Текст книги "Трудная проблема сознания"

Автор книги: Вадим Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Рассказывал, что они решили не делать специальную степень по когнитивным наукам, так же как ее не делают сейчас по Consciousness Studies – исходя из соображений трудностей отыскания работы для выпускников, насколько я понял (хотя это и парадоксально). Но он считает, что на каждой кафедре психологии должны быть люди, ведущие тему сознания. Я спросил его об учителях. Он учился в Гарварде и очень тепло вспоминал о Патнэме (но сейчас он с ним почти не общается). Патнэм казался человеком, который знал все и мог компетентно говорить на любую тему. Исключительно притягательная личность. А вот Куайн не нравился ему. Он хотел обсуждать только собственные идеи. Упомянул о влиянии Хомского, хотя он и не учился у него. Порекомендовал нам сходить на публичную лекцию французского нейроученого Деана (уточняя его фамилию – на слух было неясно, о ком он говорит, – написал ее прямо на скатерти), заметив между тем, что идеи Деана противоположны его собственным – хотя он не раз ссылается на его результаты в статьях. В этой связи очень тепло отозвался и о Кристофе Кохе. Узнав уже на улице (предварительно расплатившись за всё, несмотря на наши вялые протесты), что в пять часов мы будем встречаться с Деннетом в ресторане ОМ, сказал, что вы «услышите совсем другие истории»… Мы с Д. отправились на лекцию Деана в огромном такси с угрюмым темнокожим водителем. Лекция была в одном из старых корпусов Гарвардского университета, расположенном рядом с самым высоким зданием в Кембридже (этажей 17). Пришли минут за десять. Заканчивалась предыдущая лекция, и все толпились в фойе. Удобная аудитория, чем‑то напоминающая наши. Пришел Блок. Вдруг появился и Деннет, который, не замечая нас, сел рядом со мной – то и дело посматривая на часы, чтобы не опоздать на встречу с нами. Лекция была посвящена осмыслению данных fMRI по участкам мозга, отвечающим за чтение. Загадка в том, что, хотя генетически эти участки не могут быть детерминированы, у всех людей они одни и те же.

Как такое может быть? Гипотеза Деана состоит в том, что в этих участках произошло перераспределение функций. Изначально они отвечали за распознание элементарных геометрических форм. И из этих форм нетрудно составить чуть ли не все алфавиты. В пять часов Деннет вышел, и мы за ним. Поздоровались и направились в ОМ – гастрономический ресторан, где нам предстояло отведать немало изысканных блюд, ни названий которых, ни их ингредиентов я, разумеется, не запомнил. По пути Деннет рассуждал о формировании в мозге различных систем распознавания, но потом – поскольку из‑за моей манеры ходить мы шли очень быстро – попросил чуть сбавить ход. Сказал, что чувствует себя после перенесенной операции в общем неплохо, занимается с инструктором в тренажерном зале (был там с утра и в этот день), поднимает гири и т. и. Рассказывал о том, как проходила операция, как охлаждали его мозг – до этого он уже сообщал подробности прессе, так что мы многое знали и сами. Боялся, не приведет ли все это к каким‑то нарушениям, и поэтому сразу после операции попросил жену принести ему кроссворды – и, только решив их с прежней скоростью, успокоился. В ресторане сначала долго определяли, как и что мы будем есть. Затем приступили к раздаче подарков и фотосессии. Спросил, я ли написал главу о нем в нашем учебнике, и узнав, что да, попросил подписать ее, а потом и сфотографировался с учебником в руках… Деннет произвел очень сильное впечатление. Это мощный и оригинальный ум.

В нем есть что‑то от иллюзиониста или гипнотизера – сам Деннет любит цитировать в этой связи Б. Вурхеса, назвавшего его дьяволом, потому что он, так сказать, крадет у людей душу, оставляя телесные одежды без облаченного в них короля, т. е. считая сознание иллюзией. Большую часть беседы, которая продолжалась около трех часов, с пяти до восьми вечера, он монотонно говорил, словно суггестируя свои идеи, и периодически сопровождал свои слова размеренными пассами. Беседу мы начали с его вопроса о наших занятиях, в ответ на который было сказано, что я пишу книгу «Трудная проблема сознания». Деннет заявил, что считает, будто такой проблемы не существует, и я подтвердил, что, конечно, знаю о его позиции. Меня интересовало несколько вопросов, и я получил на них ответ. Во– первых, я хотел узнать о том, как он воспринимает эволюцию собственных идей. Он сказал, что глобальных изменений не было. Теорию «славы в мозге» он не считает в чем‑либо по сути противоречащей теории «множественных набросков». Недостаток более раннего названия, сказал он (я не припомню, чтобы он где‑то писал об этом, – хотя, как я впоследствии установил, подобное замечание делал по поводу его теории Р. Кирк еще в 1993 г.), в том, что слово «набросок» неявно предполагает существование того, кто его читает. И это нежелательный образ. «Слава» более нейтральная метафора. Я спросил его (памятуя о своем диспуте с Гиренком), зачем вообще использовать метафоры. Ответ свелся к тому, что метафоры – это просто высокоуровневые описания низкоуровневых процессов.

