Текст книги "Штормовая волна"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Так и есть. Так и есть. Розина была бы ему хорошей женой. Они жили бы счастливо и вместе посвятили бы себя Господу.

– Возможно. Но не сейчас. Разве что...

– Что?

Демельза безнадежно махнула рукой.

– Ведь надежды нет, надо полагать? Как Розина это приняла?

– С достоинством.

– Бедняжка. Но другие примут это не с таким достоинством, Сэм.

– Да... Джака не хотел меня на порог пускать. Весь побагровел. Я тоже частично виновен, ведь я его брат.

Демельза поднесла к голове кулак.

– Ох, Боже ты мой, Сэм, ну и переделка! Как бы я хотела, чтобы здесь был Росс! Как бы я хотела, чтобы он не уезжал. Что мы можем сделать?

– Ничего. Только ждать, так я думаю.

– Но ведь будет не только Джака. Все деревенские... Нельзя обещать жениться на девушке, а потом ее бросить! Вы с ним до сих пор для некоторых здесь чужаки. Иллаган далеко. Тебя любят. Как и его. Но когда чужак дает девушке обещание и бросает ее за день до свадьбы, когда всё уже готово, до последней детали... А еще есть Арт Муллет. Парфезия наверняка разозлится и будет его подзуживать. Дрейк не будет в безопасности, когда вернется... Если вернется.

– Ничего, – ответил Сэм. – Эти опасности легко предвидеть. Если он вернется. В особенности если привезет с собой ту девушку.

– Это вряд ли, – сказала Демельза.

Глава седьмая

I

Похороны преподобного Осборна Уитворта, бакалавра, викария церкви святой Маргариты в Труро и церкви святого Сола в Грамблере состоялись в одиннадцать часов в понедельник на пасхальной неделе. Похороны мистера Натаниэля Пирса, скончавшегося лишь в субботу, отложили до четверга. Возможно, в подмигивании и кривой усмешке старого и глухого Ната Пирса содержалось какое-то потаенное знание. В конце концов, Оззи отправился на тот свет раньше. Похороны были роскошными, вел церемонию престарелый доктор Холс, присутствовали почти все именитые горожане.

Вдова и ее свекровь были в длинных черных платьях и тяжелых вуалях, поскольку по обычаю принято скрывать в таких случаях выражения лиц от обывателей, хотя леди Уитворт на мгновение откинула вуаль и осмотрела собравшихся пронизывающим взглядом, словно чтобы лучше видеть, кто пришел. Все отметили отсутствие мистера Оджерса, и это будет использовано против него. Пришел мистер Артур Солвей, но не миссис Солвей, что выглядело странным, поскольку миссис Чайновет приехала из самого Бодмина в сопровождении дочери Гарланды. Как позже выяснилось, миссис Солвей была в отъезде.

Присутствовало несколько незнакомцев, но немного, ведь в городе почти все друг друга знали, по крайней мере тех, кого стоило знать. Но в задних рядах церкви оказался один высокий, темноволосый юноша в грубоватой одежде, он держался позади остальных и на кладбище. Морвенна его не заметила, она была на грани обморока и не поднимала глаз, но Элизабет, держащая под руку Джорджа, увидела и узнала. Она ничего не сказала мужу, но решила поговорить с молодым человеком при первой же возможности. Однако, когда она огляделась после церемонии, он уже ушел.

После похорон присутствующим предложили чай с печеньем, джемом, желе и пирожными. В последние несколько лет высшие классы Корнуолла выступали против грандиозных поминок, как было принято раньше, когда семьи рисовались друг перед другом, пока некоторые состоятельные люди не начали писать в завещаниях, чтобы их хоронили без подобных излишеств. Леди Уитворт взяла на себя полное руководство событиями и горевала по сыну, если она вообще горевала, так сдержанно, что никто не заметил, она и решила устроить похороны утром и подать хорошо сервированный, но простой чай.

Поминки продлились до двух часов, к этому времени почти все разошлись, один за другим родственники собирались в гостиной, чтобы обсудить будущее. Там находился мистер Пардоу, семейный стряпчий из Сент-Остелла, Морвенна вместе с несгибаемой Гарландой, готовой прийти сестре на помощь и физически, и морально, леди Уитворт с квадратной челюстью, квадратными плечами и хриплым голосом, миссис Амелия Чайновет, мать Морвенны, еще привлекательная и хрупкая (все гадали, почему она снова не вышла замуж), Элизабет Уорлегган, кузина Морвенны, и мистер Джордж Уорлегган, которого уговорили остаться вопреки его желанию.

