Текст книги "Штормовая волна"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)
– Только прежде я увижу в гробу тебя, – заявила Пруди.
– Ага, вот была б ты на моем месте, трезвая, как стеклышко, али еще трезвее, и переходила б через тот мостик! Он не больше десяти шагов, и тут я, значит, ставлю ногу, и, мать честная, а доска-то как хрясь! Я и поскользнулся, поехал, значится, вниз, прям как по обледенелому гусиному дерьму. И шаг за шагом – чем дальше, тем больше съезжал, пока ноги совсем не разъехались, а я шлепнулся в воду. Ох, до чего ж глубоко! И наглотался-то, а смердит там помойкой. Это просто счастье, что у меня хватило сил добраться до дома! И с тех пор я так и не встал на ноги!
– Да ты и прежде на них не держался, – сказала Пруди. – И никогда не будешь. До второго пришествия уж точно. Да и опосля. Пока всходит солнце, Джуд Пэйнтер не будет твердо стоять на ногах. Таким уж ты уродился, ага!
Демельза провела там двадцать минут, узнала последние местные сплетни, а потом удрала на более благотворный свежий воздух. Пруди вышла следом и получила обычные полгинеи. Пруди рассыпалась в благодарностях, но задолго до того Демельза уже отошла достаточно далеко, и до нее долетали только обрывки ссоры, вновь разгоревшейся в коттедже.
Она прошла через Грамблер и мимо ворот Тренвита – теперь все делали круг, чтобы не пересекать землю Уорлеггана. Поэтому Демельза двинулась к бухте Тревонанс, Плейс-хаус был вне поля зрения, за холмом. Волы вспахивали поле, и Демельза услышала, как мальчишки погоняют их ритмичными выкриками.
– Давай, Бурый, давай, Орешек. Ну-ка, Дикий, ну-ка, Граф. Давай, Бурый, давай, Орешек. Ну-ка, Дикий, ну-ка, Граф.
Они продолжали нараспев. Демельза остановилась и немного понаблюдала за ними. Над морем повисла гряда облаков, похожая на шерстяное одеяло.
Она спустилась с холма к мастерской Пэлли.
Дрейк подковывал лошадь, а рядом ожидал фермер. Дрейк быстро улыбнулся Демельзе, а фермер прикоснулся к шляпе.
– Я быстро, – сказал Дрейк.
– Не торопись, – ответила она и прошла в дом.
III
Они выпили чаю и долго разговаривали, а потом Демельза собралась уходить. Дрейк рассказал ей больше, чем кому бы то ни было прежде, частично потому, что целых два с половиной месяца не видел любимую сестру, а частично потому, что с момента его последней и окончательной трагедии прошло уже семь месяцев.
Болезненно переживая собственные воспоминания, Демельза выслушала его с глубоким сочувствием.
– Теперь я никогда не женюсь, – сказал Дрейк, – но уверен, что Сэм женится. Сейчас я уже ничего не чувствую. Как и прежде, я тружусь. Тружусь в поте лица. Наверное, когда-нибудь я разбогатею! – засмеялся он. – Может, это и неплохо для тех, кто хочет иметь деньги – разочароваться в любви. Не о чем больше думать.
– Ты ведь не думаешь о том, чтобы зарабатывать деньги.
– Не думаю. Я просто работаю, и они сами прибывают!
– Дрейк, ты помнишь Рождество прошлого года? Ну так вот, в этом году Кэролайн хочет устроить праздник в Киллуоррене, а не в Нампаре. Но всё остальное будет так же. Если она устроит прием, и мы пойдем, то обещай, что тоже придешь, как в прошлом году.
– Если вы пойдете?
– Ну... это еще не точно. После Лондона многое изменилось. Не знаю, как теперь Росс отнесется к рождественскому приему.
Дрейк заметил выражение лица сестры и понял глубину проблем, ожидающих Росса по возвращении.
– Но даже если мы с Россом туда не пойдем, или не пойдет один из нас, я все равно хочу, чтобы ты пошел. Я знаю, Кэролайн пригласит тебя и Сэма. Ты не должен ощущать барьеров из-за того, что они богаты. Они мои лучшие друзья.
– Она всегда была добра ко мне. Отдавала мне всю возможную работу. А иногда, когда постоянно здесь жила, и сама заходила поболтать, как будто мы ровня.
