Текст книги "Проклятая реликвия"

Автор книги: убийцы Средневековые

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Болдуин? – позвал его Саймон. Он встал и подошел к рыцарю. – Джонатан, принесите вина. Крепкого красного вина.

Как только клирик отошел, Болдуин пробормотал:

– Я видел, как он погиб.

– Кто?

– Гийом де Божё. Человек, перед которым мы просто преклонялись в Акре. Храбрый и дерзкий, но коварный, он возглавлял тамплиеров во время обороны города.

– Да он был суеверным, – сказал Саймон.

Болдуин нахмурился.

– Я бы этого не сказал. Не больше, чем епископ. Он погиб перед тем, как пала Акра, и его казначей, Тибод Годин, забрал все реликвии и спас их. Когда Орден Храма распустили, все реликвии оттуда забрали. Не понимаю, как одна из них уцелела?

– Может, ее просто не сочли важной, – предположил Саймон.

– Вряд ли, – отозвался Болдуин.

Вернулся незамеченный ими Джонатан и протянул чашу с вином. Выглядел он при этом так, словно ему следовало самому его выпить.

– Может быть, ее оставили, потому что боялись? – сказал он.

Если у изгоя и был какой-нибудь талант, так это терпение. Он стоял у дома, внимательно прислушиваясь и наблюдая.

Его жертвы пока не было видно, но изгоя интересовал сейчас другой человек. Он ждал здесь весь вечер, надеясь увидеть Адама, хотя и безрезультатно, но теперь он заметил, что стоит здесь не один. Еще какой-то человек наблюдал за дверью, довольно молодой, в добротной одежде. Он походил на слугу какого-нибудь богача – или это городской чиновник?

Значит, Адам досадил еще кому-то. Это усложняет задачу.

Одно дело – убить преступника, такого, как этот Адам, и совсем другое – хладнокровно убить городского служащего.

И тут он заметил, что Адам, спотыкаясь, бредет по переулку. Изгой быстро поправил ремень, чтобы легко выхватить меч. Потом отлепился от двери, где стоял до сих пор, и пошел к двери дома, где жил Адам. Молодой тоже заметил Адама. Но, не будучи глупцом, он не стал вступать с ним в открытую стычку, а направился по переулку в сторону изгоя и пробежал мимо него. Несомненно, за помощью. Изгой улыбнулся. В ней скоро не будет необходимости.

Он подошел к двери одновременно с Адамом. Кивнув преступнику, он огляделся. Никого. Изгой выдернул меч, когда Адам распахнул дверь, и ударил того рукояткой по голове. Адам взревел от боли, шейные мускулы у него напряглись, плечи ссутулились, он резко повернулся и бросился на изгоя. Тот уже приготовился: повернул лезвие, сжав правый кулак, согнул локоть, вытянул левую руку, разжав ладонь, и перенес вес на правую ногу. Он был готов ударить.

Адам увидел его, и изгой заметил тупое непонимание в глазах. А потом осталась только слепая ярость. Он метнулся назад, захлопывая дверь, но она отскочила от подставленной ноги изгоя.

Изгой прыгнул вперед, в полумрак помещения, и услышал скрежет стали. Потом увидел блеск и парировал удар. Металл лязгнул о металл, и его рука дернулась от бешеной силы Адама. Снова взметнулось лезвие, похоже, тяжелый кривой меч, злобно и губительно изогнутый. Изгой выставил кулак, и оба лезвия встретились с громким лязгом. Снова блеск металла, и изгой все понял. Адам был неопытен и полагался только на грубую силу, а не на ловкость.

Но изгой был тренированным воином, искусным в мастерстве фехтования и закаленным в сотнях сражений. Он парировал еще раз, отпрянул и ударил, выпрямив и ногу, и руку. Кривой меч летел к его шее, но он уже был готов, ударил по нему левой рукой и отбросил вверх и в сторону, уже чувствуя слабое сопротивление грудной клетки Адама. Он надавил сильнее и увидел, как гнев покидает лицо Адама, уступая место потрясению. Кривой меч, клацнув, стукнулся острием о землю, а Адам, шатаясь, начал отступать назад. Он задел табурет и осел на него, тупо глядя вверх, на изгоя.

