Текст книги "Возвышение Сайласа Лэфема"

Автор книги: Уильям Дин Хоуэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

– Надеюсь, что эта хорошенькая девочка излечилась от своей любви. А какую твердость духа она проявила! Не сомневаюсь, она еще кого-нибудь встретит на своем пути.

Сьюэллу пришлось удовлетвориться этой частичной уступкой. Однако, не считая одного из молодых виргинцев, приезжавшего в Лэфем по случаю покупки фабрики, Айрин еще никого не встретила; а было ли между ними что-нибудь, это пришлось бы выяснять особо. Известно только, что спустя пять лет после разочарования, которое она перенесла так мужественно, она все еще была не замужем. Но даже и тогда она была еще очень молода, и ее жизнь в Лэфеме разнообразили поездки на Запад. Разнообразие внесло также приглашение погостить в Бостоне, на которое из учтивости решилась миссис Кори и которое девушка с такой же учтивостью не приняла.

Сьюэлла весьма интересовали те нравственные перемены, какие он ожидал увидеть в Лэфеме. Они с миссис Сьюэлл прогостили у полковника, который чувствовал себя здесь, среди этих холмов, куда больше полковником, чем когда-либо на Бэк-Бэй, целые сутки; Лэфем показал пастору фабрику и повез на ферму. Для этой поездки он запряг резвого жеребенка, еще не достигшего совершенных лет, в открытую двухместную коляску более чем зрелого возраста, гордясь своим выездом ничуть не меньше, чем некогда роскошным экипажем, в котором разъезжал на Мельничной Плотине. Одежда его была теперь поношенной и небрежной, он отпустил на деревенский манер волосы и бороду и носил грубые сапоги. Простой деревенский дом его был обставлен самой простой мебелью, какая была в доме на Нанкин-сквер. Все необходимое, конечно, в нем имелось, но никакой роскоши, если не считать статуэток Молитвы и Веры. Освещался дом, конечно же, керосиновыми лампами и не имел парового отопления; то были единственные неудобства, на какие жаловался полковник, но он уверял, что как только компания начнет снова выплачивать дивиденды – а он явно гордился расходами, из-за которых это пока было невозможно, – он проведет в дом и паровое отопление и газ. О своем разорении он говорил открыто и доверительно, видимо, памятуя прежнее сочувствие к нему Сьюэлла, и вел себя с ним как с близким другом, а не со знакомым, которого и видел-то всего два-три раза. Рассказал он ему и о начале своих отношений с Роджерсом и вынес на суд Сьюэлла свои заключения о них.

– Иной раз, – сказал он, – раздумаешься, и выходит, что я с ним с самого начала поступил плохо, а с этого все и пошло. Вроде как толкнул штабель кирпичей. Ты их хватаешь, удерживаешь, а они все равно валятся. И никакой силой их не остановить, пока весь штабель не развалится. С женой я теперь про это не говорю, а вот вам как оно кажется?

– В материальном мире мы видим, как зло влечет за собою зло, – ответил пастор, – но в нравственном этот вопрос для меня становится все более и более загадочным. Зло идет там очень неясными путями, и часто, насколько нам дано видеть, его не постигает кара. А в вашем случае, как я понимаю, вы ведь не признаете, вы не уверены, что причинили этому человеку зло…

– Нет, не признаю. То есть…

Он недоговорил; а Сьюэлл, помолчав, сказал со свойственной ему деликатной добротой:

– Я склонен думать, что ничто не исчезает бесследно; и не может быть, чтобы грехи наши только отнимали у нас душевные силы. Ваши опасения, что вы поступили с этим человеком как себялюбец, заставили вас быть настороже и укрепили вас перед лицом более серьезного, – он хотел сказать «искушения», но пощадил гордость Лэфема и сказал, – «случая».

– Вы правда так считаете?

– Да, считаю, что в моих соображениях есть доля истины.

– Не знаю, что это было, – сказал Лэфем, – но только знаю, что, как дошло до главного, не мог я войти в сделку с англичанами, хоть и знал, что без этого пойду ко дну; и не смог я позволить тому человеку вложить в мою фабрику деньги, пока не скажу ему, как все обстоит на самом деле.

Сьюэлл позднее рассказал жене, что понял: разорение оказалось для Лэфема таким тяжким испытанием именно потому, что его благополучие казалось таким вещественным и осязаемым; и тогда ему очень захотелось узнать истинное, глубинное отношение Лэфема ко всему случившемуся.

– И вы никогда ни о чем не жалеете? – деликатно спросил он.

– О том, как я поступил? Иной раз мне кажется, будто я и никак не поступал, – ответил Лэфем. – Будто открылся для меня выход из ямы, я из нее и выбрался. Не знаю, – добавил он задумчиво, покусывая кончик жесткого уса, – не знаю, всегда ли я буду держаться того, что это окупилось; но если мне когда-нибудь снова доведется пережить такое, сдается мне, я поступлю в точности так же.