Текст книги "Черная пустошь. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Вадим Михальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

Большинство из отряда быстрого реагирования присоединилось к своему командиру.

– Я хочу поблагодарить всех, кто согласился принять мое предложение, – сказал Майкл, повернувшись вправо. – Остальных, – Майкл повернулся к поредевшим рядам впереди, – хочу поблагодарить за отличную службу. Это было честью – служить рядом с вами, господа, – ладонь Майкла, сложенная козырьком, взлетела к голове в военном салюте.

Руки оставшихся в старом строю взлетели вверх одновременно, как будто бы стая птиц взлетела над головами…

Майкл не ограничился набором добровольцев только из своего отряда. В этот же день, по системе радиооповещения Колонии, Майкл предложил всем, кто пожелает, вступить в его отряд. Женатых, а особенно тех, кто уже был отцом или собирался им стать, Майкл вежливо просил не беспокоиться.

Около восьми часов вечера Майкл вошел в лабораторию Сергея Дубинина. Его там не оказалось, но Майкл хорошо знал, где его искать.

Сергей сидел на полу возле Клетки, он был небрит, лицо осунулось, щеки ввалились. Он, не отрываясь, смотрел на пленного волка.

Зверь все также лежал перед запертой дверцей, но теперь его глаза были закрыты. Его бока едва заметно приподнимались и тут же опадали, как будто бы волку не хватало воздуха. За все это время, пока волк находился в Клетке, он не притронулся к еде. Лишь несколько раз Сергей увидел с помощью камер наблюдения, что волк лакал воду из пластиковых мисок, которые Сергей регулярно менял. Всего несколько раз за всё время плена!

Если бы Сергей не добавлял в воду растворимые пищевые добавки, лишенные запаха, сейр давно бы уже умер.

Волк ни разу не прореагировал на все попытки биолога вступить с ним в контакт. Он страшно похудел, можно было без труда пересчитать каждое ребро, каждый позвонок на спине, его лапы казались сплетениями костей и сухожилий, скрученными в тугие жгуты.

– Ни черта себе! – выдохнул Майкл, с ужасом переводя взгляд с Сергея на волка и обратно.

– Привет, Майк, – вымученно улыбнулся Сергей. – Чаю хочешь?

– Какой, к чертям, чай?! Ты посмотри на себя!

Сергей промолчал, глядя на волка.

– Что происходит?! – закричал Майкл.

В ответ – молчание.

– Так, – прорычал Майкл, – ладно.

Его сильные руки сгребли Сергея в охапку и рывком поставили на ноги. Майкл схватил биолога за воротник давно не стираной рубашки и затряс его, как пес трясет пойманную крысу:

– Что происходит, Сергей?! Что, черт тебя раздери, ты сделал с собой?!

Сергей равнодушно посмотрел на него:

– Ничего. Отвали.

Майкл сдержал крик, вот‑вот готовый вырваться наружу. Он вплотную наклонился к Сергею, их лица почти соприкасались.

– Сережа, что с тобой?

Дубинин равнодушно пожал плечами:

– Он не ест – я не ем. Мне кусок в горло не лезет, когда я думаю, что он лежит здесь и ничего не ест. Я не могу спать, когда каждую секунду думаю, что он умирает и ненавидит меня за это. Я сижу здесь с ним часами, я забросил всю работу, отменил все уроки. Говорю всем, что заболел.

– Что у тебя болит, Сережа?

Снова – измученная улыбка, кожа на скулах натягивается так туго, что кажется, что вот‑вот лопнет от напряжения.

– Душа, – выдыхают пересохшие губы.

Сергей мешком обвисает в руках Майкла и тот едва успевает подхватить его.

– Чертовы ученые, – чуть не плача, бормочет себе под нос Майкл, бережно прижимая к себе почти невесомое костлявое тело, – вам дай волю – голодом себя заморите, сдохнете, забыв что надо каждый день питаться, есть, хавать! Идиот, – он встряхивает Сергея, – чертов идиот!

Дубинин что‑то пытается сказать, но только стонет. Последние силы покидают его, глаза закатываются. Видна только узкая белая полоска между полузакрытыми веками.

