Текст книги "Мне бы в небо"

Автор книги: Уолтер Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 13

Первый отрезок пути – из Биллингса на восток, к Бозмэну, на турбовинтовом самолете класса «Бомбардье» – летающей жестянке, которая с трудом преодолевает непогоду в пути, приземляется криво и подскакивает на полосе, издавая такой звук, словно у нее недостает как минимум одного шасси. В такие минуты все пассажиры обмениваются выразительными взглядами: «Я вижу тебя впервые, незнакомец, но я тебя люблю, поэтому держись крепче, мы отправляемся в рай». Из аэропорта я звоню Алекс по мобильнику и слышу автоответчик, который играет тему из «Песни Брайана», но не содержит никакого обращения, – это наводит на мысли о тщеславии. Тонкая игра во власть – пусть позвонивший гадает, туда ли он попал. Я оставляю адрес отеля в Лас-Вегасе и кладу трубку, отчасти надеясь, что Алекс не появится, – в таком случае, мне предстоит иметь дело лишь с Пинтером, Артом Краском и Линдой, и можно будет прочистить мозги перед выступлением. Если Алекс все-таки возникнет, придется избавиться от Линды в каком-нибудь казино, хотя в этом есть свои плюсы: если бросить женщину в Вегасе – шансы, что она тебя вновь разыщет, ниже, чем если ставить на однозначные. Этот город – столица покинутых партнеров, и некоторые никогда более не возвращаются домой, как бывшая стюардесса «Дезерт эр», которая во время пересадки поставила три четвертака, выиграла девяносто тысяч и немедленно купила квартиру, машину и огромный аквариум с тропическими рыбками (он и остался единственным, что она не снесла в ломбард четыре месяца спустя). Она отдала рыбок в приют для морских животных. Такие учреждения действительно существуют; это одна из тех странных историй, которые делают Небо не только занятным, но и познавательным – и помогают всю жизнь выигрывать пьяные пари.

Рейс из Бозмэна в Солт-Лейк-Сити вылетает вовремя и закрепляет за мной надбавку в пятьсот миль, которая, надеюсь, не станет добычей Морса и хакеров. В своих странствиях я пару раз встречал «золотых жуков», на диво молодых, с упрятанными в ноги чемоданчиками; они считали необходимым исповедаться, как это делает большинство людей, которые по роду занятий роются в земле – серийные убийцы, торговцы оружием, переработчики ядовитых отходов, – а потом думают об этом днем и ночью. Впрочем, я начинаю постигать их склад ума. Однажды подует ледяной электронный ветер, и никакие резервные копии и дубликаты не спасут те цифры, которые мы считаем свои богатством. Бедняки, сохранившие полный комплект бумаг, будут скитаться по стране, размахивая грязными обрывками документов – возможно, они получат признание элиты, владеющей драгоценным металлом, а может быть, и нет. Я вряд ли переживу такой финал – да и не хотел бы. Мои мили исчезнут, а вместе с ними, подозреваю, воля к жизни и дух.

Чтобы сбить с толку наблюдателей, я заказываю чай с молоком – новый для меня напиток. Отныне, находясь в Небе, буду действовать бессистемно, дабы обесценить себя как объект исследований. У моего соседа – классические кеды и теплая куртка; агенты секретных служб думают, что такие вещи делают их неприметными, но они не хуже адмиральской формы бросаются в глаза любому, кто хотя бы отдаленно в курсе. Сосед читает книгу Дина Кунца – он задумчиво щурится, но, несомненно, это поддельное внимание, поскольку Кунц не способен вызвать подлинное.

– Летите домой? – наконец спрашивает он – чересчур небрежно.

Я киваю. И, по сути, не лгу. Может быть, вся карта маршрутов – мой дом.

– Аллен.

– Дирк.

– Редкое имя.

– Уникальное. Поклонников у него так и не нашлось.

Агент закрывает книгу, закладывая палец меж страниц, но не на том месте, где читал. Дилетант. Я спрашиваю, чем он занимается, и жду чего-нибудь особенного.

– Сувениры и реликвии. Памятные кольца, – отвечает он.

– Вы не из «Гестона»?

– Да – последний воин.

Похоже, он не врет, хоть и одет как шпик.

– Значит, вы знакомы с моим приятелем Дэнни Соренсоном.

– Так вы еще не слышали. Дэнни скончался.

С такими эвфемизмами у меня всегда проблема – проходит несколько секунд, прежде чем я осознаю, что речь о смерти.

– Я видел его вечером в воскресенье, – говорю я. – О господи.

