Текст книги "Шестая батарея"
Автор книги: Вацлав Билиньский
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
XII
Жизнь порой любит выкинуть коленце… На следующий день после памятного разговора Чулко с Куделисом произошел случай, кардинально повлиявший на взгляды последнего.
В тот день шестая батарея несла караульную службу. Куделис был назначен во вторую смену. В сумерках, уже после ужина, он забился в угол мрачной караульной, примостившись к самой печке. Даже шинели не снял, так замерз на построении, только сумку с противогазом повесил на спинку стула.
На коленях он держал открытую книжку. Сонными глазами с трудом разбирал буквы в наставлении по стрельбе. А мысли его витали где-то далеко. В последнее время он пребывал в дурном расположении духа. Чувствовал себя обиженным. Обвинения Чулко в его адрес казались ему необоснованными… Он считал, что своим поведением не дал ни малейшего повода для этого.
«Заткнули мне рот – и радуются. Будто мне нужны их разговоры и споры… Впрочем, разве они умеют спорить?»
Обиженный на всех и вся, он пришел к выводу, что в училище ему не повезло с самого начала. Товарищи относились высокомерно, пренебрежительно. Наставники были невысокого мнения о его способностях. Учеба давалась ему с трудом. Даже Мешковский относился недоброжелательно. А почему?
Из невеселых раздумий Куделиса вывел скрип открываемой двери. В караульную вошел пузатый майор-интендант, а следом за ним, с недовольным лицом, Мешковский, который был в тот день начальником караула.
Майор огляделся вокруг, что-то буркнул Мешковскому и зычно гаркнул:
– Внимание, ребята! Кто из вас хорошо знает окрестные места?
Куделис решил, что наконец-то подвернулся случай проявить себя. Прежде чем кто-либо успел ответить, он уже стоял перед интендантом. Заверил его, что отлично знает здешние места.
Майор внимательно поглядел на него, спросил, как проохать к одной деревушке. Куделис разъяснил.
– Сможешь провести нас, не заблудишься ночью? – еще раз хотел удостовериться интендант.
Курсант клятвенно заверил, что подобного с ним никогда не случалось. В глубине души он ликовал. «Ну и повезло, – думал Куделис. – На дворе дождь, слякоть. Стоять в карауле в такую ночь, как сегодняшняя, – сущее наказание. Что и говорить, приятнее ехать в машине, чем торчать под дождем и мерзнуть».
– Тогда собирайся! – принял решение майор и бросил хмурому Мешковскому: – Забираю его. Ничего не поделаешь, подпоручник, таков приказ начальника училища.
– Что уж тут говорить, – поморщился Мешковский. – У меня из-за этого весь график караульной службы к черту летит, ведь можно было взять кого-нибудь из интендантского взвода.
– Никто из них не знает дороги, – отрезал майор и, обращаясь к Куделису, сказал: – Поторапливайся, времени у нас в обрез!
– Автомат брать?
– Зачем, не на фронт же едешь! – Не дожидаясь курсанта, он вышел из караульной. Куделис поспешил за ним, застегивая на ходу ремень и пуговицы на шинели.
До него донеслись завистливые слова кого-то из товарищей:
– Ну и шустрик! Открутился от караула.
– А ты не мог?! – парировал Куделис, бросая торжествующий взгляд в угол караульной, откуда послышался голос. Он считал, что на этот раз ему в самом деле повезло.
На дворе были густые сумерки. Ветер хлестал по лицу струями ледяного дождя. У здания училища стоял газик интенданта. Майор уже сидел в нем, кутаясь в огромный тулуп, какие выдавали караульным.
– Садись рядом с водителем. Но если завезешь не туда, получишь десять суток губы, – шутливо пригрозил майор.
– А если туда?.. – засмеялся Куделис.
– Гляньте-ка на него, он еще торгуется! – захохотал басом интендант.
