412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » В. Королюк » Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. » Текст книги (страница 18)
Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв.
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:32

Текст книги "Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв."


Автор книги: В. Королюк


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Большая четкость этих известий, говорящих прямо о состоявшемся 'браке и точнее объясняющих судьбу пленников, в свое время захваченных Болеславом Храбрым, является достаточным основанием к тому, чтобы признать тексты “Повести временных лет” и Новгородской 4 летописи более первоначальными.

В таком случае текст Новгородской Первой летописи окажется сравнительно поздней редакцией, соединившей воедино известие 1041 или 1043 г. о браке Казимира и сестры Ярослава с известием 1047 г., сообщающем о походе Ярослава на мазовшан. Что касается слова “третьее” в тексте Новгородской 4 летописи под 1047 г., то появление его объясняется, по-видимому, влиянием сообщения 1041 г. в ней, где говорится о том, что Ярослав “двожды” совершал походы на Ма-зовию.

Теперь необходимо перейти к разбору соответствующих текстов “Повести временных лет” под 1043 и Новгородской 4 летописи под 1041 г. (в Софийской I летописи под 1043 г.).

Сравнение их выявляет существенные расхождения

“Повесть               Новгородская 4 летопись

временных  лет”           “Toe  же  осени  Ярослав  даст

“В    си     же    времена     сестру свою за Казимира   И в

вдасть Ярослав сестру     та лета обидяшеМоислав Кази-

свою   за   Казимира,   и     мнРа> и Х°ДИ Ярослав двожды

вдасть Казимир за вено людий 8 сот, яже бе полонил Болеслав, победив Ярослава”

в лодиях на Мазовшаны и ре-че Казимиру ели отець твой Болеслав победив мене, и полони людий моих за ся, то дай ми за вено И собра Казимир людий его Руси полоненых семьсот, кроме жен и детей, и вда за вено Ярославу – шурину своему Сей же Казимир вда сестру за Изяслава, сына Ярослава”

Анализ расхождений, существующих между известиями 1043 г в “Повести временных лет” и 1041 г в Новго родской 4 летописи, наводит не только на мысль о том, что редакции этих собщений разновременны, но и убеждает, что редакция Новгородской 4 летописи является более древней

Правда, и в этой редакции можно обнаружить несколько редакционных слоев, раскрывающих иногда характер постепенной обработки текста летописцами Речь идет о таком точном определении времени брака Казимира, как “тое же осени”, возникшем, как указывал еще А А Шахматов80, под влиянием других известий летописи, помещенных под тем же годом

В пользу такого решения вопроса говорит тот факт, что эта внешне точная дата брака Казимира в действительности является ошибочной Как удалось доказать еще О Бальцеру, брак Казимира и Марии Добронеги следует датировать не позже, чем 1039 г 81

По-видимому, и речь Ярослава к Казимиру является продуктом вольного творчества позднейшего редактора, на основании знакомства с предыдущими летописными сообщениями о Польше ошибочно назвавшего Казимира сыном Болеслава Храброго. Такая комбинация имен не могла представляться ему неправдоподобной, так как летописи не было известно имя Мешко II

Отбросив эти поздние напластования, получаем следующий текст:

“В си же времена Ярослав даст сестру свою за Казимира И в та лета обидяше Моислав Казимира и ходи Ярослав двожды в лодиях на Мазовшаны И собра Казимир людий его Руси полоненых семьсот, кроме жен и детей, и вда за вено Ярославу, шурину своему Сей же Казимир даст сестру свою за Изяслава, сына Ярослава”.

Сравнение восстановленного таким образом текста с соответствующим местом “Повести временных лет” свидетельствует в пользу того, что сообщение последней представляет собой по существу лишь краткий пересказ текста, реконструируемого на основе рассказа Новгородской 4 летописи “Повесть временных лет” под 1043 г. не сообщает ничего ни Q походах на Мазовию, ни о браке Изяслава и сестры Казимира Не поясняет она и того обстоятельства, что в число 800 возвращаемых пленных не входили женщины и дети

