Текст книги "Проклятая реликвия"

Автор книги: убийцы Средневековые

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Как выяснилось, Арт сиротствовал три года. Это был неряшливый мальчишка двенадцати лет, с копной рыжеватых волос, торчком стоявших на макушке, с длинным лицом и умными карими глазами, которыми он смотрел на Болдуина, как на равного. Рыцарю показалось, что этот мальчик, вероятно, успел пережить за свои двенадцать лет столько, сколько многие мужчины в возрасте самого Болдуина.

– Это ты нашел вчера раненого, Арт?

– Кто говорит? – быстро отозвался он.

– Сторож у Восточных ворот.

– Я сказал ему, где он, но сам его не находил.

– И кто тебе о нем рассказал? – спросил Саймон.

Арт уставился на него с каменным лицом, и смотрел, пока бейлиф не вытащил из кармана монету.

– Я его не знаю. Весь в черном – черный плащ, черный капюшон, все черное.

Саймон вздохнул.

– Высокий? Такой же, как я?

Арт оценивающе посмотрел на него.

– Может, и выше.

– Во мне почти шесть футов, – пробормотал Саймон.

– А лицо? – попытался Болдуин. – Светловолосый, темноволосый? Борода, шрамы? Может, без зубов, или не все пальцы? Есть хоть что-нибудь, чтобы нам помочь?

– Яркие глаза и ледяной голос. Это все. Капюшон он не снимал, поэтому лица я не видел, – отрезал Арт. – Но мне кажется, он похож на вас. У него… ну, понимаете… – Арт выпятил грудь, сжал рот в агрессивную линию, стиснул кулаки и расправил плечи. – Ваше сложение. И руки, как у вас. Сильные.

– Ты разглядел все это под плащом? – с сомнением уточнил Саймон.

Арт посмотрел на него испепеляющим взглядом.

– Любой разглядит, широкие у человека плечи или нет, хоть он сто плащей нацепи.

За спиной раздался чей-то крик, но Болдуин не обратил на него внимания, наклонившись к мальчику.

– Так ты говоришь, он походил на рыцаря?

– Да. Только не на такого богатого, как вы, – ответил Арт с неуверенной ноткой в голосе, разглядывая очень потертую одежду Болдуина, красную, но полинявшую от долгой носки.

Болдуин уже собрался выступить на защиту своей одежды, как Саймон пробормотал:

– Болдуин!

К ним спешил воин с дубинкой в руках.

– Сэр Болдуин, сэр Болдуин! Убийство, сэр!

Под лучами утреннего солнца Болдуин увидел, что перед ним труп молодого человека с синими, слишком близко друг к другу посаженными глазами, светлыми волосами почти мышиного оттенка, и чересчур длинным сломанным носом. Одет он был в вылинявшую серую фланелевую рубашку и зеленые шерстяные штаны, из-за кожаного ремня торчал короткий нож.

Внимание Саймона привлекла рубашка, разорванная от груди до пояса: грудь и живот исполосованы в бешеной атаке. Кишки вывалились в грязный переулок, а вонь в этот утренний час уже была омерзительной.

– Господи Иисусе! – хрипло пробормотал Саймон.

– Убили его сзади, – сказал Болдуин, перевернув тело и рассматривая голую спину. Он заметил выражение лица Саймона.

Было очевидно, что Саймона тошнит. Иногда это раздражало, но сегодня Болдуин понимал реакцию Саймона.

– Зачем его так исполосовали? – хрипло спросил Саймон.

– Пьяная драка? – предположил Болдуин. – Разозлился из-за пренебрежения? Кто бы это ни сделал, порубил он его, как сумасшедший. – Он повернулся к сержанту. – Вы знаете, кто это?

– По-моему, его зовут Уилл Чард. Прославился, как местный взломщик.

– Где Первый Очевидец? – сердито спросил Саймон.

– Да вот он, бейлиф, – сказал сержант, дернув подбородком в сторону человека, привалившегося к стене с прижатыми к лицу руками.

Подошли к нему.

– Как зовут? – спросил Болдуин.

– Роб, хозяин. Роб Брюэр.

Ему чуть за двадцать, решил Болдуин. Костлявый парень в полинявшей зеленой шерстяной рубашке и тяжелых штанах. На плечи накинут поношенный плащ из плотной, но сильно потертой ткани. Когда-то он стоил больших денег, но теперь совсем износился. Юнец выглядел перепуганным: взгляд метался с тела на землю, на кровь, залившую все вокруг.