Перешли в этой связи к проблеме метафоры сознания как software. Я спросил, не кажется ли ему, что software как таковое есть просто абстракция. Реально оно вносит изменения в физические каузальные цепи – и испаряется. Он не вполне согласился с этим (хотя в своей поздней трактовке «виртуальных машин» в мозге он занимает примерно такую же позицию)… Рассуждал о феноменологии, о том, что если разные люди будут описывать, кажется, взаимоотношения внутри какой‑нибудь бейсбольной команды, то эти описания будут разниться – но это, и только это, и есть феноменология, пусть и бихевиористичная (но он не видит в этом ничего плохого). Говорил об интенциональной установке, о том, что нет различия между производной и изначальной интенциональностью, т. е. о том, что человеческая якобы изначальная интенциональность тоже произ – водна, и производит ее естественный отбор. Я сказал, что производ – ность здесь берется в разном значении, но Деннет с этим не согласился. Тогда я спросил, считает ли он, что мы приписываем интенциональные состояния самим себе, и он ответил, что да, что эти интенциональные состояния есть полезная иллюзия. Тут Д. задал один из ключевых вопросов, который я и сам в свое время задавал Деннету в письме – и не получил ответа: как понимать иллюзию? Каков ее статус? Отвечая, Деннет сказал нечто новое для меня. Он сослался на то, что иллюзии могут быть и у роботов и что в свое понимание иллюзии он не вкладывает ничего большего. В связи с проблемой реальности сознания не могли не поговорить об интерпретациях квантовой механики. Я знал, что Деннет отвергает интерпретации, связанные с признанием сознания как фактора в коллапсе волновой функции.

Деннет заметил, что ему не близка и копенгагенская интерпретация, так как она придает большое значение измерению (и косвенно ведет к признанию ключевой роли сознания в этом коллапсе). Потом он упомянул недавнюю книгу одного нобелевского лауреата, в которой дана устраивающая его пробабилистская интерпретация – а устраивает она его, видимо, потому, что перекликается с его теорией личности и критикой субстанциального дуализма. Тут, кстати, я напомнил ему, что в одном месте он как‑то сказал, что не считает дуализм логически противоречивой теорией. Но если так, то почему он все‑таки сходу отвергает дуализм. Отвечая, он повторил то, что говорит всегда, а именно то, что дуализм – пораженческая теория, так как он не предлагает никакого объяснения взаимодействия сознания и мозга. Тут же он упомянул темную материю, заметив, что вот дуализм обычной материи и темной материи – нормальный дуализм, в отличие от дуализма материи и сознания. В ответ на это я сказал, что мы точно так же не понимаем принципов взаимодействия темной и обычной материи, как не понимаем принципов взаимодействия мозга и сознания. Это замечание было несколько неожиданным для Деннета. Он сказал, что это интересно, и что он никогда не думал об этом, и что, возможно, у него имеются предубеждения на этот счет. Но он полагает, что различия есть (любопытно, что Деннет, похоже, не сомневается в реальности темной материи, хотя некоторые считают, что это не настоящая, а мнимая сущность, продукт некорректного ad hoc допущения).

Вернувшись к особенностям его новой теории сознания и изменений в его взглядах, я спросил его о том, не является ли явным изменением то, что он стал гораздо более осторожно говорить о культурной обусловленности сознания, чем раньше. Этот вопрос вывел на тему сознания у животных. Деннет признал, что раньше он, возможно, был излишне радикален, отрицая его. Новейшие эксперименты могут заставить его изменить свое мнение. Но к оценке этих экспериментов надо подходить очень осторожно, заме – тил он, и привел несколько иллюстраций. Сначала он прокомментировал знаменитые эксперименты с шимпанзе, якобы распознающими себя в зеркале. Убедительных доказательств долгое время не было, а те видеозаписи этих экспериментов, которые он смотрел, были совершенно невыразительными. И лишь совсем недавно появились такие записи, которые не оставляют на этот счет сомнений (он изобразил шимпанзе, продемонстрировав, как все это выглядит), – надо, правда, помнить, добавил он, что лишь три из десяти шимпанзе способны узнавать свое отражение. Еще более интересный случай был связан с экспериментами, вроде бы демонстрирующими развитые коммуникативные способности обезьян. Деннет слушал доклад об этом на одной из конференций. Доклад был настолько убедительным, что смотреть видеозапись экспериментов не было, казалось, никакой необходимости.