Только в одном месте текст “Повести временных лет” при пересказе первоначального текста сохраняет, по-видимому, его более древнюю редакцию Речь идет об имеющемся в “Повести временных лет” упоминании о том, что возвращаемые на Русь пленники были захвачены еще Болеславом I Слова восстановленного выше текста. “И собра Казимир людий его Руси полоненых семьсот ”, без сомнения, были связаны с вставкой разобранной выше речи Ярослава к Казимиру Опираясь на известие “Повести временных лет” под 1043 г, можно восстановить это место в первоначальном тексте в следующем виде: “И вда Казимир за вено Ярославу, шурину своему, людий 8 сот, кроме жен и детей, яже бе полонил Болеслав, победив Ярослава” Но даже восстановленный таким^ образом текст Новгородской 4 летописи не может, по всей вероятности, считаться первоначальным Как уже указывалось выше, летописный текст помещает заключение брака между сестрой Ярослава и Казимиром то под 1041 г. (Новгородская 4), то под 1043 г (Софийская I), связывая с ним два похода Ярослава на мазов-

317



шан, в то время как в действительности брак этот был заключен в 1039 г.

Ни у кого из исследователей не появлялось сомнения в том, что династический союз между русской и польской княжескими фамилиями и походы русского князя в Ма-зовию – явления, теснейшим образом связанные между собой. В таком случае было бы естественным предположить, что первый поход Ярослава против Маслаоза был предпринят непосредственно после заключения брака между Казимиром и Марией Добронегой, т. е. еще в 1039 г., когда Казимир I больше всего нуждался в вооруженной помощи русского князя.

В таком случае заключение русско-польского союза и предполагаемый поход 1039 г. следовал бы непосредственно за походом на ятвягов 1038 г., о котором упоминают наши летописи и который окончился неудачно для Ярослава. Затем, в следующем 1040 г., Ярослав совершил поход на Литву. А под 1041 г. “Повесть временных лет” и Новгородская 4 летопись рассказывали бы уже о втором походе Ярослава на мазовшан “в лодиях”. Причем между предполагаемым первым (1039 г.) и вторым (1041 г.) походами Ярослава на мазовшан оказалось бы отмеченное в немецких анналах русское посольство в Империю 1040 г. Источник не сообщает, правда, целей посольства 8г, не трудно, однако, предположить, что оно было в какой-то мере связано с ситуацией в Польше, поддержать которую в этот момент считали в своих интересах германские феодалы.

Такая последовательность и напряженность дипломатических и военных действий Ярослава и Казимира вполне отвечала бы тому отчаянному положению, в котором находился Казимир в Польше (Чехия еще не вышла из борьбы) и тем трудностям, с которыми встретился Ярослав в борьбе с мазовецко-прусско-ятвяжской коалицией. Нельзя забывать также, что торопиться союзников заставляло и массовое антифеодальное движение в Польше.

Если согласиться с предположением, что впервые русская помощь была оказана Казимиру I еще в 1039 г., то будет вполне логичным признать восстановленный выше на основе рассказа Новгородской 4 летописи под 1041 г.

текст не первоначальным, а являющимся результатом объединения и обработки сводчиком двух текстов—1039 и 1041 гг. В первом из них говорилось о браке Казимира и Добронеги, о возвращении -пленных русских людей и о первом походе на мазовшан: “В се же лето Ярослав даст сестру свою за Казимира. И вда Казимир за вено Ярославу, шурину своему, людий 8 сот, кроме жен и детей, яже бе полонил Болеслав, победив Ярослава. И в тыи лета обидяше Моислав Казимира, и ходи Ярослав в ло-днях на Мазовшаны”. В другом тексте читалось о новом походе русского князя в Мазовию: “В се же лето иде Ярослав в лодиях на Мазовшаны”. Слово “двожды” в тексте Новгородской 4 и Софийской I летописей появилось, по-видимому, в результате объединения летописных сообщений 1039 и 1041 гг. Что касается сообщения о браке Изяслава и сестры Казимира, TOO нем речь пойдет ниже.

Помимо походов 1039, 1041 и 1047 гг., в промежутке между ними, в 1043 г., Ярослав, по-видимому, совершил еще один поход на Мазовию. В этом убеждают не столь ко показания Софийской I летописи, которая сообщает о походах на мазовшан под 1041 г.83, 1043 г.84 и под 1047 г.85, поскольку ее текст под 1043 г. повторяет соответствующий текст Новгородской 4 летописи под 1041 г., сколько соображения о времени вступления Изяслава в брак с сестрой Казимира. Изяслав родился в 1024 г.8S, следовательно, в 1039 г. он еще не мог вступить в брак с польской княжной. Зато в 1043 г. брак этот был вполне возможен, так как в это время Изяславу было уже 19 лет. Вероятность такой датировки этого брака признает и О. Бальцер 87.