Майкл выбегает из лаборатории, направляясь к грузовой платформе.

В клетке с прозрачными стенами волк по имени Этар открывает глаза. У него тоже практически не осталось сил, но его охватывает восторг и мрачное торжество. Он чувствует, что почти победил человека. Волк поднимает голову и громкий торжествующий вой проносится по опустевшей лаборатории. Каменные стены Башни впервые слышат волчий вой…

* * *

…Всё началось незаметно для человека‑врага. Этар, как и все сейры, мог использовать силу своего разума, чтобы подавить волю своих врагов. Конечно, прямой физический контакт помог бы ему в этом гораздо больше, но человек никогда не входил в клетку, поэтому Этару пришлось использовать всю свою силу воли, чтобы изучить врага на расстоянии.

Поначалу Этар воспользовался тем, что человек много времени проводил вблизи него. Не отвечая на попытки человека заговорить с ним на своем, человеческом, языке, Этар пытался установить контакт с дремлющим подсознанием человека. Ему помогла в этом привычка Сергея смотреть волку в глаза.

Действительно, что может быть лучше прямого честного взгляда прямо в глаза? Глаза – это зеркало. Как бы люди не пытались спрятать свои эмоции в глубине своих глаз, они все равно, рано или поздно обнаружат себя. Глаза не могут врать, как врут губы, помогая лживым словам покидать рот. Глаза не врут, они просто не могут врать, как не может врать душа.

Каждый день Этар вглядывался в серые глаза человека. Каждый день мысленно он представлял себе ментальный образ врага. Он представлял себе дерево, очень похожее на человека. Внутри дерева – сияние разума, еле‑еле теплящийся огонек чувств, облачко эмоций, червоточинки мыслей, заполненные памятью соты, подобные пчелиным сотам. Всё – рядом, всё – на поверхности, никаких мысленных блоков, никаких преград.

Этар научился распознавать запахи эмоций человека. В один из дней он почувствовал запах жалости. Враг жалеет его, это хорошо. К жалости примешивалось чувство уважения. Человек уважает его несгибаемую волю, его смелость и уверенность. Он восхищается тем, что он, Этар, добровольно обрек себя на муки голода. Это тоже очень хорошо. Значит, человек слаб. Его эмоции выдают его, в этом его слабость и открытость.

День за днем, глядя в его глаза, Этар думал: «Я силен, я сильнее тебя. Ты слаб, ты ничтожная тварь, слабее паука, слабее мухи». С каждым днем он всё чётче и чётче различал отдельные мысли человека, как будто порхание невесомых мотыльков над покрытым цветами лесным лугом. С каждым днем он учился видеть, как и отчего человек грустит, радуется, мечтает. Он начинал понимать его, понимать, как рождаются в человеческом сознании мысли и эмоции, подобно тому, как давным‑давно, когда ему, Этару было всего два года, он наблюдал за движением рыб в прозрачной холодной воде ручья, сбегающего с северных гор.

Он вспоминал, как быстро реагировали рыбы на его поначалу неуклюжие попытки поймать их. Кажется, что твое движение молниеносно, удар, фонтан взлетающих брызг – но твоя лапа пуста, когти не достали добычу. Через некоторое время вода успокаивается, серебристое тело, покрытое чешуей, снова появляется на том же месте, словно дразня тебя, издеваясь над тобой. Ты пробуешь еще раз, и еще раз, и еще, но все твои попытки заканчиваются неудачей. На следующий день происходит то же самое: рыба предугадывает твои движения, замечая тебя, как только ты заносишь лапу для удара. Ты раздосадован, но ты упрям. Ты намерен победить, без этого в охоте нет никакого смысла. Ты должен оказаться сильней, проворней, хитрей.

И вот наступает тот день, когда у тебя получается. Ты стоишь над ручьем, спокойно глядя в текущие воды. Ты замечаешь всё – сверкание струй, рябь на воде, плавные, слегка замедленные движения рыбы в воде. Ты ощущаешь себя единым с этой водой, с мельканием жуков‑водомерок, со стремительными иглами стрекоз, проносящихся над ручьем, серебристыми тенями в быстрой воде. Ты не думаешь над тем, как быстро нанести удар, с какой силой, когда именно. Ты растворен в движении, хоть ты и замер, как камень, ты – тоже в движении, ты сам – движение.

