Текст книги "Земля в цвету"

Автор книги: Вадим Сафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

ВЕЛИКАЯ АРМИЯ

Фитогеографы – ученые, изучающие географию растений, – разделяют Зеленую страну на двадцать или тридцать областей, на сотни провинций и округов. В них живет население пестрое, причудливое, бесконечно разнообразное по своим нравам и обычаям.

Покрывало серных бактерий, шириной с Черное море, висит над отравленными сероводородом черноморскими глубинами.

Серо-голубые саксаульники растут в «мертвых» песках – леса без тени, со скрученными, кривыми стволами, не похожие ни на какие другие земные леса. Один ученый, работник Репетекской песчано-пустынной станции, рассказывал мне, что, попав в такой вековой саксаульник в юго-восточных Кара-Кумах, он не мог отделаться от странного ощущения: будто он перенесен на другую планету, в «лунный лес», о котором читал в детстве какой-то фантастический рассказ.

Вот дерево толщиной в три обхвата. У него только два листа, а высота этого столетнего дерева – 30 сантиметров. «Вельвичия удивительная» из пустыни Калахари больше всего сходна с низеньким круглым столом.

Пожалуй, самые странные пленники зоопарков и даже диковинные порождения фантазии уступят иным обитателям Зеленой страны.

Ползучие кедры дальневосточных гор Кактусы карнегии, напоминающие гигантские темные многорукие канделябры, расставленные великанами-циклопами на угрюмых нагорьях Мексики. «Кружевное дерево» с острова Ямайка, распускающееся в воде тончайшим кружевом. Растения-овцы новозеландских гор, уцепившиеся за бесплодные скалы тысячью корней, покрытые цветочным мехом. Мох «шистостега», сияющий изумрудным светом во мраке пещер.

Растения-гимнасты, которым ничего не стоит всползти по отвесной скале, куда залетают только птицы.

Знаменитая «арнольдовая раффлезия» с острова Суматра, состоящая словно только из одного цветка: он больше метра в поперечнике, походит на сырое мясо, и мухи даже летят на него, как на падаль. Ни стебля, ни листьев. Чудовищный цветок – самый большой в мире – сидит на корнях других деревьев: он сосет их соки.

Есть растения-хищники, пожирающие животных: мухоловка, захлопывающая неосторожное насекомое в «кулаке» своего листа; росянка, предательски блестящая клейким соком, похожим на росу; пузырчатка, ставящая подводные ловушки дафниям, личинкам комаров и даже рыбкам; растения-желудки – «непентесы» и «саррацении», переваривающие свои жертвы внутри мешочков, у которых стенки выделяют жидкость, подобную желудочному соку. Если бы существовал мальчик с пальчик, для него растительный мир казался бы полным страшных врагов, неожиданных и грозных опасностей.

Внутренность цветов аройника горяча: в них такая же температура, как в крови лихорадочного больного.

Индийский кустарник десмодиум взмахивает каждые полторы минуты сотнями своих листьев-вееров; это «жестикулирующее» растение. Листочки стыдливой мимозы начинают дрожать, будто мимозу знобит от холода, если внезапно сиять с нее стеклянный колпак в прохладной комнате. Тычинки барбариса «прыгают» при малейшем прикосновении. Они более чувствительны, чем ресницы нашего глаза. Утверждают, что при сильном ударе белая акация иногда также складывает свои листочки. А однажды было замечено, как в жаркий день папоротник красный кочедыжник кругообразно шевелил вайями – совсем, как десмодиум…

Есть растения-кулинары и растения-кондитеры. Их плоды – самая изысканная пища на Земле. Почти все лекарства в наших аптеках приготовлены растениями-фармацевтами. Мы любуемся растениями-художниками: их лепестки расцвечены всеми оттенками солнечного спектра. А живые крепости, вооруженные шипами, броней и ядом, нескольких капель которого достаточно, чтобы свалить слона!

Папоротники дважды живут свой век: в виде крошечного листка-заростка и в виде пышного, всем знакомого растения, украшающего лес.