Водитель возился с брезентовым верхом, который с большим трудом удалось наконец натянуть. Потом он запустил мотор и включил фары. Темноту ночи разорвали два ярких белых снопа света. Выхваченные ими окружающие предметы походили на театральные декорации.
Куделис, подняв воротник, забился поглубже на сиденье. С боков машина была открытой. Ветер рвал набухший от дождя брезент. На дороге в лучах фар серебристо блестели лужи, окна стоявших по обеим сторонам дороги домов горели отраженным светом.
Мир неузнаваемо изменился. Чем дальше они удалялись от Хелма, тем больше Куделис терял уверенность в себе. Ночью все вокруг выглядело совсем по-иному, чем днем.
«Только бы не заблудиться, черт возьми!» – с беспокойством думал он. Но на вопросы майора, которого, видимо, мучили те же мысли, неизменно отвечал:
– Едем правильно… Я здесь ориентируюсь, как у себя дома…
Дождь прекратился, но ветер усилился. Брезентовый верх еще громче хлопал над их головами. Это действовало майору на нервы. Он приказал водителю остановить машину и снять брезент. Затем вновь спросил Куделиса:
– Послушай-ка, ты уверен, что мы едем правильно?
На этот раз курсант ничего не ответил. Машина подпрыгивала на ухабах. Они въехали в лес. Деревья, выхваченные светом фар, в сумасшедшем темпе проносились мимо, их поглощала темнота.
Одолевавшие Куделиса в караульном помещении мрачные мысли улетучились, и он предавался сейчас приятным воспоминаниям. Время от времени перед глазами всплывало доброе лицо матери, потом его заслонили воспоминания детства. Интересно, как встретят его родные, когда он появится в офицерской форме? Он уже видел себя в новом мундире. Куделису не было еще и двадцати, а в этом возрасте многое видится в радужном свете. Верится, что мечты сбудутся.
Лесная дорога сузилась. Они как раз проезжали крутой поворот, и водитель сбавил скорость. Раздумья Куделиса были внезапно прерваны. Силой инерции его швырнуло вперед, и он ударился головой о ветровое стекло. Очнувшись, осмотрелся…
От резкого торможения машину занесло и отбросило к обочине. Метрах в пятидесяти дорогу преграждало поваленное дерево. Вокруг него суетились люди. Один из них подавал сигналы фонариком, другие бежали к машине.
Куделис обернулся. В темноте он скорее почувствовал, чем заметил, что майора нет. «Удрал!» – подумал он.
Все это продолжалось какие-то доли секунды. Водитель выругался:
– Влипли, черт побери… – и, погасив фары, дал задний ход.
Из-за поваленного дерева раздались два выстрела, потом полоснула автоматная очередь. Машину опять резко занесло, она накренилась и угодила задними колесами в ров. Мотор заглох.
– Засели, – констатировал водитель и включил фары. Буквально в десяти шагах от них маячили фигуры бегущих людей.
– Стой! Стой! Стрелять будем! – кричали они.
– Мы и так стоим! – крикнул в ответ водитель и толкнул Куделиса в бок. – Вылезай-ка, братец… Ну и влипли же мы… Если бы не занесло, могли смыться.
Пока Куделис сообразил, что и как, его уже выволокли из машины. Ему было приказано поднять руки, кто-то больно ткнул автоматом под ребра. Другой ударил по лицу и сказал с угрозой:
– Смыться хотел!..
Он бы упал, если бы не подхватили чьи-то крепкие, грубые руки. Курсант тряхнул головой, вытер тыльной стороной ладони лицо и почувствовал кровь.
«За что?» – в отчаянии подумал он.
Свет фар освещал участок шоссе, по которому бежали вооруженные люди. Куделис дрожал и не мог вымолвить ни слова. Зубы стучали, колени подгибались.
Из темноты вынырнул человек в польском офицерском мундире с пистолетом в руке. Куделиса подтолкнули к нему. Рядом оказался водитель. Он вытирал рукой окровавленное лицо.
