Текст книги "Мне бы в небо"

Автор книги: Уолтер Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 9

В семь часов утра, в среду, Азиф везет нас в аэропорт на своем «мерседесе», длинном черном красавце, которому явно недостает развевающегося на антенне флага. По радио передают какое-то ток-шоу консервативного толка – ведущий шуршит бумагой в микрофон и бессвязно говорит, не переводя дух. Демократия умерла в 1960 году, уверяет он, но не приводит примеров, в отличие от моего отца, чьи предсказания всегда включали четкие сроки и обозначение ключевых моментов. Солнце, встающее из-за мормонской церкви, отбрасывает необычайно слабый, словно фильтрованный, свет, а ветерок колеблет поверхность Большого Соленого озера, которое похоже на ванну, наполненную мутной водой. Даже чайкам, которые скользят над ним, как будто неохота садиться и мочить брюшко.

– Когда вас забрать вечером? – спрашивает Азиф. Судя по всему, мой план ему не особенно нравится. Во-первых, он убежден, что Джулия нуждается в отдыхе; во-вторых, мысль о том, чтобы посетить далекий город, не ночуя там, его озадачивает.

– Мы вернемся поздно. Поймаем такси, – говорю я.

– А что сказать, если позвонит Кара?

– Что брат и сестра хотят побыть вместе.

Покупая билеты, я плачу полную стоимость за нас обоих и из кожи вон лезу, пытаясь добиться того, чтобы нас повысили до первого класса. Джулия, явно смущенная моей настойчивостью, стоит в стороне, пока я пререкаюсь с агентом. Жители Миннесоты приучены с благодарностью принимать любое предложение – но в Небе ты ничто, если не торгуешься. К сожалению, агент стоит на своем – я получаю место в первом классе, поскольку у меня есть купон, но он настаивает, чтобы я отдал десять тысяч бонусных миль за место для Джулии. Десять тысяч миль в один конец. Я закатываю глаза.

– Найдите мою личную карточку. Это безумие.

Джулия вздрагивает и отворачивается. Агент пробегает пальцами по клавиатуре, его голова сейчас полна кодами и акронимами. Я знаю историю этого человека, хотя никогда раньше его не видел. Он всю жизнь работает здесь, обожает забастовки и стачки, а вечера проводит за домашним компьютером, подсчитывая сумму пенсии. Он занимает должность в профсоюзе и ни за что ее не оставит; он спит на ежегодных собраниях и наслаждается растерянностью клиентов, радостно переправляя их письменные жалобы своему бессильному начальству. У него есть какое-нибудь странное, всепоглощающее, бессмысленное хобби – например, он играет короля Артура на средневековых ярмарках или коллекционирует старинные подвесные моторы. Он верит, что, если бы не проблемы со здоровьем, чему виной постоянные стрессы на работе, он мог бы стать влиятельным человеком.

– Вот ваша информация, – говорит агент.

– Перестань, пошли, – шепчет Джулия.

Я отмахиваюсь.

– И сколько миль вы там видите?

Он опускает очки, которые висят на шнурке, как у старухи.

– Девятьсот девяносто пять тысяч двести одну.

– Прекрати, – умоляет Джулия. Агент улыбается. Он с восторгом нас стравливает.

– И о чем вам это говорит? – настаиваю я.

– Здесь есть пометка, – сообщает агент и тыкает толстым пальцем в экран. – Вы теряли на прошлой неделе багаж, сэр?

– Нет.

Он снова печатает.

– Мы обнаружили здесь сумку и отправили ее в Денвер, согласно надписи на ярлычке: Гейтс-стрит, 1214, квартира 16. Но дома никого не было. Это ваш адрес?

– Бывший. Я переехал.

Какая глупость. Как выяснилось, я действительно приезжал в Солт-Лейк на минувшей неделе – но не сдавал сумку в камеру хранения, а потому не мог ее потерять.

– А какой ваш новый адрес?

– Пока никакой. Послушайте, я не терял сумку. Я бы это заметил. – Я оглядываюсь в поисках Джулии, но ее нет. – Вы дадите моей спутнице место в первом классе, или нам придется обратиться к вашему начальству?

