Текст книги "Черная пустошь. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Вадим Михальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

– Дирижабль, – прошептал он и его руки бессильно обвисли вдоль тела.

Несколько мгновений я не мог понять его, но потом ошеломляющая своей жестокостью догадка возникла в моей голове.

– Люди нашли нас? – спросил я.

Я говорил тихо и никто не услышал меня, даже тот, которому я и задал свой вопрос. Он не услышал меня, не ответил, а через миг было уже слишком поздно.

Первым очнулся Лоро – он одним прыжком преодолел расстояние между ним и Илайджей:

– Предатель! – закричал он, занося лапу для смертельного удара.

Илайджа стоял на коленях, опустив голову так, что подбородок почти касался груди. Он ничего не говорил, не пытался защищаться, он ничего не делал. Эта покорность и пугающая растерянность на какой‑то миг сдержали Лоро и я успел вклиниться между ним и человеком.

– Что это значит? – прорычал Касп.

Сайди с начинающими багроветь от ярости глазами встал рядом с ним. Велор ничего не сказал: его взгляд был прикован к погребальному костру своего племени, к пожару, поглотившему всех, кто был ему дорог. Я понимал его лучше, чем кто‑либо из присутствующих.

Он повернулся ко мне и ярость исказила его черты, он оскалил зубы и прорычал:

– Если этот человеческий выродок хотя бы тронется с места, если хотя бы попытается бежать…, – его голос прервался от ненависти, он перевел дыхание:

– Ты ответишь мне жизнью, Белый, если дашь ему скрыться.

Я молча кивнул. Велор стремительно сорвался с места, направляясь к сплошной стене огня, рассеявшей ночную тьму. Он пытался понять – есть ли уцелевшие в этом демонском пламени. Он приблизился вплотную к границе, четко разделившей жизнь и смерть, и побежал вдоль неё, выкрикивая имена своих сородичей. Касп и Сайди последовали за ним. Лоро крикнул им вдогонку:

– Положись на меня, мудрый Велор – я не дам этим предателям сбежать!

Он выразительно посмотрел на меня и перевел взгляд на Илая. Он закрыл лицо руками и упал ничком в траву.

Лоро стоял рядом с ним, в любой момент готовый наброситься на человека. Время от времени он бросал быстрые взгляды на меня: не собираюсь ли я бежать.

Я не собирался. Я чувствовал себя так, как будто бы это пламя, яростно пожирающее лес, бушевало у меня внутри. Как будто бы этот огонь выжег мои внутренности, опустошил душу, выхолостил мой разум. Внутри у меня, повторяясь в ужасном, сводящем с ума, ритме, всё еще звучали голоса умирающих, их глаза смотрели на меня из пустоты, как ярко пылающие звезды, скопление укоряющих, обвиняющих, требующих ответа огоньков, в которых еще несколько мгновений назад светилась жизнь. Сейчас я мечтал только об одном – чтобы эта черная тень, принесшая смерть моему народу, сбросила этот огонь на мою голову.

Я сдерживал себя из последних сил. Не помню, о чем я думал, чтобы не сойти с ума: мыслей не было, хотелось только одного – закрыть глаза и не открывать их больше никогда.

Я услышал, как по траве зашелестели шаги и открыл глаза. Окружив нас плотным кольцом, стояли сейры племени Велора. Их было не больше сорока, около тридцати сейров и восемь ясс и всего два детеныша, испуганно озирающихся вокруг. Сейры постарше смотрели на нас с ослепляющей ненавистью, даже яссы, которым не свойственна жажда мести, смотрели на нас так, что становилось не по себе и хотелось стать маленьким и незаметным, как дождевой червяк.

– Я хочу спросить тебя, Белый, и спрошу тебя только один раз, – вперед вышел Велор, за ним, отстав всего на шаг, шли Касп и Сайди.

В глазах Каспа бушевала ярость, глаза Сайди были полны боли и непонимания.

– Ты предал нас? – глухо сказал Велор, глядя мне в глаза.

– Загляни в мой разум, вожак, – ответил я, с трудом заставляя себя говорить, – я не буду сопротивляться и ставить преграды. Ты поймешь, что лучше бы я умер, чем сознательно пошел на предательство.

