Текст книги "Проклятая реликвия"

Автор книги: убийцы Средневековые

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Я ее уронил, – страдальчески прошептал Урбан. – Мне в глаза дунуло горячим ветром, очень больно, и реликвия выскользнула из руки, когда я потер глаза.

– Боже! – ахнул Майкл, вскакивая и поднимая по очереди обе ноги, чтобы убедиться, что не стоит на ней. – Ты хочешь сказать, что она лежит где-то здесь?

Урбан мотнул головой.

– Я положил ее обратно в шкатулку и спрятал. Но…

– Да? – настойчиво сказал Майкл. – Но что?

– Кто-то пришел… и подставил мне подножку, – слабым голосом сказал Урбан и вдруг заволновался. – Где она сейчас? Кому я отдал ее – нужному Томасу? Я не помню.

– Она у меня, – сказал Томас, опустившись рядом с послушником на колени. Бартоломью поддерживал голову юноши и успокаивал его, гладя по волосам. – Она в безопасности, не отчаивайся. Ты выполнил свой долг по отношению к Эндрю и к Святой Крови Христовой.

– Слава Богу, – выдохнул Урбан. И умер.

– Реликвия у вас? – спросил Майкл, глядя, как Томас надевает рясу. Бартоломью закрывал лицо Урбана своим плащом. – Где она?

– У меня ее нет, – ответил Томас, показывая, что ему некуда ее спрятать. У него на шее висел деревянный крест, и не было ни мешков, ни сумок на поясе. – Мальчик был в таком отчаянии, вот я и сказал ему то, что он хотел услышать, дабы умереть в мире. Просто так следовало поступить.

– Лгать умирающему – это правильно? – с сомнением спросил Бартоломью.

– Иногда, – ответил Томас. – Что было бы хорошего, скажи я ему, что он впустую пожертвовал своей жизнью?

– И кто же его обманул? Кто толкнул его на эту скобу? – Майкл так смотрел на Томаса, что было ясно – это подозреваемый номер один.

– Я был на заутрене с другими доминиканцами, – сказал Томас. – Я не видел Урбана, когда мы пришли – хотя, сознаюсь, в кусты я не заглядывал, – а когда мы вышли, он лежал здесь. Ищите своего убийцу в другом месте, брат. И вора тоже.

– А реликвию вы искали? – спросил Бартоломью. – Может быть, она вылетела из пальцев Урбана, когда он упал, и до сих пор лежит где-нибудь поблизости?

– Это сделали ваши старосты, когда я поднял тревогу и рассказал, что произошло, – ответил Томас. – А я не искал, потому что отпускал грехи умирающему мальчику. Кроме того, что-то мне не хочется владеть такой опасной вещью. Если бы меня попросил об этом Эндрю, мне было бы трудно отказать ему, человеку, которому я стольким обязан. Но от Урбана я бы ее не принял.

– Почему? – удивился Майкл. – Вы доминиканец, а они во всеуслышание заявляют о силе реликвий Святой Крови.

– Возможно, но не стоит игнорировать предостережения столетий, – язвительно ответил Томас. – Голый факт – люди, прикоснувшиеся к этой штуке, умирают – от несчастных случаев, или их убивают, или они вынуждены сами расстаться с жизнью. Я этого не желаю.

– Очень смело, – заметил Майкл.

– А вы к ней прикоснетесь? – рассердился, наконец, Томас. – Если я найду ее здесь, в этом церковном дворе, и протяну вам, вы ее возьмете? – Майкл не ответил. – Нет! Я так не думаю!

– Здесь не место для подобных споров, – вмешался Бартоломью. – Один из вас должен миропомазать Урбана, и давайте внесем его в церковь.

– Простите меня, – сказал Томас, опускаясь на колени и глядя на Майкла снизу вверх. – Я отвлекся на земные заботы вместо того, чтобы выполнять долг священника.

Майкл двинулся прочь, потащив за собой Бартоломью и глядя на доминиканца прищуренными глазами.

– Не могу я его раскусить, Мэтт. И мне не нравится то, что он оказался здесь, когда произошло скверное убийство – а это наверняка убийство. Ты слышал, как Урбан сказал, что кто-то подставил ему подножку, чтобы он упал на эту острую штуку?

