Текст книги "Проклятая реликвия"

Автор книги: убийцы Средневековые

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Вы знаете, что у вас на плече лежит рыбья голова, брат? – спросил он. – Очень трудно говорить о теологии, когда нечто подобное так злобно на тебя смотрит.

Майкл повернул голову и вскочил на ноги – на него уставились тусклые рыбьи глаза. Он яростно смахнул оскорбительный объект, полетевший через весь стол и приземлившийся на колени Мордена.

Приор с неменьшим отвращением скинул голову на пол, но случайно лягнул ее ногой, и она кувырком полетела к Томасу. Гость со впечатляюще быстрой реакцией пригнулся, снаряд, не причинив вреда, проплыл у него над головой, впечатался в стену и упал на землю. Майкл сердито уставился на слуг, которые изо всех сил пытались остаться невозмутимыми. Один из них не сумел так же хорошо скрыть смех, как остальные, и монах обрушился на него.

– А я недоумевал, отчего только мне подали форель без головы! Теперь-то я понял. Ты специально сделал это, что смутить меня!

– Не специально, – возразил тот, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние. Бартоломью не сомневался, что он со смаком преподнесет эту историю сегодня вечером в своей любимой таверне.

– Я уверен, что Рауф не хотел ничего плохого, – успокаивающе произнес Томас. – Эти подносы очень тяжелые, и нелегко удерживать их одной рукой, а накладывать еду другой.

– Рауф? – сказал Майкл, продолжая злиться. – Где я слышал эту фамилию?

– Человек по фамилии Рауф затеял драку с Балмером, тем самым послушником, которому я лечил распухшую челюсть, – напомнил Бартоломью.

– Это мой брат, – быстро вставил Рауф. – Я Джон, а его зовут Кип, и это он ударил Балмера. Ко мне эта стычка отношения не имеет.

– Возможно, – холодно ответил Майкл. – Но я…

Он замолчал, потому что за дверью начался какой-то переполох. Сначала раздались крики, потом послышался топот бегущих ног. Дверь распахнулась, и в нее влетел монах. Он был поразительно уродлив: глаза смотрели в разные стороны, все лицо в рябинах оспы, а сальные волосы лохмами торчали на покрытом какими-то чешуйками черепе.

– Отец приор! – заорал он. – Новости!

Морден нахмурился.

– Я уже просил раньше тебя не входить таким образом, Большой Томас. Предполагается, что ты должен войти спокойно и прошептать мне свое сообщение на ухо, чтобы услышал его только я. Нельзя кричать во все горло. Ты теперь монах, и дни, когда ты был учителем и должен был разговаривать громко, прошли.

– Большой Томас? – удивился Бартоломью. – Этот человек не так уж велик.

– Он выше ростом, чем наш гость из Пэкса. – Морден понизил голос. – Это вежливее, чем говорить Красивый Томас и Уродливый Томас, как тут же начали называть их братья.

– Новости из общежития святого Бернарда! – продолжал орать Большой Томас. – Там человек задохнулся сажей!

Поскольку общежитие святого Бернарда являлось университетской собственностью, смерть в его стенах подпадала под юрисдикцию старшего проктора. Вытирая засаленные губы льняной салфеткой, Майкл покинул доминиканцев и поспешил на Хай-стрит. Бартоломью шел рядом, гадая, какое мрачное зрелище предстанет его взору на этот раз. Майкл часто пользовался его помощью, когда расследовал смертельные случаи, и высоко ценил его проницательность, когда обследовал труп. Однако Бартоломью не получал от этих занятий никакого удовольствия, предпочитая живых пациентов мертвым.

– Странные люди эти доминиканцы, – рассуждал монах. – Я пытался увлечь их своими колкими комментариями, имеющими отношение к святости – или наоборот – реликвий крови, и все, на что они оказались способны, это указать, что некоторые из моих мыслей принадлежат францисканцам. А вот Томас из Пэкса показался мне на голову выше их всех.

Бартоломью согласился.

– Судя по его выражению, он следил за твоими доводами, и скорость его реакции, когда рыбная голова полетела в его сторону, тоже впечатляет. Подозреваю, что он не просто изучает ангелов, что бы он нам ни пытался доказать.