И вот всё происходит само собой – твоя лапа погружается в воду, плавно рассекая её. Никакого всплеска, никаких брызг. В твоей ладони трепещется и бьётся еще миг назад спокойно повисшая в водяном потоке рыбка, её жабры вздуваются, выпученный глаз смотрит на тебя, как капля замерзшей черной воды. Ты победил, ты научился.

С волей – то же самое. Ты должен научиться управлять ею, ты должен раствориться в ней, стать частью, в то же время продолжая оставаться единым целым. Поняв, как движутся рыбки‑эмоции в мутном омуте человеческой психики, ты сможешь ловить их.

И Этар понял. Он научился. Однажды, глядя в глаза человека, в тот миг прекратившего говорить, Этар почувствовал собственную усталость. Он очень устал за эти дни бесполезных попыток проникнуть в глубину сознания врага. «Если бы знал, двуногий, как я устал от тебя. Как я хочу отдохнуть! Как же я устал!», подумал Этар и увидел, как его мысленный посыл, как лапа с выпущенными когтями, исчез в серебристом омуте внутри человека, как в ручье, спадавшем с отрогов северных гор.

Человек опустил плечи, глаза его моргнули несколько раз, мускулы расслабились, он потянулся и зевнул.

Этар ничем не выдал своей радости, своего бешеного восторга, сравнимого только с восторгом от удачно завершенной охоты, восторгом от удачно нанесенного решающего удара. Волк удвоил усилия: «Хочется спать. Как же мне хочется спать. Спать, закрыть глаза, растянуться во весь рост и заснуть», напряженно думал Этар.

Враг лег, положив руки под голову и тут же крепко заснул. Его голова оказалась в нескольких сантиметрах от прозрачной клетки.

Волк осторожно подполз поближе. Теперь его голова почти соприкасалась с головой человека. Только стена мешала ему коснуться человека, но никакая стена не может воспрепятствовать мыслям.

Теперь Этар сам стал рыбой. Вот поверхность, вода блестит так ярко. Этар изгибается, уходя в глубину…

Картины сменяют одна другую: люди, люди, множество людей, множество лиц, что‑то говорящих. Люди идут куда‑то, беспорядочно натыкаясь друг на друга. Разные люди – молодые, взрослые, пожилые, старые, самцы и самки, детеныши. Некоторые повторяются чаще остальных. Лицо пожилой самки – «мама». Лицо самки помоложе – «сестра».

Еще глубже.

Странные строения, механизмы, всё незнакомое, пугающее, ненужное.

Еще глубже, надо плыть глубже.

Мысли, мысли, враг познает что‑то, стены с отверстиями, заполненные пластинками, похожими на замерзшую воду, детеныши вокруг, какой‑то старый самец с безвольным ртом говорит что‑то ненужное, бессмысленное.

Еще глубже. Туда, где темно. Где, нет солнца. Туда, где нет места свету.

Вот и дно. Наконец‑то! Как тут темно, страшно. Здесь только самое простое – страхи, отчаяние, горечь потерь, жалость к самому себе, разочарование, усталость, кошмарные сны, смерть. Корчась и извиваясь, подобно могильным червям, копошится темная сторона сознания, уродливая, жалкая и очень, очень сильная, загнанная в темноту, сдерживаемая лишь усилием человеческой воли и жалким налетом приобретенного с течением жизни опыта. Боязнь темноты, боязнь смерти, страх заболеть, остаться одному, страх боли, которая может стать невыносимой, страх, страх, страх… То, что надо!

Этар надежно запоминает извилистый и запутанный ход внутрь сознания врага. Теперь человек в его власти. Теперь пришел его час.

