Текст книги "Потерянный Ковчег Завета"

Автор книги: Тюдор Парфитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Извини, пожалуйста, но какой же ты настоящий коптский священник? Ты полицейский лизоблюд, который к тому же якшается с подозрительными вдовами.

– Кто ж спорит, эфенди? – ответил Дауд с самой очаровательной улыбкой. – Только они-то этого не знают. Они просто боятся, что Ковчег похитят евреи. Они думают, что Израиль хочет восстановить Храм и поместить там Ковчег. В соседней Эритрее полно израильтян и агентов Моссада, занимающихся всякими происками против Эфиопии; священники уверены, что они намерены похитить Ковчег из Аксума. Для пресечения даже выставили полицейский патруль. Я спросил – вправду ли у них есть подлинный Ковчег, и они ответили – есть. Тогда я спросил, почему о нем не упоминается в коптских документах.

На это они ответить не смогли. Потом я спросил, такой ли у них Ковчег, как можно увидеть в любой эфиопской церкви, и они сказали: «Да, точно такой же, но подлинный. Это единственное отличие».

Дауд почесал голову и состроил комическую недоверчивую мину.

– Уж я-то знаю, – продолжал он, – что в аксумском климате ничто, сделанное из дерева, сохраниться со времен Моисея просто не могло. Здесь не Египет. Может, мы так никогда его и не найдем, но в одном я точно уверен – в Аксуме его и не было. К тому же я знаю, что твой уважаемый коллега по Институту изучения Востока и Африки профессор Эдвард Уллендорф, по всеобщему признанию лучший в мире эфиополог, в 1941 году побывал внутри часовни при церкви Святой Девы Марии Сионской и видел их знаменитый Ковчег. Это пустой ящик не слишком большой древности. Все – фальшивка. Чушь.

Я кивнул. Мне доводилось слышать подобные высказывания Уллендорфа в профессорской университета.

– Если Ковчега тут никогда не было, то откуда такое множество легенд? – спросил я.

– Именно. И я так подумал. Потому и предложил вам сюда приехать – как знать, вдруг его здесь держали. Или провозили сюда. А теперь, что бы там ни говорили, изучив столько документов, я знаю: предположение о том, что Ковчег Завета находится в Аксуме, не подтверждается ни одним серьезным источником. Здесь я побывал, все посмотрел. Нужно искать в других местах.

Следующие несколько дней мы с Даудом ездили по деревням близ Гондэра, в которых жили до отъезда в Израиль фалаша. Кое-кто из них еще оставался в Эфиопии в надежде когда-нибудь уехать в Израиль, но не в силах порвать соединяющие их с родной страной узы. Я повсюду расспрашивал эфиопских евреев о связанных с Ковчегом легендах. Одни рассказывали, что Ковчег привезли из Египта через Асуан и нильский город Сеннар. Другие – что они потомки иудеев, которые вывезли Ковчег из Иерусалима во времена царя Соломона. Подобных историй я наслушался много, но достоверной информации в них почти не было. Никто и понятия не имел, где теперь находится Ковчег.

Хотя фалаша признаны одним из пропавших колен Израилевых, переселившимся в Эфиопию несколько тысяч лет назад, – возможно, через Египет, возможно, через южную Аравию, – некоторые современные ученые, такие как, например, Стив Каплан из Еврейского университета, полагают, что фалаша имеют эфиопское происхождение и изначально – христиане. Теперешняя же их религия сформировалась в результате своеобразного общественно-политического положения в средневековой Эфиопии. Желая создать более четкое разграничение между своей этнической группой, говорящей на диалекте агау, и говорящим на ахмарском языке большинством, фалаша объявили себя детьми Израиля. Они отказались от христианской составляющей своей религии и приняли некий особый вид иудаизма. Подтверждений эта гипотеза не имеет, и другие, не менее компетентные ученые, такие как Эмануэла Тревисан-Семи из Венецианскою университета, имеют совершенно иную точку зрения. По их мнению, фалаша когда-то действительно вышли из израильской земли. Если последнее предположение верно, то, вероятно, верны и утверждения фалаша, что появление Ковчега на африканской земле не обошлось без них.