Человек в мундире, размахивая пистолетом, первым допросил водителя, интересуясь, кто они, откуда и куда направляются. Потом обратился к Куделису. Тот стоял, подняв руки. С трудом отвечал на вопросы. Когда он сказал, что с ними ехал еще майор, то невольно оглянулся, словно выискивая его взглядом.
– И где же он, этот ваш майор? – переспросил человек с пистолетом.
Куделис хотел было объяснить, что тот, наверное, выскочил из машины, но его остановил многозначительный взгляд водителя. Он запнулся. За него ответил шофер:
– Остался во Влодаве… Дальше мы ехали вдвоем.
Задав еще несколько вопросов, человек с пистолетом заорал:
– Знаете, кто мы такие?!
Водитель кивнул.
– Ну? – настаивал тот.
– Эти, из леса…
– Ах ты!.. – Куделису показалось, что офицер вот-вот ударит шофера. – Не «эти», а те, кто не желает служить коммуне, понял? Кто не предал Польшу… Хотите вступить в наши ряды?
Такого вопроса Куделис не ожидал. Шофера он тоже застиг врасплох.
– Нет… у меня семья…
– Ах так… – зашипел главарь. – У тебя семья? А у меня, думаешь, ее нет? – Обращаясь к Куделису, спросил: – А ты?
Не в состоянии вымолвить ни слова, он отрицательно качает головой. С ужасом глядит на окруживших их плотным кольцом людей. Из мрака ночи то появляется, то исчезают чужие и злобные лица.
– Ах так!.. – продолжает орать человек с пистолетом. – Ну что ж, думаю, мы сумеем охладить вашу любовь к большевикам… – Его голос переходит в хриплый крик. – А ну-ка, ребята! Разденьте их побыстрее…
Куделис и шофер не шелохнулись. Кто-то, стоящий сзади, крикнул прямо в ухо:
– Раздевайся! Ты что, не понимаешь, что тебе говорят? Может, и польский язык уже успел позабыть?
Шофера тащат в темноту. Оттуда доносятся хохот, глухие удары и стоны.
С Куделиса уже стаскивают шинель. Он ничего не понимает. Почему над ним издеваются? Почему его раздевают в такую холодную осеннюю ночь? И он громко кричит:
– Пустите меня! Что я вам сделал?! Ведь я такой же поляк, как и вы…
И вот он уже стоит – без шинели, в одном мундире без ремня.
– Снимай мундир, да побыстрее! – приказывают ему. В этот момент к курсанту подходит главарь банды.
С деланным интересом он рассматривает его нарукавные нашивки.
– Так вы курсант?.. – с издевкой говорит он, делает полшага вперед и с размаху бьет Куделиса по лицу. – Свинья! Хочешь стать большевистским офицером…
Куделис потерял сознание.
* * *
Интендант вернулся в училище на крестьянской подводе. К месту нападения тотчас же была направлена машина с курсантами. Спустя несколько часов потерпевших доставили в Хелм.
У водителя серьезных телесных повреждений не оказалось. Куделису же сломали ключицу.
Казуба уже доложил о происшествии начальнику училища и замполиту. Майор велел Брыле немедленно отправиться в госпиталь и выяснить подробности нападения.
Вернувшись из госпиталя, хорунжий с негодованием рассказывал Казубе:
– Ну и изуродовали парня! Едва жив остался…
Майор Мруз вызвал Брылу и подробно расспросил о состоянии здоровья Куделиса и реакции курсантов на этот случай. Распорядился немедленно направить в госпиталь нескольких человек – проведать товарища.
– Пусть парень почувствует, что батарея – его семья.
– Время-то уже позднее, товарищ майор…
– Ничего. Сейчас позвоню начальнику госпиталя, и вас пропустят.
Было уже совсем темно, когда Мешковский с группой курсантов вышел из училища. За пятнадцать минут они добрались до госпиталя. Дежурный, предупрежденный об их приходе, впустил сразу. Но в коридоре на втором этапе их остановил чей-то требовательный голос:
– Вы куда, товарищи?