Разговор крутился вокруг проблем, с которыми предстоит столкнуться. Сколько денег оставил мистер Уитворт, как долго Морвенне и трем детям позволят остаться в доме викария, готова ли леди Уитворт продолжать выплаты содержания (Морвенна впервые об этом услышала) и может ли Морвенна, если на то будет необходимость, жить с леди Уитворт или с миссис Чайновет, пока не подыщут подходящее место?

Леди Уитворт неохотно признала, что на ее земле около Горана есть коттедж, где сейчас живет один мерзкий пастух, который довел дом до полного запустения, но его можно вышвырнуть и, потратив пару фунтов, превратить коттедж в уютное жилище. К сожалению, источник воды имеется только в главном доме, а Джону Конану нельзя пить из дождевого водосборника. В процессе беседы стало очевидным, что леди У. четко расставила приоритеты. На первом месте – Джон Конан, на втором, с большим отрывом, две дочери Оззи от первой жены, а на третьем, и с еще большим отрывом, так что можно почти не замечать, стоит Морвенна.

Стоило Амелии Чайновет вставить хоть слово, леди Уитворт немедленно ее перебивала. Прежде они встречались только однажды, в Тренвите, перед и во время свадьбы, и ее милость была невысокого мнения обо всей семье Чайноветов, в особенности об Амелии, чей голос, с ее точки зрения, вводил в заблуждение, а высказывания были слишком уверенными. Молодая особа, на которой женился сын леди Уитворт, была просто ничтожеством, и от нее никакого проку, разве что каким-то чудом она произвела на свет крепкого мальчика, наследника фамилии.

И это ничтожество, молодая женщина с безумными глазами и неряшливым видом, вокруг которой крутился разговор, а она даже не вставила ни одного подходящего слова, эта женщина думала: какое наслаждение получил бы Оззи от этой встречи, какая жалость, что он не может к ним присоединиться. Но он мертв. Так почему я жива, почему я здесь? В чем смысл моей жизни? Лучше бы я умерла и меня похоронили вместо него, только где-нибудь в дальнем уголке кладбища, подальше от его могилы.

Он пытался объявить меня душевнобольной и надеялся куда-нибудь упрятать. В те дни я была так же здорова, как и он. Но не теперь. В любой момент моя голова взорвется, я стану рвать на себе волосы и одежду и взывать к Господу и небесам. Они говорят обо мне, как будто я вещь, как будто я не существую. И это правда. Я больше не существую. Всё исчезло – мой разум, тело, душа. Я просто пустой конверт, бесполезный тюк с тряпьем, из которого выдавили все чувства и мысли, всю веру и добро. Меня не нужно хоронить, я уже мертва, и ничего не осталось, только прах, пыль, песок, грязь, кровь, семя, моча, гной и экскременты...

– Прости, мама, – сказала Гарланда. – Но Морвенна вот-вот упадет в обморок. Может, я отведу ее в спальню...

– Разумеется.

Хромающую и шатающуюся девушку увели, и все умолкли, услышав, как ее тошнит в коридоре.

– А вы что думаете, мистер Уорлегган? – спросила леди Уитворт. Он был единственным человеком, которого она готова была выслушать.

Джордж бесстрастно взглянул на нее, отметив неровную кожу под густым слоем пудры, глаза-бусинки, двойной подбородок.

– Мой интерес, леди Уитворт, весьма условный и происходит, как вы понимаете, из-за дальнего родства жены. Разумеется, нужно получить больше подробностей о долгах вашего сына, и тогда мы поймем, остались ли средства на жизнь его вдове и детям.

– Долгах? – с присвистом переспросила леди Уитворт. – Оззи не из тех, кто имеет неоплаченные долги.

– Перед браком с Морвенной у него были существенные долги.

Возникла небольшая перепалка, в которой приняли участие мистер Пардоу и Амелия Чайновет.