– Возможно, он здесь, чтобы шпионить за своими товарищами во время полемики о Святой Крови, – предположи Майкл. – В местах вроде Испании она сейчас очень жаркая, и отовсюду летят обвинения в ереси. В конце концов, он точно знал про францисканца из Оксфорда и о том, что тот изучает.

Бартоломью задумался.

– Кто-то показывал мне позавчера этого оксфордского монаха, Уитни. Он здесь с компаньоном, тоже из Грэй-Холла.

– Тогда почему выделяют одного Уитни?

– Потому что в этот момент он очень громко скандалил при большом скоплении публики, около Бэнг-Холла. Все на него смотрели, и советник Тинкелл, который требовал от меня снадобья от несварения желудка, сказал, кто это такой. Он сказал, что для нас большая честь принимать его в Кембридже, хотя язык Уитни во время этого скандала мало походил на научный.

– А с кем он ссорился? – тут же вскинулся Майкл, раздраженный тем, что ему не сообщили такие важные сведения. Он был старшим проктором, и ему следовало первым узнавать о выдающихся профессорах, прибывающих в город.

– С Большим Томасом, хотя пара очень странная – знаменитый теолог и бывший кровельщик. Томас и Уитни орали друг на друга, как торговцы рыбой, и спутник Томаса не мог его остановить. Томас, похоже, вообще постоянно кричит на людей: обращаясь к Мордену, он тоже орал.

– Драки в общественных местах противоречат университетским правилам, – сердито сказал Майкл. – Ты должен был раньше упомянуть об этом.

– Они ссорились, а не дрались – о том, как кроют крыши, ты поверишь? Потом появился Маленький Томас и сумел их успокоить. Столкновение закончилось достаточно мирно.

Они дошли до общежития святого Бернарда, стоявшего напротив недавно основанного колледжа Бенета на Хай-стрит. Оно представляло собой три здания, соединенные в одно, с большим залом и двумя комнатами для преподавателей на первом этаже и несколькими меньшими по размеру комнатами выше. В них размещались приезжие ученые.

Дверь открыл слуга и провел Майкла и Бартоломью в меньшую из двух комнат первого этажа. В ней пахло дровяным дымком и маслом, которым пользовались для полировки столов и скамей. В дальнем конце комнаты, у камина, стояли трое мужчин. Бартоломью подошел и мгновенно ощутил между ними напряжение. Один, высокий, с аккуратно подстриженными седыми волосами, в рясе францисканца, стоял несколько в стороне. Он держался чопорно и откровенно кипел от ярости. Это был спутник Уитни, человек, не сумевший успокоить своего коллегу во время перебранки с громкоголосым кровельщиком.

Двое других были кармелит и его ученик. Кармелит был старым и хрупким, и Бартоломью подумал, что никогда не видел более зачаровывающих глаз. У дородного молодого послушника с густыми желтыми волосами было лицо, не предназначенное для приличествующей клирику торжественности.

В комнате находился и четвертый человек, которого Бартоломью заметил не сразу, и выглядел он так, словно пытался влезть в трубу. Головы и плеч его видно не было, а тело, одетое в рясу францисканцев, и ноги распластались по полу. Это и был Уитни. Доктор подошел поближе и увидел сажу, обрушившуюся вниз и засыпавшую прекрасный деревянный пол толстым черным слоем. Ужаснувшись, он поспешил вперед и вцепился в раскинутые ноги, вытаскивая тело из камина. Во все стороны полетела пыль, заставив троих наблюдателей и Майкла отскочить, чтобы не оказаться покрытыми грязью. Оксфордский ученый разъярился еще сильнее.

– Осторожнее! – вскричал он, отряхиваясь. – Можно бы вытащить его и поаккуратнее, чтобы не перепачкать всех нас!

– Он, может быть, еще жив, – возразил Бартоломью, хотя уже понял, что опоздал со спасением Уитни из удушающих объятий камина. Открытые глаза были покрыты золой, забившей также его нос и рот. Хотя лицо Уитни почернело от сажи, Бартоломью отметил неестественную синеву. Заметил он также кровь на затылке, куда рухнуло что-то тяжелее сажи.