Начнем, пожалуй, со страшных снов…

Человек бежит по тускло освещенному лесу. Призрачный свет луны то и дело скрывают облака. Человек знает, что за ним гонятся. Он слышит приглушенное дыхание ужасного зверя со страшными клыками и острыми когтями. Человеку страшно, его сердце бьется так сильно, что может пробить грудную клетку. Внутреннее давление настолько велико, что глаза почти вылезают из орбит. Внутри человека работают железы, извергающие вещества, внушающие дикий панический, лишающий сил, ужас. Мышцы человека напряжены до предела, до дрожи, сотрясающей всё тело. Остатки мыслей исчезают, смытые огромной волной первобытного страха. У него больше нет сил бежать. Луна скрывается за облаками. Человек уже почти ничего не видит.

Тень появляется из‑за деревьев, у этой тени – низко опущенная к земле голова, мускулистые лапы и светящиеся в темноте желтые глаза с вертикальными столбиками черных зрачков. Приглушенное рычание доносится из приоткрытой пасти.

Человек замирает на месте, ужас парализует его волю и его тело.

Тень поворачивается к нему, тень бежит на него, бросается, летит. Луна выходит из‑за облаков, издевательски ярко освещая распахнутую пасть со сверкающими клыками и кривые когти, разрывающие тело…

Этар, внешне невозмутимый и спокойный, наблюдает за тем, как учащается дыхание спящего человека. Как терзаемый кошмарным сновидением, человек стонет, как дергаются его руки и ноги, как у волчонка, которому приснился кошмар.

Из‑под полуприкрытых век волк с наслаждением смотрит на то, как человек кричит от ужаса и просыпается, рывком садится, явно не понимая, где он находится и что с ним происходит. Он задыхается, сердце бьется, как сумасшедшее. Он испуганно смотрит на волка, но тот делает вид, что спит.

Человек с трудом поднимается и проводит руками по лицу. Что‑то негромко говорит самому себе и, шаркая затекшими ногами, уходит.

Если бы Этар не боялся, что человек заподозрит что‑нибудь, то сейчас бы он завыл, чтобы в полной мере выразить тот буйный восторг, охвативший его…

Дальше всё было гораздо проще: каждый день Этар всё больше и больше подчинял себе сознание человека. Очень скоро кошмары, которыми он терзал врага, наскучили волку. Было трудно каждый раз выдумывать всё новые и новые страхи, и Этар понял, что человека можно измотать по‑другому. Было гораздо проще передавать свои собственные эмоции.

Этар тосковал по свободе, клетка душила его и очень скоро человек стал чувствовать себя неуютно в любом помещении, кроме того, в котором находился волк. Этар страдал от замкнутого пространства плена – и человеку начинало казаться, что стены сдвигаются над его головой, высасывая жизненную силу. Этар молчал целыми днями – и человек всё больше и больше погружался во тьму вынужденного молчания. Этар чувствовал усталость – и человек, день за днем, чувствовал, как ему трудно выполнять даже самую легкую работу. Этар ничего не ел – и человек перестал есть, его терзал голод, но пища казалась ему отвратительной и ядовитой.

Скоро надзиратель стал похож на своего пленника – он похудел и осунулся, забросил все привычные дела и все свое время проводил, сидя перед прозрачной стеной, уставившись в сверкающие глаза волка.

Однажды Этар попытался приказать человеку открыть дверь его клетки. Реакция была бурной и неожиданной – человек упал на колени и закричал, но не от страха, а от отчаяния. Его руки, послушные чужой настойчивой воле, двигались судорожными рывками по направлению к металлическому засову на дверце, а измученный разум протестовал, пытаясь вернуться к прежнему, свободному состоянию. Поняв, что еще чуть‑чуть – и человек сломается раньше, чем сможет открыть дверь, Этар прекратил давление на врага.

Волк испугался того страстного желания, охватившего человека, когда его чувство долга перед остальными людьми превозмогло чужую волю. Человек захотел умереть, смерть казалась ему избавлением от мук и издевательств, мозг уже был готов приказать сердцу прекратить его работу и Этар испугался этого. Он хотел убить человека, но не хотел дать ему выбрать собственный способ расстаться с жизнью.

Видимо, человек в чем‑то был сильнее волка, его стремление защитить жизнь сородичей, пусть даже ценой собственной смерти, превозмогло ментальное воздействие Этара. И волк решил, что убить человека можно и по‑другому.