– Вот видишь.
– Давай подождем до Рождества, сестренка.
Демельза выглянула на улицу. Небо над всей землей куталось в одеяло облаков.
– Мне пора. Я сказала, чтобы меня ждали к обеду.
– Там ветер и дождь. Оставайся и перекуси со мной.
– Не сегодня, Дрейк. Но благодарю.
– Я могу проводить тебя часть пути.
– Нет, ты потеряешь клиентов.
– Клиенты подождут.
Дрейк дошел с ней до вершины холма Сол. На землю лег влажный туман, и Дрейк смотрел, как Демельза входит в серую дымку – в плаще с капюшоном на голове, в длинной серой юбке и крепких башмаках – пока она не исчезла из вида в еловом лесу у Уил-Мейден. Тогда он повернулся и зашагал домой, склонив голову под пронизывающим дождем.
В мастерской его дожидался Фармер Хэнкок, и он уже начал терять терпение. Он привел подковать двух волов и еще утром присылал мальчишку сказать об этом Дрейку, но Дрейк забыл. И следующий час он усердно трудился, а когда Хэнкок ушел, отрезал пару ломтей ветчины, которую купил вчера у Треветанов, зарезавших свинью. Вкупе с хлебом, чаем и двумя яблоками это был неплохой обед, а как только Дрейк с ним покончил, новая работа заняла его до четырех.
Так прошел день. Вскоре должно было уже стемнеть, с поля вернулись близнецы Тревиннарды, промокшие до нитки и горящие желанием побыстрей пойти домой. Дрейк отпустил их и пошел к воротам посмотреть, как они бегут вверх по холму к Сент-Агнесс.
Зимой работы было меньше, в темноте мало кто приходил, и в долгие вечера, которые раньше Дрейк проводил при свечах за изготовлением лопат, лестниц и других инструментов для продажи на шахты, теперь, после пожара, он мастерил мебель вместо сгоревшей. От этого он больше уставал, но зато получал настоящее удовольствие, какое мало что ему доставляло. Поначалу Дрейк использовал древесину низкого качества, но недавно приобрел хороший дуб и орех и решил заменить все наскоро сколоченные предметы.
Что ж, хватит уже бесконечно стоять тут, пока дождь моросит в лицо. Больше никто не придет. Нужно покормить кур и гусей, которых он откармливал на Рождество.
Дрейк повернулся к дому, и тут его зоркий глаз заметил человека в длинном плаще, спускающегося от Сент-Агнесс с саквояжем. Человек, похоже, плохо знал дорогу, остановился у коттеджа Робертсов и, судя по всему, спросил, как пройти. Мистер Робертс указал вниз по холму. Человек двинулся дальше. Одет он был не слишком элегантно, но выглядел прилично – явно не нищий или бродяга.
Дрейк зашел в сарай, набрал корм для кур и положил его в миску, чтобы легче было раскидывать. Потом покормил кур, наблюдая, как они проворно устремились к нему, а затем рассыпались по двору вслед за едой, как выпущенные дротики.
Он услышал стук в ворота и пошел открывать. Человек у ворот сказал:
– Будьте добры, не могли бы вы объяснить... Ох... – И затем сбившимся голосом, – Дрейк!
Дрейк уронил миску, та закатилась за угол, и остатки корма разлетелись по всему двору.
– Ох, любимая... – сказал он. – Ты пришла домой?
IV
Она села напротив него в крохотной гостиной, волосы после дождя обвисли, на ресницах близоруких глаз слезинки. Морвенна сбросила плащ, и в коричневом шерстяном платье стала похожа на высокую болотную птицу, заглянувшую в поисках укрытия, но стоит ей обсохнуть и отдохнуть, как она снова улетит. Дрейк опустился на колени, чтобы расстегнуть ее мокрые туфли с тупыми носами, но Морвенна съежилась от его прикосновения. Она держала в руке чашку чая, согревая руки и сдерживая дрожь.
– Я вышла утром, – быстро заговорила она почти без пауз. – Рано утром. Сначала я решила оставить ей записку, но это показалось мне трусостью, и я подумала, что если в прошлом я иногда трусила, то сейчас пора остановиться. И я вошла к ней в спальню, пока она еще не встала, и рассказала, как собираюсь поступить. Сначала она рассмеялась и не поверила, потом поняла, что я и впрямь намерена это сделать, и она... она раздулась от злости. Как... как мой... как часто делал Осборн... От злости, раздражения или неудачи он становился больше.
