Текст книги "Мне бы в небо"

Автор книги: Уолтер Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Я пускаю Джулию за руль. Привык к тому, что меня везут. Мы едем на север, в сторону Шайенна, а там свернем на шоссе I-80 и перевалим через Большой Бассейн, по следам мормонских поселенцев. Говорят, можно еще увидеть колеи, выбитые колесами их фургонов и телег. Мы минуем детские могилки и то место, где Бригам [5]5
  Бригам Янг(1801–1877) – американский религиозный деятель, организатор переселения мормонов в район Большого Соленого озера и строительства Солт-Лейк-Сити.


[Закрыть]расстелил свой тюфяк. Я никогда не ездил этим путем, но летал здесь, и у меня исчерпывающее представление о маршруте и его опасностях. Запад некогда доставлял людям столько проблем, в первую очередь потому, что они были не в состоянии заглянуть по ту сторону гор, – но теперь нам это под силу, и все изменилось.

Возможно, это лучшая машина, которую Джулии доводилось водить, и она обращается с ней крайне уважительно. Обе руки на руле, прямая, точно у военного, осанка, максимум внимания к зеркалу заднего вида и к поворотникам. Она испугана. Товары мирового класса имеют способность угнетать, особенно тех, кто редко берет машины напрокат и полагает, что водить арендованный автомобиль противозаконно, как будто это мошенничество или, наоборот, редкая честь. Что касается меня – я обращаюсь с прокатными машинами сурово и без сожаления, прекрасно сознавая, что их стоимость уже окупилась десять раз и что в конце концов их продадут с большой выгодой. Впрочем, приятно наблюдать более мягкий, естественный подход. Да не умрет вовеки нежность. Это – своего рода отдохновение для всех нас.

– А что если свернуть вправо, а не влево, когда доберемся до Вайоминга? – спрашивает Джулия. – Поехать в Миннесоту? Я подумала – это же так просто. Свернуть, и все. Пусть остальные сами о себе позаботятся. Свадьба. Кейт. Он уже проложил провода для газонокосилки.

– Это чудовище, которое ты видела в офисе, заставило тебя призадуматься. Красные тележки и кукурузные поля – по-моему, неплохо.

– Теперь все по-другому. Мы пьем эспрессо. Хороший эспрессо. Мама на него просто подсела. Берт тоже.

– Душка в стесненных обстоятельствах. И на что это похоже? Он стал еще очаровательнее или начал бросаться на людей?

– Берт теперь – часть семьи. Вам нужно поближе познакомиться, Райан. Он знает много замечательных историй. Он прожил длинную интересную жизнь. Водил бронированный грузовик в Мэйсон-сити, прежде чем открыть питомник, а какой-то парень, тоже шофер, однажды накачал Берта наркотиками, связал, загнал грузовик в лес и попытался его ограбить, но, чтобы открыть фуру, ему был нужен ключ, и, когда он нагнулся, чтобы забрать его у Берта, тот откусил ему ухо. Все ужасы, которые показывают в кино, бывают на самом деле. Ты удивишься, но Берт многое повидал.

– Он добр с мамой, больше меня ничего не волнует. А историй я слышал предостаточно. В том числе и правдивых.

– Берт не врет. Он не стал бы ничего придумывать. Он рассказал, что однажды принес настоящую клятву на крови. Вскрыл небольшую вену на руке, набрал крови в ложку и выпил, а потом окровавленными губами произнес десять заповедей, глядя в зеркало.

– Оригинальная история.

– Потому что он соврал одному парню, а тот на следующий день случайно из-за этого погиб. Таким образом Берт примирился с Богом. Вот что он за человек.

– Сумасшедший фанатик?

– Нет. Просто любит давать обещания. И самое удивительное – он их держит. Он поклялся, что не будет есть сладкое – я сама слышала, – и с тех пор никто не видел, чтобы Берт хотя бы клал сахар в кофе. Как будто все сладкое исчезло и больше для него не существует. Он укрепляет свой дух.

