Текст книги "Штормовая волна"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
– Я просто хотела взглянуть.
Море отступило уже на половину отлива, и в лунном свете открылась неровная линия пляжа, покрытая пеной, как будто молоко выкипело из кастрюли.
– Слава Богу, я не поехал морем, – сказал Росс.
– Слава Богу.
Некоторое время они стояли молча.
– В Лондоне ничего не произошло? Правда ничего? – спросила Демельза.
– Ничего.
– Это... хорошо.
– Миссис Паркинс расстроилась, когда ты так внезапно уехала. Решила, что тебе не понравилась комната.
– Надеюсь, ты объяснил ей, что это не так.
– Я объяснил ей, что тебе не понравился я.
– И это не совсем так.
Они опять замолчали.
– Дрейк женится завтра? – спросил Росс.
– Собирается. Если мистер Оджерс согласится.
– Скорее всего согласится. Ради нас.
– Он на что-то надеется? Я про мистера Оджерса.
– Кажется, мне уже удалось этого добиться. Но разумеется, это должно исходить от моего патрона, так что он должен узнать об этом из официальных источников.
– Я так рада! В особенности за миссис Оджерс и детей. Сколько они получат?
– Две сотни в год. То есть в четыре раза больше нынешнего жалованья.
– Я рада, – повторила Демельза.
На несколько минут ветер вынудил их замолчать.
– Но куда больше я рада за Дрейка, – продолжила Демельза. – Намного, намного больше. Ты даже представить не можешь, как он изменился. Всю дорогу домой он пел.
– Думаешь, у них получится?
– Теперь уверена. Я с ней познакомилась. Но мне кажется, Росс, что в любом случае, когда люди так друг друга любят, им лучше пожениться, что бы ни готовило будущее. Даже если через несколько лет всё испортится, у них останутся эти годы. Любовь составляет разницу между бытием и небытием.
– Да.
Через минуту Демельза продолжила:
– Дрейк очень... правильный. Сегодня, раз уж мы оказались в Бодмине, он отправился к матери Морвенны, чтобы попросить руки дочери. Я пыталась его отговорить, но без толку. Вот почему мы так поздно вернулись.
– И она согласилась?
– Не могу найти правильного слова, чтобы ее описать. Претенциозная?
– Похоже на то.
– Разумеется, поначалу всё было ужасно. «Моя милая Морвенна губит свою жизнь...» Но ради Дрейка мне тоже пришлось надуть щеки. Я заявила, что Дрейк, пусть одевается и говорит просто, но не обычный кузнец. Когда я сказала, что его зять – владелец шахты, член парламента и совладелец нового Банка Корнуолла в Труро, она переменила мнение.
– Надувать щеки – вот верное слово, – хмыкнул Росс.
– Нет, Росс, не совсем. Но всё завершилось вполне приятным образом – она смахнула слезы и сказала, что слишком обессилела и не может проводить нас до двери, а Дрейк нахально ее поцеловал, а потом расцеловал обеих хорошеньких сестер Морвенны, и они с нами распрощались. Так что, наверное, в результате всё закончилось хорошо.
– Кстати, о ее сестрах, – вставил Росс. – Одну я кажется видел сегодня в Труро. Странное создание. Неряшливое платье, неряшливая походка, но... всё равно притягивает взгляд.
– Морвенна тоже притягивает взгляд, – сказала Демельза. – Взгляд Оззи она точно притянула.
– И окончилось это полным крахом... Но при этом она такая скромница... Не то что другая сестра. Ты замерзла?
– Нет.
– Демельза... Я привез тебе маленький подарок.
– Да? И где же он?
– Отдам его завтра... в общем, на свадьбе.
– И с какой стати мне ждать?
– Я хотел подарить его на Рождество. А потом решил подарить сегодня. Но затем вспомнил, что когда я раньше делал тебе подарки, это было способом получить обратно твою благосклонность...
– А ты считаешь, в этом есть нужда?
– Ну... В Лондоне вышло не очень хорошо.
– Может, тебе стоит заслужить собственную благосклонность?