Я добровольно открыл свое сознание, я предложил всем тем, кто усомнился во мне, заглянуть в мою душу. Я почувствовал холод постороннего присутствия, неясный шепот, задающий мне один за одним ужасные вопросы, сейры смотрели в меня. Мой разум стал прозрачным, как вода в горном ручье, все мои мысли, стремления, надежды лежали на поверхности, в глубине не было ничего, чтобы я хотел спрятать.

– Прости, что я усомнился в тебе, брат, – виновато сказал Сайди, отводя взгляд.

– Я не вижу ничего, что свидетельствовало бы о предательстве, – спокойно сказал Касп, но я видел, чего стоило ему это кажущееся спокойствие, – прости, Белый.

Велор отвел взгляд, чуть ли не впервые в жизни стыдящийся своего поступка. Он посмотрел на Илая, стоящего на коленях с закрытыми глазами, и я почувствовал, как внутри него толчками нарастает ярость.

– Да, Белый не предавал нас, – он склонил голову передо мной, – прости меня, но ты должен понять мои чувства.

– Тебе нет нужды извиняться, Велор, – сказал я.

– Значит, тебя обманули, Белый? – вкрадчиво спросил Лоро, приближаясь ко мне.

– Как могло случиться так, чтобы Белого, которого мы знаем как одного из самых проницательных сейров, которого невозможно ввести в заблуждение, смог обмануть этот человеческий гаденыш? – глаза Лоро вспыхнули, как раскаленные уголья.

– Действительно, Белый, – посмотрел на меня Сайди, – этот чужак воспользовался каким‑то своим колдовством, чтобы отравить твой разум?

– Или подал сигнал своим прихвостням? – яростно выкрикнул Касп.

– Правильно, – почти довольно кивнул Лоро, глядя на Илайджу, – Касп наверняка прав. Этот двуногий отвел нам глаза, заморочил глаза россказнями о мире, а сам навел на нас свои колдовские вещи.

Велор молчал, не отводя глаз от Илайджи, который всё еще не мог открыть глаза.

– Загляни в его сознание, Велор, – сказал я, – он не будет сопротивляться. Загляни и ты узнаешь все ответы. Проникнуть в человеческое сознание для нас не составит никакого труда. Вы тоже, – посмотрел я на остальных вожаков, – можете заглянуть в него.

Илайджа открыл глаза и я почувствовал, как сейры проникли в его страдающее от невыносимой боли сознание. Я не воспользовался своими способностями – мне не было это нужно. Мне хватило одного взгляда в его странные человеческие глаза, затуманенные слезами.

– Он не врал нам, – удивленно сказал Лоро.

– И у него нет ничего такого с собой, – сказал Сайди, – чтобы навести на нас людей. Я чую только слабый запах железа в складках его шкур, но это железо бесполезно против нас и не может причинить вреда. В нем нет лжи.

– А что это меняет? – проворчал Касп.

Велор молчал. Илайджа продолжал смотреть в мои глаза.

– Я не предавал вас, Белый, – послышался его дрожащий голос, ослабевший от страшного напряжения.

– Я знаю, – тихо ответил я, не в силах оторваться от его завораживающих своей прямотой и честностью глаз.

– Касп прав – это ничего не меняет, – устало сказал Велор. – Человек не предавал нас, его мысли и слова о мире были искренними и шли от сердца. Я тщательно проверил его разум и не нашел ни малейших следов злого умысла. Более того, всё произошедшее было для него такой же неожиданностью, как и для нас.

– Я ничего не знал, – прошептал Илайджа, умоляющим взглядом обводя собравшихся сейров, – я даже не предполагал, что мы способны на такое.

Молчание было ему ответом.

– Я знал, что дирижабли проводили разведку и нашли ваши племена с воздуха, но я не знал, что наши собираются вас уничтожить.

Молчание было звенящим, как писк надоедливой мошкары.

– Я не знал, – его голос пресекся – горло сдавили спазмы.

– Это ничего не меняет, – сказал Велор и от неприкрытого сожаления в его глухом голосе я пришел в ужас.

– Это ничего не меняет, – повторил он и Илайджа посмотрел на него, – ты – человек. Это создания твоего народа принесли смерть в наш мир. Это вы, колдовским способом, нашли нас. Это твои люди сожгли мое племя.

– Скорее всего, не только твое племя, Велор, – почтительно сказал Лоро, – я узнал из его разума, что эта вещь в небе не одна, что самое меньшее – их четыре, по числу наших племен.