И тем не менее он решил сделать это, пожертвовав ланчем. Результат был ошеломляющим: он совершенно не мог увидеть этой коммуникации, глядя на экран и слушая комментарии исследовательницы. Она вкладывала в увиденное то, чего там совершенно точно не было. После этого Деннет твердо решил не доверять словам, когда речь идет об интеллектуальных способностях животных. Кажется, в этой связи он сказал, что одна из задач философии – поддерживать такой критический настрой. И тут мы перешли к обсуждению того, чем вообще должна заниматься философия. Деннет настаивал, что философия – это деятельность, помогающая ставить правильные вопросы в тех областях, где еще неясно, как ставить эти правильные вопросы. Но ответы на них в любом случае дает не она, на них отвечает наука. Говорил, что эта особенность философии может вгонять в депрессию тех людей, которые ценят точность и наукообразность… За окном стемнело, и беседа вдруг переменялась. Произошло что‑то неуловимое, Деннет словно преобразился в одного из «Таинственных людей» – и предложил нам сыграть в удивительную игру, зная алгоритм которой можно почти наверняка выигрывать. Он выиграл у меня пару раз, а потом объяснил алгоритм – но я уже почти ничего не понимал, одурманенный винами, и даже признался, что, бездумно повторяя тот алгоритм, чувствую себя человеком в Китайской комнате. А потом был Паззл и гномы, спасающие друг друга… Затем Деннет и вовсе на какое‑то время растворился в воздухе. Расплатившись и вновь обретя его, мы вскоре тепло распрощались на промозглой кембриджской улице. Деннет (пообещавший нам перед тем, как расстаться, еще в ОМе, что его новая книга тоже будет о сознании; и мы долго размышляли над названием: он шутливо предложил «Действительно объясненное сознание» – мой вариант был Consciousness Better Explained – и добавил, что люди запоминают заглавия его книг) отправился домой, чуть ли не пешком, а нам предстояла долгая ночная дорога в Нью – Йорк. Мы попали в пробку на 1-95, и к тому же наша электронная подружка неправильно поняла нас и отправила куда‑то в пригороды нашего мегаполиса: на родной Washington Square, мы очутились лишь в 2 часа ночи.

90 Jackson F. Epiphenomenal qualia // Philosophical Quarterly 32 (1982). P. 127–136.

91 Jackson F. Mind and illusion // There's Something About Mary: Esays on Phenomenal Consciousness and Frank Jackson's Knowledge Argument, ed. by P. Ludow, Y. Nagasawa, and D. Stoljar. Cambridge MA, 2004. P. 421–442.

92 К примеру, способность «узнавать, воображать и вспоминать данное состояние» – ibid. Р. 439.

93 См.: Papineau D. Thinking about Consciousness. N. Y., 2004 (2002). P. 4772. Отметим, что все эти варианты проходят лишь при предположении, что субъективные данности, подобные данности красного, могут быть тождественны физическим процессам в мозге. Иными словами, мысленный эксперимент Джексона не опровергает физикализм лишь при условии осмысленности теории тождества. Мы видели, однако, что у этого предположения нет резонов. Теория тождества опирается на неверифицируемое допущение. Но если согласиться с тем, что она ошибочна, опровергнуть физикализм можно проще, чем это делал Джексон. (1) Вообразим, к примеру, лимон. Б нашем сознании имеется визуальная данность, нечто желтое. (2) Так как речь идет о воображении, бессмысленно искать эту данность среди внешних объектов. (3) Очевидно, однако, что и визуально изучая свой мозг с позиции третьего лица, мы не найдем в нем ничего желтого, и уж точно не найдем там лимона. (4) Следовательно, данности третьего лица, т. е. физические данности, не исчерпывают всех данностей, что, собственно, и означает, что физикализм ложен.

94 См.: Dennett D. С. Consciousness Explained. P. 398–401; Dennett D. С. Sweet Dreams. P. 103–129.

95 Ср.: Churchland P. M. Knowing qualia: a reply to Jackson (with Postscript 1997) // There's Something About Mary. P. 164–167.