Те немногие представители фалаша, с которыми я встречался в Эфиопии, рассказали мало. Возможно, их предки и сыграли какую-то роль в истории Ковчега, но доказательств тому я не обнаружил. Я довольно хорошо изучил литературу по истории фалаша. Среди сотен статей и десятков книг, проштудированных мной в библиотеке Института изучения Востока и Африки, чье собрание литературы по Эфиопии – одно из самых полных в мире, ни одна не помогла мне в поисках Ковчега. Фалаша – интересный вариант, но никаких реальных подтверждений этой гипотезе не нашлось.

Помимо фалаша, в Эфиопии существует несколько других народностей, чьи верования схожи с иудейскими; они столь же твердо, как и фалаша, верят, что именно их предки привезли Ковчег в Эфиопию и по сей день его хранят. Одна из таких народностей – малоизвестное племя кемант, проживающее в основном к западу от озера Тана – от гор Сымен до пыльных суданских равнин. У них необычные религиозные традиции, похожие на иудейские, и собственный язык. Мне захотелось самому послушать, что говорят о Ковчеге легенды народности кемант.

С самого приезда в Эфиопию меня постоянно мучила сильнейшая боль в ухе. Как-то раз, в Гондэре, в сопровождении Дауда, – он опять облачился в одежду коптского священника, и на шее у него, как обычно, висел большой золотой крест, – я зашел в аптеку, попросить какие-нибудь капли. Пока аптекарь закапывал мне в ухо, я напомнил Дауду, что мне хотелось бы познакомиться с кем-нибудь из племени кемант.

Аптекарь по имени Ато Нэга Гэта аккуратно положил пипетку и, взволнованно всплеснув руками, с неожиданным пылом заключил меня в объятия. Как он объяснил, у него бывают озарения. Всю жизнь с ним случаются сильнейшие озарения. Самое главное озарение: он должен спасти свой народ от культурной и религиозной деградации. И он собрался спасти от вымирания культуру, религию и язык своего народа. А его народ – кемант.

По словам Ато Нэга Гэта, народность кемант насчитывает сегодня около ста пятидесяти тысяч человек. Однако язык кемант умирает, и сегодня только один процент представителей кемант исповедует веру предков и говорит на их языке.

Никаких шансов унести ноги у нас с Даудом не было. Не каждый день Нэга Гэта попадались люди, которые интересуются народом кемант. Он усадил нас и, глядя выпученными глазами, предложил выпить с ним эфиопского кофе – бун. Симпатичная помощница смолола зерна, потом в задней комнате приготовила на маленькой угольной жаровне кофе. На угли она положила кусочек благовония, и вскоре комната наполнилась ароматами кофе и ладана.

Кофе разлили в фарфоровые чашечки и подали к нему маленькие тарелочки с арахисом и жареным ячменем. В бун добавляют не сахар, а соль. Пока мы пили три положенные чашки (выпить меньше – грубое нарушение приличий), Нэга Гэта рассказывал нам, что знал, об истории народа кемант. У них, как и у евреев, существуют весьма строгие пищевые ограничения; дозволенных животных следует забивать с особым ритуалом, как у евреев, и приносить в жертву Богу соответствующие части.

У кемант есть священные рощи, дэгэнья, в которых они и отправляют свой культ. Аптекарь пояснил, что эта традиция описана в книге Бытия, там, где говорится о патриархе Аврааме, насадившем рощу при Вирсавии и призывавшем там имя Господа. У них есть священник, называют его «уамбар» – когда-то он был и светским, и духовным главой племени. Согласно традиции, родоначальник племени кемант Анаер – внук Ханаана, сына Хама, сына Ноя – пришел с севера на озеро Тана (большое озеро недалеко от Гондэра) и по пути повстречал родоначальника фалаша. Обе этнические группы считают, что их предки пришли из Иудеи.

