Текст книги "Идеальный обман (ЛП)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10

Хадсон

Я смотрю в иллюминатор, пока наш самолет совершает посадку, и пытаюсь разглядеть аэропорт, но пока не вижу его. Только бескрайнее… ничто.

– Здесь так…

– По-деревенски? – заканчивает мое предложение Мари.

– Я хотел сказать ровно, но это слово тоже подходит.

Самолет начинает трясти и клонить в разные стороны. Из-за его невероятно маленького размера кажется, будто каждое движение дается с трудом. Мари пристегивает ремень безопасности, хватается за подлокотники на своем сидении и закрывает глаза. Я кручу головой в разные стороны, разминая свою затекшую шею. Не могу вспомнить, когда в последний раз летал пассажирским рейсом, тем более на таком маленьком самолете, который не направлялся бы на какой-нибудь райский остров. Но, увы, ничего другого не летает из аэропорта имени Джона Ф. Кеннеди в Омаху.

– Ты в порядке? – спрашиваю я Мари, когда самолет попадает в очередную зону турбулентности. Дверь уборной распахивается, ударяясь о стену, и стюардесса спешит к ней. Испытываю необходимость дотянуться до ее руки, потому что чувствую, ей действительно не очень хорошо, но не уверен, что этим не сделаю еще хуже.

Мари кивает, а самолет продолжает терять высоту.

– Я в порядке. От этой турбулентности… меня подташнивает.

Из громкоговорителей доносится голос капитана, который сообщает нам, что над Омахой сейчас двадцать два градуса тепла и что мы приземлимся примерно через семь минут.

– Вот. – Я тянусь за гигиеническим пакетом и протягиваю его ей, но она отмахивается от него.

– Со мной всё будет хорошо, – заверяет она меня.

– Ты вся пожелтела. Никогда прежде не видел у кого-либо такого цвета лица, – замечаю я с легкой усмешкой.

Не говоря ни слова, Мари выхватывает у меня пакет и прикладывает его к своему тру, крепко закрыв глаза. Самолет снова снижается, и Мари опустошает свой желудок одним рвотным позывом.

* * *

Я проверяю время на телефоне, когда Мари выходит из дамской комнаты, расположенной неподалеку от терминала. Ее волосы причесаны, губы блестят от бальзама, и от них исходит легкий мятный аромат.

– Тебе лучше? – интересуюсь я.

Прижимая руки к животу, она кивает.

– Давай заберем наши чемоданы. Ты заказала для нас машину? – спрашиваю я.

– Мои родители нас заберут.

– Стой, что?

– Они сами настояли. Мой отец отличный водитель. Ты даже не заметишь, что на нем нет униформы и что ты едешь не в лимузине, – говорит она, пытаясь скрыть ухмылку.

– Очень смешно.

Мы следуем за багажом по указателям и приходим к нужному месту как раз, когда появляются наши чемоданы. Мы одновременно тянемся за ними и чуть не ударяемся друг об друга, но затем разворачиваемся и видим женщину с копной седых светлых волос, которая бежит в нашу сторону с распростертыми объятиями.

– Мари! – кричит радостно женщина. Она обнимает и крепко сжимает Мари, ее голубые глаза, как и у дочери, блестят от слез. – Как же я рада тебя видеть. Только погляди! Ты прекрасно выглядишь! Мы так по тебе скучали. Идем же, твой отец припарковался на полосе для общественного транспорта. Я говорила ему, чтобы он этого не делал, но ты же его знаешь. Никогда не слушает. – Через секунду улыбка пропадает с ее лица, и она переводит взгляд на меня, не понимая, иду ли я с ними или просто случайный прохожий.

– Мам, это Хадсон, – представляет меня Мари. – Хадсон, это моя мама, Марго.

Марго смотрит в мою сторону, разглядывая меня так, словно никогда раньше не видела мужчин в костюмах.

– Мари, ты сказала, что привезешь сюрприз, но я даже и подумать не могла, что это будет парень. – Тонкие красные губы Марго расплываются в улыбке, и выражение ее лица смягчается. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, она обхватывает меня своими руками и прижимается лицом к моему пиджаку. – Он такой симпатичный, Мар. К тому же, хорошо пахнет.