– Я слышал, как он сказал, что ему подставили подножку, – поправил Бартоломью. – Он не говорил, что это сделали для того, чтобы он погиб. А это большая разница.

– Да неужели? А где же тогда реликвия, если его не собирались убить и украсть то, чем он владел? Тебе очень хочется защитить этого священника, а мне это надоело.

– Ты злишься, потому что у тебя нет никаких свидетельств, – произнес Бартоломью, прекрасно понимая истинную причину гнева монаха. – И ты в смятении, потому что люди умирают, а ты не понимаешь, почему. И к Томасу это никакого отношения не имеет.

– Возможно, – устало ответил Майкл. – Но мне не нравится его связь со всеми тремя жертвами – Эндрю его бывший наставник; Урбан занял его место; с Уитни он обсуждал полемику вокруг Святой Крови.

– Не забудь о братьях Рауф, – напомнил Бартоломью. – Они, пусть и недолго, но владели реликвией, пока не отдали ее не тому Томасу. Эндрю, конечно, положил ее в шкатулку, чтобы уберечь их, но спорю на что хочешь, что они заглянули внутрь, прежде чем выполнили просьбу.

– И, возможно, трогали ее. И, может быть, нам следует поискать еще два трупа.

Бартоломью не был в этом так уверен.

– Их нет, но я не думаю, что они мертвы. Пока нет. Да, и нельзя забывать про Большого Томаса. Он тоже мог взглянуть на реликвию.

Майкл застонал.

– Нужно сегодня же сходить к нему и спросить. Нет, ты только посмотри на Томаса – стоит на коленях и так прилежно молится над юношей, который, возможно, был его последней жертвой. Я не верю, что он оказался здесь случайно, Мэтт. Честное слово, не верю.

Они пришли в монастырь доминиканцев, чтобы расспросить Большого Томаса о пропавшей реликвии, и к ним навстречу поспешно вышел приор Морден. Его эльфийское личико было искажено тревогой.

– Маленький Томас рассказал мне, что произошло сегодня утром, – начал приор, ломая руки и глядя на Майкла. – Все это просто ужасно, но я надеюсь, вы не думаете, что его убил доминиканец. Довольно много монахов – некоторые из них францисканцы, поэтому вы можете быть уверены, что они не будут лгать в нашу пользу – были вместе с Томасом, когда Урбан встретил свою смерть, значит он – не ваш преступник.

– Я хотел повидать не Томаса, а его тезку, – сказал Майкл.

– Он тоже не убивал Урбана, – тревожно пискнул Морден. – И вы не смеете публично обвинять его. Вы только представьте, как это будет выглядеть, если кого-то из нашего ордена обвинят в убийстве кармелита?

Майкл пожал плечами.

– Если он не совершил ничего дурного, ему не о чем беспокоиться. Где он?

– Плохо себя чувствует, – ответил Морден. – Он не смог сегодня утром пойти в церковь.

Бартоломью ощутил укол тревоги. Неужели проклятье Барзака уже совершает свое отвратительное колдовство над Большим Томасом? Или он просто позволяет слишком богатому воображению завладеть собой? Он уже столько раз услышал, что проклятье реально, что постепенно и сам начинал в это верить.

– Что с ним такое?

– Мы не знаем. Какое-то недомогание, возможно, из-за жары.

Без лишних слов Морден повел его к дормиторию, где спали монахи. Он был больше, чем тот, где спали послушники, и значительно приятнее. В большие окна струился свет, полы безупречно отполированы, стены без единого пятнышка, подоконники без паутины. Там было несколько монахов. Они сидели в дружеском молчании, кто читал, кто, стоя на коленях, предавался медитации. На ближайшем к двери соломенном тюфяке сидел Томас из Пэкса, погруженный в Псалтырь; он даже не поднял глаз, когда Морден торопливо прошел мимо него к дальнему концу комнаты, где лежал Большой Томас. Бартоломью подошел осторожно, понимая, что даже если в его силах вылечить недомогание, тот может все равно умереть: сознание обладало большой властью над телом.

– Вот доктор Бартоломью пришел, чтобы вылечить тебя, брат, – громко произнес Морден, словно считал, что болезнь влияет на слух. – Сядь, чтобы он мог тебя осмотреть и составить гороскоп твоего выздоровления.