– Это правда, человек? – спросил Велор.

– Да, – неожиданно твердо ответил Илайджа, – это правда, – его плечи распрямились, как будто сбрасывая тяжелую ношу и я почувствовал, как его природная отвага берет верх над отчаянием и болью от произошедшего не по его вине.

– Мы должны покинуть тебя, Велор, – сказал Сайди сдавленным от терзающих его ужасающих предчувствий голосом. – Возможно, что люди нанесли удар не только по твоим соплеменникам.

Касп и Лоро переглянулись между собой и меня охватил ужас оттого, что неминуемо должно было случиться.

– Не надо, – прошептал я, опустив голову к самой земле.

Никто не услышал меня.

– Что мы будем с ним делать? – спросил Касп, не глядя на Илайджу.

– Ты знаешь, Касп, что нужно делать с врагом, – глухо проворчал Лоро.

Он посмотрел на Велора:

– Не так ли, старший брат?

Велор молча кивнул.

– Нет! – прошептал я и поднял голову:

– Нет! Нет! – я как будто со стороны услышал свой вопль, эхом отразившийся в полумраке ночи, освещенной огнем.

– Я не позволю вам этого сделать! – закричал я, одним прыжком становясь между Илайджей и угрюмо смотрящими на меня сейрами.

– Он ни в чем не виноват! Это не его вина! – кричал я в эти пустые от боли и страданий золотистые глаза. – В своем племени он никто, он один из многих! Не он задумал погубить нас! Не он только что убил нас! Он не лгал нам! Он не хотел, чтобы всё это случилось, – за серой полосой стоящих плечом к плечу сейров всё еще полыхал огонь. – Весь этот ужас, все наши смерти – это не его вина! Он – не убийца! – кричал я, но они не отводили глаза.

– Ты устал, брат, – ласково сказал мне Велор, делая шаг вперед, – я знаю, что ты сочувствуешь этому пришельцу и что он симпатичен тебе своей прямотой, искренностью, стремлением понять нас и загладить ошибки своей расы.

Он сделал еще один шаг вперед.

– Но это, – Велор указал седеющей головой назад, – уже не ошибка, это преднамеренное спланированное зло, реализация коварных планов людей. Пусть этот двуногий не знал ничего об этом, пусть, я охотно допускаю это, но это ничего не меняет.

Еще один шаг вперед.

– Он – один из них. Он – наш враг. Они могли остаться в пределах территорий, которые они отвоевали у твоего племени, но они не сделали этого. Они пленили нашего брата Этара – я узнал об этом и от человека, и от тебя, – но, тем не менее, они не сделали никаких выводов, чтобы прекратить войну.

Еще один шаг, его глаза ласково смотрят в мои, кажется, что их свет проникает прямо мне в душу.

– Они нашли нас. Они напали на нас без предупреждения, так же, как они сделали с твоим племенем. Они нанесли удар внезапно, исподтишка, воспользовавшись своей колдовской силой и своим чудовищным оружием. Они не пощадили никого – ни наших детей, ни наших матерей и подруг, никого.

Еще один шаг вперед.

– Мне стыдно перед тобой, брат, – я слышал тепло его дыхания при каждом его слове, – я хочу просить у тебя прощения. Я не внял твоим словам тогда, весной, когда ты пришел к нам с просьбой о помощи. Я посчитал ошибочным твой путь, твою непримиримую борьбу с пришельцами я посчитал сумасшествием, одержимостью отца, лишившегося детей. Теперь я понимаю, как прозорливыми были твои слова о том, что люди не остановятся ни перед чем, чтобы сломить нас, что рано или поздно они придут, чтобы убивать нас снова. Прости мне, Белый.

Я зашатался, как сокрушительного смертельного удара. Мое сознание насмехалось надо мной, повторяя все мои прошлые ошибки, мои слова, рожденные под влиянием гнева и ярости жгли меня, сдавливая горло предательскими беспомощными судорогами.

– Во имя твоих детей, Белый, – я задрожал, как лист на холодном ветру, – ради всех тех, кто только что расстался с жизнью – отступись. Дай нам сделать то, что мы обязаны сделать.

– Нет, нет, – простонал я, пятясь от этого извиняющегося, просящего голоса.

Я почувствовал, как теплая человеческая рука коснулась моей шеи:

– Не надо, Белый, – голос Илайджи был тих и покорен, – не иди против своих. Не надо. Позволь им.