Я усмехаюсь. Я бы обнял ее в ответ, но она прижала мои руки к бокам, не позволяя пошевелиться.

– Спасибо, – говорю я, когда она выпускает меня из своих объятий.

– Мам, на самом деле, он мне не парень. Мы помолвлены. – Мари нервно прикрывает рукой свои красивые губы.

– Вы что?

– Мы собираемся пожениться. – Мари показывает ей свое кольцо в восемь карат, и уголки ее губ приподнимаются.

Марго хватает ее за руку, чтобы лучше рассмотреть кольцо.

– Оно настоящее?

Мари кивает.

– Боже милостивый. – Марго отпускает руку дочери и отходит на шаг назад. – Оно, эм, красивое. Ух ты. Я… у меня нет слов.

Мари поворачивается ко мне.

– Для справки, моя мама почти никогда не теряет дар речи, так что…

– Может, пойдем к машине? – спрашиваю я. – Если местная служба безопасности хоть немного похожа на нью-йоркскую, в любую секунду твоему отцу могут выписать штраф.

– Ох, дорогой. Здесь все совершенно иначе, чем в Нью-Йорке, – смеется Марго.

* * *

Я сижу за Абелем на заднем сидении его «Форда». При каждом удобном случае он поглядывает в зеркало заднего вида, хотя я подозреваю, он смотрит на меня. Пока он кажется дружелюбным. Немного молчаливым, но дружелюбным. Определенно не такой, каким я представлял себе отца из провинции: с ружьем в руках, сыплющего постоянными угрозами.

– Итак, Хадсон, откуда ты родом? – кричит Марго с переднего сидения. Окно Абеля опущено, и шум машин едва позволяет мне расслышать собственные мысли.

– Я родился на Манхеттене, посещал школу в основном в Коннектикуте. По крайней мере, до учебы в университете, – отвечаю я.

– А в каком университете ты учился? – спрашивает она.

– В Нью-Йоркском, – отвечаю я.

– Пап, здесь очень шумно. Ты не мог бы поднять стекло? – Мари придерживает свои волосы, чтобы они не хлестали ее по лицу.

Через мгновение становится тихо, но эта тишина какая-то странная. Я почти жалею о том, что предпочел ее хаотичному шуму дороги.

– Мы будем дома минут через двадцать, – сообщает Марго, хотя никто и не спрашивал.

Абель протягивает руку к радио, настраивая его на местную радиостанцию, откуда, хрипя, доносится самая депрессивная песня, которую я когда-либо слышал. Сделав глубокий вдох, выглядываю в окно и вижу самую равнинную местность, какую мне только доводилось видеть. Разве нельзя было хотя бы ради приличия посадить несколько деревьев? Здесь не на что смотреть. Совершенно.

Кроме Мари.

Едва заметно поглядывая на свою невесту, я обвожу взглядом изгибы ее тела, с головы до ног. Эти мягкие светлые волосы, полные, розового оттенка губы, скрещенные ноги, скользящую между ними руку, когда она прислоняет голову к стеклу.

Должно быть, она почувствовала на себе мой взгляд, потому что ни с того ни с сего выпрямляется, резко поворачивается ко мне и произносит:

– Что?

– Ничего, – говорю я ей в ответ.

– Прекрати пялиться на меня, – огрызается она.

– Я не пялюсь.

Скрывая ухмылку, она закатывает глаза, но прежде позволяет взгляду задержаться на несколько секунд.

* * *

– Хадсон, я должна извинится. – Марго прижимает руки к своей груди, когда мы стоим в фойе двухэтажного здания семидесятых годов. Снаружи стены выкрашены в кремовый цвет с нежно голубыми ставнями, а рядом раскинулся огромный дуб, который растет здесь, скорее всего, уже несколько десятилетий. Над двухместным гаражом зафиксировано баскетбольное кольцо, и автомобиль с брезентовым покрытием занимает одно из мест в нем. – Мы понятия не имели, что ты приедешь, поэтому ситуация с кроватью немного… в общем, Абель спит на диване, потому что надорвал спину на прошлой неделе. А гостевую комнату мы превратили в мужскую берлогу сразу после Рождества. Тебе придется разместиться в одной комнате с Мари.

– Ничего страшного, – говорю я. – Не стоит извиняться.