Многие травы и деревья начинают свою жизнь с далекого воздушного путешествия. И кто в крылатом семени узнает будущего неподвижного, как каменная колонна, лесного исполина?

Суровые «солдаты» тайги – хвойные деревья – своими иглами чешуями и «колосками» странно напоминают плауны, самых крошечных обитателей хмурого и сырого лесного дна.

По всему земному шару победно прошли злаки, превращаясь то в деревья (бамбук), то в дерн, покрывающий луга. И для человека нет более ценных растений, чем злаки: ведь они приготовляют пищу для сотен миллионов людей.

А двадцать пять тысяч видов сложноцветных! Ромашки, одуванчики, васильки, полынь, чертополох, астры, подсолнечники, замечательные растения-каучуконосы – кок-сагыз, тау-сагыз, – все это травы; есть и деревца (в тропиках). В «корзинках» сложноцветных сложены вместе сотни цветочков, подобно тому как в фасетчатых глазах насекомых – сотни глазков.

Это наиболее молодая и уже самая многочисленная растительная армия: в ее ряды входит десятая часть всех известных ботаникам семенных растений; и, может быть, нет такого места на земной суше, которое не завоевал бы какой-нибудь из отрядов армии сложноцветных.

Злаки, сложноцветные, несколько уступающие им в численности мотыльковые, изобильная семья орхидных с самыми роскошными цветами на земле; то причудливые деревца, то серые, неказистые былинки – молочайные; пестрая толпа мареновых, куда входят и деревья – хинное и кофейное, и бурые, груболистые придорожные травы – вот самые могучие армии Зеленой страны.

Пласты каменного угля напоминают о древних сумрачных чащах исполинских папоротников, хвощей, плаунов, образовавших эти подземные склады солнечной энергии. А сейчас дальневосточный экспресс несколько суток мчится сквозь тайгу – самый большой (вместе с южноамериканскими «гилеями») лес на земле.

И все же степи уже теснят лес. Не ветеран дремучего бора, дуплистый дуб, а дружный, сомкнутый покров разноцветно переливающегося на ветре луга – вот, может быть, самый главный герои сегодняшнего растительного мира! Правда, не просто идет борьба деревьев и трав. Да и человек не взирает на нее бесстрастно. Об этой борьбе, о лесе, наступающем и отступающем, и о вмешательстве человека нам придется еще говорить дальше…

РАЗВЕДЧИК И ХОЗЯИН

Земля нетронутая и необъятная простиралась некогда вокруг первобытного человека. Великий мир растений давал ему корни, плоды, зерна, луковицы; укрывал человека в непогоду; человек охотился в лесу.

И много тысячелетий человек разведывал дороги в Зеленой стране. Когда он перешел от простого собирания того, что она дарила, к покорению ее? Когда он стал не только разведчиком, но и хозяином ее?

Может быть, женщина, собиравшая съедобные клубни, колоски диких злаков для детей и для общего очага, пока мужчины охотились, – женщина первая заметила, как из оброненных зерен выходят крепкие ростки. Но еще должно было пройти долгое время, пока это простор и поразительное наблюдение могло стать прочным и нужным званием.

Как заглянуть во тьму безвозвратно миновавших тысячелетий? Но попробуем мысленным взором что-нибудь разглядеть в той далекой жизни, такой не похожей на все, что окружает нас сейчас.

Времена «тощие» чередовались для первобытных людей с временами «жирными». И «тощих» было куда больше.

И вот вообразим себе.

То ли год худой выдался, – а тут и мыши и муравьиное нашествие; то ли охотники-воины соседнего племени нагрянули и пограбили – только осталось поселение без свято хранимых своих запасов. Сказали мы: поселение, а ведь не одно, а сотни поселений оказывались то и дело в таком положении. И всем в них приходилось плохо, а круче всех женщинам-матерям, хранительницам очага. Им первым – печаль и беда.