Дрейк молча смотрел на нее, не в силах поверить, что она здесь.
– Она сказала, что остановит меня, сказала, что позовет слуг, велит меня запереть, а потом меня отошлют в специальное заведение, как когда-то пытался Осборн. Я ответила, что у нее нет на это права – теперь я вдова, да и кому до меня есть дело? Какая ей разница? Я только лишняя обуза, и я оставлю ей своего сына... своего сына.
– Не рассказывай, Морвенна, если это тебя расстраивает.
– Но я хочу рассказать, Дрейк, я должна. Должна рассказать тебе всё, что могу...
Она всхлипнула и ненадолго замолчала. Горячий чай вернул ее щекам румянец.
– И тогда она накричала на меня, кричала долго, а потом сказала, ладно, мол, я могу уйти, но только с тем, что на мне, и чтобы не вздумала возвращаться, хоть на коленях, а я сказала, что никогда не вернусь, ни на коленях, ни как-либо еще. И я ушла, дошла до ближайшей фермы, и фермер подвез меня на телеге до Грампаунда, а оттуда через несколько часов я села в карету до Труро, там мне снова пришлось подождать, пока я не нашла фургон в эту сторону. Он довез меня до Гунбелла, а затем я пешком пришла сюда. Пришлось часто спрашивать дорогу, потому что я понятия не имела, где ты живешь.
Дрейк всё смотрел и смотрел на нее. В последний раз он видел ее так близко, разговаривал с ней наедине больше четырех лет назад. Дрейк заново узнавал ее черты. Морвенна тоже посмотрела на него, и он отвел взгляд.
– Ты ела?
– Утром.
– У меня есть ветчина. И немного сыра. А еще яблоки и хлеб.
Она покачала головой, словно всё это было совершенно неуместным.
– Давай я принесу тебе одеяло, чтобы ты могла в него завернуться, – предложил Дрейк.
– Дрейк, я должна рассказать тебе о том, что случилось в апреле.
– Разве теперь это имеет значение?
– Для меня имеет. Я должна рассказать. Даже если тебя это заденет.
– Тогда расскажи. Ничего не имею против.
Морвенна смахнула с брови мокрую прядь. Ее глаза походили на темные омуты.
– Ты знаешь, что я никогда не любила Осборна?
– Ты его ненавидела.
Она задумалась.
– А знаешь, раньше я не понимала, что такое ненависть. Я просто не знала такого чувства. Лишь после замужества. Это ужасно. Она выжигает в человеке всё доброе. Как будто дитя за несколько месяцев превращается в старуху. – Она поежилась. – Мне хотелось бы забыть одно то, что я испытывала подобное к Осборну, к любому человеку. Дрейк, давай я просто скажу, что никогда его не любила.
– Пусть будет так.
– Когда родился Джон, мой сын, я заболела, но почувствовала себя гораздо хуже и душой и телом, узнав, что во время моей болезни Осборн нашел другую женщину, я не могу сказать тебе, кто она, но для меня это было физически омерзительно, настолько омерзительно... хотя мне никогда не хотелось, чтобы он ко мне вернулся... Ох, я всё неправильно рассказываю!
Дрейк встал и взял у нее чашку, снова наполнил ее и вернул. Он опять отметил, что Морвенна как будто съежилась от его прикосновения.
– И потом, еще через несколько месяцев, не могу вспомнить, когда точно, эта другая женщина... ее не стало, и он захотел возобновить отношения со мной. Я отказалась, и мы страшно поругались. Я продолжала ему отказывать и угрожала ужасными вещами. Довольно долго, наверное, года два, я не позволяла ему ко мне притрагиваться... Но затем, всего месяца за полтора до своей смерти, он пришел... в общем, он взял меня силой. И потом еще. Не один раз. Стоило этому начаться, как он повторял снова и снова...
Дрейк сжал кулаки.
– Ты точно должна мне всё это рассказывать?
