Текст книги "Бич Божий"

Автор книги: Уильям Дитрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Я мог бы ждать развития событий тут, в Толозе. Моё присутствие мало повлияет на несчастную армию Аэция, а Аттиле ещё понадобится время, чтобы сюда добраться. Или я мог бы вернуться и броситься в самую гущу битвы, и тогда всё завершится ещё быстрее. Таким станет мой конец и конец прежнего мира. Сплотиться против гуннов и достичь единства не удалось: Рим слишком стар и слишком устал. Нам предстоит лишь безнадёжная битва, огонь, забвение...

В дверь моей спальни постучали. Я не желал откликаться, но стук настойчиво повторялся снова и снова. Наконец я открыл дверь и увидел служанку с подносом, на котором лежали сушёные фрукты и мясо. Я не рассчитывал на подобное гостеприимство. Фигура была в длинном одеянии с капюшоном на голове.

– Подкрепитесь после вашего путешествия, посол, – произнёс женский голос.

– Спасибо, я не голоден.

– Даже за компанию?

Я насторожился.

– Что вы предлагаете?

– Хочу услышать побольше из того, что вам известно.

Услышать побольше? Кто же это подслушал мой негромкий разговор с Теодорихом? Затем я вспомнил.

– Вы прятались в тени у колонны, за троном.

– Я слишком хорошо поняла суть ваших предупреждений. Наверное, даже лучше, чем вы.

– Но кто вы?

– Скорее впустите меня и закройте дверь. – Она говорила в нос. – Мне запрещено появляться в мужских покоях.

И я впустил её. К моему удивлению, она не стала снимать капюшон и открывать лицо. Оно так и осталось для меня подобием тёмного провала. Женщина поставила поднос на маленький столик у кровати и встала чуть поодаль.

– Я хочу увидеть, как вы едите.

– Что?

– Я вам потом объясню.

Я с сомнением поглядел на еду.

– Она не отравлена.

Я взял на пробу сушёное яблоко, а затем сделал несколько глотков из кувшина с водой и не заметил ничего особенного. Тогда я достал кинжал и отрезал им кусок мяса.

– Да. – Её дыхание стало свистящим. – Откуда у вас этот нож?

Вопрос был резким, точно удар.

Я опустил взгляд, внезапно сообразив, что её так заинтересовало.

– От Евдоксия, греческого лекаря. Я отобрал у него нож, когда он пытался сбежать. Он меня им чуть не зарезал.

– А откуда он взял этот нож?

Я пристально посмотрел на оружие и вновь обратил внимание на изящную резьбу его рукоятки из слоновой кости, украшенной рубинами, и на сверкающее лезвие.

– Я не знаю.

– А я знаю.

Я изумлённо взглянул на неё.

– Теперь вы, должно быть, поняли, кто я такая. Всему миру известно о позоре Берты.

Она выпрямилась и опустила капюшон, точно занавес.

Я невольно застонал от ужаса.

Да, передо мной была женщина, но женщина, чудовищно изуродованная розовыми и алыми шрамами, собравшимися складками на её лице. Одно ухо у неё почти отсутствовало, а второе было столь сильно разрезано, что две его части заканчивались сморщенными полосками. Губы, рассечённые крест-накрест, превращали улыбку в гримасу. Но хуже всего выглядел нос с отрубленным кончиком. Его уцелевшая часть до того сплющилась, что ноздри выпятились, как у свиньи.

– Ну как, вы меня узнали?

У меня громко забилось сердце.

– Принцесса, я не мог себе представить...

– Ни один мужчина не может себе представить моего позора и унижения моего отца. Из моих покоев убрали все зеркала. Да и король не в силах на меня смотреть. Он держит меня взаперти и выпускает, лишь когда я закрываю голову или надеваю маску на лицо. Я прячусь в тени этого дворца и двигаюсь, словно призрак, словно нежеланное напоминание о жестокости вандалов.

– Вы были женой вандала Лохнара, – с жалостью проговорил я.