– Нет! – выкрикнул Большой Томас, и несколько человек подскочили. – Пусть уходит!

– Почему? – испуганно спросил Морден. – Он здесь, чтобы помочь тебе.

– Он не может! – крикнул Томас. – Никто не сможет. Уходите!

Значит, проклятие реликвии опять действует, печально подумал Бартоломью. Томас умрет просто потому, что верит: никто на земле ему не поможет. И простой доктор ничего не способен сделать, чтобы это предотвратить.

– Ты выглядишь совсем неплохо, – сказал Морден, прищурившись. – А правду ли ты говоришь? Или ты придумал болезнь, чтобы остаться в постели?

Большой Томас отвел глаза в сторону.

– Нет, – сказал он, натягивая одеяло до подбородка.

– Может быть, нам можно поговорить наедине? – спросил Бартоломью. – Консультация с врачом – дело очень личное, и обычно я не провожу осмотр на публике.

– Очень хорошо, – согласился Морден, не обращая внимания на яростные протесты Томаса, и отошел вместе с Майклом в другой конец комнаты. Монах смотрел хмуро, не желая уходить. Однако его раздражение длилось недолго.

Маленького Томаса отвлекли от чтения вопли его тезки, и монах пошел к нему, чтобы задать еще несколько вопросов о том, чем он занимался, когда Урбан встретился со своей неприятной смертью.

– Ты не болен, – заявил Бартоломью уродливому монаху. – Поэтому ты и сказал, что тебе никто не поможет – ты не нуждаешься в лечении. Приор Морден прав: ты притворился больным, потому что хотел остаться сегодня здесь. Зачем?

Томас потер лицо мозолистыми руками.

– Будь проклят приор Морден! Для чего ему потребовалось приводить мне доктора, хотя я сказал, что мне нужен просто отдых и хорошая еда? Это несправедливо! Он не навязывает доктора другим братьям, когда они решают устроить себе выходной от работы!

– Ты притворяешься больным, потому что не хочешь трудиться?

– Дежурство у ворот, – с горечью объяснил Томас. – Я его ненавижу. Почему они не используют меня, как кровельщика, ведь я в этом искусен? Видели, в каком состоянии здесь крыша? Ей отчаянно требуется ремонт. – Он вздохнул. – Теперь вы скажете ему, что я притворщик, и меня в наказание заставят весь следующий месяц дежурить у ворот.

– Я ему не скажу – но только в том случае, если ты ответишь на мои вопросы, – пообещал Бартоломью. – Недавно Кип Рауф принес тебе шкатулку.

– Он сказал, что в ней реликвия – дар от кармелитов, – ответил Большой Томас, изо всех сил стараясь быть полезным, и вдруг нахмурился. – Вообще это странно, потому что я знать не знаю этого кармелита. Никто никогда не приносит мне подарков, и, по правде говоря, этот мне не понравился.

– Ты ее открывал? Чтобы посмотреть, что внутри?

– Я уже собирался, однако поговорил с Томасом, и он упомянул реликвию, которая якобы убивает каждого, кто к ней прикоснется. Он сказал, что она пропала, и я решил быть осторожнее и разрешить открыть ее кому-нибудь другому.

– Кому? – взволнованно спросил Бартоломью. – Может, вместо тебя посмотрел Томас?

– Я ему не доверял – вдруг украдет? И отнес ее к Кипу Рауфу. Обещаете, что не расскажете об этом приору Мордену? Он рассердится, если узнает – а это будет нечестно, потому что я-то ничего не получил.

– Обещаю, – неохотно сказал Бартоломью. – И что ты сделал?

– Когда Кип узнал, что в шкатулке, он предложил продать ее аббатству. Он посмотрел внутрь – он сказал, нужно точно знать, что там лежит – и там была маленькая стеклянная склянка. Это была правильная реликвия, и мы собирались разбогатеть! Я спрятал шкатулку под кровать, но потом пришел Урбан и повторил все, что говорил Маленький Томас – только он рассказал мне, что произошло в Девоншире тридцать лет назад, чему свидетель его наставник. Он сказал, что реликвия попала ко мне по ошибке, и предложил рискнуть своей жизнью, чтобы вернуть ее нужному человеку.

– И ты ее отдал?