– Хватит с меня черной магии. Как там мама?

– Сам знаешь, мама есть мама. По возрастающей. Увидишь.

– Хорошо здесь, правда? На уровне моря.

– Для меня не очень-то большая перемена. Ты знаешь, что я беременна?

Я застигнут врасплох.

– Нет.

Я догадывался, но это все равно застает меня врасплох.

– Так чем ты все-таки занимаешься, Райан?

– Ты сказала, что беременна. Давай вернемся к этому вопросу.

– Не спеши. Мне всегда было интересно, чем занимаются люди. Сколько есть на свете разных дел. Вот почему тот год в Чикаго меня чуть с ума не свел. Все мои знакомые занимались совершенно разными вещами. Один торгует золотом – еще не найденным. Другой судится с врачами – но только с кардиологами. Третий летает по стране и учит хозяев зоопарков, как проектировать клетки для разных животных. Интересно, делает ли еще хоть кто-нибудь нечто нормальное? Кто шьет рубашки, например? Кто собирает яйца из-под кур?

– Я и понимаю и не понимаю, о чем ты.

– Мы – Кара, мама и я – говорим о тебе, но, по большей части, гадаем и выдумываем. Мы знаем, что ты чем-то занят, – возможно, ты даже говорил нам, но это так сложно, что мы не понимаем. Неужели именно это ждет и моего малыша?

В кармане у меня гудит мобильник – виброзвонок отзывается в грудной клетке, чуть ниже сердца. Я не обращаю на него внимания – сейчас речь о жизненно важных вещах, по крайней мере для одного из нас.

– Неужели мой ребенок вырастет и станет каким-то… обломком? Что случилось с ковбоями, с шахтерами?

– Лучше выходи замуж за Кейта. По крайней мере, попытайся.

– Кто бы говорил.

– Она меня бросила, – отвечаю я. – Вернула кольцо. Я тебе покажу. Оно у меня с собой. В сумке.

– Ты осуждаешь Берта, а сам еще хуже.

– Какой у тебя срок?

– Сейчас он размером со сливу. Две недели назад был с орех.

Снова телефон. С точки зрения моего отца, все телефонные звонки, не содержавшие призыва о помощи, были просто посторонним шумом, наподобие телевизора, и следовательно, не могли претендовать на внимание. Времена меняются.

– Алло?

Скверная связь. Помехи на линии.

– Это Линда. Наконец-то. Где ты?

Женщины всегда об этом спрашивают. Мужчины – нет. Мужчинам достаточного того, что ты жив и в пути. Они знают, что остальное – детали.

– Я в такси, еду из «Ситака».

Джулия смотрит на меня. Вокруг судьи. Впрочем, я не то чтобы лгу. Если бы поездка пошла по плану, я был бы сейчас именно там – ехал бы от «Ситака». Честно говоря, я сильно к нему привязан. В смысле, к плану. В нем была своя красота, и я хочу его почтить. Возможно, на каком-то уровне он мне абсолютно соответствует – один из пинтеровских «артефактов сознания». В пример Пинтер приводит утраченные формулы алхимиков, которые он якобы видел во сне.

– Как странно. Кто-то видел тебя у нас, – говорит Линда. – В Денвере.

– Я вылетел оттуда.

– И не зашел?

– На этой неделе у меня много дел. А что случилось?

Линда что-то кому-то говорит. Она на работе – а значит, у нее могут быть важные новости. Она серьезно относится к делу. Думает, что стоять на страже у «Компас клаб» – важное занятие.

– Это снова я. Не сердись, просто послушай, ладно? Я попыталась найти тебя через компьютер, и я знаю, что ты не в Сиэтле. Ничего не говори. Прежде чем я объясню, зачем я проверяла твои рейсы, ты должен кое-что узнать… это касается твоего счета.