– Он не мог остаться в живых, – произнес послушник. – Нет – после того, что сделал он.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Майкл. – И кто ты, собственно говоря?

– Я Урбан, – ответил юнец и показал на своего пожилого спутника. – А это отец Эндрю, мой наставник. Мы прибыли сюда из Девоншира.

– Говори, когда тебя спросят, – резко бросил Эндрю. Болезненная гримаса послушника показала, что он привык к подобным замечаниям, но еще не научился сносить их учтиво. – Не твое дело заниматься представлением.

– Меня зовут Джон Сетон, я магистр из Грэй-Холла в Оксфорде, – сказал францисканец голосом, точно указывавшим, что он считает себя куда выше, чем простые кармелиты, и показал на тело. – А это мой коллега, Питер Уитни. Его убили. – Холодный взгляд в сторону Эндрю ясно дал понять, кого он считает главным подозреваемым.

– А я старший проктор университета, – холодно представился Майкл. – Именно мы с доктором Бартоломью будем устанавливать причину смерти. – Он повернулся к Бартоломью. – Его убили? Я вижу рану на затылке.

– Это произошло, когда вот этот камень упал ему на голову, – ответил Бартоломью, поднимая преступный кусок кладки и показывая его монаху. Он продемонстрировал, как точно подходит прямоугольный край к рваной ране на голове мертвеца, хотя ни Майкл, ни остальная троица не обратили особого внимания на вызывающее ужас объяснение.

Сетон обвиняюще указал на Эндрю.

– Этот камень принадлежал ему. Он проявлял враждебность к бедняге Уитни с того момента, как мы сюда прибыли. Понятно же, что здесь случилось, брат. Арестуйте кармелита и покончим с этим безрадостным делом.

– Сначала я должен задать вопросы, – ответил Майкл, подняв руку, чтобы остановить поток возражений, готовых вырваться у Урбана. Эндрю не сделал ни малейшей попытки защититься от обвинений. Он стоял, бесстрастно рассматривая мертвеца. – Это Кембридж, а не Оксфорд. Мы здесь более цивилизованы и не арестовываем людей, прежде чем тщательно исследуем доказательства. Мэтт, что ты мне можешь сказать?

– Камень, возможно, упал из трубы, – отозвался Бартоломью, вглядываясь в темный дымоход и видя, что он в плохом состоянии. – Но рана не настолько серьезная, чтобы убить его на месте. Другими словами, ударом его оглушило, и он не почувствовал, что задыхается сажей.

– Не могло получиться так, что кто-то ударил его, а потом засунул и его, и камень в трубу, чтобы изобразить смерть, как несчастный случай? – спросил Майкл.

Бартоломью покачал головой.

– При сопоставлении камня, сажи и тела можно сказать, что есть только две вероятности: или Уитни заглядывал в трубу, когда она рухнула, или кто-то забрался на крышу и скинул камень, когда он случайно оказался внизу. Согласитесь, что для последнего предположения убийца должен быть весьма терпеливым.

– Уитни не имел привычки заглядывать в каминные трубы, – гневно воскликнул Сетон. – Он был ученым, как и я. Он прибыл сюда, чтобы учиться, а не лазить по каминам.

– Он всегда был предан своим занятиям, – мягко произнес Эндрю. – И проводил много времени, обходя церкви и рассматривая реликвии.

– И что? – вскинулся Сетон, оскорбившись словами, прозвучавшими, как обвинение. – Он ими интересовался. Это не преступление!

– Может быть, – уклончиво ответил Эндрю. – А может быть, и нет.

– А теперь послушай меня, – жарко начал Сетон. – Ты не смеешь…

– Подождите меня в своей комнате, магистр Сетон, – вмешался Майкл. – Я прослежу, чтобы вашего коллегу перенесли в церковь святого Ботольфа и достойно устроили. А потом выслушаю ваши жалобы.

Сетон сердито посмотрел на кармелитов, схватил свою шляпу и удалился.

Когда Сетон ушел, отец Эндрю печально улыбнулся.

