Текст книги "Пирамиды Наполеона"

Автор книги: Уильям Дитрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– А как ваши успехи? – спросил я.

Меня тревожило, что медальон так долго находился в чужих руках, и одновременно радовало то, что он не подвергся риску сгинуть на дне Абукирского залива.

Енох достал подвеску, ее привычный золотой блеск успокоил мои тревоги.

– Чем дольше я изучаю этот медальон, тем более давним кажется мне его происхождение… По-моему, в Египте вряд ли найдется что-либо более древнее. Его символика явно восходит ко времени возведения пирамид. С той поры до наших дней не дошла ни одна книга, но меня заинтересовало ваше упоминание о Клеопатре. Она принадлежала к династии Птолемеев, царствовавших на три тысячелетия позже эпохи пирамид, и в ее жилах текла как греческая, так и египетская кровь. Ее близкие отношения с Цезарем и Антонием стали последним звеном в цепи великих связей между правителями Древнего Рима и Египта. Согласно легенде, существует один храм, затерянный ныне, посвященный Хатор и Исиде, богиням плодородия, любви и мудрости. Клеопатра проводила там священные ритуалы.

Он показал мне изображения этих богинь. Исида выглядела традиционно красивой женщиной в высоком головном уборе, но меня удивило странное вытянутое лицо Хатор и ее торчащие, как у коровы, уши. Глуповато, но забавно.

– Во времена Птолемеев храм тот, очевидно, перестроили, – продолжил Енох, – но его исходный вариант возвели, вероятно, еще в эпоху пирамид. Легенда гласит, что его алтарь был обращен к одной из звезд Дракона, когда это созвездие появлялось в северной части неба. Если так, то ключи к разгадке нашей тайны можно искать в этих двух местах. В общем, я долго копался в свитках эпохи Птолемеев, пытаясь найти упоминания о каком-нибудь затерянном святилище или тайной двери, к которой мог привести этот медальон.

– Ну и как?

Я понял, что исследование этой головоломки доставляло ему удовольствие.

– Я выискал в одном древнегреческом тексте ссылку на излюбленный Клеопатрой маленький храм Исиды; там были слова: «Жезл поднимающего оружие Мина дает ключ жизни».

– «Оружие Мина»? У бин Садра есть какое-то странное оружие в виде змееголового посоха. А кто такой Мин?

Астиза улыбнулась.

– Слова «поднимающий оружие» являются образным определением бога Мина, давшего корень слову «мужчина», подобно тому как богиня Маат или Мут дала корень слову «мать». Его жезл не имеет ничего общего с посохом бин Садра.

– Вот еще одна картинка.

Енох показал мне другой рисунок. Я увидел плоскостное изображение обнаженного, застывшего в горделивой позе мужчины с одной на редкость поразительной деталью: огромным, воинственно поднятым фаллосом.

– Святые души погибших под Саратогой![52]52
  В районе американского города Саратога в октябре 1777 г., во время Войны за независимость, американские войска одержали первую крупную победу над британскими войсками.


[Закрыть] Неужели они изображали это в своих храмах?

– Это олицетворение самой природы, – сказала Астиза.

– Богато одаренной природы, я бы сказал.

Мне не удалось скрыть завистливые нотки в голосе.

Ашраф усмехнулся.

– Это типично для египтян, мой американский друг.

Я пристально глянул на него, и он расхохотался.

– По-моему, вы решили подшутить надо мной, – обиженно проворчал я.

– Нет-нет, Мин действительно является богом, и это его подлинное представление, – успокоил меня Енох, – хотя мой брат преувеличивает анатомические особенности наших мужчин. В более понятном переводе древнегреческий текст мог бы звучать так: жезл Мина является ключом жизни, как в обычном сексуальном, так и в мифическом смысле. В наших древнейших легендах о сотворении мира прародитель богов поглощает свое собственное семя и извергает первых детей.

– Что за чертовщина!

– А вот это анх, предшественник вашего христианского креста, его у нас обычно называют ключом вечной жизни. Но какое отношение имеет Мин к храму Исиды? Почему его часто посещала Клеопатра? Воспринимать ли слово «ключ» как противопоставление «сущности жизни» или как-то иначе? И почему далее в тексте сказано: «Священный склеп приведет на небеса»?

– Действительно, почему?