– У нее двуспальная кровать. – Марго морщится. – Но вам будет тесно.

– Это всего на две ночи. Ничего страшного, – заверяет ее Мари. – К тому же, Хадсон любит обниматься, ведь так? – Она подмигивает мне.

– Ты хорошо меня знаешь, – отвечаю я.

Абель краем глаза смотрит на меня. Уверен, он не в восторге от самой мысли о том, что какой-то незнакомый мужчина будет спать с его дочерью в ее же кровати, но ничего не поделаешь. Я бы предложил остаться в отеле, но не хотел их обидеть.

Подняв наши чемоданы до середины лестницы, мы заворачиваем налево и двигаемся вдоль холла в спальню.

– Комната Мари последняя слева, – инструктирует Марго. – Ванная справа. Мы все пользуемся ей. Замок сломан, так что, прежде чем войти, сначала постучи. Я пойду готовить ужин, а вы пока располагайтесь.

Ее мама уходит, и мы входим в маленькую комнату, выкрашенную в солнечные цвета желтого с небольшой двуспальной кроватью, приставленной к стене, на которой развешаны постеры и фотографии. В углу сложена гора плюшевых игрушек, большинство из которых, несомненно, видели лучшее времена, и радужная лампа, устроившаяся на поцарапанном белом ночном столике.

– Не могу поверить, что ты в моей детской комнате. – Мари плюхается на край кровати, скользя руками по покрывалу с изображением цветов.

– Эта комната выглядит так, как если бы у двухтысячных был ребенок, и этот ребенок заблевал здесь всё, что можно. – Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть расклеенную стену. – Backstreet boys, Мари? Серьезно? Ninety-eight degrees?

– Ну, когда-то мне нравились бойзбенды. Что с того?

Я сажусь рядом с ней.

– Здесь пахнет… фруктами.

– Это Мистер Клубничка, – говорит она, указывая в угол. – Мой плюшевый мишка. Он по-прежнему сказочно пахнет, даже после стольких лет.

– Мистер Клубничка? Какое оригинальное имя.

– В восьмилетнем возрасте я бы на такое обиделась.

– В восьмилетнем возрасте тебе следовало бы обидеться на это. Потому что это ужасное имя для медведя.

– Он пахнет клубникой и на его футболке была изображена клубника, так что в этом есть смысл, – заявляет она, пожимая плечами.

– Если когда-нибудь в этом фальшивом браке у нас появятся фальшивые дети, напомни мне, чтобы я не позволял тебе давать им имена, – дразню я ее.

– Фальшивые дети не входили в наше соглашение, – говорит она, погрозив пальцем. – Если хочешь, чтобы я предоставила тебе такую честь на размножение со мной, тебе это дорого обойдется.

– На размножение с тобой? Ты что, собака?

Мари снова пожимает плечами.

– У меня хорошие гены, Хадсон. Ты видел моих родителей. Маме под пятьдесят, а у нее до сих пор иногда спрашивают документы, когда она хочет заказать «Маргариту» в местном баре.

– Как бы там ни было, все эти разговоры о генах и детях портят мне аппетит. Где мне повесить свою одежду для выходных? – Я встаю с кровати, разглядывая маленькую комнату, и направляюсь к шкафу. – Здесь есть место?

Мари вздрагивает.

– Вряд ли.

Распахнув дверь, я обнаруживаю гору одежды, наложенную друг на друга так плотно, что сомневаюсь, поместится ли между ними хотя бы лист бумаги.

– Что это? Вся твоя когда-либо приобретенная одежда? – Я качаю головой.

Она поднимается и закрывает дверцу шкафа.

– Я единственный ребенок в семье. Родители любили меня баловать. Я не могла ее выбросить. Они усердно работали, чтобы купить мне это.

– И ты собираешься хранить ее вечно? – спрашиваю я.

– Не знаю. Вообще-то я об этом даже не думала. По правде говоря, я ждала, когда кто-нибудь из них предложит мне разобрать ее, но этого так и не произошло, поэтому вся одежда пока остается здесь. – Мари указывает на комод. – Можешь воспользоваться двумя нижними шкафчиками, они должны быть пустыми.

– А куда тогда ты положишь свою одежду?