Агент, должно быть, чувствует, что достаточно со мной наигрался; он распечатывает два посадочных талона и протягивает их с таким видом, как будто с самого начала достаточно было лишь вежливо попросить. Статус «платинового клиента» не оставляет ему иного выбора. Я спрашиваю, не видел ли он, куда пошла Джулия, и агент кивает в сторону журнальной стойки, в другом конце терминала, а потом всучивает мне карточку с номером, по которому можно обратиться за потерянным багажом.

Джулия просматривает журналы, посвященные украшению дома, и грезит над фотографиями огромных ванн и встроенных стальных холодильников с отделениями для льда и дозаторами для воды в дверцах. Такие фотографии меня тоже интригуют, хоть и не я собираюсь вступить в брак, который принесет кредит в «Этан Аллен» (подарок от родителей Кейта, они держат магазин). Эти вещи завораживают, потому что комнаты, изображенные в журналах, кажутся нарочно прибранными для похорон – для того, чтобы показать публике идеального покойника. Цветы, натертая воском мебель. От этого пробирает мороз. Лори, моя бывшая жена, частенько таскала меня на распродажи, будучи свято уверена, что у нее талант различать истинную красоту среди грязи и сора. Нашим глазам представало печальное запустение. Телевизионные тумбочки из облупившегося шпона. Комоды с недостающими ручками и перекошенными ящиками. Все это некогда было новым, чистым и многообещающим, но теперь я видел лишь признаки упадка. В том числе и человеческого.

Я извиняюсь за проволочку, но Джулия продолжает читать, не обращая на меня внимания. Наше утро не настолько приятное, как я надеялся. Я намеревался провести час в аэропорту, расширяя кругозор сестры и показывая ей неустанно бьющееся сердце деловой Америки. Она слишком долго прожила в Полк-Сентер – это умаляет личность. А здесь – столько возможностей и вариантов.

– Пойдем в клуб. Я должен кое-кому позвонить.

– В клуб?

– Я тебе покажу. Там бесплатные журналы.

– Райан, мне нужно домой.

– Завтра. В четверг.

– Я подвела стольких людей, – говорит Джулия.

– Не волнуйся, они никуда не денутся, когда ты вернешься.

– Так бывает не всегда.

– Так всегда бывает в Миннесоте.

Сотрудник «Компас клаб» впускает нас с радушием королевского привратника. Я смотрю на лицо Джулии – несомненно, ей приятно. Буфет также ее впечатляет – она замирает и молча смотрит. Жители Среднего Запада, даже страдающие от анорексии, обожают бесплатную еду – она взывает к бессознательной, коллективной тоске по богатому урожаю. Я наливаю себе апельсинового сока из стеклянного графина, который торчит в ведерке со льдом (почему пассажирам всегда предлагают томатный и сливовый соки? Неужели их кто-нибудь пьет?), и наблюдаю за тем, как Джулия обозревает выпечку и при помощи зубчатых металлических щипцов берет калорийный датский кекс, посыпанный сахарной пудрой. И это еще не все. Она насыпает хлопьев с отрубями в одноразовую миску, добавляет изюм, йогурт, отрывает от грозди зеленоватый банан, очищает и режет пластмассовым ножом.

– Садись за стол у большого телевизора. Можешь наблюдать за своим рейтингом.

– Что это?

– Маленький всемирный банк, в котором теперь есть и ты. Ты уже набрала два балла и становишься богаче с каждой минутой.

Я ныряю в одну из кабинок и звоню своему секретарю в Денвер. В кои-то веки он на месте. Он хочет прислать мне меморандум по техасским делам, но я уже не в Техасе, и это бессмысленно. Тогда он диктует адрес отеля в Финиксе, где остановился Дуайт, и передает несколько сообщений, в том числе от Линды, из денверского аэропорта. Секретарь подтверждает бронирование отеля в Лас-Вегасе, но я прошу его отменить, потому что, как писали в «Джорнал» на минувшей неделе, в «Синема гранд» забастовка, и мне не хочется быть штрейкбрехером. Взамен я прошу номер в «Аполлоне» – отеле со статуей гарцующего Пегаса на уровне пятого этажа. Каждые полчаса он раскидывает огромные стекловолоконные крылья.