«Элизабет в этом году выглядит старше, – подумал Джордж, – ее волосы потеряли блеск, но морщинки у глаз придают своего рода очарование, привносят больше силы и характера, она будет прекрасна и через десять лет. Только ради нее я сижу в этой тесной неприбранной гостиной и слушаю эту старую уродливую ворону, ворчащую о своей потере, мертвом хряке. Плевать я на них хотел. Мне больше интересно, удастся ли наконец убедить Джеймса Скауэна продать достаточно собственности в округе Сент-Майкл, чтобы в обозримом будущем я получил контроль над округом. Два места в парламенте. Я тут же избавлюсь от Хоуэлла и следующей осенью займу его место. Я куплю и округ Уилбрама, чтобы от него выбрали моего человека – кого? – нужно присмотреться, здесь или в Лондоне. Кого-нибудь вроде Монка Эддерли, кому плевать, как распоряжаются его голосом, пока он получает привилегии от своей должности. Жаль, что Уорлегганы так неплодовиты. Сансон погиб, а его сын – пьяница. Кэрри так и не женился. Кэрри женат на долговых облигациях».

Гарланда вернулась и сообщила, что Морвенна прилегла в постель и с ней сейчас няня. Через несколько минут она встанет. Джордж заметил в дверном проеме своего лакея и щелкнул ему пальцами.

– Нам пора, дорогая, – сказал он Элизабет и поднялся. – У меня дела.

Все стали обмениваться приличествующими выражениями озабоченности и признательности. Амелия Чайновет с тревогой смотрела на уход Уорлегганов, теперь ей предстояло остаться в обществе доминирующей леди Уитворт, готовой сожрать ее живьем. Лишь присутствие Джорджа вносило некое равновесие.

Но остановить их не удалось. Они удалились, их прекрасные лошади зацокали вверх по холму в сторону главной дороги, а за ними последовал грум.

На дорожке перед перекрестком Элизабет натянула поводья и огляделась.

– Это случилось именно здесь. Над дорогой нависли ветки, но странно, что такая надежная лошадь испугалась. Я чувствую – произошло нечто совершенно другое, ничего не могу с собой поделать.

Джордж хмыкнул.

– Может, единственный раз в жизни он был пьян.

– И куда он ездил? К старому мистеру Пирсу?

– Мисс Пирс сказала, он пробыл со стариком только двадцать минут. Ни в одной таверне или распивочной его не видели. Но какая разница? Ты никогда его не любила. А в последнее время и я.

– Это просто... очень странно, – сказала Элизабет. – Я много об этом думала... Но брак был явно неудачным.

– И я его устроил. Что ж... откуда мне было знать?

По дороге Джордж думал об одном из главных достоинств Элизабет – она никогда его не порицает. Всегда его поддерживает, даже если наедине оспаривает мудрость принятого им решения. Он всё больше и больше понимал, насколько беспочвенны были подозрения о ее отношениях с Россом Полдарком. Отрава, которую на последнем дыхании впрыснула в него тетушка Агата, в конце концов истощилась. Почти. Их брак уж точно стал счастливее, чем он мог себе представить два года назад. Джордж пока не рассказал жене обо всех своих амбициозных планах. Но он знал, она с радостью воспримет возвращение в Лондон, знал – Элизабет оценит его честолюбие. И если у него всё получится, он мог бы преподнести ей это как подарок на день рождения.

Они проехали поблизости от улицы Святого Климента, и Элизабет сказала что-то по поводу «бедного мистера Пирса». Джордж не ответил. Теперь, когда Пирс наконец-то умер, Кэрри сделает следующий ход. И это будет неприглядное зрелище. Элизабет не могла ужиться с дядюшкой Джорджа. Каждый считал, что другой оказывает на Джорджа дурное влияние. А сам Джордж знал, что Элизабет не одобрит действия Кэрри, и задумался, не положить ли им конец, пока не поздно. Если это вообще возможно, в чем он сомневался. Кэрри обладал собственным немалым состоянием, и его трудно было сбить с выбранного курса. Джордж и его отец могли бы, но стоит ли затевать ссору, чтобы помешать Кэрри сделать то, пусть и не слишком честным путем, о чем мечтали все трое – одновременно разорить банк Паско и подрезать крылышки Россу Полдарку?

Кэрри почти достиг первой цели во время финансового кризиса два года назад. Тогда он действовал с одобрения Джорджа, но затея не удалась из-за поддержки, которую в последнюю минуту оказал банку Паско банк «Бассет, Роджерс и Ко». В итоге сотрудничество между Бассетами и Уорлегганами резко прекратилось, а взамен начались разногласия между Джорджем Уорлегганом и лордом Данстанвиллем, и в результате последовавшей за этим цепи событий место Джорджа в парламенте досталось Россу Полдарку.