Все эти увлекательные истории, понимал я, могут запросто привести к каким-то новым сведениям о Ковчеге. Сотни людей изучали фалаша, их легенды, но вряд ли кто когда-либо изучал кемант. Тут открывались практически нехоженые земли. Я разволновался и договорился встретиться с Нэга Гэта на следующий день.

Утром мыс Даудом пришли в аптеку. Нэга Гэта опять закапал мне в уши лекарство и предложил кофе.

– Не нужно мне твоего кофе, – заявил Дауд. – Настоящий коптский кофе, который пьют у нас в Египте, совсем не такой. Он у нас сладкий и вкусный.

Нэга Гэта расстроился и отправился на поиски помощницы. Через несколько минут она явилась, и Дауд по-ахмарски объяснил, как готовить для него кофе. Никаких благовоний, никакой соли и побольше сахару. Очень много.

Когда мы допили третью чашку, Нэга Тэта повел нас на улицу.

– Хочу показать вам дэгэнья, – шепнул он в мое здоровое ухо. – А отец Дауд может остаться в городе. Здесь очень много церквей, ему понравится.

Я сказал, что Дауду так же, как и мне, не терпится посмотреть священные места кемант. Огорченный Нэга Гэта провел нас к своему старенькому автомобилю и повез в места проживания кемант. Поросшие лесом холмы, которые тянутся от озера Тана на запад до суданской границы, – одно из красивейших мест в мире.

– Священная земля, – произнес Нэга Гэта. – Священная земля праведного племени кемант.

Примерно через час, съехав на обочину, он остановился и сообщил, что самое священное место на этой священной земле – главная дэгэнья – находится на вершине близлежащей горы.

В молчании шагали мы по земле, не имевшей никаких признаков святости, зато явно помнящей гражданскую войну, что бушевала здесь с 1974 по 1991 год. Нэга Гэта вел нас вверх по очень крутой тропе, к самому, по его словам, высокому месту своего народа, в священную рощу племени кемант. Поднявшись на вершину, мы остановились, чтобы полюбоваться открывшимся со всех сторон замечательным видом. Мы запыхались; пока мы отдыхали в тени деревьев, я спросил у аптекаря, известно ли ему о Ковчеге Завета. Он ответил, что много лет назад кемант привезли его с собой из Иерусалима. Я промолчал и с волнением ждал продолжения.

– Христиане амхара говорят, что это они привезли Ковчег, и то же самое говорят и фалаша. Но привезли его мы. Мы, люди кемант. Мы много о нем знаем. И он до сих пор у нас, – загадочно сказал Нэга Гэта. Его выпученные глаза бегали по сторонам, руками он гладил ствол дерева. – Ковчег – здесь! – вдруг выкрикнул он, ударив другой ствол.

Тут Дауд раскашлялся и никак не мог остановиться. Он отошел к другому концу рощицы, спрятался за камни и повалился на землю, одолеваемый, как я понял, сильнейшим приступом смеха.

Нэга Гэта поинтересовался, здоров ли Дауд. Я молча поднял брови.

– Он ведь коптский священник, да? Они все такие грязные, и пахнет от них плохо. Лучше бы ему держаться подальше от наших священных предков. – Он указал на деревья.

И Нэга Гэта объяснил: деревья – не просто деревья. Это, конечно же, еврейские патриархи. А то, которое он гладил, – Ковчег Завета.

– Сущность Ковчега – в дереве. Ведь он из него и сделан. Буквально. Из дерева.

– Хм… Не уверен что я верно понял. Но это в любом случае не акация, – с улыбкой заметил я. – А Ковчег был сделан из акации.

– Согласно верованиям кемант, – вздохнул мой собеседник, – деревья и вообще древесина легко преобразуются во что-то другое. Так же как и другие предметы легко преобразуются в дерево и деревья. Например, вода и коровий навоз могут превратиться в свою противоположность. Как и все в нашей жизни. Любовь может обернуться ненавистью. – И он одарил меня мудрой улыбкой.

Дауд взял себя в руки и, прихрамывая, вернулся к нам. Услышав последние слова Нэга Гэта, он прислонился к дереву и заговорщицки мне улыбнулся.