– Нет! – вскричал я, глядя в его глаза. – Я не хочу, не хочу! Они убьют тебя!

– Пусть, – он медленно поднялся на ноги и выпрямился во весь свой рост. – Это уже не имеет значения.

– Имеет! Всё имеет значение! – закричал я. – Сейчас они просто жертвы, такие же, каким был я! Если они сделают это, то превратятся в убийц!

– Мы не убийцы, Белый, – сказал Велор. – Мы просто возвращаем свой долг.

– Нет, – мой голос дрожал, – вы не должны этого делать! Вы станете убийцами! Если вы убьете его – вы уничтожите себя, вы убьёте свои души, у вас не останется ничего, кроме сознания собственной низости! Вы убьете человека, пришедшего к нам с чистой душой и честными намерениями! Если вы убьете его – то у вас не останется ничего, ради чего стоило бы жить!

– А как же смерть моих сородичей, Белый? – ласковый голос Велора не стал яростным. – Как же те, кто еще сегодня вечером лег спать, чтобы никогда больше не проснуться? Как же наши братья, сестры, матери, наши дети? Ты хочешь, чтобы они остались неотомщенными?

– Это – ошибка! Ты сам говорил мне, Велор, я помню твои слова, что ты говорил мне этой весной, ты говорил, что это – случайность, что такое могло случиться с кем угодно, что гибель моего племени и моих детей не более чем стечение обстоятельств! Неужели ты отказываешься от своих слов?

– Да, отказываюсь, – проревел Велор, – теперь я отказываюсь, от всего, что говорил я, и без малейшего сомнения принимаю на веру твои слова о подлости и жестокости двуногих! Ты был прав, я ошибался, я молю тебя простить меня, я не устану умолять тебя о прощении, Белый, но сейчас я прошу тебя только об одном – отойди в сторону!

– Ни за что! – я прижался к ногам Илая и оскалил зубы, бросая по сторонам быстрые взгляды, и напряг мускулы, стремясь опередить первого, кто бросится на человека.

Кольцо сейров стало плотнее и заслонило от меня догорающий костер.

– Белый, – он обнял меня и я ощутил, как дрожат его пальцы, – я прошу тебя – не надо!

Он прижался ко мне, как мать прижимается к испуганному усталому детенышу, чтобы успокоить, чтобы защитить. Он обнял меня за голову и мое сердце сжалось от боли.

– Они правы, Белый. Я понимаю их лучше, чем ты можешь себе представить. Я чувствую их боль. Я сам бы на их месте, там, на холме, где ты сохранил мне жизнь. Я видел, как погибают мои друзья, я, так же, как и они, чувствовал гнев и ярость. Я так же, как и они, хотел отомстить. Не мешай им, не противься их воле.

– Но они убьют тебя, – прошептал я.

– Это их право и их выбор. Поставь себя на их место – ты поймешь.

– Я не хочу! Не хочу! Ты не виноват в том, что сделали твои люди! Ты не такой, как они!

– Нет, – его глаза печально посмотрели на меня, – я такой же. Я ничем не отличаюсь от них, я сам был таким еще совсем недавно.

– Это неправильно!

– Я прожил не так много, как ты, Белый, я не испытал и сотой доли того, что довелось пережить тебе, но несколько вещей я знаю точно. Я знаю, что иногда происходят ужасные страшные вещи. Они происходят сами по себе или по чьей‑то воле, но они происходят и от этого нельзя отмахнуться. А еще я знаю, что за всё рано или поздно, но придется расплачиваться. Иногда твой долг невелик и тебе хватает своих сил, чтобы искупить ошибку. Иногда тебе приходится расплачиваться за то, что ты не совершал – ты сам знаешь это. Тебе приходится платить своей кровью, своими поступками, иногда собственной душой или сознанием. Но платить всё равно приходится.

Я смотрел на него и силы покидали меня. Я знал, что он прав, знал что прав Велор и остальные сейры. Но хуже всего то, что я был уверен в своей правоте и одновременно с тем знал, что сейчас все совершают ошибку, одну из тех самых страшных ошибок, которые никак нельзя исправить, как бы ты ни старался.

– Отойди, Белый, – услышал я за своей спиной, но не шевельнулся ни на волосок.