Изгой услышал чье-то тяжелое дыхание и внезапный всхлип, повернул голову и увидел сидевших тут же старика и женщину. Он отвлекся – и этого хватило. Адам вскинул свой меч, и изгой почувствовал, как тот вонзается ему в живот, разрывает внутренности и задевает за нижнее ребро. Это еще не боль, пока нет. Боль придет позже.

Он прижал башмаком руку Адама и надавил изо всей силы, выдергивая из себя лезвие. Избавившись от этой помехи, он вырвал свой меч из груди Адама и сделал быстрый, режущий взмах. Фонтаном хлынула кровь, в глазах Адама вспыхнуло непонимание, голова качнулась, словно на малиновой колонне, и упала на землю.

Болдуин и Саймон усаживались на скамью, когда вбежал наблюдатель:

– Он вернулся, сэр Болдуин!

Джонатан дремал, сидя на своей скамье. Саймон пинком разбудил его, и все трое поспешили вслед за дозорным.

Болдуин с радостью покинул таверну, чтобы хоть что-нибудь сделать. Он слишком долго оставался там после того, как прочел слова де Божё. Воспоминания, всплывшие при этих словах, были болезненны. Все те честные, порядочные люди погибли – и ради чего? Для этого не было причин. Орден тамплиеров создавался, чтобы оберегать паломников, идущих в Святую Землю. Преданные, отвечавшие только перед папой, они не смогли поверить, что понтифик обманул их доверие, но он сделал это. Он примкнул к алчному французскому королю, чтобы привести их к гибели, и многих убили, многих замучили до смерти, а остальных сожгли на кострах, как не подчинившихся церкви. После этого воинам-монахам предоставили выбор – или жизнь в еще более суровом ордене, или изгнание. Многие закончили свои дни на улицах Парижа, прося подаяние.

По крайней мере, размышлял он, де Божё не дожил до того, чтобы увидеть, как рушится все, во что он верил.

Они прошли по Хай-стрит почти до больницы, а потом завернули в переулок. В этом темном промежутке между домами всегда было сумрачно и уныло, но сегодня здесь царило некоторое оживление. Впереди слышались голоса, словно там устроили какое-то собрание. Сначала Болдуин обрадовался – он решил, что шум скроет их появление. Но потом понял, что голоса раздаются от дома, где жил Адам, и его оптимизм испарился. В доме ярко горели свечи. Изнутри раздавался вой и рыдания. Им пришлось пробиваться сквозь толпу зевак. Войдя в дом, Саймон с отвращением застонал, а Болдуин застыл, с состраданием глядя на открывшуюся перед ним сцену.

На полу сидела старая женщина, баюкая на коленях мертвое тело своего сына. Она пыталась удержать на шее его голову, раскачиваясь взад и вперед, словно помогала ему спать…

Иосиф заворчал, услышав стук в дверь. Он только что задремал и едва не упал с табурета. Как всегда, тот зловеще заскрипел, когда монах зашевелился. Придется сказать приору и купить новый табурет. Этот действительно стал непригодным. Не сегодня-завтра он развалится, и что они все будут делать, если Иосиф сломает запястье или лодыжку?

– Да, да, я иду, иду, – раздраженно крикнул он, когда стук повторился, и открыл дверь. – Что за срочность в такое время? Я… Входи, мой добрый друг. Что за… кто это сделал?

Изгой вошел и захромал к табурету.

– Полагаю, моя собственная глупость, брат. Я болван. И боюсь, что я умираю. Пожалуйста… выслушай мою исповедь.

– Не раньше, чем взгляну на раны, – сказал Иосиф. – Он помог человеку подняться, повел его к кровати, раздел и уложил. Принеся воды, он обмыл рану. Увидев, что она начинается справа, в самом низу живота, и поднимается налево вверх, Иосиф сказал: – Тебя ранили очень жестоко.

Изгой мрачно кивнул.

– Рана смертельная. Я… я чувствую. Я не выживу.

Иосиф поцокал языком. Из обеих ран лилось много крови, и он узнал запах желчи и содержимого кишок. Этот человек умирал, нет нужды скрывать. И лучше ему и не пытаться. Умирающий имеет право смириться и приготовиться к встрече с Создателем.

– Я так и подумал. Тот человек, что я привел сюда Он еще здесь?

– Ты… а, ты имеешь в виду раненого парня? Да, он еще здесь.