Кидались собирать новые запасы. И когда-нибудь в каком-то поселении догадалась, наконец, какая-нибудь из женщин помочь беде, умножив то, что осталось или что собрали: сделать так, чтобы новые запасы сами выросли. В теплых краях это недолго: 2–4 месяца – весь круг жизни однолетнего растения.

Думать надо, много раз и во многих местах начиналось великое дело человечества – земледелие, начиналось и опять гасло, забывалось. А когда оно, наконец, утвердилось, были этому не случайные причины – не отдельные беды и неудачи, не отдельные наблюдения зорких и внимательных людей. Нет, причины были важные и общие. Нужно было, чтобы до этого доросло, доразвилось человеческое общество. Должны были уже измениться самые обстоятельства жизни людей.

Это произошло на рубеже между древним и новым каменным веком. Люди, еще не знающие металлов, вооруженные каменными топорами, копьями и стрелами с каменными наконечниками, жили родовым строем. Не существовало государства, но уже гуще сделались поселения, жили оседлее. Были уже у людей домашние животные – собаки, свиньи.

Каменная мотыга стала первым орудием обработки земли. Работали женщины, «собирательницы колосьев».

Что же росло на первых «полях»?

Если судить по лесным полукочевым племенам Африки, Малайского архипелага и Южной Америки, то человек начинает с возделывания корнеплодов и клубневых. У нынешних племен это таро, арорут, ямс, батат, маниок. Все – растения зарослей. Это еще лесное земледелие. С него, может быть, и начал человек. Но с ним недалеко уйдешь. Оно только подспорье для племен, главное занятие которых по-прежнему охота.

А чуть только земледелие по-настоящему стало земледелием, съедобные корни джунглей должны были уступить главное место зерновым. И зерновое земледелие появилось уже в очень давние времена. В черепках битой посуды, найденных на месте нескольких самых старых поселений и стоянок человека в Европе, обнаружены зерна пшеницы, ячменя; они пристали некогда к морской глине у первобытных гончаров, влипли, вмуровались в нее – ученые увидели зерна, когда догадались разламывать черепки.

Это самые первые, известные нам следы земледелия. Им, может быть, восемь-десять тысяч лет.

В свайных поселениях, которые существовали за пять-шесть тысяч лет до нашего времени (остатки их находят, например, в Швейцарии), уже было «регулярное» сельское хозяйство. А на востоке, в стране Элам, тысяч семь лет назад сеяли просо, пшеницу, сахарный тростник. Чуть моложе земледелие у сумеро-аккадов. Вавилоняне сеяли уже и бобовые; были у них и сады: древние источники говорят о «прекрасных садах». Финиковая пальма доставляла хлеб, сладкий «мед», финиковое вино; а ячменя, по словам древнегреческого географа Страбона, у вавилонян было столько, «как нигде».

Три, а может быть, и больше тысячи лет назад знали земледелие и наши предки, прародители нашего народа, жившие в наших южных степях.

Больше шести тысяч лет назад египетские земледельцы кинули зерна в илистую теплую почву, еще влажную после нильского разлива. Хлебные злаки египтяне заимствовали у сумеро-аккадов.

А далеко на востоке, в долине широкой, полноводной Янцзы, закладывался великий китайский земледельческий очаг. Древние летописи упоминают пять растений, которые якобы научил возделывать своих подданных мифический император Шеи-Нук: это рис, два вида проса, пшеница (или ячмень) и соя. Было это будто бы в двадцать восьмом веке до нашей эры…

И никто не знает точно, когда возникли оба главных заокеанских очага: на плоскогорьях Мексики и в Перу. Но было в них все не так, как в Старом Свете. Из злаков – одна кукуруза. На втором месте после кукурузы – хуаугли, амарант – кустики, увешанные метелочками. Возделывали там еще картофель, табак, тыквы, фасоль. И странно нам представить себе, что рос среди них наш подсолнечник. Только его не возделываем – рос он сорняком на кукурузных полях.