– «Изучив тьму и свет по их общему голосу, – пробубнил он, довольно противно изображая африканский акцент, – мы заключаем, что две противоположности – едины».

Не обращая на него внимания, я продолжал расспрашивать аптекаря, который уже явно был сыт по горло моим коптским приятелем.

– Какую именно роль сыграли кемант в истории Ковчега? – торопливо спрашивал я. – Вы привезли его из Иерусалима. А что случилось потом? У вас есть какие-нибудь легенды о том, где он спрятан?

– Наш предок Анаер пришел к озеру Тана с севера, из Иудеи, и по дороге повстречал фалаша. Они вместе понесли святой Ковчег. Потом наши предки пришли к этой горе.

– А Ковчег?

– Спроси сам у наших предков, – с улыбкой ответил Нэга Гэта. – Зачем спрашивать меня? Спроси у них самих. Вот же они! – И он указал на деревья, что раскачивались у нас над головами. – Вот патриархи! Вот Моисей. – Нэга Гэта похлопал по стволу дерева, похожего на гигантское дерево манго. – Вот Аарон, – объявил он, – награждая сильным шлепком другой ствол. – А вот – Ной. Поговори с ними, открой им сердце, открой душу и внимательно слушай, что они скажут.

Я закрыл глаза и стал слушать. В голове у меня раздавались какие-то невнятные удары – видимо, давал себя знать крутой подъем в гору и, возможно, больное ухо. Кажется, бормотал Дауд. Я изо всех сил пытался сконцентрироваться на мыслях о Ковчеге. Я вспоминал все, что прочел о нем или слышал. Думал о том, как развеять окружающую его тайну. Но слышал я только карканье ворон и шорох листвы, шевелимой легким теплым ветерком, веющим с безводных равнин Судана.

По дороге к автомобилю я спросил Нэга Гэта, что говорят о переселении племени кемант в Эфиопию народные предания.

Он ответил, что кемант пришли с севера, двигаясь из Египта вверх по Нилу, и шли через Сеннар. Фалаша последние двести лет тоже периодически заявляли, что пришли из Израиля через Сеннар.

Город Сеннар расположен на Голубом Ниле, недалеко от эфиопской границы.

Вероятно, при очень ясной погоде его видно оттуда, где мы стояли. Его окрестности, также называемые Сеннар, образуют треугольник между Белым и Голубым Нилом.

Возможно, в прошлом здесь прижилось христианство, затем ислам; в Средние века на этих территориях сформировалось несколько развитых государств, в частности государство народа фунг. Несомненно, удивительное смешение религиозных традиций, существующее в приграничных областях Эфиопии, взросло на удобренной множеством верований почве суданских равнин.

Здесь, отметил я, есть знаменательное совпадение: племя лемба, живущее на другом конце Африки, тоже считает, что предки его пришли из Иудеи через затерянный город Сенна – название, которое звучит почти так же, как Сеннар. Интересно, имеется ли тут какая-то связь? Возможно, сходство этих двух названий даст ключ для моих поисков.

Поздно ночью я сидел на террасе гостиницы «Гоа». Эфиопия изобилует легендами: все наперебой заявляют, что именно они привезли Ковчег. Однако толку от легенд мало. Я поговорил с человеком, который знает легенды кемант лучше кого бы то ни было, но без всякой пользы. Племя кемант можно исключить из поисков. А вот с фалаша дело обстоит иначе: дальнейшее изучение этой необычной этнической группы, кажется, даст мне какую-нибудь полезную информацию.

Самый многочисленный народ Эфиопии – амхара – верит, что царица Савская, правительница Эфиопии, приезжала к Соломону и забеременела от великого царя. Через некоторое время их сын Менелик, первый негус Эфиопии, похитил у Соломона Ковчег. Для христиан-амхара миф о Ковчеге – основополагающий миф; ни у одного другого народа в мире он не имеет столь большого значения.