– Да! Я должна объяснить, почему после его смерти я чувствовала себя грязной, одна мысль о плотском прикосновении, любом прикосновении, доводила меня до исступления. Прежде, когда я ему отказывала, он иногда называл меня безумной, но после его смерти я приблизилась к этому состоянию более чем когда-либо в жизни! Ты это понимаешь, Дрейк? Всё прекрасное, что было между нами, вся нежность, все подлинные чувства – всё то, что может возникнуть между любой девушкой и молодым человеком, хотя не думаю, что многие чувствуют так же глубоко, всё это превратилось в мерзость и грязь.
Дрожащей рукой она поставила чашку на стол. В камине потрескивали свежие дрова, и край юбки Морвенны стал подсыхать.
– Когда мне было лет пятнадцать, – произнесла Морвенна, – как-то раз я пошла с отцом в Сент-Неотс, где он читал проповедь. На следующий день по дороге домой мы наткнулись на охоту, и я увидела мертвого оленя... Я никогда этого не забуду. Вся его грация, гибкость и красота распростерлась на скале, нож вспорол ему живот, и кишки, сердце и печень вывались наружу и смердели на солнце!
– Морвенна!
– Но это был тот же самый олень, тот же самый олень! И когда ты пришел, я могла думать лишь о физическом контакте двух тел, который вызывает у меня отвращение, и мурашки, и рвотные позывы. Теперь ты понимаешь, какой я стала – слегка... слегка безумной.
– Любимая...
– А еще, – добавила она, – в ту неделю, когда он погиб, я обнаружила, что снова ношу ребенка.
– И?.. – Дрейк посмотрел на нее и невольно перевел взгляд на талию.
– Я потеряла его два месяца назад. О, не намеренно. Я ничего не делала. Но мне кажется, бедное создание просто понимало, что я... Что я его ненавижу. Опять это слово! А я сказала, что больше не буду его повторять. Я потеряла ребенка. Это просто случилось.
Дрейк медленно выдохнул.
– И вот ты пришла.
– Я почувствовала, что должна хотя бы тебя увидеть.
– Молюсь, что не только это. Куда еще ты можешь пойти?
– В Тренвит.
Дрейк не ответил, подошел к камину, нагнулся и снова пошевелил дрова, потом быстро спустился по двум ступенькам в кухню, положил на кусок хлеба тонкий ломтик ветчины и принес на тарелке.
– Поешь.
– Не хочется.
– Тебе нужно поесть, ты давно уже ничего не ела.
Морвенна неохотно откусила кусок и проглотила, потом откусила еще один. Дрейк наблюдал за ней. Закончив с половиной сэндвича, она улыбнулась.
– Почему в Тренвит? – спросил Дрейк.
– Это лучшее место из возможных. Там живет кузина моих родителей.
– Ты так хочешь их видеть?
– Они всегда были добры.
– Но сначала ты пришла сюда.
– Я должна была тебя увидеть, я же объяснила.
– И всё?
– Да... Это всё.
Наступила долгая пауза.
– Когда я пришел в Труро, чтобы с тобой повидаться, то думал, что увезу тебя, попрошу выйти за меня замуж, как только этого позволят приличия после траура. Я так торопился... Это был внезапный порыв, мне стоило подумать получше.
– Тогда ты не знал всего того, о чем я сейчас рассказала.
– Но теперь... Ты выйдешь за меня, Морвенна?
Она покачала головой, не глядя на Дрейка.
– Я не могу, Дрейк.
– Почему?
– Из-за того, о чем я тебе рассказала. Потому что я чувствую то, что чувствую.
– Что это значит?
– Я слишком мало могу дать тебе взамен.
– Ты можешь дать себя. Только этого я и хочу.
– Но именно этого я не могу дать.
– Почему, любимая?
– Дрейк, ты не понял. Потому что я по-прежнему ощущаю себя грязной. Я не могу думать о любви, о супружеской любви, без отвращения. Если ты сейчас меня поцелуешь, возможно, я и не задрожу, потому что другие меня целуют. Это может быть просто дружеским приветствием. Но если ты дотронешься до меня, я тут же отпряну, потому что вспомню о его руках. Разве ты не заметил, когда расстегивал мои ботинки?
– Да.
– Обувь в особенности. Но и всё остальное. Потому что я безумна. Немного. По поводу этого. При мысли о том... чтобы лечь с мужчиной... о любом телесном контакте... о том, что за этим следует... при одной мысли!..
Она опустила голову.
– Даже со мной?
– Даже с тобой.
Морвенна вытащила из сумочки очки и вытерла их платком.