– Говорить может?

– Гм… нет. Нет, он еще без сознания. Думаю, рана у него очень глубокая. Я еще не уверен, что он выживет.

– Тогда я расскажу эту историю тебе, брат. А когда закончу, ты сможешь рассказать ему, а может, и другим, кто спросит обо мне, – сказал изгой. – Знай же, что зовут меня Джон Мантреверс, и я из Саут-Уитема, – начал он.

Саймон и Болдуин завершили свою работу в доме Адама, и тут в прохладном ночном воздухе раздался еще один крик, и оба глянули друг на друга, а потом побежали в переулок вместе с сержантом и Джонатаном.

– А это еще что такое? – выпалил Саймон, когда они бежали на север, в сторону Хай-стрит. Потом повернули налево, к Карфаксу, прислушиваясь к воплям и звуку рожка.

– Сюда! – выкрикнул Болдуин, когда они миновали Саутгейт-стрит. Побежали туда, но поняли, что проскочили нужную улицу. Повернув назад, они обнаружили темный переулок и помчались по нему. Саймон держался сзади, чтобы помочь Джонатану – тот уже задыхался.

Дом показался знакомым, и Саймон присмотрелся к нему. В темноте трудно было понять, где они находятся, но вдруг до него дошло: это же дом Молл! Здесь они вчера нашли тело Уилла, только подошли к нему с другой стороны.

В переулке стоял мужчина, прижав ко рту полотенце. У его ног была лужа рвоты.

– Я ее знал, я ее хорошо знал, понимаете? Она всегда была доброй девкой, если ей хорошо заплатить. Я сегодня должен был ее увидеть, но опоздал. Я не смог ей помочь. Я открыл дверь, потому что она не ответила. Я просто думал, что она разозлилась из-за того, что я опоздал.

Слова потоком лились на Саймона. Он оттолкнул мужчину и вслед за Болдуином вошел в дом.

Жилище было жалким. На окне висело старое одеяло, превратившееся в лохмотья – попытка создать уют, но Саймону показалось, что оно только подчеркивало, какой убогой и непривлекательной была здесь жизнь. Пол устилал тростник, срезанный сравнительно недавно, но уже несвежий. С потолочных балок свисали связки трав и цветов, но их аромат не мог перекрыть кислого запаха пота и секса – и металлического запаха крови.

От этого запаха Саймона опять затошнило. Они вошли в дом из темного и мрачного переулка, толкнув прогнившую дверь, которая царапала утрамбованную землю у порога.

Темнота заставила Саймона вспомнить про ад. Стояла вонь, словно сам воздух был отравлен, и он подумал, не придется ли ему умереть от одной из тех болезней, что возникают из-за дурного воздуха. Сразу за неровно сбитой дверью начинался короткий коридорчик. Вероятно, когда-то это был сравнительно приличный дом, возможно, здесь жил состоятельный лавочник или ремесленник, но теперь все прогнило и обветшало. Стены потрескались, штукатурка с них давно исчезла, стекла как наружу, так и внутрь. Сквозь прорехи в крыше он видел больше звезд, чем в окно.

За коридором была комната, но Саймон не мог шагнуть туда.

Его взгляд был прикован к большим пятнам крови на стенах и к изуродованному трупу на полу у соломенного матраца Он сглотнул. Сломанная у локтя рука странно изогнулась. Рубашка разорвана от шеи до пупка, и между грудями запеклась кровь. Кровь стекала с ее груди, заляпав юбку.

Саймон однажды видел голову мужчины, растоптанную копытами взбесившейся ломовой лошади. Зрелище было очень похожим. Правая сторона головы Молл была проломлена, превратившись в месиво из волос, обломков костей и серого вещества. Саймона тошнило, и запах только усугублял отвращение.

– Очевидно, что ее жестоко избили, – пробормотал Болдуин, и Саймон услышал в его голосе нотку спокойного любопытства.

– Зачем бы человеку такое делать? – бормотнул он.

– Действительно, зачем? – согласился с ним Болдуин, начиная исследовать тело и все вокруг. – Просто демонстрация жестокости – очень похоже на труп Уилла у ее двери.

