Текст книги "Штормовая волна"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– Было бы чудесно, дорогая, – сказал Эддерли. – Я видел пьесу дважды, и она довольно уныла. Но дамы интересные.

На том и порешили.

Глава четвертая

I

К трем часам ночи гости начали разъезжаться. Кэролайн заметила, что произошло с Демельзой, и лично увела Монка Эддерли подальше от опасной зоны.

Позже она сказала Демельзе:

– Иногда мне кажется, что он слегка не в себе. Не потому, что он тобой увлекся! Просто временами он... совершенно неуправляем. Воспринимай это как шутку.

– Всё это замечательно, но...

– Я знаю. Но объясни Россу... Я предложу Дуайту тоже поехать туда в четверг. А тем временем присмотрю какую-нибудь девушку, чтобы подсунуть ее Монку.

***

Ожидая, когда подадут карету, Джордж сказал:

– Так, что, Монк, вам обломали крылья?

– Вовсе нет, дорогой. Рим строился не за один день. Сначала нужно... расчистить территорию.

– И вам это удалось? Не верю! Она добродетельна.

– А вы утверждали обратное.

– Что ж, чужая душа – потемки. Я сказал, что это возможно. Вероятно, позже вы узнаете это более точно.

– Разумеется. Могу и сейчас вам сказать. В течение месяца она перестанет быть добродетельной, если под добродетелью вы имеете в виду верность мужу. Я буду считать ее добродетельной, если она будет хранить верность мне, пока она меня интересует.

– Серьезное заявление. Так и тянет сделать ставку.

– Безусловно, дорогой мой. Ничто не доставит мне большего удовольствия. Сколько вы предлагаете?

Джордж облизал губы и огляделся – не слышит ли Элизабет.

– Сотню гиней к десяти. Я не готов на большую ставку. В конце концов, если вы выиграете, то получите всё удовольствие.

– Нет, – ответил Монк, посмотрев в холодные глаза приятеля. – Чую, что в случае моего выигрыша вы получите куда больше удовольствия.

***

Вскоре подали карету Полдарков, Демельзе помогли в нее сесть, и они медленно тронулись. Через некоторое время Росс сказал:

– До чего эксцентричен этот Монк Эддерли.

– Эксцентричен... Да. Я слегка его побаиваюсь.

– Не заметил. Ты попросила его присоединиться к нам за ужином и пригласила в театр в четверг.

Демельза пожала плечами – объяснить ей было трудно.

– Сначала он попросил меня пойти ужинать только с ним. Я не знакома с лондонскими светскими обычаями, но подумала, что отказ его оскорбит. И поэтому предложила пойти всем вместе.

– А во второй раз?

– Я решила, что вы начнете шипеть друг на друга, как мартовские коты, и сказала первое, что пришло в голову, лишь бы вас остановить.

Они пересекли Оксфорд-роуд, где даже в такой поздний час были люди. Пьяные валялись под козырьками нависающих домов, извозчики и телеги мясников тряслись по мостовой не то по запоздалым, не то по ранним делам, нищие копошились в отбросах.

– Как странно, – сказал Росс, – что люди, находящие жизнь бесконечно унылой, и сами так унылы. Что ж, полагаю, придется потерпеть его в четверг.

– Росс. – Демельза повернула голову, и свет от проходящего мимо фонарщика показал напряженное выражение ее лица. – Я поговорила с Кэролайн. Она велела не принимать его всерьез. Ни мне, ни тебе. Особенно тебе. Она сказала, что мы должны всегда воспринимать его шутя.

Росс поморщился.

– Эддерли. Да. Сплошная шутка. Но думаю, стоит за ним присматривать, пока шутка не стала горькой.

Они сняли ложу в Друри-лейн [13]13
  Королевский театр Друри-лейн – старейший из непрерывно действующих театров Великобритании. В XVII – начале XIX веков считался главным драматическим театром британской столицы. Открылся в 1663 году.


[Закрыть], которая обошлась Россу в двадцать шиллингов, там было четыре места. Мистер Джон Кембл, мистер Уильям Бэрримор и мисс Пауэлл играли в трагедии из пяти актов «Месть» авторства Эдварда Янга. Демельза не видела ни одного спектакля, за исключением того, что исполняли у них в библиотеке больше десяти лет назад, и по сравнению с нынешним то представление было просто игрой в шарады. Она позабыла про бледного и натянутого как струна мужчину, сидящего рядом, который воспользовался возможностью, чтобы приблизить к ней свое лицо, нашептывать комментарии и прикасаться к обнаженной руке тонкими холодными пальцами.