К ним подошла медсестра, видимо, дежурная по отделению.
– Ищем общую палату, – объяснил Чулко.
Медсестра – молодая светловолосая энергичная девушка-категорически отрезала:
– В такое время посещения запрещены! Приходите завтра после обеда…
– Но у нас есть разрешение… – попытался объяснить Мешковский.
– Мне никто никаких указаний не давал, – не сдавалась она. – Поэтому я вас в палату не пущу.
– Да поймите же, мы пришли навестить товарища!
– А я должна заботиться о покое больных!
Чулко пришел на подмогу офицеру.
– Ну… Не будьте же такой строгой! – начал он шутливым тоном. – Разрешите!
– Нет! Правила для того и пишутся, чтобы их выполнять. Так что, будьте любезны, приходите завтра…
– Ну что ж, придется идти к начальнику… – промолвил Мешковский. Но в этот момент в коридоре появился врач. Офицер обратился к нему.
– Да-да, – кивнул тот, как только услышал, в чем дело. – Я забыл предупредить вас, сестра, что начальник разрешил посещение. Проводите, пожалуйста.
Мешковский, следуя за девушкой, подтрунивал над ней:
– Ну вот видите? Все-таки вышло по-нашему! А так нельзя было поверить? Ох какая вы строгая! Если бы на вашем месте была старая дева… А вы-то молодая, симпатичная…
Девушка сверкнула глазами и рассмеялась:
– Не будь я такой строгой, мне бы не справиться с вами. А вы к тому курсанту, которого привезли утром?
– Да. Как он там?
– Все время стонет… Его зверски избили, да еще перелом. Слава богу, хоть жив остался! Могли бы и убить, им это ничего не стоит… Только что к нам привезли женщину с огнестрельной раной. Сейчас ее оперируют…
– Женщину? – переспросил Мулик.
– Да. Секретаря партячейки какой-то гмины…
– Сволочи! Стрелять в женщину!
– Им все равно, будь то женщина или мужчина…
Они остановились у двери в конце коридора. Медсестра предупредила:
– Только, прошу вас, говорите тихо. И недолго…
Мешковский улыбнулся:
– Хорошо, хорошо…
Куделис лежал у окна. Под глазами чернели синяки. Правая рука, в гипсе, лежала поверх одеяла.
Увидев вошедших, он не мог сдержать радости:
– Это вы?.. И товарищ подпоручник! Спасибо, что пришли! Я даже не ожидал…
Товарищи сочувственно смотрели на него.
– Ну и досталось же тебе… – протяжно сказал Ожеховский. – Сукины дети! И за что?
Куделис хотел было приподняться, но тут же, поморщившись от боли, упал на подушки.
– За то, что я в военной форме. А когда разглядели, что курсант…
Чулко смотрел на Куделиса и думал о недавнем разговоре с ним. Их взгляды встретились.
– Вот так-то, браток, – вздохнул Куделис. – Должен признаться, Чулко, что я был чертовски зол на нас. А теперь вижу, что вы были правы. Это настоящие бандиты… Так и передайте от меня всем ребятам в батарее – это бандиты, и больше никто! То, что произошло со мной, – ерунда! Вот тут рядом лежит человек, у которого застрелили жену и ребенка. Его ранили, но он сумел скрыться, тогда те в отместку расправились с его семьей… Чтобы запугать других!
– Их это не спасет, – буркнул Чулко. – Сами себе могилу роют!
– А как шофер? – спросил Мешковский.
Куделис оживился и. покряхтывая, уселся поудобнее.
– Мировой парень! Если бы не он, они наверняка поймали бы майора… Потому что я со страху чуть было не проболтался, что интендант выпрыгнул из машины. А шофер сказал им, что он остался во Влодаве. И те поверили. А потом, когда нас избили и раздели почти догола, я потерял сознание, а он тащил меня на себе до ближайшего села.
– Ему тоже крепко досталось?