96 На Туссанской конференции 1996 г. Д. Чалмерс направил на Деннета сконструированный им «прибор», похожий на фен и предназначенный для индикации сознания. Лампочка не загорелась.

97 См.: Dennett D. С. Sweet Dreams. P. 10–13. Здесь Деннет говорит о том, что даже если бы оказалось, что благодаря особым свойствам нейронов каждый из них обладает неким «квантом» сознания, из сложения которых и возникает наше субъективное Я, то это еще не дало бы ответа на главный, по мнению Деннета, вопрос о том, по каким принципам они должны быть сложены. Из этих пассажей следует, что Деннет попросту выносит за скобки вопрос о субъективности.

98 Ibid. P. 12.

99 Так что Деннет напрасно стыдился того, что он является представителем той же профессии (т. е. философии), что и К. Макгинн, отрицающий возможность объяснить сознание. Вообще, Деннет на удивление много рассуждает о том, как ему неуютно среди коллег по профессии.

100 Одна из формулировок «трудной проблемы»: почему мы не зомби?

101 Деннет упоминает фокус «Умная колода» (The Tuned Deck) Р. Халла – см.: Dennett D. С. Sweet Dreams. P. 72–75. Думаю, не менее удачный пример – «Лазерная иллюзия» Д. Копперфилда.

102 См.: http://ru.youtube.com/watch? v=wIdxbJyvfNw&feature=related и др. части этой лекции. Ср.: Dennett D. С. Consciousness Explained. P.

Глава 4. Чалмерс: все решения плохи…

В предыдущих главах мы уже не раз сталкивались с идеями Чалмерса. И в этом нет ничего удивительного: в начале XXI века, пожалуй, не удастся найти ни одной значимой книги о сознании, в которой не упоминались бы работы этого автора[1][1]
  Из этого правила есть исключения, к примеру: Pauen M. Was ist der Mensch? Die Entdeckimg der Natur des Geistes. Munchen, 2007. Но оно подтверждает правило, так как автор, не упоминая Чалмерса, пользуется его идеями (см., напр.: S. 130–132). Вообще же философы благодарят «Дэйва за то, что он Дэйв», и говорят, что, если бы его не было, его надо было бы придумать.


[Закрыть]. Феномен этот, конечно, требует толкования, и самое простое объяснение состоит в том, что Чалмерс – очень глубокий и оригинальный мыслитель. Но нельзя отрицать и некоторые другие факторы, к примеру, то, что он оказался в нужное время в нужном месте. Его туссанское выступление 1994 г., в котором он различил «легкие» и «трудную» проблемы сознания, обеспечило ему мгновенную славу, закрепленную фундаментальным трудом 1996 г. – «Сознающий ум», в котором он попытался найти средний путь между установками Деннета и Сёрла, объединив их позитивные интуиции. В год публикации этой книги Чалмерсу исполнилось всего 30 лет. Нетрудно догадаться, что в то время он лишь начинал свою философскую карьеру, тем более что его первые шаги в академической среде вообще не были связаны с философией. Он стартовал как математик в своей родной Австралии (в университете Аделаиды)[2][2]
  В юности Чалмерс был победителем Всеавстралийской олимпиады по математике, выиграл еще несколько национальных конкурсов и занял призовое место на международной олимпиаде.


[Закрыть], затем продолжил математическое образование в Оксфорде, но чем больше он занимался математикой, тем сильнее хотел поменять специальность. В этом ему помог знаменитый Дуглас Хофштадтер, ставший его научным руководителем в Университете Индианы (США), где Чалмерс и получил докторскую степень по философии в 1993 г.[3][3]
  В своей книге «Я – это странная петля» Хофштадтер, этот самый романтичный из американских философов (перевод им «Евгения Онегина» явно не был случайностью), сокрушенно вопрошает, как же под его крылом мог вырасти философ, столь чуждый ему по своим взглядам и умонастроениям (сам Хофштадтер высказывает те же идеи, что и его друг Деннет, но только еще более метафорично). См.: Hofstadter D. I am a Strange Loop. N. Y., 2007. P. 375.


[Закрыть] – накануне той самой Туссанской конференции, которая принесла ему мировую известность. Поработав в 1993–1998 гг. в Вашингтонском (Сент – Луис) и Калифорнийском (Санта – Крус) университетах, в 1999 г. Чалмерс обосновался на кафедре философии Аризонского университета в Туссане и возглавил там Центр исследований сознания. В 2004 г. он вернулся на родину, заняв должность профессора Австралийского национального университета (Канберра) и директора Центра сознания.