Ее больше раздражал шум из партера – передвижение публики, летящие на сцену апельсины, выкрики, когда актеры делали что-то не так. Свет от трех сотен мерцающих сальных свечей заливал сцену. Великолепие костюмов и декораций, гулкие и проникновенные голоса актеров зачаровали Демельзу. Между актами играла музыка, чтобы публика не заскучала, а когда «Месть» закончилась в луже крови, показали еще две короткие пьесы, комические. Чудесный вечер.

Дуайт и Кэролайн сидели в соседней ложе, и в антракте Дуайт сказал Россу:

– Сегодня я виделся с доктором Дженнером.

Росс бросил на него рассеянный взгляд. Его больше заботил закипающий внутри гнев, растворяющийся в волнах самоиронии.

– Дженнера? Ах да. Та книга, которую ты читал...

– Я считаю, что это может быть величайшим открытием нашего времени. Разумеется, и прежде уже делали прививки от оспы, но это другое. Пока еще недостаточно экспериментальных данных, с моей точки зрения. Но я надеюсь еще раз увидеться с ним до отъезда.

– Ты собираешься домой?

Дуайт улыбнулся.

– Пока нет.

– Возможно, мне вскоре придется отправить домой Демельзу, – наполовину в шутку сказал Росс, – здесь она не в безопасности.

– Я думаю, что она в безопасности, Росс. Она способна о себе позаботиться.

– Я и сам привык так думать, – ответил Росс.

Последняя короткая пьеска оказалась водевилем, сатирой на новую моду, показанную в преувеличенном виде. Публика хорошо принимала песенку в исполнении мисс Фанни Томпсон.

Милейший, обречен мой стан,

Вы гляньте, что за формы!

Пред вами форменный болван -

Продукт модной реформы.

Как в прошлый век, мне не вкусить

Чизкейк, желе, пирог.

Но ради моды можно и забыть,

Где талию нам создал Бог!

К припеву присоединились все. Поднялся невообразимый шум. Когда двести человек стали подниматься со скрипящих кресел, Монк Эддерли сказал:

– Не хотите ли прогуляться со мной по Воксхоллу в понедельник, миссис Полдарк? В Палате общин будет позднее заседание.

– А разве вам не нужно присутствовать?

– Боже упаси. Но ваш муж наверняка будет.

– Скажите, почему вас назвали Монком [14]14
  Monk (англ.) – монах.


[Закрыть]? Это имя совершенно вам не подходит.

Он прищурился. На менее зловещем лице это выглядело бы привлекательным.

– Как вы сами заметили, это имя мне не подходит. Так звали моего отца, и он настолько любил это имя, что дал его всем моим братьям, чтобы оно сохранилось наверняка.

Брови Демельзы поползли вверх.

– Боже ты мой! Хотите сказать, что по улицам Лондона разгуливают и другие Монки Эддерли?

– Нет, мэм. Двое умерли в детстве. Одному перерезали горло в Индии. Еще один до сих пор в Бристоле с родителями, но он унылый провинциал, выросший сельским сквайром... Но расскажите о своем имени. Что оно означает на вашем странном кельтском наречии?

– Не знаю, – ответила Демельза, хотя прекрасно знала, но чувствовала, что это даст Эддерли возможность продолжить в нежелательном духе.

– Что ж, имя довольно вызывающее. Ну да... Демельза... Демельза... Прямо-таки хочется его стянуть, как плащ, как одежду, как кожу...

– Как шкурку с банана? – предположила она.

– Послушайте, колючий язычок. Пожалуй, хватит на этом. Вы остры на язык, и это весьма притягательно, но в нужный момент. В таком случае, до понедельника. В девять.

Прежде чем Демельза успела ответить, вмешалась Кэролайн.

– В нашей карете есть место для еще двоих. Мы отвезем вас домой. Вы найдете портшез, Монк?

– Зайду в «Уайтс» на часок. Составите мне компанию, Полдарк? Вы можете войти в качестве моего гостя.

Росс задумался и дружелюбно ответил:

– Благодарю, но нет, пожалуй. Я недостаточно богат, чтобы потерять деньги, и недостаточно беден, чтобы желать их выиграть.

