Текст книги "Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв."

Автор книги: В. Королюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Об остроте 'польско-лютических противоречий описываемого времени очень красноречиво говорит тот факт, что в 1003 г., в связи с польско-германским конфликтом, лютичи решили пойти на заключение союза с Империей, направленного против Польши. Об этом свидетельствуют следующие слова Титмара Мерзебургского, описывающего пребывание Генриха II в Кведлинбурге в марте 1003 г.: “Наконец, он (Генрих II.– В. К) сердобольно принял послов от ратарей и тех, которые называются лютичи, и при помощи приятных им даров и обещаний успокоил бывших бунтовщиков, превратив врагов в ближайших друзей”23.

Совершенно иначе развивались во второй половине 80—90-х годов чешско-лютические отношения. Уже в 984 г. Болеслав II поспешил овладеть Мисней (Мейс-сен), которую Империи удалось возвратить себе между 985—987 гг. Любопытно, что чешский князь не остановился перед тем, чтобы воспользоваться недовольством местного славянского населения24. Не менее важно, что именно в том же 984 г. Мешко женил своего сына Болеслава на дочери мисненского маркграфа Рикдага25. Вскоре, однако, Болеслав прогнал ее и взял себе новую жену из Венгрии26.

В дальнейшем разрыв между лютической политикой Болеслава II и Мешко I становится еще более разительным. Болеслава II явно не только не испугал размах языческого восстания между Одрой и Лабой, которым он поспешил воспользоваться в 984 г., но скорее наоборот, побудил его вернуться к традиционной политике союза с лютичами27, хотя формально в немецко-люти-ческом конфликте 80-х годов X в. чешский князь придерживался нейтралитета28, а в 992 г. вынужден даже был явиться на помощь к Оттону III под Бранибор29. В 995 г. в походе на лютичей и бодричей Оттона III должен был принять участие сын Болеслава II, тоже Болеслав 30. Надо думать, что эти выступления чешского князя были лишь вынужденными обстоятельствами уступками Империи, причем, как полагает Г. Булин, Болеслав II мог даже выступить посредником между императором и лютичами в 992 г.31

Но если Болеслав II и не решился вмешиваться в лютическо-немецкий конфликт на стороне восставших лютичей и даже временами вынужден был оказывать военную помощь императору, то зато в своем столкновении с Древнепольским государством он без всяких сомнений выступил в качестве союзника языческих лютичей, призвав к себе на подмогу их военные силы32. Немецкий летописец Титмар Мерзебургский, очевидно, очень хорошо отдавал себе отчет в характере чешско-лютических отношений того времени, если, начиная свой рассказ о перипетиях польско-чешской войны 990 г., поспешил прямо заявить: “Болеслав (Чешский.– В. /С.)

призвал на помощь лютичей, которые всегда были верны ему и его предкам”33.

Сказанного выше, как кажется, достаточно для того, чтобы сформулировать основной тезис, что в своем отношении к восстанию полабо-прибалтийских славян чешский князь руководствовался чисто политическими мотивами и что от заключения вполне открытого союза с языческими лютичами его удерживали только опасения вызвать на себя удар Германской империи.

Очевидно, чешскому князю и чешским феодалам, правившим давно христианизированной страной, языческие лозунги восстания 983 г. не казались опасными. Их классовым позициям возросшее политическое могущество и влияние языческих лютичей не принесло угрозы. Именно поэтому Болеслав II, подобно тому, как это сделал в 1003 г. Генрих II, мог позволить себе политическую роскошь обратиться в 990 г. к языческим лютичам за помощью против христианской Польши.

Новая расстановка классовых и политических сил, сложившаяся после 983 г. “а территории, ограниченной Лабой и Одрой, была, таким образом, важнейшей причиной, обусловившей разрыв польско-чешского союза. Не в интересах чешского князя было поддерживать активную антилютическую .политику Мешко I. Подавление полабо-прибалтийского 'славянства могло только усилить Империю, постоянно дававшую Болеславу II почувствовать на себе ее тяжелую руку.