Есть ли у этих мифов историческая основа? В арабском фольклоре царицу Савскую называют Балкис и относят к доисламскому южноаравийскому царству Саба (Сава). Никаких доказательств существования царицы Савской нет. Однако ее предполагаемый союз с Соломоном породил множество легенд по всему миру. В их эфиопском варианте история Ковчега и сама его сущность искажены. Ковчег в них превратился в христианский алтарь с изображением крестов. Его использовали для совершения христианских таинств. Он стал чем-то простым, привычным, безопасным и не похожим на Ковчег Моисея. Превратился в то, чем никогда не был.

Итак, нет никаких признаков того, что предмет, хранимый в церкви Девы Марии Сионской в Аксуме, относится к глубокой древности или каким-то образом связан с подлинным Ковчегом или Ковчегами. Напротив, я убедился, что он не имеет с ними ничего общего.

Априори ясно – описанный Абу Салихом предмет, христианский Ковчег, равно как и нечто, упомянутое более поздними гостями Аксума, – вовсе не то, что я ищу. Это не Ковчег.

9

ГРОБНИЦА ПРОРОКА ХУДА

– А вот Моссад так не считает, – заметил Рувим.

После поездки в Эфиопию я позвонил из Лондона Рувиму. Мои выводы он принял неохотно. Даже, мол, израильские разведслужбы и те уверены, что Ковчег в Эфиопии.

Но я-то ничуть не сомневался: эфиопская версия – пустышка.

Через несколько недель, встретившись с Рувимом в его лондонском клубе, я выложил свои аргументы в пользу того, что в Эфиопии Ковчега нет и никогда не было, а если и был, то очень недолго.

Рувим покачал большой головой и вздохнул:

– Мне эфиопская версия нравится, но, наверное, ты должен полагаться на свой нюх.

И я положился на свой нюх и оказался в пустынях южной Аравии.

В октябре 1995 года, через несколько месяцев после поездки в Эфиопию с Даудом, я изучал жизнь йеменских евреев Хадрамаута – замечательной системы долин, которые тянутся через Руб-эль-Хали – «Пустое место» – великую Аравийскую пустыню в южной части Йемена. Там я неожиданно наткнулся на решение одного важнейшего вопроса, очень долго меня занимавшего.

Поначалу мне казалось, что происходящее не связано с моими поисками Ковчега, но в нужный момент эти события дали мне важнейшую путеводную нить, которая и помогла в расследовании. Дело касалось южноафриканского племени лемба; я изучал его с перерывами уже много лет. Когда я жил в хижине Севиаса, в селении лемба в Зимбабве, Севиас и его друзья часто повторяли легенду о том, как их племя пришло из некоего места «на севере», за пределами Африки, под названием Сенна. Лемба считают, что у них израильские корни. Они покинули Израиль и поселились в месте под названием Сенна. Потом они ушли из Сенны, «переплыли Пуселу», и человек четырнадцать добрались до Африки, где для них наступило благоденствие, и тут, в нескольких местах, они заново выстроили Сенну.

«Мы пришли из очень далекого места, называемого Сенна, – говорится в одной из легенд, – с другого берега моря. Мы переплыли Пуселу. У нас была большая лодка. Нас едва не погубила страшная буря. Лодка разбилась пополам. Семь человек ушли на север или погибли, а другие семь поселились в Африке».

Я обнаружил, что в работах арабских географов раннего Средневековья упоминается город на восточном побережье Африки. Назывался он Сайвун или Сейюн, то есть созвучно названию «Сенна». Располагался Сейюн недалеко от средневекового города Софала, в районе современного города Бейры на побережье Мозамбика, то есть далеко на юге восточного побережья Африки.

В настоящее время ни от Софалы, ни от Сейюна не сохранилось следов, кроме огромных куч почерневших камней на терзаемом волнами побережье. Что интересно, название «Сейюн» соответствует арабо-иудейскому названию «Сион». Лемба просили меня найти их затерянный город Сенна, лежащий за морем, на севере. Выяснить все про Сейюн – вот был мой отправной пункт.