– Разделяй и властвуй: это один из первых уроков, усвоенных мною при общении с необузданными людьми. Когда-то я занимал такую же должность, как и вы, брат. Разделяй группировки и беседуй с ними по отдельности. Разумеется, иногда мудрее позволить им ссориться. Тогда кто-нибудь один может сделать фатальную оговорку и разоблачить себя как преступника.

– Так что, здесь есть преступник? – осведомился Майкл, поднимая брови. – Или просто человек оказался в ненужном месте в ненужное время?

– Преступник есть, – ответил Эндрю убежденно. – Но это не человек. – Он покопошился в чем-то, висевшем у него на шее на кожаном шнурке. Это был мешочек, сшитый из старой пурпурной ткани и походивший на амулеты, которые носили крестьяне, слишком подверженные предрассудкам и потому не отдававшие свою веру исключительно церкви. Решив, что это предназначается ему, Майкл протянул руку, но монах резко отпрянул.

– Вы не должны это трогать, – объяснил Урбан. – Тронете – умрете, в точности, как Уитни. Реликвия отца Эндрю – вот из-за чего мы пустились в долгий путь: мы несем ее в аббатство в Норвиче, где уже есть подобные святые предметы.

– Урбан! – рявкнул Эндрю. – Что я говорил тебе насчет лишней болтовни до того, как тебя спросят?!

Урбан вздохнул и состроил мину, ясно говорившую: все равно раньше или позже придется все рассказать, и я просто избавил всех от лишних проблем. Он отошел к окну, заставив Бартоломью задуматься, пожелал ли юноша отойти подальше от своего недовольного наставника, или от трупа, который все еще лежал возле камина, глядя невидящими глазами в потолок.

– Реликвия? – спросил Майкл, беспокойно рассматривая мешочек. – Вы носите реликвию на шее? Это неразумно: истинные реликвии не любят, когда их используют вместо талисманов.

– Вы правы, – отозвался Эндрю. – А эта – особенно могущественная. Она грозит проклятьем любому, кто осмелится прикоснуться к ней.

– Реликвии не могут быть проклятыми, – мгновенно произнес Бартоломью. – Они священны. Проклятье превратит ее в нечестивую, а это значит, что она перестанет быть реликвией. То, что вы сказали, теологически невозможно.

Эндрю не обратил на него внимания.

– Араб по имени Барзак наложил проклятье после первого крестового похода. Я видел его силу тридцать лет назад в Девоншире, а Урбан расскажет вам про давно умершего коронера по имени Джон де Вольф и о том, как смерть обступила его со всех сторон, стоило ему столкнуться с ее могуществом.

– А еще был магистр Фальконер, философ из Оксфорда, – энергично добавил Урбан. – Он видел… – и замолк, наткнувшись на суровый взгляд Эндрю.

Старик перевел сердитый взгляд на Бартоломью, который смотрел на него откровенно скептически.

– Злобное проклятие Барзака действует долгие века, и любой, кто прикоснется к священному кусочку дерева, лежащему в этом флаконе, умрет.

– Вы же его трогали, – возразил Майкл, не делая, впрочем, попыток подойти к монаху ближе. Он, конечно, человек не суеверный, но всем известно, что реликвии могут быть опасными, и жаль будет завершить блистательную карьеру в университете из-за неосторожности. – Но вы не умерли.

– Умру, – хладнокровно ответил Эндрю. – Сразу же, как только она перестанет быть моей – или я доставлю ее в Норвич, или буду вынужден доверить ее для доставки туда другому человеку. – И он сделал знак Урбану, показывая, что тот может говорить.

– Дурных людей она убивает быстро, – послушно уточнил Урбан. Майкл попятился – кто знает, как расцениваются его добродетели глазами Господа и Его святых. – А добродетельным позволено доставить ее в безопасное место. У отца Эндрю она хранилась без малого три десятилетия, в основном в Эксетере.

– Так зачем вы решили забрать ее? – возмутился Майкл. – И за что сначала наказали Кембридж?

– Мы не собирались причинять неприятностей вашему городу, – извиняющимся тоном сказал Эндрю. – И вы правы, задавая вопрос о выборе времени: я ждал слишком долго, а должен был переправить ее в надежное место давным-давно. Но я был счастлив в Эксетере, а реликвия хранилась в довольно безопасном месте, под алтарем монастыря, за крепкими городскими стенами. Благополучному человеку трудно решиться оборвать свою жизнь.