– Может быть. Может, это одно и то же. Но в любом случае это слишком легкий способ улаживать проблемы. Сделать подарок, потратить немного денег – и вот уже всё прощено и забыто. Так нельзя.
Пейзаж на краткий миг залил лунный свет, и Демельза посмотрела на грозовое небо.
– Я тебя покинула. Покинула, когда не следовало это делать, когда ты еще находился в опасности.
– Возможно, только так ты и могла поступить.
– Тогда мне именно так и казалось. Но потом, уже дома, я передумала. Это тоже вышло нехорошо.
– В прошлом, когда у нас были серьезные разногласия, бывало, что мы улаживали их в разговоре. Мы говорили и спорили, и под конец приходили к приемлемому решению. Но иногда вообще не разговаривали, не считая пары слов сожалений или понимания. И это тоже работало. Не знаю, как лучше сейчас. Временами мне кажется, что разговоры и объяснения создадут только больше недопонимания. Но мы не сможем двигаться дальше, как будто ничего не произошло.
– Да, Росс, мне тоже так кажется.
– Что мне сказать, чтобы всё исправить?
– Пожалуй, не много. Пожалуй, так было бы мудрее. А что сказать мне?
– Ну, я не знаю. Мы оба раньше давали друг другу поводы для обиды. И эта не серьезнее прочих, даже в какой-то мере менее опасная. Но всё равно больно ранит.
– Да, больно ранит.
Они добрались до самой сути.
– На сей раз главный обидчик – я, – признал Росс. – Возможно, и единственный. По крайней мере, у меня нет оправданий.
– Ох, Росс, это не...
– Возможно, в конечном счете прощение зависит от силы любви. Иногда мне не хватает любви. Как и тебе сейчас?
– Нет. Никогда. Дело не в любви, Росс, а в непонимании.
– Непонимание исходит от рассудка, а любовь – от сердца. Что тебе кажется главным?
– Не всё так просто.
– Да, я знаю, – медленно выговорил Росс. – Обязан знать.
Облака бежали так стремительно, что луна как будто металась по небу.
– Возможно, – сказала Демельза, – мы оба слишком об этом беспокоимся.
– Это знак для тех, кто прожил в браке четырнадцать лет. Но думаю, если мы с этим согласимся, то начнем долгий путь к пониманию.
– Но разве беспокойство не означает думать о другом человеке? – спросила Демельза. – Может, мы слишком мало друг о друге беспокоимся?
– Другими словами, наша любовь слишком эгоистична.
– Ну, не настолько. Но иногда...
– Так что нам стоит быть терпимее друг к другу... Но как стать терпимее без разногласий? Воистину, злой рок.
– Да, – согласилась Демельза через минуту.
– Так каков же твой ответ?
– Мой ответ?
– Твое решение.
– Наверное, просто жить... и учиться, Росс.
– И любить.
– Это прежде всего.
Глава четырнадцатая
I
Дрейк был в Нампаре уже в семь часов. Он сообщил время свадьбы и отправился к Сэму. Демельза поскакала к Кэролайн и спросила, не может ли она одолжить Морвенне платье, поскольку рост у них совпадал. Взяв платье, она поехала в мастерскую Пэлли.
Здесь возникла проблема – Морвенна хоть и выглядела худой, но в нужных местах была полнее, чем казалась, в точности как ее сестра Ровелла, и платье Кэролайн не застегивалось. Такое случалось и прежде, но знала об этом только Морвенна. Четыре года назад она вовсю поработала иголкой, перешивая платье Элизабет для своей свадьбы. И вот новый брак, еще в большей спешке, в той же церкви, с тем же священником – лишь жених другой. Нужно взять себя в руки и успокоить расшалившиеся нервы. Но ссора с Джорджем Уорлегганом вчера вечером, страшные обвинения и намеки в адрес Дрейка каким-то образом сломили плотину мысленного сопротивления – совсем не тот результат, на который рассчитывал мистер Уорлегган. Морвенна стала защищать Дрейка, готова была защитить его ценой жизни, и это прояснило и разум, и чувства. Этот брак – ее убежище, где она будет жить в мире. Вчерашний конфликт освободил сердце от сомнений.