Давно нет разрозненных, оторванных друг от друга очагов земледелия – поля сомкнулись на целых материках. Необозримо умножалось число сельскохозяйственных культур.

Чего только не увидишь на шумном, пестром, веселом летнем базаре или осенью во фруктовой лавке, где горками, пирамидками лежат плоды и пахнут сладким, пряным, немного винным запахом! Плоды румяные, пурпурные, золотистые, темные с прозеленью, матово-прозрачные, гладкие, бугристые. То самых прихотливых, то идеально геометрических форм…

А если еще поглядеть в «помологиях» цветные таблицы, изображающие разные сорта, полистать «фармакопеи» с сонмами лекарственных трав, припомнить нашу Сельскохозяйственную выставку перед войной, когда кусок земли в пригороде Москвы был превращен в страну чудес, таких чудес, самое существование которых многие до того и не подозревали, то количество растений, покорных человеку, покажется нам неисчислимым. Шутка ли, ведь тысяч десять лет прошло с той поры, как человек заставил первое растение жить не по своей, а по его, человеческой воле.

И тем больше поражает нас это неиссякаемое изобилие культурных сортов и форм, что ведь выросло оно из сравнительно небольшого числа диких растительных видов.

Обнаружено примерно тридцать тысяч видов растений, так или иначе полезных нам. Но среди этих тридцати тысяч громадное большинство только платят дань – человек не стал их полным хозяином. Мы разрабатываем лесные богатства, но лес, за редкими исключениями, растет сам по себе, без участия людей. В весенних светлых рощах мы цедим прозрачный сладкий сок, обильно сочащийся, когда «острою секирой ранена береза». Летом и осенью мы ходим за ягодами и за грибами: мы не сеяли их. На берегах морей собирают водоросли, «морскую траву», они идут на удобрение; из них добывают йод и агар, одинаково нужный бактериологической лаборатории и кондитерской фабрике. Отправляются экспедиции за лекарственными травами. А египтяне делали свой знаменитый папирус, используя дикие заросли папирусной осоки…

Все это – охотничья добыча в Зеленой стране. Это то, что собирают добытчик и разведчик.

А растений полей, огородов, садов, оранжерей не больше пяти тысяч видов. Но и тут очень многие только перенесены к себе человеком. Возле человеческого жилья они остались, как были. Сотнями и даже тысячами растений мы просто любуемся. Для того их и разводим. Это декоративные растения. Еще сотни привередливо признают только какой-нибудь один уголок Земли, а в других местах не растет; это редкости с небольшим значением для людей.

И если откинуть все это и говорить только про те растения, какие человек пересоздал, какие кормят его, дают ему одежду и сырье для промышленности, то такие будут исчисляться едва сотнями видов.

Один известный ботаник прошлого века (Декандоль) считал, что «набор» основных сельскохозяйственных растений – всего 44 вида – установился семь-восемь тысяч лет назад. А в следующие пять или шесть тысяч лет этот набор мало изменялся. Лишь за последние две тысячи лет человечество принялось расширять и умножать его.

Считают, что сейчас на земле 327 самых главных возделываемых (и пересозданных человеком) видов растений. У 269 из них – родина Старый Свет; у 58 – Новый Свет. [3]3
  Данные взяты нами из книги Г. Н. Шлыкова «Интродукция растений». Сельхозгиз, 1936, стр. 108. (Данные эти надо считать сейчас несколько преуменьшенными.)


[Закрыть]

Вот из этого «ядра» извлек человек необозримый, бесконечно многообразный мир – мир своих зеленых слуг. Было несколько тощих, мелкоколосных диких пшениц, а сейчас на полях земного шара созревает полторы тысячи пшеничных сортов!

Что же касается «прирученных» человеком видов растений, то в одной нашей стране возделывается их не менее двухсот. Ни в какой другой стране не возделывают больше.

СЛУГИ

Нам стоит ближе познакомиться с преданными зелеными слугами человека. Они заслуживают этого.