Долгая и мучительная цепь событий и их результат. Но это показало, что поведение Кэрри может нанести ущерб доброму имени Уорлегганов и даже их честолюбивым планам. Вопрос в том, станут ли известны манипуляции Кэрри на сей раз? Если станут, то могут опорочить фамилию Уорлегганов. Произойдет ли это? Можно ли свалить всю вину на мистера Пирса и его спекуляции? Нужно в этом удостовериться. Джордж решил этим же вечером повидаться с дядей. Слишком близоруко для человека с положением Джорджа позволять связывать свое имя с сомнительными финансовыми операциями против конкурирующего банка.

Когда они добрались до Большого дома, выбежали слуги в ливреях. Джордж последовал за Элизабет в дом, глядя на ее туфли из мягкой кожи под серой бархатной юбкой, из-под которой иногда показывалась нижняя белая. У входа он оглянулся и обвел взглядом кривые стены и неровные крыши городка, где он сделал карьеру и заложил состояние. Жизнь удалась.

II

Джака Хоблин два дня пил не просыхая.

Когда ему сообщили, в воскресенье утром в его доме произошла безобразная сцена. Он дал жене затрещину и ударил Розину по голове, словно они виноваты, потом в ярости отправился искать Дрейка, чтобы исполосовать его ремнем до костей. Но Дрейка нигде не оказалось, в кузнице было пусто, огонь в горне едва теплился, и лишь испуганный малец лет двенадцати ответил на вопли Джаки. Кузнец Карн ушел. Когда вернется – неизвестно. Никто этого не знает. Никого нет дома. Брат пошел его искать. Но Кузнец Карн ушел прошлой ночью и с тех пор не появлялся.

Разочарованный Джака разбил пинком пару ведер и ушел, а на полпути домой встретил Арта Муллета, также разыскивающего Дрейка. Они завернули в пивнушку Салли Треготнан и пили там остаток дня. Как и Джака, Арт желал наказать мерзавца, бросившего Розину, но как наказать, когда его нигде нет? Правда, его братец-святоша тут как тут, но даже их подогретое джином чувство справедливости не оправдывало избиение одного человека за грехи другого только на основе родства.

А кроме того, они с раздражением обнаружили неоднозначную реакцию посетителей пивнушки Салли-забери-покрепче. По всеобщему мнению, Дрейк поступил плохо, и хотя кое-кто предположил, что он отправился в Труро увиваться за новоиспеченной вдовой, другие думали, будто он в последний момент переменил свое решение относительно Розины и скрылся на несколько дней, пока не уляжется переполох. Как жаль, что это оказалась Розина, которую несколько лет назад так подвел Чарли Кемпторн, а ведь такую милую девушку еще надо поискать, она заслуживает лучшего, а ей дважды разбили сердце, бедняжке. Не то чтобы она когда-нибудь сохла по Чарли Кемпторну, это уж вряд ли, но... но хотя ее и бросили на пороге церкви, никто не утверждал, будто Дрейк ею попользовался, вот что было у всех на устах.

Ладно, Джака, мы поняли, о чем ты, но есть разница – одно дело, когда он нарушил слово, но никто не обвинит его в порче товара до покупки, никто не обвинит его, что он хоть пальцем до нее дотронулся, пока не надел кольцо. Уж чего у братьев Карн не отнять – это что они действуют честно и без утайки.

– Без утайки! – хмыкнул Джака. – Вот доберусь я до него – все кости переломаю без утайки!

Конечно, некоторые открыто встали на сторону Джаки, но вовсе не единодушно. Опасения Демельзы, что ее братьев считают чужаками, были справедливыми, так и останется до самой их смерти, ведь пять миль – это предельное расстояние, чтобы считаться своим, но они были ее братьями, а значит, шуринами Росса Полдарка, имеющего большой авторитет. Если бы они были неприятными, жадными или задиристыми – дело другое: вне зависимости от Полдарков их бы поставили на место. Но никто в здравом уме не обвинил бы братьев в подобном. К сожалению, один из них подвел хорошую девушку. Большинство предпочитало это замолчать, сказав просто: «Вот ведь жалость какая».

К понедельнику гнев Арта Муллета тоже выдохся. Ему нужно было пасти коз и расставлять сети. Он не мог целый день выплескивать угрозы над стаканом джина. Но решимость Джаки подпитывалась выпивкой, и ее требовалось всё больше, чтобы удовлетворить жажду. С приходом вечера он пошел в пивнушку на вершине холма, известную как «У доктора», и обнаружил там Тома Харри и Дика Кента, егерей из Тренвита. Слуги Уорлеггана не пользовались популярностью, а в особенности это относилось к Тому и Гарри Харри. Ни один из них не отваживался зайти к Салли-забери-покрепче, поскольку там их не встретил бы теплый прием. Заведение «У доктора» держал человек по имени Уорн, и он не был столь разборчив, так что в последние несколько лет здесь выпивали люди из Тренвита, когда выдавалось время.