Дрейк с куда большей душевной тонкостью, чем могла ожидать от него Демельза, старался не суетиться над Морвенной и не надоедать ей. Он не спросил о том, что произошло в Тренвите. Всё утро он работал в мастерской, в десять приготовил легкий завтрак, посмотрел на громоздящиеся в небе облака и решил, что к ночи пойдет дождь. Потихоньку кремовое шелковое платье с алыми лентами кое-как удалось застегнуть, а Дрейк переоделся в новый сюртук, и вскоре после одиннадцати они поехали к церкви. Там уже дожидался Росс с двумя детьми и миссис Кемп, которая пыталась держать их в узде, Сэм и его напарник Питер Хоскин, Джуд и Пруди (хотя их никто не приглашал), а также неожиданно приехала Кэролайн и еще несколько человек, прослышавших о свадьбе.
В одиннадцать двадцать пять появился преподобный мистер Оджерс с женой и начал церемонию. В мгновение ока она закончилась, скрепив неразрывные узы. Жених с невестой расписались в регистрационной книге и через несколько минут уже стояли на переполненном церковном кладбище с молчаливыми перекошенными камнями, похожими на сломанные зубы, надписи на них стерла непогода, а покойники давно уже превратились в прах и были забыты.
Демельза приколола новую брошь-камею и снова пригласила Дрейка и Морвенну в Нампару на чай с пирожными, хотя и знала, что они откажутся. Росс поцеловал Морвенну, потом Демельза, а за ней Кэролайн и Сэм. Дрейк поцеловал Демельзу и брата, Кэролайн расцеловалась с Демельзой и оставила напоследок Росса. За этим последовали рукопожатия, а после мистер и миссис Дрейк Карн сели на лошадей и отправились в короткий путь домой.
– Ну вот и всё, – сказала Демельза, придерживая норовящую слететь шляпку. – Дело сделано, Сэм. То, чего они больше всего желали с тех пор, как впервые друг друга увидели.
– Господь предназначил им вместе жить в благополучии, – ответил Сэм.
Демельза смотрела на две уменьшающиеся фигурки, пока они не проехали мимо ворот Тренвита. Через десять минут они окажутся дома, наедине, и счастливы в этом уединении, будут пить чай, разговаривать или, возможно, не будут разговаривать, желая лишь побыть рядом друг с другом. Она оглянулась на другого брата, прикрывшего глаза рукой от солнца, чтобы проследить за удаляющейся парой. Остальные уже расходились. Мистер и миссис Оджерс, подобострастно распрощавшись с Россом, отбыли домой. Кэролайн разговаривала с Россом. Джереми счищал с могильных плит мох и пытался прочитать надписи. Клоуэнс скакала по камешкам. Миссис Кемп болтала со знакомой. Рваные облака на небе словно смели метлой, они тонули в море, грохочущем так, словно не могло их переварить.
Клоуэнс перепрыгнула на камешек рядом с ковыляющими Джудом и Пруди.
– Гляди, куда ступаешь, красавица, – изрек Джуд. – Поставишь ногу не туды, и как выскочит здоровенный скелет и цапнет тебя за палец!
– Вот осел! – рявкнула Пруди. – Не слушай его, милая. Прыгай, где хочешь, никто тебе не помешает.
Переругиваясь, они ушли, а Клоуэнс глазела на них, сунув палец в рот. Когда они удалились на приличное расстояние, она на цыпочках шагнула на край дорожки и побежала к матери.
Демельза отвела ее к Россу.
– Где Дуайт? – спросила она Кэролайн. – Я надеялась, что вы придете к чаю.
Кэролайн нахмурилась.
– Я как раз говорила Россу. Дуайт собирался прийти, но около десяти утра его вызвали в Тренвит, и с тех пор я ничего о нем не слышала.
– Наверное, к кому-то из стариков, – предположила Демельза. – Доктора Чоука скрутила подагра...
– Нет, – ответила Кэролайн. – К Элизабет.
Возникла короткая пауза.
– Известно, по какому поводу?
– Нет...
Росс вытащил часы.
– Что ж, уже почти два.
– Возможно, что-то с ее малышом, – сказала Демельза.