– И невесткой самого великого Гейзериха. А ещё я была символом единства двух наших народов. Как я гордилась этим в день свадьбы! По пути к Карфагену выстроились вооружённые отряды готов и вандалов, а Гейзерих немало заплатил за приданое моему отцу! И всё же когда Валентиниан предложил в жёны Лохнару римскую принцессу, обо мне сразу забыли.

– Но почему... – начал я, поражённый её уродством.

– Лохнар потребовал развода, чтобы он смог жениться на римской христианке, но дочь Теодориха нельзя так просто убрать с дороги. И мой отец ему отказал. Тогда Гейзерих, мой свёкор, в припадке пьяного гнева, раздражённый нашей неуступчивостью и нежеланием дать его сыну развод, чтобы тот мог стать союзником Рима, превратил меня в чудовище. Лучше бы он меня убил.

– А почему вы спросили про мой кинжал?

– Потому что я знаю, кто был его владельцем. – Она с горечью поглядела на оружие. – Мне было известно о вашей миссии, и я видела из верхнего окна башни, как вы приехали в город. Я узнала Гейзериха столь же хорошо, как вы узнали Аттилу. И предупреждала отца, что они – два сапога пара. А затем вы вошли в наши покои, и я чуть не упала в обморок, увидев у вас рукоятку ножа. Этим... – она запнулась, – лезвием изрезал меня Гейзерих.

Я выронил нож, точно он раскалился от огня.

– Я даже понятия не имел! Пожалуйста, простите меня! Евдоксий пытался зарезать меня, и я вырвал у него нож!

– Разумеется, вы ничего не знали.

Её тон смягчился, она приблизилась ко мне и приподняла дрожащей рукой нож.

– Ни смельчак, ни последний глупец не принёс бы его в дом моего отца, если бы знал его историю. Лишь кто-нибудь совсем несведущий мог сделать такое.

– Должно быть, Евдоксий получил его от Гейзериха...

– Чтобы показать Аттиле. – Она понизила голос, но в нём по-прежнему улавливалась горечь. – А Гейзерих хотел избавиться от напоминания о своём грехе. Вам известно, что он мне сказал? «Ты больше никому не достанешься, ни одному мужчине, из-за своей упрямой гордыни, а твоим лицом станут пугать детей и молодых возлюбленных». Он пожелал мне прожить сто лет и каждый день вспоминать о своей глупости. О том, как я осмелилась пренебречь просьбой принца вандалов.

– Госпожа, он совершил чудовищное преступление!

– Можете ли вы вообразить мою ненависть? Можете ли вы вообразить мою пламенную жажду мести? Однако мой отец так растерян, что сидит в оцепенении в этом старом дворце и боится бросить вызов Гейзериху. И он слишком горд, чтобы просить о помощи римлян. Но сейчас сами римляне просят его помочь! А мой заклятый враг вот-вот станет союзником вашего врага.

В её глазах вспыхнул огонь.

– Вы – дар Божий, Ионас Алабанда, посол, отправленный как архангел, чтобы встряхнуть моего отца и вывести его из оцепенения. Пусть он ещё сомневается, но у меня не осталось ни тени сомнений, как только я увидела ваш кинжал. Вы привезли символ вызова вандалам, хотя сами и не подозревали об этом.

Я понял, что надежда наконец забрезжила.

– Тогда вы должны убедить вашего отца, что всё сказанное мной – правда!

– Я потребую справедливости, к которой вправе взывать любая женщина из племени вестготов. Аттила думает, что союз с Гейзерихом гарантирует ему победу. Но я вижу, что всякий человек, заключивший сделку с нечестивыми вандалами, проклят судьбой, и Аттила тоже будет проклят. – Она сжала нож, костяшки её пальцев побелели, а кулак дрогнул. – Я клянусь этим лезвием, положившим конец моему счастью, что мой народ двинется на помощь Аэцию и Риму, ибо, объединившись с ними, мы нанесём сокрушительный удар гуннам и вандалам... раз и навсегда!

* * *

Загорелись сигнальные огни, и звуки протрубивших рогов разнеслись от горных вершин до плоских равнин. Вся Аквитания пробудилась к жизни – от берегов великого западного океана до пиков главного горного массива. Король созывал вестготов на войну! Стрелы, заточенные долгими тёмными зимними днями, связывали пучками и стягивали ремнями; длинные мечи германцев обматывали промасленной тканью, а массивные копья с их похожими на листья серебряными концами затачивали заново. Огромные щиты взваливали на плечи, броню укрепляли, а шлемы полировали до блеска. Для военной кампании отобрали юных восторженных парней, почти подростков, а их горько плачущим младшим братьям поручили заботиться о доме по крайней мере на протяжении ещё одного сезона. Помрачневшие жёны упаковывали в сумки высушенное мясо и зерно, а дочери шили военное обмундирование и плакали, предвидя гибель отцов и братьев. Вестготы отправлялись на войну. Промаслили сёдла, подновили сапоги, туго завязали ремни и надели походные плащи. Вскоре собравшихся на войну мужчин можно будет увидеть издалека: они спустятся с дюжины холмов в каждое селение, а из дюжин селений – в каждый город, ручьи превратятся в потоки, а потоки станут реками.

Слово достигло своей цели. Наконец-то вестготы отомстят за Берту!

В Толозе тысячи рыцарей оседлали коней и ждали приказа своего короля. Кони были огромны, с мощными копытами, их хвосты были перевязаны лентами, а гривы украшены монетами.

Острый верх вестготских шлемов дополняли разноцветные пышные перья. Воины гарцевали на конях, держа овальные щиты, а их пики вздымались до крыш. Я ждал вместе с ними, взволнованный этим зрелищем.

И вот наконец в старом римском портике появился высокий и блистательный король Теодорих в золочёной кольчуге и со щитом из яркой узорчатой бронзы. Его сыновья – Торисмонд и Теодорих-младший – вышли вместе с ним в сверкающей военной броне. Они не скрывали своей гордости. Увидев их, собравшиеся воины столь громогласно прокричали приветствия, что я вздрогнул и съёжился.

Их король говорил с глубоким чувством, но спокойно и тихо, а его слова повторялись, расходясь, словно волны, по морю толпы.

– Наши отцы обосновались на этой богатой земле. Теперь настал наш черёд её защитить. Гунны и вандалы объединились в военный союз, и, если они победят, нашему миру придёт конец. Моя дочь взывает к мести. Так слушайте меня, мои воины! Мы должны отомстить за неё на поле боя!

Тысяча копий поднялись, ударившись о тысячи щитов. Вестготов воодушевила речь их короля. Затем Теодорих оседлал коня и взмахнул рукой, дав знак замолчать. Армия тронулась в путь. Мощное войско направилось по улицам Толозы к величественным римским воротам. Войска двигались, гремя снаряжением, а на полях и в ближайших рощах к ним присоединились отряды из соседних племён.

Скоро тысячи превратятся в десятки тысяч, а эти десятки тысяч – в стотысячную армию. Король вестготов станет союзником Аэция, и они сплотят весь Запад.

Хватит ли у них сил, чтобы остановить Аттилу?

Я обогнал вестготское войско и помчался галопом, желая как можно быстрее передать Аэцию отрадные новости, но всё же оглянулся на башню, из окна которой за нами наблюдала Берта. Теперь за неё отомстят.

Часть 3
БИТВА НАРОДОВ

Глава 23
ТАЙНАЯ КЛАДОВАЯ

Аурелия была римским городом-крепостью, стоявшим на пути любой армии, двигающейся походным маршем в нижних землях Галлии. Расположенная на берегу реки Луары, Аурелия находилась в центре самой плодородной римской провинции. Если гунны смогут её занять, у них появится стратегическая столица, укрепившись в которой они будут доминировать в Западной Европе. А если римлянам удастся её удержать, им будет проще обороняться.

Аттила надеялся, что измена откроет ему ворота в город. Осада стоила дорого, предательство – дёшево.

По иронии судьбы племя аланов, взявшее под свой контроль Аурелию и Луару, состояло с гуннами в дальнем родстве. Теперь они стали частью того непрочного союза римлян, германцев и кельтских племён, который и создал Западную империю. Движение народов, сотрясавшее эти земли полстолетия назад, в результате образовало неустойчивую коалицию вождей племён, генералов и изменников, разделивших между собой сферы влияния. Каждое племя формально клялось в верности империи, и оно же радовалось своей доле независимости, ибо сама империя была слаба. Император разместил племена таким образом, что любое из них могло следить за своим соседом. Варвары зависели от Рима, завидовали Риму, презирали Рим, боялись Рима и всё же считали себя новыми римлянами.

Если вестготы были самым могущественным племенем, то багауды, франки, саксы, арморики, литицианы[67]67
  Литицианы – судя по приводимому здесь перечню союзников Аэция, этот термин должен был бы обозначать какое-то племя, поэтому едва ли можно предположить, что под литицианами надо подразумевать известных с конца III в. летов («laeti»), военных поселенцев из варваров, преимущественно в Галлии.


[Закрыть], бургунды, белги и аланы просто владели своими территориями и имели свои войска. За два месяца до того, как армии гуннов выступили в поход, в Аурелию прибыли посланцы Аттилы. Они надеялись выяснить позицию короля аланов, коварного Сангибана. И предупредили, что Аттила явится в Европу с величайшей армией, какую когда-либо видел мир. Королю был предложен выбор: сразиться на стороне римлян и погибнуть вместе со своим войском или присоединиться к гуннам и остаться королём, пусть даже вассалом Аттилы.

Выбор, конечно, оказался не из лёгких, и вдобавок воинственная армия Сангибана не желала никому подчиняться. Хуже того, если предательство короля обнаружат до нашествия гуннов, оно станет для Аэция наглядным примером. Однако вступать в бой с Аттилой тоже было рискованно – ведь гунны могли уничтожить всё племя.

– Вам не удастся отсидеться в стороне. Вы должны сделать выбор до начала войны, – настаивал молодой, честолюбивый гунн, присланный убедить Сангибана. – Вы можете по-прежнему править народом, оказавшись под Аттилой. Или можете умереть, оставшись под римлянами.

– Мой народ не позволит мне последовать за гуннами. Аланам нравится считать себя истинными римлянами и христианами. Никто не хочет возвращаться назад к обычаям и верованиям наших предков.

– Да при чём тут народ? Выбор должны сделать вы, ради их безопасности, – повторил гунн. – Послушайте, у меня есть план, так что даже вашим стражникам у ворот города не придётся выбирать. Вот и всё, что вам надо будет сделать... Этого гунна звали Скиллой.

* * *

– Вас хочет видеть ребёнок, епископ.

– Ребёнок?

– Но по манерам он не похож ни на кого из детей. Да и вообще ни на кого на свете, насколько я могу судить. Он говорит, что дело связано с безопасностью церкви. Это и впрямь необычно.

– Смелый ребёнок, – задумчиво произнёс епископ Аниан.

– Но он не желает снимать капюшон с головы. А вдруг это наёмный убийца...

– Бертран, убить меня проще простого. И для этого незачем присылать ребёнка в капюшоне. Они могли бы сбить меня на улице деревянной тележкой, могли сбросить на меня кирпич с парапета или отравить во время дневного причастия.

– Епископ!

Воистину, если этот крохотный посетитель был странен, то их епископ – ещё страннее. Горожане привыкли, что порой он исчезал на целые недели и жил отшельником или странствовал и искал свой путь к Богу. А потом внезапно возвращался, словно никуда и не скрывался. Он навещал больных и калек, не боясь заразиться. Налагал епитимью на убийц и воров и совещался с сильными мира сего. Он воплощал божественный закон в обществе, становящемся всё более беззаконным. Благочестие и добрые поступки не только сделали его популярным священником, но и превратили в духовного лидера аланов.

– Они не причинят мне никакого вреда, ибо такова Божья воля, – продолжил Аниан. – И наверное, по Его воле я сейчас встречусь с таинственным посетителем. Мы живём в странные времена, и вокруг нас много странных людей. Возможно, это дьяволы. Или ангелы. Давайте посмотрим, кто он – тот или другой.

Их посетитель успел подслушать последние слова.

– Я слишком уродлив для ангела и слишком обаятелен для дьявола! – заявил он и откинул свой капюшон. – Ну а что касается странности, то в ней я охотно признаюсь.

Бертран заморгал.

– Это не ребёнок, а карлик.

– И посланник Аэция, епископ. Меня зовут Зерко.

Епископ не смог скрыть удивления.

– Весьма необычный представитель полководца.

– Когда я не представляю своего хозяина, то забавляю его, – поклонился Зерко. – Допускаю, что я непривычен, но отнюдь не бесполезен. Я не только шут по профессии, но и мастерски маскируюсь. И совсем недавно прошёл через ворота с бургундскими беженцами. Никто не заметил карлика в толпе детей.

– А я-то думал, что шут всегда хочет быть замеченным.

– В другие времена. Не столь опасные. Но здесь есть агенты Аттилы, как, впрочем, и агенты Аэция, и я предпочитаю не попадаться им на глаза. Передаю вам привет от генерала и предупреждаю, что Аурелия – на пути гуннских войск. Аэций желает знать, устоит ли город.

– Ответ прост. Он устоит, если сюда придёт Аэций.

– Его армия временно отступила к Лимонурру и надеется, что Теодорих приведёт своих вестготов. Он ведь недалеко отсюда и сумел бы нас поддержать. Если я начну действовать в Аурелии, пока Аэций собирает для борьбы западные племена...

– Но что станут делать вестготы?

– Я не знаю. Одного моего толкового друга отправили туда уговорить Теодориха присоединиться к нам, но я не получил ни одной весточки о его успехах или неудаче. А мне поручили выяснить, что станет делать Аурелия.

Аниан засмеялся.

– Каждый ждёт другого! Разумеется, в Библии есть притча о подобном безволии, но я сейчас не могу её точно вспомнить. Но какой у нас остаётся выбор? Если гунны победят, то власть церкви завершится, так, в сущности, и не начавшись, а меня изжарят на костре в преддверии вечных мук. Мне известно об Аттиле больше, чем вы можете ожидать, малыш, и мне хватило времени изучить гуннский язык! Мои намерения достаточно ясны: сопротивляться и сопротивляться до последнего вздоха. Но король глух к моим советам и больше не приглашает меня во дворец. А его солдаты не хотят подставлять шеи под ярмо новой империи и в равной мере не хотят умирать неведомо за что. Каждый спрашивает, что решил его сосед, и ни у кого нет мужества сделать первый шаг. Франки прощупывают аланов, аланы бургундов, бургунды саксов, саксы вестготов, а готы, как я предполагаю, римлян! Кто, кроме Аэция, готов сражаться?

– Давайте начнём с вас и меня, епископ.

Аниан снова улыбнулся.

– Мирный пастырь и карлик? Однако не к этому ли, в сущности, и взывает наша церковь? К способности противостоять злу? И к вере, превозмогающей страх?

– Вам известно кое-что об Аттиле, ну а мне известно кое-что о вас. Когда я подъехал к Аурелии, епископ Аниан, то слышал, как люди пели ваши псалмы. Вы сможете их объединить, если позволит Сангибан. Но Аэций опасается, что король аланов не поверит ни ему, ни кому-либо ещё и продаст себя гуннам.

Аниан пожал плечами.

– Я епископ, а не король. Что я могу поделать?

– Я выслушаю Сангибана, но мне нужны глаза и уши ваших священников, монахов и прелатов, и тогда я пойму, что здесь происходит. Если заговор уже составлен и король готов сдать свой город, то нам надо всё разузнать, остановить его, пресечь заговор и убедить аланов продержаться до прихода Аэция.

Аниан трезво смотрел на ход событий и поэтому предупредил:

– Если он не явится, Аттила убьёт всех нас.

– А если вы сдадите Аурелию и поможете этим Аттиле выиграть войну, он погубит всю империю, епископ, и уничтожит церковь. Мир погрузится во мрак, и всё следующее тысячелетие люди станут жить, как дикие звери. Я знаю об Аттиле куда больше многих, потому что играл у него при дворе роль шута. Но мне всегда хотелось сделать посмешищем его.

* * *

Если гунны и прислали в Аурелию своего лазутчика, то ему удалось надёжно спрятаться. С востока приходили мрачные вести, и в город хлынул всё возрастающий поток беженцев. Накануне Пасхи гунны захватили Медиоматрику, её жителей истребили, а дома сожгли. Дурокортор разрушили, когда его обитатели уже скрылись, убежав на запад. Назия, Тулл, Новиомаг, Андематун и Августобона[68]68
  Медиоматрика – область, расположенная между северной частью Мааса и Рейном (главный город – Диводур, современный Мец).
  Дурокортор – город ремов в Галлии Белгике, современный Реймс.
  Августобона – римский колониальный город, ныне Труа.


[Закрыть] сгорели дотла, когда огромная армия Аттилы разделилась на части, чтобы дольше продержаться в пути. Епископа Никасия обезглавили, а его монахинь изнасиловали и пронзили копьями. Священников распинали на крестах, с торговцев сдирали кожу, пока они не признавались, где хранятся их ценности, детей обращали в рабство, а скот уничтожали. Некоторые аурелианцы уже покинули город и устремились к морю. Однако эти же новости пробуждали мрачную решимость. Кто-то обретал мужество, дойдя до предела отчаяния. Как ни горько, но Аурелия распалась на два лагеря, наподобие давно разрушенного Аксиополя. Одни горожане были готовы к сопротивлению, а другие – к капитуляции.

В конце концов поиски Зерко по чистой случайности оказались успешными. Мальчишка, помогавший новому, наспех организованному отряду патрульных, обходил городские оружейные лавки и в одной из них из чистого любопытства проскользнул в узкий проход, только что заставленный рядами полок. Там он мельком заметил тайник со сверкающим оружием и доспехами. Молодёжь в Аурелии серьёзно относилась к субботним причастиям, но всегда с трудом признавалась в грехах, требующих суровой кары. А уж маленькие ребятишки в особенности! Тяжело просить прощения во время исповеди, когда тебе только восемь лет! Но он всё-таки вспомнил о своём приключении и сознался священнику, которого заинтересовала эта секретная кладовая с оружием. Он решил, что о столь необычном явлении имеет смысл рассказать прелату, а тот, в свою очередь, припомнил просьбу епископа Аниана – сообщать обо всём из ряда вон выходящем. Аниан и поведал Зерко о тайнике.

– Странно, что оружие держат взаперти.

Зерко задумался.

– Возможно, его хранят для какого-нибудь элитного подразделения?

– До каких пор? До тех пор, пока не падёт город? И это не единственная чудная подробность. Мальчик говорил, что все шлемы, щиты и мечи одинаковы на вид.

Это и правда могло заинтриговать. Племена, обосновавшиеся в Галлии, сохраняли свой стиль при выборе снаряжения. У каждого воина была своя собственная броня, у каждого клана – свои цвета, у каждого народа – свои эмблемы. Лишь малочисленные и слабые римские подразделения придерживались строгой униформы и однотипного снаряжения. Однако римские отряды находились далеко отсюда – с Аэцием.

– Возможно, никакой угрозы тут нет или у мальчика просто разыгралось воображение. Но мне бы хотелось поглядеть на этот тайник, епископ. Вы могли бы меня туда проводить?

– Это сфера военного начальства, подобно тому как моя сфера – алтарь. – Аниан задумался. – Но я могу послать алтарного служку на поиски Хелко – мальчика, рассказавшего на исповеди про тайник. Кого-нибудь вашего роста и сложения, способного подойти поближе...

– А этим алтарным служкой буду я.

Зерко помогла неразбериха, вызванная наступлением гуннов. Рано утром мужчинам было велено вооружиться и собраться в полдень в башне, а в сумерках занять посты у центрального амбара и простоять там до полуночи. Помощь горожан стала необходима для будущей обороны – она покупалась, дарилась и перераспределялась. Так что маленький мальчик – алтарный служка с капюшоном на голове, посланный епископом за вторым мальчишкой, – на первых порах остался незамеченным. Зерко нашёл узкий проход за обычным оружейным складом и, когда рядом с ним никого не было, попытался в него проскользнуть.

Но тут его окликнул стражник.

– Стой, мальчик. Этот проход не для тебя.

– Епископ отправил меня на поиски Хелко. А капитан сказал, что он здесь.

– Капитан стражи?

– Спросите его, если вы мне не верите. Но Аниан волнуется и ждёт меня.

Стражник нахмурился.

– Постой, я скоро вернусь.

Как только он ушёл, Зерко не стал медлить. Скалистый коридор резко поворачивал и упирался в деревянную дверь с тяжёлым засовом. Карлик взял с собой молоток и резец, расколов ими на части замок. Если его поймают, то хотя бы о выходе не нужно будет беспокоиться.

В помещении было темно, и карлик зажёг свечу, осветившую сверкающую сталь и кожу. Хелко всё точно описал, но упустил из виду одну очень важную подробность.

– Оно римское!

В кладовой хватило бы римского оружия для целого отряда кавалерии, однако никакие римские отряды не явились бы в Галлию без снаряжения, и никто не доложил бы о них Сангибану, не сообщив сначала Аэцию. Снаряжение предназначалось варварам, но почему? И почему оно хранилось в секрете? Да потому, что всякого, кто наденет его, неизбежно примут за римлянина...

Зерко услышал голоса и задул свечу, словно растворившись в тени. Он снял капюшон и достал медальон с печаткой, подаренный ему Аэцием. Карлик надеялся, что стражники ещё помедлят, и тогда он напомнит им о своём знакомстве с Анианом.

Коридор озарили яркие вспышки света, а затем в него через сломанную дверь с громкими криками и руганью ворвались стражники: тот, первый, окликнувший его, и второй – уже немолодой седой солдат, вероятно его капитан, разозлившийся из-за сломанного замка. Оба держали за рукояти мечи. А третий, ниже и приземистее их, был в шляпе с полями, скрывавшими его лицо. Он остановился чуть поодаль. Они вошли в кладовую с горящими факелами в руках.

Зерко понял, что его непременно обнаружат, и выступил вперёд. Показав медальон, он заметил, как расширились глаза третьего мужчины.

Тот воскликнул по-гуннски:

– Ах ты мышонок!

Это был Скилла.

– С вами гунн! – изумился Зерко.

Капитан стражи укоризненно покачал головой.

– Мы же просили тебя не заходить внутрь. Мы тебя предупредили.

Скилла заговорил с аланами по-латыни, с сильным акцентом.

– Я знаю этого карлика. Он наёмный убийца, похититель детей и вор.

– Я помощник Аэция и Аниана! Вы не смеете мне угрожать.

– Если ему разрешили пообщаться с вашим епископом, то он, без сомнения, ввёл его в заблуждение, – предостерёг аланов Скилла.

– Больше он ни с кем не будет общаться! – воскликнули стражники и обнажили мечи. Их лезвия зловеще заблестели.

– Послушайте меня! Это хитрая уловка. Кто-то решил сдать ваш город гуннам...

Меч засвистел в воздухе, но Зерко остался цел и невредим. Он попытался ударить Скиллу молотком по голове, однако гунн ловко пригнулся и насмешливо улыбнулся противнику. Карлик упал, рассчитывая отползти и убежать, но лезвия мечей с лязгом опустились на каменный пол, преградив ему путь. Он перекувырнулся, отскочил и прыгнул через стойку с копьями и щитами, замедлив натиск его мучителей. Мужчины расхохотались. Это было то ещё зрелище!

– Гунны обратят вас в рабство! – прокричал Зерко из темноты.

Копьё полетело на звук его голоса и едва не попало в карлика.

– Вылезай, мышонок! – по-гуннски окликнул его Скилла. – Кот сейчас тебя съест.

Ему и вправду была нужна нора. Но в кладовой не было ни задней двери, ни окна. Водосток? Он его не обнаружил. Зерко начал искать в темноте самое укромное место, пока сапоги его убийц грохотали по камням. Предатели старались загнать карлика в угол. И там, на стыке стен и потолка...

Они набросились на Зерко, и он снова прыгнул. Перескочил через направленный на него меч и схватил за кольчугу стражника, напавшего на него. На мгновение карлик ошарашил стражника сильным толчком, от которого тот истошно заорал. А потом легко, словно белка, взобрался ему на голову и прыгнул, провалившись по пояс в глубокую впадину. Зерко поцарапал пальцы, пробуя удержаться.

– Ловите его! Ловите его! Я ничего не вижу!

По его колену скользнула рука. Зерко лягнулся, соприкоснувшись с чем-то твёрдым, и подтянулся кверху, насколько хватило сил. Теперь он начал пробираться по проходу, узкому, как курительная трубка.

– Приподнимите меня! – крикнул кто-то.

Зерко почувствовал, как к нему потянулась рука.

– Да он вроде проклятого кролика. Уж слишком мал! Я никак не могу его ухватить.

– А что там, в этой дыре? – спросил Скилла.

– Кто его знает? Может, отверстие для вентиляции.

– Он сможет выбраться оттуда наружу?

– Там есть решётка для животных. Он никуда не выйдет, но и мы его тоже не поймаем.

– Может, запустить туда собаку...

– Стоит ли беспокоиться, – отозвался Скилла. – Разве ваши рабочие не сумеют укрепить стены? Возьмите камни и корыто с известью. Мы его замуруем и никому не станем объяснять, куда исчез труп.

* * *

Даже во время работы каменщиков Скилла будто кожей чувствовал проклятия карлика. Коротышка был нелеп, передвигался как паук, и, похоже, тысячи нитей связывали его с мучителями Скиллы – Ионасом и Иланой. Колдуны рассказывали ему легенды об уродливых скорченных гномах из германских чащоб, насылавших бедствия на простых людей при помощи своих чар и уловок. Скилла не сомневался, что несносный Зерко был одним из них и замуровать его в каменный склеп означало сделать подарок миру.

Воин нетерпеливо наблюдал за неловкой работой стражников, укладывавших кирпичи. До чего же ненавистен был Скилле этот город и тесный, тёмный склад! Никто из гуннов не любил людные, тёмные и замкнутые улицы и здания, а проложенные римлянами подземные переходы обладали всеми этими свойствами. Он гордился, что его направили с тайной миссией к Сангибану: ведь это был знак возросшего доверия к нему дяди Эдеко, несмотря на некоторые недомолвки.

Он знал, что успех в конце концов принесёт ему известность... и он получит Илану. Но последняя неделя, проведённая в Аурелии, чуть не вывела его из равновесия, и он понял, что может больше не выдержать. Казалось, этот город не знал покоя. Шум, краски, толпы и беспрестанный лязг словно обрушивались на Скиллу с утра до вечера. А он мечтал о широких степных просторах! Однако Сангибан скоро сдаст свою столицу, и Аурелия падёт. Гунны станут хозяевами всей Европы, и никаких умников, привыкших усложнять жизнь, больше не будет.

Скилла понимал, что король аланов не осмелится просто капитулировать и отдать город. Против него могли выступить аланские полководцы, не доверявшие ни своим двоюродным братьям-гуннам, ни римлянам. Но способны ли они это сделать при таком раскладе сил? Да и Сангибан не сумел бы убедить их в слабости Запада, не представ перед ними изменником и трусом. Он не смог бы столь просто организовать группу предателей, которые заменили бы стражей у его собственных ворот. Если он труслив и боится сражения с Аттилой, то не решится убивать своих солдат, опасаясь обвинений в измене и гражданской войны, в случае которой трон, разумеется, достанется другому. И Скилла предложил действовать иначе. Переодетая в римское снаряжение группа гуннов вместе с переметнувшимися к ним аурелианскими военачальниками захватят ворота города и будут держать их открытыми до тех пор, пока к Аурелии не приблизятся остальные гунны. Всё обойдётся малой кровью, битва закончится, так, в сущности, и не начавшись, и никто, в том числе и король Сангибан, не погибнет.

Но теперь им предстояло действовать быстрее, чем планировалось. Если Зерко отыскал это спрятанное снаряжение, то кто ещё мог о нём знать? Аурелия должна пасть до того, как исчезнет карлик.