– Погоди, – говорю я и прошу Джулию остановиться. Не хочу выехать из зоны связи. И лучше стоять на месте, когда я это услышу. – Говори. Я слушаю.

– Я знаю, как ты охотишься за своим миллионом. Ты об этом говоришь почти безостановочно, поэтому я в курсе, насколько это для тебя важно. Некий символ.

Мне досадно, что Линда считает именно так. Это бестактно и небрежно, она меня унижает. Символ – «галочка» в логотипе «Найк», а у меня все не так. Мои мили – это жизнь, это я; и женщина, которой я якобы не безразличен, должна бы понять.

– Я знал. Они меня дурачили.

Я нашел своего «жучка». Я зол, взволнован и жажду справедливости.

– Линда, подожди. Не клади трубку.

Я поворачиваюсь к Джулии, которая смотрит в окно и по-прежнему держится за руль, хотя зажигание выключено. Она, по своему обыкновению, ушла в себя – так бывает, когда кто-либо начинает командовать, не посоветовавшись с нею и даже не удосужившись объяснить. Я подозреваю, что сейчас передо мной ее душа.

– Джулия! Джули! Кое-что случилось. Разворачивай машину, нужно вернуться в аэропорт.

Она качает головой.

– Да, ты устала, я знаю. Пожалуйста, поворачивай.

– Нет.

Я временно сдаюсь и снова заговариваю с Линдой. С моим «жучком».

– Что там стряслось? Выкладывай.

– Кто-то выкупал билеты в обмен на мили. Я тебя знаю – а потому поняла, что это не ты.

– Черт побери, конечно, не я.

– Гавайи. Аляска. Орландо. Первый класс. Три билета за три дня, на минувшей неделе.

– Билеты на предстоящие рейсы? Только не говори, что кто-то уже ими воспользовался. Ты хочешь сказать, что они пропали? Мои мили пропали?

– Расслабься.

– Кошмар. Хуже, чем кошмар. Это ненормально – то, что они делают. Вот дерьмо.

Джулия приоткрывает дверцу. Хочет подышать свежим воздухом?

– Билетами не воспользовались, можешь их аннулировать. Успокойся. Тебе придется поменять идентификационный номер. Вероятно, кто-то проник в систему. Хакеры.

– Все это идет сверху. Все это дерьмо – сверху. Не ошибись, Линда. Жалкие больные люди. Они теряют гордую, хорошо организованную крупную компанию грузоперевозок исключительно из-за своих нелепых желаний и сырых теорий – и в результате становятся ненормальными и отчаявшимися. Ты там работаешь, я знаю. Тебе нестерпимо это слышать. Я соболезную твоей дилемме. Но такова правда. Суровая неприкрытая правда.

– Послушай, я вошла в систему. Сейчас отменю эти билеты.

– Ты аннулируешь лишь последствия злоупотреблений, но не намерения, которые за ними скрыты. Намерения остаются.

– Самое странное здесь – даты. Поездки назначены через год – почти ровно через год. Кто-то намеревался посетить эти места, одно за другим, за три дня? Очень странно. А может быть, он просто оставил себе возможность выбора.

– Не пытайся понять логику извращенного сознания. Это ловушка. Бездонная бочка. Даже не начинай.

Дверца со стороны водителя хлопает, Джулия выходит и идет прямо по шоссе, аккуратно ставя ноги одну перед другой и балансируя руками. Мимо проносятся грузовики, и красивые волосы Джулии взлетают от ветра.

– Сказать тебе, почему я начала рыться в твоих заказах?

– Морс когда-нибудь смешивался с толпой? Ходил по аэропорту, жал руки, похлопывал рабочих по плечу? Это в его вкусе? Переодетый Папа Римский посреди своей паствы, и все такое.

– Ты имеешь в виду – видела ли я Сорена Морса? Видела. А что?