– Я просто оставлю всё в чемодане. Это не проблема. – Она наблюдает за тем, как я укладываю свой чемодан на кровать и начинаю разбирать его. – Тебе действительно нужны все эти вещи всего на два дня?

– Не люблю быть неподготовленным, – отвечаю я. – Поэтому Марта упаковала всё, что нужно.

Мари садится на край кровати, подогнув под себя ноги.

– Кстати о Марте… Когда ты рассказал ей о нашем плане, она вела себя странно?

– Нет. Вовсе нет. А что?

– Не важно.

– Она что-то тебе сказала?

– Конечно, нет.

– Тогда почему ты спрашиваешь? – интересуюсь я.

– Да так. Мне просто было интересно, поддерживает она нас или нет, – говорит она. Чушь.

– А это важно, что думает Марта? Она работает на меня. Уверен, у нее есть свое мнение на мой счет, но это ее работа: держать его при себе. Дай мне знать, если она будет вести себя непрофессионально.

– Марта замечательная. – Мари выдавливает улыбку. – Ладно, ужин, наверное, будет уже скоро готов. Если мы задержимся здесь еще дольше, они решат, что мы тут совсем не сумки разбираем, и тогда ужин будет таким же странным, как поездка домой.

– Она не была странной.

– Она была очень странной. Не думаю, что отец знает, как вести себя в такой ситуации. Но я не могу винить его. – Мари направляется в сторону двери, а затем хватается за ручку. – Идем. Мы не можем прятаться здесь все выходные. Давай покажем им, как мы безгранично влюблены. Малыш.

Я ухмыляюсь, подходя к ней. Мне нравится ее игривая сторона, и то, какие эмоции она вызывает во мне. Я заварил всю эту кашу, но каким-то странным образом мне кажется, что мы вдвоем противостоим всему миру. У нас есть секрет. У нее и у меня. И доверие между нами, хоть оно еще весьма хрупкое, только возбуждает.

Скользнув рукой по ее руке, я веду ее вдоль холла в сторону кухни, откуда доносятся ароматы жареного говяжьего фарша и свежих овощей. На полпути останавливаюсь, чтобы полюбоваться ее детскими школьными фото, развешанными по годам в ряд. В детском саду у Мари было пухленькое личико и россыпь легких веснушек, которые с тех пор пропали. В первом классе у нее не было двух передних зубов, но это не помешало ей улыбаться до самых ушей. Судя по следующей фотографии, во втором классе она пыталась сделать домашнюю завивку.

– Прекрати. – Мари дергает меня за руку. – Идем.

– Ты была милым ребенком, – говорю я.

Она поворачивается ко мне с радостным взглядом.

– Вот видишь, у тебя уже есть что-то общее с моими родителями. Они были убеждены, что я самый милый ребенок на свете. Даже наняли для меня агента по поиску талантов. Им взбрело в голову, что я стану следующей Хилари Дафф.

– И что из этого вышло?

– Однажды моя фотография побывала в модном журнале.

– Очаровательно, – говорю я, когда она тянет меня на кухню. Мой желудок урчит, когда я вдыхаю очередной аромат еды, которую приготовила ее мать. Даже не помню, когда в последний раз ел домашнюю еду.

– А вот и они, – сообщает Марго, перекрикивая шипящую сковороду на плите. – Садитесь, еда почти готова.

Я сажусь рядом с Абелем, который по-прежнему смотрит на меня с беспристрастным выражением на лице. Мне казалось, я хорошо читаю людей, но только не в этом случае.

– Пап, – начинает Мари, привлекая его внимание. – Как дела на работе? Заказов много?

Марго приносит тарелку с печеньем и ставит ее посреди дубового стола. Абель берет одно и откусывает половину.

– У моего отца своя ремонтная мастерская, – сообщает Мари. – Он может починить практически что угодно. Люди постоянно приносят ему свои часы, газонокосилки, хлебопечки и прочие приборы. И папа всё это чинит.

– Правда? – спрашиваю я, поворачиваясь к Абелю. – Я всегда считал, что у некоторых людей врожденная склонность разбирать вещи, а затем собирать их так, как нужно. Должно быть, это внутреннее любопытство знать, как всё устроено. Я сам восхищаюсь такими вещами. Мне нравится смотреть на них с самого базового уровня, на все их части и детали, и собирать воедино.