– Мы не знаем. Но ваш медальон, мне кажется, является лишь частью более сложного ключа. Пирамиды указывают на небеса. Но что находится в том склепе или подземелье? Нам известно, как я уже упоминал, что Силано расспрашивал Дезе о походе на юг, вверх по Нилу.

– Туда, где еще правят мамелюки?

– Где-то в южной стороне находится храм Хатор и Исиды.

Обдумав сказанное, я сказал:

– Силано провел какие-то самостоятельные исследования в древних столицах. Он мог тоже обнаружить найденные вами подсказки. Но ему по-прежнему нужен выигранный мной медальон. Держите его пока у себя, спрячьте понадежнее. Сегодня за ужином мне предстоит увидеться с этим чернокнижником, и если он заведет разговор о медальоне, то я скажу, что потерял его в Абукирском заливе. Моя подвеска может оказаться нашим единственным преимуществом, если мы начнем соревноваться с ним в поисках этого ключа жизни.

– Лучше не ходите на этот ужин, – посоветовала Астиза. – Богиня сообщила мне, что мы должны держаться подальше от этого человека.

– А мой маленький бог, Бонапарт, повелел мне отужинать с ним.

Она выглядела встревоженной.

– Тогда ничего не говорите ему.

– О моих исследованиях? – Тут мне вспомнились подозрения, вызванные журналистом. – Или о тебе?

Ее щеки вспыхнули.

– Его не интересуют ваши слуги.

– Неужели? А вот Тальма сообщил мне, что узнал о твоем прежнем общении в Каире с графом Силано. И в Александрию Тальма отправился, чтобы побольше разузнать вовсе не о бин Садре, а именно о тебе. Так насколько же хорошо ты знакома с Алессандро Силано?

После долгого молчания она призналась:

– Да, я знала о нем. Он изучал здесь древние источники, как и я. Только он хотел использовать их в своих целях, а не защитить от постороннего посягательства.

– Знала о нем? – Клянусь Гадесом, я знал о нескольких китайцах, но никогда не имел с ними ничего общего. Нет, Тальма подразумевал нечто большее. – Наверное, ты отлично знала и его самого и упорно скрываешь от меня ваши отношения.

– В наше время, – вмешался Енох, – люди страдают от излишней любознательности. Они непочтительно относятся к чужим тайнам. Это порождает множество неприятностей.

– Мне необходимо знать, что она…

– Древние мудрецы понимали, что некоторые тайны лучше всего оставить нераскрытыми, а некоторые истории – вообще забыть. Не позволяйте вашим врагам, Итан, лишить вас настоящих друзей.

Меня разозлили их укоризненные взгляды.

– Но он, конечно же, не случайно прибыл сюда, – упорствовал я.

– Безусловно нет. Он идет по вашим следам, Итан Гейдж. И за вашим медальоном.

– Мне хочется забыть его, – добавила Астиза. – И то, что я помню о нем, заставляет меня считать его более опасным, чем он кажется.

Я пришел в замешательство, но все же понял, что они не желают посвящать меня во все подробности. Наверное, со мной сыграло шутку мое богатое воображение.

– Ну, вряд ли он посмеет причинить нам вред, находясь в окружении французской армии, – не придумав ничего лучшего, сказал я.

– Французская армия не в силах защитить нас на улицах Каира. – Астиза выглядела очень встревоженной. – Я так испугалась за вас, услышав новости о морском сражении. А потом еще нам сообщили о прибытии графа Силано.

Я ответил бы ей примерно так же, если бы не был слишком смущен.

– Но я же вернулся, и для защиты у меня есть винтовка и томагавк, – заявил я, просто чтобы что-то сказать. – Я не боюсь Силано.

Она вздохнула, от нее опьяняюще пахло жасмином. Со времени нашей суровой походной жизни она превратилась с помощью Еноха в египетскую красавицу, облаченную в шикарные одежды из льняных и шелковых тканей; с ног до головы ее украшали золотые драгоценности, сделанные в древнем стиле, а блеск больших глаз подчеркивала наложенная на веки краска. Глаза Клеопатры. При виде очертаний ее стройной фигуры у меня в памяти вдруг всплыл изящный алебастровый кувшин с благовониями, который я видел недавно на местном рынке. Все это напомнило мне о том, как давно я не знал женских ласк, и мне с новой силой захотелось овладеть ее прелестями. Можно было бы ожидать, что, приобщившись к миру науки, я буду неизменно парить в более возвышенных сферах, но мой организм нуждался в земных радостях. Однако во всем ли я могу доверять этой женщине?