Опьянение Джаки Хоблина уже перешло в ту стадию, когда он снова чувствовал себя трезвым, пусть трезвость эта была мрачной и опустошенной. Он не замечал никого вокруг и проковылял со своим стаканом на стул в уголке. Том Харри пнул локтем Дика Кента и подошел к Джаке, сел рядом и завел разговор. Кент тоже к ним присоединился.

И Джака наконец-то обрел общество сочувствующих и понимающих. Он любил этих людей не больше, чем прочие, но теперь понял, что недооценил их. Они были того же мнения о Дрейке, что и он: это трус, лжец, обманщик, разбивающий невинные сердца. Человек, не выполняющий обещаний, вонючий крысеныш, лживый мерзавец, червяк, недостойный ползать по земле, позор Сола. Навлекший позор на имя Хоблина.

– Если б я мог, – сказал Джака, вытирая губы тыльной стороной ладони, – то вышиб бы ему мозги. Кнутом. Хлыстом для лошадей. Вот что б я сделал, помяните мое слово!

– Он вернулся, – отозвался Том.

– Вернулся? Когда? Где? Я его не видал! Где он?

– В кузнице, я слыхал, – ответил Том. – Не, я его не видал. Но так говорят. Так ведь, Дик?

– Ну... откуда мне знать? – протянул Кент. – Ты это слыхал, Том? Э-э-э... Ну, может и так... Ага.

Все трое покинули пивнушку и поплелись к мастерской Пэлли. Спуск был долгим и крутым, а на другом холме, в Сент-Агнесс, мелькала пара огоньков. Но не у Дрейка. Когда они спустились, Том Харри подошел к двери и постучал. Ответа не было.

Джака сплюнул.

– Горн потушен. Никого тута нет.

– А я слыхал, тута он. Может, прячется, боится рожу показать. Да, Джака? А, Джака? Давай поглядим.

Дверь была заперта, но замок оказался хлипким и поддался с третьего удара. Они ввалились внутрь, Джака первым, он споткнулся о стул и выругался.

– Мать вашу, да здесь темень, как в мешке у жестянщика. Если б я...

– Ты там? – прокричал Том Харри. – Выходи, Дрейк Карн! Хотим с тобой поговорить! Выходи!

Они снова споткнулись в темноте, а потом Дик Кент высек огнивом искру и зажег свечу. Они увидели простую кухню, хлеб на столе, покрытую плесенью кроличью ножку. Кувшин с водой и кружку с чаем. Харри пнул стол, и он с грохотом опрокинулся.

– Эй, эй, – встревоженно встрял Кент. – Можно подумать, война началась.

– Именно так, – сказал Джака, оглядываясь вокруг, как окруженный со всех сторон бык, не знающий, на кого напасть первым. – Но чертова гаденыша здесь нет, не хочет драться.

– Ну, зато мы можем попортить его любовное гнездышко! – гаркнул Том Харри из крохотной гостиной выше по ступенькам. – Дай-ка свечу, Дик!

– Эй, ты поаккуратней! С огнем-то!

– Я бы сжег тута всё дотла, – сказал Джака сквозь сломанные зубы, покачнувшись. – Богом клянусь, всё бы сжег!

– Ну так давай, – откликнулся Том Харри. – В чем проблема? Давай, Джака, ты сам предложил. Поглядим, умеешь ли ты кусаться так же хорошо, как лаять!

Оказавшись в руках Джаки, свеча заморгала и стала плеваться жиром. Он ругнулся, когда горячий жир капнул ему на пальцы. В комнате сгустились тени, и Джака поднес свечу к дешевой шторе. Та быстро занялась, и пламя побежало дальше.

– Эй, я тут ни при чем! – сказал Кент. – Не хочу иметь с этим ничего общего. Это вообще не мое дело!

И он покачиваясь вышел из дома.

Джака уставился на огонь, наполовину испуганно, наполовину с восторгом.

– Ну вот, – сказал Том Харри. – Вот теперь ты с ним разделался. С этим дерьмом и вруном. Да, Джака? Да?