– Хадсон, а чем ты зарабатываешь на жизнь? – кричит Марго из кухни.

– Я архитектор, – признаюсь я.

Абель переводит взгляд с меня на дочь и указывает на меня пальцем, продолжая жевать.

– Ты же вроде работала на какого-то засранца архитектора? Это же не он, так?

Я вижу, как краска сходит с лица Мари.

– Нет, нет, – говорит она, чуть ли не с ужасом. – Это не он. Это другой архитектор. Мы познакомились на… по работе… Я была там. И он был там. Вот так и познакомились.

– Хорошо, – говорит Абель, фыркая. – Если бы ты привела сюда того придурка, я бы вышвырнул его на обочину.

– Пап. – Мари наклоняет голову, выдавая нервный смешок. – Я, распинаясь, рассказывала, какие дружелюбные люди живут в Небраске. Не выставляй меня обманщицей.

– А вот и мы, – прерывает нас Марго, когда приносит сковороду с лапшой и гамбургером в каком-то сырном соусе. – Надеюсь, ты не имеешь ничего против пасты с чизбургером, Хадсон? У тебя же нет аллергии?

– Нет, – отвечаю я, положив бумажную салфетку на колени. – Пахнет замечательно, миссис Коллинз.

– Прошу, зови меня Марго, – говорит она. – Налетайте. Мне не терпится услышать подробности вашего знакомства!

Мы с Мари переглядываемся.

– Расскажешь? – спрашиваю я ее.

– Может, лучше ты? – Она хлопает ресницами, подперев подбородок рукой. – Ты так хорошо рассказываешь эту историю.

Вздохнув, я усмехаюсь, а затем зачерпываю ложкой чизбургер-пасту.

– Ну, ладно. Стоял снежный январский день. Я направлялся на конференцию по архитектуре, которая проходила в одном из отелей в Нижнем Ист-Сайде. Я зашел внутрь, отряхнул снег со своего пиджака и осмотрелся, пытаясь понять, куда идти дальше. И тут увидел ее. Светловолосую девушку с охапкой чертежей, спешащую за своим начальником, который, вероятно, не ценил ее тяжелый труд. Это я понял, как только увидел этого кретина, – добавил я. – В общем, я не мог сдвинуться с места. Был очарован, правда. Она держалась с такой уверенностью и грацией. Я видел, как она болтала с кем-то знакомым, возможно с коллегой? Не знаю точно. В общем, она улыбнулась, и я пропал.

Я прижал руку к груди.

– Именно в тот момент я понял, что должен с ней познакомиться, – говорю я. – Должен. Я хотел, чтобы эта прекрасная улыбка была только для меня. Так что решил действовать.

Абель наблюдает за мной, не двигаясь, а Марго явно очарована моим рассказом.

Потянувшись через стол, я накрываю своей ладонью руку Мари.

– Выждав подходящий момент, я подошел к ней, – продолжаю я. – Я представился, спросил, как зовут ее. Она была не особо заинтересована во мне. По началу. Было нелегко. Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда, по крайней мере, не с ее стороны, но мы поговорили еще немного и смогли найти общие интересы. После этого мы начали проводить вместе время. И вот мы здесь.

– Расскажи, как ты сделал предложение! – Марго хлопает меня рукой, радостно хихикая.

– Однажды мы гуляли по Пятой-авеню, после удивительного обеда в нашем любимом ресторане, и остановились возле магазина «Картье». В витрине была выставка, которая привлекла ее внимание, и, не знаю, что на меня нашло, но я решил прямо здесь и сейчас просить ее руки, – говорю я.

– Я сказала, что он безумец, – вмешивается Мари. – Но он затащил меня внутрь и заставил выбрать самое прекрасно кольцо, которое я видела в своей жизни.

– Это правда. – Я сжимаю ее руку. – Как бы там ни было, я должен был ее окольцевать, прежде чем она успела бы сбежать. Эта женщина особенная. Я понял это в тот самый момент, когда увидел ее.

Марго вытирает свои глаза, а лицо Абеля впервые за день смягчается.

– Ну, тогда мы просто скажем, что очень рады познакомится с тобой, Хадсон, – говорит Марго. – Просто потрясающе видеть нашу дочь такой влюбленной, и, может всё происходит слишком быстро, но я хочу, чтобы ты знал: мы рады принять тебя в нашу семью.