– Он обидчив или, скорее, сдержан? Может быть, искал незапертые окна? Когда-нибудь обедал в ресторанном дворике? Акт смирения. Подозреваю, Морс предпочел бы ту пиццерию, где не подают красный соус – только так называемый песто. Это в его стиле. Кедровые орешки. Тонкая подгоревшая корочка. Не такая пицца, какую едим мы с тобой. Или же он околачивается в «Макдональдсе»?

– Райан, по-моему, тебе плохо. Ты принимаешь энергетики? Я пила их, когда работала в ночной смене. И чувствовала себя примерно так же, как ты сейчас.

Джулия удаляется. Поверхность здесь ровная, поэтому нужно время, чтобы исчезнуть, но она в этом преуспевает, так что вскоре придется ее догонять. Есть правила поведения в тех случаях, когда женщина покидает машину и уходит. Мужчина должен позволить ей исчезнуть – таково ее право, – но не до такой степени, чтобы, обернувшись, вместо машины она увидела пятнышко. От этого женщины приходят в ярость.

– Я сейчас сижу на работе, – говорит Линда. – Клиенты показывают пропуска, а я их не вижу. Возможно, они просрочены. Вот что: ты упомянул Лас-Вегас, и так уж случилось, что компания завтра отсылает меня туда. Вот я и решила проверить, не сможем ли мы пересечься. Похоже, сможем. Где ты остановишься? Я – в «Острове сокровищ». Кажется, там двухкомнатный номер.

– В Лас-Вегасе почти везде двухкомнатные номера. Поначалу разочаруют, потом ошеломят. Похоже на рассылку каталогов. Сначала говорят, что он придет через пять дней, а он приходит через два, и ты чувствуешь себя принцем Марокко. В том-то и фокус.

– Я об этом не просила.

Джулия стала крошечной. Она, кажется, выставила большой палец. Мы уже миновали стадию пятнышка и погрузились в неведомое. Со временем это превратится в историю о том, как я бросил сестру в северном Колорадо или южном Вайоминге, и дойдет до Кары, укрепив ее моральный арсенал. В истории будет сорок градусов выше или ниже нуля, а Джулия – в одних носках; с течением времени, когда я уже позабуду подробности, Кара уберет и носки, а я не смогу ее поправить, и миф станет реальностью. Она будет рассказывать об этом на Рождество, наряду с прочими байками. Дом, полный женщин. Отец тоже страдал.

– Райан?

– Слушаю. Просто задумался. Мне пора.

– Позвони в «Остров сокровищ». Например, в пять.

– Почему компания послала тебя в Лас-Вегас?

– Какой-то семинар. Повышение квалификации.

– Мне пора. Действительно пора.

Я сажусь за руль и еду вслед за сестрой, двумя колесами по обочине, дабы показать, что меня можно обгонять. Джулия идет нормально, она уже не балансирует. Я подъезжаю к ней, опускаю окно и говорю, что мне очень жаль, я, наверное, показался странным, но теперь уже все в порядке, так что, пожалуйста, пусть она сядет. Мы будем в Солт-Лейк-Сити до темноты. Проедем по Тропе мормонов, по старой дороге, и поболтаем с седыми призраками фронтира.

Она снова принимается идти. Нога за ногу.

– Подумай о своем ребенке.

Ничего не помогает.

Глава 12

Если твоя цель – город, где есть аэропорт, ты можешь добраться куда угодно откуда угодно, и такой вещи, как неверный поворот, просто не существует. Вот почему накануне вечером я не счел, что сбился с маршрута, когда поехал на север, исполняя просьбу Джулии подвезти ее как можно ближе к Миннесоте, – прежде чем самому вернуться в Юту, а затем полететь в Неваду. Она, кажется, удивилась, когда я согласился, – возможно, потому что у нее фундаменталистские представления о времени, пространстве и движении. Кажется, она свято верит, что сила инерции способна занести меня в Миннесоту, где «по меньшей мере, безопасно» (так она сказала, когда мы обсасывали крабьи ножки в «Красном омаре»). Она подчеркнула слово «безопасно», а я в первую очередь услышал слово «меньший». Джулия отказывается принимать в расчет мою мысленную карту. В Биллингсе, штат Монтана, я найду портал в Небо и вернусь в Солт-Лейк-Сити к девяти утра, а в полдень умчусь в Лас-Вегас.