– Ты его нашел? – резко спросил Болдуин.

– Я шел мимо и едва не упал на него! Господи, чего бы я ни сделал, лишь бы не заметить его!

– И неудивительно, – задумчиво произнес Болдуин. – Такое зрелище… Все кишки наружу.

– Выпотрошен, – сказал Саймон. – Как кролик.

Роб заскулил:

– Да кто такое мог сделать?

– Люди кладут кроличьи кишки в ловушку, так? – сказал Болдуин. – Разбрасывают внутренности кролика по полю и ждут, и скоро приходит лиса. Достаточно отпустить собак, и они поймают лису.

– Ты считаешь, это ловушка? – сухо спросил Саймон. – Чтобы поймать кого?

Болдуин скупо усмехнулся. К ним спешила округлая фигура, одетая в черное – церковник из собора, посланный, чтобы записывать допрос – и Болдуин поманил его ближе.

– Сомневаюсь я, что это ловушка. Больше похоже на мстительную ярость… но за что ему мстили?

– Я встал рано, чтобы принести хлеба из пекарни, вот и наткнулся на него.

– А раньше ты его видел? – спросил Болдуин.

– Никогда! – воскликнул Роб и передернулся. Скажи он, что знает Уилла, и они могут решить, что преступник – он, и арестовать его. Нужно защищаться и все отрицать.

– А где ты был вчера вечером?

– В «Блю Рейч», – не подумав, ответил Роб. Яйца Христовы! Зачем я это сказал! Он закрыл глаза и сглотнул. – Я поскользнулся на его кишках!

Саймон легко себе это представил: вот он идет тут сразу после того, как рассвело, вдоль по этому сумрачному переулку, света почти нет, дороги не видно, и неожиданно натыкается на разлагающийся труп. Должно быть, это было ужасно; хотя парень наверняка был чем-то очень расстроен – не заметить эту мерзость, пусть и в тусклом занимающемся свете, и не унюхать вони? Он прислонился к двери, потому что его тошнило, и тут же загнал в большой палец длинную занозу. Тихонько ругаясь, он сунул палец в рот.

Роб не мог отвести глаз от лужицы рвоты под дверью.

Болдуин продолжал:

– Ты уверен, что не знаешь его?

– Я? Я… нет.

– В какую пекарню ты шел?

– К Хэму – за Чефс-стрит.

– Где живешь?

– На углу Уэстгейт-стрит и Рэк-лейн. Там, за конюшней Элиаса, есть маленький дворик, я в нем живу.

Болдуин посмотрел на клирика и повторил:

– Конюшня Элиаса… Ты в ней работаешь?

– Да. Я чищу конюшню и смотрю за лошадьми. Он мне иногда разрешает их проезжать.

Болдуин задумчиво кивнул и повернулся, глядя на башни собора. Рабочие, занимавшиеся ремонтом, походили отсюда на пчел в улье.

– И что ты, в таком случае, здесь делал?

Роб уставился на него.

– Сэр?

– Этот переулок действительно ведет примерно в сторону Уэстгейта, но совсем не ведет ни в пекарню, ни из нее, а?

– Я хотел прогуляться… прочистить голову после вчерашнего. Я здорово напился и хотел проветриться.

– В таверне ты был один?

– Да. – Роб решительно встретил недоверчивый взгляд Болдуина. Какой смысл признаваться, что он всю ночь пил с Уиллом и Адамом? Уилла это не вернет.

И Эндрю тоже, напомнил он себе.

Он выглядит дураком, подумала Молл. Сидит такой несчастный, как ребенок, потерявший мать. Врет – так глупо. Хранитель его, может, еще и не знает, но как только кого-нибудь спросит, сразу выяснит, что Роб и его брат были соучастниками Уилла, и куда он тогда попадет? В дерьмо, вот куда. Уже сказал им, что пил в «Рейч».

Заметьте, она им этого не скажет. Ей хватает неприятностей с законом, чтобы добавлять еще из-за преступников вроде Роба или Адама. Нет уж, пусть Хранитель выясняет все, что хочет, у других.