– Отдал. Он ужасно настаивал, а я еще не готов умирать. Кип, конечно, пришел в бешенство, но это плохое дело. Я знаю, что мой орден утверждает, будто в реликвиях Святой Крови нет божественности. Но я в этом не очень уверен. Наставник Урбана умер из-за нее, и тот человек из Оксфорда, который хотел ее украсть – тоже. Уитни. Урбан сказал, что и сам он умрет, как только доставит ее в Норвич. Такие вещи вне пределов понимания нас, смертных, и я намерен оставить все эти вопросы тем, кто, по их мнению, знает, что делает.

– Очень мудро, – согласился Бартоломью. – А где сейчас Кип?

– Я его не видел, после того как мы поругались. Может, уже умер – он-то трогал реликвию. Вы не думаете, что проклятье может пройти сквозь дерево, доктор? Я что, умру, только потому что подержал эту треклятую шкатулку?

– Нет, – ответил Бартоломью так решительно, как только мог. – Ты не умрешь. Однако твой приор может решить по-другому, если и дальше будешь притворяться. Ты не похож на больного, так что будь я на твоем месте, я бы не пытался его одурачить.

Томас заговорщически ухмыльнулся, и Бартоломью почувствовал себя виноватым.

Он попрощался и пошел к Майклу, стоявшему над Маленьким Томасом. И тут же почувствовал, что что-то произошло.

Несколько монахов сбились в молчаливую кучку за спиной у приора, а Томас стоял на коленях на полу с выражением ужаса на смуглом лице.

– Ты как раз вовремя, Мэтт, – угрюмо произнес Майкл, когда Бартоломью подошел. – Я хочу, чтобы ты взглянул вот на это.

– Я не знаю, как это сюда попало, – сказал Томас голосом, который предполагал, что он уже много раз повторял это, но ему никто не поверил. – Я не пользуюсь маковым отваром.

– Недавно я видел, как им воспользовались, – сказал Майкл. Он держал в руках несколько пузырьков с ярлыками, на которых было написано, что это сильное снотворное. – Их дают престарелым монахам, чтобы они утонули, когда их столкнут в реку.

Лицо Томаса побелело.

– Вы думаете, я убил Эндрю? Да меня там вообще не было, Урбан же говорил вам. Я был с вами – вы видели, как я пытался спасти его!

– Урбана мы спросить не можем, как вам хорошо известно, – холодно произнес Майкл. – Он мертв – убит при попытке отдать вам пропавшую реликвию!

– Это не имеет ко мне никакого отношения! – протестовал Томас. – Меня видели братья…

– Вы умны, – прервал его Майкл. – И вам не так уж и трудно организовать свидетелей, чтобы «доказать» свою невиновность. Однако больше ни у кого нет такого сильного снотворного, а подобное вещество привело Эндрю к смерти.

Плечи Томаса опустились.

– Неужели я ничего не могу сделать, чтобы вы мне поверили?

Лицо Майкла было суровым.

– С Эндрю вы поругались много лет назад, а у Урбана было то, чего вы хотели. Вам не нужно было убивать юношу – он сам хотел отдать вам реликвию.

В это время Морден осматривал остальные пожитки монаха. Он поднял что-то.

– А это что такое? Похоже на план, только я не пойму, что это.

Майкл взял это, а когда взглянул на Томаса, взгляд его обвинял.

– Это рисунок трубы в общежитии Бернарда, и карта, которая показывает самый безопасный путь через крышу. Теперь я понимаю, почему вы были готовы рисковать жизнью, лишь бы влезть на крышу вместе с Мэттом. Мы-то думали, вы пытаетесь помочь, а вы просто хотели, чтобы веревку на трубе и приготовленные камни истолковали так, как вам удобней. Значит, вы и Уитни убили.

– Нет! – в ужасе закричал Томас. – Я никого не убивал!

– Доказательства слишком веские, чтобы отмахнуться от них, – мрачно сказал Майкл, глядя на ошеломленные лица вокруг. – Я все время подозревал вас, Томас, а теперь вижу, что не ошибался. Вы лгали нам с самого начала – и о том, что были когда-то студентом Эндрю, и о вашей истинной цели пребывания здесь.

– Чтобы изучать ангелов… – начал Морден, потрясенный происходящим.