– Оружие не сможет противостоять магии, – заметила она. – Полагаю, что лучше всего мне вновь перебраться в вашу спальню, чтобы присмотреть за вашей безопасностью. Енох все понимает. Вы нуждаетесь в божественной защите.

А вот это уже обнадеживает.

– Если ты настаиваешь…

– Он уже поставил мне вторую кровать.

Моя улыбка стала такой же напряженной, как содержимое моих панталон.

– Ваша чуткость просто потрясающа.

– Сейчас очень важно сосредоточить все наши силы на разгадке тайны, – сказала она с сочувствием или с намерением помучить меня. Хотя, возможно, в женском понимании эти побуждения едины.

Я постарался ответить небрежным тоном.

– Только постарайся оказаться достаточно близко, чтобы убить следующую змею.

* * *

В полном душевном смятении – обычное состояние, угрожающее любому увлеченному женщиной мужчине, – я отправился на ужин к Бонапарту. Сей банкет должен был вселить в старших офицеров уверенность в неизменности правящего положения французов в Египте, дабы они, в свою очередь, донесли эту уверенность до своих подразделений. Также важно было продемонстрировать египтянам, что, несмотря на недавнее морское поражение, французы развлекаются с прежней невозмутимостью. Попутно предполагалось подготовить местное население к празднованию революционного Нового года, отмечаемого по республиканскому календарю в день осеннего равноденствия, то есть по старому стилю 21 сентября. А эта дата ровно на месяц опережала ту, что я вычислил по древнему египетскому календарю. В праздничные планы входили концерты войсковых оркестров, скачки на лошадях и впечатляющий полет одного из воздушных шаров Конте.

Торжественный ужин устроили в чисто европейских традициях. Раздобыли множество стульев и кресел, чтобы никто не сидел на полу в мусульманском стиле. Привезенные из Франции китайский фарфор, кубки для воды и вина и серебряные столовые приборы перевезли через пустыню с не меньшей заботливостью, чем патроны и орудия. Несмотря на жару, меню включало традиционный суп, горячие мясные и рыбные блюда и холодные французские закуски.

Силано, напротив, всем своим видом подчеркивал приверженность восточным обычаям. Он явился в восточных одеждах и тюрбане, открыто украсив сей наряд масонской символикой в виде латинской буквы «G», обрамленной циркулем и угольником. Тальма пришел бы в ярость от такого сочетания. Кольца поблескивали не только на четырех его пальцах, но и в одном ухе, а красные ножны рапиры привлекали внимание блеском золота и изысканной перегородчатой эмалью. Когда я вошел в зал, он встал из-за стола и поклонился.

– Месье Гейдж, наш американский друг! Ходили слухи, что вы отправились в Египет, теперь я вижу, что они подтвердились! Во время нашей последней встречи мы с вами наслаждались игрой в карты, если вы помните.

– Я, по крайней мере, действительно насладился. Даже, помнится, выиграл.

– Ну разумеется, кто-то всегда проигрывает! И тем не менее сама игра уже является наслаждением, разве нет? Естественно, я иногда могу себе позволить поразвлечься, проиграв некоторую сумму. – Он улыбнулся. – И, как понимаю, выигранный медальон привел вас в эту экспедицию?

– Да, он и одна преждевременная смерть в Париже.

– Вашего друга?

– Нет, одной шлюхи.

Мне не удалось привести его в замешательство.

– О боже. Честно говоря, мне непонятны такие хитросплетения. Но безусловно, как ученому и знатоку электричества и пирамид, вам доступны более глубокие ассоциации, а я простой историк.

Я занял свое место за столом.

– У меня скромные познания в обеих сферах, к сожалению. Мне вообще оказали большую честь, пригласив в эту научную экспедицию. А вы также увлекаетесь магией, как мне говорили, сведущи в оккультных науках и являетесь магистром ложи египетского обряда, основанной Калиостро.

– Вы преувеличиваете мои заслуги, как я, очевидно, преувеличил ваши. Я лишь ученик, исследующий прошлое в надежде отыскать там ответы для будущей жизни. Разве не интересно, какими утраченными ныне знаниями владели египетские жрецы? Свобода, принесенная нашими революционными войсками, позволяет соединить технические достижения Запада с достижениями мудрецов Востока.