– Еще одна деталь, – говорю я. – Свяжитесь с багажным отделением «Грейт Уэст» в денверском аэропорту и выясните, вправду ли у них моя сумка. Если да – пусть ее пришлют в офис.

– Вы потеряли сумку?

– Так они утверждают.

– Не знаю, стоит ли об этом говорить, – продолжает Кайл, – но я видел у вас на столе довольно странную бумагу. Секретарь Крейга Грегори принес ее по ошибке и через десять минут забрал. Она была озаглавлена «Истинный оранжист».

– Интересно.

– И в тексте были ваши инициалы. Там говорилось: «Р. Б. на своем месте».

– И все?

– Было что-то еще, но я не успел прочесть. Бумагу выхватили у меня из рук, как будто она секретная.

– Разнюхайте и расскажите потом, что удалось узнать.

– А что значит «Истинный оранжист»?

– Понятия не имею.

В клубе пахнет марлей и мешками для пылесоса, а финансовый гуру по телевизору предвещает крупное понижение корпоративных акций. Так или иначе, он верно подсказал мне насчет «Чейз Манхэттен». Некоторое время я сижу, откинувшись в кресле на колесиках, и смотрю, как с запада приближается мелкий дождь, увлажняя взлетные полосы и заставляя рабочих хвататься за дождевики. Требуется так много людей, чтобы поддерживать меня на лету, – уборщики, которые приводят в порядок поле, монтажники с клеммами и гаечными ключами, метеорологи, штурманы, повара… и сегодня утром мне кажется, что я всех их подвел. Мой скелет как будто составлен из свинцовых трубок.

Я понимаю, что «Истинный оранжист» – название проекта, но могу лишь гадать, о чем речь. Основатели КСУ вышли из военной среды, это команда специалистов по поставкам, которые многому научились, снабжая Вьетнам замороженной говяжьей тушенкой, палатками и штыками, и применили полученные знания, когда составляли первый свой крупный контракт на поставку автомобильных запчастей. Наша корпоративная культура герметична и сурова. Никакой болтовни, никаких сплетен. Все под семью замками. Насколько мне известно, «МифТек» – это дочерняя компания, а «Грейт Уэст» заправляют наши выпускники, с Морсом в качестве марионетки. «Истинный оранжист». Оранжевый – это официальный цвет авиакомпании; а поскольку она находится в состоянии войны с «Дезерт эр», я не удивлюсь, если «Грейт Уэст» – в числе наших клиентов.

Я никогда не доверял КСУ. Мое положение в фирме никогда не было ясно мне самому, а путь наверх – извилист и смутен. Некоторые делают карьеру, уходя и возвращаясь, а те, кто не преуспевает… просто исчезают. Два года спустя приходит весть, что они открыли гостиницу или бар в Киокаке. Так говорят – но, скорее всего, эти люди просто умерли.

«Р. Б. на своем месте». Я – часть чего-то большого.

Джулия, благослови ее бог, снова в буфете – перемешивает мюсли с йогуртом. Она уже выглядит лучше и менее погружена в себя. Дождь набирает силу, он пеленой висит за окнами, размывая силуэт диспетчерской вышки. Я смотрю на монитор. Плохие новости. Наш рейс, номер 119, запаздывает на двадцать минут, а двадцать минут – почти всегда ложь. Это значит «убирайся».

– Это ли наш старый друг Райан Бингам? Как поживаешь?

На моем плече рука – я оборачиваюсь. Время и пространство смещаются. Белый гладкий нос, который почти касается кончиком губ, неподвижный, точно каменный, взгляд, как у нарисованных глаз в масонских храмах или как на долларовых купюрах. Это муж моей бывшей жены, человек, занявший мое место, – от него Лори родила двоих детей, доказав тем самым, что в нашем браке бесплодна была отнюдь не она. Отказавшись от прежней фамилии, она взяла чужую, и, судя по тому, что мне известно об их совместной жизни, высшие небесные силы благословили этот брак. Я был просто задержкой в пути, ошибкой в маршруте, по дороге к предназначенному свыше союзу.