Из биографической справки Чалмерса видно, что он не чужд организаторской деятельности. Возможно, его влияние в наши дни отчасти связано и с его успехами на этом поприще. Он, кстати, умеет превращать академические мероприятия в настоящие шоу, в которых иногда и сам солирует, исполняя свой сумасшедший «Зомби – блюз»[4][4]
  Официально (см. сайт туссанского Центра исследований сознания, раздел о конференции 2006 г.) первые строки его таковы: «I act like you act, I do what you do, but I don't know, what it's like to be you. What consciousness is, I ain't got a clue. I got the Zombie Blues!..».


[Закрыть]. Чалмерс, кроме того, курирует оксфордскую серию по философии сознания, и за последние годы под этой рубрикой вышло немало качественных книг. Все эти вещи, как шутит Дэвид, позволяют ему находить оправдания для того, чтобы не заниматься «реальной работой". Между тем именно эта работа – которую он время от времени все же делает – представляет главный интерес для нас.

Проблема сознания увлекла Чалмерса еще в студенческие годы, когда он изучал математику и computer science в своем первом университете. Позже, переключившись на философию и сосредоточившись на теме сознания, он, однако, не забыл прошлое: уже в ранних рукописных текстах Чалмерса (опубликованных им на своем вебсайте) мы видим стремление сочетать «деннетовский» компьютерно– функционалист – ский подход к изучению работы мозга с «сёрловским» признанием реальности квалитативных состояний.

Особый интерес в этой связи представляет набросок статьи «Точки зрения от первого PI ОТ третьего лица», созданный в 1989 г., когда Чалмерс только – только поступил в аспирантуру Индианы. Буквально с первых строк он заявляет о «великой тайне» субъективности: «знаменитая проблема сознание – тело в наши просвященные материалистические времена сводится исключительно к вопросу: что такое "первое лицо" и как оно возможно?»[5][5]
  Здесь и далее см.:http://consc.net/notes/first‑third.html


[Закрыть] Обратим внимание, что Чалмерс пока еще пользуется старым термином "проблема сознание – тело». Вместе с тем в тексте неоднократно звучит мысль, что эта формулировка устарела и больше не является адекватной – так готовится почва для появления на свет «трудной проблемы сознания».

Старая формулировка, полагает Чалмерс, устарела по крайней мере по двум причинам. Во – первых, термин «сознание» (mind), некогда обозначавший субъективную реальность «от первого лица», в наши дни оказался приватизирован когнитивной наукой, проводящей линию на изучение ментальных феноменов с объективистских позиций компьютерной метафоры, с точки зрения «третьего лица». Во – вторых, в современной редакции проблемы сознание – тело речь идет, скорее, не о теле или телесности вообще, а о мозге. Так или иначе, но за неимением лучшего Чалмерс пока пользуется старой терминологической конструкцией. Не применяет он и термина «зомби». Но сама идея «существа, которое, как кажется, обладает всеми атрибутами от третьего лица, необходимыми, скажем, для сознания, но которое вместе с тем лишено "того, кто переживает" от первого лица», обсуждается им. Выражение «как кажется», акцентированное Чалмерсом, выделено им не случайно: он склоняется к выводу, что в действительности зомби немыслимы и невозможны (это убеждение было у него еще в оксфордский период). Иначе говоря, он считает, что "первое и третье лицо неразделимы", и обещает показать, почему дело обстоит именно так. Там же он подчеркивает, что если бы зомби были возможны, то проблема сознание – тело могла бы оказаться нерешаемой. Это замечание помогает уточнить понимание Чалмерсом специфики проблемы сознания на раннем этапе.

Существо его позиции сводится к следующему. Во – первых, он убежден, что функционирование мозга может быть исчерпывающе объяснено с точки зрения третьего лица, методами когнитивных дисциплин и нейронауки. Иными словами, он не сомневается в каузальной замкнутости физического мира. Во – вторых, Чалмерс призывает всерьез относиться к субъективным данным от первого лица. Они являют собой своего рода «аномалию», но такую аномалию, которую нельзя игнорировать, а приходится объяснять. И для раннего Чалмерса проблема состоит прежде всего в том, как эти данные от первого лица вписываются в объективный порядок существования: распутав этот узел, мы, собственно, и объясним возможность «первого лица», о которой настойчиво вопрошает Чалмерс. Идея решения, которая уже вызрела у него к тому времени, подразумевала демонстрацию того, что субъективная реальность является оборотной стороной объективных функциональных схем в мозге. Он выражает это отношение связкой «паттерн – информация». Трудно спорить, что объективные функциональные схемы в мозге, паттерны, являются носителями информации, и Чалмерс полагает, что информация, которую они несут, это и есть наши субъективные состояния.