– Но теперь назначен новый приор, – продолжил Урбан, – и отец Эндрю боится, что тот решит уничтожить реликвию. Мы не хотим, чтобы ее сожгли, и еще более не хотим, чтобы приор Джон де Бурго умер, пытаясь доказать, что она не обладает никаким могуществом.

– Понятно, – уныло отозвался Майкл. – Просто сказка какая-то. А что это, собственно, за реликвия? Когда-то у нас была прядка волос Пресвятой Девы, но она исчезла.

– Это частица Истинного Креста, залитая кровью Христовой. – Эндрю развязал мешочек и вытащил два куска пергамента. Он протянул их монаху, но Майкл взял его за запястье и повернул руку к свету, изо всех сил стараясь не прикоснуться к самим документам.

– Тут сказано, что ее нашли в Иерусалиме, – произнес он, читая лаконичную запись в первом. – В Храме Гроба Господня, и подлинность подтверждена Джеффри Мэппстоуном, рыцарем-храмовником. А второй листок – это предупреждение от Гийома де Божё, который утверждает, что реликвия оплачена невинной кровью и навечно проклята «Каждый, кто прикоснется к частице Истинного Креста погибнет сразу же, как передаст реликвию в другие руки».

– Гийом де Божё был гроссмейстером рыцарей Храма, – сказал Бортоломью, припомнив печальную история ордена. – Должно быть, она подлинная.

– Она и есть подлинная, – спокойно ответил Эндрю. – А моя старая рана причиняет мне боль, и я чувствую, что слабею с каждым прожитым днем. Я должен отправиться в Норвич завтра. Мне не хочется перекладывать свою ношу на Урбана.

– Я не против, отче, – храбро заявил Урбан.

Бартоломью посмотрел на него, подумав, не чересчур ли тот ретив. Верит ли он в проклятье Барзака? Или относится к слабости Эндрю, как к способу заполучить нечто по-настоящему ценное? Многие аббатства и монастыри с радостью платили за реликвии целые состояния; а крошащийся пергамент доказывает, что эта – подлинная. Даже если реликвия не творила чудес, когда ее приобретали впервые, понятно, что со временем беспринципные или простодушные люди начинали распространять другие истории. Кроме того, существовали паломники; паломники делали пожертвования, нуждались в гостиницах, еде и одежде. Многие становились богатыми, как только реликвия своевременно исцеляла кого-нибудь.

– Я знаю, Урбан, – ласково сказал Эндрю с задумчивым выражением лица. – Много лет назад я предполагал, что предложу эту честь другому человеку, но он предал меня.

Майкл ждал, думая, что тот объяснится, но кармелит просто сел на скамью, чтобы убрать реликвию на место. Монах решил продолжить беседу: он не знал, что думать о странной истории, и хотел скрыть свою растерянность.

– Все это очень интересно, но какое отношение ваша реликвия имеет к Уитни?

– Он попытался украсть ее, – ответил Урбан. – Он выяснил, что за вещь отец Эндрю носит так близко к сердцу, и твердо решил заполучить реликвию. Такой пронырливый – хитростью добился нашего доверия, а когда отец Эндрю показал ему реликвию, хотел схватить ее.

– Он ножом перерезал шнурок, – пояснил Эндрю, показав Майклу свежий разрез на темном кожаном шнурке. – И чуть не выскочил за дверь, но Урбан повалил его на пол. Пока они дрались, я сумел забрать реликвию. Но как раз перед этим пробка выскочила, и реликвия выпала. Она задела Уитни по руке, когда Урбан и он катались по полу.

– И вы утверждаете, что Уитни умер, потому что реликвия задела его? – спросил Бартоломью, видя, к чему ведут объяснения. С тех пор, как он стал врачом, ему пришлось столкнуться со многими убийствами и драками, и он всегда скептически относился к подозреваемым, которые пытались обвинить в подозрительных смертях сверхъестественные явления.