Но прежде чем коснуться хода военных действий, начавшихся в результате разрыва польско-чешского союза и возникновения вооруженного конфликта между двумя западнославянскими странами, необходимо отдать себе отчет в том, какие конкретно территории являлись в конце 80—90-х годов предметом спора между польскими и чешскими феодалами. В разрешении этого вопроса исследователь имеет возможность опереться на вполне определенные данные как немецких, так и чеш-ких нарративных источников. Однако особое значение

33 Bolizlavus Liuticios suis parentibus et sibi semper fideles in auxilium sui invitat. Thietmar, L. IV, cap. 11.

приобретает анал'из двух документальных источников – так называемой учредительной грамоты Пражского епископства, сохранившейся в составе грамоты 1086 г., и документа “Dagome iudex”. Оба этих документа содержат в себе описание: первый – чешских, а второй польских границ рассматриваемого времени. При этом есть определенные основания полагать, что и тот и другой документ 'были документами 'политической борьбы, связанной не только с внутренним, ню и международным развитием Древнечешского и Древнепольского государств 34.

Поскольку грамота 1086 г. является, без всякого сомнения, гораздо более загадочным документом, чем документ “Dagome iudex”, кажется совершенно естественным начать анализ именно с нее и даже подробно изложить ниже основное ее содержание.

Так называемая грамота 1086 г. помещена во второй книге “Хроники” Козьмы Пражского. Как отмечает чешский хронист, грамота 1086 г. не является новым документом, а представляет собой подтвердительную грамоту, основанную на документе X в. По словам Козьмы, дело обстояло следующим образом.

В 1086 г. императором Генрихом IV был созван сейм в городе Майнце. На этом сейме чешский князь Врати-слав II был провозглашен королем Чехии и Польши (император собственноручно возложил “а него королевскую корону). Трирскому архиепископу Энгельберту было поручено совершить над Вратиславом обряд коронования в чешской столице Праге35.

Именно на этом сейме в Майнце тогдашний пражский епископ Яромир выступил с жалобами на то, что Моравия имеет отдельное епископство, в то время как с самого начала она была подчинена в церковном отношении епископству в Праге. В доказательство справедливости своих претензий Яромир развернул старую грамоту пражского епископа св. Войтеха, утвержденную, якобы, как папой Бенедиктом, так и императором Оттоном I. Жалоба Яромира была поддержана его братом князем Братиславою и другими, в результате чего была издана новая грамота, по содержанию аналогичная старой с определением границ Пражского епископства36. Таким образом, требования епископа Яромира были удовлетворены.

Подтвердительная грамота 1086 г. помечена 29 апреля и скреплена подписью императора Генриха IV, которую, как утверждает Козьма, на его глазах он собственноручно поставил на грамоте. В хронике приводится изображение знака императора37. Грамота 1086 г., согласно заявлению Козьмы, была утверждена в том же году и антипапой Климентом III38.

Помимо сохранившегося в хронике Козьмы Пражского текста грамоты 1086 г., известна еще одна редакция этого документа, представленная списком XII или конца XI в. в одном из мюнхенских архивов39. Некоторые исследователи полагают, что последняя редакция ближе к оригиналу, чем текст у Козьмы, хотя различия между ними невелики. Они касаются главным образом вступительной и заключительной части грамоты40.

Вступительная часть грамоты повторяет жалобу епископа Яромира, утверждавшего, что первоначально Пражское епископство охватывало и Чехию и Моравию, что именно в этих границах оно было утверждено папой Бенедиктом и императором Оттоном I и что только впоследствии с согласия его предшественников оно было разделено и уменьшено41. Далее говорится о восстановлении первоначальных границ Пражской епископии, упоминаются присутствующие при этом решении лица и дается подробное описание восстановленных старых границ епископства. Именно эта часть документа вызывает больше всего споров и является самой важной для историков. Поэтому здесь целесообразно полностью привести ее в переводе: “Границы же ее (Пражской епископии.—В. К.) на западе таковы: Тугаст, -которая простирается до среднего течения реки Хуб (Коубы), Зель-за, Седличане и Лучане и Дечане, Лютомеричи, Лему-зы вплоть до середины леса, составляющего границу Чехии. Затем на север границы таковы: Пшоване, Хорваты и другие Хорваты, Слензане, Тшебовяне, Бобряне, Дедошане вплоть до середины леса, по которому идут границы Мильчан. Отсюда на восток границами являются такие реки: именно Буг и Стырь с городом Краковом и провинцией по имени Ваг со всеми областями, относящимися к названному городу, который есть Краков. Затем (границы Пражской епископии.– В. К.) продолжаются широко по границам 'венгров вплоть до гор, которые называются Татры. Далее, в той стороне, которая обращена на юг, епископия эта охватывает область Моравии вплоть до реки, которая называется Ваг, и распространяется до середины леса, называемого Моуре, и до тех же гор, которые образуют границу Баварии”42.