– О каких это мудрецах, граф, вы толкуете? – пробасил генерал Дюма, налегая на угощение. Он поглощал пищу с той же стремительностью, с какой обычно скакал на лошади, во весь опор. – Что-то я не заметил их на каирских улицах. И вообще, все грамотеи, будь то ученые или колдуны, очевидно, способны достичь многого. Они предпочитают строить прожекты, марая бумагу, да трепать языками за обильной трапезой.

Офицеры рассмеялись. На академиков уже стали посматривать скептически, солдаты считали, что ученые, занимаясь бессмысленными исследованиями, лишь осложняют жизнь военных в Египте.

– Вы несправедливы по отношению к нашим ученым, генерал, – внес поправку Бонапарт. – В недавнем речном сражении именно Монж и Бертолле, произведя точные расчеты, потопили вражеский флагман, благодаря чему мы выиграли всю битву. Наши ученые сражались в каре вместе с пехотинцами. Им предстоит построить ветряные мельницы, оросительные каналы, фабрики и литейные цеха. Конте запустит один из его воздушных шаров! Мы, солдаты, начинаем процесс освобождения, но только людям науки под силу завершить его. Мы выигрываем сражения, а они завоевывают и освобождают людские умы.

– В таком случае давайте оставим их здесь, а сами отправимся по домам.

Дюма приступил к обгладыванию очередной куриной ножки.

– Древние жрецы приносили не меньше пользы, – небрежно заметил Силано. – Они были целителями и законодателями. Египтяне знали заговоры, способные исцелять больных, привораживать сердца любимых, охранять от зла и приносить богатство. На собраниях ложи египетского обряда мы убедились, что заговоры действенно влияют на погоду, оберегают от превратностей судьбы и исцеляют даже умирающих. И теперь, когда мы завладели этой колыбелью цивилизации, я надеюсь, мы сможем узнать гораздо больше.

– Вы тут поощряете черную магию, – предупредил Дюма. – Не пора ли вам позаботиться о своей душе?

– Знания не относятся к черной магии. Они вкладывают мощное оружие в руки солдат.

– До сих пор сабли и пистолеты служили нам вполне успешно.

– А где бы вы взяли черный порох, если бы его не изобрели ученые алхимики?

Дюма ответил громкой отрыжкой. Этот могучий и вспыльчивый генерал уже слегка опьянел. Может, он избавит меня от общества Силано?

– Я поощряю открытие и применение незримых сил типа электрических, – невозмутимо продолжил Силано, кивнув мне. – Стоит просто потереть янтарь, и вы увидите действие неких таинственных сил. Возможно, именно они оживляют наш мир. Можем ли мы превратить простые элементы в более сложные и ценные вещи? Ответы на подобные вопросы искали наши наставники – Калиостро, Кольмер и Сен-Жермен. Месье Гейдж может представить нам откровения великого Франклина о…

– Ха! – прервал его красноречивые излияния Дюма. – Калиостро объявили шарлатаном в полудюжине стран! Что вы там твердили о превратностях судьбы? – Он схватился за эфес своей тяжелой кавалерийской сабли и начал вытаскивать ее из ножен. – Испробуйте-ка действие вашего оберегающего заговора против моей сабли.

Однако прежде чем он успел вытащить ее, Силано молниеносным движением выхватил свою рапиру и приставил ее к руке генерала. Клинок пролетел стремительно, оставив за собой свистящий дуговой след.

– Мне не нужна магия, чтобы выиграть в простом поединке, – с тихой угрозой сказал граф.

Все погрузились в молчание, ошеломленные такой скоростью реакции.

– Вложите свои мечи в ножны, вы оба, – приказал наконец Наполеон.

– С удовольствием. – Силано убрал свой тонкий клинок почти так же быстро, как вытащил его.

Дюма нахмурился, но тоже оставил в покое рукоятку сабли.

– Значит, вы, как все мы, полагаетесь на силу стали, – проворчал он.

– Вы сомневаетесь, что я владею и иными силами?

– Хотелось бы увидеть воочию.

– Неотъемлемым свойством науки является убеждение скептика, – поддержал его химик Бертолле. – Одно дело заявлять о магии, граф Силано, а другое – показать ее наделе. Меня восхищает ваш исследовательский настрой, но экстраординарные претензии требуют экстраординарных доказательств.

– Что же мне сделать – вознестись над пирамидами?

– Я уверен, это впечатлило бы всех нас.