Вот как выглядит карта нашей страны – спицы, а не линии. Только найди центр круга.

Пока мы едем, я обдумываю свое выступление на конференции и стараюсь не гадать, существует ли рай, что лежит в чемодане, и чего намеревается достичь Сорен Морс, применяя столь нелепые психологические приемы к своему, с точки зрения статистики, лучшему клиенту. Все это заботы, связанные с Небом, а мы находимся на земле – вдвойне, поскольку едем по Вайомингу. Если смотреть сверху, границы некоторых штатов вполне осмысленны – они следуют за очертаниями рек, разломов, горных цепей – но прямые линии, очерчивающие Вайоминг, чисто умозрительны, как будто кто-то разметил туалет для мамонта. Вайоминг – участок земли, на которую не претендовал больше ни один штат, со зданием Капитолия, чтобы поднять людям настроение. Зато какое красивое название. Самое красивое.

Прежде чем сестра раскритикует мою речь, я пытаюсь детально объяснить ей суть КВПР. Это всегда непросто, с кем бы я ни говорил. Большинство людей полагают, что мы увольняем сотрудников или что подыскиваем уволенным новую работу. Ни то ни другое. Наша роль – сделать терпимым период неизвестности, переправить страждущие души через реку страха, унижения и сомнений – туда, где в тумане виднеется яркий берег надежды, – а потом остановить челн, и пусть себе плывут, пока мы гребем обратно, туда, откуда их изгнали, чтобы предъявить владыкам счет. Мы не даем пловцам никаких гарантий и обещаний, только кричим ободряющие напутствия: «Так держать! Ты молодец!» Мы достигаем своей пристани, прежде чем они достигнут своей, и не оборачиваемся, чтобы взглянуть, все ли в порядке, хотя они то и дело в надежде взирают на нас.

Это притча о том, чем мы занимаемся. Выражаясь терминологически, мы даем нашим подопечным «комплекс навыков». Учим их искать работу и при этом не казаться умирающим от голода или чересчур покорным. Учим терпению, терпению и еще раз терпению. Есть правило, что за каждые десять тысяч вожделенного заработка человек, ищущий работу, должен потратить месяц, обзванивая друзей и агентства по найму, сотнями рассылая письма и резюме в ожидании звонка. Поскольку у большинства наших подопечных в прошлом – солидный шестизначный доход, поиски могут продолжаться годами и совершенно исчерпать сумму выходного пособия. Найти работу – само по себе работа, говорим мы; если сидеть сложа руки, будет только хуже, поэтому не вешайте нос. А если все же загрустили – простите себя. Вы всего лишь человек. Но в то же время – и сверхчеловек. Потому что у вас есть нетронутый потенциал, и он воистину бесконечен.

– То есть, иными словами, вы несете всякую чушь, – сказала Джулия, пока мы катили через Вайоминг. – Удивляюсь тебе. Удивляюсь тому, что у тебя такая работа.

– Я рассказываю, чему меня учили. Речь не о том, на что я надеялся. Это был панорамный взгляд в прошлое.

Когда мне в КСУ впервые разъяснили суть КВПР, это выглядело иначе, – КВПР предстали передо мной как этическая революция в американской деловой практике. Да, они служат целям обедневшего работодателя, сокращая количество потенциальных судебных исков от уволенных сотрудников. Да, по большей части компания-клиент утешается этой неуклюжей мерой, но так ли все плохо? КВПР ранят чувства людей? Нет, кое-кому они даже помогли. И не одному. Были исследования, которые это подтверждают.