Первым, без всякого спора, надо назвать семейство злаков. Самый важный член этой семьи – пшеница. Некогда человек посеял ее возле своего жилья – раньше почти всех других растений; и сейчас больше всего в мире человек собирает тоже пшеничного зерна: до 150–160 миллионов тонн ежегодно.

Чуть отстает рис. Предки наши называли рис сарацинским пшеном; так он назван и в «Детстве» Льва Толстого. Главные сборы риса – в Азии. Там во многих странах для сотен миллионов людей он играет ту же роль, что хлебные злаки у нас.

И почти наравне с рисом идет кукуруза – древнейшая культура Американского материка. В Мексике и Соединенных Штатах и теперь кукурузу сеют больше, чем другие зерновые.

После этих трех злаков надо упомянуть овес. Но ему уже далеко до них. Его сборы в два-три раза меньше. Да и начал он служить человеку гораздо позднее. Римляне и греки считали его сорняком. Ученик Аристотеля Теофраст, которого называют «отцом ботаники», не находил в овсе ровно ничего доброго. Римлянин Плиний, написавший в первом веке нашей эры, почти через четыреста лет после Теофраста, 37 книг «Естественной истории», воображал, что овес и не злак вовсе, а ячменная болезнь: заболевший ячмень вырождается в овес. Для овса подбирали странные, пренебрежительные имена, напоминающие о козлах, овцах и даже козлиной вони. Наше «овес» тоже сходно с римским «овис», что значит «овца». Именами этими хотели сказать, что овес только и годен на козлиную и овечью пищу.

А мы считаем его сейчас на четвертом месте среди всех возделываемых злаков! Плиний и Теофраст не угадали будущего…

Предок нашей ржи тоже долгое время был сорняком, непрошенным гостем на пшеничных и ячменных полях. Древнее земледелие не знало ржи. Появилась она как культурное растение в горных областях востока, на Кавказе и в Средней Азии.

Полагают, что сейчас рожь сеют почти наравне с ячменем, культурой настолько старой, что зерна его находят в самых древних египетских пирамидах.

И просо с самых древних, доисторических времен, тех времен, которые изучают археологи, служит человеку. И безотказно служит. Кто не едал пшенной каши! По-латыни название проса, которое и поныне принято в ботанике, – «паникум» – произведено от слова «хлеб» – «навис». Значит, в древности понятие о хлебе вообще часто связывалось именно с просяными зернышками.

Полмиллиарда тонн – вот ежегодный средний мировой урожай хлебных злаков.

Сеют люди и другие злаки: сорго, которому не страшна засуха, – его называют даже «верблюдом растительного царства», сахарный тростник – «мед без пчел» древних; сеют луговые травы: мятлик, костер, райграс. Человек выращивает рощи злака-великана – бамбука.

Многие ученые убеждены, что обширная когорта бобовых (или, как иначе их называют, мотыльковых) уступает только злакам в значении для человечества. В самом деле, стόит лишь назвать горох и фасоль, сою, хорошо известную и у нас, а в Китае кормящую десятки миллионов, чечевицу, из которой похлебка казалась такой вкусной одному из библейских героев, что он продал за нее право первородства, – все это зернобобовые. Всем знаком и земляной орех – арахис; у нас на юге его называют «фисташками». Из бобовых добывают лекарства: из лакричника, из перуанского дерева (знаменитый бальзам). Лучшие луговые травы – тоже бобовые: лютик, люцерна, клевер, донник, вика, вигна, эспарцет.

Замечательны эти травы: они обновляют землю, они обогащают ее.

Если в пище нет азота, не растет, не развивается никакой организм – ни животное, ни растение, потому что без азота не может быть построено живое тело. Без азота нет белковых веществ, основы жизни.

Известно, как дорого ценятся азотистые удобрения, которые приходится вносить в почву, бедную азотом.

Но как же так? Как может растению не хватать азота? Пусть его даже мало в почве, но ведь над полем – необъятный воздушный океан, в котором почти ⁴/ ₅азота. Листья и стебли купаются в нем!