Эта теория получает дальнейшее развитие в рукописи «Сознание и познание», созданной в январе 1990 г. Здесь Чалмерс поясняет, что предлагаемая им концепция является разновидностью так называемой «двуаспектной теории», вариации на тему которой он находит, в частности, в трудах Т. Нагеля. Речь идет о том, что квалитативные ментальные состояния – не что иное, как один из аспектов некоей реальности (за неимением лучшего Чалмерс называет ее «паттерн– информация»), другим аспектом которой являются функциональные схемы, паттерны. На первый взгляд неясно, что дает это уточнение. Кажется, что оно, скорее, запутывает ситуацию. Дальнейшие разъяснения Чалмерса, однако, помогают понять выгоды этого решения. Дело в том, что он характеризует принимаемый им вариант двуаспектной теории как вариацию на тему теории тождества – той самой теории Плейса и Смарта, которую мы уже разбирали. Теория тождества ментальных и физических (или физически истолкованных функциональных) состояний, несмотря на множество трудностей, имеет одно важное преимущество: она позволяет изящно решить проблему ментальной каузальности. Здравый смысл говорит нам, что ментальные состояния играют определенную каузальную роль в поведении. Однако если мы признаем каузальную замкнутость физического (а в 1990 г. Чалмерс пока безоговорочно признает ее), то возникает проблема объяснения наших обыденных интуиций, касающихся ментальной каузальности. Теоретики тождества легко согласуют одно с другим: если ментальные состояния тождественны физическим процессам в мозге или физически реализованным функциональным схемам в нем, то мы имеем полное право сказать, что такие ментальные состояния действительно влияют на поведение.

Именно это обстоятельство привлекает Чалмерса: «субъективные состояния могут быть каузально действенными, так как они всего лишь другой аспект объективных состояний»[6][6]
  См.: http://consc. net/papers/c‑and‑c.html


[Закрыть]. Вместе с тем защищаемый Чалмерсом двуаспектный вариант теории тождества, уверяет он (хотя истинность его тезиса неочевидна), отличается от стандартных теорий признанием реальности квалиа: это «теория тождества, которая всерьез относится к субъективным состояниям».

Другое отличие своей теории Чалмерс видит в том, что она не ограничивается абстрактными рассуждениями о двух аспектах, а специфицирует их в уже упоминавшихся терминах «паттерна и информации». Паттерны существуют в мозге, а «квалиа – не что иное, как информация»[7][7]
  Ibid. Сходную теорию разрабатывает российский философ Д. И. Дубровский. См.: Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007. С. 114–163. В отличие от Чалмерса, однако, Дубровский утверждает, что квалиа, субъективные состояния, обладают реальным каузальным воздействием на организм – и это воздействие является одним из примеров так называемой «информационной причинности». Главная проблема теории Дубровского, по – видимому, в том, что он не вполне проясняет, есть ли информационная причинность просто высокоуровневое проявление базовой физической причинности, или же она представляет собой нечто самостоятельное. Иными словами, являются ли каузальные возможности квалиа чем‑то превосходящим каузальные возможности нейронных «кодов», в которых они реализованы, – и если да, то как можно согласовать это с принципом каузальной замкнутости физического. Между тем создается впечатление, что он склоняется к отрицательному ответу. Но такой ответ крайне затрудняет объяснение того, зачем вообще нужны квалиа. Попытки подобного объяснения неизбежно вращаются по кругу, поскольку всегда можно сказать, что все те функции, с которыми предположительно связаны квалиа, могли бы быть реализованы и без них.


[Закрыть]. Впрочем, в рукописи 1990 г. нет сколько‑нибудь развернутого обсуждения понятия информации. Зато здесь присутствуют любопытные размышления о том, почему он считает свою теорию единственным перспективным подходом к решению проблемы сознание– тело. Размышления эти в зачаточном виде присутствовали и в рукописи «Точки зрения», но в разбираемом тексте они доведены прямо‑таки до кипения. Чалмерс обращает внимание, что признаваемый им тезис о возможности исчерпывающего объяснения человеческого поведения с позиции третьего лица (являющийся следствием принципа каузальной замкнутости физического) неизбежно приводит к выводу, что с этой объективной позиции объяснимы и все высказывания, которые мы делаем о квалитативных состояниях и сознании. Получается, таким образом, что хотя «сознание таинственно, высказывания о сознании таковыми не являются».