В заключительной части грамоты 1086 г сообщается о согласии Братислава II Чешского >и его брата Конрада восстановить Пражскую епископию в ее прежнем размере и об утверждении ее границ на вечные времена императором Генрихом IV43.

Первый вопрос, который естественно возникает при изучении документа 1086 г., следует, по-видимому, формулировать следующим образом: подлинна ли сама по себе грамота 1086 г., не является ли она более поздней подделкой, так или иначе увязанной с событиями майнц-кого сейма 1086 г.?

Вопрос этот фигурировал уже в литературе. Его сформулировал немецкий ученый А. Бахман, который считал изложенный выше документ подлогом, составленным в 1088 г. пражским епископом Яромиром. Бахман, правда, не решался отрицать, что в 1086 г. Генрих IV действительно выдал Яромиру какую-то грамоту, однако, по его мнению, в ней ничего не говорилось о присоединении Моравского епископства. Вопрос о Моравии всплыл только в 1088 г. после смерти оломуцкого епископа, когда Яромир совершил подлог, чтобы оправдать присоединение Моравии к своему диоцезу44.

Нужно сказать, что уже в свое время эта точка зрения осталась изолированной в историографии. Дело в том, что само по себе наличие мюнхенской копии приви-лея 1086 г., копии, как явствует из написания собственных имен, составленной немцем45, и как указывалось уже выше, более близкой к оригиналу, определенным об-

Chrovati, Slasane, Trebowane, Boborane, Dedosane, usque ad mediam silvam, qua Milcianorum occurrunt termini Inde ad orientem hos flu-vios habet terminos' Bug scilicet et Ztir cum Cracoua civitate provin-riaque, cui Wag nomen est, cum omnibus regionibus ad praedictam urbem pertinentibus, quae Cracova est. Inde Ungarorum limitibus additis usque ad montes, quibus nomen est Tritri, dilatata procedit. Deinde in ea parte quae meridiem respicit addita regione Moravia usque ad fluvium cui nomen est Wag, et ad mediam silvam, cui nomen est Moure, et eiusdem montis eadem parochia tendit, qua Bavaria liminatur. Cosmas, L. II, cap 37

разом говорит против предположения А. Бахмана. Помимо того, построение А. Бахмана оказывается при ближайшем рассмотрении лишенным всякой внутренней логики. В самом деле, если первоначальный текст документа 1086 г. ничего не говорил о Моравии, то остается совершенно непонятным, о чем вообще в таком случае могла бы говорить грамота 1086 г. и зачем бы она могла понадобиться пражскому епископу46.

Гораздо логичнее поэтому представляется, как это и делает Козьма в своей хронике, прямо связывать появление привилея 1086 г. с тем ожесточенным спором, который в течение предшествовавших двадцати лет вел Яро-мир по поводу границ своей епархии. В этом споре его брат князь Вратислав твердо отстаивал точку зрения моравского епископа, выступая решительным противником территориальных претензий Яромира47. Кстати говоря, столкновение точек зрения чешского князя и пражского епископа не ограничивалось только вопросом о границах епархии последнего. Известную роль в их противоречиях играли и вопросы славянской литургии, запрещенной в Чехии в 1080 г. папой Григорием VII. Яромир был яростным противником славянского богослужения, в то время как его брат Вратислав относился с симпатией к деятельности монахов Сазавского монастыря и даже добивался в Риме согласия ъа распространение славянской литургии в Чехии48.

Многолетние споры чешского князя и пражского епископа по поводу границ пражской епископии прекратились только в 1085—1086 гг. и, по-видимому, не случайно именно в это время. Дело тут, разумеется, отнюдь не в том эффекте, который должно было дать торжественное представление на имперский сейм грамоты св. Вой-теха. Вспомним, что на этом же сейме Вратислав II был провозглашен не только чешским, но и польским королем. Именно в свете притязаний чешского князя на польские земли вполне естественным представляется его отказ от спора с Яромиром по поводу границ пражской епископии. Ведь в грамоте 1086 г. прямо упоминаются польские земли – Силезия и Малая Польша. Если учесть, какое важное значение придавалось в то время совпадению церковных и политических границ49, то изменение позиции чешского князя в споре с Яромиром станет совершенно понятным. Церковные границы являлись оправданием политических. Современники, как об этом свидетельствуют слова самого Козьмы при описании им границ чешского княжества в правление Болеслава II, твердо стояли на точке зрения совпадения государственных и церковных границ50.