– Да, только парень уже научен горьким опытом. «Меня били и не такие… – рассказывал он. – Поэтому научился так подставлять бока, чтобы поменьше доставалось…» Но, несмотря на это, все его лицо превратилось в сплошной кровоподтек.
Ожеховский присел на краешек койки.
– Давай, Куделис, поправляйся поскорее и возвращайся в батарею. Мы все ждем тебя.
Раненый с усилием улыбнулся.
– Спасибо, ребята, спасибо вам! – В его голосе слышалось волнение. – Я и сам хочу вернуться поскорее. Необходимо бороться, ведь столько еще мрази вокруг! Ты, Чулко, наверное, меня понимаешь?
Чулко кивнул. Куделис с мольбой в голосе обратился к Мешковскому:
– У меня к вам, товарищ подпоручник, огромная просьба!
– Говори… Если могу…
– Я не хочу отставать в учебе, ведь я и так не особенно силен. Если к тому же много пропущу, то не смогу наверстать…
– Мы тебе поможем! – воскликнул Ожеховский.
– Попросите, чтобы меня перевели в лазарет училища… – продолжал Куделис. – Туда бы могли ежедневно приходить товарищи и рассказывать, что было на занятиях…
– Хорошо, постараюсь…
– Обязательно сделайте, товарищ подпоручник. Если можно, завтра же, чтобы не оттягивать…
Договорились! Сделаю все, что в моих силах, – еще раз пообещал Мешковский.
– Я уже говорил об этом с хорунжим Брылой. Он мне тоже обещал…
Мешковский обратился к курсантам:
– Ну что ж, нам пора. Вот-вот придет медсестра и прогонит нас…
– А кто сегодня дежурит? – поинтересовался Куделис.
– Такая строгая…
– Рыженькая… Ольга? – В глазах парня мелькнули веселые искорки. – Девушка что надо…
– Ну раз ты обратил на нее внимание, значит, раны твои не так уж опасны, – улыбнулся Мешковский.
В коридоре они снова столкнулись с Ольгой. Мешковский остановился, словно что-то припоминая.
– Подождите меня у выхода, – велел он курсантам и догнал девушку.
Выясняя у нее возможность перевода курсанта из госпиталя в лазарет, офицер испытующе оглядывал девушку. Только сейчас он увидел, какая она красивая. Ольга почувствовала это и едва заметно улыбнулась.
– Да забирайте его хоть завтра. У нас каждая койка на учете. А он может лечиться и в лазарете, – ответила она на вопрос Мешковского.
Офицер заглянул ей в глаза и выпалил:
– Ну и дурак же парень…
– Почему? – удивилась она.
– Дурак, и все. Сам хочет поскорее выбраться отсюда. Я бы на его месте с удовольствием полежал под вашей опекой месяца два!
– Неужели? – насмешливо поглядела она на Мошковского.
– Клянусь вам!
– Не клянитесь. Может, и дня бы не выдержали…
– Давайте попробуем, – поспешно предложил Мешковский.
Девушка удивленно посмотрела на него:
– Это как же?
– Встретимся еще…
Ольга весело рассмеялась:
– Вы, я вижу, привыкли атаковать с ходу!
– Конечно, – не растерялся Мешковский. – Значит, договорились?
– У меня на это нет времени. Но есть выход…
– Какой же?
– Заболейте. Тогда вас положат в госпиталь, а я со своей стороны, обещаю вам заботливый уход…
* * *
На следующее утро Мешковский снова отправился в госпиталь – Куделиса переводили в лазарет училища.
Пока курсант с помощью санитара одевался, Мешковский разыскал медсестру, с которой познакомился накануне. Но и на этот раз ему не удалось договориться с ней о свидании.
Вечером, лежа в постели, Мешковский признался товарищам:
– Знаете, а я познакомился с симпатичной девушкой…
– Что-о? Где? – заинтересовался Казуса.
– В госпитале.
– Ну и что, договорился о встрече?