– Чтобы шпионить для вашего великого магистра, – жестко отрезал Майкл. – Чтобы выяснить, что думают честные доминиканцы о полемике Святой Крови, и доложить об этом тем, кто обладает властью. – Он ткнул пальцем в Томаса. – Вы убийца – и я арестую вас по обвинению в трех убийствах.

Томаса вывели из монастыря доминиканцев и провели через весь город, чтобы поместить в камеру, расположенную возле церкви Пресвятой Девы Марии. Он больше ни слова не сказал в свою защиту и отказался посвятить Майкла в подробности своих многочисленных преступлений. Бартоломью шел рядом с ним, чувствуя гнев и собственную вину. Ему нравился Томас, и он защищал его от обвинений Майкла, но он ошибался и теперь чувствовал себя тревожно при мысли, что смог повлиять на монаха, и тот оставил убийцу на свободе, чтобы он унес жизни еще двух жертв – Эндрю и Урбана.

– Я не могу заставить вас говорить, – сказал Майкл, собираясь оставить доминиканца в тюрьме проктора. – Но для вас было бы полезней, если бы вы рассказали мне, где спрятали реликвию. Святая Кровь весьма могущественна, и относиться к ней следует с уважением. Я бы предпочел поместить ее в надежное место, где она никому уже не сможет навредить.

– Хоть это и против учения моего ордена, но я склонен согласиться с вами, – ответил Томас. – Святая Кровь действительно могущественна и божественна. Но я не могу сказать вам, где она, потому что не знаю этого.

– Урбан отдал ее вам перед смертью, – настаивал Майкл.

Томас слегка вздохнул.

– Единственные слова, которыми мы с ним обменялись – отпущение грехов. Я знал, что ему недолго осталось жить, и решил, что судьба его бессмертной души гораздо важнее, чем проклятая реликвия. Он попытался заговорить о ней – сказал, что выронил ее, когда упал на скобу для обуви; но я посоветовал ему обратиться к последней исповеди.

– Я найду ее, – поклялся Майкл. – Я перерою весь церковный двор, если потребуется, но я ее найду.

– Хорошо, – ответил Томас с невеселой улыбкой. – Для меня утешение знать, что скоро она окажется в ваших умелых руках.

Бартоломью с беспокойством посмотрел на него. Эти слова прозвучали явной угрозой.

Он решил пойти с монахом, когда тот начнет поиски, чтобы удостовериться, что Майкл будет осторожен и не станет хватать руками любую вещь, похожую на щепку в старом стеклянном флаконе. Доктор провел рукой по волосам, сообразив, что и сам начинает верить, будто реликвия может причинить великий вред тем несчастным, кто прикоснется к ней.

– Для вас куда лучше сказать мне, где она, – повторил Майкл, делая последнюю попытку.

– Я понимаю, – устало ответил Томас. – Но я не могу сказать того, чего не знаю.

Майкл запер дверь в камеру Томаса и вышел на солнце, испустив вздох облегчения.

– Дело закончено. Схема крыши общежития доказывает, что он планировал там преступление, и я считаю, что жертвой он наметил Эндрю. К несчастью, выяснять, что за странные звуки раздаются из трубы, полез Уитни, и заплатил за свое любопытство непомерную цену.

Бартоломью кивнул. Его знобило, несмотря на жару.

– Томас упоминал, что беседовал о крышах со своим тезкой. Само по себе это ничего не значит, но в свете странной смерти Уитни становится подозрительным.

Майкл кивнул. Глаза его блестели – отдельные детали этого дела наконец сошлись воедино и обрели смысл.

– Он воспользовался знаниями Большого Томаса. Но его хитрый план провалился. Все еще намеренный убить Эндрю, он спаивает ему большую дозу макового сиропа, чтобы сделать его беспомощным, и предлагает ему прогуляться по сгнившему причалу. Как он убил Урбана, мы тоже знаем.

Бартоломью нахмурился. Объяснение Майкла было очень простым, но не учитывало некоторые факты.

– Я в этом как-то не очень уверен. Во-первых, Урбан не говорил, что Томас давал Эндрю сильнодействующее лекарство или был рядом, когда старик взошел на пирс Он говорил, что они были только вдвоем. Во-вторых, я видел Эндрю и Урбана незадолго до смерти старика, и Томаса с ними не было. И в-третьих, мы знаем, что Урбана убили, когда Томас молился в церкви – у нас есть независимые свидетели.