Джонатан бесцеремонно протолкался мимо соседей, столпившихся у входа, и присоединился к Саймону. Бейлиф услышал, что тот с трудом сглатывает, как человек, набравший полный рот засохшего хлеба, которому нечем его запить.

– Несчастная душа.

Сержант у двери откашлялся и сплюнул.

– Она была просто шлюхой, брат.

Джонатан медленно повернулся и пригвоздил того к месту взглядом, полным испепеляющего презрения.

– Мария Магдалина была проституткой, сын мой. Но Господь восхвалял ее за ее доброту.

– Вы держитесь за свои книги, брат, – не смутился сержант. – А я держусь за то, что знаю. Молл была довольно славной девчонкой, но все равно шлюхой, и нечего тут больше говорить.

– Заткнись, – приказал Саймон. Теперь его тошнило не только от вида трупа молодой женщины, но и от небрежного отношения этого человека к ее смерти. – Где человек, который ее нашел?

Того привели в дом, и он стоял, тревожно ломая руки и глядя куда угодно, только не на Молл.

– Вы кто? – спросил Болдуин.

Мужчина бросил беспокойный взгляд через плечо, увидел знакомые лица и обмяк.

– Меня зовут Питер из Сидмаута.

Болдуин и Саймон задавали ему вопросы, но он представил свидетелей, подтвердивших, что он сидел с ними в таверне. А до этого находился у своего прилавка на рынке, и множество людей подтвердили, что он был там все утро и почти весь день. Похоже, что он невиновен ни в одном преступлении.

– Нет никаких следов орудия преступления, – заметил Болдуин. – Это должна была быть тяжелая дубинка. Но убийца забрал ее с собой. Найди ее – получишь убийцу.

Саймон кивнул и крикнул:

– Может, у нее недавно появились особые клиенты? Может, с ней такое сотворил кто-то новый?

– Я видел ее с новым мужиком, – сказал мужчина, назвавшийся Джеком. Голос его звучал спокойно, когда он взглянул на изуродованное тело. – Никто не смеет поступать так с девушкой!

– А кто этот новый мужчина? – спросил Саймон.

– Да я толком не знаю, – пожал плечами Джек. – Он заходил в «Рейч», и я видел, как они разговаривали, но я как-то об этом не думал. Зачем мне? Я-то знаю, как она зарабатывает себе на корку хлеба. Высокий такой ублюдок. Высокий и худощавый, одет во все черное. Плащ знавал лучшие времена. А, еще на нем были отличные черные башмаки.

– Ты его хорошо запомнил, этого мужчину? Лицо описать можешь?

– Запросто. Лицо худое, глаза темные, очень напряжженные. Знаете, из тех что вообще почти не мигают. Вот так он смотрел, будто все время смотрит внутрь тебя и не тратит время, чтобы посмотреть вокруг. Он смотрел прямо в душу.

К ним подошел Болдуин, вытирая о рубашку окровавленные руки.

– И ты можешь рассказать все это, один раз глянув на него в таверне?

– Я его заметил, а такие лица не забываются. Он впился в меня взглядом как только я порог переступил. Кроме того, я вообще внимательно ко всем присматривался.

– Это почему?

– Ну, этот полоумный мужеложец Уилл только ушел, а я как раз входил внутрь, чтобы выпить кувшин эля, и тут чертов Адам вылетел наружу и чуть не сшиб меня. Неуклюжий мерзавец. Он вечно такой был, еще до того, как ушел из города, и другим стать не может. Я думаю, он не понимает, что с возрастом жизнь меняется. Когда он был юнцом, лучше всех дрался на кулачках, и когда вырос, ни о чем больше не думал; мол, все проблемы решаются кулаками или кинжалом.

– Он мог вот так убить женщину? – спросил Саймон.

Джек изумленно посмотрел на него, и хотя он медленно покачал головой, взгляд его снова упал на труп на полу, а лицо посуровело.

– Он ее знал, это точно.

От двери раздалось сердитое бормотанье – зеваки сообразили, что он сказал, и сержанту пришлось ударить своей дубинкой по земле и рявкнуть, чтобы все заткнулись.

Болдуин подумал.

– Возможно, что он участвовал в этом убийстве и в убийстве у двери Молл в убийстве Уилла. Молл могли убить, чтобы заткнуть свидетеля.

Саймон осмотрел комнату.