Он приказал врагу остаться и человек подчинился. Значит, контроль над чужаком не был полностью утерян. «Хорошо», злорадно подумал Этар, «если так – то ты умрешь со мной»…

Они лежали друг против друга: волк – в клетке с прочными стенами, человек – в клетке, выстроенной волком в его собственном сознании. Развязка должна была наступить уже очень скоро.

Иногда Этар удивлялся тому, что человек всё еще продолжает сопротивляться. Его разум был в полном подчинении сейра, но тело сопротивлялось изо всех сил. Тело могло не получать никакого отдыха и пищи, не спать, не есть, не пить, но всё равно продолжало жить. Как будто неизвестные источники поддерживали человека на грани жизни и смерти, неизвестные светлые источники, бьющие под мертвенно черным дном человеческой психики.

И вот, когда осталось совсем немного, всё рухнуло.

В комнату вошел высокий сильный человек и всё испортил. Он унес врага с собой. Напоследок Этар ударил свою жертву изо всех сил, он почувствовал, как, слабея с каждым ударом, останавливается сердце человека. Этар был почти уверен, что убил врага, он чувствовал запах смерти, исходящий от него. Он не боялся, что человек выдаст его, потому что до самого последнего момента постоянного ментального контакта человек не подозревал, что находится под контролем.

Враг искренне полагал, что всё, что происходит с ним, происходит по его собственной воле. Его жалость к Этару, его чувство вины и инстинктивное отторжение насилия над любым живым существом сыграли с человеком плохую шутку.

Этар поднимает голову и его вой забирает его последние силы. Он бессильно роняет голову на пол и тьма закрывает его. Он еще не умер, он знает это и от этого чувствует себя практически свободным. Непокоренным…

* * *

Владислав Сергеев констатировал остановку сердца Сергея Дубинина сразу же, как в госпиталь ворвался Майкл Фапгер, рассыпая ругательства на все стороны.

Марина Сергеева мягко, но настойчиво вытолкнула задыхающегося от бессильной жалости Майкла в «приемный покой» госпиталя и быстрым шагом вернулась в операционную. Худое, напоминающее скелет, тело показалось Марине похожей на тела солдат, захваченных в плен чеченскими боевиками. Крепко сжав губы, Марина встала рядом с мужем.

Сергеев хирургическими ножницами быстро разрезал рубашку на груди биолога и обнажил впалую грудь. Марина издала дрожащий звук, похожий не то на сдавленное рыдание, не то на всхлип.

– Подключи монитор, мне кажется, что у него мотор встал.

Марина подкатила к столу тележку с оборудованием и уверенными быстрыми движениями приклеила подушечки кардиодатчиков к груди Сергея, включила питание. На ожившем мониторе – плавная линия и красные насмехающиеся нули по всем показателям.

Сергеев рывком раскрыл металлическую коробку и схватил шприц с очень длинной и острой иглой. Сильным ударом он пробил грудину и нажал на поршень шприца, введя порцию адреналина прямо в сердце.

– Тащи электрошок, быстро! – крикнул он, начиная непрямой массаж сердца.

Марина с грохотом поставила большой пластмассовый ящик, в котором находился электрокардиостимулятор, включила питание и взяла электроды в руки.

– Руки! – крикнула она и Сергеев убрал руки с груди Сергея.

– Разряд! – тело на столе судорожно дернулось и Марина убрала электроды.

На мониторе – прямая линия.

– Давай больше!

– Разряд! – тело выгибается дугой и обессилено опускается, когда прекращается действие тока.

Монитор оживает, на прямой линии смерти появляются острые, растущие по высоте, пики.

– Есть пульс! Есть пульс! – кричит Владислав, услышав нарастающий писк звукового сигнала.

Марина Сергеева смотрит на мужа, её руки дрожат. Почувствовав это, она подносит их к лицу, и через несколько секунд предательская дрожь проходит без следа.