Майкла, похоже, не смутило, что в его тщательно разработанном объяснении имеется несколько откровенных противоречий. Он пожал плечами.

– Как я не устаю говорить, Томас умен. Может быть, он ответит на эти вопросы, когда я буду допрашивать его в следующий раз, а может быть, и нет – и мы никогда ничего не узнаем.

– А ты уверен, что виновен именно он? Настолько уверен, что готов отправить его на виселицу?

Майкл поднял руки ладонями вверх.

– Это решать присяжным. Но план и спрятанное снотворное – это обвинение, Мэтт. Даже ты не можешь этого не понимать. И не забывай, что Кип Рауф до сих пор не нашелся. Я не удивлюсь, если раньше или позже объявится и его труп.

– Тогда тебя ждет разочарование, – сказал Бартоломью, показывая на другую сторону улицы. – Потому что он стоит там вместе со своим братом Джоном.

Майкл ринулся через дорогу, чтобы задержать служек. Когда братья увидели надвигающегося на них монаха, они откровенно встревожились, и в какой-то миг Бартоломью показалось, что сейчас они пустятся бежать. Но не побежали, а дождались, когда Майкл подойдет к ним.

– Вы исчезали, – без предисловий начал Майкл. – Мы боялись, что с вами случилось что-то плохое.

– Случилось, – грубо ответил Кип. – Томас.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Бартоломью. – Он что, пытался навредить вам?

– Несколько раз, – ответил Джон. – Один раз он выстрелил в нас из арбалета, когда мы уходили из таверны. Хорошо, что Кип выпил эля меньше, чем я, а то бы я с вами сейчас не разговаривал – он успел оттолкнуть меня. Потом Томас поскакал на нас верхом на лошади, чтобы она затоптала нас копытами. Он опасный человек, брат, и я почувствовал облегчение, когда вы заперли его под замок.

– Мы услышали добрую новость несколько минут назад, – уточнил Кип. – Мы прятались в доме нашего кузена – боялись, что он снова попытается.

– А почему вы не рассказали мне этого раньше? – рассвирепел Майкл.

– А кому бы вы поверили – двум служкам или монаху? – язвительно спросил Кип. – Разумеется, ему! Он бы сказал вам, что это мы нападали на него, и тогда на виселицу отправились бы мы Мы слышали, что теперь у вас есть против него надежные доказательства.

– Есть, – согласился Майкл.

Бартоломью по-прежнему сомневался.

– Балмер сказал, что именно вы пытались убить Томаса, а не наоборот – вы стреляли, и вы скакали на той лошади. Он говорил, что и вы, и он подозревали Томаса и вместе выслеживали его.

– Когда мы узнали, что Балмер думает так же, как и мы, мы предложили ему объединить силы, – признался Джон. – Но Балмер оказался чересчур горячим. Он собирался убить Томаса, а мы хотели только следить за ним, чтобы знать, чем он занимается. Мы об этом и спорили, когда лошадь чуть не растоптала его.

– Челюсть Балмера! – вспомнил Бартоломью. – Я еще тогда сказал, что это не похоже на удар кулаком. Так это лошадь?

– Лошадь, верхом на которой сидел Томас, – кивнул Джон. – Мы говорили Балмеру, что он должен рассказать об этом Мордену, но он побоялся, что Томас задушит его в постели.

– Все это крайне интересно, – заявил Майкл. – И я попрошу вас повторить все это перед жюри присяжных, когда Томаса приведут в суд. Но реликвии по-прежнему нет. Вы не знаете, где она?

– Должна быть у Томаса, – сказал Джон. – Разве ее не было среди его пожиток?

– Я не нашел.

– Значит, он спрятал ее, – заявил Кип, и его лицо исказилось от ярости. – Терпеть не могу этого человека и его коварные повадки. Знаете, он ведь сюда шпионить приехал. Собирался рассказывать великому магистру сказки про монастырь в Кембридже и закрыть его из-за этой чепухи вокруг Святой Крови. Он говорит, что он из Пэкса, а старый отец Эндрю жил когда-то в Пэксе, и он сказал, что Томас там никогда не бывал. Думаю, поэтому Томас его и прикончил.