Итак, нет оснований сомневаться в подлинности грамоты 1086 г., предполагать в ней какой-то более поздний подлог, сделанный епископом Яромиром. Наоборот, есть все данные считать ее важным политическим документом, отражавшим вызванное событиями совпадение интересов чешского князя и пражского епископа.

После недавних работ В. Шлезингера и особенно Б. Кшеменской и Д. Тржештика51, изучивших грамоту 1086 г. как памятник средневековой немецкой дипломатики, должны отпасть всякие сомнения на этот счет.

Иное дело, что Козьма Пражский, вопреки его заверениям, сам лично не присутствовал на Майнцком сейме, который в действительности состоялся в 1085 г. и на котором подготавливался проект документа 1086 г., окончательно составленного именно в 1086 г. в Регенсбурге. Для целей настоящего исследования не так уж существенно, что в своем описании Майнцкого сейма Козьма опирается на литературную манеру хрониста начала X в. Регинона следователей, свидетельствующие о том, что чешский хронист действительно имел в своем распоряжении копию грамоты 1086 г., которую он, как будет отмечено ниже, подверг известному редактированию.

Но из факта признания подлинности грамоты 1086 г., как таковой, еще не следует, что излагаемый в ней более древний документ (грамота прямо ссылается на него) тоже надо признать подлинным. Иными словами, исследователю предстоит еще ответить на вопрос о подлинности или подложности того привилея, который лег в основу вполне законно оформленного документа 1086 г. Следует сказать, что и этот вопрос обсуждался уже неоднократно в литературе предмета. Причем высказывались мнения как в пользу подлинности, так и в подтверждение подложности рассматриваемой грамоты. Следовательно, необходимо разобрать все pro и contra, выдвигавшиеся в ходе дискуссии.

Как видно из текста грамоты 1086 г., по своей форме она представляет собой подтвердительную грамоту другого неизвестного в оригинале документа – учредительной грамоты Пражского епископства. Об этом прямо говорит заявление привилея 1086 г. о том, что границы Пражской епархии восстанавливаются в том виде, в каком они существовали ab initio – с самого начала. Выступая на заседании Майнцкого сейма, епископ Яромир, по словам Козьмы, утверждал даже, что представленный им древний привилей принадлежал пражскому епископу св. Войтеху. И тут возникает первое затруднение. Дело в том, что Пражское епископство было основано в 973 г. (до 1344 г. оно подчинялось Майнцкой архиепископии), а первым пражским епископом был саксонец Дитмар (973—982) 53. Между прочим, о том, что первым пражским епископом был саксонец Дитмар, хорошо знал и автор первой чешской хроники, не забывший упомянуть и о том, что Дитмар “в совершенстве знал славянский язык”54. Войтех, происходивший из княжеского рода Славниковцев, был вторым епископом в Праге, о чем тоже знал Козьма Пражский55. Отсюда вывод: учредительная грамота Пражского епископства не могла быть связана с именем Войтеха.

Пытаясь преодолеть этот первый аргумент, свидетельствующий, казалось бы, о подложности рассматриваемого документа, чешский исследователь И. Калоусек, следуя в данном случае за В. Тонком, выдвинул предположение, что в 1086 г. епископ Яромир воспользовался не самой учредительной грамотой, а лишь ее позднейшей копией, подтвержденной Войтехом. Правда, он сам понимал неубедительность такого объяснения, заметив, что остается совершенно неясным 56, зачем понадобилось Войтеху вторичное подтверждение границ Пражской епископии.

Иначе подошел к делу другой чешский ученый – В. Новотный. По его мнению, границы Пражской епархии вообще первоначально не были точно определены. Такое определение произведено было только в период пребывания на пражской епископской кафедре Войтеха и было связано с расширением власти чешского князя на Моравию. Болеслав II был прямо заинтересован в уточнении границ Пражской епископии. Отсюда его согласие на избрание Славниковца пражским епископом, поскольку Славниковцу было гораздо легче, чем кому-либо другому, добиться такого расширения границ Пражской епископии.