– Марк. – Я беру протянутую руку и коротко пожимаю. В другой руке Марк держит портфель. Антикварные никелевые застежки, отличная натуральная кожа. Один из лучших риэлторов в Боулдере – и продолжает расти.

– Как поживают девочки?

– Отлично. Просто куколки. Крошка Эми для своего возраста настоящий снайпер. Это наше последнее семейное увлечение – спортивная стрельба.

– И Лори? А мне казалось, она терпеть не может оружие.

– Наверное, на нее повлиял сельский воздух. Мы ведь переехали из города. Шестьдесят акров земли у подножия холма. Я разделил старое ранчо Лентяя Ди и прихватил отменный кусок. Непременно приезжай в гости.

– Лори стреляет из ружья. Представить себе не могу.

– А ты по-прежнему снимаешь ту квартиру?

– Нет.

– Свой дом?

– Нет.

– Значит, ищешь жилье?

– В общем, нет.

Марк морщится и прикусывает губу. Домовладение – это его религия, и ему меня жаль. Он делит весь мир на два лагеря – собственники и бедняки, и его мечта – объединить тех и других. Благородная душа.

– Я кое-что хочу тебе показать. Есть хорошая возможность. Можешь на минутку присесть?

Могу, и он это знает: аэропорт бездействует, его окружает железный занавес облаков. Мы усаживаемся на мягкой кожаной кушетке, нога к ноге (сидеть на ней – все равно что у кого-то на коленях); Марк открывает портфель и засовывает внутрь гладкую ухоженную руку. Человек, который появился из ниоткуда, когда я ушел, и помог моей жене преодолеть биологический порог – у меня для этого недостало сил. Его уверенность очаровывает. Если бы я его любил, то нанял бы читать лекции и обучать своей системе. Впрочем, сомневаюсь, что у Марка она есть. Марк повинуется инстинктам, он из влиятельной семьи – то есть это в нем с колыбели. Если бы он, как олень, носил рога, они бы разветвлялись шире плеч. Он – прирожденный начальник.

Он открывает папку и кладет ее между нами.

– Таких домов скоро будет более четырехсот, но пока пригород не достроен – учти, это единое сообщество, а не просто застройка. Мы заселяем четвертую сотню.

Марк дает мне время рассмотреть снимки – отчетливые утренние фотографии фасадов с колоннами, обсаженных тонкими тополями на подпорках и окруженных дощатыми заборами. Дома расположены под странными углами друг к другу, как будто они выросли сами собой, безо всякого плана, и возле каждого есть загон, в котором стоит одинокая гнедая лошадь – готов поклясться, это одно и то же животное. Чистой воды компьютерная графика, но я против воли увлекаюсь и восхищаюсь. Такие счастливые профессионалы, как Марк, знают свое дело, и это искусство, которое мне больше всего по душе, потому что оно эффективно и помогает добиться цели.

– Наш концепт – все «под ключ», – говорит Марк. – Человек приобретает договор на техобслуживание вместе с домом. Ты ездишь пять дней в неделю? Не страшно. Мы выполем сорняки в саду и даже заменим лампочку. Мебель? Купи сам – или выбери комплект. Ну и, конечно, скоростной интернет.

– А гаражи?

– Подземные. Традиционализм в сочетании со всеми новинками.

Мне интересно, хоть я и сомневаюсь, что искренне. Отчасти хочется намекнуть Лори, посредством Марка, что я не только имею право приобрести сияющий кусочек рая, но и в состоянии его наполнить. Мы были близки в те годы, когда я только начинал летать и претворял в жизнь свои идеи относительно экономии и минимума вещей. Лори обвиняла меня в ничтожестве и скупости. Это несправедливо. Если уж на то пошло, мой дух не знал пределов. Я жил на чемоданах, потому что владел всем миром.

– Тебя, конечно, интересует процент, – говорит Марк. – Неудивительно. Впрочем, о коротком сроке речи не идет. Это серьезное вложение. Как там твои акции?