– Он был в Денвере, в отеле. Когда в три часа дня он так и не выписался, дежурный зашел к нему и попытался разбудить, но не смог и ушел, не стал разбираться, просто оставил его еще на одну ночь. То есть просто оставил Дэнни там лежать. Вот вам наш гостиничный сервис.

– Его жена, бедняжка… У вас есть ее телефон?

– Дэнни был геем.

– Но он упоминал о жене.

– Разумеется, упоминал. У нас консервативная компания. А как вы познакомились?

– В самолете. Как и с вами.

– Случайное знакомство?

– Нет… не знаю… может быть. Он был стопроцентным геем?

Аллен кажется сбитым с толку. Он снова открывает книгу – самый исчерканный экземпляр, какой мне доводилось видеть.

– Простите, оговорился, – объясняю я. – Просто я страшно удивлен. Обычно я могу предвидеть такие вещи. Простите, это тоже звучит странно. Я слегка выбит из колеи. Мне очень нравился Дэнни.

– Почему? Внезапная близость?

Как будто этого мало. У людей, которые редко летают, невозможные представления. А что мы должны были делать – заняться любовью в проходе меж кресел? Или кормить друг друга орехами?

– Сомневаюсь, что для скорби нужно подыскивать оправдание, – говорю я. По ту сторону прохода есть свободные места.

– Да, он был стопроцентным геем, – отвечает Аллен. – В отличие от меня. Я – наполовину. По пятницам и субботам, только в крупных городах. Никакого анала. Только оральный секс. Не то что Дэнни. Он обычно требовал всю программу. Целиком.

Я пересаживаюсь.

Каждая крупная корпорация имеет свою фирменную услугу; в случае с гостиницами сети «Мариотт» это – помочь гостям исчезнуть. Неопределенная планировка, среднестатистический сервис, комнатная температура во всем. Ты исчезаешь, сливаешься с ковровым покрытием, на котором незаметны пятна, с картинами, которые успокаивают, даже если у тебя нестерпимо болит спина. И ты не скучаешь – вот в чем великое открытие «Мариотта». Невидимость – идеальный отдых. Не нужно более беспокоиться о своей роли, своем месте. Отдыхай, накрывшись волшебным плащом. Не беспокойся, мы всего лишь скрываем твое лицо. Оно не понадобится тебе, пока ты здесь, – вот квитанция на получение. Ничего страшного, если потеряешь.

И все-таки я удивлен, что Дуайт остановился здесь. Он из тех людей, которые всячески лелеют свой блестящий имидж. Я прихожу на ланч пятнадцатью минутами раньше, оставив вещи в «Компас клаб» в ожидании рейса в Лас-Вегас, сажусь в кресло, из котоporo видны лифты, просматриваю бесплатный экземпляр «ЮЭсЭй тудэй» и стараюсь не думать о той ночи, которую Дэнни провел в «Хомстеде», будучи трупом, – его мертвое тело продолжало потреблять блага, точно так же, как, говорят, у покойников растут ногти. Он умер при включенном телевизоре? Сколькими одеялами он был укрыт? Статья в газете написана так, что я могу думать о Дэнни, одновременно ухватывая суть читаемого. Это гениально и достойно «Мариотта». Сколько раз у Дэнни звонил телефон? Покойтесь с миром, сэр. Судя по всему, я был вашим лучшим другом.

Я обдумываю стратегию грядущей беседы с Дуайтом. Больше не буду разыгрывать неудачника и мальчика для битья. Как говорят у нас в КСУ, цени себя так, как, по твоим представлениям, тебя должны оценить на рынке, и если запросы не соответствуют ожиданиям, делай скидки, но считая это единовременной распродажей, а не финальной ликвидацией. В десять я откладываю газету и наблюдаю за лифтами, по старинке убежденный в том, что увидеть нужного человека, прежде чем он увидит тебя, – это преимущество. Бизнес состоит из народной мудрости, пещерной, темной, масонской, и лучшие консультанты – настоящие шаманы, которые рассеивают вокруг себя знание, точно волшебный порошок. Трижды назови клиента по имени в течение первых пяти минут общения. Три раза, не четыре. Вовсе не обязательно увидеть начищенные ботинки, чтобы ощутить их присутствие.

Каждый раз из лифта появляются люди, не имеющие для меня никакой ценности, и через десять минут хищного высматривания жертвы я оборачиваюсь в сторону регистрационной стойки и гадаю, действительно ли Дуайт здесь. Разумеется, он немедленно возникает и хлопает меня по плечу – этот колдун меня обставил.