Первое поручение по части КВПР занесло меня в край прерий – в Давенпорт, штат Айова, охваченный хронической депрессией город, где располагалась «Оцеола корпорейшн» – компания по производству тяжелой техники. Их экскаваторы и тракторы в огромном количестве скапливались у дилеров, предлагались за бесценок и все-таки не продавались. Корпоративные акции превратились в макулатуру. Были неизбежны сокращения – и грозный час настал.

Мне отвели маленький кабинет с бежевыми стенами, в задней части обшарпанного кирпичного здания фирмы, с видом на реку, и наказали позаботиться о семи сотрудниках, которых увольняли последовательно, по одному в день, и отправляли на консультацию, прежде чем их слезы успевали высохнуть. Это были мужчины средних лет, семейные, и все, за исключением двоих, спрашивали, в чем их вина, на что я отвечал: «Ни в чем. Вините ссудный процент. Низкие товарные цены. Общемировая проблема». Один из них, коренастый, с лицом, похожим на мясной пирог, в костюме, сшитом так, чтобы скрыть брюшко, ошибочно принял меня за священника, заставил преклонить вместе с ним колени и принялся читать молитвы по бумажке, которую вынул из бумажника. Другой спросил, рискну ли я позвонить его жене и повторить ей про ссудный процент.

Я в течение двух недель давал консультации. Компания отвела своим изгоям комнаты рядом с моим кабинетом – там они могли делать звонки, умолять о помощи, заполнять бесчисленные тесты и бланки, пытаясь обозначить свои плюсы и минусы, цели и устремления, привычки и чувства. Я оценивал эти записи, интерпретировал результаты и каждому вручил «карту самооценки», пять машинописных страниц, на память. Один из клиентов сжег свою карту у меня на глазах, но большинство жадно ухватило листки и принялось изучать с любопытством египтологов, которые разбирают иероглифы на гробнице.

Троим это, кажется, помогло. Они пережили последовательно раскаяние, гнев, отчаяние и, наконец, нечто вроде смирения, если не надежду. Мои ясноглазые выпускники. Настоящие бойцы. Четвертый предпочел гнев, и через несколько месяцев его арестовали агенты спецслужб – он въехал на дизельном тракторе в толпу, собравшуюся послушать одного из кандидатов в президенты. Еще трое остались для меня загадкой. Замкнулись. Как ни странно, именно они первыми нашли новую работу, в то время как двое моих лучших учеников так этого и не сделали – даже год спустя, когда я перестал следить за их судьбой.

Потом я научился не отслеживать бывших клиентов – так советовали ветераны нашего дела. К сожалению, этот необходимый навык – забывание – развился у меня не только благодаря силе воли, но и из-за прогрессирующей рефлексивной потери памяти. Я научился жить, устремляясь исключительно вперед, и не жалею об этом. У человека нет иного выбора, если он хочет работать; в наше время работа – это все. Попробуйте продавать акции прошлогодним покупателям. Невозможно. То же самое, что продавать тракторы предкам своих клиентов.

В общем, когда самолет покинул Давенпорт (первое мое путешествие в просторном носовом салоне), я был абсолютно уверен, что принес немного добра и уж точно никому не навредил. Неплохое начало – и оно утвердило мой путь на многие годы. Были, разумеется, и времена упадка, но КСУ подбрасывала мне достаточно павших духом исполнительных директоров – Арта Краска и других, – чтобы я мог кое-как перебиваться. Растущие проблемы с памятью, в общем, меня не тревожили, потому что тогда в моей жизни было мало вещей, достойных запоминания, – а еще потому что я развил некоторые регулярные привычки. Как следует собери вещи, взяв с собой необходимое, потом погрузись в Небо, со всеми его услугами, и высшие психические функции станут излишни. Такова благословенная природа Неба – и я по ней буду скучать.