– Я тоже об этом подумала, – призналась Кэролайн. – Надеюсь, что нет, потому что это раньше срока... Хотя, как я понимаю, Валентин тоже родился преждевременно.
Снова возникла пауза.
– Да, – сказал Росс.
II
В восемь утра Джордж обнаружил Элизабет на полу ее спальни. Она упала в обморок, но не пострадала. Он отнес жену обратно в постель и хотел немедленно вызвать доктора, но жена заверила, что ничего страшного не произошло. Лишь тот факт, что Чоук не способен передвигаться, а также неприязнь к Энису вынудили Джорджа уступить.
Но полтора часа спустя Элизабет пожаловалась на боль в спине, и он тут же послал за доктором Энисом. Дуайт приехал, осмотрел ее и сказал, что начались роды. Джордж велел слуге галопом скакать в Труро за доктором Бенной.
Но в этот раз доктор Бенна явно не успел бы вовремя. Сильные и болезненные схватки не прекращались и следовали почти без интервалов. В час дня Элизабет разрешилась девочкой весом всего пять фунтов, сморщенной, красной и крохотной. Ротик, открывшийся для крика, произвел лишь слабое мяуканье, как у новорожденного котенка. У нее не было волос, почти отсутствовали ногти, но она была вполне живой. Сбылось желание Элизабет о рождении дочери.
Поскольку настоящей акушерки поблизости не оказалось, Дуайт прибег к помощи Эллен Проуз, Полли Оджерс и неряхи Люси Пайп. Но всё прошло благополучно, без осложнений, и когда он слегка прибрался, то спустился вниз, чтобы сообщить гордому отцу о счастливом прибавлении в семействе.
Джорджа с раннего утра обуревали кошмарные и противоречивые сомнения и страхи, и когда Дуайт сказал ему, что родилась дочь, а мать и дитя чувствуют себя хорошо, в очередной раз плеснул себе крепкого бренди, и графин звякнул о бокал. Впервые в жизни он слишком много выпил.
– Могу я предложить вам чего-нибудь, доктор... э-э-э... хм... доктор Энис?
– Благодарю вас, не нужно... Хотя нет, пожалуй, чего-нибудь некрепкого.
Дуайт передумал в интересах добрососедства. Они вместе выпили.
– С моей женой всё хорошо? – спросил Джордж, ухватившись за кресло.
– Да. В каком-то смысле преждевременные роды для матери легче, потому что дитя меньше. Но схватки были необычно тяжелыми, и если это результат ее падения, то в следующие несколько недель ей нужно быть очень осторожной. Я бы посоветовал нанять кормилицу.
– Да-да. А как ребенок?
– За ним нужно хорошенько присматривать. Нет причин, почему бы ему не развиваться нормально, но недоношенный ребенок – это всегда рискованно. Полагаю, у вас есть собственный доктор...
– Доктор Бенна, за ним послали.
– В таком случае, уверен, он назначит правильное лечение и уход.
– Когда я смогу на них взглянуть?
– Я дал вашей жене снотворное, так что она будет дремать до вечера, еще одну дозу я оставил мисс Оджерс на случай, если понадобится вечером. Можете заглянуть к ней сейчас, но ненадолго.
Джордж задумался.
– Старики как раз сели обедать. Если хотите присоединиться...
– Пожалуй, мне пора домой. Я провел здесь четыре часа, и жена наверняка беспокоится.
– А ее безопасно сейчас оставлять, в смысле без доктора? – спросил Джордж.
– О да. Около девяти вечера я зайду, если желаете. Но к этому времени здесь должен уже появиться доктор Бенна.
– Если он выехал сразу же, то будет здесь через час. Благодарю вас за быструю и эффективную помощь.
Проводив доктора Эниса, Джордж задумался, стоит ли сообщить старикам о рождении внучки, но рассудил, что хотя они и знают о положении Элизабет, но не ожидают разрешения от бремени так скоро. Позже можно будет послать к ним Люси Пайп, она и расскажет. Желание увидеть Элизабет пересиливало всё остальное.