Но в том-то и дело, что взять его из воздуха растение не может! Недотрогой влетает азот через устьица в листья, скользит мимо голодных тканей, забирается даже внутрь их и выскальзывает опять наружу. Как не было его. Только тогда смогут взять его растения, когда он перестанет быть газом, когда он образует азотистые соли, и вода растворит их, а корни всосут… Но не так легко поймать и «связать» (как образно, но точно выражаются химики) летучий азот!

И вот давно были замечены в растительном мире немногие, но очень решительные исключения из только что сказанного. И самое главное среди этих исключений – бобовые. После того как они выросли, созрели и убраны с поля, в почве оказывается не меньше, а больше азотистых соединений. Тех самых азотистых соединений, которые так нужны растениям!

В восьмидесятых годах прошлого века секрет бобовых был раскрыт. Разгадка оказалась поражающей. Это была сказка о дружбе боба с невидимкой.

На корешках бобовых вздуваются маленькие шишечки-клубеньки. Иногда их так много и так они унизывают корешки, что те делаются похожи на четки.

В клубеньках этих живут бактерии. Растение кормит их, они размножаются массами. И тут выясняется, что в долгу они не остались. Невидимые друзья растений умеют ловить и связывать атмосферный азот. И столько налавливают его, что и бобу-хозяину вдосталь, и еще в почве остается.

Вот что такое бобовые для полей!

Это семейство состоит не только из трав. К нему относятся еще удивительные деревья, в самых именах которых, кажется, сияет огненное солнце юга: кассии и тамаринды, кампешевое дерево – из него добывают синюю и черную краску; копаловое – оно дает знаменитую смолу копал, из которой готовят лаки; рожковое, бразильское красное, индийское коричное деревья, все мимозы и акации с душистыми желтыми, розовыми, белыми цветами.

Настоящие акации и мимозы – дети тропиков. В быту «мимозой» мы называем акацию. И кто не покупал, не ставил у себя в комнате этих желтых мимоз, которые на самолетах, поездами-экспрессами привозят ранней весной на север с юга!

Как появятся они на улицах – пусть еле сочится скупой еще мартовский свет и под ногами слякоть или зароится вокруг мокрая метель, – северянин знает: это весна, весна пришла!

А благоуханные майские недели в городах Украины, когда весь город – уже от перрона вокзала – пропитан медовым дыханием белой акации и тротуары осыпаны упруго-мягкими, вянущими гроздьями ее цветов! Пусть перебьет сердито ботаник, что как раз это вовсе не акация, а «робиния ложная акация»; от этого мы не станем меньше ее любить.

Заметим тут же, что «желтая акация» – третья «переодетая»: она тоже никакая не акация и даже не родня «белой»; ботаническое ее имя – «карагана».

К слову: среди мотыльковых мы найдем и удивительнейшее растение мира (хотя оно не слуга и не друг человека) – «живой телеграф», индийский кустарник десмодиум, о котором уже говорилось. Свое название он получил, когда еще не было электрического телеграфа, а был телеграф семафорный; важные известия тогда «семафорили» с одной телеграфной вышки на другую. С такой непрерывно семафорящей вышкой сравнивали старинные натуралисты куст десмодиума, взмахивающий листочками.

Семью тутовых, конечно, не сравнить с семьей бобовых. Но некогда и тутовые сыграли немалую роль в жизни многих стран Востока. Долгие тысячелетия десяток фиг и деревянная чашка туты – шелковицы, беломучнистой или сочащейся рубиновым соком, – давали пропитание беднякам Вавилона, Греции, Иудеи. Да еще пригоршня оливок (ради которых тут же упомянем семейство масличных).

А еще южнее, в душных и пышных лесах тропиков, полуголые люди отламывали плоды другого члена семьи тутовых – хлебного дерева. Эти плоды больше человеческой головы, с плотной, сытной, приторной мякотью – их пекли, как настоящий хлеб.

Тутовые продолжают служить человечеству и теперь.