Бартоломью понял, что тот лжет.

– Эндрю не мог сказать такого – зачем ему отрицать, что это его бывший студент, да еще перед служками? Кроме того, у Томаса не было реликвии, когда он проводил над Урбаном последний обряд. А вот у Урбана на церковном дворе она была, он сам нам сказал.

– Реликвия Эндрю – просто щепка, – фыркнул Кип, злобно глядя на него. – Томас мог спрятать ее у себя на теле.

– Нет, не мог, – возразил Бартоломью. – Он снял рясу, чтобы укрыть Урбана, и у него не было сумки.

– Зато он носит рубашку, – настаивал Джон. – Мог сунуть в нее, в какую-нибудь потайную складку. Может, он и рясу-то снял, чтобы «доказать», что не украл реликвию. Я уже сказал – он хитрый, и ничего не делает без дурного умысла.

– А откуда вы знаете, что это щепка? – спросил Бартоломью. – Вы ее вытаскивали из флакона?

– О да, – беспечно ответил Кип. – Большой Томас попросил нас открыть шкатулку – еще до того, как Урбан потребовал ее назад – и я вытащил. Не на что там смотреть – просто кусочек дерева с черным пятном на конце.

– Ты ее трогал? – с беспокойством спросил Бартоломью.

– Да минутку только. – Кипу хватило приличия принять застенчивый вид. – Большой Томас собрался продать ее в аббатство, а выручку разделить с нами, но Урбан забрал ее назад раньше, чем мы успели навлечь проклятие на наши души. Думаю, проклятье вело нас к тому, чтобы впасть в соблазн к дьяволу.

– Так ты ее трогал? – повторил Бартоломью.

Кип мрачно посмотрел на него.

– Самую короткую минутку. Да не беспокойтесь: проклятье Барзака на меня не подействует. Даже Маленький Томас говорит, что оно убивает только грешников.

– У меня в комнате есть отличное французское вино, – сказал Майкл, глядя, как оба служки плетутся прочь. – Пойдем, отметим наш успех.

– Я не хочу праздновать, – ответил Бартоломью. – Я хочу подумать. Слишком многие говорят мне, во что я должен или не должен верить – и почти все это противоречиво. Все эти рассказы не сходятся. Томас говорит, что Кип и Джон выстрелили в него из арбалета, и Балмер это подтверждает – а теперь братья заявляют, что все было наоборот.

– Томас и есть истинный убийца, Мэтт, – терпеливо сказал Майкл. – Он скажет все, что угодно, лишь бы снять с себя обвинение, и до сих пор у него все получалось превосходно.

– Я хочу зайти в общежитие святого Бернарда, – решил Бартоломью. До общежития было всего несколько шагов по Хай-стрит. – Мне нужно еще раз осмотреть место, где погиб Уитни.

Майкл вздохнул.

– Слишком жарко, чтобы заниматься бесполезными делами. Я согласен, что остались неувязки и вопросы без ответов, но мы и раньше бывали в таком положении. Нет никакого смысла искать логические объяснения, когда преступник – такой умный человек, как Томас.

– Смысл есть, брат, – решительно сказал Бартоломью, постучавшись в дверь общежития. – Томас теолог и ученый – он живет логикой. Конечно же, мы должны искать логику во всех преступлениях, в которых он обвиняется.

Дверь открыл слуга с затуманенным взором человека, который употребил слишком много эля во время обеда.

Бартоломью прошел мимо него, направляясь в комнату, в которой умер Уитни. Слугу, похоже, это не волновало – он вернулся в кухню, продолжать свой послеобеденный сон. Бартоломью и Майкл вошли в комнату, где у окна, над лежавшим на коленях религиозным трактатом, клевал носом Сетон.

– Я слышал, вы арестовали убийцу Уитни, – сказал он. – Жаль, что вы не поймали его раньше, до того, как он унес еще две жизни. Мне не нравились Эндрю и Урбан, но прискорбно, что им пришлось умереть, пока раскрывалось это дело.

– Прискорбно, – холодно отозвался Майкл. Ему не понравился намек на то, что его медлительность привела к дополнительным жертвам.

Сетон заметил, что его колкость попала в цель, и неприятно усмехнулся. Потом показал в угол, где лежали два мешка, кое-как набитые одеждой.