– Наш брат устал, – сказал Велор, – он слишком привязался к этому человеку – в этом нет ничего дурного – всем свойственно ошибаться. Мы знаем, что раньше Белый поступал правильно и говорил единственно правильные вещи. Теперь же он просто заблуждается. Отведите нашего брата, чтобы он смог отдохнуть, пока мы займемся своими делами.

Между мной и Илайджей встали сейры, оттесняя меня в сторону. Я занес лапу для того, чтобы нанести удар, и услышал голос Велора:

– Не причиняйте нашему брату вреда! Он не в себе, его разум помутился от происшедшего этой ночью. Вы должны понять его, братья, – его слова, как всегда были убедительны, никто не мог противиться их силе, их доброму тону, их правоте, – Белый пережил гибель своих сородичей в такой же резне. Смерти, которые он видел сегодня, вызвали у него растерянность и пробудили к жизни ужасные воспоминания, терзающие его душу. Помогите нашему брату понять, что вокруг него – любящие его братья и сестры. Пусть он отдохнет.

Сейры окружили меня так плотно, что я почувствовал тепло их тел, их шерсть смешалась с моей, в мои глаза смотрели их умоляющие ласковые глаза, их прикосновения, не несущие никакого зла, заставили меня покориться их воле.

Я не мог убить никого из них, они были моими братьями, в наших жилах текла одна и та же кровь, одни и те же матери вскормили нас, моя жизнь проходила бок о бок с ними. Их мысли были моими мыслями, их боль – моей болью. Они были против меня, но я не мог противостоять им.

Я хотел умереть. Мне было так больно, что сердце замирало в груди и перед глазами становилось всё темней.

Я услышал, как сейры обступают Илайджу, и прошептал окружившим меня:

– Разрешите мне посмотреть.

– Тебе не нужно смотреть туда, брат, – Сайди потерся своей мордой о мою, как младший брат, как сын.

Я опустил голову.

– Я хочу, чтобы это сделал ты, мудрый Велор, – голос Илайджи был звонким и только я смог различить в нём смирение и смертельную тоску.

– Я выполню твою просьбу, человек, – послышалось в ответ и я услышал в этом голосе уважение, – ты достоин этого.

– Спасибо, волк, – ответил человек, скрытый от меня обступившими меня сейрами.

– Белый? – я услышал его голос и боль пробила мое сердце, как будто ледяной иглой.

– Я здесь, Илай, – ответил я.

– Не вини себя ни в чем. Ты – не виноват. Я благодарен тебе за то, что ты открыл мне глаза. Ты подарил мне несколько лишних дней и многому научил меня. Спасибо тебе.

– Илай! – вскричал я.

– Прости меня. Прощай.

Я хотел что‑то сказать, попрощаться, попросить прощения, но сил уже не осталось – огонь, бушевавший в моей душе, догорел. Внутри осталась выжженная пустошь, вкус пепла повис у меня на языке и сковал горло.

– Ты готов? – голос Велора.

– Да.

Говорят, услышать движение невозможно. Мы, сейры, можем услышать всё, но теперь я был этому вовсе не рад.

Я услышал свист, рассекающий воздух, приглушенный выдох, звук разрываемой плоти. Потом что‑то упало, мягко опустившись в густую траву, и я знал, что это было.

Я поднял голову и завыл в тоске. Сейры, окружившие меня, опустили головы, а я смотрел в черное небо без единой звездочки, в небо, затянутое пока еще невидимыми тучами, в небо, в котором без следа тонул мой плач, моя скорбь, моя печаль…

Сейры увели меня с места общего совета. Сайди сказал мне:

– Белый, мне нужно вернуться к своему племени.

Я промолчал.

– Хочу надеяться, что с ними всё в порядке.

Я снова промолчал.

– Тебе нужно отдохнуть.

Я без слов опустился на землю и силы покинули меня, как будто моя кровь вытекла по капле в эту безумную ночь. Я закрыл глаза и в первый раз в жизни был рад ничего не видеть вокруг. Мне хотелось умереть…

Перед рассветом я встал и молча направился к месту совета. Никто не останавливал меня. Я заметил несколько охотников, сторожащих сон тех, кто остался от племени Велора, но они ничего мне не сказали, только кивнули, не то в знак приветствия, не то предупреждая о чем‑то. Я не обратил на них никакого внимания.