Существует город под названием Сенна – на реке Замбези, которая впадает в Индийский океан неподалеку от того места, где, как я думал, и стоял когда-то Сейюн. Эта Сенна в течение нескольких веков была перевалочным пунктом и упоминается португальцами начиная с шестнадцатого века. Я не сомневался, что Сейюн на побережье и Сенна на Замбези – города из преданий лемба. Лемба, по их словам, пришли внутрь материка с побережья или с Замбези и, прежде чем рассеяться по просторам Южной Африки, построили еще один город; жили они тем временем небольшими группами среди других племен. Однако пока я не попал в Хадрамаут, я понятия не имел, где искать подлинный затерянный город племени лемба.

– Этот город я ищу уже восемь лет, – сказал я.

Дело было осенью 1995 года; я находился в городе Тариме в Хадрамауте, в доме муфтия, высшего духовного лица города. Я беседовал с одним из гостей, седобородым шейхом по имени Абдул Рахман Карим Аль-Маллахи; он поэт и драматург и страстно увлекается историей мореплавания у арабов.

В мафрадж – гостиной – стояла духота. Резные ставни защищали комнату от белого слепящего света, но не от жары. Мы сидели на полу, на разложенных по всей комнате подушках; сыновья муфтия принесли нам веера из волокон рафии, холодную воду, чай. Мы только что пообедали: мясо козленка с рисом, приправленное карри, и салат из бананов, помидоров и лука. Я рассказывал хозяину и шейху Абдулу о племени лемба. Рассказал об их иудейских обычаях, о семитских родовых именах, а еще – что они пришли из места, называемого Сенна, но этот затерянный город я так и не смог найти.

И тут последовал один из редчайших и самых волнующих моментов – момент научного открытия!

Шейх Абдул произнес:

– Вы искали это место много лет, и вот – иншаллах! – нашли!

Я, раскрыв рот, смотрел на него. Шейх встал – на нем колыхнулся белый халат – и, возвышаясь надо мной, широко улыбнулся, а потом слегка обнял меня.

– Вы его нашли. Отсюда до него всего несколько часов.

Шейх попросил у хозяина карту; старый муфтий медленно поднялся с подушек и, прихрамывая, пошел в угол, где стоял арабский кожаный ларец, окованный медными полосами. Он вынул из ларца старинную выполненную от руки карту и разложил передо мной.

– Вот здесь Сенна. – Шейх указал на место у восточного конца вади. Вади – высохшее русло или долина реки.

– Я искал это место на сотнях карт, – возразил я, – и ничего не нашел.

– Теперь там совсем небольшое селение, – пояснил шейх Абдул. – Но около тысячи лет назад, до того как прорвало большую плотину, то был очень большой город.

Шейх рассказал, что жители восточного конца вади всегда пытались спастись от бедности, войн и голода в Африке.

– С земель, что к западу от Тарима, люди отправлялись на восток – в Сингапур или Индонезию и отплывали из Адена или Мукаллы. А с востока переселялись в Африку. Туда, по причине приливов и ветров, удобнее было отправляться из Сайхута, который находился неподалеку от Сенны; а из других портов удобнее было отплывать на восток. Сенна была, без сомнений, очень важным городом. Вы все сами увидите – завтра мы вас туда отвезем.

На следующий день разболтанная «тойота-лендкрузер» везла нас вдоль вади к Сенне. Шейх Абдул Рахман Карим Аль-Маллахи хотел, чтоб я увидел это место собственными глазами. То был один из самых волнующих и значительных дней в моей жизни. Я нашел мой затерянный город! Кажется.

Такой суровой и незабываемой красоты, как здесь, я нигде не встречал. Сенна меня потрясла. Я возликовал. Из головы у меня не шло, что для лемба это место, куда они надеются попасть после смерти. Тот самый город, который меня просили найти профессор Мазива и мои друзья-лемба. Здесь – ключ к их истории. Здесь и кульминационный момент поисков, длившихся много лет. Конечно, я не имел абсолютных доказательств, что это именно тот город, но кусочки головоломки складывались отлично. Мое доказательство было случайным… но все равно чертовски убедительным.