Мешковский тихо засмеялся:
– Договорился, только еще не знаю точно когда.
Брыла оторвался от книги и покачал головой:
– Теперь понятно, чего это ты весь день улыбаешься самому себе. А я-то ломал голову…
Мешковский разузнал, когда у Ольги заканчивается дежурство. В сумерках он ждал ее у госпиталя, чтобы проводить домой…
XIII
Организованные Воронцовым занятия на местности продолжались целый день. В учениях, максимально имитирующих реальный встречный бой, участвовали все взводы – первый и второй были выдвинуты на огневые позиции, третий и четвертый поделили на подразделения саперов, разведки, телефонной и радиосвязи.
В училище батарея вернулась вечером. После позднего обеда полковник собрал офицеров, чтобы разобрать с ними ход учений.
…Обсуждение только что закончилось. Воронцов, как всегда, еще весело балагурил с «молодежью» – так он называл офицеров батареи, – излагая на этот раз свои планы на будущее:
– …А когда войн уже не будет, когда рухнет капиталистическое окружение, а моя бренная плоть еще не будет изношена на все сто процентов, знаете, чем я займусь? Стану экскурсоводом в музее минувших войн. Вы только представьте себе: Кирилл Платонович Воронцов, гвардии полковник в отставке, старый вояка, ведет экскурсию школьников и объясняет: «А это, ребятки, «небельверфер» – страшное гитлеровское оружие, которое не спасло фашистов, как и другие «изобретения». А это «тигр» – танк, с помощью которого гитлеровцы намеревались одолеть советские танки. Но из той затеи у них также ничего не вышло…» А ребятишки слушают, таращат глазенки, удивляются и, уходя, говорят: «Навоевались наши отцы, чтобы мы могли жить в мире…» Приятная будет работенка, верно?
И полковник заразительно смеется, увлекая других. Хотел было еще что-то рассказать, но в этот момент в комнату влетел старшина батареи. Он так возбужден, что, несмотря на присутствие полковника, обращается прямо к Казубе и отзывает его в сторону. Они долго о чем-то шепчутся. Командир батареи затем подзывает Брылу, и они втроем выходят в коридор.
– Что-то стряслось, – говорит Романов.
В комнате повисло тягостное молчание. Воронцов, перестав балагурить, собирает вещи, направляется к двери и сталкивается с Казубой, который громко объявляет:
– Товарищи! У нас опять дезертирство!
– Кто?
– Роттер и Целиньский…
Мешковский и Виноградов посмотрели друг на друга: дезертиры были из их взводов.
– Может, они где-то отстали? – предположил Романов.
– Нет, – возразил Казуба, – приехали вместе со всеми, но не явились на обед и не сдали оружие. Дежурный офицер видел, как они выходили из училища. Остановил. Но те сказали, что получили задание, и ушли в сторону станции.
– С оружием?
– С оружием, сукины дети…
В комнату заходит Брыла:
– Это, конечно, дезертирство. Просьба ко всем вам, товарищи, проверить наличие оружия и личного состава в ваших подразделениях. – Глядя на Казубу, он заканчивает с тяжелым вздохом: – А мы пойдем доложим!
* * *
Известие о дезертирстве быстро распространилось по батарее. Во второй взвод его принес Добжицкий.
– Роттер удрал в лес, – лаконично сообщил он ребятам, занятым чисткой оружия.
– Не может быть! – ужаснулся Сумак.
– Как это «не может быть»! – пожал плечами Добжицкий. – Сведения точные.
Ребята заволновались. В комнате загудело, как в улье. Кшивка подошел к Чулко.
– Это наша вина! – буркнул он.
– Почему?
– Да потому… Если говорить честно, моя и твоя…
Чулко никогда еще не видел своего товарища таким возбужденным. Побледневший Кшивка со злостью бил шомполом по голенищу сапога.