– Безусловно, но к научному открытию приводит постепенный процесс убедительных опытов и экспериментов, – продолжил Силано. – То же самое можно сказать о магических и древних силах. И я также надеюсь, что смогу воспарить над пирамидами, стать неуязвимым для пуль или достичь бессмертия, хотя в данный момент мне, как всем ученым, доступен лишь путь простого исследователя. Именно поэтому после изучения древних текстов в Риме, Стамбуле и Иерусалиме я предпринял это долгое путешествие в Египет. Вот у вашего американца есть медальон, который может подтвердить пользу моих исследований, если мне будет позволено изучить его.

Все взоры обратились в мою сторону. Я с сомнением покачал головой.

– Это чистая археология, и она никак не связана с магическими или алхимическими опытами.

– Я же сказал, для изучения.

– Изучение проводится настоящими учеными. Их методы заслуживают доверия. А египетский обряд – нет.

Граф выглядел как учитель, разочарованный учеником.

– Неужели вы, месье, считаете меня обманщиком?

– Не знаю, как он, а я действительно причисляю вас, – вновь вмешался Дюма, отбрасывая обглоданную кость, – к мошенникам, лицемерам и шарлатанам. От всех этих магов, алхимиков, теоретиков, цыган и священников или жрецов нет никакой пользы. Вы специально заявились сюда, разодевшись в восточные одежды и напялив тюрбан, будто заезжий марсельский клоун, и талдычите нам о магии, но я заметил, что мясо-то вы едите на европейский манер. Всякий горазд лихо взмахнуть изысканно украшенной шпажкой, но ее стоит проверить в настоящем сражении против настоящих сабель. Я уважаю настоящих бойцов и строителей, а не тех, кто проводит жизнь в пустых разговорах и фантазиях.

В глазах Силано сверкнул опасный огонек.

– Вы ставите под сомнение мои честь и достоинство, генерал. Мне ничего не остается, кроме как вызвать вас на поединок.

Над столами повисло тревожное ожидание. Силано имел репутацию заядлого и беспощадного дуэлянта, и на его счету в Париже числилась смерть по меньшей мере двух противников. Однако Дюма был под стать Голиафу.

– А мне ничего не остается, кроме как принять ваш вызов, – прогремел генерал.

– Дуэли запрещены, – отрезал Наполеон. – И обоим вам это известно. Если кто-то из вас нарушит этот приказ, то я прикажу расстрелять обоих.

– Значит, пока вы в безопасности, – сказал Дюма графу. – Но вам лучше поскорее найти тот оберегающий заговор, поскольку по возвращении во Францию…

– Зачем же так долго ждать? – перебил его Силано. – Я могу предложить другое состязание. Наш уважаемый химик говорил о необходимости подтверждающего опыта, так позвольте мне предложить один. Я прикажу доставить к завтрашнему обеду привезенного из Франции молочного поросенка. Как вы понимаете, мусульмане не желают иметь ничего общего с этими нечистыми животными, и мне самому приходится ухаживать за ними. Вы намекнули, что я преувеличиваю свои способности. Позвольте тогда за два часа до обеда презентовать вам этого поросенка, чтобы вы приказали приготовить его любым способом: тушеным, вареным, запеченным или зажаренным. Я и близко к нему не подойду во время готовки. Вы разрежете его на четыре равные части и дадите мне какую пожелаете. А себе положите любую другую часть.

– Какой же смысл во всей этой чепухе? – спросил Дюма.

– На следующий день после этого обеда произойдет одно из четырех событий: либо мы оба умрем, либо никто не умрет; либо я умру, а вы нет; либо вы умрете, а я выживу. Три из этих четырех вероятных исходов относятся к вам, но готов поспорить на пять тысяч франков, что на следующий день после этой трапезы вы умрете, а я буду жив и здоров.

За столом воцарилась тишина. Дюма выглядел встревоженным.

– Это же один из любимых трюков Калиостро, он частенько предлагал подобные пари.

– Верно, только никто из его противников так и не решился их принять. У вас есть шанс стать первым, генерал. Достаточно ли вы сомневаетесь в моих способностях, чтобы отобедать со мной завтра?

– Чтобы вы опробовали на мне один из шарлатанских трюков или магических заговоров!

– Но ведь согласно вашим словам я ни на что не способен. Проверьте же меня.