– Это твоя речь? – спросила Джулия. Мы достигли Джилетта – города, который вырос в мгновение ока на месторождении природного газа; пламя там порой вырывается из-под земли высокими столбами, а олени перебегают дорогу стайками по шесть-семь особей.

– Наброски. Основная мысль.

– Она чертовски длинная. Просто покажи им шиш и на этом закончи.

– Мне предстоит обращаться к загрубевшим профессионалам. Нужно пробивать их броню чешуйка за чешуйкой.

Я намереваюсь достичь цели, поведав о «Вигораде». Немногие из моих слушателей могут похвастать подобной историей в собственной практике, и я надеюсь рассказать ее как следует, без лишних словесных завитков и при минимуме МДА-шных абстракций. [6]6
  МДА – магистр делового администрирования, квалификационная степень в менеджменте.


[Закрыть] Впрочем, не утверждаю, что они должны прослезиться. Пусть смеются. Я покидаю пост. И мне не нужны последователи. Я всего лишь хочу публично истечь кровью. Желательно на рубашку Крейга Грегори.

Компания «Вигорад» располагалась в Сан-Диего и продавала различные спортивные напитки с «секретной формулой», которые со временем приобрели занятную репутацию в колледжах и прочих местах обитания молодежи – считалось, что они производят эйфорический, слабонаркотический эффект, будучи выпиты в большом количестве или вперемешку с алкоголем. Фирма была маленькая, продукция – узконаправленная, но фанатизм молодых клиентов достиг безумных пределов. На какое-то время. Беда разразилась, когда инициативная группа родителей, восставшая против «езды под градусом», раздобыла менеджерский отчет, в котором обрисовывалась стратегия рекламной атаки юнцов при помощи мифа о коктейле из «Вигорада» с водкой. Посыпались жалобы и групповые иски. Поначалу количество продаж взлетело благодаря фурору, но вскоре подъем прекратился, а потом пошел спад. Директоров компании, которые разбогатели, сделав ничем не примечательный напиток одной из городских легенд, вызвали «наверх» и велели вытряхнуть содержимое рабочих столов – иначе охрана, отряженная на поиски документов, потенциально опасных в руках противника, сделает это за них.

Я давал консультации трем главным менеджерам по продажам и маркетингу. Одна женщина, двое мужчин. Они были в ярости. Буквально выли. На сей раз, впрочем, я им не сочувствовал. Они сами создали себе проблему – именно эти люди стояли у истоков замысла. Судебные баталии уже начались, страсти кипели, а потому моей задачей было нейтрализовать угрозу, исходившую от троих «посвященных», которые могли в отместку пустить ко дну все предприятие. Никакой сентиментальной болтовни по поводу раскрытия истинных способностей. Я работал на руководство. Неофициальный Бингам.

И меня хорошо вооружили. Не считая обычной душеспасительной литературы, Крейг Грегори всучил мне пачку психологических тестов, составленных где-то в недрах КСУ. Тесты я видел впервые. Они были странные. Некоторые вопросы казались неуместными и не давали покоя. «Вы – космонавт, который в составе экипажа из трех человек отправлен на Марс; во время полета вы случайно обнаружили, что запасов воздуха достаточно лишь для двоих. Вы: а) сообщите прочим членам команды и примете участие в принятии решения; б) договоритесь с одним из членов команды убить третьего; в) освободите их от необходимости выбирать, покончив с собой».

Как и было велено, я провел тестирование, подсчитал баллы согласно имеющимся «ключам» и сверился со справочниками, чтобы выяснить значение результатов. Итоги меня поразили. Все трое, судя по всему, страдали от сильнейших личностных расстройств, предрекающих им минимальный карьерный рост – или даже никакого. Это были какие-то мутанты. Уроды. Исковерканные образцы человеческой расы. Может быть, я допустил ошибку? Всему виной мои справочники? Я переслал результаты в КСУ, там их проверили вторично и подтвердили правильность моих заключений, наказав хранить их в секрете, чтобы не волновать и не озлоблять клиентов. Честно говоря, я испытал облегчение. Я продолжал давать консультации, сосредоточившись на светлой стороне безработицы, а потом собрал вещи и полетел в другое место. Меня беспокоило лишь одно. Если эти люди действительно страдали от психологических расстройств, как показали тесты, то не следовало ли предложить им помощь специалиста?