Джордж поставил бокал и подошел к зеркалу, расправил фрак и пригладил волосы. Потом платком промокнул пот с лица. Сгодится. Он никогда прежде не чувствовал ничего подобного – весь день провел в тревожном ожидании, а теперь ощущал громадное облегчение. Нельзя так потворствовать эмоциям, от этого становишься уязвимым. Какой стыд.
Он поднялся наверх и постучал в дверь. Открыла Полли Оджерс.
Элизабет была очень бледна, но выглядела всё же менее истощенной, чем после долгих родов Валентина. Во время сна особенно проявлялась ее деликатная красота. Казалось вполне естественным, что такая обманчивая хрупкость должна находится в покое. Золотистые волосы обрамляли лицо на подушке, как картину. Увидев Джорджа, Элизабет поднесла платок к сухим губам. В колыбели у камина ворочалось крошечное существо.
– Ну вот, Джордж, – сказала она.
– Оставь нас, Полли, – приказал Джордж.
– Слушаюсь, сэр.
Когда служанка удалилась, Джордж тяжело опустился на стул и уставился на жену. Его напряженность была явно заметна.
– Ну вот... всё хорошо.
– Да, всё хорошо.
– Тебе больно?
– Уже нет. Доктор Энис – великолепный врач.
– Все повторилось. Как и раньше. И так быстро.
– Да. Но в тот раз было восемь месяцев, а в этот – семь.
– Ты упала, – обвиняюще проговорил Джордж, – всегда ты падаешь.
– Это обморок. Моя особенность. Помнишь же, это случилось еще в самом начале беременности.
– Элизабет, я...
Элизабет видела, как Джордж с трудом подбирает слова, но не пришла на помощь.
– Элизабет. Яд тетушки Агаты...
– Давай забудем об этом, – Элизабет слабо махнула рукой.
– Её яд. Её яд нанес... С тех пор как она умерла, так ты вчера и сказала, он отравил всю мою жизнь.
– И мою, только я не знала причины.
– Я человек самодостаточный и сдержанный. Как ты знаешь. Мне очень трудно... трудно признаться в чем-то кому-либо еще. В подобных случаях подозрения расцветают пышным цветом. Я поддался подозрениям и ревности.
– От которых мне почти нечем было защититься.
– Да, я знаю. Но ты должна учесть, что я тоже пострадал. – Плечи Джорджа опустились, он задумчиво посмотрел на жену. – И, как я и сказал в тот вечер, два года назад... все так и есть. Любовь и ревность – две стороны одной медали. Только святой может наслаждаться первым и не страдать от второго. А у меня имелось основание для подозрений...
– Весомое основание?
– Я думал, что да. Подкрепленное проклятьем той старой карги, оно казалось таковым. Теперь, наконец, я вижу, что заблуждался. Это в определенной степени расстроило наш брак. Надеюсь, еще не все потеряно.
Элизабет помолчала, наслаждаясь отсутствием боли и родовых мук, а лауданум мягко размыл острые углы всего сущего. Джордж придвинул стул ближе и взял жену за руку – весьма необычный для него жест. Вообще-то Элизабет не могла вспомнить, чтобы он делал так прежде. Итак, железный человек приручен.
– Решать тебе, – сказала она, ясно понимая, каким будет его решение.
– У нас впереди целая жизнь, – произнес Джордж с новой решительной ноткой. – Теперь, когда мы... когда я выбросил это из головы. Как бы я ни сожалел о случившемся, это произошло. Я не могу, да и никто не может переделать прошлое. Элизабет, признаю, что во всем виноват я. Возможно, сейчас... эти неприятности можно забыть, хотя бы частично... Забыть то тягостное время.
Элизабет сжала его руку.
– Ступай, взгляни на дочь.
Он встал и подошел к колыбели. Оттуда, из тени, куда не проникали отблески пламени из камина, смотрело на него голубыми глазками без ресниц маленькое красное личико, а крохотный ротик открывался и закрывался. Джордж протянул палец, и ладошка не больше грецкого ореха сомкнулась вокруг него. Джордж отметил, что ребенок гораздо меньше Валентина при рождении. Но Валентин был восьмимесячным.