Дюма перевел задумчивый взгляд с него на меня. В сражении он всегда чувствовал себя уверенным, но стоило ли рисковать своей жизнью за столом?

– Дуэли запрещены, но в этом пари я готов участвовать, – заявил Бонапарт. Он порадовался мучениям генерала, осуждавшего в походе его действия.

– Да я не сомневаюсь, что он отравит меня с ловкостью шарлатана.

Силано развел руки, предчувствуя победу.

– Вы сможете обыскать меня с ног до головы, до того как мы сядем за стол, генерал.

Дюма отказался.

– Много чести. Я не стал бы обедать с вами, даже если бы вы были самим Христом, дьяволом или последним человеком на земле. – Он вскочил, оттолкнув ногой стул. – Потворствуйте его исследованиям, если считаете нужным, – бросил он, обращаясь ко всем собравшимся, – но я клянусь, что вы не найдете в здешней пустыне ничего, кроме груды никчемных развалин. Вы еще пожалеете, что слушали этих прихлебателей, будь то шарлатан граф или присосавшийся к нам, как пиявка, американец, – возмущенно произнес он и стремительно покинул комнату.

Силано повернулся к нам.

– А он умнее, чем о нем говорят, раз отклонил мое предложение. Это означает, поверьте моему пророчеству, что он проживет достаточно долго и даст жизнь сыну, который прославится великими делами. Но я не гонюсь за славой и прошу вас лишь разрешить мне спокойно провести исследования. Мне хочется поискать старые храмы, когда вы отправитесь в поход вверх по реке. Со всем уважением я готов предоставить в ваше распоряжение нанятых мной храбрых воинов, а в ответ я прошу самую малость. – Он взглянул на меня. – Я надеялся, что мы сможем работать вместе, как коллеги, но, похоже, мы по-прежнему соперники.

– Мне кажутся сомнительными цели ваших изысканий, и я не вижу необходимости делиться с вами своими вещами, – ответил я.

– Тогда продайте мне медальон, Гейдж. Назовите вашу цену.

– Чем упорнее вы стараетесь заполучить его, тем менее я склонен отдать его вам.

– Черт вас побери! Вы препятствуете научным открытиям! – вскричал он, на сей раз стукнув кулаком по столу, и с его лица будто сползла маска. За ней обнаружились ярость и отчаяние, он буквально пожирал меня взглядом, исполненным непримиримой враждебности. – Помогите мне, иначе вас ждут ужасные испытания!

Монж с видом воплощенного праведного негодования вскочил из-за стола.

– Как вы смеете, месье! Ваша наглость выявляет вашу слабость. Я сам готов принять ваше пари!

Тогда встал и Наполеон, явно рассерженный тем, что дискуссия вышла из-под контроля.

– Никто не станет есть этого отравленного поросенка. Я приказываю, чтобы нынче же ночью это животное закололи и выбросили в Нил. А вы, Гейдж, находитесь здесь, а не в парижской тюрьме, лишь благодаря моей снисходительности. Я приказываю вам помогать графу Силано всеми возможными способами.

Я тоже встал.

– Тогда мне придется сообщить о том, в чем не хотелось признаваться. Медальон пропал, я потерял его, когда выпрыгнул за борт перед взрывом «Ориента» в Абукирском заливе.

Тут все загалдели, бурно обсуждая, стоит ли верить сказанному мной. Я даже порадовался, что слыл заядлым игроком, хотя понимал, что такая дурная слава может только прибавить мне неприятностей. Бонапарт нахмурил брови.

– Вы ничего не говорили об этом раньше, – недоверчиво сказал Силано.

– Я не хвастаюсь моими несчастьями, – ответил я. – И к тому же мне хотелось, чтобы офицеры убедились, каким алчным неудачником вы являетесь на самом деле. – Я повернулся к остальным. – Этот аристократ вовсе не является серьезным ученым. Он всего лишь неумелый картежник, пытающийся угрозами заполучить то, что проиграл. Я поддерживаю настоящих масонов, а его ложа египетского обряда попросту искажает заповеди нашего ордена.

– Он лжет, – взвился Силано. – Если бы он потерял медальон, то не стал бы возвращаться в Каир.

– Ничего подобного, мне нужно было вернуться. Ведь я вхожу в состав ученой экспедиции, как Монж или Бертолле. А вот мой друг, писатель Тальма, не вернулся, он исчез из Александрии сразу после того, как там появились вы. Силано обвел глазами всех собравшихся.