Не то чтобы она сильно могла помочь. Она была наверху с тем чертовым ублюдком, когда Роб постучал, и только когда она увидела, в каком он состоянии, поняла, что, возможно, укрывает преступника. Рекомендации от прежних клиентов – это прекрасно, но если этот парень убийца… И вылетел он отсюда, как ошпаренный кот, и когда ушел, она оказалась в безопасности, и на этом все. Но вот Роб совсем другой. И если он не будет осторожнее, Хранитель сложит два и два и сообразит, что Роб был здесь раньше, и труп нашел среди ночи.

Он мне не верит, думал Роб.

Господи, спаси меня! Когда он ночью наткнулся на это, то вывернул наизнанку все кишки. Нога на чем-то поскользнулась, он посмотрел вниз и подумал, что это кусок свиной печенки. А потом понял, что никакая она не свиная, рухнул рядом, и его вывернуло. Он толком ничего не соображал.

Все происходило, как в трансе. Первый Нашедший всегда будил соседей, чтобы те стали свидетелями смерти, и они вместе поднимали крик. Вчера ночью он забарабанил в дверь Молл только потому, что узнал ее.

Черт, она напугала Роба! Она рывком распахнула дверь, когда он заколотил в нее, и на него налетел какой-то мужик и тут же убежал в ночь. Она сказала, что он не имеет к этому никакого отношения, он просто хорошо платит ей в койке, но если его жена узнает, что он ходит сюда, будут неприятности, и Роб согласился забыть о нем. Молл была умницей и позаботилась обо всем: он пьян, сказала она, и будет лучше, если он «найдет» труп утром. Людей казнили и за меньшее, чем наткнувшись на них, пьяных, возле трупа, а уж если городские сержанты найдут легкий ответ, так настоящего убийцу искать не будут. Но теперь, когда он думал об этом, этот человек вызывал любопытство. Очень странно – чего это он вскочил и дал деру из дома шлюхи просто потому, что кого-то пришили? Если он боялся, что его найдет жена, чего ж он не спрятался и не позволил Молл открыть дверь? Роб гадал, кто же этот мужик. На нем был капюшон, скрывавший лицо – как будто это нужно в темном переулке. Он пришел сегодня туда с чувством, что вчерашняя ночь – это сон. Эндрю пропал, Уилл мертв… Он вернулся, надеясь, что это сон, но Уилл лежал там, и он поднял соседей, и крик, и шум.

И что толку? Все соседи здесь, и старый свечной мастер, и его жена, красильщик и дубильщик с дочерью. Ни у кого нет большого ума, ни один не слышал нападения. Все утверждали, что не слышали ничегошеньки.

И Роб тоже, если уж на то пошло. А ведь он не мог сильно отстать от Уилла, когда кто-то – кем бы он ни был – сотворил с ним такое. Ублюдок был еще теплым, когда Роб наткнулся на него.

Саймон вытащил небольшой ножик и помедлил, прежде чем провести лезвием по занозе. Жгло, но он вонзил острие и выковырнул ее, слушая, как Болдуин задает вопросы.

Этим должен заниматься новый коронер, сэр Перегрин де Барнстепл, но он уехал в Топсхем после того, как они разобрались с висельниками. Там случилась заварушка между матросами, и трое из них погибли. В его отсутствие было совершенно естественным, что допросы вел Хранитель. Хранитель имел право вызывать представителей законной власти и вести расследование, чтобы найти преступника.

Теперь даже Саймон был уверен, что Болдуин сомневается в показаниях Роба. Что-то привлекло его в этом конюхе. Он сидел на корточках и хмурился на лужицу рвоты. Саймон оставил его: его больше заинтриговала молодая женщина. Эта Молл, женщина лет двадцати трех-двадцати четырех, с золотисто-каштановыми волосами, толстоватой фигурой и лицом, которое можно бы назвать миловидным – мягкое, бледное, округлое – если б не расчетливое выражение, возникавшее в ее глазах, когда она смотрела на мужчину. Поэтому Саймон не сомневался, что она проститутка. Вероятно, одна из тех, что околачиваются в дешевых тавернах и пивных вдоль дороги Саутгейт.

Болдуин оставил рвоту и пошел поговорить с соседями. Саймон подошел к Молл.

– Как по-вашему, что здесь в действительности произошло?

– А я откуда знаю? Я лежала в постели.

– Совсем одна?

– Что такое? Вы ревнуете?

– Может, и так. А этого человека знали?