Он постоял немного, слегка покачиваясь на каблуках, не столько от опьянения, сколько от затопившей его радости. Он был тронут. Что-то в самой глубине его души восставало против эмоционального накала брака и отцовства. Какая-то его сторона получала куда больше удовольствия от цифр и торговли, как и дядя Кэрри, а вовсе не от этих семейных баталий и чувств, отравивших самую суть его существования.
Но благодаря этим чувствам он жил полной жизнью, и вот теперь наконец-то всё благополучно разрешилось... Джордж вернулся к кровати.
– Как мы ее назовем?
Элизабет открыла глаза.
– Урсула, – без колебаний ответила она.
– Урсула?
– Да. Ты назвал сына Валентином, и я подумала, что настал мой черед. Мою крестную, она же моя двоюродная бабка, звали Урсула. После смерти мужа, когда ей было тридцать, она так и не вышла замуж и прожила еще тридцать восемь лет.
– Урсула, – протянул Джордж, как бы пробуя имя на вкус. – Не стану спорить. Но что такого особенного было в твоей крестной?
– Мне кажется, она добавила Чайноветам немного ума. Ну, если ты считаешь, что у нас есть хоть какой-то. До замужества она дружила с Мэри Уолстонкрафт [18]18
Мэри Уолстонкрафт (1759-1797) – британская писательница, философ и феминистка. Автор нескольких романов, книги об истории Великой французской революции и др. Известна своим эссе «В защиту прав женщин».
[Закрыть] и переводила книги с греческого.
– Урсула Уорлегган. Да, не имею ничего против. Валентин Уорлегган. Урсула Уорлегган. Прекрасная пара.
В сонной дремоте Элизабет с особым удовольствием отметила слова про прекрасную пару и благословила доктора Ансельма за помощь в достижении такого результата.
Джордж понимал, что ему пора уходить, но хотел сказать еще кое-что.
– Элизабет.
– Да?
– Вчера я приехал не просто так. Мне нужно тебе кое-что сказать.
– Надеюсь, что-то хорошее.
– Да, хорошее. Как ты помнишь, накануне отъезда из Лондона я виделся с мистером Питтом.
– Я знала, что ты к нему ездил... Но ты ничего об этом не рассказывал.
Джордж хмыкнул и поиграл монетами в кармашке.
– Да. И тому была причина. Как ты знаешь. Надеюсь, она никогда больше не возникнет. Наш долг об этом позаботиться... Но должен сказать тебе, что встреча с канцлером прошла весьма успешно и оказалась полезной. Я пообещал ему полную поддержку, а он с благодарностью ее принял.
– Я рада.
– В общем, это было три недели назад. Вчера утром я получил письмо от Джона Робинсона. Он сообщил, что Питт благосклонно отнесся к моей просьбе, одной-единственной просьбе, и рекомендовал его величеству в новом году посвятить меня в рыцари.
Малышка в колыбели издала едва заметный вздох – свое первые высказывание в этом странном новом мире.
Элизабет шире приоткрыла глаза, прекрасные серо-голубые глаза, которые всегда так завораживали Джорджа.
– Ох, Джордж, это так чудесно!
Джордж широко улыбнулся – весьма редкое для него явление.
– Я предполагал, что тебе это понравится... леди Уорлегган.
Раздался легкий стук в дверь. Это была Люси Пайп.
– Если позволите, сэр, дохтур Бенна приехали. Ему подняться?
– Нет. Не стоит. Пусть твоя хозяйка отдохнет.
Голова Люси тут же скрылась за дверью.
– Ты должна поспать, дорогая, – сказал Джордж с совершенно несвойственной ему теплотой.
– Да...
Элизабет закрыла глаза.
– Сладких снов, леди Уорлегган, – сказал Джордж и наклонился ее поцеловать.
– Благодарю... сэр Джордж.
III
После долгой и утомительной поездки доктор Бенна не особо расстроился, когда ему сказали, что ребенок уже благополучно родился, а мать и дитя чувствуют себя хорошо. Однако куда больше его расстроил отказ Джорджа позволить осмотреть пациентку. В любых других домах он, несомненно, направился бы прямо в спальню, но с нуворишами Уорлегганами, подчеркивающими собственную важность, приходилось вести себя аккуратней.