Пламя от оружия людей уже догорало в невысоком подлеске. Ветер, отогнавший пламя к реке, сослужил нам неплохую службу, не дав пламени пожрать весь лес.

Я почувствовал запах его крови и увидел темное пятно на траве. Они куда‑то унесли его тело. Это было хорошо – я не хотел видеть его мертвым. Я лег не землю и меня охватила дрожь, я подумал, что умираю и несказанно обрадовался этому.

Но мое тело обмануло меня и я не умер. По крайней мере, я не умер тогда, вернее, не умерло мое тело. Но кое‑что умерло на самом деле. Что‑то в моей душе…

* * *

– Как он? – спросил Адам у Сергеева, глядя на Дубинина, лежащего на кровати в своей комнате.

– Трудно сказать, – тихо ответил Владислав, – он не отвечает на вопросы, не реагирует на происходящее. По‑видимому, сильнейший нервный шок, потрясение, плюс последствия той голодовки.

– Что вы ему даете?

– Успокоительное, транквилизаторы, мышечные релаксанты, – устало ответила Марина Сергеева. – Его принесли в ужасном состоянии – без сознания, все мышцы напряжены, как дерево.

– Будем вводить питательные растворы внутривенно, когда снимем спазм, возможно, сможем поить бульонами, давать сок и протертую пищу. Сейчас у него так свело челюсти, что не разожмешь и ломом, – сказал Сергеев.

– Кататония?

– Вероятно, – ответил Владислав, – точно будем знать не раньше, чем завтра. Пусть пока спит.

– Что у него произошло с этим волком? – спросил Адам.

– Неизвестно – он выключил камеры наблюдения в Клетке. Все записи стерты.

– Когда?

– Дня три‑четыре назад.

– Да, дела, – вздохнул Адам.

В пункте контроля Адама ждал еще один неприятный сюрприз.

– Адам, – позвал Дэвид Варшавский, сидящий за пультом управления «Каспера‑2».

– Что? – внутри у Адама возник неприятный холодок.

– Мы не можем сбросить бомбу.

Адам устало опустился на стул.

– Скорее всего, заклинило бомбовый захват. Канистра с напалмом ушла нормально. Сигнал от бомбы мы получаем, но сбросить ее не получается. Взрыватель на боевом взводе и я не знаю, что делать.

– Мы сможем отключить взрыватель отсюда? – спросил Адам.

– Нет, это не было предусмотрено. Когда бомба взведена, есть только один путь избавиться от нее – сбросить.

– Час от часу не легче, – Адам покрутил головой, пытаясь размять уставшие мышцы шеи.

– Что делать будем?

Адам молчал.

– Может, выключить двигатели? – сказал Джек со своего места. – Пусть взрывается сам, где‑нибудь в лесу.

– Взорвать дирижабль? – спросил Дэвид.

– Надо вызвать Густафсона, – сказал Адам, – посмотрим, что он скажет.

– Мы уже вызвали, – сказал Дэвид.

– Вызвали, вызвали, – проворчал Швед, неслышно входя в комнату контроля. – Что стряслось?

Дэвид объяснил.

– Неохота пузатого терять? – усмехнулся Густафсон.

– Да уж, неохота, – тихо ответил Адам.

– Ладно, – пожал плечами Швед, – возвращайте вашу игрушку, я с ней сам разберусь. Есть место, чтобы вы могли опустить дирижабль на безопасном расстоянии?

– Да, на полигоне, где мы тренировались бомбы сбрасывать.

– Хорошо, – невозмутимо кивнул Швед, – вы садите, я ковыряюсь в устройстве.

– А если у тебя не получится, Арни? – спросил Адам, сумрачно посмотрев на сапера.

– Есть три пути, – усмехнулся Густафсон, – первый: у меня ничего не получается – большой бум и я в раю. Второй: у меня ничего не получается, вы уводите вашу игрушку и к чертям взрываете её подальше в лесу. И третий, наиболее приятный: у меня всё получается, я обезвреживаю свою игрушку, а вы получаете свою в целости. Только…

– Что только? – спросил Адам.

– С тебя – коньяк, Фолз.

– Заметано, – Адам крепко пожал руку Шведа.

– Как всё будет готово – вызывайте, – Густафсон махнул рукой на прощанье и вышел из комнаты.

– Как остальные? – спросил Адам.

– Всё нормально, – ответил Дэвид, – возвращаются на базу. Немного мешает встречный ветер, но это не страшно.