– Какая унылая мысль, – отозвался Эддерли. – К деньгам всегда нужно относиться, как к чему-то, не имеющему значения.

III

Этим же вечером, когда Демельза уже дремала в постели, Росс сказал:

– Ты знаешь, в кои-то веки я подумал, что Эддерли прав.

– Что? В чем? О чем ты?

– О том, что к деньгам нужно относиться как к чему-то неважному. Теперь, когда я владею оловянной шахтой и имею долю в плавильном предприятии и в прочих, деньги перестали играть для меня серьезную роль.

– А для меня они никогда ее и не играли, – ответила она. – Может, потому что я родилась дочерью шахтера. А может, потому что никогда не имела много денег. Я знаю лишь, что несколько монет в кошельке приносят мне радость, а когда их нет, мне грустно. По-другому не бывает.

– Но всё равно, Эддерли прав в этом, хотя неправ во всем остальном. В особенности неправ, если полагает, будто я буду стоять и смотреть, как он пытается наставить мне рога.

– Ты всерьез думаешь, что у него есть хоть малейший шанс?

Росс не ответил. Демельза резко села в постели, совершенно проснувшись.

– Росс, о чем ты думаешь? Ты всерьез считаешь... Потому что... Потому что однажды кое-что произошло, однажды у меня были чувства к другому, и теперь ты думаешь, что я сделаю это снова, с первым попавшимся под руку? Неужели из-за Хью Армитаджа я обречена находиться под подозрением в подобных же чувствах к любому, кто окажет мне знаки внимания? – Росс по-прежнему молчал, и Демельза воскликнула: – Росс!

– Нет, – вынес вердикт он.

– Этого больше не случится, уж точно не с человеком вроде капитана Эддерли.

– Тогда тебе следует яснее дать мне это понять.

– Как?

– Не поощряй его.

– Я его не поощряю! Я просто пытаюсь быть любезной!

– Зачем?

Она в отчаянии махнула рукой.

– Иногда, Росс, ты просто несносен. Правда. Я... я первый раз в Лондоне. Здесь совершенно другое общество. Я твоя жена, и куда больше, чем просто ношу твою фамилию, куда больше, после стольких-то лет. Я счастлива и с восторгом принимаю этот новый образ жизни. Ко мне подходит мужчина и говорит мне комплименты. Он... он образован, хорошо воспитан, член парламента. Мне следует повернуться к нему спиной, чтобы тебе угодить? Я должна дать ему пощечину, чтобы доставить тебе удовольствие? Мне нужно сидеть в уголке и не отвечать на его вопросы? Лучше бы я вообще не приезжала!

– Лучше бы ты вообще не приезжала, чтобы он тебя не лапал. Он, наверное, знает каждую косточку на твоей левой руке от запястья до плеча.

Повисла тишина.

– Тогда скажи, что мне делать, – попросила Демельза. – Хочешь, чтобы я уехала домой?

– Разумеется, нет!

– Тогда скажи, как мне себя вести.

– Ты прекрасно знаешь, как себя вести.

– Это несправедливо! – взбунтовалась Демельза. – Он не принял бы отказ. Он сказал, что в понедельник отвезет меня в Воксхолл, пока ты будешь в Палате.

– И ты пойдешь?

– Конечно же нет! Меня не будет дома или я буду плохо себя чувствовать. Лихорадка скорее всего остудит его пыл... Может, нарисую на лице прыщи и погляжу на него в окно... Росс, не позволяй этому испортить наше пребывание здесь...

– Да, конечно, – сказал он, обняв ее за плечи, – но невозможно постоянно сдерживаться и контролировать эмоции, а когда я вижу тебя в обществе другого мужчины, когда он к тебе прикасается, в голове или где-то еще всплывают прежние чувства, прежние мысли, прежние обиды. Хотя не так уж они стары.

Демельза прижалась к нему и долго молчала, но не спала.

IV

На следующее утро принесли корзину с цветами. Росс хотел ее выкинуть, но Демельза не согласилась. Цветы всегда вызывали у нее интерес и доставляли удовольствие, не важно, откуда они взялись. А некоторые цветы в этом букете она никогда прежде не видела.