А когда мистер Уорлегган наконец-то снизошел до беседы с ним, то был непреклонен. Его жена благополучно родила ребенка и теперь должна поспать. С ней мисс Оджерс, и она позовет доктора, если он понадобится. Джордж знал, что Бенна из тех, кто не способен войти в комнату на цыпочках, так что пока его стоит держать на первом этаже.
Чтобы умиротворить доктора, Джордж отвел его в столовую, где за бренди и портвейном дремали старики Чайноветы, и велел передать на кухню, чтобы подали обед ему и голодному гостю.
Миссис Чайновет, естественно, обрадовалась новости о рождении внучки, но, как и доктор Бенна, обиделась, что ей не позволили немедленно подняться наверх. Мистер Чайновет слишком много выпил, чтобы присоединиться ко всеобщей радости, и похрапывал, положив голову на стол. Стол был длинным, так что на другом конце можно было и поесть.
Джордж никогда не любил много болтать, а доктор Бенна до сих пор лелеял обиду, и потому за столом главным образом звучала аристократичная, хотя и заплетающаяся речь бабушки, миссис Джоан Чайновет, урожденной Ле Грис, как она подчеркивала – одного из старейших и высокорожденных семейств Англии.
– Вздор, – пробормотал Джонатан Чайновет, что-то расслышав сквозь пьяную дрему. – Самая что ни на есть об-бычная семья. Приехали из Нормандии пару веков назад. Ничего особенного.
Его жена пустилась в длиннейшие рассуждения о подходящем для малютки имени. Джордж продолжал жевать, припомнив похожий случай, когда родился Валентин и состоялся подобный же разговор о его имени. Но тогда перед ним сидел собственный отец, а в кресле свернулась эта старая карга, злобная ведьма Агата Полдарк, и время от времени шипела, как змея, выплевывая свои предложения.
Джордж не был суеверным, но вспомнил, как его мать боялась старуху – в былые времена тетушку Агату давно бы отволокли на костер или к позорному столбу. И вполне заслуженно, потому что ни один колдун не причинил бы ему столько зла. Даже отцовский бронхит как будто начал прогрессировать именно с того вечера, когда камин дымил, словно сквозняк устроили какие-то сверхъестественные силы. Да и сам Джордж был чертовым идиотом, раз поддался злобной старухе. Даже в день рождения Валентина она указала, что он появился на свет во время лунного затмения, а значит будет несчастен всю жизнь.
Разумеется, она с самого начала ненавидела Джорджа, еще даже до того, как он начал ее замечать или ненавидеть. Живое воплощение четырех поколений Полдарков, которых она пережила, Агата как никто другой восставала против выскочки, поначалу допущенного в этот дом из сострадания, только в качестве школьного приятеля Фрэнсиса. А потом она наблюдала, как из ничтожества он стал важной персоной, с ненавистью наблюдала за его карьерой, пока он не завладел сначала Фрэнсисом, а затем и домом. Для Агаты было настолько же невыносимо это видеть, как для Джорджа – радостно и вдохновляюще.
Хотя многократно повторенное удовольствие уже не было столь ярким, как, впрочем, всегда и случается, Джордж по-прежнему с радостью приезжал в этот величественный дом эпохи Тюдоров, оглядывался вокруг и вспоминал свои первые визиты сюда, еще мальчишкой, потом юношей – не обученным светским манерам, простоватым и неискушенным. Тогда ему казалось, что Полдарки стоят неизмеримо выше, а их положение и собственность нерушимы.
Чарльз Уильям – отец Фрэнсиса, грузный и авторитетный, в длинном алом сюртуке, с вечной отрыжкой, переменчивым настроением и снисходительным дружелюбием. Его овдовевшая сестра миссис Джонс со своим сыном и снохой, преподобным Альфредом Джонсом и миссис Джонс. Старшая сестра Фрэнсиса – Верити, а также Росс, еще один кузен Фрэнсиса – темноволосый, молчаливый и с тяжелым характером, его Джордж тоже знал по школе и уже невзлюбил. И еще один родственник, вечно отсутствующий: отец Росса, поскольку он совершил столько неблаговидных поступков, что в доме о нем даже не упоминали. И всеми верховодила тетушка Агата – и старейшина, и позабытая старая дева, но в то же время вносящая в семью особый дух, за что все отдавали ей должное.