Вступление   в   брак   Изяслава,  очевидно,   означало укрепление польско-русского союза и, естественно, новый . поход против Маслава. Тезис, что занятая борьбой с Византией Русь была не в состоянии вести борьбу с мазов-шанами88, едва ли выдерживает критику и противоречит существующему представлению о военных ресурсах киевского князя 8Э. Нет оснований и говорить о пассивности Руси на международной арене между 1043 и 1047 гг. В 1043 г. в Империи вновь появилось русское посольство90, предлагавшее императору Генриху III жениться на дочери Ярослава. Посольство, возможно, вело переговоры не только по польским, но и византийским сюжетам91. А под 1044 г. Новгородская 4 летопись вновь сообщает о тоходе на Литв> 92.

В таком случае первоначальный летописный текст под 1043 г. мог звучать приблизительно так: “Иде Ярослав на мазавшаны, и вда Казимир сестру свою 31 Изяслава, сына Ярослава”.

По-видимому, следует также признать, что в первоначальном тексте, объединявшем известия 1039 и 1041 гг., сообщение о браке Изяслава с сестрой Казимира отсутствовало. Оно появилось здесь в результате объединения сведений 1041 и 1043 гг. Иными словами, текст Новгородской 4 летописи под 1041 г., как и аналогичный ему текст Софийской I летописи под 1043 г. являются результатом соединения и обработки целых трех летописных статей, читавшихся первоначально под 1039, 1041 и 1043 гг. В ходе такой редакционной работы упоминание об одном из походов могло легко выпасть, так как число походов сводчик должен был стремиться подогнать под число браков: два брака – два похода.

Объединяя эти показания своего источника, сводчик-летописец руководствовался, очевидно, стремлением дать в рамках погодного изложения более яркую и связную картину русско-польских отношений конца 30-х– начала 40-х годов XI в., несколько драматизировать сухой рассказ. Работа эта не была им завершена, так как окончание борьбы с мазовшанами оказалось вне этого текста, о нем говорится в особой записи лод 1047 г.

Что касается текста “Повести временных лет” под 1043 г., то он представляет собой извлечение из разобранного выше летописного рассказа. Из всего пространного текста оставлено только упоминание о браке Казимира и Марии Добронеги. Полностью выпало известие о браке Изяслава и Гертруды. Таким образом, исчезло как раз то сообщение, которое давало сводчикам основание группировать известия о русско-польском союзе и походах на мазовшан вокруг 1043 г.

Как показал уже А. А. Шахматов, известия о походах Ярослава на Литву и ятвягов восходят к новгородскому летописанию XI в. Интерес к борьбе с ятвягами и Литвой у новгородских летописцев, вероятно, объясняется тем, что в этих событиях принимали непосредственное участие вооруженные силы Новгорода93. К новгородскому летописанию XI в. следует, возможно, возводить и разобранное выше летописное сообщение о русско-польском сотрудничестве.

Итак, если весь предшествующий ход рассуждений автора справедлив, то следует подчеркнуть, что борьба с восставшей Мазовией, опиравшейся на помощь поморян, пруссов, ятвягов и литовцев, была очень тяжелой, длительной и упорной. Только после четырех походов русских войск (из них один, 1039 г., следует считать гипотетическим) задача воссоединения Мазовии с Польшей была решена. Двигавшимся по Припяти и Бугу на ладьях русским войскам только после нескольких попыток удалось, наконец, в 1047 т. разгромить Масла-ва94. При тех исключительно сложных международных условиях, в которых в рассматриваемое время находилось Древнепольское государство, помощь Киевской Руси приобретала для него особенно важное значение. Русско-польский союз был крупнейшим успехом Казимира I. Союз с Русью не только обеспечил разгром Маслава, но и существенно облегчил борьбу за возвращение Силезии и воссоединение Поморья.

Еще в 1046 г. поморяне не признавали власти польского князя95. И только после 1047 г. Казимиру I удалось подчинить себе Поморье96, причем Восточное По-• морье непосредственно вошло в состав Древнепольского государства, а   Западное – признало   свою  вассальную зависимость

Вслед за тем, несмотря на сопротивление Империи, вновь начавшей опасаться усиления Польши, около 1050 г. воссоединена была и Силезия98, а в 1054 г., в год смерти Ярослава Мудрого, Казимиру удалось договориться о сохранении ее в составе своих владений под условием уплаты чешскому князю ежегодной дани. Козьма определяет эту дань в 500 гривен серебра и 300 гривен золота ежегодно". Вместе с тем было разорвано существовавшее, по-видимому, в период 1042– 1054 гг. 10° чешско-поморянское политическое сотрудничество.