– Конечно, – ответил Эндрю. – А теперь я должен отнести ее в Норвич, пока кто-нибудь еще не заплатил такую же высокую цену за собственную алчность или любопытство. Арестовать меня вы не можете – хотя я беру на себя ответственность за смерть Уитни – потому что умрут еще многие, если я не выполню своего обязательства.

– Нет, – твердо заявил Майкл. – Вы останетесь здесь, пока я не получу подтверждения, что преступления не произошло. Может быть, реликвия убила Уитни, потому что он осмелился осквернить ее своими нечестивыми пальцами, а может быть, его внезапная кончина имеет более земное объяснение. В любом случае я намерен выяснить это.

– Зачем она потребовалась Уитни? – спросил Бартоломью. – Он хотел ее продать?

– Он францисканец… был францисканцем, и если вам известно о полемике вокруг Святой Крови, вам известно и о позиции францисканцев по этому вопросу. Нет сомнения, что, увидев такую реликвию в руках кармелита, он испугался, что я ее уничтожу – или, того хуже, отдам доминиканцам.

– По-моему, он не поверил, что мы несем ее к бенедиктинцам на хранение, – добавил Урбан. – Лично я считаю, что он хотел продать ее и оставить деньги себе. По его дорогой сутане можно сказать, что человеком он был весьма суетным.

– А где были вы, когда он умер? – спросил Майкл, возвращаясь к более практическим вопросам. – И где был Сетон?

– Мы были в нашей спальне на другом этаже – моя старая рана разболелась, и Урбан читал мне, пока я отдыхал, – ответил Эндрю. – Потом услышали шипящий звук, за ним – глухой удар. Мы спустились вниз, чтобы выяснить, в чем дело, и ничуть не удивились, увидев, что Уитни мертв. Он притронулся к реликвии, поэтому было только вопросом времени, когда проклятье Барзака настигнет его.

– Он умер, потому что ему не оказали своевременную помощь, – раздраженно возразил Бартоломью. – Если бы его сразу же вытащили из трубы, он бы не задохнулся.

– Значит, это должен был сделать Сетон, – возмутился Урбан. – Он пришел сюда первым. Когда мы спустились, он стоял над трупом Уитни, как ворон над падалью. А потом обвинил нас в том, что мы убили его, хотя это дело рук Господа.

– Господь, – пробормотал Бартоломью. – Поразительно, как часто Его обвиняют в том, что сделали люди.

Не обратив на него внимания, Эндрю повернулся к Майклу, который казался ему более благожелательным слушателем.

– Обещаю, что сделаю все, что смогу, дабы помочь в вашем расследовании, брат, хотя вы не отыщете земной причины смерти Уитни. Я останусь еще на три дня, но потом я должен уйти, или вам придется добавить больше имен к списку тех, кого настигла реликвия.

– Кармелит и его послушник лгут, – сердито сказал Сетон, расхаживая взад-вперед по комнате, которую делил со своим коллегой-францисканцем. – Уитни действительно интересовался реликвией, но это был чисто научный интерес – он являлся одним из ведущих специалистов нашего ордена в полемике о Святой Крови, поэтому само собой разумеется, что они распалили его любопытство, заявив, что у них есть такая вещь. Но он бы никогда не стал ее красть. Эта история просто абсурдна!

– И что же, по-вашему, с ним случилось? – спросил Майкл.

Сетон вздохнул.

– Это же очевидно. Урбан и Эндрю убили его, а теперь сочинили свою возмутительную сказку про древнее проклятье, чтобы замести следы. Вы умный человек, брат. Наверняка вы не попались на эту нелепицу?

– Я придержу свое решение до тех пор, пока не узнаю всех фактов. Что, Уитни именно для этого и прибыл сюда? Чтобы выяснить мнение самых великих умов Кембриджа по вопросу полемики о Святой Крови?

Сетон презрительно усмехнулся.

– Это вряд ли. Здесь нет ничего стоящего – хоть про Святую Кровь, хоть про что другое. Пока что наш визит обернулся печальным разочарованием.

Майкл сохранял ледяное выражение. Он терпеть не мог чужаков, принижавших его коллег, хотя сам делал это регулярно.

– А для чего вы здесь? Что именно вы изучаете?

