необходимых критериев наличия сознательных состояний. Он позволяет узнать нечто и об их внутренней организации. Ведь структура сознательного опыта отражает особенности протекания объективных когнитивных процессов, ответственных за его появление. Скажем, если на квалитативном уровне можно различать цвета, то это различие должно существовать и на физическом уровне, представая в виде активации разных групп нейронов и т. п. Кстати, в диссертации 1993 г., а также в соответствующих главах «Сознающего ума» Чалмерс объединяет под рубрикой принципа структурной когерентности именно такие структурные соответствия, выделяя тезис о соответствии сознания и осведомленности в особый принцип[22][22]
  Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 276


[Закрыть]. Но в статьях 1995 и 1997 гг. он не проводит этой дифференциации, что вполне понятно: принцип соответствия сознания и осведомленности тоже имеет структурный характер.

Тема структурного или организационного соответствия физических и квалитативных процессов и состояний получает продолжение и развитие при обсуждении Чалмерсом принципа организационной инвариантности. Важность этого принципа может быть проиллюстрирована следующим образом. Допустим, мы признали, что всякое осознанное состояние сопровождается определенной интеграцией тех или иных данных на физическом уровне. Но из этого не следует, что всякая подобная интеграция сопровождается сознанием. Принцип структурной когерентности может претендовать лишь на указание необходимых, но не достаточных критериев. Принцип организационной инвариантности, напротив, должен способствовать определению достаточных критериев сознания. Согласно этому принципу, за наличие в той или иной физической системе сознания отвечают именно ее функциональные компоненты. Т. е. если материальная система интегрирует поступающие в нее данные по такой же схеме, что и мой, к примеру, мозг, то такая система с необходимостью должна обладать теми же квалитативными состояниями, что и я.

Нарисованная картина соотношения принципов когерентности и организационной инвариантности является, впрочем, несколько упрощенной. Дело в том, что в статье 1995 г. Чалмерс выражается так, будто принцип когерентности позволяет задавать не только необходимые, но и достаточные условия наличия сознания[23][23]
  Chalmers D. J. Facing up to the problem of consciousness. P. 22


[Закрыть]. Однако в «Сознающем уме» Чалмерс проясняет ситуацию[24][24]
  Здесь «Сознающий ум» следует диссертации 1993 г.


[Закрыть], и его уточнения позволят нам лучше понять диалектику двух принципов. Говоря о принципе когерентности, он отмечает, что вопрос о «достаточности осведомленности» для сознания, в отличие от вопроса о его необходимости для него, «является более трудным»[25][25]
  Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 244.


[Закрыть]. Ведь можно допустить, что для порождения сознания материальная система должна не только быть осведомлена в чем‑то, но и обладать каким‑то дополнительным свойством, неким «Х – фактором»[26][26]
  Ibid.


[Закрыть]. Чалмерс, правда, утверждает, что допущение подобного фактора в любом случае будет чем‑то произвольным, а сам он – случайным. Иными словами, тезис, что сознание возникает при наличии осведомленности и еще какого‑то Х – фактора, выглядит, с его точки зрения, явным отступлением от требований простоты научных теорий – тем более что хорошего кандидата на роль X – фактора найти не удается. В пятой главе я покажу, что это заключение сомнительно. Но важно, что и сам Чалмерс[27][27]
  Чалмерс прямо говорит об этом в диссертации – см.: Chalmers D. J. Toward a Theory of Consciousness. Ph. D. Thesis. TS 1993. P. 202. В «Сознающем уме» это место сокращено – Р. 249.


[Закрыть]понимает, что он привел не очень сильный довод: требование простоты не имеет обязательного характера, да и является внешним по отношению к принципу когерентности.

Поэтому ему нужны дополнительные аргументы, которые, в частности, показывали бы достаточность осведомленности для сознания. Принцип, формулируемый на основе этих аргументов, будет отличаться от принципа структурной когерентности тем, что в его формулировке будет выражена обусловленность сознания функциональными схемами, реализованными В материальных системах. Речь, конечно, идет о принципе организационной инвариантности, и теперь нам пора сосредоточиться на самих аргументах Чалмерса.

Главный из них изложен в статье 1995 г., но в полном объеме они развернуты в других текстах – статье «Отсутствующие квалиа, блекнущие квалиа, скачущие квалиа»[28][28]
  Опубликована в 1995 г.