Иными словами, все наши рассуждения о сознании и проблеме сознание – тело, будучи фактами поведения, могут быть объяснены и без привлечения сознания (в конце статьи Чалмерс предлагает набросок такого объяснения, напоминающий схемы Деннета). Даже если бы мы были лишены квалитативных состояний, мы все равно говорили бы о них. Эта парадоксальная ситуация, четко зафиксированная в 1989 г. А. Элитцуром[8][8]
  Elitzur A. Consciousness and the incompleteness of the physical explanation of behavior // Journal of Mind and Behavior 10 (1989). P. 1–20. Хотя Элитцур и отсылал к сходным рассуждениям Р. Пен– роуза в статье «Квантовая физика и осознанное мышление» (1987), но, поскольку они были очень уж краткими (Пенроуз утверждал, что «если бы сознание не оказывало действенного влияния на поведение, сознающие существа никогда не выказывали бы своего удивления по поводу сознательного состояния и вели бы себя как бессознательные механизмы, которых „не беспокоит“ подобная чепуха» – Penrose R. Quantum physics and conscious thought//Quantum Implications: Essays in Honour of David Bohm, ed. by B. J. Hiley, F. David Peat. L., 1991 (1987). P. 116), впоследствии он счел возможным представить дело так, будто это доказательство действенности сознания является его собственным изобретением – см.: Elitzur A. Consciousness makes a difference: Reluctant dualist's confession. TS 2005. В действительности используемый Элитцуром аргумент (восходящий, помимо прочих менее известных источников – см.: Koks‑vik О. In Defence of Interactionism. Master thesis. TS 2006. P. 26 – к работам Б. Мэдлина и С. Шумейкера (если, конечно, не принимать во внимание его аналог, обсуждавшийся еще в школе Вольфа, – см., напр.: Sammlung und Auszuge der sammtlicheu Streitschriften wegen der Wolffischen Philosophiе, zur Erlauterung der bestritten Leibnitzischen und Wolffischen Lehrsatze… verfertiget von Carl Guntor Ludovici. Th. 1. Lpz., 1737. S. 195), в частности – как указывал Плейс – к статье Мэдлина «Райл и механическая гипотеза» (1967), а также к статье Шумейкера «Функционализм и квалиа» (1975) – см.: Shoemaker S. Functionalism and qualia // The Nature of Mind. P. 397–398) был более или менее проработан в 80–е годы. Так, он встречается в статье Д. Льюиса «Чему учит опыт», впервые опубликованной в 1988 г., – см.: Lewis D. What experience teaches // There's Something About Mary. P. 94–95. Его использует и Р. Суин – берн в «Эволюции души», первое издание которой появилось в 1986 г., – см.: Swinburne R. Evolution of the Soul. P. 40(Суинберн был знаком с текстами Шумейкера). Льюис, как и Плейс, в том же году рассуждавший на ту же тему – см.: Place U. Т. Identifying the Mind. P. 79, – реагирует на него бегством в материализм. Суин – берн, как и Элитцур, предпочел ему интеракционистский дуализм (хотя в более поздних статьях Элитцур все больше акцентирует и другой вариант: возможность того, что наши высказывания о собственном сознании могут быть результатом когнитивных ошибок, – причем эту гипотезу, утверждает он, можно было бы проверить экспериментально). Чалмерс, как мы увидим, избрал третий путь.


[Закрыть] (на статью которого Чалмерс, кстати говоря, ссылается), требует какой‑то реакции. Сам Элитцур отреагировал на нее отказом от тезиса о каузальной замкнутости физического и признанием реальной действенности ментальных состояний, нетождественных физическим процессам в мозге и ответственных за высказывания об этих состояниях. Чалмерс, однако, пока не готов поступиться каузальной замкнутостью физического.

Но как же тогда «сознание может иметь хоть какое‑то отношение к тому, что мы говорим о сознании»? Двуаспектная теория отвечает на этот вопрос и позволяет сохранить «когерентность» точек зрения от первого и от третьего лица. Будучи оборотной стороной функциональных схем, отвечающих за высказывания о сознании, сознание действительно может иметь отношение к последним.