– Никогда не видела, – ответила она, отводя взгляд от Саймона.

– И кем он был?

– Я не понимаю, о чем вы.

– Он что-то натворил? И вы позвали своего сутенера, чтобы он стянул с вас парня, а тот его ударил? Если его убил ваш сутенер, вас никто обвинять не будет.

Она презрительно усмехнулась.

– Думаете, мой сутенер может сделать что-нибудь в этом роде? Да он при одной мысли обгадится. Он только женщин может запугивать.

– Значит, вы защищаете кого-то другого. Кого? Почему? Кто бы он ни был – он может снова напасть. Такая зверская бойня – он, должно быть, сумасшедший. – Он может убить снова, девушка. Может, в следующий раз он нападет на вас.

Она смерила его взглядом.

– Нет. Думаю, я в безопасности.

Когда Роба отпустили, он опрометью помчался вдоль по улочке и бежал до самого дома, где жили старые монахи. Там он нырнул в другой проулок и остановился с бешено колотящимся сердцем. Его почти поймали; и ужас его только усилился, когда он услышал приближающиеся тяжелые шаги. Так ходит городской бейлиф; и Роб зажмурился. В любой момент скрипучий голос Хранителя объявит о его заключении под стражу. И его поволокут в тюрьму, и он будет сидеть там до самого суда – и виселицы. Он это просто знал. Зачем он вообще…

Шаги прошли мимо, в сторону Восточных ворот, и Роб коротко выдохнул, как будто в последний раз.

Это ужасно. Он сбит с толку, он запутался. Брат исчез, Уилл мертв… кому можно довериться? Осталась только Энни, больше никого. Он должен рассказать ей, что случилось.

Он рванул по тропинке, мимо аббатства святого Николая, в городские трущобы. Когда-то здесь обитали францисканцы, но недавно переехали. За два года умерло девять братьев, потому что место было очень нездоровым. Теперь они получили шесть акров земли за городскими стенами.

Там, где они жили раньше, были построены хибарки: сначала поставили опоры из валявшихся вокруг бревен, потом их переплели ветвями, промазали глиной с соломой, а чтобы укрыться от дождя, сделали соломенные крыши.

Ни одна не была надежной; ни одна не была защитой от сырого ветра или ливня, и все-таки люди жили в них. Это служило доказательством того, какой жалкой была жизнь в более отдаленных районах: столько людей приходило, чтобы поселиться здесь, хотя все уже знали о дурном, зловонном воздухе и о том, сколько болезней он приносит с собой. Францисканцы ушли, зато другие, отчаявшиеся, почитали за счастье поселиться здесь.

Хибарка, которую он искал, приютилась у северной стены. Неряшливая глина отваливалась от стен, солома слежалась, а во многих местах, там, где гнездились птицы или таскали солому себе на гнезда, просвечивали дыры. То, что осталось, заплесневело и не защищало от гроз; впрочем, и сам домишко тоже. Вместо двери висело старое одеяло, колыхавшееся от каждого порыва ветра.

Роб помялся, потом прокашлялся, прочищая горло.

– Энни? Ты здесь?

– Конечно, здесь. Где еще я могу быть?

Она отдернула одеяло, и Роб, пригнувшись под низкой притолокой, шагнул внутрь, наслаждаясь близостью ее тела.

– А что это ты здесь делаешь? – спросила Энни.

Это была девушка лет двадцати, ростом почти с Роба, но лучшего сложения, потому что во время голода она служила у лорда, который заботился о благополучии своих слуг и покупал еду, даже когда цены выросли. К концу первого лета голода цены на фураж выросли в шесть раз, и покупка зерна для слуг в имении в конце концов разорила его. Три года назад старый лорд умер, не выдержав страха перед Богом и попыток поддержать людей, а Энни вышвырнули вон. Его жена, мерзкая сука, не обладала тем же чувством ответственности и позаботилась о том, чтобы все «бесполезные рты» исчезли.

Роб впервые встретился с Энни на северной дороге, подле Дерьярда, примерно в миле от города. Она походила тогда на беспризорного ребенка, кожа да кости и огромные глаза на похожем на череп лице, и он сразу же проникся к ней жалостью.

– Привет, ты откуда?

– Из Тивертона.

– А куда идешь?

– В Эксетер.