– Если она что-то видела, может, как раз того мужчину, с которым была в таверне?

Глянув на Джека, Болдуин спросил;

– Джек, что ты на это скажешь? Когда Молл ушла из таверны?

– Не знаю. Думаю, вскоре после того, как я пришел. Я увидел ее в углу таверны с тем мужиком, а когда уходил – их уже не было. Не знаю, когда они ушли. Мне это важным не казалось.

– Уилл ушел, немного погодя за ним выскочил Адам. Может, это и есть объяснение? – рассуждал Саймон. – Может, Адам убил Уилла, а потом явился сюда, чтобы убить единственного свидетеля – Молл?

– Убийца, несомненно, вернулся, чтобы убить свидетеля, – согласился Болдуин и посмотрел на сержанта у двери. – Но тогда кто убил Адама?

– Я здесь раньше еще одного человечка видал, – нахмурившись, подал голос сержант. – Ту девчонку, подружку Роба, Энни.

– У тебя есть хоть какие-то соображения, с чего она могла так возненавидеть эту девушку, чтобы такое натворить? – спросил Саймон.

– Молл была шлюхой. Может, увела у Энни любовника.

Мужчина очень страдал от боли, но кувшин подогретого вина немного поддерживал его силы. Лоб покрылся потом, но Иосиф прикладывал к нему смоченную прохладной водой салфетку, чтобы хоть как-то облегчить боль.

– Это мой долг… должен доставить ее епископу…

– Что за реликвия? – спокойно спросил Иосиф.

Джон Мантреверс взволнованно сел.

– Реликвия! Проклятая реликвия де Божё! Я должен доставить ее в надежное место!

– Успокойся, сын мой, пожалуйста. Откинься на подушки, успокойся, – умолял Иосиф.

– Она проклята! Любой, кто прикоснется к ней, погибнет! Я должен ее забрать! Мой грех, ах, это мое преступление! Господи, помоги мне!

К тому времени, как Болдуин и Саймон вернулись в гостиницу, было совсем поздно. Саймон сразу же уснул, но Болдуин спать не хотел. Он все вспоминал гибель де Божё.

Гийом де Божё был предводителем сильным и умным. Искушенный в политике, он оказался единственным человеком, кто предупреждал о вторжении за месяцы до катастрофы, и он никогда не жаловался. Он говорил людям об опасности, которой подвергнется Святое королевство, но над ним насмехались – и поплатились за это собственными жизнями.

Сокровища тамплиеров спасли. Сначала Тибо отвез их в Сидон, а потом – на Кипр. Там он и умер. Вскоре Жак де Молэ стал гроссмейстером, и все реликвии и сокровища переправили в храм в Париже, чтобы хранить их там. Это знали все тамплиеры. Даже Болдуин слышал о кораблях, нагруженных золотом и другими ценностями.

А вот эта единственная реликвия оказалась в Англии. Имеет ли она какое-то отношение к пергаментам? Де Божё намекал, что она то ли принадлежит ему, то ли он несет за нее какую-то ответственность. Ходили слухи, что всю ночь перед своей смертью он молился, взяв с собой несколько реликвий, чтобы усилить свою мольбу к Богу. Может, это одна из них? Болдуин не знал.

В Акре он еще не вступил в Орден. Это произошло позже, и поэтому он не имел возможности узнать такие подробности. И он начал молиться, чтобы хотя бы выяснить, в чем тайна реликвии. Он чувствовал, что обязан оплатить хотя бы какие-нибудь долги, оставленные де Божё. Если тамплиеры или сам де Божё имели причину охранять именно эту реликвию, он, Болдуин, позаботится о том, чтобы их желания чтили. Он обязан сделать это в память о гроссмейстере.

С этой мыслью он закрыл глаза и попытался уснуть, но сон не шел, и Болдуин сдался. В самые ранние утренние часы он поднялся, подошел к окну, прислонился к стене и стал смотреть, как меняется свет. Он ощущал грусть и жалость, и не понимал, почему.

Иосиф очнулся от короткого сна на рассвете. Ворота были отперты, как будто на улице стоял белый день. Брат Иосиф услышал, как открывается дверь, и зевнул, близоруко вглядываясь во входившего.

– Кто вы? – сердито спросил он.

– Я брат этого человека, – ответил вошедший. – Он хорошо себя чувствует?