– Пришлось снять очки по дороге сюда, иначе дождь меня ослеплял. Теперь я могу получше тебя рассмотреть, Дрейк, – сказала она будничным тоном. – Мне нужно уходить. Спасибо за теплый прием. После того, как я обошлась с тобой в апреле, ты был так добр со мной.
Дрейк встал, но не подошел ближе, сохраняя дистанцию.
– Морвенна, я должен сказать тебе, что незадолго до его смерти... смерти мистера Уитворта я собирался жениться на девушке из Сола, Розине Хоблин. Я думал, что потерял тебя навсегда. Друзья твердили, что я понапрасну растрачиваю жизнь. Ну вот. Вот я и решил жениться на Розине. Но услышав, что Уитворт погиб, я пошел к Розине и попросил ее меня отпустить. Так она и сделала, потому что это честная, открытая и хорошая девушка. И я пошел в Труро. А ты меня отвергла. Но когда ты меня отвергла, я не вернулся к Розине, не вернулся бы, даже если бы она приняла меня обратно. Я решил никогда не жениться. Сказал сестре – она как раз сегодня здесь была – сказал ей сегодня, что никогда не женюсь. И это истинная правда, ни слова лжи! Так вот...
Дрейк опустил взгляд на Морвенну.
– И?
– Не лучше ли будет тебе выйти за меня, чем смотреть, как я до конца дней буду жить бобылем?
– Дрейк, ты так и не понял.
Она закрыла рот рукой.
– О нет, я понял. – Он хотел было сесть рядом с Морвенной, но вовремя остановился и еще немного отошел. – Будь моей женой перед лицом церкви, возьми мою фамилию – это всё, о чем я прошу. Любовь... то, что ты называешь любовью, плотская любовь – если когда-нибудь она придет, то хорошо. Если нет, то и не надо. Это будет зависеть только от тебя.
Морвенна слегка отодвинула руку от губ.
– Я не могу этого просить. Это будет несправедливо по отношению к тебе. Ты же меня любишь! Я знаю. Как же ты сможешь сдержать это несправедливое обещание?
– Когда я даю обещания, я их выполняю. Ты достаточно меня любишь, чтобы в это поверить? – Она кивнула, и Дрейк продолжил, – послушай, почему ты сегодня сюда пришла? – Морвенна удивленно посмотрела на него, – разве не потому, что хотела меня видеть? – Она кивнула. – В жизни есть много всего помимо плотской любви, разве не так?
– Да... о да, но...
– Будь честной. Ты правда не хочешь быть со мной? Разве ты не хочешь быть со мной больше, чем с кем бы то ни было на свете?
Она долго колебалась и снова кивнула.
– Но...
– Разве это не важнее всего остального? Быть вместе. Вместе трудиться. Разговаривать. Гулять. В любви так много граней, даже если эта не та любовь, о которой ты говорила. Рассвет, дождь, ветер и облака, шум моря и птичьи крики, и... и мычание коров, пшеница на полях и запах весны. Пища и чистая вода. Свежие яйца, теплое молоко, только что выкопанная картошка, домашнее варенье. Дымок костра, птенцы малиновки, колокольчики, тепло камина... Я могу еще многое назвать. Но если ты наслаждаешься всем этим вместе с любимым человеком, то удовольствие во много раз больше! Думаешь, я не отдал бы всё только ради того, чтобы ты сидела в этом кресле и улыбалась? Что за жизнь, если провести ее в одиночестве?
– Ох, Дрейк, – сказала Морвенна, и слезы покатились по ее лицу и на руки, закапали на платье, уже и так вымокшее под дождем. – Боже, я... я... я этого боялась...
– Нельзя бояться того, чего хочешь больше всего на свете.
– Нет... Я боялась собственной слабости. Боялась, что никогда не сумею тебя убедить. Конечно же, я тебя люблю. Я так часто повторяла это ночами. Иногда это звучало как молитва, придающая сил. Но это не значит, что я не изменилась. Дрейк, я искалечена... внутри... морально.
– Ну вот, смотри, – сказал он. – Я и не подойду к тебе, даже чтобы вытереть слезы.
Глава одиннадцатая
I
Парламент был распущен двадцатого ноября и не собирался вплоть до двадцать первого января. Те его члены, что вернулись на новую сессию, прибыли уже в новую жизнь, в новое столетие.