Город примыкает к морю и к развалинам средневекового Сайхута, он расположен у кишащего акулами южного побережья Йемена, у русла реки Масила. От названия «Масила», рассуждал я, могло произойти «Пусела» («Мы ушли из Сенны, мы перешли Пуселу»), которое в противном случае вообще не имеет смысла.

Я обратил внимание, что очень многие родовые имена у племен, проживающих в Йемене поблизости от Сенны, тождественны родовым именам лемба. А родовые имена лемба очень своеобразны, они не африканского, а семитского происхождения. Такие имена, как Хамиси, Садики, Сереман, Мхани, нередкие среди семейств лемба в Южной Африке, встречаются и здесь, в Хадрамауте. Кроме того, близость Сенны к Сайхугу означает, что попасть из Сенны в Африку было не так уж трудно. По словам шейха Абдула, большая арабская дау – если муссоны дуют в нужном направлении – дойдет от Сайхугадо побережья Мозамбика за две недели или около того.

Через три дня после поездки в Сенну вместе с шейхом Абдулом и муфтием я отправился в долину один. Мне хотелось поговорить с муктаром (правителем) Сенны, попытаться узнать что-либо о переселении людей из этого региона.

На муктаре была безупречно чистая фута – юбка, состоящая из обернутого вокруг талии куска ткани, на плечах – платок. Волосы и борода были выкрашены хной в тускло-красный цвет. Приветственно выкрикивая «Ахлан! Ахлан!», он повел меня в мафрадж на втором этаже крепкого саманного дома. Рассказывая о своей семье и доме, муктар, чтобы я лучше его понял, говорил на классическом арабском языке, а не йеменском диалекте, который я знаю плохо.

Гостиная была украшена скорлупой страусовых яиц, саблями, изогнутыми кинжалами джамбийя и фотографиями замка муктара, разрушенного во время одного из постоянных межплеменных конфликтов, которые веками отравляют жизнь Хадрамаута.

Хозяин хлопнул в ладоши и крикнул по-английски: «Принесите англичанину попить!»

Угрюмый юнец принес глиняный кувшин с водой и несколько стаканов. Муктар любезно представил его как своего раба и предложил мне познакомиться с молодой девушкой, которая с растерянным видом сидела в уголке, теребя бахрому платка. Это, сообщил хозяин, местная блудница.

За угощением, состоявшим из имбирного чая, фиников и винограда из его сада, муктар выслушал мой рассказ о племени лемба.

– Раз у них такие имена – Садики, Мхани, Сереман, – рокотал он, – эти лемба – из нашего народа. Люди у нас часто уходили к восточному побережью Африки, а то и в глубь материка, как эти лемба. Если бы они остались здесь – умерли бы от голода. Они спустились по Масиле к Сайхуту и отплыли из порта на каком-нибудь судне. Сотни лет назад тут были большие каменные плотины. Когда плотины прорвало, мы уже не могли задержать воду, стекающую с гор Йемена. И Сенна стала умирать. А раньше это был большой город. Сейчас – сами видите. Так что передайте от меня людям племени лемба: когда они вернутся – если будет на то воля Аллаха! – мы с радостью их примем. Ахлан вайсалан!

В течение следующих нескольких дней я обнаружил, что в Сенне есть много обычаев, явно родственных обычаям лемба. Однако местные традиции, одинаковые имена родов, древнейшие развалины каменных плотин Сенны – далеко не все, что помогло мне в изучении истории лемба.

В доисламскую эпоху в Химьяре (там, где сейчас находится Йемен) существовало иудейское государство, которое простиралось до земель у самой Сенны. В те времена это было единственное в мире иудейское государство. Химьяр – эльдорадо Древнего мира – невероятно разбогател благодаря торговле ладаном и миррой, неотъемлемыми атрибутами религиозных отправлений древности.

Согласно арабским источникам между 518 и 523 годами нашей эры трон в Химьяре захватил некий Зу Нувас. В тот период эфиопам принадлежали большие территории в южной Аравии. Зу Нувас уничтожил эфиопские христианские военные поселения, в частности Наджран, на месте которого проходит теперь граница Саудовской Аравии. Изгнав христианство из своего мира, он и вся его знать приняли иудаизм.