Древние смоквы, фиги – лакомство и для нас: мы называем их инжиром. Рубиновым соком туты, как и много веков назад, окрашены корзины, руки продавцов, широкие пиалы и даже желтая, глинистая, убитая земля на среднеазиатских базарах.

А листва шелковиц кормит шелковичных червей.

Члены этой растительной семьи вообще богаты соками; и то эти соки идут в пищу (как сок странного коровьего дерева в Южной Америке), то пускает их человек в работу (каучуконосный сок фикуса, родного брата хлебосольной смоковницы; лаковые смолы шеллачных деревьев), то это соки-убийцы: упас, или анчар, «древо смерти» из знаменитого стихотворения Пушкина, тоже принадлежит к тутовым (впрочем, надо сказать, что в действительности это деревцо выглядит гораздо скромнее, чем в описании великого поэта).

Человека неосведомленного, вероятно, удивит, что родственники этих пламенно-ярких южан – конопля, хмель, крапива. И такая близкая родня, что многие ботаники объединяют их с тутовыми в одно семейство (которое и называют иногда крапивными). От этого значение тутовых, понятно, еще возрастает. В Китае конопля – одно из стариннейших возделываемых растений. А в степях нашей родины сеяли ее еще за пятьсот лет до на шей эры.

Но все же не бобовые и не тутовые должны быть в наше время поставлены непосредственно следом за хлебными злаками как пища человека. Это место заняло растение, неведомое в течение всех тысячелетий развития культуры в Старом Свете, недавний (если брать исторические масштабы) гость из-за океана. Это картофель. Его собирают в год 200 миллионов тонн, почти полотну – в нашей стране. Именно у нас выведены лучшие в мире картофельные сорта. Здесь совершены открытия, знаменующие переворот в возделывании картофеля. Вот где, выходит, обрел картофель настоящую родину!

Из одного с картофелем семейства пасленовых человек взял себе в огороды еще баклажаны и помидоры, разводит на плантациях табак, а на клумбах садов – петунии.

Невидное, небольшое семейство гречишных дало человеку гречиху (родственницу щавелей). Кто не едал гречневой каши! «Щи да каша – пища наша», говорили когда-то в деревнях. Скромница-гречиха – настоящее зерновое растение, хотя к злакам она не относится, – даже более зерновое, чем «зернобобовые».

А растение, одевающее людей, самое важное прядильное растение мира – хлопчатник, – отобрано человеком из семейства мальв.

Есть старый прекрасный рассказ замечательного русского педагога К. Д. Ушинского о том, «как рубашка в поле выросла». На поле рубашка называлась льном. Маленькое семейство – леновые, а дало оно человеку одно из самых старых культурных растений мира. Льняные полотна прекрасно ткали еще в Вавилоне и в Египте за пять тысяч лет до нашей эры. Так давно приметил лен человек! А когда только образовалось русское государство, уже о русских полотнах говорили, прибавляя слово «знаменитые».

И сейчас первый мировой производитель льна – это наша родина, Советский Союз.

Гигантская армия сложноцветных дала нам множество садовых растений – георгины, пышные хризантемы, астры, маргаритки, бессмертники. И самый «поэтичный» из сорняков (человек даже перенес его на клумбы) – василек. Без желтоголовых красавцев – подсолнечников – не представить украинского села. Лекарственные сложноцветные снабжают человека цитварным семенем (от одного вида полыни), пиретрумом (из цветов кавказской ромашки). Салат, цикорий, артишок, топинамбур идут в пищу.

Млечный сок некоторых одуванчиков оказался ценнейшим сырьем для получения естественного каучука. Это великое открытие сделано недавно. И тогда началась на наших глазах новая эра в отношениях между человеком и сложноцветными. Открытие это, с гордостью скажем, совершено в кашей стране.