– Если б так, он бы вряд ли находился здесь, правда? – сухо ответил Иосиф. Он не был готов отвечать на дурацкие вопросы сразу после пробуждения, а сострадание к умирающему еще не проснулось. Он толком не спал с тех пор, как этого человека принесли сюда, и настроение его от этого не улучшилось.

– Простите меня, брат. Я не знал, что он здесь.

– Но мы же не могли сообщить, правда? В конце концов, он не говорил нам, кто он такой, – буркнул Иосиф более приемлемым тоном. Хорошее настроение возвращалось. – А ты кто?

Человек облизал губы.

– Я Роб. А это мой брат, Эндрю. Он будет жить?

– О да, думаю, что будет. – Иосиф подошел к кровати и остановился около Эндрю. Он взял мокрую салфетку из блюда на столе и протер лицо и лоб раненого. К собственному восторгу он заметил, что лицо слегка расслабилось, а, положив руку на лоб Эндрю, почувствовал, что жар значительно упал. – Боже мой! Да, я думаю, что он быстро начнет поправляться. С Божьей помощью он оправится!

Он повернулся и улыбнулся, увидев лицо Роба.

– Должно быть, это было для тебя ужасным потрясением. Пожалуйста, друг мой, сядь и возьми себя в руки. У меня в комнате есть немного вина. Я тебе принесу.

– Спа… спасибо.

Роб смотрел, как суетится монах.

Все шло не так! Он был уверен, что Эндрю мертв. Он ударил сильно, ощутил, как рукоятка кинжала ударилась о спину брата – еще бы, он воткнул кинжал весьма решительно.

Будь проклята его душа, но он хотел, чтобы Эндрю умер и убрался с его дороги. Он хотел этого с тех пор, как понял, что Энни любит Эндрю.

Энни была всем, о чем он когда-либо мечтал. Для него Энни означала любовь, уют, покой, дом. Она была красавицей. Он подумал об этом в тот самый первый день, когда увидел ее, бредущей из Тивертона. И все, что он делал с того дня, делалось для того, чтобы создать для нее новый дом и новую жизнь. А взамен он хотел всего лишь ее одобрения.

Но Эндрю отнял у него все. Ужасно, когда у тебя есть соперник, но куда ужаснее знать, что этот соперник – твой брат. Это разорвет ему сердце, но выбора нет. Если он хочет получить эту женщину, должен убрать с дороги собственного брата.

Он поднялся, словно в трансе, и ноги повлекли его к кровати, а рука легла на кинжал, и он уже вытащил стальное лезвие, как дверь в комнату Иосифа отворилась и маленький монах вышел из нее с чашей вина.

– Ну вот и я. Надеюсь, ты чувствуешь себя немного… Что ты делаешь?!

Роб обернулся на долю секунды, и этой крохотной заминки оказалось достаточно.

– Я… я должен…

– Нет! Ты не смеешь вредить ему! – закричал Иосиф.

Изгой на соседней кровати очнулся на несколько мгновений раньше. Он повернул голову, увидел неряшливого парня с кинжалом в руке, узнал одного из преступников из засады у Бишопс-Клист, и этого ему хватило. Живот болел невыносимо, но он обязан был защитить человека, чью жизнь поклялся оберегать.

Он сунул руку под стопку одежды у постели. Там лежал его меч. Он вытащил его и сбросил ноги с постели.

– Иисус!

Ноги подогнулись, когда он перенес на них свой вес. Он вскрикнул, преступник взглянул на него и, похоже, тоже узнал: он отпрянул, словно очень испугался.

Обнаженный, пристанывающий от усилий, изгой стиснул зубы.

– Реликвия. Где она?

Роб увидел, что тот шатается, словно сейчас рухнет, и уже поднял кинжал, чтобы вонзить его в Эндрю, но тут рыцарь заскрипел зубами и шагнул вперед, причем острие меча не шелохнулось.

– Где она? – воскликнул он.

Казалось, что труп возвращается к жизни. Этого Робу хватило, чтобы его решимость рухнула. Он шагнул назад, еще шаг, еще – и повернулся к двери, чтобы бежать.