– Хорошо, – тряхнул головой Адам, отгоняя усталость, – Фреду Томпсону – отдыхать, Роджер поведет его «каспер». Всем остальным – продолжать работу.

– Что случилось с Сергеем? – прошептал Джек Криди, ни на секунду не отрывая взгляд от своего экрана.

Адам помолчал немного, закрыв глаза, и сказал:

– Сергей рассказал волку о том, что произошло, что мы напали на волков, потому что думали, что они – опасные и свирепые хищники.

– А разве это не так? – спросил Роджер, занимая место брата.

– Нет, – глухо ответил Адам, – они также разумны, как и мы.

– Черт, – выдохнул Фред, глухо сглотнув подкатившийся к горлу колючий комок.

– Волк рассказал Сергею то, что мы уже давно предполагали, но не знали наверняка – волки не хотели нападать на нас. Мы, своими действиями, подтолкнули их к войне. Сейры ответили ударом на удар.

– Это мы знаем – мы слышали, что говорил этот волк, – нетерпеливо сказал Роджер, – и что сказал Сергей, мы тоже слышали.

– Значит, вам должно быть понятно, что произошло. С тех пор, как мы захватили волка в плен, он отказывался с нами говорить. Мы даже не предполагали, что он способен общаться с нами, да еще и таким способом – напрямую с нашим сознанием, минуя языковой барьер. Сергей не знал, что происходит в колонии. Это моя ошибка, – Адам тяжело обвел взглядом комнату и «беспилотчики» отводили глаза – в его взгляде не было ничего, кроме обреченности и сверхчеловеческого напряжения.

– Сергей не знал, что мы отправили охотников в лес. Не знал, что сейры напали на них. Не знал, что Майкл и добровольцы выступили в лес. Он ничего не знал ни о наших тренировках, ни о бомбах, ни о плане бомбежки – мы не делали из этого секрета, но Сергей был занят своими проблемами, потом он заболел. Он сочувствовал волку, не мог спокойно вынести то, что волк отказывался от пищи и добровольно обрек себя на голодовку. Сергей отгородился от окружающего мира и некому было помочь ему – все слишком были заняты подготовкой к войне.

– Значит, Сергею было плохо, а всем было наплевать?! – неожиданно яростно вскричал Джек.

– Это уже случилось, Джек, – устало сказал Адам, – тут уже ничего нельзя поделать.

Джек всхлипнул, но сдержался.

– Сергей и волк оказались в замкнутом от нас мире, они общались между собой и я уверен, что они забыли обо всем. Они оба причинили друг другу много страданий, оба чуть не погибли, оба чуть не сошли с ума. Они оба были больны. Потом они стали выздоравливать, они смогли понять друг друга. Их главной ошибкой было то, что они, по какой‑то, неизвестной мне причине, не сочли нужным рассказать мне всё. Потом они узнали, что мы уничтожаем сейров. Это было шоком для них, они не думали, что мы так быстро сможем перевести войну из редких столкновений вблизи периметра к глобальному противостоянию.

– Господи! – прошептал Дэвид.

– Я уверен, Дэвид, что господа бога не было на этой планете с момента её создания. Это не место для бога. Здесь есть место только для таких тварей, как мы, – рот Адама искривился в гримасе боли, немного похожей на горькую усмешку.

– Так вот, – продолжил он, – мы нанесли удары. Волк увидел самый последний из них.

– И было уже слишком поздно, – прошептал Дэвид.

– Да, – кивнул Адам, – было уже слишком поздно. Это – типичная трагикомедия ошибок.

– Как ты можешь так говорить, Адам?! – со слезами на глазах посмотрел на него Джек. – Как ты можешь назвать этот кошмар трагикомедией?!

– Теперь я могу говорить так, как хочу, мальчик, – голос Адама был лишен каких бы то ни было интонаций, – теперь я могу называть вещи своими именами. Ведь это же очень смешно, – его улыбка напоминала оскал черепа, – нам говорят, что сейры – ужасные монстры и мы убиваем монстров. Потом оказывается, что это не монстры, а такие же, как мы, существа из плоти и крови, что у них есть такая же, как у нас, душа, что они так же, как и мы, способны страдать, любить, ненавидеть. Но и тут уже слишком поздно – они приходят к нам, чтобы отомстить. У нас нет никакой возможности объяснить им, что произошла ошибка, что наши поступки вызваны чем угодно – страхом, испугом, невежеством, но только не чувством здравого смысла. Мы не можем объяснить им, что мы поступили точно так же, как бесчисленные поколения людей поступали до нас – мы уничтожаем всё страшное и необычное, вместо того, чтобы спокойно разобраться в происходящем. Да я и уверен в том, что даже если бы мы смогли объяснить им всё, они всё равно бы не послушали нас.