Он сунул Джаке кусок ткани, и когда свеча чуть не упала, придержал ее другой рукой, пока ткань не загорелась. Потом он отнес полыхающую тряпку в гостиную и положил так, чтобы огонь оказался поближе к балкам под соломенной крышей.

Они остались еще на пару минут, пока не убедились, что всё загорелось. Дик Кент уже ушел. Тогда они поковыляли вслед за ним на холм, в сторону Сола. На вершине холма они присели, чтобы отдышаться. Оглянувшись, они увидели, что в мастерской Пэлли больше не темно. Окна светились желтым. Они решили, что лучше не задерживаться и больше не смотреть.

III

Первый раз Морвенна увидела Дрейка днем во вторник. Всю ночь она мучилась, пытаясь избавиться от жутких кошмаров. Оззи всё время присутствовал рядом с постелью, закутанный в простыню. «Давай сначала помолимся», – понукал он ее. «Тление не наследует нетления... поборемся со зверями в Эфесе... отринем же дурное сообщество... первый человек Адам стал душою живущею, а последний Адам есть дух животворящий... Давай, Морвенна, вознесем молитву, а потом ты покажешь мне свои ступни...» Дважды она вставала с постели и пыталась найти несуществующую дверь в стене, за которой ее замуровали с живым трупом Оззи. Дважды ее чуть не стошнило от ужаса. С приходом утра Гарланда проникла в ее спальню и легла рядом. Только Гарланда заставила ее в конце концов встать и прожить еще один невыносимый день.

Дрейк вошел через приоткрытую стеклянную дверь, с него капала вода.

– Дрейк! – воскликнула Морвенна, и ее голос дрогнул.

– Морвенна!

Она уставилась на Дрейка широко открытыми глазами, испуганно, боясь того, что произойдет. Через мгновение он сделал к ней шаг. Морвенна отпрянула.

– Не нужно...

– Морвенна. Я здесь... тут, поблизости, с воскресенья. Я пытался с тобой повидаться, но рядом всегда кто-то был.

– Дрейк... Не нужно...

– Чего не нужно?

Он отбросил со лба мокрую прядь.

– Прикасаться ко мне. Подходить ближе. Я этого не вынесу!

– Дорогая, я знаю, что ты чувствуешь...

– Знаешь? – она хрипло засмеялась. – Нет, не знаешь! Никто не знает! Никто. Могу только сказать, что после всего этого я стала грязной. Я не для тебя. И ни для кого. Никогда больше.

– Дорогая...

– Не приближайся! – она съежилась, когда Дрейк сделал еще полшага. – И прошу тебя, уходи.

Дрейк посмотрел на Морвенну, и она бросила ответный взгляд, полный злобы и враждебности. Он не мог поверить своим глазам. Она была незнакомкой и смотрела на него, как на врага.

– Я пришел, – произнес он запинаясь, с ледяным сердцем, которое еще минуту назад переполняла надежда, – я пришел сразу же, как только услышал. – Мне... мне сказали в субботу утром. Я пошел к мистеру Оджерсу, и он подтвердил. Мне жаль... жаль, что это случилось, но когда я узнал, что ты одна, я бросил всё и пришел. – Он снова поднес руку к волосам, пытаясь их пригладить. – Я плохо спал, Морвенна, и прошу прощения за свой внешний вид. Я каждый день пытался с тобой повидаться наедине, но здесь было так много народу... Я подумал, что могу помочь. Может быть, позже, если ты до сих пор так расстроена... Я мог бы вернуться.

Морвенна сделала глубокий вдох, чтобы побороть рвотный позыв.

– Никогда не возвращайся, Дрейк. Никогда... даже не думай... Дрейк, всё кончилось много лет назад. И больше не вернется. Хватит, хватит, хватит... Всё кончено. Кончено навсегда! Уходи и забудь меня! Оставь меня, оставь меня в покое!

Его руки задрожали, и он стиснул их, чтобы успокоиться, повернулся обратно к двери, но остановился.

– Морвенна, мы не можем вот так расстаться...

Открылась другая дверь, и вошла дородная и уродливая старуха с глазами-пуговицами и плотно стиснутыми губами.

– Кто это? – спросила она и замерла. – Кто вы? Морвенна, кто это?

Морвенна закрыла глаза рукой.

– Один... один мой бывший знакомый. Он... уже уходит. Не могли бы вы позвать.... позвать кого-нибудь, кто его проводит?