Впервые поколебалась слава гевеи, которая считалась до нашего времени единственной производительницей естественного каучука. А слава эта была весьма шумной. Целые книги написаны о тропических плантациях гевеи, о приключениях охотников за каучуком. Меньше, правда, писали о бесправных рабах – индейцах и индонезийцах, сгоняемых на эти плантации и вымирающих от желтой лихорадки. И о страшной, кровавой борьбе за каучук между главными империалистическими хищниками мира…

Тайные и явные агенты их, а следом и целые армии принимали участие в этой борьбе. За обладание гевеей, так же как за обладание источниками нефти, велись войны. Во время недавней мировой войны японцы, оккупировав юго-восточную Азию с архипелагом, присвоили было почти всю мировую добычу каучука. Они торжествовали. Только торжество их было недолговременно.

Борьба за гевею не прекратилась. Сейчас всеми источниками тропического естественного каучука и в Южной Америке, и в юго-восточной Азии изо всех сил стараются завладеть американцы. В Азии они пытаются оттеснить британских и голландских империалистов.

Гевея так и называется каучуковым деревом. И вводит нас она в причудливую семью молочайных. Не так много членов этого семейства приручил человек. Клещевина дает касторовое масло. Быстро сохнущими, ценнейшими техническими маслами полны семена тунгового и масличного деревьев. И странно, что в этой семье, характерной едкими, ядовитым соками, мы находим и бразильский «подземный хлеб» – кассаву, маниок: на муку размалывают их корни.

Подобно тому как множество цветов в наших садах мы получили от сложноцветных, больше всего плодов и ягод дают нам розоцветные. Именно в плодах и ягодах их главная сила и слава, хотя и носят они имя, «царицы цветов» – самой розы.

У красавицы-розы – неисчислимое множество форм и обликов. Томы заняты описанием сортов роз – старинных, всемирно знаменитых и совсем новых, особенной гордости того или иного садовода.

Но подсемейство собственно розовидных следует начинать совсем не с этого изнеженного и пышного продукта изощренного искусства садоводов и даже не с дикого праотца роз – шиповника, а с трав, собой невидных, малоприметных: лапчатки, манжетки, гравилата. Да еще с будничных, мелких ягод, прячущихся у корней деревьев в лесу или за болотной кочкой: с морошки, костяники, земляники. И вот на грядках родня земляники с ее яркими ягодками, похожими на алые удлиненные капельки, – сочная, рыхлая клубника. Колючая ежевика, ожина – в лесу и в садах. И садовая сахарная, рассыпчатая малина.

Подсемейство яблоневых: яблоня, груша, рябина, айва, боярышник, мушмула.

Черемуха, абрикос, слива, вишня, черешня, миндаль, персик – это подсемейство вишневых.

Ботаники считают, что от этого семейства, самых изысканных среди растений парфюмеров и кулинаров, есть непосредственный переход к скромным бобовым.

Не исчерпать всех зеленых слуг человека. И мы вовсе пройдем мимо многих. Но иных все же надо помянуть добрым словом. Ведь даже простой, краткий перечень наших друзей, в течение веков служащих людям верой и правдой, никак не меньше заслуживает внимания, чем знаменитый список греческих кораблей в «Илиаде»!

Обязательно надо сказать о зонтичных. Вряд ли часто привлекали ваш взгляд их мелкие цветочки, сотнями собранные в «зонтики». Но уж листва их вам наверняка известка. Это незаменимая кухонная «зелень» – укроп, петрушка, сельдерей. Тмин и морковь тоже из этой семьи летних пахучих трав, то приземистых, то высоких и раскидистых.

А свекла и шпинат – двоюродные братья (по семье маревых) придорожной, с рыбьим запахом лебеды и фантастического дерева пустыни – саксаула.

Обширная семья маревых роднит наши полевые ясменник и подмаренник с кофейным и хинным деревьями. История последнего, полная опасных экспедиций, таинственных похищений, грозных погонь, беззаветных героических подвигов и бесчеловечной торговли здоровьем, жизнью и смертью тысяч людей, – эта история немного в другом роде, но так же необычайна, поучительна и характерна для хищного мира волчьей борьбы ради наживы, как и история гевеи.