Как уже было сказано, к тому моменту я перестал отслеживать судьбу бывших клиентов, но эти трое меня заинтриговали. Они были особенными. Уникальными. Я наводил справки о них через три месяца, полгода, год. До истечения трех месяцев один из них умер. Женщина. Покончила с собой, наглотавшись выхлопных газов в закрытом гараже. В предсмертной записке она во всем винила жестокого мужа; когда подняли старые полицейские досье, выяснилось, что тот регулярно избивал ее в течение многих лет, неоднократно оказывался под арестом, но неизменно выходил на свободу, потому что жена отказывалась подавать в суд.

Через полгода один из мужчин попал под суд за владение веществами «третьего класса» – героином и краденым перкоданом – с намерением распространения. Я следил за ходом процесса, и на суде выяснилось, что этот человек со времен колледжа употреблял тяжелые наркотики и продавал их сыну и его друзьям. Его признали виновным.

Через год третий субъект, который поразил меня своей тупостью, сделался миллиардером, создав компанию по разработке высоких технологий, – ни один из деловых журналов не мог внятно описать их основную продукцию, отмечая лишь, что в ее создании участвуют микроскопические лазеры и полученный вручную сиборгий.

Какой можно сделать вывод? Я для этого недостаточно умен. И вот что до сих пор меня озадачивает: как мало я знал об этих людях и насколько они продвинулись навстречу своей злополучной судьбе на тот момент, когда я начал их консультировать. Принесла бы им пользу профессиональная помощь, которую, как мне казалось, обязана была оказать компания? Возможно, да – в случае с самоубийством. Но не в случае с миллиардером. И наркоманы, в основном, остаются наркоманами. Насколько правдоподобными были результаты теста? Мог ли кто-нибудь предвидеть случившееся? Не я и не КСУ. Во всяком случае, консультации одинаковы для всех, будь клиент нормальным человеком, или мазохистом, или наркоманом, или научным гением.

КВПР скверны не только потому, что внушают ложную надежду – тот же самый эффект оказывают большинство товаров и услуг, в большей или меньшей степени, включая пресловутые напитки, на которых в свое время сколотили состояние мои уволенные клиенты. КВПР скверны, потому что это – единообразие. Стагнация. Люди отправляются в тюрьму, получают миллиарды, вытаскивают из тюрьмы жестоких мужей, совращают подростков – а КСУ сидит и крутит пальцами. При любой погоде. Каждый день, круглый год. Это – нечто разделенное внутри себя, немое, замкнутое; человеку, который консультирует ради хлеба насущного, оно напоминает анабиоз, предназначенный для того, чтобы накачать жертву бальзамическим составом, одновременно позволяя ей дышать и говорить.

Напиток «Вигорад» по-прежнему существует. Они добавили в него травы, переработали концепт упаковки и представили свой продукт как «средство повышения выносливости» для престарелых мачо и любителей активного отдыха. Но я его пить не стану. Он слегка солоноват на вкус и чуть сладковат – наверное, такой же вкус у слез, если удастся собрать их целый кувшин.

– Какое занудство, – говорит Джулия, когда мы оставляем Джилетт позади и летим к Биллингсу, средоточию осей. – Есть интересные обороты в конце, но, не считая их, – скучно.

– По крайней мере, он когерентен?

– Я не знаю такого слова.

– Когерентность? Да это же основы основ, Джулия.

Раннее утро четверга, и пора нам расстаться. Пора вернуть машину в фирму проката, купить билеты, мне – устремиться в Небо, а Джулии – выйти замуж.