Одновременно польским князем и польскими феодалами предпринимались самые энергичные меры по восстановлению церковной иерархии. Этого требовали как классовые интересы польских феодалов, так и государственные интересы страны.

В 1049 г. в Польше было восстановлено архиепископство, но с центром в Кракове101. Вслед за восстановлением церковной самостоятельности должна была прийти самостоятельность государственная. Ее добился преемник Казимира I Болеслав II Смелый, короновавшийся в 1076 г. королевской короной.

Анализ политики Болеслава II, как и преемников Ярослава Мудрого на Руси и Бржетислава I в Чехии, не входит в задачи настоящего исследования. Они действовали в существенно отличных как внутриславянских стран, так и на широкой европейской арене, условиях, чем их отцы. Внутри славянских стран резко усиливались, становясь доминантой развития, тенденции феодальной раздробленности. В европейскую политическую жизнь вихрем ворвался великий спор из-за инвеституры. Здесь нужно только подчеркнуть, что если в 40—50-е годы польским феодалам и их государю удалось сохранить целостность Древнепольского государства,

а в дальнейшем монархии Пястов удалось добиться государственной самостоятельности, то объясняется это прежде всего тем, что они сумели опереться на союз со славянской Русью. Этот бесспорный вывод полностью опровергает лишенные оснований домыслы буржуазно-националистических историографов, о, якобы, извечном польско-русском национальном антагонизме.

Та исключительная роль, которая была сыграна Русью в 40—50-х годах XI в. в политическом развитии Центральной и Восточной Европы, объяснялась ее огромным политическим подъемом во второй половине правления Ярослава Мудрого. После смерти Мстислава Черниговского и Тмутараканского Русь вновь, как и при Владимире Святославиче, оказалась объединенной в руках одного правителя. Центробежные силы, подготавливавшие торжество феодальной раздробленности, временно отступили перед силами раннефеодальной концентрации. В 1036 г. последний из оставшихся в живых сыновей Владимира Судислав был заточен 102, и вся власть сосредоточилась в руках Ярослава Владимировича.

Обособленность Полоцка, где продолжал сидеть Брячислав Изяславич, не могла сильно ограничивать власть киевского князя, тем более, что есть основания думать, что в походах начала 40-х годов на Литву103. Ярослав и Брячислав выступали совместно104. В сущности говоря, в этом смысле никаких изменений, по сравнению с эпохой Владимира, признавшего обособленность Полоцкого княжества, не произошло.

Поэтому автор замечательного памятника древнерусской литературы “Слова о законе и благодати”, созданного в 1049 г.105, митрополит Иларион с полным основанием сравнивал Владимира и Ярослава, видя в правящем великом киевском князе прямого наследника и продолжателя дела его отца Ш6.

Могучий подъем Руси после довольно ушгельного периода феодальных усобиц (1013—1036 гг.) нашел свое чрезвычайно яркое и показательное воплощение в огромной строительной деятельности Ярослава. В 1037 г. был заложен главный храм города и государства – Софийский собор – огромное пирамидальное тринадцати-1лавое здание, не имевшее себе равных по монументальности не только в Древней Руси, но и в странах Западной и Центральной Европы.

На запад от него возводятся три монастырские церкви– Св Георгия (патрона Ярослава), Св. Ирины (патрона его жены) и еще одна церковь, имя которой неизвестно.