– Мы уже давно подозревали, что Роттер якшается с энэсзетовцами. Но успокаивали себя отсутствием фактов… А надо было давно разоблачить гада… Теперь он будет стрелять в нас из-за угла…
Сзади них стоял Добжицкий. Вроде бы занятый своими мыслями, он внимательно ловил каждое слово.
«Ну и типы, – думал он с ненавистью. – Ну что ж, разберусь с вами при первом же удобном случае. Тогда вы у меня по-другому запоете».
Кшивка тем временем говорил вполголоса:
– Это нам еще один урок. Мучаемся угрызениями совести, везде и во всем проявляем терпимость, снисходительность. А враг пользуется этим. Действует напролом. И если, не дай бог, кто-то из нас угодит к нему в лапы, церемониться не станет…
Чулко вздохнул:
– Прошляпили… Это факт!
В приоткрытую дверь заглянул Бжузка и вызвал их в коридор,
– Вы уже знаете? Ну и сволочи, черт бы их побрал! Столько времени жили среди нас, а мы… как слепые котята…
– …и дурные, – закончил Кшивка. – Но человеку свойственно учиться на ошибках.
– Надо немедленно созвать актив и обсудить случившееся.
– Ты говорил об этом с хорунжим?
– Не успел. Он ушел с командиром батареи в дивизион. Но дожидаться не будем. Время не терпит, мы должны как-то отреагировать. Потом согласуем с ним…
После того как активисты вышли, Добжицкий стал внимательно наблюдать за остальными курсантами взвода.
«Многое изменилось в батарее… – мрачно размышлял он. – У Брылы появились преданные люди… Сагитировал…»
Тягостные мысли преследовали его. Он всячески старался себя успокоить: «Да что значат люди Брылы? Несколько сопляков, не представляющих никакой реальной силы. А этот Брыла неотесанный чурбан. Нет, пока оснований для волнений нет. Ему, правда, удалось перетянуть некоторых на свою сторону, но это вполне объяснимо – поддались самые слабые… Но почему же в моем взводе за Брылой идут самые толковые ребята?»
* * *
Казуба и хорунжий шли в дивизион в мрачном расположении духа.
– В этой чертовой шестой батарее хуже, чем на фронте! Как в бою…
– Это и есть настоящий фронт, – буркнул Брыла.
– Предчувствую, что крепко нам достанется…
– Ничего не попишешь!
– Тебе хорошо говорить! А я уже переживаю подобное во второй раз…
Командира дивизиона в штабе не оказалось. Застали там только Ожоха. Он выслушал доклад Казубы и решил:
– Пойдемте к майору…
Мруз спокойно воспринял сообщение о случившемся.
Спросил только Брылу, что собой представляют дезертиры. Хорунжий объяснил: отпетые реакционеры, но в последнее время актив бил их в спорах и дискуссиях.
– Случай дезертирства для нас крайне неприятен, – заключил после короткого раздумья замполит. – Но мы не должны его оценивать односторонне. Что за этим кроется? Во-первых, в шестой батарее идет борьба и для вскрытия вражеской деятельности мы должны обострить ее еще больше! Во-вторых, чаша весов в этой борьбе склоняется на нашу сторону. На чем основывается такая моя оценка? Так вот, в период, когда произошел первый случай дезертирства, у нас еще не было своего актива, в роте верховодили реакционные элементы. Сейчас же положение выглядит иначе. Актив существует и действует! Мы владеем положением в батарее, а дезертировали те, кто почувствовал близость разоблачения и бесперспективность своих усилий…
По мере того как майор говорил, лицо Брылы прояснялось. Мруз посмотрел на него и продолжал:
– Теперь другой вопрос: почему стало возможным дезертирство, да еще с оружием в руках? Потому что офицеры батареи позабыли о том, что идет борьба! Утратили бдительность. Кто больше других виноват в этом? Вы, Брыла! У вас просматривается опасная склонность к самоуспокоению. Знали, что эти двое придерживаются реакционных взглядов, но не приняли вовремя меры. Это ваш просчет, и вы за него ответите…