Адам усмехнулся.

– Как сказал Майкл недавно – «Это не автобус. Тут не получится наступить на ногу, а потом извиниться». Мы не наступили им на ногу, мы убили их, без причины и повода, если не считать поводом то, что нас обманули и заставили поверить в их природную злобу и жестокость. Потом они приходят к нам, чтобы убить нас. И они убивают нас. Что нам делать дальше, а?

Адам, улыбаясь, смотрит на «беспилотчиков» и продолжает:

– Дальше мы сможем сделать только одно – убить их всех. Ради того, чтобы такие люди, как вы, мальчики, и ваши отцы, и матери не боялись за свою жизнь, жизнь своих близких и родных. Ради того, чтобы люди смогли в самом ближайшем будущем нормально жить, мы должны продолжать убивать, не обращая внимания ни на что. Мы должны продолжать убивать этих существ, в чем‑то похожих на нас, а в чем‑то и превосходящих нас. Мы должны продолжать считать их животными, чтобы не сойти с ума.

Они смотрели на Адама, а он, не обращая внимания на их умоляющие замолчать глаза, продолжал:

– Я завидую вам, мальчики, я завидую каждому колонисту, который не знает, какой же это ужас – отдавать приказы, из‑за которых погибнут такие существа, как этот волк, который предпочел умереть, лишь бы не видеть всего этого, – Адам бессильно махнул рукой на мониторы управления дирижаблями.

– Вы не знаете, какое это сумасшествие – уничтожать этих волков, чтобы люди, там, в лесу, смогли встретиться с ними лицом к лицу, чтобы убить их всех и самим, скорее всего, погибнуть, не зная о том, что всё могло быть по‑другому! Вы не знаете этого…

– Я знаю, Адам, – Фред Томпсон подошел к Адаму и положил руку ему на плечо.

– Прости меня, Фредди, – Адам не плакал, его глаза были сухими и голос не дрожал, но Фред знал, как рыдает внутри этого смертельно уставшего от всего человека его израненная душа, – прости меня, пожалуйста.

– Я прощаю тебя, Адам. И хочу сказать «спасибо» и за то, что ты не дал Роджеру узнать, что это такое.

– Простите меня, – прошептал Адам, закрывая глаза.

– Мне так жаль, Адам, – прошептал Джек.

– Не о чем жалеть, Джек. Всё уже сделано, надо просто довести дело до конца, – открыл глаза Фолз…

– База вызывает отряд! База вызывает отряд! – говорит Адам в микрофон рации.

– Слушаю тебя, Эйд!

– Мы отбомбились, Майк.

– Удачно?

– Более или менее. Жди гостей.

– Мы уже греем для них места.

– Держитесь. Скоро вернутся дирижабли, мы их дозаправим, подцепим новый груз и будем ждать вашей команды. Удачи!

– Спасибо. Конец связи.

Щелчок, шипение помех. Щелчок – питание выключено. Тишина…

Последние часы перед тем, как «Каспер‑2» подлетал к границам внешнего периметра, Адам Фолз держался только на одной мысли. Он ничего уже больше не хотел: он не хотел говорить – слов уже не было, все слова были им уже сказаны, он не хотел думать или чего‑то хотеть, кроме одной вещи: напиться. Он представлял себе, как всё заканчивается, как он входит в свою комнату и закрывает за собой дверь. Как сбрасывает с ног ботинки, достает из ящика бутылку и свинчивает металлический колпачок. Как жидкость, обманчиво похожая на крепкий чай, булькая, выливается в стакан. Как он подносит стакан ко рту, выдыхает и пьет огромными глотками, пьет, не разбирая вкуса, как будто бы теплую воду. Как наливает и снова пьет. Как свирепое тепло взрывается в его желудке, как немеют от спиртного губы. Как тепло возвращается по венам, согревая тело. Как расслабляются мышцы и напряжение уступает место успокоению, хотя бы на краткий миг.