Основным источником, на котором строил свои предположения В. Новотный, является Granum catalog! epis-coporum Olomucensium57.

В этом документе действительно говорится о том, что в третий год епископства св. Войтеха Моравия и Чехия, Моравское и Пражское епископства были объединены в церковном отношении58.

К сожалению, однако, В. Новотный не обратил внимания на явное противоречие, которое существует между излагаемой в привилее 1086 г. и приписываемой св. Войтеху грамотой и привлекаемым им списком оло-муцких епископов. В первой определенно говорится об единстве церковной организации для Чехии и Моравии ab initio, во втором – речь идет об установлении такого единства только при епископе Вонтехе. Но дело не в одном лишь этом.

Остроумная гипотеза В. Новотного окажется совершенно неприемлемой, если мы учтем, что главный источник, на котором покоится его сложное построение, – Granum catalogi – является всего лишь очень поздней, относящейся к XV в. компиляцией, основанной на хронике Пулкавы59. Иными словами, само по себе сообщение этого источника оказывается не более, чем искусственной комбинацией, использующей данные той самой грамоты 1086 г., к объяснению которой оно привлекается.

Итак, приходится констатировать, что ни Калоуску, ни Новотному не удалось опровергнуть тот первый аргумент, который свидетельствует против подлинности изложенной в документе 1086 г. учредительной грамоты Пражского епископства.

Не более убедительным представляется и предположение, что ссылка епископа Я'ромира на привилей св. Войтеха является изобретением самого хрониста60. Думается, что в таком случае Козьма постарался бы связать концы с концами и не связывать вступление Войтеха на пражскую кафедру с именем императора Отто-на II61, вступая тем самым в явное противоречие с грамотой 1086 г., где прямо говорится об Оттоне I. Противоречие это тем более поразительно, что само основание Пражской епископии и избрание Дитмара, пусть ошибочно, но самым определенным образом связываются хронистом с именем Оттона I, “сына императора Генриха”62. Но вопросом о появлении имени св. Войтеха не исчерпывается аргументация противников подлинности учредительной грамоты.

К первому аргументу прибавляется не менее весомый второй. Исследователи грамоты 1086 г. давно уже обратили внимание на тот факт, что перечисленные в представленной епископом Яромиром грамоте лица, принимавшие якобы участие в ее издании, в действительности не были современниками. Речь идет об императоре Оттоне! (936—937гг.), папе Бенедикте VI (972—974 гг.), при котором было учреждено Пражское епископство, или его преемнике папе Бенедикте VII (974—983 гг.) и самом пражском епископе Войтехе Славниковце, занимавшем кафедру в Праге с перерывом с 983 по 994 г. Правда, в самом тексте грамоты 1086 г. имя св. Войтеха не фигурирует, однако нет никаких оснований, как говорилось только что, предполагать, что официальная ссылка на него в речи Яромира может быть простым вымыслом Козьмы. Следует думать, что имя Войтеха действительно прозвучало на Майнцком сейме.

Интересную попытку обойти это внутреннее противоречие 'источника сделал русский исследователь В. Ре-гель. Но для этого ему потребовалось произвести над грамотой целый ряд сложных операций. Во-первых, пришлось отказаться от мысли, что рассматриваемый документ может быть учредительной грамотой Пражского епископства от 973 или 974 г. Так же, как это сделал несколько позже В. Новотный, В. Регель попытался связать появление исследуемого привилея с объединением Чехии и Моравии в церковном отношении и предложил датировать его 983 г.63 Далее, ему пришлось предположить описку в привилее в имени 'императора Отто'на: Оттон I был переделан им на Оттона II (973– 983 гг.) 64. Такого рода исправление оправдывается автором ссылкой на упомянутый уже выше весьма сомнительный и поздний источник – Granum catalog!, где действительно речь идет об императоре Оттоне П. Но, как очевидно уже из предыдущего, использование этого памятника при анализе грамоты 1086 г. ни в коем случае 'нельзя признать законным.

Аргументацию В. Регеля еще более ослабляет то обстоятельство, что и поправленный им привилей св. Вой-теха оказывается тем не менее документом, находящимся в явном противоречии со списком оломуцких епископов, так как относимое списком на трений год епископства Войтеха объединение Чехии и Моравии в рамках одной .церковной организации никак не попадает на 983 г. В. Регелю приходится вносить соответствующие исправления и в Granum catalog вновь предполагая канцелярскую ошибку65.