Таким образом, двуаспектная теория Чалмерса позволяет обосновать косвенную каузальную действенность (каузальную релевантность) квалитативных ментальных состояний. В этом ее принципиальное отличие от традиционного эпифеноменализма, к которому он объективно близок, как и всякий, кто признает онтологическую самостоятельность сознания но при этом допускает каузальную замкнутость физических процессов. Эпифеноменалисты тоже утверждают реальность квалитативных состояний и их скоррелированность с физическими процессами в мозге, но, не отождествляя их с определенными аспектами последних, они, по Чалмерсу, вынуждены говорить о случайном характере этой корреляции и не в состоянии объяснить, как она возможна. Именно поэтому в 1990 г. Чалмерс считает стандартный эпифеноменализм неприемлемой позицией. Вместе с тем он подчеркивает, что он перенимает от эпифеноменализма серьезное отношение к квалиа. Но он дополняет признание реальности квалитативных состояний их интерпретацией в качестве внутреннего аспекта функциональных паттернов в мозге. В итоге получается такой эпифеноменализм, в котором «сознание имеет значение» – но это все– таки эпифеноменализм, потому что «мы можем вообразить субъективные аспекты "оторванными" от несубъективных, допуская полную автономию физического».

Еще раз подчеркнем специфику отношения Чалмерса к эпифеноменализму в 1990 г. В классическом виде, полагал Чалмерс, эпифеноменализм неприемлем, так как не позволя – ет объяснить корреляцию квалиа и физических процессов в мозге – ключевое слово здесь «объяснить». Двуаспектная теория дает такое объяснение и поэтому выглядит более перспективной. Мы видим, таким образом, что теория Чалмерса и в самом деле позволяет решать какие‑то проблемы. С другой стороны, нельзя не отметить, что попытки Чалмерса конкретизировать упомянутую двуаспектность не только решают проблемы, но и порождают немало проблем. В частности, истолкование квалитативных состояний как информации, носителями которой являются объективные паттерны, подталкивает к смелым выводам о широте распространенности сознания в мире. В самом деле, паттерны и функциональные схемы реализованы не только в мозге. Информация и ее носители, собственно, есть повсюду. Значит ли это, что сознание – как внутренний аспект паттернов – тоже имеет повсеместное распространение? Характерно, что в рукописи 1990 г. Чалмерс без особых колебаний соглашается с этим предположением. Он, правда, уточняет, что в таких случаях речь надо вести, скорее, не о сознании как таковом – предполагающем наличие сложных механизмов самомониторинга, – а о квалиа, но вот они‑то вполне могут существовать даже в примитивных системах обработки информации, к которым можно причислить вообще все, что только пожелаешь.

Симпатия к панпсихизму в дальнейшем сослужила неоднозначную службу Чалмерсу. Хотя она, возможно, способствовала распространению его взглядов в нефилософской среде, она вызывала резкую критику со стороны ряда академических философов. Сейчас, однако, важно понять, почему Чалмерс не побоялся панпсихистских выводов, столь очевидно расходящихся со здравым смыслом. Ответ в том, что эти выводы являются следствием его тезиса о неразрывной связи объективных паттернов и субъективной информации.

Но почему Чалмерсу так важно было говорить именно об их неразрывной связи? Вспомним его загадочное замечание из незавершенной статьи 1989 г. о том, что, если бы зомби были возможны, проблема сознание – тело оказалась бы неразрешимой. По – видимому, он считал, что допущение возможности зомби означает отрицание неразрывной связи данных от первого и третьего лица. Соответственно, он был уверен, что решение проблемы сознание – тело предполагает демонстрацию такой связи. Более того, первоначально Чалмерс, скорее всего, полагал, что его двуаспектная теория позволяет проиллюстрировать связь такого рода. Однако в 1990 г. он начинает сомневаться, а так ли это в действительности? В самом деле, даже если признать, что квалитативный субъективный опыт есть внутренний аспект неких объективных процессов, все равно остается вопрос, почему этот аспект так уж необходим. Не случайно, что теперь он более определенно допускает представимость зомби. Осмысление им факта незавершенности своей теории сопровождалось примечательным изменением самой формулировки проблемы сознания.

Об этом изменении следует сказать особо. В рукописи 1989 г. Чалмерс рассуждает о тайне сознания и данных от первого лица в контексте «кантианского» вопроса «как возможно?» Специфика этого вопроса в том, что, задавая его, мы уже предполагаем данность квалиа и пытаемся понять, каким образом можно встроить эти «аномальные» состояния в объективный порядок вещей. Двуаспектная теория помогает справиться с этой задачей. Однако даже она не позволяет продемонстрировать необходимую связь субъективной и объективной реальностей. Что‑то остается необъясненным. В рукописи 1990 г. Чалмерс нащупывает формулировку, которая выявит пробелы, имеющиеся в его теории, и будет стимулировать его к дальнейшим поискам. Эта формулировка предполагает дополнение вопроса «Как возможны данные от первого лица?» вопросом «Почему такие субъективные состояния вообще должны существовать?». Вариации на тему «Почему существуют квалиа?» буквально наводняют текст 1990 г. и полностью отсутствуют в более раннем наброске.