Воскресенье они провели вместе с Дуайтом и Кэролайн на верховой прогулке за деревней Хэмпстед, пообедали и поужинали тоже с ними. В понедельник снова доставили цветы. В половине шестого за Демельзой зашла Кэролайн, и они отправились в другой королевский театр, Ковент-гарден. Около девяти Демельза, решив, что она слишком много ест, отказалась от приглашения вернуться в Хаттон-гарден, чтобы поужинать, и сказала, что перекусит чем-нибудь легким дома. Кэролайн доставила ее домой и уехала, и Демельза вбежала в гостиную, увидев там свет. Она решила, что вернулся Росс, но обнаружила растянувшегося в кресле Монка Эддерли.

Он был в бледно-голубом сюртуке из превосходного шелка, сорочка украшена янтарными пуговицами.

– А, добро пожаловать, – сказал он, медленно поднимаясь. – Вы заставили меня ждать, но это неважно. Удовольствие всё равно больше.

– Как вы сюда вошли?

– Через парадную дверь и по лестнице, мэм. Это несложно.

Он склонился над ее рукой, и Демельза заметила шрам в волосах.

– Вас впустила миссис Паркинс?

– Да. Я назвался вашим братом. Простой трюк. – Он опустил край ее перчатки и приложил губы к обратной стороне запястья. – Я всегда первым делом полагаюсь на простые уловки. Кстати, в прошлом году был случай, когда я хотел войти в покои юной леди, а старая дракониха, ее матушка, караулила внизу всех входящих. Тогда я одолжил платье у швеи, и дракониха впустила меня, даже не взглянув! Из меня вышла вполне сносная девица.

– Простите, – сказала Демельза, – но я вынуждена попросить вас уйти, капитан Эддерли.

– Уйти? Я чем-то вас обидел? Как чудесно вы расставили мои цветы!

– Очень любезно с вашей стороны прислать мне цветы. – Демельза опустилась на колени и пошевелила угли в камине, чтобы дать себе время подумать. – Но это не дает вам право... право...

– С помощью уловки входить в ваши покои? Да будет вам. У меня не было другого способа застать вас в одиночестве.

– А зачем вам это?

– Посмотритесь в зеркало, дорогая.

– Я замужем, капитан Эддерли.

– О да. Это я знаю, – сказал он с легкой насмешкой.

– И моему мужу не понравится, если он обнаружит вас здесь.

– А он не обнаружит. Я оставил на улице человека, который задержит его достаточно надолго, чтобы я смог ускользнуть через заднюю дверь. Но вряд ли это произойдет раньше, чем через два часа. Они спорят по поводу ополчения.

– Прошу вас, уходите. Мне не хотелось бы звать миссис Паркинс.

– Мне тоже не хочется, чтобы вы ее звали. Но разве мы не можем хотя бы немного поболтать?

– О чем?

– На любую тему во вашему выбору. О жизни. О любви. Позвольте мне рассказать вам о человеке, которого я убил.

– В следующий раз.

Монк подошел к вазе.

– Взгляните на это. Видите? Вы знаете, как называются эти цветы?

– Нет.

– Георгины. Их привезли в Англию в качестве еды для бедняков вместо картошки. Но нахальным беднякам не понравился вкус, и теперь они продают не клубни, а цветы.

Произнося эти слова, он снова подошел к Демельзе, но она отодвинулась.

– Обратите внимание, что они не пахнут.

– Я заметила.

– Позвольте снять с вас плащ.

– Когда вы уйдете, – ответила она.

Глаза Эддерли сузились.

– Вы меня боитесь?

– Ни капли.

– Я вам не нравлюсь?

– Да.

– Звучит не очень уверенно. Вы боитесь того, что я могу сделать? У вас никогда не было другого мужчины помимо мужа? Разве вы не хотите испытать все любовные изыски?

– Разве вы говорите о любви, капитан Эддерли?

Он пожал плечами.

– Называйте это как хотите. Я могу научить вас всем премудростям.

На мгновение повисла тишина. Эддерли тихонько приложил пальцы к ее груди, легко, как кошачью лапу, и Демельза быстро отодвинулась.

– Видите? – спросил он.

Демельза обернулась.

– Что я должна была увидеть?

– Как быстро вы отзываетесь.

– Вы себе льстите.

– Вот как? Позвольте доказать.

Она покачала головой.

– Я так... сильно влюблен, – сказал он. – Не думайте, что это какая-то обычная прихоть. Вы очаровательны.