И теперь никого не осталось. Верити уехала в Фалмут, Альфред Джонс – в Плимут, у Росса есть собственное гнездо, а остальные в могиле. И он, когда-то неотесанный юнец, теперь владеет всем. Как и многим в Корнуолле. Но, пожалуй, именно эти владения он ценил больше всего.
– Урсула, – произнес он, озвучив свои мысли.
– Что? – встрепенулась миссис Чайновет. – Как? Что ты сказал?
– Так ее будут звать.
– Малыч-шку? Мою внучку?
– Так пожелала Элизабет. И мне тоже нравится.
– Урсула, – выговорил Джонатан, на дюйм оторвав лицо от стола. – Урсула. Маленькая медведица. Недурно. Недурно, скажу я вам.
Его голова снова упала на стол.
Миссис Чайновет потерла здоровый глаз.
– Урсула. Так звали бабуч-шку Морвенны. Она была крестной Элизабет. Умерла не так давно.
Джордж напрягся, но промолчал.
– Не могу сказать, что особенно ее любила, – продолжила миссис Чайновет. – Слич-шком много она разглагольствовала о правах женч-щин. Мой отец как-то сказал: «Если женч-щина носит синие чулки, то должна позаботиться, чтобы спрятать их под юбкой». А она – нет. Никогда она их не прятала.
– Будьте любезны, передайте мне горчицу, – попросил доктор Бенна.
– Почему вы сказали «маленькая медведица»? – спросил Джордж Джонатана, но его тесть ответил храпом.
– Полагаю, именно таково значение имени, – сказал доктор Бенна. – Как я понимаю, мистер Уорлегган, вы предлагаете мне остаться на ночь?
– Маленькая медведица, – повторил Джордж. – Что ж, я не возражаю. Урсула Уорлегган – прекрасно звучит. – Он бросил холодный взгляд на доктора. – Что вы сказали? Ах да, разумеется. Конечно же, вы останетесь на ночь. Вы же не собираетесь ехать в темноте?
Бенна кивнул с аналогичной холодностью.
– Прекрасно. Но раз до сих пор мне не позволили увидеть пациентку, то не могу понять, зачем я вообще вам понадобился.
– Боже мой! – нетерпеливо буркнул Джордж. – Дитя появилось на свет не больше трех часов назад. Доктор Энис дал моей жене микстуру, и теперь обе спят. Разумеется, вы можете их осмотреть, когда они проснутся! А до тех пор, как подсказывает здравый смысл, лучше позволить им отдохнуть.
– В самом деле, – раздраженно проговорил доктор Бенна. – Вот оно что.
– Даже мне не позволили их увидеть, – сказала миссис Чайновет. – А бабуч-шка все-таки имеет кое-какие права. Но наш жорогой мистер Уорлегган решил... Ты принимаешь большую часть реч-шений, Джордж, и как по мне, лишь так и следует вести хозяйство.
Джордж подумал о том, что в случае с тещей это было не так – ведь именно она всегда управляла Джонатаном. Тем не менее, в Тренвите она обрела правильный взгляд на важное место зятя в окружающем мире. Без него оба старика постепенно догнивали бы в старом доме, Касгарне, а здесь они жили в праздности и комфорте, под присмотром, в тепле и сытости, и будут жить до самой смерти. Миссис Чайновет никогда не упускала из виду жизненные реалии.
Но всё же он прекрасно знал, что когда-то миссис Чайновет пришла в ужас при мысли о том, что ее прекрасная дочь, похожая на фарфоровую статуэтку, опустится до союза с затрапезным Уорлегганом.
Но со временем ее взгляды изменились.
Элизабет проснулась только после ужина и чувствовала себя посвежевшей, и всем ожидающим визита было позволено ее увидеть. Урсула тоже получила свою порцию восхищения. Доктор Бенна ограничился беглым осмотром и остался доволен. В полночь все удалились спать. В три часа ночи Эллен Проуз разбудила доктора Бенну и сказала, что у хозяйки страшно болят руки и ноги.