Киев расширяется и украшается не только как церковный, но и как светский центр государства, столица могущественной Руси. Значительно выросший город укрепляется огромными валами и рублеными деревянными стенами. Приезжий и путник могли вступить в город через трое ворот—Крещатицкие, Жидовские и Золотые. Последние одним уже своим названием подчеркивали стремление Ярослава уподобить и противопоставить Киев великолепному и царственному Константинополю 107 Может быть, поэтому же имя Св. Софии получил и кафедральный собор

Расстраивался, укреплялся и украшался не один Киев. По словам киевского летописца, Ярослав не только Св. Софию “созда сам, украси ю златом и серебром”, но “и ины церкви ставляше по градом и местом”108. Большое внимание уделялось великим князем и русскому окну на Балтику-Новгороду. Под 1044 г в Новгородской Первой летописи сообщается: “... на весну же Володимир 109 заложи Новъгород и сдела его”110, а уже под 1045 г. идет новая запись: “Заложи Володимир святую Софею в Новегороде”1И. Судя по летописной статье 1049 г., отмечающей пожар в Новгородской Софии, она “беаше... честно устроена и украшена, 13 верхы имущи...”112. Уже в следующем, 1050 г. Новгородская Первая летопись отмечает восстановление Софии: “Свершена бысть святая Софеа в Новегороде, повелением князя Ярослава и сына его Володимира и архиепископа Лукы” из. И по имени и по архитектуре главный новгородский храм имел своим прототипом столичную Св. Софию114.

Не менее ярко, чем монументальное строительство времен Ярослава, подъем Руси характеризует и ее необычайно широкая и многоплановая внешняя политика. Ярослав, проведший большую часть жизни в ме/кдукня-жеских усобицах и интригах, связанных со сложными внешнеполитическими акциями, вступил на великокняжеский троп не только искушенным, многоопытным и ловким дипломатом, но и политиком, имевшим трезвый взглят, на вещи, полностью сознающим величие стоящих перед Русью за та ч и преисполненным высокого представления о своем сане главы Русского государства. Поэтому не чувствуется абсолютно никакой натяжки в той характеристике, которую дает ему древнерусский писатель Иларион, как наследнику и продолжателю объединительных традиций Владимира Святосланича. Поэтому же, конечно, не случайно появление в “Повести временных лет” под 1036 г. титула Ярослава – “самовластець Рустеи земли”115. Титул этот несомненно отражал представления правившего в Киеве князя о себе как о совершенно самостоятельном, независимом государе. Показательна в этом смысле и титулатура, употребляемая Иларионом в его “Слове о законе и благодати”. Иларион называет Владимира, продолжателем дела которого в его глазах был Ярослав, “великим каганом” 116 и “едино-держцем”117. Оба титула обозначали самостоятельных и независимых государей. То же значение имел и применяемый к Ярославу Титмаром Мерзебургским титул “король” (rex) 118. Не меняет дела и тот факт, что на одной из печатей, связываемых с Ярославом, фигурирует титул “архонт”. Как указывает В. Н. Лазарев, титул этот тоже “обозначает самостоятельного властителя” 119.

Особый интерес представляет опубликованная С. А. Высоцким в 1959 г. надпись на стене Киевской Софии, в которой Ярослав назван “царем”: “В лето 6562 12° месяца феврари 20 усъпьне царя нашго въ въсискрьсе-ни... Феодора” 121. По мнению акад. Б. А. Рыбакова, надпись эта подтверждает гипотезу М. Д. Приселко-ва 122> что в юз/ г_ после смерти Мстислава, Ярослав принял императорский титул 123.

Борьба Ярослава за укрепление внутреннего единства “Русской земли”, естественно, должна была найти свое отражение и в церковной политике киевского князя. Однако в церковных вопросах Ярослав должен быт считаться с мнением константинопольского двора и константинопольского патриарха, фактическим представителем которых на Руси был глава русской церкви митрополит грек Феопемпт, впервые упомянутый в источниках под 1039 г.124.

Несмотря на большую заинтересованность Ярослава в союзе с Византией против печенегов, яростное нападение которых на Киев ему с большим трудом удалось отбить в 1036 г.125, засилье греческого духовенства, являвшегося проводником на Руси универсалистских тенденций Византийской империи, встречало резкое сопротивление со стороны русских феодалов и великого князя. Универсалистское учение императорского двора, согласно духу времени, пыталось подменить реальные отношения между государствами сложной паутиной юридических формул. Так, фактически независимые “варварские” государи трактовались то как сычовья, то как младшие братья и друзья императора 126.

Претензии Византии на верховную власть над Русью 127, а также притеснения, чинимые русским купцам в Константинополе128, привели в 1043 г. <к русско-византийской войне. О причинах войны 1043 г. так рассказывает ее современник, придворный византийского императора Михаил Пселл: “Это варварское племя всегда питало яростную и бешеную ненависть против греческой гегемонии, при каждом удобном случае, изобретая то или другое обвинение, они создавали предлог для войны с нами” 129.