Каждое слово приходилось из нее вытягивать, и каждый раз проходило много времени, прежде чем она открывала для ответа рот – так она обессилела.

– Тебе есть, куда идти?

– Нет.

Она была одной из сотен, кто шел этой же дорогой в поисках заработка или хотя бы крыши над головой. Поначалу, пока в городе хватало запасов, этих людей впускали внутрь, а церкви громогласно заявляли об ответственности христиан перед христианами, но с тех пор прошло семь лет. Когда появилась Энни, те люди, что требовали делиться едой и питьем, стали куда осторожнее. Поддерживать следовало только тех, кто мог помочь Эксетеру, а те, кто не мог, должны вернуться домой. Пусть их приходы несут это бремя и не ждут, что Эксетер всосет в себя всех, у кого нет средств к существованию.

Робу повезло. Он и Эндрю осиротели, когда ему еще не сравнялось десяти. Эндрю к тому времени работал подмастерьем у кузнеца, и Роба приняли в тот же дом, да только Эндрю был ненадежным и скандалистом. Кузнец выгнал его после того, как Эндрю подрался с другим учеником.

Но Роб умел обращаться с лошадьми, и его наняли в конюшню. Это означало хорошую еду, постель и немного денег – но недостаточно. Он считал, что не получает того, что зарабатывает, и когда Эндрю предложил более выгодное дело, он ухватился за эту возможность.

Очевидно, что Энни точно представляла себе, чем будет заниматься в Эксетере.

– Пойдем со мной, – предложил ей Роб как можно более доброжелательно. – Не нужно тебе этого. Я знаю неплохое место…

Она была хрупкой, как бабочка. Она расшевелила в нем что-то теплое и покровительственное, и Роб откликнулся на ту надежду дружеских отношений, которое это сулило. Он привел ее сюда, на старые земли францисканцев, где жил его приятель с женой. Он работал на строительстве собора. Здесь она будет в безопасности, а Роб платил за нее, чтобы она могла питаться с ними, пока не найдет себе работу.

Энни скоро поправилась, и сейчас перед ним стояла полногрудая девушка в рубашке из заляпанной чем-то красным ткани и малиновом безрукавном платье. Зато передник был безупречный, чистый и свежий. Блестящие темные волосы она красиво заплела и свернула в узел под платком; очень жаль, потому что Роб восхищался ее распущенными волосами. Однажды она, смеясь, сказала, что он любит ее только распутной, и, говоря по правде, это, в общем, так и было. Когда она, обнаженная, склонялась над ним, с ничем не стесненной грудью, с волосами, обрамлявшими ее лицо с обеих сторон, как крылья крупного ворона, он чувствовал себя по-настоящему счастливым. И все-таки дело было не только в похоти. Нет, это куда больше, чем похоть. Хватало ее улыбки, чтобы он ощутил в сердце прилив восторга. Когда он видел ее довольной, это наполняло его радостью.

Она смотрела на него в полумраке, но сегодня в ее глазах не было восхищения. Такой он ее видеть не любил: подозрительной и несчастной. Иногда она бывала упрямой и капризной, и Роб мог только надеяться, что сегодня – не один из таких дней. Ему неприятностей уже хватило.

– Энни, ты уже слышала?

– Об Энди? – быстро спросила она.

Роб стиснул зубы.

– Он пропал, я не знаю, куда. А Уилл… он умер. Я нашел его вчера ночью в переулке, и… Кости Христовы, это было ужасно. Кто-то буквально разрезал его на куски.

– Зачем это? – спросила она.

В ее голосе слышался слабый интерес, но это понятно. Уилл был его другом, а не ее. Роб любил в ней это качество среди многих других – ее естественность и нежелание проявлять чувства, которых она не испытывала. Она никогда не унижалась до притворства, что испытывает к кому-то привязанность, если ее не было. Шлюха бы из нее не получилась. Роб обрадовался, что она не расспрашивает об Энди. Ему было тяжело и без того, чтобы утешать еще и ее.

– У Уилла было полно врагов. Вор, жирующий на путешественниках, не живет без недоброжелателей. Кто-то узнал его и убил, – говорил Роб, думая о высоком смуглом Хранителе и его словах о том, как ловят лисиц.

– Можно подумать, он многих оставил в живых, – едко заметила Энни.