– Ангелов – хотя я не понимаю, какое отношение это имеет к убийству моего коллеги.

– Ангелов, – задумчиво пробормотал Бартоломью. – Брат Томас из Пэкса здесь тоже для того, чтобы изучать ангелов.

– Он доминиканец, – пренебрежительно ответствовал Сетон.

– Значит, он ничего не знает об ангелах? – с любопытством спросил Бартоломью. – Если так, в этом Томасе есть нечто странное: он отлично разбирается в полемике о реликвиях крови, но очень мало знает о предмете, в котором, по его словам, специализируется.

Сетон пошел на попятный.

– Возможно, я несколько поспешил в выводах. Он при мне изучал некоторые труды, что, полагаю, не удивительно, учитывая, что он происходит из чужеземной школы.

– Расскажите, что случилось, когда вы нашли Уитни мертвым, – потребовал Майкл, больше думая о жертве, чем о неуместном в данном случае обсуждении научных знаниях приезжего ученого.

– Я гулял – точнее, искал Томаса. В это время дня его можно было найти в церкви святого Андрея, и я надеялся поговорить с ним.

– О чем это? – тут же спросил Бартоломью. – Вы только что признались, что считаете его интеллект ниже своего.

Сетон посмотрел на него так, словно тот и сам начал терять рассудок.

– Разумеется, ниже! Он иностранец, и даже не из цивилизованной страны вроде Франции или Испании, да в придачу доминиканец! Но я хотел его спросить, не знает ли он, где можно найти экземпляр «De dotibus»Гроссетеста. Хотя он здесь всего несколько дней, он уже знает, где что находится в библиотеках.

–  «De dotibus»не имеет отношения к ангелам – придрался Бартоломью. – Это короткий трактат о различных аспектах и свойствах воскрешения.

– Вы врач, а не теолог, поэтому нечего делать выводы о предметах, в которых просто не можете разобраться, – огрызнулся Сетон, раздражаясь все сильнее. – Само собой разумеется, ангелы относятся к вопросам, связанным с воскрешением. Кроме того, это вовсе не ваше дело, зачем мне потребовалась какая-то определенная книга.

– И что же, встретили Томаса? – спросил Майкл, подняв руку, чтобы помешать Бартоломью ответить. Дело не касалось смерти Уитни, и он не хотел тратить на это время.

– Нет, но когда вернулся, то увидел в зале Эндрю и Урбана, а Уитни был… – Он замолчал и пожал плечами.

– Значит, вас не было, когда умер Уитни? – уточнил Майкл.

– А что такое? А, та парочка заявила что-нибудь другое? Можете проверить мой рассказ, потому что в церкви святого Андрея меня видели. Я не знаю имен этих людей, потому что я здесь чужак, но я разговаривал с продавцом чернил и с троими францисканцами из аббатства в Кембридже. Они подтвердят, что когда Уитни убили, меня там не было.

– Что сказали Эндрю и Урбан, когда вы увидели их рядом с трупом Уитни? – спросил Бартоломью, гадая, кто же из них лжет. Кто-то явно лгал, потому что рассказы противоречили друг другу. Сетон был надменным и властным, Эндрю – глубоко убежденным в собственной добродетели и правоте, а Урбан – слепо преданным. Ни одному из них нельзя было верить.

– Ничего не сказали. Когда я увидел, что это Уитни, я обвинил их в убийстве; должно быть, слуга услышал, как мы ссоримся, и послал за вами. Что вы будете делать, брат? Вы не можете отпустить их, раз совершенно ясно, что они совершили смертный грех!

– Они никуда не уйдут без моего разрешения, – ответил Майкл. – Значит, вы утверждаете, что Уитни никогда не нападал на Эндрю и не пытался завладеть Истинным Крестом?

– Само собой разумеется, нет! Зачем он бы стал совершать подобное? И не говорите, что для продажи: мы францисканцы и не торгуем реликвиями вразнос! Это мы оставляем доминиканцам – если, конечно, они не уничтожают их в припадке праведного фанатизма. Но мы уходим от главного: эти два кармелита убили Уитни. Урбан запросто мог забраться на крышу и начать шуметь, чтобы привлечь внимание Уитни к камину. Когда он сунул туда голову, тот сбросил вниз камень, чтобы оглушить его, и он задохнулся.