Русский поход на Константинополь во главе которого стоял сын Ярослава – Владимир, окончился, правда, неудачно 13°, однако за этой неудачей не последовало сколько-нибудь заметное ослабление внешнеполитических позиций Руси. По-видимому, около 1046 г. был заключен мир ш, скрепленный, очевидно, между 1046 и 1052 гг. женитьбой третьего сьыа Ярослава Всеволода на представительнице императорского дома Мономахов, Марии 132.

Поскольку известно, как высокомерно обычно отвергались константинопольским двором брачные предложения “варварских” государей ш, ясно, что в данном случае Византия была очень заинтересована в установлении дружественных отношений с великой восточноевропейской державой.

Итак, русско-византийский конфликт 1043 г. не принес Византии выгод. Зато прямым результатом его было провозглашение Ярославом церковной независимости Руси. В 1051 г. без согласия константинопольского патриарха Ярослав с собором епископов поставил в митрополиты Илариона, русского по происхождению 134, бывшего прежде священником придворной церкви в Берестове 135. Добиваясь церковной независимости, Ярослав преследовал, разумеется, те же политические цели, что и Болеслав Храбрый, когда он добивался основания гнезненского архиепископства, или чешские князья Болеслав II и Бржетислав I, когда они лелеяли планы превращения пражской епископской кафедры в архиепископскую. Легко заметить, однако, что Ярослав действовал гораздо более решительно, что было результатом иного соотношения сил между Русью и Византией, с одной стороны, Древнепольским государством, Империей и Римом, с другой.

Вместе с тем как в Чехии при Болеславе II и в Польше при Болеславе I, на Руси при Ярославе Владимировиче завершался процесс оформления государственной идеологии, которая по условиям своего времени должна была иметь религиозный характер, гарантировать Руси покровительство небесных патронов. При Ярославе была подготовлена канонизация русских святых Бориса и Глеба и беатизирован Владимир, которого Иларион называет вторым Константином 136 и, что особенно важно, “блаженным” 137.

С обострением русско-византийских отношений была в определенной мере связана резко усилившаяся при Ярославе активность русской политики на Западе. Усиление связей Киевской Руси со странами Центральной и Западной Европы, начиная с 30—50-х годов XI в., уже отмечалось в литературе вопроса ш.

Могучему Древнерусскому государству действительно принадлежало в то время очень видное место в сложной системе центрально– и западноевропейских политических взаимоотношений. Выше уже отмечалось значение союза с Русью для Древнепольского государства, союза, значительно укрепившего положение Польши в Центральной Европе. Свидетельством политической активности Руси на Западе являются многочисленные династические браки между киевской великокняжеской семьей и европейскими государями. О двойных брачных связях Рюриковичей и Пястов и попытке заключить династический союз между киевским и германским дворами говорилось уже выше. Сын Ярослава Святослав был женат на сестре трирокого архиепископа Бурхарда, одного из крупнейших феодалов Империи ш. Трех своих дочерей Ярослав выдал: Анастасию за венгерского короля Андрея I (около 1039 г.), Елизавету за Гаральда норвежского (около 1044 г.), Анну за Генриха I французского (около 1049—1050 гг.) 14°.

При киевском дворе получали убежище преследуемые у себя на родине представители правящих европейских династий. Несколько лет провели в России братья Мешко II польского Бесприм и Оттон. С 1034 по 1046 г находились в России венгерские герцоги Андрей и Левенте, племянники короля Стефана I, прибывшие туда из Польши 141. На Руси нашли убежище и сыновья английского короля Эдмунда Железный Бок Эдвин и Эдуард, бежавшие сначала в Швецию 142. Один из сыновей Ярослава носил чешское имя Вячеславш. Не является ли это свидетельством политических и культурных связей Руси и Чехии в 30-е годы XI в.?

Рост политических контактов происходил на фоне развивающихся экономических связей Руси со странами Западной и Центральной Европы, о чем свидетельствует многочисленный нумизматический материал М4. Крупную роль в этих связях играла балтийская торговля 145.