Иосиф ничего не понимал, кроме одного: этот человек только что пытался убить собственного брата. Не испытывая никаких угрызений совести, он обрушил на голову Роба тяжелую чашу. Фонтаном хлынуло красное вино, залило Иосифа, и он заморгал, ощутив внезапное потрясение.

Роб взвыл от боли, но продолжал шагать. С него капало вино. Он пошатнулся, выпрямился и пустился бегом через небольшую лужайку к воротам.

– Привратник! Задержи этого человека! Он пытался убить больного! – закричал Иосиф. Привратник медленно повернулся – и ахнул.

Позже он говорил, что увидел Иосифа, залитого чем-то красным, словно ему перерезали глотку, и слова монаха подстегнули его к действиям. Он не задумался ни на мгновенье.

За дверью у него стоял старый топор для защиты территории, и сейчас, когда на него мчался Роб, вытирая рукой вино с лица, привратник схватил топор. Старый воин, он размахнулся, и, когда Роб пробегал мимо, рубанул его под коленки.

Роб рухнул, как бычок на бойне. Он не понял, что случилось, только ощутил удар под коленки, и ноги перестали его держать. Он приподнялся на руках и одном колене, но левая нога отказывалась слушаться. Она беспомощно болталась. Роб уставился на нее, понял, что из нее хлещет кровь, и поднял глаза, чтобы увидеть, как на него опускается грозный, зазубренный топор.

Иосиф хотел закричать, и тут топор опустился на Роба. Тело несколько мгновений дергалось, одна нога ударяла по земле – и замерло. Привратник с трудом вытащил топор из глазницы трупа.

– Ему очень плохо, – сказал Иосиф. – Я бы не расстраивал его еще сильнее.

Болдуин и Саймон кивнули, а Джонатан разложил на столике свои перья и пергаменты.

Болдуин подошел к постели изгоя.

– Меня зовут сэр Болдуин де Ферншилль. А вас?

– Меня зовут сэр Джон Мантреверс из Саут-Уитема. Я родился там сорок пять лет назад, служил лорду Хью де Кортенею здесь, на западе, а потом вступил в самый благородный Орден. – Голос звучал слабо, но на последних словах окреп, и раненый вызывающе взглянул на Болдуина. – Я был рыцарем-тамплиером.

Болдуин кивнул.

– И что с вами произошло?

– После уничтожения моего Ордена я сумел избежать пыток и костра. Я вернулся в Англию и отправился к моему прежнему настоятелю в Саут-Уитеме. Там я встретил старого друга, Джоэла, и он рассказал мне, какую там хранят тайну. Реликвия, кусочек Истинного Креста, находилась в Храме Гроба Господня во время первого крестового похода. Ее охранял араб по имени Барзак, но во время резни, последовавшей за падением Иерусалима, его убил сэр Майлз де Клермонт. Барзак проклял реликвию и всех тех, кто прикоснется к ней. Через несколько дней она попала в руки Джеффри Мэппстоуна, который составил документ, подтверждающий ее подлинность.

В конце концов ее доставили в нашу страну, и она много лет оставалась здесь. Потом о ней узнал Гийом де Божё, а когда он сделался гроссмейстером нашего Ордена, забрал ее с собой в Святую Землю. Она его и убила.

Болдуин почувствовал, что воздух будто застрял у него в горле.

– Де Божё был убит на стенах возле Проклятой Башни в Акре. Мне говорили, что в ночь перед этим он молился о спасении города, что он вытащил реликвию и молился с ней. На следующий день он погиб. Реликвия убила его, как убивает каждого, прикоснувшегося к ней.

Болдуин заметил, как брат Иосиф осенил себя крестом и поторопил раненого.

– А дальше?

– Ее спасли вместе с другими реликвиями и отвезли во Францию, но там решили, что это слишком рискованно: она могла заразить остальные сокровища. Поэтому ее отправили назад в Англию, и она оставалась спрятанной в Саут-Уитеме до тех пор, пока этот выродок, жадный король Франции, не добился уничтожения Храма. Тогда Джоэл и еще несколько человек решили защитить реликвию и оградить остальных, не дав им отыскать ее. Когда общину храмовников разогнали, меня попросили приехать сюда, в Эксетер, вместе с компаньоном, и передать реликвию доброму епископу Уолтеру, который известен, как человек честный и благородный.

– Но на вас напали?