Роб не ответил. Чего ради подтверждать то, что делал он и другие, добывая деньги? Энни знала, что они из себя представляют. И дело вовсе не в том, что она интересовалась, откуда Роб берет для нее деньги. Он ничего не скрывал: не приведи он ее в эту хижину, мог бы и дальше жить на свое жалованье в конюшне. Он потому и прибился к Уиллу и занялся грабежами, что ему нужны были деньги для нее.

– Мне кажется, что тех, кто мог бы ему отомстить, осталось в живых немного, – говорила между тем Энни. – Он об этом позаботился.

Роб понимал, что она права. Тех, кто хотел бы увидеть его мертвым, осталось немного.

И одним из них был он сам.

Когда с допросами покончили, Болдуин и Саймон поманили за собой церковника и пошли к «Блю Рейч».

– Как вас зовут? – спросил Саймон у клирика. – Я вас тут раньше не видел.

– Я Джонатан, бейлиф. Я из Винчестера, и чистая случайность, что я оказался тут. Добрый настоятель попросил меня помочь вам с допросом, потому что у него сегодня утром собрание, а для меня большая честь быть полезным.

– Вы имеете в виду, что слышали про Болдуина и меня?

– Нет. Но помочь служащим закона – всегда великая честь.

– А-а, – сдержанно протянул Саймон.

Церковник увидел, как вытянулось его лицо, и прыснул.

– Хотя сам я не слышал о вас, бейлиф, настоятель Альфред очень настаивал, чтобы я пришел. Вы помогали ему в прошлом и он желал, чтобы я передал вам его наилучшие пожелания и просьбу – обращайтесь к нему за любой помощью.

– Это хорошо. А зачем вы прибыли сюда?

– Привез послания от епископа.

Саймон кивнул. Епископа Уолтера выдернули из его уютного дворца ради службы королю, и теперь он проводил много времени, разъезжая по королевским поручениям. Естественно, что он хочет регулярно сообщаться с братьями.

– Вы бывали здесь раньше?

– Нет, никогда. Великолепный город. Он процветает под благосклонным оком епископа Уолтера.

Саймон что-то одобрительно проворчал. Он хорошо знал епископа, и тот ему нравился.

– А куда мы идем сейчас? – спросил Джонатан минуты через две.

– В пивную, где свидетель выпивал вчера вечером, – отозвался Болдуин. – Хочу, чтобы подтвердили имя этого человека, а заодно узнать, чего это парень так тревожился. Сдается мне, что он лгал о том, как нашел тело.

Саймон подождал, но Болдуин не собирался ничего объяснять. Со своей стороны Саймон был заинтригован этой Молл.

– Она утверждает, что ей ничто не угрожает. И не боится, что могут напасть на нее.

– Возможно, она догадывается, кто убийца, – откликнулся Болдуин.

– Значит, вы хотите выяснить имя убитого? – поинтересовался Джонатан.

– И это, и все, что сможем, – подтвердил Саймон. – Часто случается, что убийство совершают в запале, потому что скандалят из-за денег или женщины. Возможно, кто-нибудь в пивной сможет указать нам на убийцу.

– Понятно. Это здесь?

Болдуин остановился перед низким, крытым соломой, обветшалым строением с завядшим кустом дрока, привязанным к шесту перед дверью. Рыцарь, поморщившись, обернулся к Саймону и закатил глаза.

– Этот притон похож на те, что тебе по вкусу, Саймон. Сомневаюсь, что у них тут будет вино, подобающее рыцарю.

– Не суди эль по бочонку, – надменно отозвался Саймон.

Джонатан сдавленно хихикнул, и, поощренный его пониманием, Саймон толкнул дверь. Саймону не раз приходилось бывать в пивных и тавернах, когда его отец служил управляющим в Оукхемптоне. Он путешествовал с отцом, и они останавливались в местах, подобных этому, чтобы освежиться и удостовериться, что дорога впереди безопасна. Пивные были дешевыми питейными забегаловками, где человек мог выпить столько дрянного эля, сколько хотел, а потом рухнуть под стол. Еда, если и подавалась, то самая примитивная, и общество была самое низкосортное. Однако если крестьянину требовалось место, чтобы спеть и сплясать, не было ничего лучше таких маленьких пивных, и Саймон сохранил о них самые нежные воспоминания. Он ожидал, что все здесь будет более, чем просто, и не ошибся. Эта пивная была из тех заведений, где любого чужака презирали и считали врагом. Это, конечно, не город Саймона, но для людей в пивной это не имело никакого значения. Будь он с соседней улицы, они все равно изучали бы его с тем же недоверием. Раз он не из их прихода или не из их переулка, он здесь чужак, которого презирают.