– Я польщена. Но...

– Давайте присядем, и я расскажу о ваших чарах.

– Простите.

– Почему вы так жестоки?

– Жестока? Вовсе нет! Просто я не чувствую того, чего вы от меня ждете.

– Это может измениться, уверяю вас. У меня есть для этого средства, если позволите объяснить.

– Не сейчас. В другой раз, сэр.

Они уставились друг на друга.

– Какой у вас странный говор, – сказал он. – Из западных графств, полагаю.

– Я из западного графства.

– Что ж, мне он нравится. Вы кричите, когда вас берет мужчина?

Она глубоко вздохнула.

– На мгновение я решила, что вы назовете меня ханжой, так что, наверное, мне стоит самой это сказать, чтобы вы не утруждались...

– Мэм, вы вложили в мои уста слова, которые я...

– Вы джентльмен?

Он вспыхнул.

– Полагаю, что так.

Впервые Демельза заметила на его щеках румянец.

– Тогда прошу меня простить, как вы уже отметили, я с запада и не понимаю лондонских манер, но разве не долг джентльмена уйти, если дама об этом просит?

Он прищурился.

– Лишь когда джентльмен уже вошел.

Это всё решило. Демельза потянулась к колокольчику.

– Я нахожу это... этот ответ оскорбительным. Прошу вас уйти.

Он еще мгновение поразмыслил, взвешивая все шансы. Потом вытащил платок и поднес его по очереди к обеим ноздрям.

– Пожалуй, отложим на другой раз.

– Будьте любезны.

Он издал короткий смешок.

– Вот значит как! Теперь я знаю, в чем дело. Вы боитесь не меня, а своего мужа! Он вас бьет?

– Да, часто.

– Когда его руки устанут, – сказал Монк Эддерли, – велите ему послать за мной. Доброй ночи, миссис Полдарк.

V

Вторая неделя Полдарков в Лондоне оказалась не столь приятной, как первая. Демельзе пришлось рассказать Россу о визите Эддерли, хотя подробности она опустила. Пусть лучше он узнает об этом от нее, чем случайно, чтобы не подумал, будто она его обманывает. Росс отчитал миссис Паркинс, чтобы впредь никого не впускала в их апартаменты, когда их нет дома, каким бы ни был предлог. Но отношения Росса и Демельзы всё равно не стали прежними. Между ними пролегло облачко непонимания и недосказанности, и в любой момент могла произойти вспышка.

Они посетили Королевскую академию и Британский музей, а в начале третьей недели поужинали с Боскауэнами в их доме на Одли-стрит. Вопреки опасениям Демельзы, это оказалось не таким суровым испытанием, поскольку матушка виконта, вдова великого адмирала, оказалась бодрой старушкой и возместила отсутствие миссис Говер.

Когда дамы покинули столовую, мужчины обсудили вторжение в Голландию, которое после первых успехов увязло в проблемах со снабжением и из-за генералов и адмиралов, не желающих рисковать. Лорд Фалмут сухо заметил, что капитан Полдарк, как он слышал, стал кем-то вроде банкира, и Росс объяснил всё случившееся.

– Надеюсь, вы не считаете, что это как-то противоречит моим обязательствам перед вами в качестве члена парламента.

– Нет... Да и не думаю, что вы стали бы обращать внимание на мои возражения, если бы я их сделал.

– Вы несправедливы ко мне, милорд. Я всегда принимаю во внимание ваши слова. Хотя очевидно, что...

– Да, вполне.

– Но надеюсь, теперь между вами и лордом Данстанвиллем стало меньше противоречий.

Лорд Фалмут фыркнул.

– Бассет – человек напористый, всегда таким был. Он слишком много суетится. Иногда это приносит плоды для графства, но чаще служит лишь его собственным интересам. Однако я полагаю, что звание пэра слегка остудит его прыть... А теперь, как я понимаю, Уорлегганам покровительствует Хокинс. Зная сэра Кристофера, могу сказать, что это обойдется недешево.

– И Джордж Уорлегган с радостью заплатит.

– Вот что интересно, – сказал Фалмут, стряхивая табачные крошки, – если всё сказанное вами про Уорлегганов правда, своим нажимом на банк Паско они лишь устроили самого Паско на более выгодную позицию и сделали другой объект своей вражды, то есть вас, его партнером!