Марго отодвигает стул, обходит стол и снова заключает меня в свои медвежьи объятия.

– Спасибо, – благодарю я ее.

Абель прочищает горло.

– Да. Добро пожаловать в семью. Поздравляю вас двоих.

– Так, когда свадьба? – спрашивает Марго.

Мари смотрит на меня, приподняв брови, словно ей тоже любопытно.

– Мы еще не выбрали дату, – говорю я, подношу ее руку к своим губам и целую нежную кожу. – Но чем быстрее, тем лучше.

Глава 11

Мари

– Кто же знал, что Хадсон Резерфорд может быть таким очаровательным? – спрашиваю я тихим голосом, когда этой ночью он пробирается в мою комнату. На мне уже пижама из старой футболки и треников, и я устраиваюсь на своей половине кровати. Он только что вернулся из ванной.

– Что ты там бормочешь? – усмехается он, выключая свет.

После того как Хадсон выложил все подробности нашего бурного романа моим родителям, он начал рассказывать о том, какая прекрасная я внутри и снаружи, и о том, что планирует провести все свои оставшиеся дни, заботясь обо мне.

– Моя мама считает тебя самым замечательным парнем на свете, – говорю я, – а папа окончательно потеплел к тебе. Он, знаешь ли, не показывает свои навороченные инструменты кому попало. Только особенным.

– Да что ты? – Он откидывает одеяло на своей стороне, прежде чем забраться в постель.

– Это замечательно, что ты убедил моих родителей, что сходишь по мне с ума, – говорю я, – но что будет, когда мы пойдем разными дорогами? Они будут раздавлены. Мне это не нравится. Не нравится врать им.

Он поворачивается на бок, положив голову на руки. Когда он выдыхает, на его лбу появляются складки.

– Мне жаль, – говорит он. – Жаль, что всё так складывается. Мне тоже это не нравится, но это лучше, чем посвятить их в наш обман. Ты же не хочешь, чтобы они врали ради тебя?

– Я бы предпочла не вмешивать их во всё это. – Я вздыхаю, укутываясь в одеяло. – Как бы там ни было, уже поздно отступать. Просто… не знаю. Увидев сегодня их широкие улыбки и то, как они завороженно слушали все твои рассказы… в общем, согласившись на эту авантюру, я не подумала о том, как это отразится на них.

– Я говорил серьезно, – признается он. – Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась до конца своих дней. Этих денег тебе хватит надолго, если их правильно инвестировать. Позабочусь о том, чтобы тебе предоставили лучшего специалиста по финансовому планированию. А когда мы разойдемся, просто скажи родителям, что мы слишком разные, что мы поторопили события и решили расстаться по-хорошему. Вот и всё. Они поймут.

Перекатившись на бок, я смотрю на него, в эту бездонную синеву глаз.

– Наверное, тяжело всегда иметь на всё ответы.

– Я люблю хорошие головоломки и сложные задачи.

– Ты любишь разбирать вещи на части и собирать их воедино, – цитирую я, припомнив его слова за ужином.

– Это так.

– А я-то думала, ты любишь их просто создавать.

– В некотором роде это одно и то же, – говорит он.

Я наблюдаю за тем, как его освещает лунный свет, проникающий в комнату через окно. Невероятно. Мой придурок-босс лежит в моей детской кровати и спит рядом со мной.

– Если бы ты разобрал меня на части, что бы ты во мне исправил? – спрашиваю я, медленно моргая.

Мое тело начинает отключаться, бесконечно долго проваливаясь в сон, словно старый настольный компьютер, и я отчаянно борюсь с ним.

– Мари, день был слишком долгим.

– Прежде чем мы уснем, ты не мог бы ответить? – спрашиваю я. – Или ты это сделал, преобразив меня, купив кольцо и прочее. Это был твой способ исправить меня?

– Вовсе нет, – отвечает он. – Это всё костюмы. Реквизит. Мари, тебя не нужно исправлять. А теперь спи.

Чувствую, как мои губы сонно расплываются в улыбке, когда я переворачиваюсь на другой бок. Мы не прикасаемся друг к другу, но я чувствую жар мужского тела, а когда его дыхание замедляется, понимаю, что он уснул.