Сердце Сергея Дубинина продолжает биться в его груди. Упрямое человеческое сердце…

Глава третья. Плен

Первая ночь в плену показалась Илайдже самой страшной ночью в его жизни. Всю ночь он шел, окруженный волками, не отступавшими от него ни на шаг. Он шел вслед за волком, идущим впереди, стараясь не упустить его из виду. Если он оступался или хоть на шаг отклонялся от заданного волками направления, негромкое рычание предупреждало его об этом. Волки, естественно, видели в темноте гораздо лучше него и он понимал, что бежать ему не удастся.

У Лимбы – два спутника, две луны – одна большая и одна маленькая. Сейчас было время первой, большой луны. Света от нее было мало и Илайджа часто спотыкался о корни деревьев, попадал в неглубокие ямы. Он не мог одновременно следить за ветвями деревьев и за его охранниками, поэтому он несколько раз больно ударился о низко растущие ветки, расцарапав лицо и в последний раз чуть не лишившись глаза.

Вожак с белой полоской шерсти что‑то прорычал своим спутникам и темп движения замедлился: волки быстро приспособились к ритму хода молодого охотника. Волки ни секунду не прекращали движения и Илайджа понимал, что они хотят как можно поскорее уйти как можно дальше от места сражения. Они не петляли и не запутывали след, Илайдже показалось это странным.

Он не знал, что волки считали людей неспособными читать следы, поэтому их поведение можно было назвать неосторожным, если бы не то обстоятельство, что и вправду у людей не было опытных следопытов и охотничьих собак.

Вожак ни разу не подошел к Илайдже во время ночного перехода и это почему‑то обрадовало юношу. Он не хотел признаться себе, что боится этого волка, боится даже подумать, почему волки оставили его в живых.

Это была длинная ночь, иногда Илайдже казалось, что она никогда не закончится. Если не опускать глаза, то кажется, что вокруг никого нет. Волки передвигались совершенно бесшумно, в отличие от него самого. Бессознательно Илайджа пытался дышать как можно тише и поменьше шуметь. Через некоторое время его зрение приспособилось к полумраку леса и он смог осмотреться, не рискуя тем, что незамеченная вовремя предательская ветка хлестнет его по лицу.

Деревья в этой части равнинной леса росли гуще, чем в холмистой местности. Волки шли уверенно, ведь этот лес был их домом, и Илайджа позавидовал им.

Около двух часов ночи Илайдже стало холодно, он застегнул куртку на все пуговицы и поднял воротник. Волки, идущие справа и слева, внимательно посмотрели на него, но рычать не стали. Илайджа засунул руки в карманы куртки, пытаясь согреться. Через некоторое время местность стала ровнее, деревья росли уже не так густо, и волки ускорили шаг. Илайджа был только рад этому и через полчаса ходьбы он согрелся настолько, что смог нормально соображать.

Страх понемногу уступал место любопытству. Юноша старался внимательно рассмотреть своих стражей.

Когда впервые смотришь на волка, то сразу обращаешь внимание на голову. Она кажется поначалу угловатой, в ней нет плавности линий львиной головы или удлиненного, похожего на череп собаки, волчьего черепа. Всмотревшись, ты понимаешь, что ошибся. Строение черепа почти идеально: глубоко посаженные глаза надежно прикрыты надбровными дугами, верхняя и нижняя челюсти, как капкан с мощной пружиной, выдаются далеко вперед, позволяя наносить смертельные раны, широкие черные ноздри носа, наверняка позволяют своим владельцам чуять добычу на большом расстоянии. Остроконечные подвижные уши чутко реагируют на любой подозрительный шум.

Шея мощная, видно как на ней перекатываются бугры мышц передних лап. Такую шею нелегко сломать даже ударом лома.

Тело вытянутое, на полметра поднятое над землей. Мощные мускулистые лапы идеально приспособлены как для того, чтобы бесшумно подкрадываться к ничего не подозревающей жертве, так и для бега по пересеченной местности, по снежному покрову или льду.