– Вот мы и встретились. – Дуайт застал меня сидя, я с постыдной неловкостью поднимаюсь и пожимаю руку, которая кажется бесплотной и не оставляет после себя никакого ощущения.

– Я решил, что стоит посидеть в «Карвери», – говорит он, – если только ваша душа не требует официантов и белых скатертей.

Его поле – его правила. Сопротивляйся – или тебя поглотят.

– Не обязательно, но я думал, что наша встреча это предполагает…

– В «Карвери» хорошее освещение. И первоклассный чай со льдом.

– Ладно.

– Впрочем, как хотите. Можно пойти и в бистро «Макнелли». Порошковый чай. Гамбургеры так себе, но это можно восполнить в баре.

– Идемте в «Карвери».

Я – позор своего рода.

Дуайт показывает дорогу. То, что на первый взгляд кажется хромотой, на самом деле оказывается глобальным несоответствием между полушариями его яйцеобразной фигуры. Масса и жизненная энергия Дуайта сосредоточены в левой половине, правая же – некое дополнение, вроде аппендикса, как будто он проглотил и переварил своего сиамского близнеца. Волосы обладают странной, неестественной фактурой, и это наводит на мысль о хорошо замаскированной трансплантации, но общий эффект – несомненная мужественность, заставляющая вспомнить те времена, когда мужчины теряли форму в тридцать и могли вернуть утраченное, лишь прибегая к портняжным и косметическим хитростям. Когда-то я думал, что мы с Дуайтом ровесники, но теперь сомневаюсь. Слишком много реконструкций и приложенных усилий, чтобы определить возраст.

«Карвери» похож на паб в Юте. Много латуни, дерева, безделушек – но никакого пива. За длинной наклонной перегородкой из молочного плексигласа трое мужчин за пятьдесят режут зазубренными ножами ветчину и мясо, покрытое черными перекрещенными следами от бечевы, на которой оно висело в магазине. Их карьера для меня загадка – почему он до сих пор не шеф-повара? Или они обречены на неподвижность системой выплат, которая воспитывает лояльность, но убивает амбиции? Дуайт подставляет тарелку и получает три фрагмента хорошо прожаренного свиного филе – слишком толстых, чтобы назвать их кусками, слишком тонких, чтобы считаться порциями. Контроль над едой – навязчивая идея «Мариотта». Дуайт кивком дает понять, что хочет четвертый кусок, но реакция повара показывает, что он отлично вышколен и считается здесь профессионалом: он подает на широком лезвии ножа тонюсенький ломтик, зато проделывает это шикарным жестом. Чтобы отыграться, Дуайт наполняет свою тарелку гарниром – как и ожидает «Мариотт». Дешевое и отвратительное томатное месиво и маслянистые салаты – просто издевательство, но Дуайт отходит с таким видом, как будто разграбил королевскую гробницу. Слабость, которой можно воспользоваться впоследствии. Этот человек не понимает, когда его дурачат.

Но где же контракт? В кармане у него явно ничего не лежит.

Дуайт выбирает столик на двоих, на возвышении, и садится у стены. С такого ракурса я для него смешиваюсь с толпой обедающих, зато для меня он весь здесь, нависает надо мной. Что ж, и я знаю пару приемчиков. Разворачиваю стул так, чтобы сидеть к Дуайту в профиль. Выражение второй половины лица ему придется угадывать.

Что мне больше всего хочется, помимо сделки, так это обещанного рассказа о Морсе, но я не в силах предугадать, какие эмоции он пробудит, поэтому лучше оставить Морса на сладкое.

– Вчера ночью ваша книга не дала мне заснуть, – говорит Дуйат. – Может быть, пропустим обмен любезностями?

– Несомненно.

– «Гараж» – это… призма, не так ли? У него много измерений. Не какое-нибудь заурядное пособие.

Призма. Для меня звучит как газетный шаблон.

– Или, лучше сказать, палимпсест – так будет точнее.

Кассета номер два. Я пришел на встречу во всеоружии. Обращенный к Дуайту глаз выражает понимание, и издатель явно удивлен.

– Чердак. Студия. И теперь – гараж. Поправка на американскую действительность. Сама книга задумана в гараже, потому что именно там, образно выражаясь, рождается искусство.

– Да, – говорю я. – Какая именно глава не дала вам уснуть?

– Вся книга. Целиком. Ощущение, что концепт предшествовал нам обоим. Он не столько придуман, сколько усвоен. Ешьте.