– Вы говорили, что он не имел привычки заглядывать в каминные трубы, – напомнил Бартоломью.

Сетон вздохнул.

– Он мог заглянуть, чтобы выяснить, откуда исходят странные звуки. Любой бы заглянул. Но он был добродетельным, благочестивым человеком, которого жестоко убили, и ангелы не успокоятся, пока его смерть не будет отмщена. Я знаю ангелов и знаю, как они мыслят.

– Я тоже не успокоюсь, если сказанное вами правда, – пообещал Майкл, не давая запутать себя божественными соображениями. – Но зачем Урбану и Эндрю убивать Уитни? У них нет мотива.

– Есть, – возразил Сетон. – Разве они вам не сказали? Он собирался разоблачить их как шарлатанов; их и так называемый Истинный Крест.

– Как это?

– Логическим анализом. Он выслушал их рассказ – что реликвию забрали из Храма Гроба Господня после первого крестового похода и что ее проклял магометанин по имени Барзак. Но не существует ни единого письменного свидетельства о том что наша церковь когда-либо заявляла о наличии Святой Крови в Иерусалиме; если б она там была, ее бы перевезли в Рим или в Константинополь задолго до крестовых походов.

– Это доказать невозможно… – предупредил Майкл, считая предположение необоснованным, чтоб не сказать больше.

– Это доказать очень легко, – снова возразил Сетон. – Никакая кровь, в том числе и впитавшаяся в Истинный Крест, никогда не находилась в Храме Гроба Господня. Это ложь, придуманная алчными и безнравственными людьми. Вы видели пергаменты, которые якобы подтверждают подлинность этой штуки?

Майкл кивнул.

– Один совсем древний, и на нем печать епископа.

– Возможно, он и древний, – согласился Сетон. – Он подписан рыцарем по имени Джеффри Мэппстоун, который затем приложил печать епископа Дарема, так?

– Ну и что? – спросил Майкл, не совсем понимая, к чему тот ведет.

Сетон сделал нетерпеливый жест.

– А то, что епископом Дарема в то время был никакой не Мэппстоун, а человек по имени Ранульф Флэмберд. Флэмберд никогда не ступал на Святую Землю – мы знаем о его жизни из церковных отчетов – и потому никак не мог приложить печать к этому документу. А если бы реликвия была подлинной, неужели вы думаете, что ей бы не поклонялись в собственном соборе Флэмберда в Дареме? Но нет! Щепку Эндрю спрятали в непритязательном монастыре в Эксетере. Если вы посмотрите на это беспристрастно и хладнокровно, вы поймете, что вся история нелепа.

Бартоломью подумал, что он может оказаться прав. Имеется столько «истинных» частиц Истинного Креста, что на них можно распять целое войско. Эти частицы можно купить за пенни, хотя заявление, что одна из них пропитана Святой Кровью, делает всю историю несколько необычной. Однако если Уитни собирался объявить Эндрю и его помощника шарлатанами, а, возможно, и отнять у них соблазнительный дар для благодарного аббатства в Норвиче… да, мотив для убийства очень неплохой.

– Эти двое убили моего коллегу, – снова решительно повторил Сетон. Вдруг он наморщил нос и неодобрительно огляделся. – С того момента, как вы пришли, меня преследует рыбный запах. Вы его тоже ощущаете?

– Нет, – отрезал Майкл, потирая плечо.

– И что ты думаешь, Мэтт? – спросил Майкл, когда они с Бартоломью покинули общежитие святого Бернарда и направились к колледжу Михаила. Стемнело, хотя на западе летнее солнце еще окрашивало небо в розоватый цвет.

Летом многие работали в полях, за городом, собирая урожай, пока держалась хорошая погода. Впрочем, слишком много солнца тоже было плохо для урожая; зернохранилища оставались наполовину пустыми, и бедноте не хватит зерна на всю зиму. Улицы, по которым они шли, были выжжены солнцем, как обожженная глина, хотя из-за покрывавшего их, как ковром навоза, под ногами всегда было мягко.