– Теперь уже мне приписывают магические силы.

Все рассмеялись.

– Не обращайте все в шутку, месье, – сказал я. – Вам известно, где находится Антуан?

– Если вы найдете медальон, то я постараюсь помочь вам найти Тальма.

– Медальон пропал, я же сказал!

– А я сказал, что не верю вам. Любезный генерал Бонапарт, откуда нам вообще знать, ради кого старается этот англоязычный американец, не переметнулся ли он на сторону врагов.

– Это возмутительно! – вскричал я, хотя втайне уже подумывал, на чьей стороне мне действительно лучше быть, но пока в любом случае твердо намеревался оставаться при своих личных интересах. Советовала же мне Астиза разобраться, каковы истинные основы моей веры. Помимо преданности нашему президенту Джорджу Вашингтону, я еще готов рискнуть своей жизнью ради проклятых сокровищ и красивых женщин. – Я требую сатисфакции, – бросил я.

– Не будет никаких дуэлей! – вновь заявил Наполеон. – Прекратите! Вы ведете себя как дети! Гейдж, я разрешаю вам удалиться.

Я встал и откланялся.

– Уверен, это наилучший выход.

Я отступил в сторону двери.

– Вы вскоре убедитесь в серьезности моих исследовательских намерений! – крикнул мне вслед Силано. И я услышал, как он говорит Наполеону: – Вам не следует доверять этому американцу. Он может свести к нулю все наши замыслы.

* * *

На следующий день после полудня мы с Ашрафом, Енохом и Астизой отдыхали у фонтана в тенистом дворике Еноха, обсуждая вчерашний ужин и возможные намерения Силано. По очевидным причинам мы чувствовали себя в осаде. Зачем Силано проделал столь дальний путь? Что именно так интересовало Бонапарта? Неужели этот командующий также хотел приобщиться к черной магии? Или у нас слишком богатое воображение и мы воспринимаем как угрозу то, что является всего лишь праздным любопытством?

Мы получили ответ после того, как услышали громкий стук в ворота дома Еноха и Мустафа пошел выяснить его причину. Он вернулся один, но с кувшином.

– Кто-то оставил его у дверей.

Эта объемистая глиняная посудина составляла фута два в высоту и казалась достаточно тяжелой, судя по напряженным мускулам слуги, который принес ее и поставил на низкий столик.

– За дверью никого не оказалось, да и улица была пустой.

– Что же это такое? – спросил я.

– Кувшин для масла, – сказал Енох. – Но нам редко доставляют подарки таким образом.

Он выглядел встревоженным, но встал, чтобы открыть его.

– Постойте, – сказал я. – А вдруг он взорвется?

– Взорвется?

– Вдруг это своеобразный Троянский конь, – сказала Астиза, сведущая не только в египетских, но и в греческих легендах. – Враг оставляет нам подарочек, а мы приносим его в дом и…

– И оттуда выскакивает полк солдат? – с усмешкой закончил Ашраф.

– Нет. Там могут оказаться змеи.

Она вспомнила случай в Александрии.

Теперь и Енох призадумался.

Ашраф встал.

– Отойдите подальше, я сам открою его.

– Возьми палку, – посоветовал ему брат.

– С саблей я управляюсь лучше.

Мы отошли в сторонку. Острой кривой саблей Ашраф срезал восковую печать с горлышка и освободил крышку. Изнутри не донеслось ни звука. Тогда Ашраф медленно сдвинул крышку кончиком своего ятагана. Опять ничего. Он осторожно подался вперед, просунув в горлышко свой клинок… и отскочил назад.

– Змея! – подтвердил он.

Проклятье. Как же мне осточертели эти рептилии!

– Но это невероятно, – сказал мамелюк. – В кувшине полно масла. Я чувствую его запах. – Он осторожно продолжил проверку содержимого. – Нет, погодите… Там какая-то мертвая змея. – Его недоумевающее лицо выглядело встревоженным. – Может, боги смилостивились?

– Какого черта?

Сморщившись, мамелюк сунул руку в кувшин и тут же вытащил ее. Нашим взорам предстали похожие на змей маслянистые пряди волос, облепленные чешуйками змеиной кожи. Когда он приподнял руку, мы увидели круглый предмет, оплетенный кольцами мертвой змеи. Масло стекало с человеческой головы.

Я застонал. Это была голова Тальма с широко открытыми незрячими глазами.