– Сначала порежу на кусочки.

– У меня уже возникало такое ощущение над некоторыми рукописями – что я их уже читал. Возможно, в другой жизни. Честно говоря, там я чуял плагиат.

Я смеюсь – той частью души, которая редко смеется. Частью, которая обычно ассоциируется с прерывистыми рыданиями.

– Такое случается, – продолжает Дуайт. – Откровенное переписывание. Чистой воды подделка. Впрочем, не всегда это преступление – иногда просто болезнь. Человек знает, что книга уже вышла, но считает, что автор – плагиатор, что он телепатически украл у него сюжет. Но только не в вашем случае. Помню одно наглое мошенничество. Писатель – родом с Запада, как и вы, из какого-то штата типа Миссури, только не Миссури…

– Арканзас?

– По-моему, Арканзас – это юг. Бывший рабовладельческий штат.

– Миссури тоже. Почитайте «Гекльберри Финна».

– Ради бога. Я что, похож на человека, который не читал? Ради бога.

– Люди читают и забывают. Вот что я хотел сказать.

– Вы имеете в виду себя?

– Нет, всех.

– Короче говоря, я докопался до оригинала, положил две книги рядом – и даже тогда он принялся что-то придумывать в оправдание. Впрочем, в вашем случае все иначе.

– Моя книга не украдена.

– Вы ее еще не закончили. Каков будет финал?

– Он уже близок.

– Ваш герой выйдет из гаража? Понятия не имею – как. Гараж – такое место, о котором люди забывают, как только достигают успеха. Бревенчатая хижина Линкольна. Но это ваш авторский штрих, разумеется, – в вашем представлении гараж свят и самодостаточен.

– Интересно. До сих пор я полагал, что в конце концов герой покинет гараж, но лишь когда осознает, что весь мир… Интересно.

– Я смотрю на вас. Вы искренни. Вы ломаете голову. Я рад, меня это воодушевляет. Вы не вор. Все это – чистой воды Гек Финн.

– Простите?..

– Прочитать и забыть. Кстати, вы были правы, я в жизни не читал Твена.

– Вы хотите сказать, что это не моя идея?

– Или заглавие, или главный герой, или тема – что угодно. У вас потрясающая бессознательная память. Прямо-таки фотографическая. И вы об этом не знаете. Невероятно.

Я откладываю вилку. Подозрения Дуайта жутковаты, потому что могут быть близки к истине, учитывая состояние моего мозга. Если бы я не был уверен в обратном, то мог бы разделить его сомнения, но я отчетливо помню, как, когда и где у меня возникла идея «Гаража». Этого человека звали Пол Рикс, и я только что помог уволить его из миннеаполисской компании по выпуску поздравительных открыток. Когда я показал ему карту самооценки, с высокими баллами за творческие способности и инициативу, он порвал листок в клочки и сказал: «Вы издеваетесь? Вы действительно считаете, что я могу задвинуть за штат двадцать лет, проведенные за копирайтингом, закатать рукава, запереться в гараже и начать жизнь сначала?» На это я ответил: «Если бы не считал – то не утверждал бы». Пол сказал: «Докажите». А я спросил: «Как?»

– Бы одновременно и виноваты и нет, – говорит Дуйат. – Мне очень жаль, Райан.

– Подозрение – еще не обвинение. Вы ошибаетесь. Моя книга показалась вам слишком хорошей для новичка, поэтому вы сочли ее плагиатом.

– Я получил подсказку, – отвечает он. – Вчера вы упомянули одного из наших авторов… Сорена Морса, авиатора.

– Авиатора?

– Я выпускаю его вторую книгу. Мы часто общаемся.

Я ошеломлен. Как все сложно…

– Я упомянул при нем вашу книгу, потому что горжусь ею, и Морс сказал, что она похожа на «Подвал». Я порылся в сети и нашел синопсис – максимум, что сохранилось, поскольку книги уже нет в продаже. Совпадение за совпадением. Я позвонил издателю, нашел редактора и получил исчерпывающее описание. Например, главный герой, который работает в подвале, не назван по имени.

– Два безымянных персонажа – это не два персонажа с одинаковым именем.

– Ну хорошо. Другой пример: фраза из вашей книги, которая повторяется девятнадцать раз, присутствует в подзаголовке «Подвала». «Непрерывное обновление».

– Никому не принадлежат права на нее. С тем же основанием можно утверждать, что кому-то принадлежит фраза… ну, например… «как поживаешь». Это Морс вас надоумил?

– Не он, так кто-нибудь другой бы это сделал.