Остроумная, “о все же довольно фантастическая гипотеза В. Регеля не нашла поддержки даже среди самых упорных сторонников подлинности исследуемой грамоты 66.

Третий аргумент, заставляющий считать предъявленный епископом Яромиром привилей св. Войтеха подделкой, заключается в 'следующем. В грамоте, приписываемой св. Войтеху, прямо указывается, что Пражское епископство ab initio обнимало Чехию и Моравию (... quod Pragensis episcopatus... ab initio per totum Boemiae ac Moraviae ducatum unus et integer constitutus...). Между тем, в одном из документов 976 г. среди суффраганов майнцкого архиепископа, наряду с пражским, упоминается и моравский епископ67.

Не менее показательно, что о существовании самостоятельного моравского епископа знал и Козьма Пражский. Под 1067 г. он записал в своей хронике: “Рассказывают, однако, что был в Моравии еще до времен Севера68 какой-то епископ, кажется, по имени Врацен”6Э.

Как правильно отмечает К. Потканьокий, эти слова Козьмы не следует толковать в том смысле, что Врацен управлял своей епархией непосредственно перед вступлением епископа Севера на пражскую кафедру в 1030 г. Козьма указывает только на сам факт, что в Моравии был некогда до Севера отдельный епископ70.

Само собой разумеется, то обстоятельство, что ничего не изгеетно о дальнейшей судьбе моравского епископства т X в. и что упоминание о нем в документе 976 г. и хронике Козьмы Пражского являются единичными, не дают права делать вывода, как это сделал И. Калоусек71, что данный аргумент, направленный против тезиса о подлинности привился св. Войтеха, не может быть признан обоснованным72. Наоборот, обоснован он, на наш взгляд, как нельзя более серьезно, принимая во внимание состояние источников.

Пусть это епископство просуществовало даже очень короткое время – существа дела это изменить не может. Гораздо важнее, что епископство это было основано одновременно или почти одновременно с пражским и было подчинено, как и пражское, майнцкому архиепископству73. Не более убедительными представляются и соображения В. Новотного, пытавшегося изобразить упомянутого в 976 г. моравского епископа обычным мис-сийным епископом74, поскольку они не только не подтверждаются, но и прямо противоречат приведенным выше данным. Что касается В. Регеля, то он лишь использовал показания грамоты 976 г. в совокупности с сообщениями списка оломуцких епископов для того, чтобы дополнительно обосновать свою неудачную датировку привился св. Войтеха 983 г.75

Наконец, четвертый основной аргумент, приводившийся для доказательства подложности Учредительной грамоты, приписываемой св. Войтеху. На этом аргументе особенно настаивал К. Потканьский. Спор Яромира с оломуцким епископом Яном из-за Моравии длился целых двадцать лет. Спор этот специально рассматривался в Римской курии. Однако нет никаких признаков, чтобы Яромир когда-либо до 1086 г. пытался представить в оправдание своих претензий пресловутый привилей се. Войтеха. Отсюда, делает вывод К– Потканьский, следует, что либо до этого времени такого привилея вообще не было, либо, если он и был, то Яромир ясно представлял себе, что ссылки на него в Риме, где хорошо знали обстоятельства основания пражской епархии, не дадут каких-либо результатов 7fr.

Этот последний аргумент, взятый отдельно, нельзя, по-видимому, признать бесспорным. Оя может приниматься во внимание лишь в связи с первыми тремя. И вот по каким основаниям. Происшедшее в 1062 г. разделение пражской епархии было официально санкционировано Римским престолом, :как это явствует из письма папы Григория VII к моравским князьям Отто и Конраду в 1079 г. Поэтому ссылки на какие-либо предшествующие этой санкции Рима документы не могли предрешить судебного приговора папы77. Ведь известно, что lex posteriori deiogat priori.

Тем не менее, остается все же весьма странным, что Яро'мир ни разу не попытался опереться в своем споре на такой важный документ, как учредительная грамота Пражского епископства, документ, связанный к тому же с личностью святого и мученика. В лучшем для Яро-мира случае факт этот прямо свидетельствует, что сам пражский епископ сомневался в подлинности привился св. Войтеха, не считая в действительности его учредительной грамотой Пражского епископства. Ему не могло не быть известно, что ab initio существовали как пражское, так и моравское епископства.