– Поскольку больше было некому, я собрал их пожитки. Может быть, вы устроите так, чтобы их унесли отсюда?

Бартоломью начал рыться в грязных мешках.

– Это все?

– Они не были богачами.

– А это что? – спросил Бартоломью, вытаскивая стеклянный сосуд из мешочка, лежавшего в более старом мешке. – Лекарство?

– Эндрю говорил мне, что это маковый отвар, который облегчает боль в старой ране и помогает ему уснуть. Большую часть он выпил утром, незадолго до смерти, я сам видел.

Бартоломью поднес пузырек к носу и понюхал содержимое: маковый отвар.

– У тебя проблема, брат. Этот пузырек совершенно такой же, какой я нашел на теле Эндрю. И он значительно меньше, чем те, что ты обнаружил под кроватью у Томаса.

– И что? – буркнул Майкл.

– Я видел, что Эндрю пил только из таких пузырьков, – заметил Сетон. – Они все странного розоватого цвета, поэтому я их и запомнил.

– Подозреваю, что мы с самого начала не ошибались относительно смерти Эндрю, – сказал Бартоломью, садясь на скамью с пузырьком в руках. – Эндрю мучался от болей и регулярно принимал маковый отвар, чтобы облегчить страдания. Сетон говорит, что он принял изрядную дозу – все, что у него оставалось – перед смертью, и это объясняет сузившиеся зрачки. Я думаю, Эндрю покончил с собой, в точности, как мы считали поначалу. Он прыгнул в реку – прямо, как описывал это Урбан – и утонул, потому что не мог поднять голову. Но Томас не имеет к этому никакого отношения.

– Возможно, – неохотно произнес Майкл. – Но он все-таки убил Уитни и Урбана.

Бартоломью задумался.

– Та схема у тебя?

Майкл порылся в суме и величественным жестом вытащил ее.

– Откуда это у вас? – сердито спросил Сетон, попытавшись выхватить схему. Он прищурился. – Большой Томас!

Некоторые детали соединились в мозгу Бартоломью в единое целое.

– Если я не ошибаюсь, то эта схема принадлежала Уитни?

– Ну и что? – совсем рассердился Сетон. – Вам-то какое дело?

– Очень даже большое, – мягко ответил Бартоломью. – Она доказывает, что Уитни интересовался той трубой совсем не мимолетно. Схему нашли среди вещей Томаса, но он очень удивился, когда ты обнаружил ее, брат. Мне кажется, кто-то подложил ее туда – так же, как кто-то подсунул в его пожитки склянки с лекарством, только не того цвета и не того размера – чтобы ты их нашел.

Майкл сощурил глаза.

– Ты пытаешься сказать, что кто-то подкинул доказательства, чтобы сознательно ввести меня в заблуждение?

Бартоломью кивнул.

– Томас – легкая мишень, потому что иностранец, а к чужакам все относятся подозрительно. Никто не удивился, что он оказался убийцей – потрясены, но не удивлены. Однако он невиновен.

– Я не понимаю, как ты делаешь такой вывод из схемы, – сказал Майкл. – Она…

– Теперь я точно понял, что произошло. Уитни планировал сделать что-то предосудительное на крыше. Веревка и камни принадлежали ему, а не Томасу – и схема тоже принадлежала ему. А его интерес к трубе объясняет, почему его нашли внутри камина.

– Вы ошибаетесь, – сказал Сетон, но его голосу не хватало убедительности. – Уитни интересовался трубой не потому, что хотел убить кого-нибудь. Просто из нее ужасно сквозило. Он мне сам сказал, когда я однажды увидел, как он в нее заглядывает.

– Значит, вы не единственный, кто поймал его за странными поступками, связанными с крышей, – пробормотал Бартоломью. – Урбан тоже, хотя он не понял, в чем смысл. Он увидел Уитни на приставной лестнице, и тот сочинил какую-то сказку про голубиное гнездо. Но на самом деле он собирался подняться на крышу, чтобы устроить смертельную ловушку с камнями. Когда Урбан заметил его, он сделал вид, что совершенно не умеет лазить по лестнице, и юноша сам сбил то гнездо. А теперь вспоминай, что сказал Кип Рауф о людях, которые недавно одалживали длинную лестницу у Бенета, брат.