Но больше всего привлекают глаза. Если не видеть глаз волка, то кажется, что перед тобой просто дикий зверь. Глаза же говорят о многом: об уме, хитрости и отваге, о мудрости и опыте. Глаза у волков бывают зеленые и желтые, очень редко встречаются глаза голубого цвета. Эти глаза завораживают своим внутренним светом, сиянием золотистых искр радужной оболочки, в них можно легко прочесть, что сейчас чувствует волк. Илайджа понял это, стоя на вершине холма, рядом с телами своих убитых товарищей.

Поначалу молодой охотник увидел в глазах прыгнувшего на него волка только ненависть. Её было легко узнать – глаза яростные, бешеные. Илайджа не смог выстрелить в волка, глядя ему в глаза, в которых ненависть сменилась удивлением и интересом. Когда вожак сбил Илайджу на землю, его глаза стали совсем другими, в них было что‑то, удивительно похожее на обычную человеческую жалость. К этой жалости примешивалось что‑то еще, не очень хорошо похоже на расчетливость.

Когда волк разрешил охотнику встать, Илайджа заметил в глазах окруживших его врагов точно такую же ненависть, как в глазах их предводителя.

Сейчас эти глаза были спокойны, в них не было ярости, только настороженность и сосредоточенность.

Начинало светать. Вожак, идущий впереди, свернул вправо и скоро группа волков, ведущих Илайджу, вошла в неглубокий овраг с круто поднимающимися вверх глиняными склонами. Здесь было сыро, то там, то тут блестели мелкие лужицы. Через несколько минут ветви деревьев, растущих вверху на обрыве, закрыли волков и их пленника от восходящего солнца. Волки остановились, вожак наклонил голову и остальные волки разошлись в разные стороны, выбирая места посуше.

Волк с полоской белой шерсти мотнул головой, показывая в сторону единственного выхода из оврага, поперек которого уже лежало четверо волков и Илайджа согласно кивнул, поняв, что хотел сказать ему вожак. «Не сбежишь», говорили золотистые глаза и охотник был с этим согласен.

Он лег на спину на том же самом месте, где и стоял, с наслаждением разминая уставшие мускулы. Вожак приблизился к нему и лег рядом. Илайджа чувствовал его запах, уже не кажущийся ему отвратительным.

«Теперь, человек, мы можем и поговорить», – холодный, чуть ироничный и почти человеческий голос возник в голове Илайджи Аттертона.

Юноша рывком приподнялся на локтях, испуганно озираясь вокруг. Вожак смотрел на него и смешливые искорки прыгали в его глазах.

«Удивлен?» – вожак наклонил голову, напомнив Илайдже этим движением земных собак, так же внимательно прислушивающихся к хозяину.

– Но как же? – голос Илайджи прервался от изумления. – Ты знаешь наш язык?

«Я слышу, как ты думаешь», – снова чужой голос, – «Нет, я не знаю ваш язык. Просто я могу передать твоему сознанию собственные мысли, а твой мозг переводит их на язык, больше понятный для тебя».

– Вот это да! – восхищенно вскрикнул охотник, глядя на волка.

«Тебе лучше говорить потише, человек – мои братья нервничают, когда слышат человеческую речь», – волк указал глазами на подошедшего к Илайдже молодого волка, беззвучно оскалившего пасть.

Вожак негромко прорычал что‑то и молодой волк послушно склонил голову и отошел в сторону.

«Говори шепотом – этого будет достаточно».

– Хорошо.

«Для начала представимся друг другу. Меня зовут Белый, я вождь племени сейров, уничтоженного твоими сородичами этой весной. Как зовут тебя?»

– Илайджа Аттертон, можно просто – Илай.

«Илай», – повторил волк.

– Зачем вы оставили меня в живых?

«Чтобы побольше узнать о твоем племени».

Илайджа молчал, глядя прямо перед собой.

«Для начала расскажи мне, зачем вы пришли на наши земли?»

– Я не хочу говорить с тобой, – яростно прошептал охотник, – я не хочу говорить с убийцей!

«Убийцей?», – в голосе послышалась ярость. «Ты называешь меня убийцей, человек?! А кто же тогда вы?»

Илайджа промолчал.

«Вы первыми принесли смерть моему народу! Вы начали убивать нас без всякого на то повода, как бешеные звери! Мы вышли к вам, не замышляя против вас никакого зла, мы пытались заговорить с вами, мы хотели приветствовать вас на нашей земле, а вы …», – волк замолчал, закрыв глаза.