Саймон вошел, и гул в комнате мгновенно смолк. Там, где раньше шел оживленный разговор и даже споры, теперь воцарилась зловещая тишина. Не дрогнув, Саймон подошел к стойке – обыкновенной доске, положенной на два бочонка – и оперся на нее.

Помещение размером футов пятнадцать на двадцать, стойка располагается у дальней стены. Вдоль стен тянутся три лавки, в середине комнаты – очаг, время от времени стреляющий ленивым языком пламени среди клубов дурно пахнущего дыма. Два перевернутых вверх дном бочонка, чтобы обслуживать посетителей, несколько грубых табуретов, три из которых – просто куски, отпиленные от бревна. На полу – остатки старых камышей, длинные стебли раздавлены множеством ног. Все вокруг воняет мочой и чем-то горьким.

В пивной сидело человек четырнадцать. Саймон, опершись о стойку, всматривался в их лица. Некоторые уже накачались элем, несмотря на ранний час, но двое-трое выглядят весьма воинственно. Саймон легко, по-свойски улыбнулся им.

Народ собрался самый разный: рядом с Саймоном стояла парочка матросов, от которых пахло смолой и морем, руки запачканы черным, лица загорели до цвета старого дуба. За ними – возчик, он лениво жует соломинку и вертит в руках кружку с элем. Еще дальше – трое увлеченно играют в кости и, кажется, не обращают на Саймона особого внимания. Короче говоря, обычное сборище людей, пришедших в Эксетер на рынок, кто покупать, кто продавать.

Один из матросов скривил губы и сплюнул, и тут раздался неприятный звон стали. Все взгляды обратились к двери, где стоял Болдуин, небрежно поигрывая мечом. Внезапно каждый нашел что-то интересное в своих дешевых глиняных кубках. Джонатан нервно обошел Болдуина, чтобы сесть на лавку, где он разгладил кусок пергамента и приготовил перо и чернила.

Пока он готовился, Саймон разглядывал хозяйку.

– В переулке убит человек. Первого Нашедшего зовут Роб Брюэр, который был здесь вчера вечером.

Она была привлекательной девушкой лет девятнадцати-двадцати, с блестящими золотистыми волосами, почти полностью скрытыми под ситцевым чепчиком. Зеленые глаза с коричневыми крапинками, не дрогнув, встретили его взгляд. Девушка пожала плечами и метнула взгляд в выпивох.

– Вчера вечером здесь было полно народу.

– Погибший – молодой человек, с бородкой чуть короче, чем моя, светлые волосы коротко пострижены, нос длинный, глаза посажены близко, подбородок заостренный – вы его знаете?

– В серой фланелевой рубашке? – спросил один из посетителей.

– Ага, и в зеленых штанах, – подтвердил Саймон.

Спросившему было лет тридцать, лицо рябое после от оспы, от виска к виску через весь лоб тянулся большой шрам от ожога.

– Вы его знали?

– Если это тот самый парень, его звали Уилл из Чарда.

– Он вчера ни с кем не дрался? – спросил Болдуин.

– Он приходил с дружками. Они поспорили немного. А кто не спорит?

– Мы должны найти убийцу, – сказал Саймон. – С кем он был? Что произошло?

– С ним было двое. Один – юнец, работает возле Западных ворот. Я считал, что это он – Роб Брюэр. Второй покрепче, звать Адам.

Еще кто-то сплюнул на пол.

– Этого ублюдка следовало назвать Каином.

– Почему? – спросил Саймон, глядя на Болдуина. Тот отметил имя, заметил Саймон. Брюэр сказал им, что не знает убитого.

Этот говоривший был смуглокож, с косинкой в глазу и синяком на виске. Он говорил, пришепетывая, словно у него болел зуб.

– Он мошенник. Ограбил собственную мамашу, да еще и избил ее, будто ей мало досталось.

– Да ладно, Тэд. Ты злишься, потому что он тебе врезал, – откомментировал первый.

– Заткнись, Эд. Ты это дерьмо толком не знаешь.

Саймон поднял руку, чтобы оба замолчали, и кивнул мужчине с косым глазом.