– Довольно скверно.

– Жаль. У тебя есть какие-нибудь серьезные активы?

– Пожалуй, нет. «Кэмри» девяносто шестого года выпуска.

Теперь я намеренно стараюсь бить на жалость, чтобы проверить глубину его сочувствия. Я всегда нравился Марку. Он познакомился с моей бывшей в супермаркете, за месяц до официального расторжения нашего брака, и, вместо того чтобы немедленно пригласить Лори на свидание, пришел ко мне просить разрешения. Уникальный случай.

– Вот что надо сделать, если тебе интересно, – говорит он. – Внеси задаток, любую сумму, и я придержу дом, пока ты не приедешь его посмотреть. Есть у меня один вариант… вид там просто потрясающий.

– Возможно, я скоро перееду. В Омаху.

– Дом останется за тобой в течение полугода, мы это гарантируем. Если не сможешь – я выкуплю его обратно. Райан, всем людям нужно место, которое они могли бы назвать своим. Такова Америка. Вот что нам обещали, – он подталкивает папку ближе ко мне. – С тобой все в порядке?

– Творится что-то странное…

Марк придвигается. У него здоровое дыхание человека, который бегает по утрам, пьет собственноручно выжатый сок и ест овощи. Он, возможно, слишком разумен для того, что я собираюсь сказать.

Если вы много летаете и общаетесь с большим количеством незнакомцев, то слышите порой совершенно невероятные вещи. Представления о возможном растягиваются до предела. Вот несколько примеров. Якобы лет сорок назад проводились исследования химического состава почвы в крупнейших земледельческих районах Америки, и выяснилось, что из-за непомерного использования удобрений почва лишилась некоторых важных частиц и неспособна производить хоть сколько-нибудь питательные продукты. Якобы существует наука психотроника, представители которой пытаются влиять на человеческое поведение при помощи мощного радиационного излучения; его испускают секретные передатчики, расположенные за Полярным кругом, – во время холодной войны они были нацелены на Россию. Якобы Американская медицинская ассоциация сначала заявила, что поглощение натрия повышает кровяное давление, а потом поняла, что никаких оснований для того нет, но из упрямства отказалась признать ошибку. Якобы кокаин, вопреки общему убеждению, с середины двадцатого века остается ингредиентом кока-колы. Якобы шансы выиграть в «двадцать одно» в Лас-Вегасе слегка сдвигаются в пользу игрока в течение, в среднем, полутора месяцев в году, и существует баснословно дорогой информационный бюллетень, который держит элитных картежников в курсе.

Теперь моя очередь озвучить какую-нибудь странную теорию. Хоть и не такую странную, как мечты Пинтера.

– Мне кажется, кто-то в верхах мною играет.

– Кто?

– Может быть, авиакомпания. Или КСУ. Или одна фирма в Омахе. Или все они вместе взятые.

Глаза Марка расширяются.

– Как именно играют?

– Ну, знаешь, как биологи вешают датчик на лося, чтобы отслеживать и анализировать его перемещения? С людьми такое тоже проделывают. Не всегда открыто. Однажды одна из трех крупнейших автомобильных компаний обратилась к моему начальству с просьбой проследить судьбу пяти только что купленных машин на протяжении трех месяцев. С какой скоростью на них ездят? Вовремя ли меняют масло? Сколько миль проделывают за неделю? Можно провести настоящее разыскание, чтобы собрать такую информацию, но нельзя гарантировать ее точность. Нужно взять поведение в чистом виде. Именно так создают рекламу и пишут резюме. Тебе понятно?

Марк кивает.

– Но почему именно ты?

– Потому что сейчас я кажусь им любопытным случаем. Даже уникальным. В пятницу вечером у меня будет миллион бонусных миль, и я стану одним из самых верных клиентов «Грейт Уэст». В воздушной индустрии верность – это святыня. Летать теми же рейсами, покупать билеты…

– Понимаю.

– Для них я – оптимальный вариант, – объясняю. – Если бы они могли создать, скажем, тысячу таких, как я… только вообрази себе доходы. Долю рынка. Я – сущее золото. Есть только одна проблема: кто я?