– Мы не знали, что вы хотите говорить с нами. Мы думали, что вы собираетесь напасть на нас!

«Ложь», – голос был холоден, как лед. «Мы не замышляли подобного зла».

– Мне очень жаль.

«Тебе жаль, человек?! Слишком поздно для сожалений!»

– Прости.

«Я не могу простить тебя».

Илайджа отвернулся, не в силах выдержать тяжелый взгляд сейра.

«Расскажи мне, зачем вы пришли сюда».

Илайджа помолчал, собираясь с мыслями. Волк мрачно наблюдал за ним.

«Не пытайся мне лгать или умолчать о чем‑нибудь – я сразу пойму, когда ты лжешь или что‑то скрываешь, я пойму это по запаху».

– Запаху?

«Конечно, у всего есть свой запах – у страха, у лжи, у ненависти. Мы, сейры, разбираемся в этом лучше вас».

– Хорошо, я не буду лгать тебе, вождь. Мы жили далеко отсюда, ваш мир был для нас совершенно чужим. Однажды к одному человеку обратились существа, называвшие себя Хозяевами Стихий.

«Хозяева», – в голосе волка Илайджа ощутил горечь, – «я так и знал».

– О чем ты?

«Те, кого ты назвал Хозяевами, создали мой народ много лет назад. Они создали нас для убийства, чтобы мы, согласно их воле, убивали для них. Мы восстали против Хозяев и победили в своем стремлении обрести свободу. Сейчас уже почти никто из сейров не помнит об этом, мы забыли о Хозяевах, но теперь я вижу, что Хозяева не забыли о нас. Продолжай».

– Эти Хозяева предложили нам переселиться сюда, чтобы охранять древние Башни.

«Охранять от кого?»

– От вас. Нам сказали, что вы – ужасные звери, захватившие этот мир и охраняющие его от посягательств извне. Также нам много чего рассказали о вашей силе и хитрости, сказали, что на протяжении многих лет вы убивали любого, кто осмеливался посягнуть на ваши земли.

«Когда‑то это было правдой», – в голосе чувствовалась грусть, – «но уже много поколений сейры не воевали ни с кем. Мы просто жили здесь, охотились, и думали, что этот мир всегда был нашим. Вас обманули, человек, мы не звери и мы давно уже никого не убиваем без причины».

– Мы не знали об этом. Поэтому солдаты и открыли огонь, когда увидели вас, выходящих из леса. Люди побоялись, что вы пришли убить нас.

Волк тяжело вздохнул:

«Велор был прав, как же я ошибался!»

– О чем ты?

«Неважно. Продолжай».

– А больше нечего продолжать. В первый же день вы убили одного из наших.

«Человека по имени Докс».

– Ты знаешь об этом? – вскричал юноша.

«Тише! Я же говорил тебе – не надо шуметь».

Молодой охотник с отвращением посмотрел на Белого и волк ответил ему прямым честным взглядом:

«А чего вы ждали от нас? Мне нужно было узнать о вас хоть что‑нибудь и я узнал. Я схватил Докса, но ваши солдаты не дали мне достаточно времени, чтобы во всем разобраться».

– Это ты убил его?

«Да».

Илайджа вздохнул и продолжил:

– Мы узнали, что вам оказали помощь племена, живущие на севере. Мы оцепили Черную Пустошь специальной оградой.

«Металлической паутиной?»

– Да. Затем вы напали на нас, сломали ограду, убили много солдат. Ты ведь знаешь об этом, не так ли?

«Да, я знаю. Это я придумал, как напасть на ваш муравейник».

– Муравейник?

«Вы напомнили мне жестоких муравьев, вы так быстро возводили свои жилища и проявили жестокость, свойственную только насекомым, поэтому мы так и думали о вас».

– Мы называем наш «муравейник» поселением.

«Пусть так».

– После вашего прорыва многие возненавидели вас еще больше.

«Я ответил ударом на удар. Вы убили нас – мы убили вас. По‑моему, это должно быть понятно».