– Почему он тебя ударил?

Тот посмотрел хитро, словно не желая обсуждать свои дела с представителем закона.

– Он устраивал неприятности. – Увидев выражение лица Саймона, мужчина глянул злобно и добавил: – Слушайте, он сидел тут со своими дружками, Робом и Уиллом, и они здорово шумели. Я вроде как попросил их заткнуться. Это все.

– Нет, это не все, – оперся Саймон на стойку. – Где мы можем найти этих двоих сейчас?

Тэд пожал плечами и отвернулся.

– Кому какое…

Внезапно рыцарь, стоявший у дверей, оказался прямо перед ним, а меч – у его горла. Тэд сжал кулак, но прежде, чем успел взмахнуть им, его уже схватили за рубашку и швырнули об стенку. Острие меча упиралось теперь прямо в мягкую плоть его горла.

Болдуин по-волчьи ухмыльнулся:

– Мне дело, приятель. Мне. И я собираюсь это выяснить.

Рыцарь смотрел мрачно, как наемный воин. Тэд ни на мгновенье не усомнился, что тот проткнет его, и глазом не моргнув, причем с удовольствием.

– Адам, Роб и Уилл, – терпеливо повторил Саймон. – Что они тут делали, из-за чего ты подрался с Адамом – словом, все.

Тэда подмывало посоветовать ему пойти трахнуть собственную лошадь, но меч был очень острым. Шею что-то щекотало, и он сильно подозревал, что это кровь. Он боялся шевельнуть головой, чтобы не наколоться на меч. Кто-то когда-то говорил ему, что самый простой способ убить – пронзить человека под подбородок; прямой удар вверх, через язык, небо – и в мозг. Ему внезапно представился собственный труп, стоящий на цыпочках, с острием этого гибельного синего лезвия где-то в мозгу…

– Ладно! – выдохнул он. – Только уберите меч!

К его великому облегчению, давление тут же немного ослабло.

– Что ты знаешь про этого парня, Роба? – спросил Саймон.

– Он конюх. И если б не его брат, он бы в эти игры никогда не ввязался.

– Он жалкий, – согласился Эд и рыгнул.

– А кто его брат?

– Эндрю. Но он прошлой ночью не приходил, – сказал Тэд. – Я его не видел.

– Не было его, – согласился Эд. – Может, ходил куда со своей девкой.

– Кто она? – тут же вмешался Болдуин.

– А я почем знаю? Дело в том, что братья всегда вместе. Поэтому если они порознь, должна быть причина.

Саймон нахмурился.

– Мог Роб Брюэр убить Уилла из Чарда?

– Нет. – Тэд в это не верил. – Он мягкий очень. Вот его братец Эндрю мог. Говорят, он, Адам и Уилл нападали на людей по пути на рынок, сбивали их с ног и отнимали кошельки. Адам – тот крутой ублюдок. Он живет в комнате там, рядом с доминиканцами. Вниз по Стик-стрит. Там есть лавка, в которой торгуют кордовской кожей. Лавочник потерял кучу денег, вот и сдает комнату над лавкой. Там живут Адам и Уилл. Ну, теперь один Адам.

– А Эндрю?

– Брат Роба? Он в основном ночует у Роба. Конюшня – отличное теплое место, там можно жить.

– Из-за чего вы поругались вчера? – спросил Саймон.

– Слушай, Адам нарывался на драку. Он такой. Чем больше пьет, тем больше хочет подраться. Он кое-что обо мне сказал, ну, я и… Вот и все.

– Он оскорбил тебя в лицо? – спросил Болдуин.

– Нет, не в лицо. Он сказал другому, а тот передал мне.

– Рассказывай, что случилось.

Тэд отлично помнил весь вечер.

– Я пришел раньше, чем они. Я прихожу в пивную, чтобы расслабиться. И тут являются эти трое, берут эль и садятся в углу, подальше от двери.

– Роб был с ними? – уточнил Саймон.

– Понятное дело. – Тэд мысленно представил себе эту троицу, как они сидят, соприкоснувшись головами, и разглядывают вещи на коленях Уилла. Тэд посмотрел в лицо Саймону и поморщился. – Слушай, я думаю, они ограбили какого-то бедолагу. Может, избили его, оставили на обочине и притащили сюда его шмотки, чтобы разделить.