– То есть?

– Как можно меня воссоздать? Им нужна модель. Но как ее создать? Никак. Слишком сложно. Потому что каковы основные переменные? Мой возраст? Доход? Какая-нибудь психологическая причуда? Нет, единственный способ размножить меня, создать новых Райанов Бингамов – это следить и изучать, целиком и полностью, в реальном времени, в естественном окружении. Изучать подлинного Райана Бингама. Так?

– Допустим.

– Ты, кажется, запутался. Судя по лицу.

– Все нормально, продолжай.

– Я – их воплощенная мечта об идеальном клиенте, и потому все, что я делаю, достойно изучения, вплоть до того, сколько часов я сплю, в каких номерах останавливаюсь, что ем. И, если возможно, побольше тестов. Меня испытывают. Предлагают сценарии и наблюдают за реакцией. Транспортный агент отказывается выполнить мою просьбу – я разозлюсь или уступлю? Стюардесса пролила кофе на мой пиджак – в следующий раз я полечу рейсом другой компании или всего-навсего пригрожу? Все это вещи, которые они желают знать любой ценой.

– И что ты собираешься делать? То есть, если это правда.

– Ничего.

– Ничего?

– А что тут можно сделать? Я бессилен.

– Прикажи им остановиться.

– Кому приказать? Это не один человек. И они не то чтобы пытаются меня контролировать. Помнишь лося? На него вешают датчик и пускают на волю. Информация, которую они получают, имеет смысл лишь в том случае, если я веду себя естественно и непринужденно.

– Датчик. По-моему, это безумие, Райан. Извини.

– В моем случае – все, что им нужно сделать, так это занести в компьютер пометку. Она всплывает каждый раз, когда я регистрируюсь на рейс; агенту приказывают спросить у меня то-то и то-то, а потом позвонить по указанному номеру. Исследователь принимает звонок, задает несколько вопросов, а потом переправляет ответы тому, кто всем этим заведует.

– И кто это, по-твоему?

– Отдел менеджмента. И тот, кто их консультирует. То есть – если я прав.

– Ты признаешь, что, возможно, это тебе кажется?

– Может быть.

Марк смотрит на монитор.

– Мой рейс.

Я ошибся. Выбрал не того собеседника.

– Иди. И забудь об услышанном, – говорю я. – Я подумаю насчет дома. Честное слово.

– Позвони мне, Райан. Обещаешь? Позвони просто так, к черту дом. Давай поговорим. Как мужчина с мужчиной. Никакого бизнеса. Однажды я прочел книгу, которая изменила мое мировоззрение, вытащила из ямы, в которой я очутился… может быть, как-нибудь вечерком посидим вместе и проштудируем несколько глав?

Он предлагает мне читать Библию. Почему нельзя сказать это прямо?

Марк закрывает портфель и встает.

– Позвонишь? Обещаешь?

– Хм…

– Мы о тебе часто думаем.

– Она тоже?

– Постоянно. Послушай, очень жаль, что я спешу. Хотя, возможно, дом – это именно то, что тебе нужно. Дом может стать надежным якорем в нашем мире. Почитай хорошенько.

– Обязательно.

После рукопожатия с Марком на моей ладони остается влажное пятно, и я вытираю его о брюки, когда он уходит. Через несколько часов он будет дома, в объятиях Лори, его встретят прыгающие собаки и вопящие дети, и благопристойность помешает ему откровенно пересказать услышанное. Вечером они лягут спать. Звезды выйдут из дневных укрытий и озарят лежащий на склоне холма пригород – и один из огоньков, чуть ярче остальных, будет на самом деле гореть на конце самолетного крыла. Я пролечу над этими людьми и благословлю их.

Мы сидим в самолете, но никуда не движемся. Дождь бьет по иллюминаторам, точно в стекла горстями швыряют сухой рис; одна стюардесса складывает кофры, а вторая, ее точная копия, принимает у Джулии заказ – содовая с ломтиком лайма, безо льда. Моторы еще не включены, поэтому кондиционеры не работают. Меньше всего я понимаю смысл этого фокуса – сначала отъехать от терминала, чтобы соответствовать расписанию, а потом стоять на поле, в то время как пассажиры потеют и страдают от жары.