[Закрыть], написанной в 1993 г., и в «Сознающем уме». Чалмерс предлагает два мысленных эксперимента, обладающих, по его мнению, большим демонстративным потенциалом. Первый из них должен показать реальную невозможность того, что реализация функциональных схем, которые сопровождаются сознанием в моем случае, на других носителях может существовать и при отсутствии сознания, т. е. при отсутствующих квалиа. Второй показывает, что в подобном случае квалиа не только не могут отсутствовать, но и не могут[29][29]
  См.: Ibid. P. 247–274.


[Закрыть]отличаться от тех, что есть у меня.

Первый мысленный эксперимент разворачивается следующим образом: допустим, мой функциональный изоморф, сделанный, к примеру, из кремниевых чипов, не обладает сознанием. Далее, допустим, что нейронаука и нейрохирургия достигли такого уровня, что мы можем заменить часть моих нейронных сетей на кремниевые чипы, полностью дублирующие функции замененных нейронов. При полной замене я стану точной копией изоморфа, который, по предположению, не обладает сознанием. Не буду, выходит, обладать им и я. Но что будет происходить в процессе замены, пока она лишь частичка? Очевидно, отвечает Чалмерс, мое сознание должно будет постепенно блекнуть. Парадокс, однако, в том, что при этом мое поведение, опять же по предположению, будет оставаться неизменным. Я буду, к примеру, говорить, что вижу яркие цвета, хотя в действительности от них останутся лишь их бледные подобия. И я буду говорить, что различаю их оттенки, субъективно утратившие для меня реальность. Такая ситуация, полагает Чалмерс, маловероятна, и это позволяет заключить, что замена нейронов на чипы не приведет к утрате сознания. Соответственно, для сознания важен не носитель, а функциональная организация определенной материальной системы.

Второй аргумент, который Чалмерс считал еще более сильным[30][30]
   Чалмерс отмечает, что к этому аргументу его подтолкнула история «Где Я?», рассказанная Деннетом в книге «Глаз разума» – см.: Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 388.


[Закрыть], выстраивается по аналогии с первым. Допустим, что мой функциональный изоморф наделен перевернутыми квалиа: там, где я вижу красное, он видит синее, и т. п. Опять проведем частичную замену моих нейронных сетей на кремниевые дубликаты. После этой замены я буду воспринимать некий промежуточный цвет. Но не будем полностью выводить из игры старые нейронные цепи, а устроим все так, чтобы можно было вновь подключить их, – и подключим. Что произойдет? Ощущаемый цвет мгновенно поменяется – он опять станет красным. Теперь опять активируем кремниевый участок цепи – и цвет снова станет ближе к синему, это и есть скачущие квалиа. Но парадокс опять‑таки в том, что несмотря на все эти скачки и танцы, я снова ничего не замечу – ведь кремниевая цепь функциональная изоморфна нейронной. Такая ситуация, по Чалмерсу, совершенно неправдоподобна, и это означает, что квалиа не только не должны исчезать (данный аргумент может доказывать и это), но и не должны меняться при реализации одинаковых функциональных схем на разных носителях. И если так, то мы показали, что наличие определенных функциональных схем является достаточным условием наличия сознания и достаточным условием для заключения о его характере.

Чалмерс подчеркивает, что данные мысленные эксперименты не могут показать и не показывают логической невозможности описанных ситуаций, но они и не предназначены для этого. Они призваны продемонстрировать реальную или «естественную» (natural) невозможность изменения или отсутствия квалиа в моем функциональном изоморфе, равно как и в системах, функционирующих подобно мне – можно преобразовать эти эксперименты так, чтобы они достигали именно такой цели. И если это так, то ми и в самом деле с уверенностью можем говорить, что все люди воспринимают мир примерно так, как я: наши различия возрастают сообразно отдалению реализованных у них функциональных схем от моей собственной.

Все, однако, не так радужно, как представляет Чалмерс. Проблема в том, что в описанных им случаях нет никаких парадоксов. Особенно это очевидно со скачущими квалиа. Попытаемся еще раз встать на место человека, которому подключают то кремниевые чипы, то нейронные цепи. Допустим также, что при этом его квалиа действительно скачут. Что нас смущает? Что он будет вести себя так же, как он вел бы себя, если бы они не скакали? Что он не замечает этих скачков? Но поводов для смущения и удивления нет. Чтобы заметить отличие, надо сопоставлять наличное ощущение с тем, которое было раньше и, согласно предположению, отличалось от наличного. Но более чем вероятно, что нейронные или кремниевые цепи, участвующие в обработке зрительных данных, отвечают и за воспоминания о прежних случаях восприятия соответствующих цветов[31][31]
   Ср.: Koch С The Quest for Consciousness. P. 99.