Поэтому древнерусский книжник, обращаясь с проповедью к Ярославу 26 марта 1049 г в церкви Святого Благовещения на Золотых воротах Киева, имел полное право сказать, что его страна “ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли”146

Обрисованная выше картина политического общения восточного и западного славянства за столетний (с середины X до середины XI века) период времени характериз)ет одну из наиболее существенных сторон заключительного этапа становления, феодального строя в Центральной и Восточной Европе, когда образуются относительно единые раннефеодальные славянские государства и формируются в рамках этих государств в результате явлений племенной интеграции феодальные народности Картина эта, однако, в силу ряда причин, связанных с состоянием источниковедческой базы исследования, имеет свои изъяны и свои особенности

Завершая исследование, автор не может не подчеркнуть того обстоятельства, что в восстанавливаемой им цепи событий отсутствуют многие безвозвратно утерянные звенья, что в воссозданной им картине политической жизни раннефеодальной Центральной и Восточной Европы остается много белых пятен и что те общественные процессы, в которые автору так или иначе удалось проникнуть, представлены им в гораздо более схематическом и обобщенном виде, чем они происходи ли в действительности Реальная жизнь того времени была гораздо более яркой и пестрой, более сложной и противоречивой, чем она представляется исследователю спустя почти тысячелетие

Дело здесь не только в том, что большое расстояние вообще скрадывает детали и частности, выявляя лишь главные линии и контуры Невозможность проникнуть во многие детали событий, трудности их осмысления являются естественным следствием чрезвычайно ограниченного и специфического круга имеющихся источников, преимущественно наративного (летописи, хроники, памятники агиографии) и лишь в очень небольшой части документального характера

При таком положении, когда источники освещают прошлое не ровным, хотя бы и слабым, светом, а врываются в темень истории в виде отдельных, проникающих, словно сквозь щели в ставнях, лучей, часто трудно уловить именно общие контуры явлений и судить о соразмерности их масштабов Исследователю постоянно приходится считаться с тем, что отдельные, лучше различимые детали могут заслонить собой в его построениях основные, решающие линии развития

В исследованной теме неравномерность освещения источниками разных сторон ее требует особой оговорки Определенно больше и лучше освещены источниками отношения Руси и Польши Гораздо меньшими данными, если говорить о политических связях, располагает исследователь при изучении отношений и связей Р>си с Чехией и полабо-прибалтийским славянством

Особенно досаден недостаток сведений о русско-чешских отношениях Судя по той роли, которую играло раннефеодалыное Древнечешское государство в Центральной Европе, судя по тому, с каким вниманием следили за политическим развитием Чехии в Империи и Риме, судя по той ключевой позиции, которую занимала Чехия на великих путях, связывавших Восток и Запаз, Европы, опираясь, наконец, на известные факты культурного общения Руси с чешскими землями в исследуемое время, можно уверенно считать, что использованные источники явно не в состоянии дать сколько-нибудь полное представление о развитии русско чешских политических отношений X—XI вв

Но даже и применительно к Польше нельзя не считаться с неравномерным распределением источников во времени Если о развитии русско-польских отношений в 10—40 годы XI в можно судить сравнительно уверенно, то ход событий предшествующего периода времени часто становится невозможно реконструировать

Само собой разумеется, что при таком состоянии источников предпринятое исследование характеризует определенная неполнота охвата попадающих в его обзор процессов и фактов Автор полностью отдает себе отчет в том, что отдельные элементы исследования нуждаются в дальнейшей углубленной разработке Ряд проблем решен лишь в гипотетическом, предположительном плане В иных случаях автору приходилось вообще ограничиваться постановкой вопроса, оставляя решение его открытым.

Существенно иначе обстоит дело, когда предметом исследования являются взаимоотношения стран внутри западнославянского мира или отношения западнославянских стран с Германской империей. И здесь, разумеется, исследователю приходится считаться с недостатком и аналогичной спецификой имеющихся в его распоряжении источников Но их все же значительно больше, и сами они содержат гораздо более богатые сведения, чем источники, рисующие отношения восточного славянства с западным. Поэтому и выводы исследователя в этом случае, щсть они и сохранят в ряде моментов свой гипотетический, предположительный характер, звучат много определеннее и обнимают большую совокупность явлений жизни Развитие взаимоотношений между Польшей и Чехией, а также взаимоотношений этих стран с Германской империей оказывало самое значительное влияние на развитие политических отношений между западнославянскими странами и Русью, с одной стороны, между Германской империей и Русью – с другой Этот факт и определил то обстоятельство, что в работе столь значительное место заняли вопросы внешне– и внутриполитического развития Польши и Чехии, оказавшихся, таким образом, в центре настоящего исследования.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю