Текст книги "Бич Божий"

Автор книги: Уильям Дитрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Глава 20
БАРАБАНЫ АТТИЛЫ

451 г. н. э.

Выпал снег, и мир, казалось, погрузился в сон. Тем не менее сотни гонцов отправились из столицы Аттилы на замерзших равнинах Хунугури в тысячи варварских крепостей, селений и лагерей. Они не упоминали о пропаже легендарного меча. Вместо этого Аттила вспомнил об иных предзнаменованиях и сообщил своим сторонникам, что сами римские пророки предсказали скорый конец империи. Все исторические потоки – мольба Гонории, обещание Гейзериха, неповиновение Маркиана и просьба Клоды помочь ему завоевать трон франков – слились в одну могучую реку судьбы. Во всём мире не было земель краше, зеленее, богаче и плодороднее, чем края на дальнем западе континента с их мягким климатом: Галлия, Испания и Италия. Каждый гунн должен был подготовиться к последней великой битве, а каждый союзник и вассал – подтвердить свою верность. Каждому противнику давалась последняя возможность: присоединиться к варварам или быть стёртым с лица земли. Весной Аттила соберёт самую грозную армию, какую когда-либо видел мир. И как только он это сделает, старый век завершится.

Гонцы привезли штандарты из конских волос, флаги и священные атрибуты племён – знаки верности вассалов. Полководцам разрешат забрать их назад, когда они присоединятся к Аттиле со своими войсками. В досках просверлили дырки, водрузили на них шесты с эмблемами племён и выставили их в заново перестроенном большом зале, обшитом ещё сырыми деревянными панелями. К концу зимы, когда зазеленела трава и солнце вновь взошло на ярко-голубом небе Хунугури, в зале было уже полно штандартов, а Аттила встретился с полководцами и вождями племён в поле, за дворцом.

Плана наблюдала за ними. Её выпустили после двух месяцев заточения в деревянной клетке и постоянных угроз убийства. Теперь она спала в углу кухни, питалась объедками и расхаживала на цепи, прикованной к одной из лодыжек. Гуэрнну радовала рабская участь гордой молодой римлянки, и время от времени ей хотелось надавать ей пинков. Но когда она в первый раз попыталась лягнуть Плану, та больно ударила её в ответ, и с тех пор Гуэрнна держалась от неё подальше. Ожоги и синяки Планы зажили, а в душе по-прежнему теплилась отчаянная надежда. Вернулся Скилла с вестью о том, что Ионас ещё жив.

Вместе с гуннами в лагерь приехал грек Евдоксий, но вот меч им не достался. Скилла был непривычно тих и сдержан. Он возмужал, помрачнел и даже не навестил её. По слухам, он храбро сражался, но молодой римлянин снова выиграл бой. Несмотря на неудачную попытку, Эдеко стал относиться к нему с уважением и обещал, что всё так или иначе решится весной. Аттила, напротив, словно не замечал Скиллу, и этот безмолвный упрёк постоянно тревожил молодого воина.

Трава выросла, и начали распускаться первые цветы. Животные нагуляли жир перед убоем, а кормов было в избытке.

В такое время можно накормить идущую в поход армию, а следовательно, оно вполне подходило для начала войны. Аттила оповестил о своих намерениях, устроив собрание в старой римской крепости Аквинк[58]58
  Аквинк – город римского времени (около 10 до н. э. – 409 н. э.), со 107 г. н. э. – главный город римской провинции Нижняя Паннония. Руины Аквинка расположены близ Будапешта (Венгрия).


[Закрыть], расположенной рядом с большой излучиной Дуная. Здесь, около бараков без крыш и заросших сорняками полей, гунны будут готовиться к удару. Аттила объявил, что его попросили спасти принцессу Гонорию, сестру римского императора. Он женится на ней и станет королём Рима.

Гуннские вожди собрались в разрушенной крепости, съехавшись со всех концов света. Эта толпа состояла не только из сотен гуннских племён, но и из их варварских союзников. Сюда прискакали или добрались строевым маршем, разбив неподалёку свои лагеря, остготы, гепиды, руги, скиры и тюринги[59]59
  Руги, ругии – известны с I в. н. э. (о них пишет римский историк Тацит) как население юго-западного побережья Варяжского моря в междуречье Одера, Вислы и острова Рюген. С начала IV в. н. э. руги, живущие на Среднем Дунае, упоминаются как племя, пришедшее сюда с южного берега Балтики. В V веке придунайские руги создали государство Ругиланд в римской провинции Норик. Позднее племя разделилось надвое, при этом его меньшая часть поступила на службу к византийским императорам, а большая, потерпев поражение от Одоакра, в 489 г. вместе с остготами под командованием их короля Теодориха вторгается в Италию. Все упоминания об этом племени прекращаются вместе с падением государства остготов.
  Тюринги – германская племенная группа, образовалась из смешения ряда германских племён (гермундуров, англов, варнов и др.). В начале V в. образовали королевство, занимавшее территорию в бассейне верхней Эльбы и верхнего Дуная. В 531 г. большая часть его была захвачена франками, меньшая – саксами.


[Закрыть], а также представительный отряд вандалов из Африки, беглецы-багауды из Галлии и племена, обитавшие в холодных, промерзших землях вдоль балтийского побережья. Кто-то прибыл в прочной военной броне, а кто-то в лохмотьях, одни предпочитали копья, а другие – топоры, одни были умелыми лучниками, а другие отлично владели мечами, но все чувствовали, что Рим ещё никогда не сталкивался с подобным нашествием. Растущая армия стала прибежищем для беглых рабов, прячущихся воров, политиков в изгнании, запятнавших себя аристократов, безработных наёмников и старых солдат, скучавших в отставке. Многие привезли с собой жён и детей, чтобы те помогли им нести трофеи. Там были шлюхи, фокусники, чародеи, прорицатели, священники, пророки, купцы, лошадиные барышники, оружейники, дубильщики, сапожники, колёсные мастера, плотники, инженеры, знавшие толк в осаде городов и крепостей, маркитанты, торговцы золотом и римские дезертиры. Палаточный город беспрестанно рос, траву втоптали в весеннюю грязь, и треть армии вскоре разболелась. Аттила начал высылать вперёд, к Дунаю, отряды кавалерии для пополнения гигантских лагерных запасов. Всякий раз, когда воины отправлялись на запад, каган заставлял их проходить маршем через одни из разрушенных ворот Аквинка, словно через триумфальную арку.

– Весь мир пришёл в движение, – шепнул Скилла своему дяде, когда они наблюдали за новыми отрядами, шагающими к западу. С востока в это время прибывали другие войска.

– Я и не знал, что на свете столько людей.

Эдеко мрачно усмехнулся.

– К осени их станет вдвое меньше.

Когда поздней весной настала пора новолуния, Аттила созвал главных вождей и полководцев перед огромным пирамидальным костром на заключительное совещание. Ему представилась возможность в последний раз обратиться к каждому из них по имени и вновь покорить их сердца своей незабываемой харизмой. Когда они разойдутся и хлынут на запад, точно поднявшаяся волна, он сможет общаться с ними, лишь посылая гонцов, пока они вновь не сойдутся для битвы. Каган опять оделся с намеренной простотой и был в обычной военной броне, с непокрытой головой и чуть ли не в лохмотьях. Его единственным украшением стала золотая брошь в форме оленя, скреплявшая накидку. Готы надели клятвенные кольца – символы верности, а гепиды – разноцветные пояса своих кланов. Аттила зорко следил за всеми, как будто держа в кулаке.

– Люди утренней зари, – начал он. – Нам суждено отправиться далеко на запад вслед за восходящим солнцем. Это наш удел, и он будет таким до тех пор, пока белый олень не остановится за тысячи миль от наших родных мест.

Собравшиеся гунны дружно закивали.

– Мы промчимся по бескрайним травам к бескрайнему океану, которого никто из нас ещё не видел. Все объединятся вокруг нас, и у каждого из вас появится своя свита из сотен женщин и тысячи рабов.

Послышался глухой рокот затаённого ожидания.

– Предстоящий поход будет нелёгким. – Аттила смерил полководцев суровым взглядом. – Император Западного Рима – глупец, и это всем известно. Но его генералы отнюдь не глупы, и Аэций – а я хорошо с ним знаком – делает всё, что в его силах, и будет мне противостоять. В детстве мы были лучшими друзьями, но в зрелости превратились в заклятых врагов. Так и должно было случиться, ибо мы слишком похожи и оба хотим одного и того же – империи.

Снова раздался жужжащий шёпот.

– Принцесса Гонория умоляла меня спасти её от своего ничтожного брата. Как величайший король в мире, я не мог остаться равнодушным к её мольбе. Она мечтает о моей постели, и кто осмелится её в этом обвинить?

Полководцы расхохотались.

– Кроме того, я смог связаться с нашими братьями-вандалами. Их король Гейзерих сказал, что, если мы обрушим наш удар на Запад, он нас поддержит. Клода приведёт к нам своих франков. Да и сами римские прорицатели предсказывают нам победу.

Собравшиеся опять важно закивали. Все знали, что удача была на стороне гуннов.

– Вот что должно произойти. Наша цель – не набег на Запад. Мы намерены его завоевать и остаться там до тех пор, пока все до единого не поклянутся в верности Людям утренней зари. Наша цель – разрушить Запад и проникнуть в его сердце – Галлию. Мы разгромим римлян, завербуем их германских союзников, доберёмся до Италии и Испании и станем там хозяйничать. А потом я женюсь на Гонории, и она родит мне сына, нового Аттилу, – усмехнулся он.

Все в едином порыве застучали ногами и громко закричали:

– Аттила! Аттила!

Нахмурились только его старшие сыновья.

– Затем, когда весь Запад перейдёт под моё знамя, я уничтожу Маркиана и Восток.

– Аттила! – по-прежнему восклицали вожди и полководцы. Они рычали, как собаки, и клекотали, как орлы. Выли, скулили и гаркали. Топали ногами и барабанили по земле кончиками копий с такой силой, что целый лагерь мог слышать их восторженные крики.

Аттила поднял руки, дав знак успокоиться.

– Да, гунны победят, и вот почему. Потому что они, в отличие от римлян, не изнежены. Гуннам не нужна крыша над головой, хотя они могут ею обзавестись. Им не нужны рабы, хотя они могут их завоевать. Гунн привык спать в седле, умываться в ручье и укрываться в тени под деревом. Люди утренней зари победят не оттого, что их много, а оттого, что их мало. Ведь наша армия совсем невелика, и каждая битва доказывала это. В городах мужчины слабеют. Наши женщины запоют, когда мы превратим города наших врагов в пепел.

Теперь собравшиеся отозвались уже не столь уверенно. Эти мужчины полюбили уют домашних очагов и тепло горячих бань. Им нравились драгоценности и сверкающие мечи.

– Послушайте меня, все вы! Мы намерены сделать сложное простым. Я хочу очистить мир огнём. Хочу видеть вокруг чистую степь. Не оставить и камня на камне. Не оставить ни одной нетронутой крыши. Не оставить ничего, кроме пепла нового рождения, и, клянусь вам всеми богами, которых вы почитаете, – победа будет за нами. Ведь этого хотят боги!

– Аттила! – разнёсся гул голосов.

Он кивнул с мрачным удовлетворением, хотя знал, какова натура большинства его сторонников и к чему они стремятся.

– Сделайте это, – пообещал он им, – и вы станете богаты, поскольку вся добыча достанется вам.

* * *

Подобно грому, объявляющему о будущей грозе, слухи о собрании гуннов дошли до Аэция. Он остался на зиму в Августа Тревероруме в долине верхнего Мозеля, некогда славном городе, но столь же обнищавшем в настоящее время, как и его разорённая армия. В прошлом Августа Треверорум был императорской резиденцией, но его успели разграбить, а после перестроили и окружили новыми стенами. Дворец Константина превратили в церковь, потому что на севере больше не появлялась ни одна имперская делегация. Бани закрылись, а вновь прибывшие франки и белги[60]60
  Белги – имеется в виду население Галлии Белгики (северная часть Галлии между реками Матроной, Секваной, Реном и Северным морем).


[Закрыть] сделали из них жилые помещения, разделив деревянными перекрытиями прежние залы с высокими арками. Здесь больше не устраивали игр, и арена стала рыночной площадью.

Однако Тревер оставался самым неприступным и стратегически важным римским городом в регионе. Отсюда Аэций отправлялся на судах по Рейну, путешествуя по реке то вверх, то вниз. Он с беспокойством осматривал крепости и другие оборонные пункты, требовал их укрепить и быть готовыми сжечь мосты через реку, когда придёт пора. Генерал посылал сообщения аланам, бургундам, франкам, арморикам[61]61
  Арморики – народ, населявший Северо-Западную Галлию (территория Бретани).


[Закрыть] и саксам, предупреждая их о нашествии гуннов. Аэций объяснял, что цель варваров – уничтожить Запад и превратить их всех в своих вассалов. Они смогут выстоять, лишь объединившись, неустанно повторял он, надеясь, что варварские королевства последуют его совету.

Но они откликались осторожно и нерешительно. Многие спрашивали об огромном мече, наслушавшись о нём разных небылиц. Тот ли это меч Марса, который Аэций сумел добыть у Аттилы? Существует ли он на самом деле? И какой силой обладает?

– Приезжайте ко мне весной, и вы увидите его своими глазами, – отвечал им Аэций.

А тем временем лазутчики Аттилы добрались до дворов этих королевств и стали уговаривать их правителей капитулировать и подчиниться, уверяя, что для их племён это единственная возможность выжить. Они не выдержат будущего вторжения гуннов, предупреждали лазутчики, а союз с разлагающейся Римской империей – просто глупость.

Ключевой фигурой и для Аэция, и для колеблющихся племён был король вестготов Теодорих – наиболее могущественный из варварских полководцев. Если он присоединится к римлянам, то у Аэция и его союзников появится хоть какой-то шанс на победу. А если сохранит нейтралитет или примкнёт к Аттиле, всё будет потеряно.

Теодорих хорошо сознавал свою важную стратегическую роль и настороженно относился к уловкам Аэция. Генерал уже столько раз манипулировал германскими племенами. В ответ на каждое официальное послание и каждое льстивое обращение он словно отстранялся от Аэция.

Я не ссорился ни с Аттилой, ни с вами, – писал он римскому генералу. – Сейчас зима, и люди должны отдыхать. Весной вестготы примут решение, руководствуясь нашими интересами, а не вашими.

Император Валентиниан всё так же оставлял без внимания будущую угрозу. В ответ на требования Аэция прислать ему больше солдат, оружия и припасов он присылал полководцу пространные письма с жалобами на неумелых сборщиков налогов, на жалкие пожертвования богачей, нечестность бюрократов, предательский заговор своей сестры и эгоизм военных с их планами. Разве армия не способна оценить всю сложность проблем императорского двора? Неужели Аэций не понимает, что император делает всё, что может?

Я подозреваю, что Ваши лазутчики дезинформировали Вас относительно намерений Аттилы. Должно быть, Вы не уяснили, что Маркиан приостановил выплату дани, которую Восток неизменно отправлял гуннам, и отозвал свои войска из Персии. Разве это не свидетельствует, что гнев Аттилы, скорее всего, обрушится на Константинополь? И разве Аттила не один из Ваших самых старых друзей? Разве гунны не служили в Ваших войсках и не были смелыми наёмниками в периоды Ваших кампаний? И разве моя половина империи не беднее, чем у Маркиана? Почему же Аттила пойдёт на нас войной? Ваши страхи преувеличены, генерал...

Это похоже на лепет ноющей и жалеющей себя жены, с горечью думал Аэций. Он знал, что Валентиниан расходовал немалые средства на цирки, церкви, дворцы и банкеты. Новые императоры отказывались признать, что они уже не могут жить, как жили в былые времена. Легионы набирались лишь наполовину. Вербовщики были подкуплены. Обмундирование и вооружение оставляло желать лучшего. Может быть, прорицатели правы, размышлял генерал. Может быть, Риму пора умереть. И мне тоже. Но всё-таки...

Он поглядел на зелёный Мозель, разлившийся от весенних дождей. Эта река давно уже перестала быть мощной транспортной артерией для императорской торговли, но сохранила своё значение для римского сельского хозяйства и коммерции в северных областях Галлии. Варвары могли смотреть на Рим свысока, но при этом копировали его на свой манер, смешно и как-то по-детски. Их церкви были неуклюжими, а дома грубыми, пища простой, животные неухоженными, а их презрение к письменности не поддавалось разумному объяснению. Однако они подражали римлянам, прихорашивались, надевая награбленную одежду, и обитали в полуразрушенных виллах так, как могут жить обезьяны в храме. Они старались готовить на анисовом и рыбном масле. Некоторые мужчины коротко стригли волосы по римскому обычаю, а некоторые женщины обменивали свои башмаки на сандалии в римском стиле и ходили в них, несмотря на грязь.

В этом что-то было. И если Аттила победит, исчезнет даже такая мимикрия. В будущем мир ждёт возврат к первобытной дикости, забудутся любые познания, философия и ремесла, для всех настанет пора заката, а христианскую церковь уничтожат. Неужели эти дураки не видят, что миру угрожает катастрофа? Но один дурак и шут всё ясно видел: Зерко. Не странно, что этот карлик сделался любимым спутником генерала. Он был не просто забавен – он был проницателен. И вернулся с информацией не только о силах Аттилы, но и о самом гунне. О его страхе перед развращающей цивилизацией. И это вопреки тому, что Аэций помнил Аттилу как самого спокойного, тихого и угрюмого из всех гуннов, с которыми близко познакомился, став заложником в их лагере. Аэций задумался над тем, был ли действительно так прост этот несчастный человек с его тайными душевными ранами.

Разумеется, он вовсе не был прост. Напротив, хитёр и предприимчив. Пока гуннские полководцы расхаживали в награбленных одеяниях и хвастались одержанными победами, Аттила заключал секретные союзы, умело пользуясь своей незаметной, но огромной магнетической силой. Он доказал, что является отменным тактиком и на поле боя, и в дипломатии. Пока остальные задирали носы, он поднимался всё выше, убеждал, находил сторонников и убивал. Гуннские всадники, совершавшие некогда набеги, напоминавшие эпидемии чумы, стали при Аттиле чем-то гораздо худшим: ордой будущих завоевателей мира, желавших вернуть его в блаженное состояние животной примитивности.

Всё это Зерко и пытался объяснить, однако он заметил и кое-что другое, не менее важное: основное ядро гуннской армии было невелико, варвары часто ссорились и грызлись, как собаки из-за куска мяса, а их настроение быстро менялось, если преимущество оказывалось не на их стороне.

– Они победят, только если Запад поверит, что они должны победить, – утверждал карлик. – Сразитесь с ними, мой господин, и они разбегутся, точно шакалы в поисках лёгкой добычи.

– Мои союзники опасаются выступать против них. Гунны сумели запугать мир.

– Однако часто именно бык бывает самым слабым и трусливым.

Молодой человек, которого привёз с собой Зерко, этот Ионас из Константинополя, тоже был смел и неглуп. Он влюбился в гуннскую пленницу – в его годы страсть способна поглотить человека, – однако облако этой страсти не заволокло его рассудок. Ионас оказался неплохим дипломатом и секретарём, несмотря на все мечты об освобождении и мести. Правда, юношу тяготили его обязанности писца, и он нередко заявлял, что хочет сражаться, но был слишком нужен и полезен на своём месте, и делать из него простого солдата явно не стоило. Аэций решил, что Ионас человек яркий и интересный, совсем как Зерко, и у него большое будущее. Как ловко он уклонялся от стрел своего соперника на поединке! Да ещё уверял, что Рим мог бы последовать его примеру. Генералу это понравилось. Когда стемнело и в воздухе повеяло мартовской прохладой, Аэций приказал зажечь огонь и пригласил к себе двух друзей.

Листья начали распускаться, а как только вырастет трава и её можно будет скормить лошадям, гунны поскачут на запад. Каждый союзник на этой стороне Рейна станет наблюдать за тем, сколько племён сумеет объединить под своими знамёнами римский генерал. Если он не проявит твёрдости, армия развалится.

– У меня есть поручения для вас обоих, – сказал Аэций.

Византиец оживился.

– Я бы хотел служить в вашей коннице и попрактиковаться.

– В своё время ты в ней ещё послужишь. Но сейчас у тебя более важная и срочная задача.

Молодой человек нетерпеливо наклонился к нему, весь превратившись в слух.

– Сперва ты, Зерко. – Генерал повернулся к карлику. – Я намерен послать тебя в Аурелию к епископу Аниану.

– В Аурелию?

– Это столица племени аланов, и новые правители исказили её название на свой лад, говоря «Орлеан» или что-то в этом роде. Этот город – ворота к богатейшей галльской равнине на реке Луаре, и его можно считать стратегическим центром всей провинции.

Карлик поднялся и, словно посмеиваясь над самим собой, проговорил:

– Я уверен, что остановлю Аттилу, если он зайдёт так далеко, генерал. – Он подмигнул. – И буду очень рад, если он этого не сделает.

Аэций улыбнулся.

– Я хочу, чтобы ты слушал и говорил, а не сражался. Я отправлю тебя к Аниану как символ дружбы. И одна из твоих задач – в самом деле подружиться с ним. Мне говорили, что он весьма набожный и благочестивый римлянин. Аланы прониклись к нему глубоким уважением. Они считают его святым и верят, будто общение с ним сулит удачу. Когда там появятся гунны, народ станет следить за его действиями. Так вот, ты должен убедить его принять нашу сторону и возглавить народное движение.

– Но почему вы выбрали для этой цели меня, шута и карлика? – возразил Зерко. – Тут нужен другой человек – величественный и достойный.

– А ещё тебе надо будет понаблюдать за Сангибаном, королём племени аланов, и проникнуть в его окружение. До меня дошли вести, что Сангибан начал прислушиваться к гуннским эмиссарам. Он боится Аттилы и хочет сохранить своё положение. Прошу тебя, сыграй ещё раз роль шута и проказника при его дворе и передай мне, на чью сторону он готов склониться. Ведь твои суждения всегда верны и справедливы. Если он сдаст Аурелию Аттиле, то откроет гуннским захватчикам ворота в Галлию. А если устоит, то у нас ещё будет время для того, чтобы подготовиться к битве и победить.

– Я изучу его разум и душу лучше, чем он сам их знает! – пообещал Зерко.

– А если там составили предательский заговор, то я попытаюсь его разоблачить и пресечь на корню. И буду сражаться в Аурелии, – вмешался в разговор Ионас.

Аэций повернулся к нему.

– Нет. Принёсший меч, ты туда не поедешь. У тебя другое задание, и оно важнее и труднее, чем у Зерно. Я отправлю тебя в Толозу.

– В Толозу?!

Город находился на юге Галлии, и добираться до него нужно было две недели.

– Короля Теодориха необходимо убедить примкнуть к нам. Любой ценой. Я спорил, приводил разумные доводы и умолял его стать нашим союзником. Сколько писем я послал ему за последние месяцы! Но он до сих пор не сделал выбор. Иногда один визит стоит больше сотни подобных писем, так что теперь ты мой личный представитель. Мне безразлично, как ты этого добьёшься, но ты обязан привести вестготов под наши знамёна.

– Но как?

– Ты знаешь Аттилу. Открой Теодориху своё сердце.

* * *

В то время как Зерко и Юлия отправились в Аурелию, я поплыл на лодке по Рейну. От зелёной долины веяло тишиной и спокойствием, и война могла показаться в здешних краях странным, далёким видением. Однако перемены словно витали в воздухе. По старым римским дорогам с топотом проносились отряды конницы, а это значило, что к нашествию гуннов уже начали готовиться. Когда наша большая лодка останавливалась, чтобы выгрузить товары, передать вести или запастись продовольствием, я чувствовал напряжённую атмосферу в прибрежных селениях и римских фортах. Там нависло мрачное и тревожное ожидание. По вечерам мужчины точили оружие, а женщины коптили мясо и укладывали в мешки остатки зерна на случай бегства из родных мест. Все они слышали страшные рассказы о двинувшейся с востока орде. А некоторые – их было, правда, совсем немного – даже видели гуннов. Ночуя на постоялых дворах, я предупреждал здешних жителей о жестокости варваров. В фортах я выполнял поручения Аэция и наблюдал за римскими солдатами и их командирами.

Генерал попросил меня сделать крюк и посетить крепость легионеров в Сумилосенне.

– Некогда я приказал трибуну Стенису превратить своих солдат в ос, – припомнил Аэций. – Я хочу, чтобы ты посмотрел, как ему это удалось, и написал мне о результатах.

Когда я приблизился к невысокой крепости, она не произвела на меня особого впечатления. Одна башня была разрушена, а краска на ней давно облезла. Однако, оказавшись в двух шагах от форта, я изумился до глубины души и долго разглядывал его стены и внутренний двор. Канавы очистили от сорняков и кустарников. Изгородь из деревянных кольев поставили около выстроенных рядами самострелов, для того чтобы предотвратить осаду башен и сокрушить вражеский таран. Старые стены укрепили новыми камнями. Наёмники-крестьяне деловито трудились во дворе.

– Мы – крепкие орешки, и, возможно, Аттила не сумеет нас расколоть. Или не захочет, – гордо заявил Стенис, и меня подкупила его дружелюбная интонация. – Год назад наш аванпост мог бы захватить даже маленький мальчишка, и Аэций сразу обнаружил это. Как видите, мы не сидели сложа руки. Хотел бы я посмотреть, что станут делать гунны с нашей крепостью. Пусть попробуют её взять. Теперь у нас двадцать новых катапульт, сотня самострелов, и мы набрали семьдесят пять солдат.

– Я доложу об этом генералу, – отозвался я, решив не сообщать командиру о численности войск Аттилы.

– Просто передайте ему, что я готов ужалить варваров.

Я продолжил путешествие по Рейну, направившись на юго-запад, и спустился на барже вниз по течению, в сторону Средиземного моря. На юге солнце светило ярче, а плодородная земля наливалась соками. Это был прекрасный край, ещё более зелёный, чем моя далёкая Византия, и я принялся гадать, каково здесь жить. Смогу ли я когда-нибудь поселиться в этом райском уголке? Приход весны обострил мои чувства. Дни как будто пролетали, и я сам начал торопиться. По всей видимости, Аттила тоже торопился выступить в поход. И как я смогу убедить Теодориха?

Я сошёл на берег близ устья реки, купил коня и поскакал по центральной римской дороге на запад, к Толозе и вестготам, время от времени замечая вдали сверкающее море. Как же далеко я заехал! От дома. От Планы. От видений, похожих на ночные кошмары.

Я прибыл в вестготскую столицу на исходе апреля и очутился в старом римском городе с его главной башней, возвышавшейся над красными черепичными крышами. Помедлив минуту-другую у серых каменных стен, я вновь задумался о том, удастся ли мне уговорить этих полудиких варваров стать союзниками империи, которую они наполовину покорили, но по-прежнему презирали и опасались. Вестготы завидовали Риму. А мне предстояло напугать Теодориха рассказами об Аттиле! Моя миссия была нелепа.

Однако у судьбы есть свои тайные слуги. Один из них уже был начеку. Он ждал и тайком наблюдал за моим въездом в город из узкого окна на вершине башни.