С учетом же всех предыдущих соображений, свидетельствующих против подлинности анализируемого документа, придется, по-видимому, склониться к худшему для Яромира варианту решения вопроса. Потканьский скорее всего прав, когда прямо подозревает пражского епископа в фальсификации документа78.

Итак, разбор дискуссии, посвященной содержащемуся в грамоте 1086 г. так называемому прнвилею св. Войтеха, приводит к следующим бесспорным, по-видимому, выводам:

1) привилей этот не является учредительной грамотой Пражского епископства;

2) в том виде, в каком он был представлен епископом Яромиром на Майнцком соборе 1085 г. и был изложен в грамоте 1086 г. императора Генриха IV, т. е. в качестве учредительной грамоты Пражского епископства, привилей представляет собой очевидный фальсификат;

3) в изготовлении такого фальсификата был прежде всего заинтересован пражский епископ, который, по-видимому, принимал непосредственное участие в его составлении.

Признание всех этих трех важнейших выводов из дискуссии не освобождает, однако, исследователя от обязанности подробно проанализировать привилей СБ. Войтеха с точки зрения его конкретного содержания, с точки зрения тех конкретных данных, которые в нем имеются. Речь идет, разумеется, прежде всего об описании границ пражского епископства. Уже сам характер средневековых фальшивок, часто содержащих в себе в препарированном виде реальные элементы более древних документов, прямо обязывает произвести соответствующий анализ79.

Но прежде, чем перейти к этой части работы, необходимо остановиться еще на одном вопросе, решение которого, как кажется, не будет лишним в рамках настоящего исследования.

Выше было показано, что в представленном епископом Яромиром привилее св. Войтеха наличествовали такие черты, которые должны были возбудить естественные подозрения у современников. Если большинство непосвященных могло, правда, просто не обратить на них внимания, то зато такой неплохо образованный для своего времени человек, к тому же близко стоявший к пражскому епископу80, как Козьма, едва ли мог не заметить их совершенно. Это тем более невероятно, что в самой хронике Козьмы Пражского содержатся известия, прямо или косвенно противоречащие данным учредительной грамоты Пражского епископства, фигурировавшей на Майнцком сейме.

Отсюда два следующих вопроса: 1) верил ли сам автор хроники в подлинность излагаемой в привилее 1086 г. учредительной грамоты? и 2) как пытался он разрешить и пытался ли вообще разрешать) те противоречия, которые возникали в ряде случаев между данными этой грамоты и грамоты 1086 г. в целом с другими данными, которые он использовал в своей хронике?

Ставя перед собой эти вопросы и пытаясь на них ответить, исследователь с самого начала оказывается в очень затруднительном положении, потому что Козьма приводит в своем труде не одну, а целых две учредительные грамоты Пражского епископства. Первая – это рассматриваемый прив'илей св. Войтеха. Вторая помещена Козьмой в 22 главе первой книги его хроники. Козьма оговаривается, правда, что передает содержание этого документа только приблизительно, в пересказе81. В нем сообщалось, что сестра Болеслава II Чешского по имени Млада-Мария передала папе Иоанну XIII (965—972 гг.) просьбу чешского князя об организации в его стране самостоятельного епископства. Папа согласился с просьбой Болеслава и настоящей грамотой учреждает епископство в Праге, “однако не согласно обряда или секты болгарского или русского народа или славянского языка, но верно следуя апостольским обрядам и установлениям”. В этих целях чешскому князю дается совет подобрать для занятия епископской кафедры кандидата, владеющего латынью82. Вот и все, что говорится в этой учредительной грамоте Пражского епископства, приписываемой папе Иоанну XIII. В ней,

как это совершенно очевидно читателю, не говорится самого главного. В 'ней нет ничего ии об отношении нового еяископства к кафедре в Регенсбурге, под церковной юрисдикцией которой находилась Чехия до основания пражского епископства, ни о границах новой епархии, не упоминается даже совершенно обязательное в такого рода документах имя императора. Зато в ней содержится запрещение славянской литургии, русских или болгарских церковных обрядов, причем запрещение это делается тогда, когда Русь вообще не приняла еще христианства.