Два свободных месяца Уорлегганы решили провести в Корнуолле. Элизабет настаивала на этом, а Джордж не возражал. Сейчас он выказывал мало интереса к жене или спорному ребенку, который ехал вместе с ними. Да и будущий ребенок в ее чреве, казалось, мало его волновал. Хотя они не торопились, поездка не имела ничего общего с тем триумфальным и спокойным путешествием в другую сторону. Если карета тряслась, Элизабет это чувствовала, если долгие остановки были утомительными, она это чувствовала, если в спальнях гуляли сквозняки, она это чувствовала. Они вернулись в Труро первого декабря, в воскресенье, но в городе было столько больных, что Элизабет предпочла сразу отправиться в Тренвит. Джордж сказал, что она может поступать как угодно, а у него есть дела. У него и впрямь были кое-какие дела, поскольку некоторые жители Сент-Майкла упорно не хотели переезжать. Элизабет уехала в Тренвит пятого числа, взяв с собой Валентина.
Двадцать первого Росс увиделся с Кэролайн, и она предложила ему подождать несколько дней и поехать домой вместе. Ее будет сопровождать горничная, подчеркнула Кэролайн, так что приличия будут полностью соблюдены, не то что во время поездки его жены с ее мужем. Росс помогал Джону Крэйвену уладить дела Монка Эддерли и выплатить кое-какие его долги, и согласился на это предложение. Если его все-таки собираются допросить, то день-два не сыграют никакой роли – он доверился судьбе. Но день следовал за днем, а его по-прежнему не вызывали, никто не стучался в дверь именем короля. Он заехал к Андромеде Пейдж, но она уже увлеклась молодым графом, недавно окончившим Кембридж, и не желала тратить время, горюя по бывшему возлюбленному. Так проходит земная слава...
В субботу, тридцатого ноября, в семь часов утра Росс, Кэролайн и ее горничная отбыли в Корнуолл в той же почтовой карете из «Короны и якоря» на Стрэнде. Как бы он ни убеждал себя в обратном, Росс почувствовал облегчение. Когда он вернется в Лондон, если вообще вернется, всё останется уже далеко в прошлом.
Шестого декабря один из близнецов Тревиннардов принес Демельзе записку, и она немедленно отправилась в мастерскую Пэлли. Дрейк встретил ее у ворот. По выражению его лица она всё поняла.
– Она?..
– В доме. Я сказал, что попрошу тебя прийти.
Помогая Демельзе спешиться, Дрейк задержал её руку в своей чуть дольше необходимого.
– Сестренка... будь с ней поласковей.
Демельза улыбнулась.
– Думаешь, я стала бы обращаться с ней по-другому?
– Нет... Я потому и послал за тобой. Но думаю...
– Что?
– Что если что-нибудь пойдет не так, она снова исчезнет. Идем же.
Морвенна сидела наверху и чистила картошку. Она встала и сняла очки. Демельза улыбнулась, Морвенна неуверенно ответила на улыбку и разгладила фартук. Ей явно было не по себе.
– Миссис Полдарк...
– Миссис Уитворт.
– Прошу, садитесь.
– Мне кажется, – сказала Демельза, – нам лучше называть друг друга по имени.
Они сели, и Морвенна вцепилась в миску, нож и корзину, как в линию обороны. Демельза оглядела убогую комнатку.
– Дрейку нужен человек, который бы о нем заботился.
– Да...
– Он говорит, ты хотела бы о нем заботиться.
– Да.
– Ты этого хочешь, Морвенна?
– Думаю, да... Только вот не знаю, гожусь ли я для этого.
– Ты больна?
– О нет. Я крепкая. Физически я крепкая.
– Что же тогда?
Дрейк принес неизбежный чай, и несколько минут они прихлебывали его и говорили мало. Потом Дрейк тактично попросил Морвенну повторить кое-что из того, о чем они разговаривали вчера вечером.
– Дрейк был в ужасном состоянии после твоего отъезда, Морвенна, все эти годы. – Под конец Демельза тихо сказала, – он был человеком лишь наполовину. Теперь, когда ты вернулась, неужели тебе не жаль его и ты готова снова расстаться?
– Да... Но...