В те времена существовали тесные связи между Химьяром и еврейской общиной бывшего Израильского царства, а также евреями, проживавшими на Аравийском полуострове. Как известно, во времена смерти пророка Мухаммеда, около 632 года, в Хадрамауте жили еврейские племена, и обитали они там как минимум до конца пятнадцатого века, пока их окончательно не вытеснили. Евреи сохраняли связи и с землей Израиля, и, конечно, с расположенными в пустыне еврейскими городами-оазисами. Присутствие евреев в близлежащих землях и в самой Сенне – аргумент в поддержку утверждения лемба об их израильских корнях.

Во время этой поездки, когда я обнаружил затерянный город лемба – в чем почти не сомневался, – я побывал еще и в знаменитой мусульманской библиотеке Аль-Акаф. В ней, как говорят, хранится больше трехсот древних исламских рукописей, которых нет больше нигде в мире, а таких, которые есть и в других местах, – сотни. Аль-Акаф – отличное место для поиска неизвестных трудов о связях между иудеями и мусульманами. Мне пришло в голову, что эта библиотека может очень пригодиться для задачи Рувима – отыскать мусульманские тексты, которые примирят мусульман и евреев.

Через несколько недель после возвращения в Лондон я позвонил Рувиму и рассказал про библиотеку. Он сильно заинтересовался и стал требовать, чтобы Дауд сложил чемодан и отправился в Йемен, изучать тамошние собрания рукописей. Дауд с радостью подчинился. Узнав, что Дауд отправляется в Йемен, я решил организовать себе небольшую экспедицию; когда я сообщил об этом Рувиму, он, несмотря на данное Кларе обещание не ездить в опасные места без нее, решил присоединиться к нам.

Пока Дауд занимался предварительными исследованиями в различных библиотеках Саны, столицы Йемена, мы с Рувимом взяли напрокат автомобиль и отправились из этого высокогорного города в вади Хадрамаут. Я хотел рассказать о последних находках и поделиться смутными соображениями насчет поисков Ковчега.

Мы ехали по вади, а у края долины в жарком мареве дрожали пальмы; на полях с люцерной работали женщины в черных балахонах и высоких соломенных шляпах.

Река, орошающая поля, сады и пальмовые рощи вади, течет под землей из гористой части Йемена до древнего города Тарима. Дальше вади Хадрамаут называется вади Масила, и река течет большей частью на поверхности, через Сенну к морю.

Здешние места очаровали Рувима своей красотой, а я никак не мог позабыть, что Усама бен Ладен родом отсюда и что здесь один из главных центров исламского экстремизма.

Раньше такие мысли меня не посещали. В течение месяцев, проведенных в Йемене, я считал его самым гостеприимным местом. Местом, где уж точно никак не ограбят и вообще не обидят чужеземца. Однако времена меняются. В предыдущие месяцы здесь похитили нескольких иностранцев; а в самых недоступных частях страны, например самых глухих частях Хадрамаута, живут почти вне закона небольшие группы мусульман-радикалов.

В Тариме триста шестьдесят мечетей и множество дворцов, выстроенных из саманного кирпича на средства, полученные Хадрамаутом от торговли с такими странами, как Сингапур. Город прячется за глиняными стенами с эффектными башенками и надвратными сооружениями. Здесь ислам почитают больше, чем где бы то ни было в мире.

Мы ехали по пыльным городским дорогам к «Каср Аль-Кубба» – старой, но уютной гостинице на окраине города, окруженной пышными садами и пальмовыми рощами, бывшему дворцу здешних военачальников.

Одновременно с нами в гостиницу приехали из столицы двое угловатых мужчин с тусклыми глазами; они немедленно растянулись в тени под кустами и стали жевать кат – листья кустарника из семейства бересклетовых, легкий наркотик. Пока наркотик действовал, вид у них был радостный и оживленный, зато к вечеру запас листьев иссяк, а в Хадрамауте кат не достать.