– В моем случае «кто-нибудь другой» – Сорен Морс. Каждый раз.

– А насколько вы знакомы?

– Близко, хоть и на расстоянии, – отвечаю я. – Я устал объяснять, насколько близко я знаком с людьми, – никто не принимает в расчет мои ответы. Я просто знаю многих. Сотни. Тысячи. От моря до моря. И – нет, я не украл этот сюжет. Видите салфетку?

– В мельчайших подробностях.

– Я вижу ту же самую салфетку. Мы с вами оба нормальны. Здесь и сейчас.

– Дайте мне закончить, – говорит Дуайт. – Я еще не утратил веру. Коллективное сознание – серьезная штука. Не могу сказать конкретнее, но мне известны крупные изобретения, которые появлялись на разных континентах с промежутком в несколько дней. Я надеялся, что в вашем случае произошло то же самое. Вы много путешествуете, а потому открыты волнам эфира более, нежели прочие смертные. Культурный цитроклон, частицы и так далее. Вы буквально подвергаетесь бомбардировке. Тогда я позвонил автору. В девять утра. Сегодня.

– Погодите, погодите. Дешевый номер.

– Он вас знает. Говорит, однажды вы встречались. Также он отчетливо помнит разговор, в ходе которого он заявил о своем намерении написать «Подвал». Рикс. Из Миннесоты. Вы оба со Среднего Запада.

Я отодвигаю тарелку и смотрю на стену, украшенную литыми гербами. Вымышленное наследство, бессистемная геральдика. Однажды мой отец купил такую штуку в телемагазине – подлинный семейный герб Бингамов, с сертификатом. Олени, львы, орлы и секиры; когда-то, в прошлом, мои предки были победителями драконов – отец, бедолага, попался на удочку. Тогда он уже жил один, преследуемый неофициальными Рокфеллерами, и герб придал его шагам уверенности, заставил выпрямить спину. Отец убрал столик, за которым ел у телевизора, и начал питаться в городе. Он детализировал свой Монте-Карло. И всему причиной герб. Две недели благородства – я рад, что они были, – а потом отец отправился стричься в компании старого Айка Шмидта; там висел точно такой же, над бутылкой синего барбицида. Добрая душа – он позволил Шмидту грезить о банкетах за Круглым столом, о рогах, полных эля. Он сохранял спокойствие и позволял себя брить.

Я еще не достиг такого уровня. Мне приходится суетиться и бороться.

– Эта идея принадлежит нам обоим. Она возникла одновременно.

– Неубедительно. Две идеи не могут занимать одно и то же место.

– Идеи – не предметы. Он просто пошел и написал книгу? А у меня осталось сильное впечатление, что это должен сделать я.

– Тогда что же они такое?

– Идеи? Нам обязательно прямо сейчас играть в эти игры? Я потратил целый год, заботясь о своем будущем и надиктовывая наброски во всех аэропортах отсюда до Амарилло, а теперь вы говорите, что Рикс, безработный неудачник, который набрал какие-то паршивые двадцать баллов из ста за надежность и усердие – я скрыл от него этот факт, потому что я порядочный человек, – что Рикс вернулся в свой опустевший темный дом и обставил меня? В любом случае, когда издали его книжонку?

– Четыре года назад.

– Он быстро управился. И что, она имела успех?

– Почти никакого, но ее не продвигали как следует. Бессистемные продажи, безобразная фотография автора. Издатель, который решил пойти на авантюру…

– По крайней мере, это хорошие новости.

– Я справлюсь гораздо лучше. «Адванта» в выгодной позиции на поле. Мы как следует ударим по мячу.

– Невероятно. Ах вы самоуверенный жирдяй. Это что, интриги? Крашеный бобр? Квази-шерсть?

– Рикс говорит, вы его уволили.

– Рикс искажает истину.

– Вы зарабатываете на жизнь, увольняя людей. Вот вам и книга. Вам всего-то надо изобразить мрачное, задумчивое выражение лица – и мемуары готовы. У «Адванты» есть первоклассные литературные «негры», подлинные телепаты. Вы и не усомнитесь, что каждая запятая принадлежит вам. Что это ваш подлинный текст.

– Какая у вас, рептилий, толстая шкура. Я ухожу. Заплатите по счету. И чай здесь тоже из порошка.

По пути к двери я смахиваю со стены гербы, с десяток штук, и никто меня не останавливает – все видят, что я настроен серьезно. Бингам – драконоубийца. Наш древний род уходит корнями в глубину веков.