– Ты объяснила ему свои чувства относительно брака, и он согласился жениться на тебе, понимая, что супружество не будет полным, если ты не изменишь своего решения. Он поклялся уважать твои желания.
– Да.
– И ты ему веришь?
Морвенна посмотрела на Дрейка.
– Да...
– Так ты выйдешь за него?
Морвенна оглядела комнату, словно искала какой-то выход. Наконец она облизала губы и сказала:
– Я знаю лишь одно: я хочу быть с ним до конца моих дней...
– Думаю, – сказала Демельза, – трудно найти более вескую причину для брака.
– Да, но он должен понимать – я больше не нормальный человек. Не нормальный!
– Я объяснил ей вчера вечером, – обратился к Демельзе Дрейк, – что мне достаточно просто быть с ней рядом.
– Прости, что упоминаю об этом, – сказала Демельза, – но жизнь жены кузнеца отличается от жизни жены викария. Положение в обществе совсем иное, и может быть много работы – тяжелого ручного труда. Дрейк не может себе позволить нанять прислугу. Ты об этом подумала?
– Об этом? – пренебрежительно бросила Морвенна. – Я старшая в семье из одних дочерей. А моя матушка никогда не отличалась сильным здоровьем. А я была крепкой. Поэтому научилась готовить и прибираться. Разумеется, у нас были слуги, но они не выполняли всю работу... В последние годы я жила как леди – для меня готовили, мне прислуживали, обращались как с важной персоной. Мне не приходилось заниматься ручным трудом. Но в глубине души я завидовала малолетней горничной, дочери садовника или попрошайке у двери, я предпочла бы подметать улицы, чем жить вот так! Думаешь, я не стану работать теперь?
– Чтобы быть с Дрейком?
Морвенна снова поколебалась.
– Да.
– И ты будешь стирать его одежду и мыть полы?
– В этом нет нужды, – вмешался Дрейк.
– Разумеется, – ответила Морвенна. – Это всё чепуха.
Демельза кивнула.
– И тебя не волнует, что твоя матушка расстроится?
– Мне почти двадцать четыре года, – резко произнесла Морвенна. – Что бы ни говорили родственники, для меня не имеет значения.
«Такая юная», – подумала Демельза и перевела взгляд с одного на другого. Морвенна выглядела старше своих лет, гораздо старше Дрейка. Вот что сделали с ней страдания. Но кто знает, как ее может изменить счастье? Демельза почти с самого начала была против этих отношений. Не по личным мотивам, но она считала Морвенну неподходящей – ее благородное воспитание, родственные связи с Уорлегганами. Но все же... глаза Дрейка... Как они отличаются от вчерашних!
– Так ты выйдешь за него, Морвенна?
– Мне кажется, я уже ответила.
– Пока нет.
– Значит... да.
Морвенна не сразу произнесла это слово, будто ей пришлось вспахать целое поле оговорок и помех. Дрейк заерзал и выдохнул.
– Я рада за вас обоих, – сказала Демельза.
– Как скоро мы сможем пожениться? – спросил Дрейк.
– Это займет некоторое время. Морвенна, почему бы тебе не пожить у нас в Нампаре? Мы были бы рады тебя принять.
– Я бы предпочел, чтобы она осталась здесь.
Демельза улыбнулась.
– Решать Морвенне. Если вы собираетесь жить здесь и дальше, стоит подумать о том, что скажут люди.
– Мне всё равно, – заявила Морвенна.
– Я могу попросить миссис Тревиннард здесь ночевать, – сказал Дрейк. – А сам могу спать в их коттедже, если нужно.
– Как скажешь, Дрейк, – отозвалась Морвенна.
– Решать Морвенне, – настаивала Демельза.
Морвенна задумалась.
– Простите... Иногда мне бывает трудно сосредоточиться... Я останусь здесь, Демельза. Благодарю за приглашение. Но я останусь здесь.
Демельза поцеловала ее.
– Когда вы поженитесь и Дрейк решит, что ты благополучно устроилась, надеюсь, он приведет тебя в Нампару и ты познакомишься с Россом, как положено. И мы будем счастливо проводить время вместе.
Демельза покинула комнату, Дрейк пошел следом и прижался к ее лицу щекой.
– Благослови тебя Бог, сестренка. Благослови тебя Бог. Ты можешь сделать для меня еще кое-что?
– Что именно?