– Думаю, Харрис Паско предпочел бы собственный банк своему новому положению, – сказал Росс, – но что верно, то верно, их успех весьма скромен. Что касается меня, то я не рассматриваю свою позицию всерьез, просто забавно, как это всё произошло.

– Я бы согласился с этим, – ответил лорд Фалмут, – не будь здесь иных мотивов.

В следующий понедельник в Палате общин состоялись дебаты по поводу нового договора о союзе с Россией. Росс не особо интересовался этим вопросом, но в заседании собирались принять участие самые известные ораторы – лорд Холланд должен был представить поправки, и скорее всего выступят Питт и Фокс. Поэтому Росс вышел в три часа, чтобы занять хорошее место на дебатах, начинающихся в четыре.

Но, как обычно, в преддверии дебатов по поправке в Палате рассматривали несколько мелких законопроектов, а среди них – билль о поддержке искалеченных солдат и моряков. И когда вместо привычного голосования поднятием рук объявили голосование путем вставания с места, Росс достаточно заинтересовался, чтобы проголосовать за проект.

Во время голосования голосующих «за» попросили удалиться, а затем пересчитали, когда парламентарии вернулись. Другая половина осталась на своих местах. Обычно спикер объявлял, какая сторона голосования должна покинуть зал, и он выбирал, будут ли это сторонники или противники законопроекта. И в этом случае Россу стоило дважды подумать, прежде чем двигаться с места.

В зале на триста мест при пятистах пятидесяти восьми парламентариях перед важными дебатами всегда образовывалась давка, и по традиции Палаты тот, кто покидал место для голосования, мог его лишиться. По этой причине члены парламента часто не голосовали за билль, который поддерживали, чтобы не потерять место, и иногда специально устраивали подобное голосование, зная, что немногие покинут зал, хотя охотно поддержали бы закон простым ответом «За».

В этом случае законопроект был поддержан в первом чтении простым большинством в тринадцать человек, но когда Росс вернулся, то обнаружил, что на его месте сидит капитан Эддерли.

– Вот как, – сказал Росс.

Эддерли взглянул на него из-под полуприкрытых век.

– Вы что-то потеряли, Полдарк?

– Да... мое место.

– Вы им не владеете, любезный. В этом зале нет такого понятия, как «мое место», вы прекрасно это знаете. Придется вам постоять в проходе.

Маленький толстяк рядом с Монком хмыкнул, но опустил взгляд.

– А такое понятие, как «мои перчатки» еще существует? – спросил Росс.

– Ваши перчатки? Вам лучше знать, Полдарк. Мне-то откуда?

– Потому что я оставил их в этом кресле. И сдается мне, вы на них сидите.

– Я? – спросил Эддерли и зевнул. – Вовсе нет, любезный. Я к ним даже не притрагивался. Видите ли, меня больше не интересуют ваши... ваши поношенные вещи.

Многие парламентарии еще перемещались по залу – одни пытались протиснуться на свои места, кто-то поднялся и выступал (или пытался выступать) по поводу какого-то законопроекта, и лишь с десяток стали свидетелями короткой потасовки на задней скамье. Рука Росса взметнулась, схватила Эддерли за шейный платок и приподняла. Другой рукой Росс подобрал свои перчатки, и Эддерли хлопнулся обратно.

– К порядку! К порядку! – выкрикнули некоторые парламентарии.

– Прошу прощения, Эддерли, – сказал Росс и протянул ему упавшую шляпу. – Я был уверен, что мои перчатки здесь. И у вас прощу прощения, сэр, – поклонился он спикеру, после чего покинул Палату.

VI

Часа через два на Георг-стрит прибыл мистер Джон Крэйвен с письмом. Оно гласило:

Любезный Полдарк!

Оскорбление, которое Вы нанесли мне в Палате общин, невозможно загладить извинениями. Я знаю Вас как бесславного хвастуна, и полагаю, что под Вашей показной смелостью скрывается трусость. Таким образом, я желаю дать Вам возможность показать, правда ли это.

Предлагаю встретиться в Гайд-парке в среду в шесть утра с парой пистолетов, чтобы разрешить наши разногласия. Это письмо доставит мой секундант, мистер Джон Крэйвен, передайте ему, кто станет вашим секундантом.

По очевидным причинам настаиваю, чтобы Вы сохранили эту встречу в тайне.

Ваш покорный слуга Монк Эддерли