– Разбойники устроили засаду у реки. Они поймали моего спутника и убили его. Они пытались убить и меня, но мне удалось избежать этого и защитить себя от человека, который лежит здесь, в постели. Он сражался хорошо и едва не сшиб меня с лошади, а его товарищи убежали. Потом он тоже побежал, выбрав тропинку в рощице невысоких деревьев, где я не мог преследовать его верхом. Я вернулся к своему другу, но бедняга Том уже умер, а его поклажу похитили. Это было катастрофой, провалом всей нашей миссии. Я отправился дальше один, и чуть дальше, на опушке небольшого леса, нашел этого человека. Я бы убил его, но мне было необходимо найти реликвию, и я подумал, что он сможет рассказать мне, где она находится. Он согласился поведать мне все в обмен на мое обещание. Если я сумею защитить его и доставить сюда, он ответит на все вопросы. Этот человек сказал, что его компаньон пытался убить его. Поэтому он считает, что больше не обязан оставаться преданным своим бывшим соратникам. А еще он рассказал мне о девушке по имени Энни. Я ее нашел и сообщил о том, что на ее мужчину напали, и она пришла в ярость. Она помогла мне, поведав о проститутке Молл, а также о том, где живут Адам и Уилл, чтобы я мог подстеречь их и забрать реликвию. Именно это я и пытался сделать. В первую ночь я пошел в таверну и увидел всех там. Я попытался вернуться и поймать Уилла, но он ускользнул в темноте. Я остался в комнате Молл. Среди ночи явился брат этого человека. Он был в ужасе. Он нашел тело Уилла. Я оставил их, твердо решив найти труп и обыскать его.

– Это было среди ночи? – осведомился Болдуин.

– Да. Молл убедила его, что будет лучше не трогать Уилла и сообщить об убийстве утром. Уиллу перерезали горло. Я обыскал все его вещи, но ничего не нашел. Реликвии не было. В бешенстве я располосовал труп. Он убил моего друга Тома и ограбил его, а теперь я не мог отыскать вещей Тома. Я был в ярости.

– Вы могли и убить его.

– Нет. Мне нужна была реликвия, и я хотел допросить его, чтобы выяснить, где она. Я не люблю убивать. Таким же образом я пытался поймать и Адама. Он оказался сильнее, чем я ожидал, и не упал, когда я ударил его. Во время сражения мне пришлось его убить… и думаю, что он убил меня.

– Стало быть, мы так и не знаем, кто убил Уилла, – вздохнул Саймон. – И Молл тоже.

– Я никого из них не убивал, – воскликнул раненый рыцарь. – Кому потребовалось убивать Молл?

Болдуин некоторое время молчал. Потом он склонился над умирающим.

– Ты поступил правильно, несчастный друг мой солдат. – Он вытащил меч и показал его умирающему.

На стальном лезвии, обведенный золотом, сверкал крест тамплиеров. Болдуин попросил, чтобы его выгравировали, когда ковали меч, и никогда ничем не гордился так сильно.

Сэр Джон Мантреверс всмотрелся в крест и поднял взгляд на Болдуина.

– Спасибо, друт. – Он поцеловал крест и упал на кровать, не сдержав стон боли.

– Ну, продолжай, Болдуин! Кто же убил Молл? – спросил Саймон.

– Я почти не сомневаюсь, что это сделал Роб, – ответил Болдуин. – Думаю, он боялся, что она увидела что-нибудь в тот день, когда убили Уилла.

– Так ты считаешь, что Уилла убил Роб? – спросил Джонатан.

Они находились подле Широких Ворот, большого главного входа в собор, и Болдуин остановился.

– Конечно, мы можем никогда этого не узнать, но мне кажется, что в нашем отчете мы должны указать, что ответственность за это тоже лежит на нем. Понятное дело, спросить его мы уже не можем, но у кого еще мог быть мотив? Его брат был главарем шайки, а когда брат погиб, он мог решить, что верх возьмет Уилл. Может, он считал, что эта шайка – его законное наследство? И поэтому убил Уилла, а потом и Молл, на случай, если она что-то увидела. Может, он решил, что она свидетельница, и не мог рисковать, что она донесет на него.

– Понятно, – кивнул Джонатан. Он поблагодарил обоих за компанию и вошел в большие ворота. Через мгновенье он пропал из вида.