[Закрыть]. Замещая нейронную цепь кремниевой, мы переписываем не только наличные ощущения, но и воспоминания о них. Таким образом, в подобной ситуации человек в принципе не может заметить какое‑то отличие воспринимаемого им цвета от того, что воспринимался им раньше, – и действительно, по предположению, не замечает его.

Сходное возражение против аргумента скачущих квалиа выдвинул С. Шумейкер[32][32]
  См.: Philosophy and Phenomenological Research 59 (1999). P. 439–44.


[Закрыть]. Чалмерс попытался ответить ему в статье «Материализм и метафизика модальности»[33][33]
  Ibid. P. 473–493.


[Закрыть] но, по правде говоря, его ответ не выглядит убедительным, поскольку Чалмерс продолжает настаивать на странности того, что субъект не будет замечать изменений, тогда как суть данного возражения как раз в том, что это вовсе не является странным. Тем не менее в той же статье Чалмерс сместил центр тяжести в сторону аргумента с блекнущими квалиа и заявил, что теперь именно этот аргумент он считает «более сильным»[34][34]
  Ibid. P. 493.


[Закрыть]. Однако и этот аргумент, и мысленный эксперимент можно нейтрализовать, хотя его критику лучше выстраивать иным способом. Напомним, что видимость парадокса в этом эксперименте возникает потому, что человек с чипами, частично замещающими нейроны, утверждает, что фиксирует какие‑то различия, к примеру, между оттенками синего цвета, в то время как на уровне осознаваемых им поблекших данностей эти различия становятся настолько малыми, что по идее не должны были бы констатироваться им. Но на это можно заметить, что, во – первых, эти различия все же не исчезают и на фоне отсутствия[35][35]
  Тем более что субъективная яркость вообще является, по сути, относительным феноменом.


[Закрыть]более ярких впечатлений они могут быть замечены. Во – вторых, наличие у него убеждения в их существовании, подкрепленного вербальными и поведенческими диспозициями, заставит его видеть различия даже там, где увидеть их, казалось бы, невозможно, И это самая обычная ситуация: концепты, задействованные в конструировании восприятия, как известно, могут творить чудеса и посильнее этого – благодаря им мы дорисовываем контуры несуществующих фигур и часто видим различия даже там, где их нет.

В общем, приходится признать, что аргументы Чалмерса, приведенные им в поддержку принципа организационной инвариантности в перечисленных выше статьях и в седьмой главе «Сознающего ума», посвященной именно этому принципу, не достигают цели. Эти принципы могут быть истинными, но это надо еще доказать. К данной теме мы обязательно вернемся, сейчас же следует напомнить, что чалмерсовские принципы предполагают каузальную замкнутость физических процессов. В самом деле, если допустить, что квалитативные состояния оказывают реальное влияние на поведение, то эти состояния должны быть встроены в функциональные схемы, определяющие наши реакции на те или иные внешние импульсы. Но тогда невозможно будет говорить, что наше сознание порождается реализацией таких функциональных схем в мозге или зависит от них.

Понимание того обстоятельства, что рассуждения Чалмерса о принципах структурной когерентности и организационной инвариантности ведутся им на основе допущения каузальной замкнутости физического, возвращает нас к проблеме эпифеноменализма. Напомню, что в рукописи 1990 г. «Сознание и познание» Чалмерс утверждал, что эпифеноменализм, отрицающий каузальную действенность квалитативных состояний в физическом мире, – несостоятельная философская доктрина, и обещал, что его теория соотношения ментального и физического позволит преодолеть ее недостатки. Принципы структурной когерентности и организационной инвариантности являются одним из компонентов его новой теории. Исходя из этого, можно предположить, что Чал – мерс рассматривает их в антиэпифеноменалистском контексте. С другой стороны, поскольку эти принципы, как и эпифеноменализм, опираются на тезис о каузальной замкнутости физического, данное предположение нуждается в текстуальном подтверждении. Текстуальное подтверждение в этой связи и правда можно найти, но оно подтверждает совсем другое.

А именно, Чалмерс заявляет, что принципы структурной когерентности и организационной инвариантности как раз совместимы с эпифеноменализмом. Он рассуждает об этом в статье «Сознание и его место в природе», написанной в 2001 г. и впервые опубликованной в сборнике «Философия сознания: классические и современные тексты» (2002). Эпифеноменалист, отмечает Чалмерс, признает «существование фундаментальных психофизических законов, связывающих физические и феноменальные свойства»[36][36]
  Chalmers D. J. Consciousness and its place in nature // Philosophy of Mind: Classical and Contemporary Readings, ed. by D, J. Chalmers. N. Y., 2002. P. 264


[Закрыть]. Любопытно и то, что и в этом, и в других текстах, а именно в «Сознающем уме» и статье «Продвигаясь к проблеме сознания» Чалмерс больше не называет эпифеноменализм несостоятельной[37][37]
  В статье «Навстречу проблеме сознания» (1995) он вообще обходит этот вопрос стороной.