Джулия не беспокоится. Она на седьмом небе и каждую минуту это демонстрирует, хватаясь за подлокотники, болтая ногами и откидывая голову назад, словно человек, принимающий солнечную ванну. Поездка уже творит с ней чудеса. Она расшнуровала ботинки, которые теперь свисают с ее ступней, и вытянула ноги, готовясь принять все, что уготовано судьбой – перегрузку, вертикальный взлет, будущее. Бедный Кейт. Его невеста обнаружила в себе внутреннюю принцессу.

Лично я в панике. Мне не следовало здесь быть. Ровно на один рейс больше, чем нужно. Руки в поту. До сих пор я двигался по собственному усмотрению, но сейчас нахожусь на вершине дуги, и ремень безопасности у меня на животе кажется тонким и непрочным. Можно быстро вдохнуть кислорода при помощи маски. Или выпить пива.

– Разожми зубы, – говорит Джулия. – Иначе заработаешь мигрень.

– Я волнуюсь. Сегодня я должен встретиться с издателем. Если, конечно, мы вообще полетим.

– Полетим.

– Нет, не полетим. У меня выработался инстинкт. Рейс непременно отменят. Мы посидим здесь, сначала нам скажут, что все в порядке, а потом отменят рейс. А человек, с которым мне нужно встретиться, подобен ветру. Я больше никогда его не поймаю. Ни за что в жизни.

Джулия отказывается признать себя побежденной. Она обводит глазами салон – так, как делала это во время длинных поездок, когда мы были детьми и коротали время, рассматривая номера встречных машин. За рулем отец был суров и неумолим, он непрерывно жал на газ и останавливался только на заправках. Когда мы выезжали, он назначал время прибытия и делал все возможное, чтобы уложиться в срок, – пусть даже мы страдали от жары и жажды, и у нас чуть не разрывались мочевые пузыри. Что угодно – только набирай скорость. Скорость пугала отца; перевозка легковоспламеняющихся жидкостей сделала его осторожным. На бампере его грузовика висела наклейка: «Не езди быстрее, чем летает твой ангел-хранитель».

Я включаю наладонник и выхожу на информационный сайт «Грейт Уэст» – если верить ему, наш самолет вылетает вовремя. И как им удается столь слаженно лгать? Должно быть, они используют специальные программы, целый комплекс, который синхронизирует обманы в пределах системы. Неудивительно, что в последнее время я проникся подозрением – «Грейт Уэст» много лет не говорила мне правды. Сколько раз я смотрел в синее небо и слышал, что мой рейс задержан из-за плохой погоды?

Джулия открывает «Горизонт» на той странице, где Сорен Морс – ну или человек, который за ним записывает, – каждый месяц излагает свою фантастическую цель – сделать «Грейт Уэст» «абсолютным решением ваших задач». Его фото в верху страницы напоминает изображения президента – на заднем плане размыто виднеются глобусы, флаги и книжные полки. Добро пожаловать в мое королевство. Здесь вы в моей власти. Морс красив, как герой мыльной оперы. Полные губы. Гладкий лоб. Шрам на подбородке напоминает о том, что он мужчина. Как начальник он, насколько мне известно, вкрадчив и в то же время жесток. В интервью для «Форчун» Морс назвал себя «человеком, стопроцентно нацеленным на процесс» и «восстановителем гуманизма», но я слыхивал рассказы о скандалах и вендеттах, о целенаправленном запугивании вице-президентов, которые покидали поле боя, зализывая раны.

Пилот делает объявление. Я был прав. Самолет возвращается к терминалу.

– Пожалуйста, оставайтесь в салоне до получения дальнейшей информации.

– Что это значит? – спрашивает Джулия.

– Ничего хорошего.

Морс нанес мне личную обиду. И он за это заплатит.

– И что нам делать? Мы вернемся в Юту?

– Так нельзя.

– Чего нельзя?

– Нельзя возвращаться.