– Сходи со мной к преподобному Оджерсу. Я в ужас прихожу при мысли, что придется ждать три недели! Нельзя ли как-то сократить ожидание?
– А это важно?
– Я боюсь за нее, – признался Дрейк. – Прямо как ты говорила – хочу благополучно ее устроить. А пока это не так, пока мы не поженились. Я боюсь чего-нибудь нехорошего. Боюсь, что она может передумать и уйти.
II
– Что ж, миссис Полдарк, мэм, – сказал мистер Оджерс, – я был бы рад вам помочь, ежели бы нашелся способ, не противоречащий церковным канонам, но как вы знаете, мэм, таковых нет. Сегодня пятница. Чтобы вам угодить, я могу огласить помолвку поутру в воскресенье, хотя, строго говоря, этого недостаточно. Но помимо этого...
Священник примчался с кухни, где помогал жене солить окорок. Манеры его были подобострастными, но чувства смешанными. В общем-то он был глубоко потрясен. Как честный человек, он бы признал, если бы у него спросили, что готовность дочери декана, бывшей жены викария, перед которым он привык пресмыкаться, отринуть свое положение и выйти замуж за обычного кузнеца, да к тому же сектанта, можно считать если не богохульством, то чем-то близким к этому.
Если бы этим дело и заканчивалось, то мистер Оджерс оказал бы Дрейку ледяной прием. Но это было не всё. Вместе с ним пришла жена капитана Полдарка, а капитан Полдарк – член парламента и человек виконта Фалмута. А теперь, когда приход неожиданно опять освободился, словно по воле Провидения, существовал еще один шанс, самый последний, что его предложат мистеру Оджерсу. И потому он не мог позволить себе хоть малейшим образом обидеть жену капитана Полдарка.
Жена капитана Полдарка нахмурилась и сказала:
– А разве нет других возможностей, мистер Оджерс? Я слышала или читала что-то об особом разрешении.
– Ах да, мэм. Но его можно получить только у архиепископа Кентерберийского. А простое разрешение, мэм, не особое, можно получить у архидьякона Корнуолла или у его представителя в графстве.
– И кто же это?
Мистер Оджерс почесал голову под париком из конского волоса.
– Я полагаю, что архидьякон обычно живет в Эксетере, не считая того времени, когда разъезжает... с визитами. Но его резиденция в Бодмине. Если вы отправитесь туда, если молодой человек туда отправится... – Священник не мог себя заставить назвать его имя, – и кто-то поедет с ним, чтобы подтвердить помолвку, то думаю, мэм, разрешение можно получить, и я сразу же их обвенчаю.
Демельза посмотрела на Дрейка.
– Это около двадцати пяти миль. Туда и обратно – пятьдесят. Готов ехать так далеко?
Дрейк кивнул.
– И что нужно сделать? – спросила она.
– Нужно подписать заявление, что нет никаких препятствий по закону. То есть он должен подписать, мэм. А свидетель должен подтвердить, что он живет в этом приходе. Он же живет в нашем приходе, да? Ну да, – неохотно признал мистер Оджерс. – Ему понадобятся деньги. Кажется, две гинеи, но я не уверен. И сопровождающее его лицо тоже должно быть готово поручиться за него значительной суммой.
– Может этим лицом быть женщина?
– О да. Но не его.... не его суженая.
– Я думала про себя.
– Должен предупредить, – сказал мистер Оджерс, – что лучше подождать до понедельника, тогда вы наверняка его застанете. Священника, который замещает архидьякона. В выходные много дел, он может быть занят.
На улице Демельза сказала:
– Что ж, это самое большее, что можно сделать.
– Ты одолжишь мне лошадь?
– Конечно.
– И сама поедешь?
– Думаю, лучше я, чем Сэм. Брак с Россом придает мне...
– Я понимаю. – Дрейк поцеловал ее. – Я этого не забуду.
Поездка пойдет ей на пользу, хоть какое-то занятие. Ожидание Росса плохо сказывалось на нервах.
– Кстати, – сказала Демельза, – а Сэм-то знает?
– Пока нет. Можешь ему сказать? Мне кажется, у тебя это лучше получится.
III
Проливной декабрьский дождь затопил дорогу у Марлборо, карета Росса и Кэролайн застряла на день. Воскресенье восьмого декабря они провели в Плимуте, понимая, что завтра будут дома.