[Закрыть]философией. Наоборот, он подчеркивает, что эпифеноменализм лишен «фатальных дефектов», а в «Сознающем уме» идет еще дальше и не исключает, что он может оказаться единственной приемлемой позицией[38][38]
  Chalmers D. J. The Conscious Mind. P. 160.


[Закрыть].

Потепление чалмерсовского отношения к эпифеноменализму, впрочем, вовсе не означает, что он идентифицирует свои взгляды как эпифеноменализм. Скорее, оно является выражением определенной неуверенности, имеющейся у него по поводу своей позиции. Тем не менее позиция эта у него есть, и он вовсе отказался – по крайней мере если речь идет о середине 90–х гг. – от намерения преодолеть «неэлегант– ность» эпифеноменализма (согласно которому квалитативное оказывается неким довеском к физическому).

Кроме того, Чалмерс не забыл и о своих прежних упреках, высказанных в адрес этой концепции: эпифеноменализм так или иначе оставляет ощущение случайности квалитативных состояний, ощущение того, что их могло бы и не быть: «трудная проблема сознания» остается по большому счету нерешенной. Но теперь Чалмерс полагает, что, возможно, с этим придется смириться, просто постулировав те или иные принципы, наводящие мосты между физическим и ментальным, и удовлетворившись «объяснениями» существования сознания через порождающие его «силы» или законы. Однако это все же не последнее слово Чалмерса. В конце концов, принципы структурной когерентности и организационной инвариантности, инкорпорированные эпифеноменализмом, не являются, как мы знаем, базовыми психофизическими законами. Возможно, они есть лишь частные случаи более фундаментального закона. Возможно также, что анализ этого закона откроет перспективы преодоления эпифеноменализма или хотя бы его модификации в духе двуаспектной теории, на которую Чалмерс возлагал большие надежды в начале 90–х.

Чалмерс действительно работал в этом направлении. Результаты его поисков в полном объеме изложены в «Сознающем уме», упоминаются они и в статье «Навстречу проблеме сознания» и др. Представленная в «Сознающем уме» концепция и в самом деле является наследницей двуаспектной теории из рукописи 1990 г. Ключевую роль в ней, напомним, играло понятие информации. Чалмерс утверждал, что квалитативные состояния и есть информация, носителями которой оказываются функциональные схемы (patterns) в мозге. Он также утверждал, что информация и схемы, или паттерны, – это два аспекта одной и той же вещи (для именования которой он использовал мало что разъясняющий термин «паттерн / информация»), и поэтому с некоторыми оговорками причислял себя к теоретикам тождества. Но в «Сознающем уме» речь об этом уже не заходит.

Кроме того, в позиции Чалмерса произошли следующие изменения. Прежде всего, он основательно трансформировал и конкретизировал свое понимание информации. Опираясь на идеи К. Шеннона, он дефинирует ее как систему различий и отношений в абстрактном логическом пространстве[39][39]
  Ibid. P. 277–283.


[Закрыть]. Информация имеется везде, где осуществлен выбор из некоего спектра возможностей. Сама по себе информация абстрактна, но она может быть реализована. Наиболее наглядной является физическая реализация. К примеру, у нас есть информационное пространство, где состояние А соотнесено с состояниемВ так, что отсутствие А влечет за собой отсутствие В. Физической реализацией этого пространства может быть, скажем, выключатель света. Это устройство обладает рядом физических свойств и может оказаться в разных состояниях, но если смотреть на него с точки зрения реализации определенной информационной матрицы, то эти состояния сводятся к двум: «включен» и «выключен» – разного рода физический «шум» отсекается потому, что содержащиеся в нем различия не имеют значения для данной системы, не производят в ней различий: согласно известной формуле Г. Бейтсона, информация – «это различие, которое производит различие»[40][40]
  Bateson G. Steps to an Ecology of Mind. Chicago, 2000. P. 459.


[Закрыть].

Итак, информация может быть реализована физически, и материальная система, реализующая ее, функционирует в соответствии с логическими отношениями, конституирующими информацию. Но тут возникает вопрос: а возможны ли иные способы реализации информации? Чалмерс уверен в позитивном ответе. Информация, полагает он, может быть реализована и в нашем квалитативном опыте. Ведь и в нем присутствует множество различий и соотношений.