Его добрые слова вертятся в моей голове, пока я засыпаю.

Возможно… только возможно… он все-таки не такой уж и придурок.

* * *

На следующее утро меня пробуждает сладкое пение птиц, но, перевернувшись, обнаруживаю, что вторая часть постели холодная и пустая. Сев, я протираю глаза, прежде чем оглядеться.

Откинув одеяло, я на носочках встаю с кровати и направляюсь вдоль холла к маме, которая во все горло поет какую-то песню группы Fleetwood Mac и жарит бекон на сковороде. (Примеч. Fleetwood Mac – влиятельная и коммерчески успешная британо-американская рок-группа, образованная в 1967 году).

– Где Хадсон? – спрашиваю я, напугав ее.

Мама разворачивается, прижав руку к груди, и улыбается.

– Доброе утро, милая. Он в гараже с твоим отцом. Они возятся… с чем-то. Я даже не знаю с чем.

Она машет рукой, затем возвращается обратно к готовке, а я смотрю на часы. Еще слишком рано, чтобы с чем-нибудь возиться. Усаживаюсь на один из старых вращающихся стульев у кухонной конторки и начинаю наблюдать как мама готовит.

Как в старые добрые времена.

Мама продолжает петь, выкрикивая «Rhiannon» так громко, что я уверена, даже Маккензи за углом слышат ее, но просто улыбаюсь.

– Что ты думаешь о нем, мам? – спрашиваю я ее, пока мы наедине.

Она разворачивается.

– О ком? О Хадсоне?

– Ага, о ком же еще? – говорю я, смеясь и кивая.

– Мне он нравится, – отвечает она. – Мне он не показался пустословом. Ты же знаешь, как я не люблю пустословов. Думаю, он очень умный и трудолюбивый. Твой отец уважает эти качества. Это хороший выбор, Мари. Мы, конечно, шокированы, но одобряем твой выбор.

Не ожидала, что этот момент будет таким грустным. Однажды, когда я на самом деле буду помолвлена и влюблена, однажды, когда скажу родителям, что выхожу замуж, по-настоящему, это будет уже во второй раз. Тогда они, может, будут более сдержанными. Может, они не воспримут меня всерьез или не захотят обнадеживать себя раньше времени.

Первого раза больше никогда не будет.

– Почему бы тебе не сказать им, что пора идти завтракать? – Мама выкладывает на тарелку бекон, прежде чем разбить яйцо о миску. – Уверена, они проголодались, тем более, что сидят там уже целый час.

– Целый час? – Где же была я?

Направляюсь в гараж, открывая тяжелую деревянную дверь, и вижу, как они вдвоем склонились над рабочим столом моего отца. У Хадсона в руках карандаш, и он куда-то им указывает. Отец кивает, приподняв брови. Я не слышу, о чем они говорят из-за старого барахлящего радио, но они кажутся глубоко вовлеченными в разговор.

Пройдя мимо двери, откашливаюсь, привлекая к себе внимание.

– Привет, ангелочек, – говорит отец.

– Привет. – Взгляд Хадсона встречается с моим.

– Чем занимаетесь? – спрашиваю я.

– Хадсон пытается помочь мне с сараем, который я хочу вновь построить. Он говорит, что может спроектировать такой, чтобы он подходил под наш дом. Как миниатюрная версия. Твоя мать вечно говорит, что не хочет такую комплектацию, которая торчит как бельмо на глазу. – Отец улыбается, когда смотрит на Хадсона. Каким-то образом, меньше чем за двадцать четыре часа ему удалось растопить холодное сердце моего отца… что совершенно немыслимо, учитывая всё, что я знаю об этом мужчине.

– Мама велела позвать вас к столу, – говорю я, а в сердце поселяется тяжесть.

Одно дело, когда Хадсон очаровывает моих родителей, чтобы убедить их в своей любви ко мне.

И совершено другое, когда он дает обещания, которые не собирается сдерживать. Очень сомневаюсь, что он действительно нарисует план сарая, ведь, как только мы вернемся в Нью-Йорк, его будет ждать список очень важных, денежных мешков, которые с нетерпением ждут встречи с самым востребованным архитектором во всем Манхеттене.

Резко развернувшись, я ухожу, захлопнув за собой дверь.